Коул Аллан. Возвращение императора

   – А как насчет интересующей меня операции?
   – Он виновен в точности в той мере, в какой утверждал. Любопытно, как точно он проанализировал Чаппеля без формального обучения и сумел безошибочно затронуть нужные струны. Сулламора был его нанимателем и тем, кто платил. Это все.
   – И больше ничего? Ни одной замусоленной записочки, которую ему случилось увидеть через плечо Сулламоры? Неужели ничего нельзя найти, Рикор?! Только одну вещь. Весь Совет был навеселе и хором пел песню: "Мы на радостях завоем, лишь когда твой гроб закроем, наш дорогой В.И.!" Или что-нибудь подобное.
   – Ничего. Я, конечно, понимаю. Трибунал есть Трибунал. Его свидетельства не могут служить обвинению в классическом суде.
   Махони попытался сыграть бодрячка:
   – Ну это, правда, не то, на что я надеялся, но все равно полезно. Вы все из него выкачали?
   – Больше нечего.
   – Дьявол...
   – Не вешайте носа, Ян. Вынайдетеружье, которое стреляет. Венлоу сказал, что дал Сулламоре несколько советов. Не оттого, что беспокоился, сами понимаете, а потому что хотел удостовериться, что получит в итоге свой гонорар. Он предупредил Сулламору, чтобы тот не делал попыток «двоить кресты», то есть чтобы сам он был осмотрителен. Сулламора ответил что-то насчет того, что подстраховался.
   – Этого мы никогда не найдем. Если он и построил для себя прикрытие, Тайный Совет перетрясет все его имения, обшарит банки, офисы и его друзей. Они найдут это прикрытие. Мы – нет, даже если оно действительно существует.
   – Бодрее, Ян! Хотите, одарю вас драгоценным перлом шутки. Ее рассказал мне Алекс Килгур, когда вернулся.
   – Нет. И не просто "нет", а грубо: "НЕТ!" Прекрасно знаком с шутками Килгура, благодарю вас. Когда я их слышу, мне становится только хуже. И если вы все-таки ее расскажете, я пропал. Самая ужасная вещь в приставке "экс" к титулу "маршал" состоит в том, что вы не можете никому пригрозить военным судом.

* * *

   Попытка узнать, что случилось вечером того дня, когда Тайный Совет решил насладиться спортом и посетить матч по гравиболу с участием "Рейнджеров" и "Синих", оказалась – ну, если не сказать, простой, то на удивление безопасной. Стэн сдержал клятву по возможности не поручать Хейнз доведение расследования до конца.
   Первым делом требовалось найти подходящее вторичное прикрытие для беспрепятственного задавания вопросов, связанных с Тайным Советом. Хейнз и Стэн такую "крышу" придумали.
   Убийство (и это сейчас было хорошо), как известно, не признает границ и рамок времени. Так вышло, что в ночь, интересующую Стэна, оказалась убитой одна женщина. Подозрение пало на ее приятеля, который исчез. Недавно он попался по другому обвинению на полпути отсюда до границы Метрополии, и недремлющая полиция обнаружила, что он подозревается еще и в том убийстве.
   К несчастью (это была уже выдуманная часть истории), у подозреваемого оказалось алиби. Он, мол, работал в ту ночь барменом на подмену на частном приеме у Ловетта.
   Хейнз произвела корректные вызовы свидетелей. И снова Стэн порадовался, что Лайза была действующим полицейским – то, что начальник полиции участвует в расследовании, не вызывало поднятия бровей.
   Ловетт, очевидно, рассматривал не только арену и декорацию частного приема в качестве неизбывного источника легальности, но и всю нанятую для этого обслугу считал безгранично преданной ему. Метрдотель, например, работал у него свыше тридцати лет. Он был рад сотрудничать со следствием – в особенности, когда, будучи законопослушным существом, чуть не лопнул от возмущения, услышав об алиби мифического субъекта.
   – Оставьте его слова для недотеп, – хмыкнул он. – Видать, этот тип хотел сказать, что обслуживал какой-нибудь пролетарский пивбар на самом стадионе, но не апартаменты. Там работали только постоянные служащие, а уж особенно в ту ночь.
   – Вы уверены?
   – А как же? – удивился метрдотель. – Самый крупный матч за десятилетие, присутствует – шутка сказать! – Тайный Совет всеми собственными персонами. Но мне не понадобился обычный состав – их всего было на вечере шестеро, персон этих. Ни помощников-секретарш, ни даже охраны. Так что в тот вечер нас работало всего четверо – Март'нес и Эби за стойкой, Вэнс бегал, если что-то требовалось с кухни. Они и не ели-то в тот вечер как следует, даже Краа. Простите, пожалуйста, последние слова не записывайте, пожалуйста, ладно?
   Хейнз обнадежила его – обещала, что не будет.
   Человечек сказал, что был бы счастлив посмотреть лжецу-убийце в глаза на суде, на что Хейнз ответила – сомневаюсь, что в этом возникнет нужда; других свидетельских показаний вполне достаточно, просто необходимо проверить неувязанный конец.
   Затем она спросила словно невзначай:
   – Должно быть, вас дрожь пробирала – находиться поблизости от таких властелинов...
   – Да нет, – ответствовал метр. – Как-никак, Ловетт и раньше проводил приемы с участием важных персон. Конечно, во сто раз менее масштабные, чем устраивал его отец. Гостей приглашал совсем немного и очень редко; он ведь так занят, управляя всем. Раз или два с тех пор... с тех пор, как убили Императора. Я считал себя человеком невпечатлительным. Оказалось, не так. Лучше бы мне не быть таким честным, право.
   – Почему?
   – Если бы я не знал, что стану после этого кандидатом в покойники, бьюсь об заклад, что выступил бы с интересной байкой о том, что происходило в тот вечер: один из них попросил моего совета или хотя бы идеи, как провернуть одно дело поглаже. Но я не хочу так скоро становиться мертвецом, и ничего подобного не будет. Сами догадываетесь, у них было кое-что важное для обсуждения. Они совсем не следили за матчем, я видел. Когда кто-то из них хотел пить, он сам выходил. А я сидел в задней комнате и смотрел игру на экране – удивительное дело! Обычно на подобного рода событиях я бывал так занят, бегая взад и вперед все время, что приходилось смотреть игру на следующий день в записи.
   Хейнз улыбнулась и выпроводила метрдотеля из кабинета, а затем спустилась на несколько этажей туда, где в заботах сидел бедный сэр Браун, занявший на время крошечный кабинетик, в котором он, подобно червю, зарывался в архивы в очередной бесплодной попытке доказать, что Розмонта больше нет среди живых.
   Стэн некоторое время переваривал информацию.
   – Дела у них... Подлые дела. Без помощников... Советник – повар. Это – то самое собрание, которое я искал.
   – Но документы, Стэн? Свидетелей-то нет.
   – Думаю, не совсем так. Самое главное – то, что состоялось деловое совещание. Они уехали... и, наверное, забрали свою охрану. Без вычеркиваний из электронного интеллекта... А с тех пор апартаментами почти не пользовались... Так. Лайза, подруга юности моей, у тебя найдется четверка мускулистых парней, которые согласились бы оказать услугу – не насилие, так, маленькое отступление от закона – и никогда никому не говорить об этом? Все должно быть чисто – я не хочу, чтобы на тебя пал удар. Если трудно, я сам найду исполнителей.
   Хейнз усмехнулась:
   – Ты не полицейский – я имею в виду, хороший полицейский, – если у тебя нет "наставника". А когда делаешь карьеру, сам заводишь учеников. Да я тебе полсотни людей дам!
   – Отлично. Четверых. Я придумал кое-какую "крышу". Арена Ловетта нуждается в помощи. И старая добрая фирма "Алекс" идет на выручку. Мне нужен средний гравикоптер. Тоже чистый.
   – И это легко. Подыщу подходящий в отстойнике конфискованных машин.
   Стэн нагнулся, изучая карту.
   – О'кей, – сказал он. – Вот здесь мы займемся физкультурой. Через два дня, в восемь ровно, они мне будут нужны – тут, на углу Имперской и Седьмой авеню.
   – Через два дня? Почему не сейчас же?
   – Потому, что совершенно удрученный сэр Браун закончил свое расследование и теперь понял, что имперская полиция оказалась права. Он возвращается домой доложить о неудаче. У меня есть два коридора. Первый – если я убываю чистым, и другой – если я влипаю. Воспользуюсь вторым, потому что придется везти кое-какой груз.
   – А в-то думала, что знаю твои намерения. Почему бы не провести анализ здесь? Мои специалисты не будут задавать вопросов.
   – Лайза, не забывай, о каком убийстве идет речь. Нельзя слишком доверять людям. Я, по крайней мере, не могу доверять – и не буду. И, как я уже сказал тебе, не хочу оставить тебя здесь "держать чемодан". Короче, я убываю. Повидался со старым другом, и... – Он быстро собрал свои бумаги. – Спасибо тебе, Лайза.
   – Пожалуйста. Хотя я не думаю, что сделала очень много.
   – Нет. Ты сделала огромное дело. В следующий раз... Куплю тебе и Сам'лу подарок к годовщине вашей свадьбы.
   Стэн быстро поцеловал ее – и исчез.
   Дел было навалом. Обеспечить появление Брауна на борту лайнера, отлетающего из Прайм-Уорлда, связаться с контрабандистами Вайлда, чтобы те посадили корабль для его груза... Надо полагать, что багаж прибудет на место вовремя.

* * *

   На управляющего Ареной Ловетта вежливый инженер и его команда в белоснежных комбинезонах произвели изрядное впечатление; преимущественно потому, что он не подавал никаких заявок на ремонт офисного оборудования, установленного в апартаментах сэра Ловетта.
   – И слава Богу, что не подавали, – отвечал ему инженер. – Это обычное текущее обслуживание. По нашим записям, "Алекс" установила вам эти машины более пяти лет назад. В помещении, где проливают спиртосодержащие жидкости, наверняка присутствует табачный дым, а также испарения от пищи. Как бы мы выглядели, это ведь элементарная потеря репутации, если сэр Ловетт сядет за наш компьютер, а тот даст сбой? Мы гордимся техникой, которую устанавливаем своим клиентам.
   Да, это производит сильное впечатление, думал управляющий. Обслуживающая фирма действительно обслуживает, а не дожидается десятого разъяренного звонка с угрозой обратиться к помощи закона. Удивительно лишь, что он никак не мог найти в своих бумагах договор на обслуживание офисных компьютеров фирмой "Алекс".
   Из помещения выдрали буквально все, что могло пищать, гудеть и светиться. Стэн чуть не упустил из виду стол для совещаний, но вовремя сообразил, что в него встроен несложный компьютер – записная книжка для чтения, просмотра и записи документов. Вся техника перекочевала в гравилифты и затем исчезла в недрах грузовой машины фирмы "Алекс".
   Прошло не меньше месяца, прежде чем управляющий понял наконец, что его надула высоконаучная шайка очень вежливых компьютерных грабителей.

* * *

   Компьютеры и пишущие машинки аккуратно перегрузили на корабль Вайлда, защитили от вредных электромагнитных импульсов и перевезли на Ньютон, где ими занялись специалисты. Стэн и Алекс сшивались в сторонке. Может, они и были персонами, искушенными в технике, особенно Алекс, но требуемые операции находились далеко за гранью их познаний.
   Известно, что из памяти компьютера почти невозможно стереть что-либо так, чтобы не осталось следа. Бели вы уничтожили запись, останется резервная копия. Если уничтожить и ее, останется "отпечаток" – по крайней мере, до тех пор, пока поверх него не сделана новая запись. Но даже и тогда в некоторых случаях удается многое восстановить.
   Первыми на стол вскрытия легли компьютеры. Оттуда была извлечена куча изумительных по своей запутанности контрактов, из которых явствовало, что Ловетт и его друзья вряд ли были бизнесменами чистыми, как стеклышка. Информацию сохранили для возможного использования позже в гражданских судах, когда (если?..) Тайный Совет будет повержен.
   Но компьютеры не содержали записей телефонных разговоров.
   Зато стол для совещаний оказался кладезем.
   У этого стола много лет-тому назад Сулламора опрокидывал законы. В то время он был единственным, кто мог вылезти сухим из воды, заключив контракт на убийство пресс-лорда и договор на услуги Венлоу. Делал он это совершенно откровенно – все договоры могли свободно служить доказательствами. А еще в столе оказалась пластиковая магнитная карточка, на которой было записано формальное признание вины, преамбула к убийству. Первой на карточке стояла подпись Кайса, за ней следовали другие. У каждого заговорщика была карточка со всеми подписями. Такую именно карточку и нашел техник, потрошивший стол.
   Восстановленное изображение, которое несла карточка, было плохим, перекрывалось фотографией улыбающейся пары стариков, судя по всему, чьих-то родителей, непонятным образом влезших в магнитную карту. Возможно, ее совали в домашний видеорекордер.
   И все-таки текст сохранился.
   "Мы... взвесив все обстоятельства, пришли к... заключению... Вечный Император страдает... крайне опасной психической нестабильностью... определяется последующими традициями... Выступая... против тирании... историческое право... устранение... и, вследствие этого, получение полномочий... самые крайние меры... разрушить... уничтожить тирана... дабы обеспечить свободу..."
   Документ, может быть, и неполный, но весьма красноречивый. И абсолютно неповрежденными остались личные "оттиски" – подписи: Кайс, Краа, Т.Сулламора, Ловетт, Мэлприн.
   – Мне, вероятно, удастся восстановить более полно, сэр. Здесь еще остались кое-какие "призраки", которые я не смог идентифицировать и устранить.
   Стэн был вполне доволен. Может быть, некоторые несущественные винтики и пружинки и оказались потеряны, но "дымящееся ружье" – вот оно!

Глава 31

   Стэну было нужно "отдохнуть и оправиться". Очень нужно. Он знал, что причины чувствовать умственную, телесную и эмоциональную усталость имелись, однако чувство непонятной вины сверлило его. Он просто обязан был сидеть в задних рядах зала суда, следя за кропотливой работой Трибунала, по мере которой все ближе подходил момент решения.
   Исторический момент.
   Что он сможет сказать внукам? "Да, я был тогда рядом. Очень близко. Но валялся пьяный, ничего не помню; ничего не могу рассказать. Я оттягивался".
   Килгур поймал его на логической ошибке.
   – Черта с два у тебя будет хоть один внук, – сказал он. Да и вряд ли ты хочешь, чтобы он у тебя был. Дай себе отдых. Скоро наступит большая Мясницкая работа.
   Махони вторил Килгуру: мол, он не думает, что есть хоть малая вероятность того, что Трибунал затребует какое-либо доказательство убийства, проведенного на Земле.
   – Спокойнее, адмирал. Лучше бы ты уехал за город, когда они начнут вызывать свидетелей. Поброди где-нибудь. Развейся. Я пошлю за тобой, когда будет нужда. А она наступит скоро. Чего удивляться, ведь Тайный Совет задумал карательную операцию. Худо-бедно, но они сколотили флотилию; собрали коллекцию отборного дерьма – самых преданных и тому подобное. В переводе – тех, кто измазался в крови во время чисток, доказывая свои патриотизм и верность. Мы должны оказать им соответствующий прием. Ото побуждает к действию забастовочные комитеты на их кораблях. Он считает, что нет ничего лучше, чем поставить на мостик управления тебя, – рассмеялся Махони. – Какова переменчивость карьеры на военной службе, а? Сегодня ты полицейский сыщик, завтра – адмирал флота.
   Стэн оставил при себе мнение о военной службе – в любом составе Вооруженных Сил, – удалился на квартиру и задумался о небольшой вакации. Пойти с туристами и петь в компании у костра? Нет, решил он. Не то чтобы его терзали муки утраченной любви – по крайней мере, он так не считал. Но все равно это не то.
   Экскурсия по городам? Тоже нет.
   Стэн думал, думал... Надо найти что-нибудь, что могло бы встряхнуть его.
   И нашел. Скалолазание. Жесткий вариант.
   С помощью приспособлений можно забраться на что угодно. В вашем распоряжении и гравиприсоски, и паутинный лифт, и тросовые ружья. Но настоящие скалолазы не признают ничего этого и лазают сами по себе. Без технической поддержки.
   Такое занятие попахивает самоубийством, зато не скучно. В нем была какая-то привлекающая к себе сумасшедшинка.
   Он нашел подходящий склон – отвесную скалу, иглой торчавшую посреди самой пустынной зоны Ньютона, и подобрал минимальное снаряжение, достаточное лишь для того, чтобы потом, забравшись наверх, можно было слезть. Купил палатку, примус и другие мелочи. Ругнулся, сообразив, что придется таскать с собой рацию и виллиган. "Ты – один из самых разыскиваемых людей вне закона, не забывай об этом, дружок?"
   Стэн навестил Алекса и сказал, что уезжает. Килгур, занятый по горло заботами о проблемах безопасности на Трибунале, едва нашел время хмыкнуть и похлопать друга по плечу на прощанье.
   Стэн нашел свой взятый напрокат гравикар, а в нем – кое-что еще. Вернее, кое-кого, и не одного. Он забыл, что слово "одиночка" сейчас – табу, по крайней мере, пока нынешняя чрезвычайная ситуация не закончилась и Совет не почил благополучно в могиле или не засел за решетку.
   Вот и пришлось брать с собой всю семерку своих телохранителей-бхоров, а с ними Синд, и экипировать их не хуже себя самого. Стэн хотел было воспротивиться, но подумал, что мало выиграет от этого. Отошлет их – мигом появятся Килгур и Махони.
   Однако Стэн дал прямое указание охране разбивать свой лагерь отдельно хотя бы на удалении в четверть километра от его стоянки. Их компания ему совершенно не нужна – простите за невежливость, он не собирается сидеть на скале, упираясь задом в их задницы.
   – Не думаю, чтобы киллеры, нанятые Советом, если они идут по моему следу, в чем я сильно сомневаюсь, прятались среди камней.
   Бхоры согласились.
   – Ваш приказ легко выполнить, адмирал, – проворчал один из бхоров. – Наш народ побивал рекорды по скалолазанию, лишь когда за ним гонялись стрегганы.
   Итак, отдых и восстановление сил начинались не на самой идиллической ноте. В том же ключе и продолжались.
   Вершина – это все, что можно было увидеть на экране, – устремлялась прямо ввысь почти на тысячу метров за облака. Она начиналась за дальним концом небольшого, круто поднимающегося альпийского луга, где бил родник, питающий маленький пруд холодной до ломоты в костях водой. Луг окружали старшие братья облюбованной Стэном вершины; они упирались своими головами в небо.
   Лужок был необитаем; там жили лишь какие-то сумчатые, которые внизу обычно лазали по деревьям, несколько одичавших быкообразных да один так ни разу и не попавшийся на глаза мелкий ночной хищник.
   Стэн разбил палатку, а его охрана, повинуясь приказу, остановилась в четверти километра поодаль, скрывшись в зарослях на противоположной стороне пруда. Стэн приготовил ужин, поел и улегся спать сразу после сумерек. Спал он без сновидений; встав, собрал рюкзак для восхождения и направил свои стопы к вершине.
   Несколько часов он провел, полностью сосредоточившись на ритме подъема, на ощущении шершавого холода камня под пальцами, на чувстве баланса. Наконец вбил крюк в трещину, закрепился веревкой и сел рыться в рюкзаке в поисках перекуса.
   Осмотрелся по сторонам. Неплохо. Набрал почти двести пятьдесят метров. Может быть, стоит наметить бивак еще повыше, продолжить осаду вершины и одолеть ее раньше, чем планировал? Стэн уже заметил по крайней мере шесть новых превосходных маршрутов, которые неплохо было бы попытать в ближайшие дни.
   Затем он глянул вниз...
   Восемь физиономий пялились на него из кустов. Телохранители сидели полукругом у основания скального столба и старательно таращили глаза. Они были на работе.
   Дьявол! Скалолазание не зрелищный спорт.
   Горный воздух будто звенел. Стэну хотелось запустить сверху заряд из тросового ружья – далеко ли улетит, – или хотя бы просто наорать с вершины. "Валяй, Стэн, не стесняйся, – говорил он самому себе. – Почему бы немного не поребячиться?"
   Но вместо этого он начал спуск и оказался внизу часа на четыре раньше, чем собирался, причем движение вниз уже совсем не так поглощало его внимание, как подъем.
   На следующий день Стэн сходил по другому маршруту, который был интересен только тем, что там не было удобных точек для глазения на него.
   И все-таки они такую точку нашли, преданные до отвращения хранители его тела. Он изо всех сил заставлял себя не обращать внимания и лезть дальше, но его сосредоточенность, способность забыть обо всем, она... нет, не рассыпалась вдребезги; он еще получал удовольствие от того, что делает. Но он осознавал и все вокруг, вот что огорчало.
   Ночью, после совсем невзыскательного ужина, чуть приправленного куркумовым корнем и съеденного соло, "без ансамбля", он никак не мог уснуть. По ту сторону пруда виднелись слабые сполохи огня в лагере бхоров. Видимо, они нашли сушняка и развели худосочный костерок. Он почти слышал едва доносившиеся голоса. Почти слышал – или это казалось? – хрустальные переливы смеха.
   Стэн шепотом выругался. Порылся в рюкзаке и вытащил бутылку. Затем надел ботинки и побрел в обход пруда на огонь. У костра гадали только четверо стражей его драгоценной особы. Он прислонил бутылку к дереву и вошел в круг света. Синд и бхор выступили из темноты и опустили оружие.
   – Что-нибудь не в порядке? – отчеканила, будто выстрелила, Синд; глаза ее настороженно заскользили по темным кустам вокруг.
   – Э-э... нет. Я... просто что-то не спится. Я подумал... если не помешаю...
   Они с радостью приняли Стэна у костра и вежливо отпили по глоточку "скотча" императорского синтеза и разлива из бутылки, которую принес Стэн. Потом хозяева решили, что не будет нарушением дисциплины, если они пороются в своих припасах. Там совершенно случайно оказался стрегг. Вечный Император как-то сказал, что стрегг в три раза лучше "белой лошади" (непонятно, что он имел в виду), так же, как "белая лошадь" в три раза лучше материнского молока.
   Долго ли, коротко ли, Стэн со своими телохранителями отдохнули изрядно. Тишину альпийского луга то и дело нарушали выкрики наподобие "За замерзшую задницу моего папы!" и другие бхорские тосты. Кульминация вечеринки наступила, когда трое бхоров забросили Стэна в пруд.
   Стэн проснулся ранним утром в совершенном смятении. Оценив серьезность своего положения, он почувствовал себя совсем плохо. Он был в лагере бхоров. Голова Стэна покоилась на лодыжке одного из них, а его живот служил подушкой для другого. Прислушавшись к себе и окружающему, он осознал, что уже который час его атакуют нестерпимо смертельные молекулы холодного горного воздуха, вонзаясь в каждую клеточку похмельного организма.
   В лагерь вошли, кривобоко скукожась, Синд и бхор.
   – Просыпайтесь, вы, бурдюки с яйцами, – запинающимся языком произнесла Синд. – Вторая смена! Боже, как я замерзла.
   – Не могла бы ты мерзнуть не так громко, – ноющим тоном подал голос Стэн. Он нашарил бутылку с "шотландцем", которая так и осталась недопитой, и попытался сделать глоток. Нет. Жидкость "не приживалась"; желудок Стэна попытался убежать на дальний утес.
   Стэн поднялся на ноги. Болели ступни.
   – О Боже, я умираю.
   – Делайте это потише, адмирал, если вас не затруднит.
   Реплика нахальная. По уставу, Стэн должен был сейчас доказать свою способность командовать – послать, например, всех в пятикилометровую пробежку или повелеть сделать что-либо наподобие, столь же героически-адмиральское.
   Вместо этого он стянул с себя комбинезон и – проклятые приличия! – вошел в пруд и бродил там, пока холод не подсказал ему, что злобные молекулы больше не станут нападать. Тоща он натянул на мокрое тело комби и решил съесть чего-нибудь.
   В тот день обошлось без восхождений.
   С этого момента "отдых и поправка" адмирала Стэна пошли совсем по-другому, не так, как он планировал. Один из бхоров спросил его насчет скалолазания, и Стэн показал ему пару приемов на ближайшей скальной стенке. Синд уже проходила базовый курс скалолазания раньше, только это называлось "курс восхождения по наружной стороне сооружений".
   Так и пошло. Лазание целый день; дважды он просто ходил по близлежащим предгорьям. Вечером все ели в компании. Палатка Стэна перебралась в лагерь охраны.
   Стэн проводил много времени, беседуя с Синд. С ней было легко разговаривать. Стэн подумал, что это, наверное, в некотором роде нарушение субординации. "Чьей субординации? – спрашивал он себя. – Ты теперь никакой не адмирал, говоря строго формально. Да и хотел бы ты им оставаться?"
   Он пытался заставить Синд, чтобы та перестала обращаться к нему по званию и выбросила это изобилие "сэров", которыми она пересыпала свою речь. Рассказывал ей о дьявольском мире заводов, где он вырос. Кратко упомянул о семье. Говорил об Алексе Килгуре, о многолетних совместных их похождениях. О войне он молчал.
   Вначале Синд растерялась. Перед нею была такая возможность поучиться у величайшего воина, мировой знаменитости; и вдруг она обнаруживает, что слушает его басни о странных существах, с которыми он встречался, человекоподобных и не очень, одних дружественных, а других – совсем наоборот. И в этих рассказах не текли реки крови.
   Много, много раз альпийский лужок слушал звенящие переливы ее хрустального смеха.
   Синд рассказывала о том, каково расти дочерью секты воинов, исповедующей религию джихада – священной битвы, религию, не просто изуродованную войной, но такую, где сами боги – убийцы и выродки. Ей казалось естественным тяготение к бхорам.
   – А может, я просто перешла от поисков одного убежища веры, – она использовала таламейнское слово, – к поискам другого?
   Стэн поднял бровь. Так это или не так, но ее речи звучали очень замысловато для столь юной особы.
   Он рассказывал ей о краях, которые посетил. Тропики, полярные зоны, безвоздушные миры. Леса из красного дерева, растущие на Земле. А собственный его мир носил скромное имя Мостик.