Йонг и Спарк, не обращая внимания на распростертую на воде черную рясу, подплыли к тонущему траулеру и помогли миссис Эрншоу перебраться к ним. Спарк бросил взгляд на Заводь, передернул плечами, отвернулся, обнял старую леди за плечи и помог ей войти в рулевую рубку.
   Берег почти опустел. Среди деревьев двигались огоньки, колонисты спешили домой. Я поднял якорь, завел мотор и осторожно подвел "Карусель" к берегу. Мы с Минти спрыгнули и побежали к небольшой группе, собравшейся около упавшей девушки. Среди них была старая Энни; она подняла глаза, когда я подошел.
   - Приходит в себя, профессор, - сообщила Энни дрожащим голосом. - Ох, и напугала она нас сперва, да... Через минуту очнется.
   Я опустился на колени, осторожно сиял с головы Джейн светлый парик и крепко прижал ее к себе.
   20
   На следующее утро мы сидели вокруг радио, жадно слушая новости. Присутствовали миссис Эрншоу и мисс Коттер. Еще зашел Минти - предложить мне выставить свою кандидатуру в Комитет поселка на следующих выборах. Вообще-то неплохо будет иметь в Комитете, представителя Опытной Станции, а по мнению Минти, мы вдвоем сможем переубедить некоторых тупиц.
   Минти также хотел, чтобы я составил компанию ему и его друзьям в выпивке по случаю открытия "Клуба". Том, по-видимому, замечательно быстро оправился от потрясений вчерашнего вечера - я пока еще находился в шоке. Я уже пытался увидеться с Джейн, но доктор встретил меня возле ее домика и сказал, что она спит; он бы предпочел, чтобы я пришел через часок.
   Прозвучал сигнал точного времени, а за ним унылые ноты бездарного аркадийского гимна.
   Слова диктора, перечислявшего страшные бедствия, казались какими-то нереальными. Вообще, помимо прочих недостатков аркадийского вещания, можно отметить нелепо театральный тон дикторов. В зависимости от темы это может быть захлебывающийся возбужденный фальцет, живописующий открытие новой дороги, торжественный и многозначительный, хотя и нейтральный, баритон сообщений о результатах футбольных матчей или мрачный замогильный бас, рассказывающий о показателях экспорта и планетарном долге.
   Поэтому, когда диктор трагическим голосом перечислял чудовищные жертвы прошедшей ночи, я был не в состоянии соотнести его слова с реальностью. А факты он называл катастрофические; может быть, я буду переживать из-за этого через несколько дней. Пока же я мог только зафиксировать, что во всех прибрежных поселках, за исключением нашего, имели место прискорбные происшествия, вызванные полурелигиозными и другими собраниями, на которых присутствующие, охваченные массовой истерией, заходили в кишащие чернугами воды.
   К счастью, в большинстве случаев, в ужасе увидев, как на первых нападают хищники, идущие следом приходили в себя и спасались, выбирались на берег.
   Впрочем, правительство заверяет население, что Разумы умерли и опасности больше нет. Новый препарат, который подавляющее большинство населения бойкотировало, доказал свою эффективность и в следующий раз будет распространен заблаговременно - до начала Передающего Эффекта. Если это можно считать утешением... Поэтому не ожидается волны панической эмиграции на другие планеты. Завтрашний день объявляется траурным. Премьер обратится к народу после вечерних новостей. А сейчас вы услышите беседу с доктором Артуром Дженкинсом.
   Меня вдруг разозлило, что мы являемся "населением", когда бросаемся в море или упрямо отказываемся от порошка, но возводимся в ранг "народа", как только к нам желает обратится Премьер. В остальном же в то утро новости мало меня волновали.
   Я выключил радио - не мог заставить себя слушать Артура. Наверняка текст был согласован с властями, и о головотяпстве правительства никто даже не заикнется.
   Во всем будет виноват народ - плохо сотрудничал с органами власти. Попозже, когда психиатры улетят на Землю, когда начнется предвыборная кампания - тогда виноватыми окажутся специалисты: их пригласили, затратили большие средства, а они ничего не сделали.
   И только через много лет историкам придется признать, что некомпетентность проявило все человечество...
   Миссис Эрншоу чувствовала то же самое.
   - Я не могу заставить себя переживать из-за цифр, - сказала она. - Меня расстраивает только то, что все жертвы были напрасны. Мы с самого начала пошли не по тому пути. В конце концов, мы на этой планете гости. Нам следовало ожидать каких-то трудностей, и глупо винить в них цикл размножения планктона, шесть лун или что-то еще. За аркадийской жизнью тысячелетия эволюции, а мы здесь чуть больше ста лет. Все это знали и все равно делали одну и ту же ошибку. И если теперь и научилась чему-то, то какой ценой!.. У меня одна надежда - что в следующий раз все сразу признают, что виноват Человек, что это Человек плохо вписался в окружающую среду и что надо приспосабливаться самим, а не пытаться уничтожить противника.
   Я согласился с ней.
   - Все улики были налицо, - заметил я. - Хотя теперь немножко поздно об этом говорить. Мы никогда по-настоящему не задумывались, почему на Аркадии нет хищных животных. Теперь известно, мы знаем, что каждые пятьдесят два года любое животное, которое не включает в свое меню наркотический корень, скорее всего, будет уничтожено... Видите, даже наши импортированные коровы приспособились лучше нас.
   Том Минти рассмеялся.
   - Не расстраивайтесь, профессор. В следующий раз нас всех накачают лошадиными дозами задолго до наступления Эффекта.
   - Меня уже не будет на свете, - вздохнула миссис Эрншоу. - Но мне очень хочется верить, что это произойдет. Только я помню, что этот порошок вне закона, как и все наркотики со времени пертурбаций на Земле...
   Теперь, когда Разумов не стало, не стало и необходимости узаконить порошок. Так что массового производства не будет еще пятьдесят два года, а за это время, можете мне поверить, власти построят самые причудливые планы борьбы против Разумов; и на бумаге у них все очень хорошо получится. И пока власти проведут эти планы, пока обнаружат, что они не работают, вполне может оказаться, что они опять опоздают...
   - Возможно, - согласился Минти. - Я свой запас приберегу. Но, по-моему, им придется разрешить порошок, мэм. Этот корень ведь растет везде. Людям не запретить, если они начнут использовать его. Пожалуй, к тому времени, когда снова появятся Разумы, окажется, что все давно привыкли к порошку, и проблем у нас не будет. Но знаете, чего я действительно испугался вчера вечером? - продолжил он. - Когда я стоял с динамитом и думал, что мне, возможно, придется его взорвать. Причем даже не из-за гибели нескольких дураков - черт с ними. Я думал о себе. Только представьте себе: вот я подожгу шнур, а Разум не даст мне кинуть шашку в воду. Я не мог забыть о бедном старом Кларке...
   - Том, так ты сомневался в своем порошке? - удивился я. - Я думаю, ты бы кинул шашку. Разум умирал. Он исчерпал все свои силы, пытаясь напоследок накормить чернуг, а когда появилась Джейн, от внезапной смены настроения он вообще перегорел. Удерживать вот так четыре сотни людей, внушать им, чтобы они покончили с собой, и вдруг переключиться на другую группу с другими настроениями - на это его сил не хватило. Неделю назад он еще мог попытаться, но, как доказали аркадийские животные, наркотик служит не только идеальным средством от Передающего Эффекта, но и прекрасной страховкой от прямых указаний со стороны Разума.
   - Хорошо, что до этого не дошло, - возразил Минти. Он заметил, что миссис Эрншоу и мисс Коттер начали собирать свои пожитки, готовясь съехать, и встал. - Можно вам помочь, мэм? - предложил он.
   Она улыбнулась.
   - Ты не такой скверный парень, каким притворяешься, Том, - сказала она. - Быть может, этот ужас кое-кого из нас изменил к лучшему. Надеюсь, и меня.
   - Прости меня, Джейн, - не знаю в который раз сказал я. - Я очень виноват.
   Она холодно посмотрела на меня.
   - Возможно. Когда-нибудь... - Но тут актерские способности ей изменили, и она неожиданно улыбнулась. - Может быть, сию минуту, - закончила она.
   Я наклонился над лежавшей в постели Джейн и осторожно поцеловал сначала ее, а потом повязку у нее на лбу.
   - Очень болит? - спросил я.
   - Сейчас не болит... Все вышло очень глупо, Марк. Я хотела только показаться. Эффектно выйти, так сказать. Но когда они увидели меня наверху, их волны, несмотря на порошок, так накатились, что закружилась голова. Я вовсе не собиралась давать столь реалистичное представление.
   - Куда уж реалистичнее, - согласился я. - А один зритель оценил все детали... Зато благодаря твоему представлению нам не пришлось взрывать динамит. Мы могли убить столько же людей, сколько и спасти. Подумать только, мы собирались бросить взрывчатку с расстояния в тридцать ярдов в надежде подорвать чернуг и Разум в последний момент, прежде чем его преподобие уведет своих овец в воду. Жестокий план, но я не придумал ничего лучше. А вот твоя идея... просто гениальна, милая.
   Она посмотрела на меня с сомнением.
   - В самом деле? Ну, если ты так говоришь...
   Больше я не собирался говорить ничего. Я, конечно, знал истинную цель ее появления в тот момент над обрывом в платье Шейлы и в парике из длинных светлых волос. Джейн хотела воспользоваться последним случаем, когда все жители Риверсайда, Разум и я соберутся вместе. Она была в отчаянии; она знала, что это ее единственный шанс раз и навсегда выяснить обстоятельства гибели Шейлы.
   Она решила одеться, как Шейла, эффектно появиться в эмоциональный момент и выбить мысленное признание из человека, замешанного в смерти ее сестры. А Разум передал бы это признание всем присутствующим, включая меня. В то же время она хотела избавить мой разум от подозрений в неверности Шейлы.
   И ей это удалось...
   Я думаю, в поселке никто никогда не заговорит об этом. Риверсайд забыл и похоронил это дело вместе со множеством других трагедий, которые произошли в тот насыщенный событиями месяц.
   Но мы не забудем - я не забуду - ту яркую последовательность образов из воспоминаний Алана Фипса, когда он увидел воскресшую Шейлу и поджег шнур смертельной шашки.
   Начало истории реконструировано мною. Шейла, поговорив с Джейн и сочувствуя моим взглядам на браконьерство, решает провести небольшое расследование и отправляется на разведку в темноте по дороге к Мысу. По пути до нее доносится взрыв, который она ожидала услышать.
   Затем образы из воспоминаний Фипса... Холодная вода, он, голый, идет вброд по Заводи, собирая оглушенную рыбу. Неожиданно он замечает Шейлу, которая наблюдает за ним с берега.
   Шейла возмущена. Забытую рыбу уносит течением, пока Алан выбирается из Заводи. Шейла отбегает и карабкается вверх к дороге, объявляя о своем намерении немедленно сообщить обо всем.
   Ее слово против моего, думает молодой Фипс, зная, что он успеет добежать до поселка, пробраться в дом родителей и притвориться спящим до того, как в дверь постучит Кларк...
   Но его одежда пропала; Шейла забрала ее в качестве доказательства, угадав его намеренья. Встревоженный Фипс бросается в погоню и голый карабкается по скалам.
   А затем - это ужасное, бессмысленное падение, запечатленное до мельчайших подробностей. Шейла бежит над обрывом; Фипс в ярде позади нее. Он только хочет остановить ее, отобрать свою одежду и обсудить дело...
   Он хватает Шейлу, она вырывается, но тут ее лодыжку обвивает липучка, Шейла спотыкается и летит с обрыва. Он слышит, как она катится по скалам; он спускается вниз и видит, что она мертва. Он ищет свою одежду; одежда, наверно, у нее в сумке, но он не может найти сумку в темноте. Перепуганный Фипс возвращается домой; он крадется голый по улицам, пробирается а домик, где родители его уже спят. К тому времени, когда нашли тело, сумку спрятал мохнатик...
   Я много размышлял над этой сценой, сопоставляя события и предположения, и каждый раз возвращался к последнему моменту подлинной трагедии, к моменту разоблачения в Якорной Заводи.
   Ведь самое страшное, в чем могли обвинить Фипса - непреднамеренное убийство. Об умышленном убийстве не могло быть и речи. И все же, зная это, он покончил с собой...
   Вот в чем трагедия. Это и есть Аркадия.
   Население нашей планеты очень мало. Правосудие может только следовать земным законам - лучших у нас нет, пока кто-нибудь не предложит что-то новое. И потому...
   Что ожидает человека в крошечном обществе, после того как он выйдет из тюрьмы, отсидев десять или пятнадцать лет, теоретически свободный? Как он скроет свое прошлое? Кто даст ему работу? Куда, скажите на милость, пойти человеку, вышедшему из этих железных ворот?
   По закону максимальное наказание на Аркадии - пятнадцать лет тюрьмы, но я утверждаю, что факты свидетельствуют о другом.
   - Ты это серьезно, милый? - спросила Джейн. - Ты хочешь жениться и спасти мою честь?
   Мы разговаривали в спальне Джейн. Я улыбнулся, зная, что больше мне нечего бояться.
   - У меня пока еще не было возможности лишить тебя чести.
   - Голова у меня больше не болит, - ответила она. - У тебя есть эта возможность.
   ЭПИЛОГ
   Три месяца спустя Кружок риверсайдских дам после некоторых колебаний решил организовать танцы, пожертвовав выручку в Прибрежный фонд бедствия. Мероприятие было обречено на успех. Раздобыли хорошо известного шоумена. Местный оркестр славился мощностью своих усилителей. Джейн уговорила меня пойти; похоже, пойти должны были все. Танцы символизировали возвращение Риверсайда к нормальной жизни и новые взаимоотношения между Опытной Станцией и независимыми колонистами...
   Когда вечер был в разгаре, случилось неожиданное происшествие. Поначалу все держались скованно; люди стеснялись веселиться в открытую, смутно ощущая вину.
   Но потом смущение растворилось в крепких напитках, и вечер, по всем признакам, удался. Шоумен внес большой вклад в постепенное оттаивание; он ревел, его очки завораживающе сверкали в свете рампы, он призывал людей веселиться.
   Он объявил "Мохнатик".
   - Последняя сенсация, леди и джентльмены, наш собственный танец! Дергайтесь! Танцуют все!
   И вот, в короткий промежуток между громогласным объявлением и первой нотой оркестра, все услышали, как чей-то голос громко и Отчетливо спросил:
   - Почему?
   Последовало тягостное молчание, но оркестр спас положение, запустив душераздирающими нестройными звуками гитар настойчивый ритм "Мохнатика".
   Люди задергались в унисон пульсирующему ритму; но я заметил, что многие остались сидеть и задумчиво пили. Мы с Джейн ушли рано; она сказала, что от этих гитар у нее разболелась голова.