– Каким напитком отпразднуем сделку? – прервала его мысли девушка.
Они уже подъезжали к дому, и Виктору казалось, что Инга задремала. Всю дорогу она сидела с закрытыми глазами, крепко прижимая к себе сумочку – Может, махнем в ресторан?
– Думаю, рановато. И потом, я не одета для ресторана. Лучше выпьем у вас дома. – При этом она как бы случайно коснулась его руки, сжимавшей переключатель скоростей, и Виктор почувствовал, как кровь запульсировала в висках.
«Пусть я прошляпил квартиру, зато будет о чем вспомнить! Такие цыпочки на дороге не валяются!»
Они сошлись на ломбардском пино нуар и бургундском алиготе. Виктор предпочитал напитки покрепче, но сделал уступку даме.
Между тем дама велела откупорить обе бутылки. Затем последовало предложение выпить на брудершафт. Виктору нравилось, что она берет инициативу в свои руки, потому что с женщинами он всегда чувствовал себя скованно, а тут еще и иностранка.
– Мне – красное, а вам – белое, – продолжала распоряжаться Инга. – Потом поменяемся бокалами. Люблю смешивать напитки. Так скорее пьянеешь,* * *
Она стояла возле окна, и пино нуар в бокале, казавшееся густым и почти черным, будто вспыхнуло на свету, как и рубиновое кольцо на ее безымянном пальце. Впрочем, его не волновали ни у кольцо, ни оттенок пино нуар, ни болтовня Инги. Ведь предстоял долгий и томительный поцелуй, и не только…
Можете прямо сейчас вызвать Люду на переговоры. У меня есть телефон переговорного пункта.
Он подумал о кассете, на которую продиктовал звуковое письмо. «Я в отчаянии, Люда!» Теперь положение не казалось ему таким уж отчаянным.
– Успеется, – ответил Виктор и представил, как Инга прижимается коленями к его бедрам, принимая в свое лоно.
– Выпьем за вашего сына.
Поцеловались они довольно холодно. Она пресекла его страстный порыв.
– Теперь мне – белого, а себе – красного. И немного музыки. У тебя есть Моцарт?
– Что-то из «Женитьбы Фигаро», но в современной обработке.
– Неплохо. Скажу по секрету, Моцарт меня возбуждает.
Пока он рылся в компакт-дисках, она сама разлила вино.
– А ты кто по национальности? – неожиданно поинтересовался Виктор. – Финка? – Почти.
Он не стал выяснять, что значит «почти». Главное, чтобы все было на месте, а в этом он почти не сомневался. И еще, у него совсем исчез страх перед кредитором, а ведь он пошел против его воли. Присутствие Инги вселяло смелость.
Фривольные куплеты из финала оперы пелись невыразительными голосами по-английски, да еще под электронику.
– За что выпьем теперь?
Она ждала его на диване. Он уселся рядом с бокалом в руке и обнял ее за плечи.
– За старую любовь! – подмигнула Инга и добавила:
– Которая приносит плоды…
– Может, лучше – за новую?
– Нет, за старую, – не согласилась она и принялась смаковать бургундское.
«Пино нуар» не вспыхнуло в его бокале, потому что в комнату заглянули сумерки.
Виктор сделал большой глоток и тут же вытаращил глаза, а потом схватился за горло так, будто его сдавило невидимой удавкой. Бокал, залив брюки вином, скатился на пол.
Девушка спокойно дождалась агонии, продолжая смаковать бургундское.
Когда Виктор окончательно успокоился, откинувшись на спинку дивана, она запустила руку в карман его брюк и достала ключи от письменного стола.
В ящике стола ее заинтересовала аудиокассета, завернутая в полиэтилен.
Вырубив бездарную обработку Моцарта, она поставила кассету и устроилась в кресле. Казалось, труп хозяина квартиры ее совсем не беспокоит. Труп остывал у нее за спиной, а голос Виктора жил еще сорок пять минут, взволнованный и грустный. Потом запел Кобейн, вызвав ухмылку на лице гостьи.
Звуковое письмо она стерла, оставив только две первые фразы: «Я в отчаянии, Люда! Люда, я в отчаянии!»
Пираньи сгруппировались за стеклом аквариума, с надеждой поглядывая на девушку, приблизившую к ним свое лицо. Вряд ли они были очарованы ее египетским профилем, волной иссиня-черных волос, голубыми глазами, а тем более – мыслями.
С виду безобидные рыбки, если не считать вездесущего одноглазого самца, да и он не внушает страха. А попробуй сунуть им палец!
– Ваш кофе, Аида.
Новая официантка Люда никак не может перейти с ней на «ты».
Провинциальный синдром. А сама-то она разве не из провинции? Не из жуткого захолустья на краю земли, то бишь на границе с Китаем? Первые двенадцать лет жизни в этой дыре ей показались адом. Вот и пошла она по миру Целых десять лет понадобилось бродяжке, чтобы наконец угомониться, обрести свой угол. «Углом»
Аида называла пятикомнатную квартиру на Фурштадтской. Уже больше года она жила в Санкт-Петербурге и считала его своей настоящей родиной. По крайней мере, здесь родился ее прадед и здесь умерла прабабушка…
Старая Аида, мудрая, ворчливая цыганка, полвека провела в разлуке с любимым городом, а вернувшись, прожила всего три дня, да и то в полном беспамятстве. Последние слова сказала по-венгерски, и только правнучка их поняла: «Не будет нигде покоя. Одни скитания. Вечные скитания…»
Имела ли в виду почти столетняя старуха свою загробную жизнь или таким образом напутствовала правнучку, так и осталось неизвестным. Во всяком случае, теперь некому погадать на картах, чтобы предсказать дальнюю дорогу, а сама Аида никуда не собирается. Ей уютно в этом городе, в этом кафе, за этим столиком с остывающим капуччино и любопытными пираньями за стеклом аквариума.
Она всегда мечтала о большом уютном доме для своей семьи. Мечта сбылась. Правда, от семьи остались только сводный брат да мачеха. Есть еще отец, но он далеко, и у него своя семья. Родион до сих пор переписывается с ним, помнит и любит. Для Аиды же отец – нечто чужеродное, когда-то ненавистное, с годами ставшее пустым местом. Однажды ей приснилось, что она любит отца.
Только во сне он называл ее бабушкой. Сон показался ей отвратительным, но с тех пор появилось ощущение дряхлости, словно призрак старой цыганки поселился у нее внутри и Аида теперь приходилась бабкой собственному отцу.
Недавно папаша дал о себе знать, прислал на день рождения открытку с сухим традиционным поздравлением. Она не собирается ему отвечать. Еще чего доброго вздумает приехать! Предлог имеется, и не один – обнять детей, навестить могилу бабушки. К чертовой матери! Она не потерпит в своем доме отца! Пусть снимает номер в гостинице, если ему приспичило!
Отец был деспотом, умудрялся жить в одной квартире с первой и второй женой и подавлял всех, кого мог: обеих женщин, сына. Только бабку он боялся. И был осторожен с ее маленькой копией. Аида с малых лет умела одним только взглядом остановить занесенный над ее головой кулак. Гипноз? Или телекинез? Об этом она не задумывалась, ей было все равно.
Нынешний уклад жизни казался ей слишком спокойным и счастливым, чтобы в нем что-то менять. Каждое утро она выпивала чашку кофе в «Коко Банго» на Литейном. Потом отправлялась в увлекательное путешествие по антикварным магазинам и художественным салонам. Обедать предпочитала в китайском или японском ресторане. Вечером ее можно было снова найти в «Коко Банго». Здесь уже все ее знали, и она знала всех. Ночью в кафе давали стриптиз. Аида любила смотреть на обнаженное женское тело и с некоторыми девушками даже завела знакомство.
Она изо всех сил старалась забыть свое босячество, связи с воровскими шайками и наркоманскими притонами, дни голода и страха. Но одна стародавняя привычка у нее все же сохранилась. Аида любила проводить ночи в парках или садах. Ей нравилось спать на скамейке в Летнем, под статуями восемнадцатого века, привезенными сюда еще при Петре. В Таврическом тоже было неплохо, а вот в парке Михайловского дворца к ней однажды пристали подвыпившие бомжи, и она едва унесла ноги. Ее заветной мечтой было провести ночь в парках Петергофа. Она даже высмотрела место, где могла бы спрятаться перед закрытием, но опасалась собак.
Царскую резиденцию, должно быть, охраняют очень злые собаки. Несмотря на ощущение дряхлости, подчас в ней просыпался ребенок.
– Я тебе не помешаю?
Молодой человек в строгом костюме, с шапкой густых, преждевременно поседевших волос, уселся напротив. Его карие глаза излучали доброту и печаль.
– Когда ты мне мешал?
С Марком Майрингом ее познакомил брат. Они когда-то вместе учились в медицинском. Марк теперь преуспевает в бизнесе, а ее брат… Хирург-неудачник, переквалифицировавшийся в неудачника-психиатра! Ее брат – неудачник. С этим пора смириться.
Марк с утра предпочитал эспрессо, крепкий напиток, заставляющий думать.
– О чем грустишь?
– О жизни.
– О жизни – это хорошо. О жизни следует почаще грустить, чтобы не думать о смерти. – Он постучал пальцами по стеклу аквариума и бросил стайке возбужденных рыбок:
– Не дождетесь!.. Верочка, мне без сахара! Людочка, ты здорово выглядишь! Как сынуля? Озорничает? Скажи, если не будет слушаться, дядя не поведет его в воскресенье в зоопарк!
Так бывало каждое утро в прохладном затемненном зале «Коко Банго».
Всего два посетителя, которым барменша варит кофе, а официантка подает. Они уже не представляли себе утра без этих посиделок с пустой болтовней. Их посиделки не возили вылиться во что-то серьезное. У Марка была жена и дети, а сердце Аиды навсегда охладело к особям мужского пола.
– Ты узнал что-то новое о своем кузене? – напрямик спросила она.
– Все твердят в один голос: «Самоубийство!», и никто больше палец о палец не ударит. Меня же могут потянуть из-за этого дурацкого пузырька.
Следователь уже копает. Я их очень заинтересовал. Лучше бы, дурак, не высовывался! Думаю, мой поиски справедливости закончатся крупной взяткой.
Иначе, как от них отвязаться? – Майринг сделал нервный глоток и посмотрел ей в глаза. – Что скажешь?
– Я уже все сказала раньше.
Месяц назад случилось несчастье, Аида предупредила: "Не лезь к ментам!
Они не догадаются о вашем родстве, а твой бизнес их может заинтересовать".
– Ты была права, – признался Марк, – но я не верил в самоубийство и теперь не верю. Когда он пришел ко мне за этим злосчастным пузырьком, я так и подумал. Жизнь парню опротивела. Но Витька был полон сил, одержим идеей убийства. Он собирался разделаться со своим старым кредитором, с которым, как он утверждал, уже давно расплатился. В нем бурлили страсти, энергия, жизнь, черт побери! Я немного врач и в этом разбираюсь…
– Он же не сразу это сделал, как ушел от тебя? – возразила Аида. – Даже за сутки все может перемениться. Иногда легче убить себя, чем своего обидчика.
– Да-да, я понимаю. Но меня смущает завещание.
– А по-моему, вполне логично. Человек собирается умереть и пишет завещание…
– И заверяет его у нотариуса. Не слишком ли расчетливо для самоубийцы?
И потом, откуда у него копия свидетельства о рождении сына? Он ничего не знал о сыне. Люда пять лет не давала о себе знать. А копию у нее украли. Кто-то рассказал Виктору об Андрейке и показал копию свидетельства. Видишь, сколько вопросов, а эти ослы и в ус не дуют. Хотя бы расспросили нотариуса, приезжал Виктор в тот день один или кто-то сопровождал его.
– А ты был у нотариуса?
– Да разве он мне скажет? Кто я для него?
– Но ты все-таки спрашивал?
– Спрашивать-то спрашивал. Он как-то странно посмотрел, а потом выдал:
«У меня, молодой человек, в день по пятьдесят посетителей. Я не могу за всеми следить!» Я думаю, что нотариус лицо заинтересованное, – продолжал Марк.
– Если здесь умысел, то даже не сомневайся. Вот только не понятен мотив убийства. Квартира-то досталась Андрейке.
– Мотивы могут быть самые разнообразные. Барменша Вера, зная щедрость Аиды, не постеснялась одолжиться у нее дамской сигарой. Это была молодая девушка в очках, с короткой стрижкой льняных волос, всегда строго одетая и по-немецки аккуратная. Она слыла натурой романтической, потому что постоянно держала раскрытым томик стихов, – Кто на этот раз? – поинтересовался Майринг. – Эдгар По? Браво, Верочка, браво!
– Уж больно мрачный, – пожаловалась барменша.
– Жизнь такая, – пожал плечами Марк. А немного погодя она принесла им кофе, Аиде – капуччино, Майрингу – эспрессо, и, держа в зубах сигариллу, умудрилась с улыбкой произнести: «За счет заведения».
Как хорошо ему было здесь, в окружении милых девчонок! И совсем не хотелось говорить о смерти, а тем более копаться в чужих грехах. Будто подслушав его мысли, Аида спросила:
– На кой черт он сдался тебе, этот Виктор? Сам же возмущался тогда, говорил, что знать его больше не хочешь. Он меньше всего думал о тебе, когда пришел за ядом. И в конце концов подставил тебя. Так кому теперь нужна истина?
– Я тебе вот что скажу, Аида. Ты можешь считать меня слабаком, нытиком, кем угодно, но когда я случайно встретил его в прошлом году, я понял, что обрел брата, которого мне всегда не хватало. Наши родители все решили за нас. А теперь мне кажется, что я его предал. – И он еле слышно добавил:
– Кажется, что я его убил. На душе погано. Вот в чем дело, Аида.
– Тебе станет легче, если ты узнаешь имя убийцы? – Разумеется. Я буду чувствовать себя окрыленным…
– Окрыленным? Ангелом, что ли? – ухмыльнулась она. – И тут же полетишь сдавать его милиции?
– Не знаю.
Аида на мгновение задумалась и неожиданно рассмеялась.
– Ну, какой из тебя следователь, Марк? Неужели ты серьезно решил действовать?
Он ничего не ответил, опустив голову. Ей совсем не хотелось его обижать. У нее не так уж много друзей, чтобы разбрасываться ими.
– Ну, хорошо. Хочешь, я тебе немного помогу?
– Ты?
Она прочитала в глазах Майринга недоверие:
«Издеваешься надо мной?»
– А что тут странного? У меня излишек опыта, и я мудра, как столетний питон. – Она произнесла это с грустной улыбкой.
– Опыта не бывает слишком много. И потом, мудрая змея, тебе хотя бы двадцать уже исполнилось?
– Чуть больше. – Возраст Аиды многих вводил в заблуждение. В мужской среде принято считать, что все молодые, симпатичные девушки страдают слабоумием. – Займемся расследованием? – подмигнула она. – С чего ты собираешься начать?
– Не знаю.
– Ты ведь сам только что сказал про копию, свидетельства о рождении ребенка. Значит, надо выяснить, как она попала к Виктору.
– По-твоему, это так просто? Мы уже с Людмилой ломали голову над этим вопросом. Моя родственница не делала никаких копий и свидетельства не теряла, официантку Люду, хрупкую сероглазую девушку с характерным вологодским оканьем, он называл родственницей. Она была из тех, чье лицо невозможно восстановить в памяти.
Марк позвонил Виктору через неделю после визита кузена в аптеку. К тому времени Майринг немного остыл, и дальнейшая судьба брата была ему небезразлична. В трубке он услышал тихий девичий голосок: «А Витя скончался…»
Так он познакомился с Людой. Смерть бывшего любовника она перенесла спокойно, потому что давно уже похоронила его в своем сердце. Квартира в центре Питера явилась для нее подарком судьбы, ни она не знала, что делать с этим подарком.
Продать ее нельзя. Разве что сдать жильцам? «Зачем? – возмутился Майринг. – Привозите мальчика и живите с ним здесь. А работу я вам подыщу, и в садик устроим Андрейку». Так Люда сделалась официанткой, а у Андрейки появился-"дядя Марк".
Усевшись за их столик, она покраснела и от волнения долго не могла вступить в разговор. Люда стеснялась не Марка, с которым крепко сдружилась за последний месяц. Ее смущало присутствие , Аиды, о которой ходили разные сплетни. Как, например, объяснить, что молодой девушке нравится смотреть женский стриптиз?
– Я не делала копии, – подтвердила она. – С меня никто не требовал копии. А свидетельство лежало в папке с другими документами.
– А кто-нибудь из твоих домашних не мог сделать копию и послать ее Виктору? – начала допрос Ада.
– Мои домашние не знали, кто отец ребенка. И уж тем более никто не знал нового Витиного адреса.
– Может, кто-нибудь гостил у вас в последнее время?
Люда сразу хотела ответить отрицательно, но вдруг запнулась.
– Что ты вспомнила? – встрепенулся Марк. – Не стесняйся! Здесь все свои.
– В мае приезжал дядя Коля, – с трудом вы давила из себя официантка. – Это папин брат. Он обычно приезжает осенью, в сезон охоты, а тут явился по весне. Мы с мамой его недолюбливаем. Где дядя Коля – там всегда пьянка…
– Уже теплее, – улыбнулась Аида. Ее улыбка всегда создавала ощущение комфорта. Люда тоже ответила ей улыбкой.
– Вряд ли дядя был способен на такой поступок. Они с отцом не просыхали всю неделю, что он у нас гостил. А главное, зачем?
– Где живет твой дядя Коля? – поинтересовался Майринг.
– В Питере. Он всю жизнь проработал на заводе имени Кирова, а два года назад уволился. Зарплату все равно не платят, так чего задарма горбатиться?
Устроился электриком в РЭУ. На бутылку в день наскребает. А больше от жизни ему ничего не надо. А уж мой ребенок и вовсе до лампочки.
– Вот именно! – подхватила Аида. – Сама говоришь, что за бутылку он готов на все.
– Не может такого быть! – стояла на своем Людмила. – Дядя Коля копается в папке с моими Документами? Не смешите меня! – она не на шутку разволновалась и забыла о своей застенчивости.
– А с Виктором он был знаком? – снова вмешался Марк.
– Несколько раз сталкивался, когда мы торговали альбомами на Невском. И всегда с одной и той же просьбой: одолжить на бутылку. Витя одалживал, пока сам не залез в долги.
– Дядя Коля знал об этом?
– Кажется, знал. Точно уже и не помню… Визит к подозреваемому дяде Коле решили не откладывать в долгий ящик. Люда позвонила в его РЭУ и узнала номер дома, на котором он устанавливает телевизионную антенну.
– Поехали! – скомандовала Марку Аида. – Его надо брать трезвым, а то к вечеру он лыка не будет вязать!
Марку показалось, что все происходящее для нее не более чем забава, желание весело провести время.
Люда со скептическим видом пожелала им удачи.
Николай Степанович Чернобровкин еще не успел опохмелиться и потому пребывал в недобром здравии и дурном расположении духа. Срочная работа, да еще на крыше нового девятиэтажного дома, вопреки здравому смыслу повергла электрика в состояние ступора. Пальцы не слушались, мозг дремал, и только язык время от времени вяло выдавал очередную порцию привычного мата. Двое его коллег, казавшихся помоложе да половчее, горячо обсуждали последний матч «Зенита», припоминали предыдущие матчи вплоть до тысяча девятьсот шестьдесят пятого года и прогнозировали матчи будущие. В общем, работа не спорилась.
Появление на крыше молодого человека в приличном костюме было расценено всеми как добрый знак.
– Кто здесь Николай Степанович? – обратился к электрикам молодой человек. – Меня направили к вам из РЭУ. Работа пустяковая, на десять минут.
– Что случилось? – набычился дядя Коля. С жильцами окрестных домов он держался очень строго, давал почувствовать свою незаменимость.
– У меня дверной звонок сломался, а я сегодня жду гостей.
– А постучать слабо твоим гостям? Или тоже сломаются? – Николай Степанович запросто переходил на «ты» с незнакомыми людьми и ни с кем особо не церемонился.
– Не достучатся. Дверь тамбурная, да еще железная. Да вы не сомневайтесь, не обижу. На две поллитровки хватит.
– Валяй, Степаныч! – бросил один из коллег.
– Принеси нам в клюве добычу! – поддержал Другой.
Дядя Коля пробурчал что-то малоцензурное, однако оторвал седалище от гудрона и побрел за незнакомцем.
Все шло по Аидиному плану, хотя Марк и сомневался в его целесообразности Он мог бы сам поговорить со стариком. Прямо на крыше. И тот а вряд ли отказался бы от денег. От денег никто не откажется.
– Далеко живешь, парень? – поинтересовался Николай Степанович, когда они спускались вниз – Через три двора.
Дядя Коля присвистнул.
– А это разве наше РЭУ?
– Да вы не волнуйтесь, я на машине. И обратно могу вас доставить…
Электрик плюхнулся на сиденье рядом с водителем, зацепив краем глаза девушку в глубине салона и пробурчав что-то типа: «Здрэст».
Аида действовала молниеносно, заблокировала дверцу и приставила к уху дяди Коли пистолет.
– Поговорим по душам, старый козел!
Майринг, вряд ли ожидавший такого поворота, хотел сказать: «Аида, мы так не договаривались», но успел произнести только имя девушки и услышал в ответ: «Заткнись!»
– Надеюсь, ты не сомневаешься, что я могу вытряхнуть все твое маразматическое дерьмо?
У Николая Степановича что-то громко засвистело внутри, пожилой электрик явно страдал одышкой. Он только кивнул в ответ, растеряв от страха все слова.
– Хорошо, – довольствовалась она произведенным впечатлением. Дядю Колю трясло как в лихорадке. Майринг, положив голову на руль, отключился, предоставив ей полную свободу действий. – Тогда напряги остатки своих высохших мозгов. В мае ты гостил у брата в Бабаеве, так? – Леха… брат… – Дар речи постепенно возвращался к Николаю Степановичу. – Молодец! Делаешь успехи, маразматик, – похвалила Аида. – А племянницу как зовут?
– Люда.
– А сына племянницы? Вспоминай быстро! Ведь ты снимал копию с его свидетельства о рождении!
– Ничего я не…
– Склероз? Ах ты, дерьмо! – Она ударила Чернобровкина рукояткой пистолета. – Вспомнил?
– Аида, прекрати! – встрепенулся Марк.
– Успокойся, Марик. С такими иначе нельзя. Я тебя предупреждала…
– Беда с этими бабами, молодой человек, – пожаловался Майрингу дядя Коля, вытирая кровь с поцарапанной щеки, – одна другой чище! А я ведь, между прочим, под Сталинградом врукопашную…
– Кому ты заливаешь, мудило? – засмеялась девушка. – Да в сорок третьем тебе еще и пяти лет не было! Иначе сидел бы на пенсии, а не лазал по крышам! А что ты там насчет баб проблеял? «Одна другой чище?» Тебе баба заказала эту копию? Ну что, в рот воды набрал? Еще раз врезать?
– Так я и говорю, что баба.
– Уже теплее, дядя Коля. Как зовут бабу?
– А я почем знаю? Она не называлась. Нож к горлу приставила, езжай, говорит, и привези, а иначе хана. Правда, оплатила поездку и на вознаграждение не поскупилась. Пятьсот «зелененьких» на дороге не валяются!
– А она говорила, зачем ей понадобилась эта копия? – вмешался Майринг.
– Не-ет! Ни хрена! Будет она со мной делиться своими секретами!
– Какая она? Описать можешь?
– Молодая, шустрая… Не сестричка ли твоя? – Николай Степанович повернул голову и впервые как следует рассмотрел Аиду. – О! Даже похожи чем-то!
Хотя мне нынче все девицы на одно лицо! А потом, та была иностранка. Финка, скорее всего. Правда, финки в основном страхолюдные, а эта красавица. Глаз не оторвешь. Глазища у нее зеленые! Я раньше думал, таких в природе не бывает.
Видать, ошибался.
– Блондинка? – опять спросил Марк.
– Я же говорю, финка.
– Как ты это понял?
– Акцент. Очень сильный акцент.
– Ты можешь отличить финский акцент от эстонского или от шведского? – продолжала донимать его Аида.
– Куда уж мне! Но на вид финка. Точно, финка. Даже не сомневайтесь. Я их за свою жизнь много повидал.
– Так сам же говоришь, они – некрасивые, а эта – раскрасавица.
– Природа шутит иногда. А еще у нее вот тут родинка! – вспомнил дядя Коля и ткнул себя пальцем в правое крыло увесистого, горбатого носа.
– Ладно, дай ему денег, – обратилась Аида к Марку, – и пусть проваливает!..
Сначала ехали молча, потом Майринг поинтересовался:
– Откуда у тебя пистолет?
– Подарок поклонника.
– Я не знал, что у тебя есть поклонники. – И после паузы добавил:
– Я вообще про тебя ничего не знаю.
– А нужно ли?
– Мне кажется, твой брат о тебе тоже ничего не знает.
– Мой брат живет в иллюзорном мире. Он – идеалист, а это очень опасно и для него самого и для окружающих. Он даже ни разу не поинтересовался, откуда я взяла столько денег на покупку квартиры в центре Питера. Его вообще деньги не волнуют. Он может обойтись и без них.
– Родион действительно не придает значения деньгам, – согласился Марк.
– Может, так и надо?
Аида ничего не ответила и предложила:
– Поговорим о деле. Похоже, ты оказался прав. Твоего кузена и вправду убили. И я бы на твоем месте не лезла в это дерьмо. Какой из тебя сыщик? Только нахватаешь проблем на свою задницу!
– Да, я пожалел, что взял тебя в помощники, – признался Майринг. – Такие методы мне не подходят. Уголовщина какая-то!
– Хочешь все-таки найти эту бабу? Разве не достаточно того, что уже знаешь? Разве твоя совесть до сих пор не успокоилась?
Он молчал, пристально глядя на дорогу.
– Хорошо, давай рассуждать логично, – вздохнула Аида, всем своим видом показывая, что ей надоел этот разговор и она продолжает его толь-„ ко из уважения к Марку – Не думаешь же ты, что эта финка была любовницей Виктора? И наняла Дядю Колю, преследуя какие-то личные, корыстные цели. Убийство на почве ревности, в состоянии аффекта, тоже надо сразу отмести. Все было тщательно продумано. Скорее всего, Виктор оказался втянут в какую-то нечистую игру, и в нужный момент его убрали. Пожертвовали пешкой. Как тебе моя версия?
Они уже подъезжали к дому, и Виктору казалось, что Инга задремала. Всю дорогу она сидела с закрытыми глазами, крепко прижимая к себе сумочку – Может, махнем в ресторан?
– Думаю, рановато. И потом, я не одета для ресторана. Лучше выпьем у вас дома. – При этом она как бы случайно коснулась его руки, сжимавшей переключатель скоростей, и Виктор почувствовал, как кровь запульсировала в висках.
«Пусть я прошляпил квартиру, зато будет о чем вспомнить! Такие цыпочки на дороге не валяются!»
Они сошлись на ломбардском пино нуар и бургундском алиготе. Виктор предпочитал напитки покрепче, но сделал уступку даме.
Между тем дама велела откупорить обе бутылки. Затем последовало предложение выпить на брудершафт. Виктору нравилось, что она берет инициативу в свои руки, потому что с женщинами он всегда чувствовал себя скованно, а тут еще и иностранка.
– Мне – красное, а вам – белое, – продолжала распоряжаться Инга. – Потом поменяемся бокалами. Люблю смешивать напитки. Так скорее пьянеешь,* * *
Она стояла возле окна, и пино нуар в бокале, казавшееся густым и почти черным, будто вспыхнуло на свету, как и рубиновое кольцо на ее безымянном пальце. Впрочем, его не волновали ни у кольцо, ни оттенок пино нуар, ни болтовня Инги. Ведь предстоял долгий и томительный поцелуй, и не только…
* * *
– Виктор, вы сегодня совершили благороднейший поступок. Не всякий мужчина решится отписать квартиру незаконнорожденному сыну, которого и в глаза не видел. Ради бога, не ищите в моих словах иронию! И оставьте подозрения.Можете прямо сейчас вызвать Люду на переговоры. У меня есть телефон переговорного пункта.
Он подумал о кассете, на которую продиктовал звуковое письмо. «Я в отчаянии, Люда!» Теперь положение не казалось ему таким уж отчаянным.
– Успеется, – ответил Виктор и представил, как Инга прижимается коленями к его бедрам, принимая в свое лоно.
– Выпьем за вашего сына.
Поцеловались они довольно холодно. Она пресекла его страстный порыв.
– Теперь мне – белого, а себе – красного. И немного музыки. У тебя есть Моцарт?
– Что-то из «Женитьбы Фигаро», но в современной обработке.
– Неплохо. Скажу по секрету, Моцарт меня возбуждает.
Пока он рылся в компакт-дисках, она сама разлила вино.
– А ты кто по национальности? – неожиданно поинтересовался Виктор. – Финка? – Почти.
Он не стал выяснять, что значит «почти». Главное, чтобы все было на месте, а в этом он почти не сомневался. И еще, у него совсем исчез страх перед кредитором, а ведь он пошел против его воли. Присутствие Инги вселяло смелость.
Фривольные куплеты из финала оперы пелись невыразительными голосами по-английски, да еще под электронику.
– За что выпьем теперь?
Она ждала его на диване. Он уселся рядом с бокалом в руке и обнял ее за плечи.
– За старую любовь! – подмигнула Инга и добавила:
– Которая приносит плоды…
– Может, лучше – за новую?
– Нет, за старую, – не согласилась она и принялась смаковать бургундское.
«Пино нуар» не вспыхнуло в его бокале, потому что в комнату заглянули сумерки.
Виктор сделал большой глоток и тут же вытаращил глаза, а потом схватился за горло так, будто его сдавило невидимой удавкой. Бокал, залив брюки вином, скатился на пол.
Девушка спокойно дождалась агонии, продолжая смаковать бургундское.
Когда Виктор окончательно успокоился, откинувшись на спинку дивана, она запустила руку в карман его брюк и достала ключи от письменного стола.
В ящике стола ее заинтересовала аудиокассета, завернутая в полиэтилен.
Вырубив бездарную обработку Моцарта, она поставила кассету и устроилась в кресле. Казалось, труп хозяина квартиры ее совсем не беспокоит. Труп остывал у нее за спиной, а голос Виктора жил еще сорок пять минут, взволнованный и грустный. Потом запел Кобейн, вызвав ухмылку на лице гостьи.
Звуковое письмо она стерла, оставив только две первые фразы: «Я в отчаянии, Люда! Люда, я в отчаянии!»
* * *
«Скитания окончены. Бродяжка угомонилась, обрела покой и тепло. А не пойти ли на дно, к рыбкам?»Пираньи сгруппировались за стеклом аквариума, с надеждой поглядывая на девушку, приблизившую к ним свое лицо. Вряд ли они были очарованы ее египетским профилем, волной иссиня-черных волос, голубыми глазами, а тем более – мыслями.
С виду безобидные рыбки, если не считать вездесущего одноглазого самца, да и он не внушает страха. А попробуй сунуть им палец!
– Ваш кофе, Аида.
Новая официантка Люда никак не может перейти с ней на «ты».
Провинциальный синдром. А сама-то она разве не из провинции? Не из жуткого захолустья на краю земли, то бишь на границе с Китаем? Первые двенадцать лет жизни в этой дыре ей показались адом. Вот и пошла она по миру Целых десять лет понадобилось бродяжке, чтобы наконец угомониться, обрести свой угол. «Углом»
Аида называла пятикомнатную квартиру на Фурштадтской. Уже больше года она жила в Санкт-Петербурге и считала его своей настоящей родиной. По крайней мере, здесь родился ее прадед и здесь умерла прабабушка…
Старая Аида, мудрая, ворчливая цыганка, полвека провела в разлуке с любимым городом, а вернувшись, прожила всего три дня, да и то в полном беспамятстве. Последние слова сказала по-венгерски, и только правнучка их поняла: «Не будет нигде покоя. Одни скитания. Вечные скитания…»
Имела ли в виду почти столетняя старуха свою загробную жизнь или таким образом напутствовала правнучку, так и осталось неизвестным. Во всяком случае, теперь некому погадать на картах, чтобы предсказать дальнюю дорогу, а сама Аида никуда не собирается. Ей уютно в этом городе, в этом кафе, за этим столиком с остывающим капуччино и любопытными пираньями за стеклом аквариума.
Она всегда мечтала о большом уютном доме для своей семьи. Мечта сбылась. Правда, от семьи остались только сводный брат да мачеха. Есть еще отец, но он далеко, и у него своя семья. Родион до сих пор переписывается с ним, помнит и любит. Для Аиды же отец – нечто чужеродное, когда-то ненавистное, с годами ставшее пустым местом. Однажды ей приснилось, что она любит отца.
Только во сне он называл ее бабушкой. Сон показался ей отвратительным, но с тех пор появилось ощущение дряхлости, словно призрак старой цыганки поселился у нее внутри и Аида теперь приходилась бабкой собственному отцу.
Недавно папаша дал о себе знать, прислал на день рождения открытку с сухим традиционным поздравлением. Она не собирается ему отвечать. Еще чего доброго вздумает приехать! Предлог имеется, и не один – обнять детей, навестить могилу бабушки. К чертовой матери! Она не потерпит в своем доме отца! Пусть снимает номер в гостинице, если ему приспичило!
Отец был деспотом, умудрялся жить в одной квартире с первой и второй женой и подавлял всех, кого мог: обеих женщин, сына. Только бабку он боялся. И был осторожен с ее маленькой копией. Аида с малых лет умела одним только взглядом остановить занесенный над ее головой кулак. Гипноз? Или телекинез? Об этом она не задумывалась, ей было все равно.
Нынешний уклад жизни казался ей слишком спокойным и счастливым, чтобы в нем что-то менять. Каждое утро она выпивала чашку кофе в «Коко Банго» на Литейном. Потом отправлялась в увлекательное путешествие по антикварным магазинам и художественным салонам. Обедать предпочитала в китайском или японском ресторане. Вечером ее можно было снова найти в «Коко Банго». Здесь уже все ее знали, и она знала всех. Ночью в кафе давали стриптиз. Аида любила смотреть на обнаженное женское тело и с некоторыми девушками даже завела знакомство.
Она изо всех сил старалась забыть свое босячество, связи с воровскими шайками и наркоманскими притонами, дни голода и страха. Но одна стародавняя привычка у нее все же сохранилась. Аида любила проводить ночи в парках или садах. Ей нравилось спать на скамейке в Летнем, под статуями восемнадцатого века, привезенными сюда еще при Петре. В Таврическом тоже было неплохо, а вот в парке Михайловского дворца к ней однажды пристали подвыпившие бомжи, и она едва унесла ноги. Ее заветной мечтой было провести ночь в парках Петергофа. Она даже высмотрела место, где могла бы спрятаться перед закрытием, но опасалась собак.
Царскую резиденцию, должно быть, охраняют очень злые собаки. Несмотря на ощущение дряхлости, подчас в ней просыпался ребенок.
– Я тебе не помешаю?
Молодой человек в строгом костюме, с шапкой густых, преждевременно поседевших волос, уселся напротив. Его карие глаза излучали доброту и печаль.
– Когда ты мне мешал?
С Марком Майрингом ее познакомил брат. Они когда-то вместе учились в медицинском. Марк теперь преуспевает в бизнесе, а ее брат… Хирург-неудачник, переквалифицировавшийся в неудачника-психиатра! Ее брат – неудачник. С этим пора смириться.
Марк с утра предпочитал эспрессо, крепкий напиток, заставляющий думать.
– О чем грустишь?
– О жизни.
– О жизни – это хорошо. О жизни следует почаще грустить, чтобы не думать о смерти. – Он постучал пальцами по стеклу аквариума и бросил стайке возбужденных рыбок:
– Не дождетесь!.. Верочка, мне без сахара! Людочка, ты здорово выглядишь! Как сынуля? Озорничает? Скажи, если не будет слушаться, дядя не поведет его в воскресенье в зоопарк!
Так бывало каждое утро в прохладном затемненном зале «Коко Банго».
Всего два посетителя, которым барменша варит кофе, а официантка подает. Они уже не представляли себе утра без этих посиделок с пустой болтовней. Их посиделки не возили вылиться во что-то серьезное. У Марка была жена и дети, а сердце Аиды навсегда охладело к особям мужского пола.
– Ты узнал что-то новое о своем кузене? – напрямик спросила она.
– Все твердят в один голос: «Самоубийство!», и никто больше палец о палец не ударит. Меня же могут потянуть из-за этого дурацкого пузырька.
Следователь уже копает. Я их очень заинтересовал. Лучше бы, дурак, не высовывался! Думаю, мой поиски справедливости закончатся крупной взяткой.
Иначе, как от них отвязаться? – Майринг сделал нервный глоток и посмотрел ей в глаза. – Что скажешь?
– Я уже все сказала раньше.
Месяц назад случилось несчастье, Аида предупредила: "Не лезь к ментам!
Они не догадаются о вашем родстве, а твой бизнес их может заинтересовать".
– Ты была права, – признался Марк, – но я не верил в самоубийство и теперь не верю. Когда он пришел ко мне за этим злосчастным пузырьком, я так и подумал. Жизнь парню опротивела. Но Витька был полон сил, одержим идеей убийства. Он собирался разделаться со своим старым кредитором, с которым, как он утверждал, уже давно расплатился. В нем бурлили страсти, энергия, жизнь, черт побери! Я немного врач и в этом разбираюсь…
– Он же не сразу это сделал, как ушел от тебя? – возразила Аида. – Даже за сутки все может перемениться. Иногда легче убить себя, чем своего обидчика.
– Да-да, я понимаю. Но меня смущает завещание.
– А по-моему, вполне логично. Человек собирается умереть и пишет завещание…
– И заверяет его у нотариуса. Не слишком ли расчетливо для самоубийцы?
И потом, откуда у него копия свидетельства о рождении сына? Он ничего не знал о сыне. Люда пять лет не давала о себе знать. А копию у нее украли. Кто-то рассказал Виктору об Андрейке и показал копию свидетельства. Видишь, сколько вопросов, а эти ослы и в ус не дуют. Хотя бы расспросили нотариуса, приезжал Виктор в тот день один или кто-то сопровождал его.
– А ты был у нотариуса?
– Да разве он мне скажет? Кто я для него?
– Но ты все-таки спрашивал?
– Спрашивать-то спрашивал. Он как-то странно посмотрел, а потом выдал:
«У меня, молодой человек, в день по пятьдесят посетителей. Я не могу за всеми следить!» Я думаю, что нотариус лицо заинтересованное, – продолжал Марк.
– Если здесь умысел, то даже не сомневайся. Вот только не понятен мотив убийства. Квартира-то досталась Андрейке.
– Мотивы могут быть самые разнообразные. Барменша Вера, зная щедрость Аиды, не постеснялась одолжиться у нее дамской сигарой. Это была молодая девушка в очках, с короткой стрижкой льняных волос, всегда строго одетая и по-немецки аккуратная. Она слыла натурой романтической, потому что постоянно держала раскрытым томик стихов, – Кто на этот раз? – поинтересовался Майринг. – Эдгар По? Браво, Верочка, браво!
– Уж больно мрачный, – пожаловалась барменша.
– Жизнь такая, – пожал плечами Марк. А немного погодя она принесла им кофе, Аиде – капуччино, Майрингу – эспрессо, и, держа в зубах сигариллу, умудрилась с улыбкой произнести: «За счет заведения».
Как хорошо ему было здесь, в окружении милых девчонок! И совсем не хотелось говорить о смерти, а тем более копаться в чужих грехах. Будто подслушав его мысли, Аида спросила:
– На кой черт он сдался тебе, этот Виктор? Сам же возмущался тогда, говорил, что знать его больше не хочешь. Он меньше всего думал о тебе, когда пришел за ядом. И в конце концов подставил тебя. Так кому теперь нужна истина?
– Я тебе вот что скажу, Аида. Ты можешь считать меня слабаком, нытиком, кем угодно, но когда я случайно встретил его в прошлом году, я понял, что обрел брата, которого мне всегда не хватало. Наши родители все решили за нас. А теперь мне кажется, что я его предал. – И он еле слышно добавил:
– Кажется, что я его убил. На душе погано. Вот в чем дело, Аида.
– Тебе станет легче, если ты узнаешь имя убийцы? – Разумеется. Я буду чувствовать себя окрыленным…
– Окрыленным? Ангелом, что ли? – ухмыльнулась она. – И тут же полетишь сдавать его милиции?
– Не знаю.
Аида на мгновение задумалась и неожиданно рассмеялась.
– Ну, какой из тебя следователь, Марк? Неужели ты серьезно решил действовать?
Он ничего не ответил, опустив голову. Ей совсем не хотелось его обижать. У нее не так уж много друзей, чтобы разбрасываться ими.
– Ну, хорошо. Хочешь, я тебе немного помогу?
– Ты?
Она прочитала в глазах Майринга недоверие:
«Издеваешься надо мной?»
– А что тут странного? У меня излишек опыта, и я мудра, как столетний питон. – Она произнесла это с грустной улыбкой.
– Опыта не бывает слишком много. И потом, мудрая змея, тебе хотя бы двадцать уже исполнилось?
– Чуть больше. – Возраст Аиды многих вводил в заблуждение. В мужской среде принято считать, что все молодые, симпатичные девушки страдают слабоумием. – Займемся расследованием? – подмигнула она. – С чего ты собираешься начать?
– Не знаю.
– Ты ведь сам только что сказал про копию, свидетельства о рождении ребенка. Значит, надо выяснить, как она попала к Виктору.
– По-твоему, это так просто? Мы уже с Людмилой ломали голову над этим вопросом. Моя родственница не делала никаких копий и свидетельства не теряла, официантку Люду, хрупкую сероглазую девушку с характерным вологодским оканьем, он называл родственницей. Она была из тех, чье лицо невозможно восстановить в памяти.
Марк позвонил Виктору через неделю после визита кузена в аптеку. К тому времени Майринг немного остыл, и дальнейшая судьба брата была ему небезразлична. В трубке он услышал тихий девичий голосок: «А Витя скончался…»
Так он познакомился с Людой. Смерть бывшего любовника она перенесла спокойно, потому что давно уже похоронила его в своем сердце. Квартира в центре Питера явилась для нее подарком судьбы, ни она не знала, что делать с этим подарком.
Продать ее нельзя. Разве что сдать жильцам? «Зачем? – возмутился Майринг. – Привозите мальчика и живите с ним здесь. А работу я вам подыщу, и в садик устроим Андрейку». Так Люда сделалась официанткой, а у Андрейки появился-"дядя Марк".
Усевшись за их столик, она покраснела и от волнения долго не могла вступить в разговор. Люда стеснялась не Марка, с которым крепко сдружилась за последний месяц. Ее смущало присутствие , Аиды, о которой ходили разные сплетни. Как, например, объяснить, что молодой девушке нравится смотреть женский стриптиз?
– Я не делала копии, – подтвердила она. – С меня никто не требовал копии. А свидетельство лежало в папке с другими документами.
– А кто-нибудь из твоих домашних не мог сделать копию и послать ее Виктору? – начала допрос Ада.
– Мои домашние не знали, кто отец ребенка. И уж тем более никто не знал нового Витиного адреса.
– Может, кто-нибудь гостил у вас в последнее время?
Люда сразу хотела ответить отрицательно, но вдруг запнулась.
– Что ты вспомнила? – встрепенулся Марк. – Не стесняйся! Здесь все свои.
– В мае приезжал дядя Коля, – с трудом вы давила из себя официантка. – Это папин брат. Он обычно приезжает осенью, в сезон охоты, а тут явился по весне. Мы с мамой его недолюбливаем. Где дядя Коля – там всегда пьянка…
– Уже теплее, – улыбнулась Аида. Ее улыбка всегда создавала ощущение комфорта. Люда тоже ответила ей улыбкой.
– Вряд ли дядя был способен на такой поступок. Они с отцом не просыхали всю неделю, что он у нас гостил. А главное, зачем?
– Где живет твой дядя Коля? – поинтересовался Майринг.
– В Питере. Он всю жизнь проработал на заводе имени Кирова, а два года назад уволился. Зарплату все равно не платят, так чего задарма горбатиться?
Устроился электриком в РЭУ. На бутылку в день наскребает. А больше от жизни ему ничего не надо. А уж мой ребенок и вовсе до лампочки.
– Вот именно! – подхватила Аида. – Сама говоришь, что за бутылку он готов на все.
– Не может такого быть! – стояла на своем Людмила. – Дядя Коля копается в папке с моими Документами? Не смешите меня! – она не на шутку разволновалась и забыла о своей застенчивости.
– А с Виктором он был знаком? – снова вмешался Марк.
– Несколько раз сталкивался, когда мы торговали альбомами на Невском. И всегда с одной и той же просьбой: одолжить на бутылку. Витя одалживал, пока сам не залез в долги.
– Дядя Коля знал об этом?
– Кажется, знал. Точно уже и не помню… Визит к подозреваемому дяде Коле решили не откладывать в долгий ящик. Люда позвонила в его РЭУ и узнала номер дома, на котором он устанавливает телевизионную антенну.
– Поехали! – скомандовала Марку Аида. – Его надо брать трезвым, а то к вечеру он лыка не будет вязать!
Марку показалось, что все происходящее для нее не более чем забава, желание весело провести время.
Люда со скептическим видом пожелала им удачи.
Николай Степанович Чернобровкин еще не успел опохмелиться и потому пребывал в недобром здравии и дурном расположении духа. Срочная работа, да еще на крыше нового девятиэтажного дома, вопреки здравому смыслу повергла электрика в состояние ступора. Пальцы не слушались, мозг дремал, и только язык время от времени вяло выдавал очередную порцию привычного мата. Двое его коллег, казавшихся помоложе да половчее, горячо обсуждали последний матч «Зенита», припоминали предыдущие матчи вплоть до тысяча девятьсот шестьдесят пятого года и прогнозировали матчи будущие. В общем, работа не спорилась.
Появление на крыше молодого человека в приличном костюме было расценено всеми как добрый знак.
– Кто здесь Николай Степанович? – обратился к электрикам молодой человек. – Меня направили к вам из РЭУ. Работа пустяковая, на десять минут.
– Что случилось? – набычился дядя Коля. С жильцами окрестных домов он держался очень строго, давал почувствовать свою незаменимость.
– У меня дверной звонок сломался, а я сегодня жду гостей.
– А постучать слабо твоим гостям? Или тоже сломаются? – Николай Степанович запросто переходил на «ты» с незнакомыми людьми и ни с кем особо не церемонился.
– Не достучатся. Дверь тамбурная, да еще железная. Да вы не сомневайтесь, не обижу. На две поллитровки хватит.
– Валяй, Степаныч! – бросил один из коллег.
– Принеси нам в клюве добычу! – поддержал Другой.
Дядя Коля пробурчал что-то малоцензурное, однако оторвал седалище от гудрона и побрел за незнакомцем.
Все шло по Аидиному плану, хотя Марк и сомневался в его целесообразности Он мог бы сам поговорить со стариком. Прямо на крыше. И тот а вряд ли отказался бы от денег. От денег никто не откажется.
– Далеко живешь, парень? – поинтересовался Николай Степанович, когда они спускались вниз – Через три двора.
Дядя Коля присвистнул.
– А это разве наше РЭУ?
– Да вы не волнуйтесь, я на машине. И обратно могу вас доставить…
Электрик плюхнулся на сиденье рядом с водителем, зацепив краем глаза девушку в глубине салона и пробурчав что-то типа: «Здрэст».
Аида действовала молниеносно, заблокировала дверцу и приставила к уху дяди Коли пистолет.
– Поговорим по душам, старый козел!
Майринг, вряд ли ожидавший такого поворота, хотел сказать: «Аида, мы так не договаривались», но успел произнести только имя девушки и услышал в ответ: «Заткнись!»
– Надеюсь, ты не сомневаешься, что я могу вытряхнуть все твое маразматическое дерьмо?
У Николая Степановича что-то громко засвистело внутри, пожилой электрик явно страдал одышкой. Он только кивнул в ответ, растеряв от страха все слова.
– Хорошо, – довольствовалась она произведенным впечатлением. Дядю Колю трясло как в лихорадке. Майринг, положив голову на руль, отключился, предоставив ей полную свободу действий. – Тогда напряги остатки своих высохших мозгов. В мае ты гостил у брата в Бабаеве, так? – Леха… брат… – Дар речи постепенно возвращался к Николаю Степановичу. – Молодец! Делаешь успехи, маразматик, – похвалила Аида. – А племянницу как зовут?
– Люда.
– А сына племянницы? Вспоминай быстро! Ведь ты снимал копию с его свидетельства о рождении!
– Ничего я не…
– Склероз? Ах ты, дерьмо! – Она ударила Чернобровкина рукояткой пистолета. – Вспомнил?
– Аида, прекрати! – встрепенулся Марк.
– Успокойся, Марик. С такими иначе нельзя. Я тебя предупреждала…
– Беда с этими бабами, молодой человек, – пожаловался Майрингу дядя Коля, вытирая кровь с поцарапанной щеки, – одна другой чище! А я ведь, между прочим, под Сталинградом врукопашную…
– Кому ты заливаешь, мудило? – засмеялась девушка. – Да в сорок третьем тебе еще и пяти лет не было! Иначе сидел бы на пенсии, а не лазал по крышам! А что ты там насчет баб проблеял? «Одна другой чище?» Тебе баба заказала эту копию? Ну что, в рот воды набрал? Еще раз врезать?
– Так я и говорю, что баба.
– Уже теплее, дядя Коля. Как зовут бабу?
– А я почем знаю? Она не называлась. Нож к горлу приставила, езжай, говорит, и привези, а иначе хана. Правда, оплатила поездку и на вознаграждение не поскупилась. Пятьсот «зелененьких» на дороге не валяются!
– А она говорила, зачем ей понадобилась эта копия? – вмешался Майринг.
– Не-ет! Ни хрена! Будет она со мной делиться своими секретами!
– Какая она? Описать можешь?
– Молодая, шустрая… Не сестричка ли твоя? – Николай Степанович повернул голову и впервые как следует рассмотрел Аиду. – О! Даже похожи чем-то!
Хотя мне нынче все девицы на одно лицо! А потом, та была иностранка. Финка, скорее всего. Правда, финки в основном страхолюдные, а эта красавица. Глаз не оторвешь. Глазища у нее зеленые! Я раньше думал, таких в природе не бывает.
Видать, ошибался.
– Блондинка? – опять спросил Марк.
– Я же говорю, финка.
– Как ты это понял?
– Акцент. Очень сильный акцент.
– Ты можешь отличить финский акцент от эстонского или от шведского? – продолжала донимать его Аида.
– Куда уж мне! Но на вид финка. Точно, финка. Даже не сомневайтесь. Я их за свою жизнь много повидал.
– Так сам же говоришь, они – некрасивые, а эта – раскрасавица.
– Природа шутит иногда. А еще у нее вот тут родинка! – вспомнил дядя Коля и ткнул себя пальцем в правое крыло увесистого, горбатого носа.
– Ладно, дай ему денег, – обратилась Аида к Марку, – и пусть проваливает!..
Сначала ехали молча, потом Майринг поинтересовался:
– Откуда у тебя пистолет?
– Подарок поклонника.
– Я не знал, что у тебя есть поклонники. – И после паузы добавил:
– Я вообще про тебя ничего не знаю.
– А нужно ли?
– Мне кажется, твой брат о тебе тоже ничего не знает.
– Мой брат живет в иллюзорном мире. Он – идеалист, а это очень опасно и для него самого и для окружающих. Он даже ни разу не поинтересовался, откуда я взяла столько денег на покупку квартиры в центре Питера. Его вообще деньги не волнуют. Он может обойтись и без них.
– Родион действительно не придает значения деньгам, – согласился Марк.
– Может, так и надо?
Аида ничего не ответила и предложила:
– Поговорим о деле. Похоже, ты оказался прав. Твоего кузена и вправду убили. И я бы на твоем месте не лезла в это дерьмо. Какой из тебя сыщик? Только нахватаешь проблем на свою задницу!
– Да, я пожалел, что взял тебя в помощники, – признался Майринг. – Такие методы мне не подходят. Уголовщина какая-то!
– Хочешь все-таки найти эту бабу? Разве не достаточно того, что уже знаешь? Разве твоя совесть до сих пор не успокоилась?
Он молчал, пристально глядя на дорогу.
– Хорошо, давай рассуждать логично, – вздохнула Аида, всем своим видом показывая, что ей надоел этот разговор и она продолжает его толь-„ ко из уважения к Марку – Не думаешь же ты, что эта финка была любовницей Виктора? И наняла Дядю Колю, преследуя какие-то личные, корыстные цели. Убийство на почве ревности, в состоянии аффекта, тоже надо сразу отмести. Все было тщательно продумано. Скорее всего, Виктор оказался втянут в какую-то нечистую игру, и в нужный момент его убрали. Пожертвовали пешкой. Как тебе моя версия?