Страница:
– Мне, Горти?
– Ну не молодому же Грейсону. Я спросила, неужели ни одна не уцелела?
На лице Харли отразилась целая гамма чувств, а потом он неожиданно просиял.
– Ой, Господи, да нет же! Я ведь перенес большую часть бутылок, особенно старинные, в летний погреб, в саду. Остались только этого года, весенние. Я и запамятовал. Меня ведь и Мэри о том же спрашивала, а я чумной был, сказал, что все сгорело…
– Так ты видел Мэри?
– Ну а как же? Она ж меня первая нашла.
Гортензия немедленно вцепилась в закопченную куртку своего старинного друга.
– Как первая? Тебя вынесли Артуровы ребята да мисс Джонсон, учительша. Они тебя и нашли…
– Горти, я не контуженный и не в склерозе.
Мэри меня нашла. И вытащила тоже Мэри. Оттащила в сад, подальше от огня, потому как меня сморило в двух шагах от дома. Кабы я там дожидался спасателей, мне бы точно крышка.
Я думал, это она их прислала.
Дотти взвизгнула и вцепилась в руку побледневшего Ника. Гортензия неожиданно глубоко вздохнула и очень деловито села на траву. Голос у нее стал тихим и на редкость рассудительным.
– Это от неожиданности, не волнуйтесь.
Значит, она все еще на пожаре. И я ей всыплю, когда она вернется, потому что она обещала не лезть в огонь. Интересно, а какого…, что она там делает, если единственный пострадавший – здесь?
Харли осторожно заметил:
– Она девочка ответственная, решила подежурить, вдруг кому плохо станет от угару…
Ник вдруг отчаянно вскрикнул:
– Так надо же просто пойти и спросить. Я сейчас, миссис Вейл! Одну минуту! Дотти, не ходи никуда, останься с миссис Вейл.
Юноша кинулся во тьму, озаряемую сполохами догорающего пожара и ручными фонариками.
Харли крякнул, выпрямился и решительно направился за ним. Гортензия слабо вскрикнула:
– Нет, Харли, не ходи. Ты еще слаб…
– Глупости, Горти. Я продышался на воздухе.
– Ник сам все узнает и приведет к нам Мэри.
– И очень хорошо.
– Харли…
– Это МОЙ дом сгорел, Гортензия. И я имею право на него посмотреть в последний раз. Дотти, малышка, не давай ей делать глупости, а еще лучше – отведи-ка ее домой и сделай чаю покрепче.
Дотти с трепетом выслушала это распоряжение и робко повернулась к Гортензии, даже не надеясь на успех. Однако старая женщина устало оперлась на руку девушки и растерянно кивнула.
– Пожалуй, он прав, детка. Мне просто не дойти за ними, а на сырой земле много не высидишь. Сейчас они вернутся вместе с Мэри, а у нас уже будет чай…
Именно в этот момент вся духота, копившаяся в небе над Грин-Вэлли эти дни, взорвалась оглушительным раскатом грома. Бело-синяя вспышка молнии с треском полыхнула в окончательно потемневшем небе, и на землю обрушился ливень. Он завершил тушение пожара, разом забив все маленькие островки огня, смыв гарь и сажу с ветвей, охладив запекшуюся землю. Стало легче дышать.
Мокрые до нитки, Дотти и Гортензия доковыляли до Кривого домишки. Гортензия сунула девушке купальный халат и шерстяные носки, переоделась в сухое сама, и они сели рядышком на застекленной веранде – ждать новостей.
Чайник они так и не поставили.
Харли догнал Ника еще на тропинке и молча зашагал рядом с ним. Навстречу им метнулась тень, вспыхнул свет фонарика. Это был Джослин Бримуорти, с ним еще несколько мужчин.
– Рады видеть тебя на ногах, старый друг.
Как ты?
– Бывало и хуже. Помог дождичек, верно?
– Да уж. Работы совсем не осталось. Завтра по свету начнем разбирать все это дело, чтобы ребятишки не полезли. По такой погоде-то они не сунутся. Хреновые дела, Харли.
– Полностью с тобой согласен, Джос. Но горечи, как ни странно, не испытываю. В этом доме было немало радости, но и горя хватало. Билли потребен другой дом, новый. Я как-то не мог представить, что они заживут отдельно от меня, а настаивать, чтоб жили в этой халупе…
– Я не о том, Харли. Сдается мне…, то есть нам всем, что это был поджог.
Ник охнул, а Харли мгновенно стал похож на ястреба, высмотревшего в траве добычу.
– И откуда это такие мысли, Джос?
– Да уж больно ровно занялось. Со всех четырех сторон. Моего папашу, как ты знаешь, еще в тридцать третьем жгли, я с тех пор запомнил. К тому же дом твой не из бумаги был сложен. Халупа не халупа – а построен добротно. Такие стены от уголька не займутся, а весь пожар длился минут двадцать. Не иначе, помогли дому твоему сгореть.
Ник, аж приплясывавший от нетерпения, вклинился в разговор.
– Простите, что перебиваю, мистер Бримуорти, но миссис Вейл очень волнуется, и если Мэри вам больше не нужна…
– Мэри? Мисс Райан? Она нам очень пригодилась бы, потому что Финч здорово обжег руку, а Конвею балка упала на ногу, но ведь ее здесь нет!
Харли ахнул и шагнул вперед.
– Джос, ты уверен? Ведь здесь наверняка была тьма народу…
Толстяк приосанился.
– Я, как ты знаешь, отвечаю в Грин-Вэлли за гражданскую оборону, Харли. Да, в первый момент неразберихи хватало, но потом мы все организовали. Посторонних и зевак убрали, мужчин постарше и потолще поставили в оцепление, потому как толку от них немного. На холме никого больше нет, Харли, и не было.
Харли и Ник переглянулись. Джос с тревогой наблюдал за обоими. Наконец Харли медленно произнес, не сводя глаз с молодого человека:
– Вот что, Джос, полагаю, твой "манлихер" все еще в хорошем состоянии?
– .Ну да…
– Я займу его на пару часов.
– Мистер Уиллингтон, вы думаете…
– Малыш Ник, я думаю сразу о нескольких вещах. Во-первых, Мэри точно была здесь, она выволокла меня из огня, напоила водой и пошла за ней еще раз. В этот момент появились твои, Джос, парни. Стало быть, погибнуть в огне…
– Ой, Господи!
– … ПОГИБНУТЬ В ОГНЕ ОНА НЕ МОГЛА.
Тихонько уйти тоже не могла. Еще не могла улететь и провалиться под землю. Во-вторых, Джос Бримуррти, малыш Ник, предполагает – а у меня нет оснований ему не верить, – что нашу с Биллом хибару подожгли. Не думаю, чтобы это сделали монашки из соседнего монастыря, да даже Стейнша на это вряд ли способна. Стало быть, недобрые, лихие людишки отирались возле моего дома. "Манлихер" против них самое оно.
Ну а в-третьих… В-третьих, я ни за что не пойду говорить Горти, что ее внучка пропала.
Примерно через сорок минут Ник Грейсон провожал глазами высокую широкоплечую фигуру Харли Уиллингтона, уходившего во тьму с "манлихером" Джоса Бримуорти за плечом.
На дождь старый охотник не обращал ни малейшего внимания, а вот Ник чувствовал себя препаршиво. Его знобило, в горле саднило от сажи, а главное – он очень боялся идти к миссис Вейл.
Медленно волоча ноги, он вошел в палисадник Кривого домишки. С тоской посмотрел на приветливый желтый огонек в окне. Именно в этот момент до Ника Грейсона и дошел весь ужас ситуации. В Грин-Вэлли совершено страшное преступление. Похищена Мэри Райан, сожжен дом Харли Уиллингтона. Это с трудом укладывалось в голове, а кроме того, совершенно невозможно было идти в теплый уютный дом, переодеваться в сухое и пить чай, зная, что Мэри в руках бандитов.
Ник, бледный и чумазый, возник в дверях, напоминая призрак, и Дотти немедленно завизжала. Гортензия устало махнула рукой.
– Как хорошо, что есть вещи, которые остаются неизменными. Восход солнца, зима и лето, визг Дотти Хоул по любому поводу… Входи скорее, юный Грейсон. Я спокойна и не впаду в истерику. Так надо понимать, Мэри вы не нашли?
– Н-нет…
– Слава Богу.
– Как? Миссис Вейл…
– Нет, я в себе и в своем уме. Если вы ее не нашли, значит она, по крайней мере, жива. Не погибла в огне, не задохнулась от дыма. Где старый бандит?
– Он ушел. Искать Мэри. Ружье взял.
– Хорошо. Выпей чаю, Ник. Дотти, налей ему шерри, там, в буфете возьми. Снимай ботинки и носки, мальчик. Не смотри на меня с ужасом, воспаление легких никого не украшает, а смерть от переохлаждения никогда не будет героической. Садись к огню, грейся и рассказывай.
Через полчаса в комнате воцарилась тишина, прерываемая только всхлипами Дотти. Гортензия смотрела в огонь, поджав губы. Ник ждал.
Наконец он не выдержал.
– Миссис Вейл! О чем вы сейчас думаете?
– Я-то? Я думаю о том, что будет завтра.
Что я скажу Биллу Уиллингтону. И что он сделает. А еще я думаю, как бы он распорядился на моем месте всей этой информацией. Увы, я всего лишь акушерка. Тут нужен профессионал…
Утро было сверкающим, умытым, свежим и благоухающим, однако лица людей, собравшихся у магазина Бримуорти на Центральной улице, были мрачны и суровы. Ночная трагедия всколыхнула тихую жизнь городка-деревни, а уж исчезновение Мэри Райан и вовсе вселяло ужас.
– Какой ужас творится!
– Нет, я никогда не одобряла старого Уиллингтона, но поджог… Куда мы катимся?
– А я одобрял! Он хороший мужик, между прочим, мы все тут ошиваемся, а он один-одинешенек двинул в лес искать девушку.
– И что вы предлагаете? Всем туда идти?
Надо вызывать полицию!
– И переизбрать к чертовой матери мэра! Все равно он живет в Бриджуотере, вот пусть там и избирается. Нам нужен свой, местный. Тогда и порядок будет!
– Как же, порядок! Попомните мои слова, все началось с того дня, как вернулся чокнутый внучок Уиллингтона. Не удивлюсь, если выяснится, что это его шайка виновата.
– Какая шайка! Помолчали бы, уважаемая.
– Вот именно. Стыдно даже, старая женщина, а вырядились, как попугай…
– Ох…, умираю…, сердце…
– Не стоит. Врачиху нашу похитили, так что повремените с приступом. Умойтесь холодной водичкой, может, полегчает.
– Ax ты…
– Да ты сама…
Билл сошел с автобуса, жадно втянул ноздрями свежий воздух. Вскинул на плечо большую спортивную сумку. Нахмурился.
Ветерок донес до него запах гари.
Он торопливо зашагал по тропинке, ведущей под гору. Нога совершенно не давала о себе знать, он шел легким и пружинистым шагом.
Билл думал о Мэри. О том, как сейчас разбудит ее, обнимет и расцелует, теплую со сна, а потом она быстро оденется, и они вместе пойдут к деду. Гортензию, разумеется, тоже возьмут с собой. Сядут за крепкий деревянный стол, дед разольет по серебряным стаканчикам рубиновый "декокт"…, или розовый. Или изумрудно-зеленый. Или синий, как небо…
Ник Грейсон ждал его на околице Грин-Вэлли. Сидел прямо на влажной траве с несчастным видом. Синий костюмчик навсегда перестал быть синим. Белокурые волосы всклокочены, на бледном лице плохо отмытые следы сажи и грязи… Билл почувствовал, как по спине поползли омерзительные, холодные как лед мурашки страха. Необъяснимого – и потому еще более леденящего.
– Грейсон? Ник Грейсон, это ты? Что с тобой приключилось?
– Здравствуй, Билл. Только не торопи меня, ладно. Гортензия…, то есть, миссис Вейл сказала, что я должен тебя караулить и все рассказать. Мне очень нелегко, но я постараюсь.
Билл выслушал Ника Грейсона с каменным лицом. Только в середине рассказа, когда речь пошла о том, как Мэри тащила из огня Харли, закурил, и Ник заметил, что сильные пальцы слегка дрожат.
Он дослушал до конца, а потом начал задавать вопросы. Ник был ошеломлен. Его никогда в жизни никто ТАК ни о чем не расспрашивал. Это были точные, краткие вопросы по существу, вопросы о самом важном, причем не задай их Билл Уиллингтон, Ник в жизни бы не догадался об их важности. Эти вопросы напоминали уколы шпагой. Когда Билл умолк, Ник почувствовал себя совершенно вымотанным. Это было не слишком приятно, но странным образом успокаивало. Билл Уиллингтон вселял надежду. Более того, уверенность в том, что все будет хорошо.
– Ник… Мне будут нужны молодые мужчины, добровольцы. Желательно наши с тобой ровесники. Сможешь собрать их через полчаса?
– Думаю, они уже все собрались на Центральной площади перед магазином. Сегодня мало кто спал спокойно.
– Хорошо. Я зайду к Гортензии на секунду и приду. Попроси людей не расходиться, лады?
– Ла…, ды.
Билл кивнул и ушел. Ник смотрел ему вслед с изумлением и уважением. Они родились в один год, но сейчас Билл Уиллингтон явно был старше.
Затихшая было свара перед магазином обрела новые силы, когда перед жителями Грин-Вэлли объявился Ник Грейсон и сообщил, что Билл Уиллингтон просит никого не расходиться. Из общего изумленно-настороженного гула взмыл фальцетом вопль миссис Стейн:
– Дожили! Бандит приказывает нам не расходиться! Вот вам кровушка Уиллингтонов!
Чертово семя. Нет, надо вызывать полицию! Вы ослепли и оглохли, люди, но я, заглянувшая за грань этого мира и познавшая тайны…
– Вы бы лучше там и оставались, уважаемая…
– Нет, одно она правильно говорит, надо вызывать полицию!
– Отправьте кого-нибудь в Бриджуотер на машине!
– Полиция!
– Полицию!
– Обязательно известить полицию!
– И войска.
– Чего?
– Кавалерию и артиллерию. Что вы городите чушь? У нас не было и нет никакой полиции.
Кому мы нужны? Вы еще скажите, начальника полиции графства сюда…
– ДОБРОЕ УТРО!
Ник обернулся на знакомый голос – и обратился в соляной столп. Впрочем, не одинокий. Большинство жителей Грин-Вэлли тоже окаменело.
Посреди Центральной улицы стоял высокий широкоплечий офицер. Полицейская форма сидела на нем, как влитая, кокарда на фуражке сияла. А еще сияли орденские планки на груди.
Мужчины Грин-Вэлли машинально отметили, что ордена, пожалуй, все боевые.
Женщины отметили, что орденов много. И красненьких ленточек много. Три…, ах, нет, четыре.
Лицо у молодого офицера было спокойное, загорелое. И очень знакомое.
Толпа шевельнулась, и над ней пронесся тихий вздох:
– Чтоб меня разорвало! Это же Билли Уиллингтон!
Билл чуть заметно улыбнулся, но тут из-за его спины вышла Гортензия Вейл. Глаза у нее были заплаканы, но держалась она бодро. То есть, как обычно.
– Гуся своего будешь Билли называть, Джейк Мэдлин! Это – Уильям Фергюс Уиллингтон, начальник полиции нашего графства! И мой зять!
Через четверть часа небольшие группы молодых людей были готовы к прочесыванию леса.
Те, у кого не нашлось дома оружия, взяли крепкие палки, даже крокетные молотки. Ник на всякий случай прогрел мотор своего автомобиля и сидел теперь, страстно мечтая, чтобы машина понадобилась Биллу.
Сам Билл переоделся. Теперь на нем были удобные, легкие и прочные камуфляжные брюки (Ник знал, что в таких обычно ходят всякие десантники и прочие крутые парни) и простая клетчатая рубаха. А еще у Билла был пистолет, и при виде этого оружия разгорелись глаза не только у деревенских мальчишек. Настоящий, серьезный пистолет. "Питон". Скорострельный, а в умелых руках не уступающий снайперской винтовке.
Группы были готовы к отправке, когда на холме появился человек. Высокий, широкоплечий, белоголовый человек с тяжелым винчестером в руке.
Харли Уиллингтон.
Билл в несколько прыжков добрался до деда.
Ник, чувствуя себя кем-то вроде оруженосца, кинулся следом.
– … Я прошел мили четыре по лесу. След нашел, хотя сам понимаешь, дожди, мать их…
Короче, до развилки я их проследил, а дальше странно.
– Говори, дед, не томи.
– Перво-наперво – их трое или четверо, один, скорее всего, тащил девочку. Следы четкие, хорошие. Потом, на кустах остались клочки одежды. Вот…, футболочка на Мэри была, цвет я не разглядел, но светлая.
Билл скрипнул зубами так, что Ник охнул.
– Дальше, дед! Время…
– Дальше, от развилки, идет след машины.
Сели они в машину и уехали. Но не в сторону дороги, а в сторону болота. Там топь, сам знаешь.
Я прошел до топи. Машина их высадила и уехала.
Высадила – потому что следы идут прямо на топь.
– Черт!
– Не ругайся. Предлагаю вот что: я возьму пару толковых ребят, да вон, хоть Артуровых сынков, и прослежу, куда умотала машина. А ты иди на болото. Только вот куда там идти, там же нет ничего…
– Есть!
Ник покраснел, потому что голос сорвался и дал петуха. Оба Уиллингтона стремительно развернулись и посмотрели на Грейсона. Билл нетерпеливо дернул подбородком.
– О чем ты, Ник?
– Я знаю, куда они пошли. И кто они, тоже знаю.
– Ого!
Ник заторопился.
– Билл, туда можно даже доехать. Не до самого дома, конечно, он на болоте, но за полкилометра до него. Я сейчас…, машина…
– Погоди! Твоя "мыльница" по лесу не пройдет.
– Так не надо по лесу. Есть другой путь.
Мы быстро доедем, не сильно много они и выгадают, им же по болоту, да еще Мэри тащить…
Харли сильно тряхнул Ника за плечо.
– Говори, кто? И откуда знаешь?
– Я же езжу по всему графству с этой недвижимостью… Позвонил один клиент, сказал, что ему достался в наследство от дядюшки дом, но ему он не нужен, потому что стоит на болоте. Мы стали смотреть планы, документы никакого дома нет и в помине. А потом нашли.
Мистер Эдвардс звали того дядюшку. Дом он построил еще перед войной, жил себе там припеваючи и налогов не платил, потому что болота в земельный кадастр не входили. Племяннику на болоте жить неохота, а дом жалко. Жаловался он, что повадилась туда молодежь, пьянки, грязь, окурки и бутылки…
– Ну?
– Я ездил, смотрел дом, поэтому знаю, как туда добраться. А что до тех, КТО это с Мэри сотворил… Когда мы с Дотти сидели в стогу…
– Что-о?
– Ну неважно. В общем, мы прятались от О'Рейли. Он со своими дружками пьянствовал у реки, а когда услышал голос Дотти, стал звать ее, грязные слова говорить… Намекал, что у него имеется целая усадьба, на болоте, правда, но зато его собственная. Так, пьяный треп, вроде бы…
– Идиот!
Билл с размаху треснул себя по лбу. Харли и Ник испуганно посмотрели на него.
– Чего смотрите? Я – идиот. Мог бы сразу догадаться. Мог бы тебя предупредить. Ведь кто, как не О'Рейли, желает мне и Мэри зла? Кто еще?!
– Ну мало ли…
– Да нет же, дед! Согласен, нашу семью здесь не слишком обожают, но ведь не ненавидят же?
А уж о Мэри я и не говорю. Только О'Рейли со своими подонками… Ник! Поехали! Она у них в руках. В их грязных мерзких лапах. Скорее!
Глава 11
– Ну не молодому же Грейсону. Я спросила, неужели ни одна не уцелела?
На лице Харли отразилась целая гамма чувств, а потом он неожиданно просиял.
– Ой, Господи, да нет же! Я ведь перенес большую часть бутылок, особенно старинные, в летний погреб, в саду. Остались только этого года, весенние. Я и запамятовал. Меня ведь и Мэри о том же спрашивала, а я чумной был, сказал, что все сгорело…
– Так ты видел Мэри?
– Ну а как же? Она ж меня первая нашла.
Гортензия немедленно вцепилась в закопченную куртку своего старинного друга.
– Как первая? Тебя вынесли Артуровы ребята да мисс Джонсон, учительша. Они тебя и нашли…
– Горти, я не контуженный и не в склерозе.
Мэри меня нашла. И вытащила тоже Мэри. Оттащила в сад, подальше от огня, потому как меня сморило в двух шагах от дома. Кабы я там дожидался спасателей, мне бы точно крышка.
Я думал, это она их прислала.
Дотти взвизгнула и вцепилась в руку побледневшего Ника. Гортензия неожиданно глубоко вздохнула и очень деловито села на траву. Голос у нее стал тихим и на редкость рассудительным.
– Это от неожиданности, не волнуйтесь.
Значит, она все еще на пожаре. И я ей всыплю, когда она вернется, потому что она обещала не лезть в огонь. Интересно, а какого…, что она там делает, если единственный пострадавший – здесь?
Харли осторожно заметил:
– Она девочка ответственная, решила подежурить, вдруг кому плохо станет от угару…
Ник вдруг отчаянно вскрикнул:
– Так надо же просто пойти и спросить. Я сейчас, миссис Вейл! Одну минуту! Дотти, не ходи никуда, останься с миссис Вейл.
Юноша кинулся во тьму, озаряемую сполохами догорающего пожара и ручными фонариками.
Харли крякнул, выпрямился и решительно направился за ним. Гортензия слабо вскрикнула:
– Нет, Харли, не ходи. Ты еще слаб…
– Глупости, Горти. Я продышался на воздухе.
– Ник сам все узнает и приведет к нам Мэри.
– И очень хорошо.
– Харли…
– Это МОЙ дом сгорел, Гортензия. И я имею право на него посмотреть в последний раз. Дотти, малышка, не давай ей делать глупости, а еще лучше – отведи-ка ее домой и сделай чаю покрепче.
Дотти с трепетом выслушала это распоряжение и робко повернулась к Гортензии, даже не надеясь на успех. Однако старая женщина устало оперлась на руку девушки и растерянно кивнула.
– Пожалуй, он прав, детка. Мне просто не дойти за ними, а на сырой земле много не высидишь. Сейчас они вернутся вместе с Мэри, а у нас уже будет чай…
Именно в этот момент вся духота, копившаяся в небе над Грин-Вэлли эти дни, взорвалась оглушительным раскатом грома. Бело-синяя вспышка молнии с треском полыхнула в окончательно потемневшем небе, и на землю обрушился ливень. Он завершил тушение пожара, разом забив все маленькие островки огня, смыв гарь и сажу с ветвей, охладив запекшуюся землю. Стало легче дышать.
Мокрые до нитки, Дотти и Гортензия доковыляли до Кривого домишки. Гортензия сунула девушке купальный халат и шерстяные носки, переоделась в сухое сама, и они сели рядышком на застекленной веранде – ждать новостей.
Чайник они так и не поставили.
Харли догнал Ника еще на тропинке и молча зашагал рядом с ним. Навстречу им метнулась тень, вспыхнул свет фонарика. Это был Джослин Бримуорти, с ним еще несколько мужчин.
– Рады видеть тебя на ногах, старый друг.
Как ты?
– Бывало и хуже. Помог дождичек, верно?
– Да уж. Работы совсем не осталось. Завтра по свету начнем разбирать все это дело, чтобы ребятишки не полезли. По такой погоде-то они не сунутся. Хреновые дела, Харли.
– Полностью с тобой согласен, Джос. Но горечи, как ни странно, не испытываю. В этом доме было немало радости, но и горя хватало. Билли потребен другой дом, новый. Я как-то не мог представить, что они заживут отдельно от меня, а настаивать, чтоб жили в этой халупе…
– Я не о том, Харли. Сдается мне…, то есть нам всем, что это был поджог.
Ник охнул, а Харли мгновенно стал похож на ястреба, высмотревшего в траве добычу.
– И откуда это такие мысли, Джос?
– Да уж больно ровно занялось. Со всех четырех сторон. Моего папашу, как ты знаешь, еще в тридцать третьем жгли, я с тех пор запомнил. К тому же дом твой не из бумаги был сложен. Халупа не халупа – а построен добротно. Такие стены от уголька не займутся, а весь пожар длился минут двадцать. Не иначе, помогли дому твоему сгореть.
Ник, аж приплясывавший от нетерпения, вклинился в разговор.
– Простите, что перебиваю, мистер Бримуорти, но миссис Вейл очень волнуется, и если Мэри вам больше не нужна…
– Мэри? Мисс Райан? Она нам очень пригодилась бы, потому что Финч здорово обжег руку, а Конвею балка упала на ногу, но ведь ее здесь нет!
Харли ахнул и шагнул вперед.
– Джос, ты уверен? Ведь здесь наверняка была тьма народу…
Толстяк приосанился.
– Я, как ты знаешь, отвечаю в Грин-Вэлли за гражданскую оборону, Харли. Да, в первый момент неразберихи хватало, но потом мы все организовали. Посторонних и зевак убрали, мужчин постарше и потолще поставили в оцепление, потому как толку от них немного. На холме никого больше нет, Харли, и не было.
Харли и Ник переглянулись. Джос с тревогой наблюдал за обоими. Наконец Харли медленно произнес, не сводя глаз с молодого человека:
– Вот что, Джос, полагаю, твой "манлихер" все еще в хорошем состоянии?
– .Ну да…
– Я займу его на пару часов.
– Мистер Уиллингтон, вы думаете…
– Малыш Ник, я думаю сразу о нескольких вещах. Во-первых, Мэри точно была здесь, она выволокла меня из огня, напоила водой и пошла за ней еще раз. В этот момент появились твои, Джос, парни. Стало быть, погибнуть в огне…
– Ой, Господи!
– … ПОГИБНУТЬ В ОГНЕ ОНА НЕ МОГЛА.
Тихонько уйти тоже не могла. Еще не могла улететь и провалиться под землю. Во-вторых, Джос Бримуррти, малыш Ник, предполагает – а у меня нет оснований ему не верить, – что нашу с Биллом хибару подожгли. Не думаю, чтобы это сделали монашки из соседнего монастыря, да даже Стейнша на это вряд ли способна. Стало быть, недобрые, лихие людишки отирались возле моего дома. "Манлихер" против них самое оно.
Ну а в-третьих… В-третьих, я ни за что не пойду говорить Горти, что ее внучка пропала.
Примерно через сорок минут Ник Грейсон провожал глазами высокую широкоплечую фигуру Харли Уиллингтона, уходившего во тьму с "манлихером" Джоса Бримуорти за плечом.
На дождь старый охотник не обращал ни малейшего внимания, а вот Ник чувствовал себя препаршиво. Его знобило, в горле саднило от сажи, а главное – он очень боялся идти к миссис Вейл.
Медленно волоча ноги, он вошел в палисадник Кривого домишки. С тоской посмотрел на приветливый желтый огонек в окне. Именно в этот момент до Ника Грейсона и дошел весь ужас ситуации. В Грин-Вэлли совершено страшное преступление. Похищена Мэри Райан, сожжен дом Харли Уиллингтона. Это с трудом укладывалось в голове, а кроме того, совершенно невозможно было идти в теплый уютный дом, переодеваться в сухое и пить чай, зная, что Мэри в руках бандитов.
Ник, бледный и чумазый, возник в дверях, напоминая призрак, и Дотти немедленно завизжала. Гортензия устало махнула рукой.
– Как хорошо, что есть вещи, которые остаются неизменными. Восход солнца, зима и лето, визг Дотти Хоул по любому поводу… Входи скорее, юный Грейсон. Я спокойна и не впаду в истерику. Так надо понимать, Мэри вы не нашли?
– Н-нет…
– Слава Богу.
– Как? Миссис Вейл…
– Нет, я в себе и в своем уме. Если вы ее не нашли, значит она, по крайней мере, жива. Не погибла в огне, не задохнулась от дыма. Где старый бандит?
– Он ушел. Искать Мэри. Ружье взял.
– Хорошо. Выпей чаю, Ник. Дотти, налей ему шерри, там, в буфете возьми. Снимай ботинки и носки, мальчик. Не смотри на меня с ужасом, воспаление легких никого не украшает, а смерть от переохлаждения никогда не будет героической. Садись к огню, грейся и рассказывай.
Через полчаса в комнате воцарилась тишина, прерываемая только всхлипами Дотти. Гортензия смотрела в огонь, поджав губы. Ник ждал.
Наконец он не выдержал.
– Миссис Вейл! О чем вы сейчас думаете?
– Я-то? Я думаю о том, что будет завтра.
Что я скажу Биллу Уиллингтону. И что он сделает. А еще я думаю, как бы он распорядился на моем месте всей этой информацией. Увы, я всего лишь акушерка. Тут нужен профессионал…
Утро было сверкающим, умытым, свежим и благоухающим, однако лица людей, собравшихся у магазина Бримуорти на Центральной улице, были мрачны и суровы. Ночная трагедия всколыхнула тихую жизнь городка-деревни, а уж исчезновение Мэри Райан и вовсе вселяло ужас.
– Какой ужас творится!
– Нет, я никогда не одобряла старого Уиллингтона, но поджог… Куда мы катимся?
– А я одобрял! Он хороший мужик, между прочим, мы все тут ошиваемся, а он один-одинешенек двинул в лес искать девушку.
– И что вы предлагаете? Всем туда идти?
Надо вызывать полицию!
– И переизбрать к чертовой матери мэра! Все равно он живет в Бриджуотере, вот пусть там и избирается. Нам нужен свой, местный. Тогда и порядок будет!
– Как же, порядок! Попомните мои слова, все началось с того дня, как вернулся чокнутый внучок Уиллингтона. Не удивлюсь, если выяснится, что это его шайка виновата.
– Какая шайка! Помолчали бы, уважаемая.
– Вот именно. Стыдно даже, старая женщина, а вырядились, как попугай…
– Ох…, умираю…, сердце…
– Не стоит. Врачиху нашу похитили, так что повремените с приступом. Умойтесь холодной водичкой, может, полегчает.
– Ax ты…
– Да ты сама…
Билл сошел с автобуса, жадно втянул ноздрями свежий воздух. Вскинул на плечо большую спортивную сумку. Нахмурился.
Ветерок донес до него запах гари.
Он торопливо зашагал по тропинке, ведущей под гору. Нога совершенно не давала о себе знать, он шел легким и пружинистым шагом.
Билл думал о Мэри. О том, как сейчас разбудит ее, обнимет и расцелует, теплую со сна, а потом она быстро оденется, и они вместе пойдут к деду. Гортензию, разумеется, тоже возьмут с собой. Сядут за крепкий деревянный стол, дед разольет по серебряным стаканчикам рубиновый "декокт"…, или розовый. Или изумрудно-зеленый. Или синий, как небо…
Ник Грейсон ждал его на околице Грин-Вэлли. Сидел прямо на влажной траве с несчастным видом. Синий костюмчик навсегда перестал быть синим. Белокурые волосы всклокочены, на бледном лице плохо отмытые следы сажи и грязи… Билл почувствовал, как по спине поползли омерзительные, холодные как лед мурашки страха. Необъяснимого – и потому еще более леденящего.
– Грейсон? Ник Грейсон, это ты? Что с тобой приключилось?
– Здравствуй, Билл. Только не торопи меня, ладно. Гортензия…, то есть, миссис Вейл сказала, что я должен тебя караулить и все рассказать. Мне очень нелегко, но я постараюсь.
Билл выслушал Ника Грейсона с каменным лицом. Только в середине рассказа, когда речь пошла о том, как Мэри тащила из огня Харли, закурил, и Ник заметил, что сильные пальцы слегка дрожат.
Он дослушал до конца, а потом начал задавать вопросы. Ник был ошеломлен. Его никогда в жизни никто ТАК ни о чем не расспрашивал. Это были точные, краткие вопросы по существу, вопросы о самом важном, причем не задай их Билл Уиллингтон, Ник в жизни бы не догадался об их важности. Эти вопросы напоминали уколы шпагой. Когда Билл умолк, Ник почувствовал себя совершенно вымотанным. Это было не слишком приятно, но странным образом успокаивало. Билл Уиллингтон вселял надежду. Более того, уверенность в том, что все будет хорошо.
– Ник… Мне будут нужны молодые мужчины, добровольцы. Желательно наши с тобой ровесники. Сможешь собрать их через полчаса?
– Думаю, они уже все собрались на Центральной площади перед магазином. Сегодня мало кто спал спокойно.
– Хорошо. Я зайду к Гортензии на секунду и приду. Попроси людей не расходиться, лады?
– Ла…, ды.
Билл кивнул и ушел. Ник смотрел ему вслед с изумлением и уважением. Они родились в один год, но сейчас Билл Уиллингтон явно был старше.
Затихшая было свара перед магазином обрела новые силы, когда перед жителями Грин-Вэлли объявился Ник Грейсон и сообщил, что Билл Уиллингтон просит никого не расходиться. Из общего изумленно-настороженного гула взмыл фальцетом вопль миссис Стейн:
– Дожили! Бандит приказывает нам не расходиться! Вот вам кровушка Уиллингтонов!
Чертово семя. Нет, надо вызывать полицию! Вы ослепли и оглохли, люди, но я, заглянувшая за грань этого мира и познавшая тайны…
– Вы бы лучше там и оставались, уважаемая…
– Нет, одно она правильно говорит, надо вызывать полицию!
– Отправьте кого-нибудь в Бриджуотер на машине!
– Полиция!
– Полицию!
– Обязательно известить полицию!
– И войска.
– Чего?
– Кавалерию и артиллерию. Что вы городите чушь? У нас не было и нет никакой полиции.
Кому мы нужны? Вы еще скажите, начальника полиции графства сюда…
– ДОБРОЕ УТРО!
Ник обернулся на знакомый голос – и обратился в соляной столп. Впрочем, не одинокий. Большинство жителей Грин-Вэлли тоже окаменело.
Посреди Центральной улицы стоял высокий широкоплечий офицер. Полицейская форма сидела на нем, как влитая, кокарда на фуражке сияла. А еще сияли орденские планки на груди.
Мужчины Грин-Вэлли машинально отметили, что ордена, пожалуй, все боевые.
Женщины отметили, что орденов много. И красненьких ленточек много. Три…, ах, нет, четыре.
Лицо у молодого офицера было спокойное, загорелое. И очень знакомое.
Толпа шевельнулась, и над ней пронесся тихий вздох:
– Чтоб меня разорвало! Это же Билли Уиллингтон!
Билл чуть заметно улыбнулся, но тут из-за его спины вышла Гортензия Вейл. Глаза у нее были заплаканы, но держалась она бодро. То есть, как обычно.
– Гуся своего будешь Билли называть, Джейк Мэдлин! Это – Уильям Фергюс Уиллингтон, начальник полиции нашего графства! И мой зять!
Через четверть часа небольшие группы молодых людей были готовы к прочесыванию леса.
Те, у кого не нашлось дома оружия, взяли крепкие палки, даже крокетные молотки. Ник на всякий случай прогрел мотор своего автомобиля и сидел теперь, страстно мечтая, чтобы машина понадобилась Биллу.
Сам Билл переоделся. Теперь на нем были удобные, легкие и прочные камуфляжные брюки (Ник знал, что в таких обычно ходят всякие десантники и прочие крутые парни) и простая клетчатая рубаха. А еще у Билла был пистолет, и при виде этого оружия разгорелись глаза не только у деревенских мальчишек. Настоящий, серьезный пистолет. "Питон". Скорострельный, а в умелых руках не уступающий снайперской винтовке.
Группы были готовы к отправке, когда на холме появился человек. Высокий, широкоплечий, белоголовый человек с тяжелым винчестером в руке.
Харли Уиллингтон.
Билл в несколько прыжков добрался до деда.
Ник, чувствуя себя кем-то вроде оруженосца, кинулся следом.
– … Я прошел мили четыре по лесу. След нашел, хотя сам понимаешь, дожди, мать их…
Короче, до развилки я их проследил, а дальше странно.
– Говори, дед, не томи.
– Перво-наперво – их трое или четверо, один, скорее всего, тащил девочку. Следы четкие, хорошие. Потом, на кустах остались клочки одежды. Вот…, футболочка на Мэри была, цвет я не разглядел, но светлая.
Билл скрипнул зубами так, что Ник охнул.
– Дальше, дед! Время…
– Дальше, от развилки, идет след машины.
Сели они в машину и уехали. Но не в сторону дороги, а в сторону болота. Там топь, сам знаешь.
Я прошел до топи. Машина их высадила и уехала.
Высадила – потому что следы идут прямо на топь.
– Черт!
– Не ругайся. Предлагаю вот что: я возьму пару толковых ребят, да вон, хоть Артуровых сынков, и прослежу, куда умотала машина. А ты иди на болото. Только вот куда там идти, там же нет ничего…
– Есть!
Ник покраснел, потому что голос сорвался и дал петуха. Оба Уиллингтона стремительно развернулись и посмотрели на Грейсона. Билл нетерпеливо дернул подбородком.
– О чем ты, Ник?
– Я знаю, куда они пошли. И кто они, тоже знаю.
– Ого!
Ник заторопился.
– Билл, туда можно даже доехать. Не до самого дома, конечно, он на болоте, но за полкилометра до него. Я сейчас…, машина…
– Погоди! Твоя "мыльница" по лесу не пройдет.
– Так не надо по лесу. Есть другой путь.
Мы быстро доедем, не сильно много они и выгадают, им же по болоту, да еще Мэри тащить…
Харли сильно тряхнул Ника за плечо.
– Говори, кто? И откуда знаешь?
– Я же езжу по всему графству с этой недвижимостью… Позвонил один клиент, сказал, что ему достался в наследство от дядюшки дом, но ему он не нужен, потому что стоит на болоте. Мы стали смотреть планы, документы никакого дома нет и в помине. А потом нашли.
Мистер Эдвардс звали того дядюшку. Дом он построил еще перед войной, жил себе там припеваючи и налогов не платил, потому что болота в земельный кадастр не входили. Племяннику на болоте жить неохота, а дом жалко. Жаловался он, что повадилась туда молодежь, пьянки, грязь, окурки и бутылки…
– Ну?
– Я ездил, смотрел дом, поэтому знаю, как туда добраться. А что до тех, КТО это с Мэри сотворил… Когда мы с Дотти сидели в стогу…
– Что-о?
– Ну неважно. В общем, мы прятались от О'Рейли. Он со своими дружками пьянствовал у реки, а когда услышал голос Дотти, стал звать ее, грязные слова говорить… Намекал, что у него имеется целая усадьба, на болоте, правда, но зато его собственная. Так, пьяный треп, вроде бы…
– Идиот!
Билл с размаху треснул себя по лбу. Харли и Ник испуганно посмотрели на него.
– Чего смотрите? Я – идиот. Мог бы сразу догадаться. Мог бы тебя предупредить. Ведь кто, как не О'Рейли, желает мне и Мэри зла? Кто еще?!
– Ну мало ли…
– Да нет же, дед! Согласен, нашу семью здесь не слишком обожают, но ведь не ненавидят же?
А уж о Мэри я и не говорю. Только О'Рейли со своими подонками… Ник! Поехали! Она у них в руках. В их грязных мерзких лапах. Скорее!
Глава 11
В голове гудело. Ужасный низкий гул с отдельными вкраплениями высоких частот. Эффект поразительный – очень тошнит.
Еще тошнит от запаха. Это даже не запах. Это вонь. Она скользкая на ощупь, ее можно потрогать.
Пила в мозгу взвизгнула особенно мерзко, желудок Мэри подпрыгнул к самому горлу.
Она попыталась приоткрыть глаза, но желудок сказал категорическое "нет". Тогда Мэри решила двигаться медленно. Миллиметр за миллиметром. Гран за граном. За гранью.
Сквозь пелену и красноватую дымку проступали неясные очертания чего-то геометрического грязно-бурого цвета. Чуть левее находилось что-то дрыгающееся, ярко-оранжевое, несомненно живое. Вокруг оранжевого колебались тени – тоже бурые, но более темного оттенка.
Еще было неудобно лежать. Голова упиралась во что-то острое и холодное, руки…, рук, пожалуй, вовсе не было.
Еще было холодно. Не везде, а как-то частями. Животу холодно, ногам – нет. Рук она не чувствовала, глазам было горячо, а губы – холодные и ватные, как после наркоза.
В медицинском колледже, на первом же курсе, они – от большого ума, не иначе – решили на себе проверить, что чувствуют пациенты, принявшие дозу наркоза и отходящие от него. Ощущения оказались на удивление мерзкими. Мэри не хотела бы испытать их вновь, но вот – пришлось.
Она попыталась восстановить в памяти то, что произошло… Когда? Откуда бурое, острое и оранжевое? Чем так отвратительно воняет? Чьи это тени?
Потом откуда-то из глубин сознания вылущился не то свист, не то змеиный шип, не то кошмар из детских снов. Голос, похожий на радужную жижу на поверхности болота. Голос, подобный тухлому мясу. Или даже тухлой рыбе.
– Зашевелилась, сучка?
Интересно, к кому это он обращается?
Секундой позже мир стремительно ворвался в рассудок Мэри, властно приказав ей вернуться и прийти в себя. Что-то или кто-то резко мотнул ее вверх и вперед, потом остро и мерзко запахло дешевым самогоном, потом рот обожгла какая-то жидкость. Мэри закашлялась, поперхнулась, давясь жидким огнем, повалилась вбок, в пустоту, в пропасть, в последний момент испугалась и открыла глаза.
Пол рванулся ей навстречу, желудок перестал бороться, и девушку вырвало. Как ни странно, после мучительного спазма, вывернувшего ее наизнанку, стало легче, и неясные тени обрели имя.
Лучше бы они этого не делали.
Мэри Райан подалась назад, задохнулась собственным вскриком.
Оранжевое – огонь, костер, сложенный прямо на полу. Бурое и геометрическое – заплесневелые и поросшие бледным болотным мхом стены большой комнаты. Вонь – от мусора и грязи, омерзительными комками скопившихся по углам.
Все это было не так страшно. Все это можно было пережить. Гораздо страшнее оказалось узнать, что у темных теней человеческие лица.
Вэл Соммерс. Саймон Джонс. Халк Хоггис.
И у самого огня – Сэм О'Рейли.
Он смотрел на нее. И ухмылялся. Маленькие глазки масляно светились, в уголках рта засохла слюна.
– Очнулась, маленькая шлюха? Это хорошо.
Он бросил в огонь ветку, поднес к губам грязно-зеленую бутылку и сделал глоток. Помотал головой, зажмурился, потом громко рыгнул.
– Ох, крепка, зараза… Халк?
– Я погожу. Намечается кой-что поинтереснее. Не так ли, докторица?
Мэри непроизвольно подалась назад, оттолкнулась ногами, поползла… Связанные какой-то грязной тряпкой руки не позволяли закрыться, одернуть задравшуюся (футболку, сжаться в комок. Не позволяли защищаться.
Страх затопил ее всю, с ног до головы. Стало пусто в груди, холодно в животе, руки и ноги превратились в ватные валики. Она чувствовала, что у нее дрожат губы, дрожат постыдно и жалко, к тому же все сильнее. Это видели и те, кто смотрел на нее, ухмыляясь с той стороны костра.
Сэм неспешно поднялся, вразвалочку подошел к лежащей Мэри. Медленно расстегнул брюки, вытянул из них рубаху. От него нестерпимо воняло потом и спиртным. Он слегка наклонился вперед.
– Говорят, ты лечишь массажем? Твой дружок, ублюдок Уиллингтон, немного отшиб мне одну важную часть тела. Нет, она работает, но массаж ей не повредил бы. Как ты на это смотришь? Показать?
Он взялся за резинку трусов, и Мэри зажмурилась. Грубый хриплый хохот заставил ее вжаться в грязный пол.
– Смотрите-ка, она боится смотреть! Небось, у твоего любовничка и смотреть не на что? Так поинтересуйся, как оно бывает у настоящих мужиков! Халк, Сай, а ну…
Грубые жесткие руки бесцеремонно схватили Мэри, проволокли по полу, вздернули куда-то вверх, причиняя неимоверную боль, однако любая боль отступала перед невыносимым ужасом, который испытывала несчастная пленница.
Она оказалась распростертой на грязном и сальном до невозможности столе. Сэм О'Рейли навис над ней, и тогда она закричала истошно и жалобно, как загнанный заяц, как раненый зверек, а потом вслепую ударила ногами…
Сэм отлетел в сторону, разразился грязными проклятиями, а Халк и Саймон – идиотским хохотом.
– Поберегись, Сэм, а то никакой массаж не поможет.
– Смеетесь? Ничего. Сейчас она узнает. А ну, держи ей ноги!
Мэри брыкалась и извивалась изо всех сил.
Отчаяние придало ей сил, но шансы были слишком неравны. Здоровенный Халк вцепился ей в ноги, Саймон вывернул и завел за голову руки. Боль парализовала, не давала двигаться. О'Рейли наклонился совсем близко к ней, дохнул в лицо омерзительным перегаром.
Мэри плюнула ему в глаза и изо всей силы ударила лбом в ухмыляющуюся рожу. Раздался дикий вой и новый град ругательств, а в следующий миг окровавленный Сэм О'Рейли рванул на ней футболку с такой силой, что просто сорвал ее с девушки. К радостному вою добавилось мерзкое торопливое хихиканье Вэла Соммерса.
Мэри выгнулась в руках насильников, взвыла из последних сил.
Жесткая, грубая рука больно ухватила ее за грудь…
А потом наступил конец света.
Ник Грейсон домчал до нужного места с такой скоростью, что это проняло даже привычного ко всему Билла. На самом краю болота машина остановилась, и оба молодых человека выскочили, даже не потрудившись открыть дверцы. Билл коротко и деловито проверил оружие и посмотрел на Ника.
– Теперь возвращайся. Дальше я пойду один.
Ник вскинул голову. В эту минуту он здорово походил на благородного рыцаря из детской книжки, и никакого вам сходства с теленком…
– Ты не моя мамочка, Билл Уиллингтон. Мы пойдем вместе.
– Ник, не обижайся. Прости, но это не игрушки. Там придется драться…
– Я, по-твоему, гожусь только математику списывать? Там Мэри и ей нужна помощь. Ты крутой и вообще новый начальник полиции, но подонки О'Рейли об этом могут и не знать. Вперед.
– Ты не знаешь лес…
– Ты его знаешь, этого достаточно. Вперед, Билл! Здесь даже быстрым шагом минут пятнадцать…
В этот момент из глубины леса до них донесся женский крик. А может быть, и не женский.
Нику приходилось слышать, как кричат зайцы, по весне попадающие под колеса автомобилей. Крик был очень похож.
Они молча кинулись в самое болото, и Ник ни на секунду не усомнился в том, что делает.
За рекордно короткий промежуток времени они промахнули отрезок пути, на котором даже бывалые следопыты шли медленно и осторожно, нащупывая шестами надежные кочки.
Дом вырос перед ними бесшумно и зловеще, а потом из него донесся еще один крик…, и жуткий гогот.
Билл не успел рассердиться на Ника, наорать на Ника, отправить Ника обратно. Чистым безумием было тащить этого перепуганного и доброго, как теленок, парня в самое сердце трясины, да еще на битву с Сэмом О'Рейли.
Однако в этот момент раздался крик Мэри, и Билл перестал размышлять о чем-либо.
Еще тошнит от запаха. Это даже не запах. Это вонь. Она скользкая на ощупь, ее можно потрогать.
Пила в мозгу взвизгнула особенно мерзко, желудок Мэри подпрыгнул к самому горлу.
Она попыталась приоткрыть глаза, но желудок сказал категорическое "нет". Тогда Мэри решила двигаться медленно. Миллиметр за миллиметром. Гран за граном. За гранью.
Сквозь пелену и красноватую дымку проступали неясные очертания чего-то геометрического грязно-бурого цвета. Чуть левее находилось что-то дрыгающееся, ярко-оранжевое, несомненно живое. Вокруг оранжевого колебались тени – тоже бурые, но более темного оттенка.
Еще было неудобно лежать. Голова упиралась во что-то острое и холодное, руки…, рук, пожалуй, вовсе не было.
Еще было холодно. Не везде, а как-то частями. Животу холодно, ногам – нет. Рук она не чувствовала, глазам было горячо, а губы – холодные и ватные, как после наркоза.
В медицинском колледже, на первом же курсе, они – от большого ума, не иначе – решили на себе проверить, что чувствуют пациенты, принявшие дозу наркоза и отходящие от него. Ощущения оказались на удивление мерзкими. Мэри не хотела бы испытать их вновь, но вот – пришлось.
Она попыталась восстановить в памяти то, что произошло… Когда? Откуда бурое, острое и оранжевое? Чем так отвратительно воняет? Чьи это тени?
Потом откуда-то из глубин сознания вылущился не то свист, не то змеиный шип, не то кошмар из детских снов. Голос, похожий на радужную жижу на поверхности болота. Голос, подобный тухлому мясу. Или даже тухлой рыбе.
– Зашевелилась, сучка?
Интересно, к кому это он обращается?
Секундой позже мир стремительно ворвался в рассудок Мэри, властно приказав ей вернуться и прийти в себя. Что-то или кто-то резко мотнул ее вверх и вперед, потом остро и мерзко запахло дешевым самогоном, потом рот обожгла какая-то жидкость. Мэри закашлялась, поперхнулась, давясь жидким огнем, повалилась вбок, в пустоту, в пропасть, в последний момент испугалась и открыла глаза.
Пол рванулся ей навстречу, желудок перестал бороться, и девушку вырвало. Как ни странно, после мучительного спазма, вывернувшего ее наизнанку, стало легче, и неясные тени обрели имя.
Лучше бы они этого не делали.
Мэри Райан подалась назад, задохнулась собственным вскриком.
Оранжевое – огонь, костер, сложенный прямо на полу. Бурое и геометрическое – заплесневелые и поросшие бледным болотным мхом стены большой комнаты. Вонь – от мусора и грязи, омерзительными комками скопившихся по углам.
Все это было не так страшно. Все это можно было пережить. Гораздо страшнее оказалось узнать, что у темных теней человеческие лица.
Вэл Соммерс. Саймон Джонс. Халк Хоггис.
И у самого огня – Сэм О'Рейли.
Он смотрел на нее. И ухмылялся. Маленькие глазки масляно светились, в уголках рта засохла слюна.
– Очнулась, маленькая шлюха? Это хорошо.
Он бросил в огонь ветку, поднес к губам грязно-зеленую бутылку и сделал глоток. Помотал головой, зажмурился, потом громко рыгнул.
– Ох, крепка, зараза… Халк?
– Я погожу. Намечается кой-что поинтереснее. Не так ли, докторица?
Мэри непроизвольно подалась назад, оттолкнулась ногами, поползла… Связанные какой-то грязной тряпкой руки не позволяли закрыться, одернуть задравшуюся (футболку, сжаться в комок. Не позволяли защищаться.
Страх затопил ее всю, с ног до головы. Стало пусто в груди, холодно в животе, руки и ноги превратились в ватные валики. Она чувствовала, что у нее дрожат губы, дрожат постыдно и жалко, к тому же все сильнее. Это видели и те, кто смотрел на нее, ухмыляясь с той стороны костра.
Сэм неспешно поднялся, вразвалочку подошел к лежащей Мэри. Медленно расстегнул брюки, вытянул из них рубаху. От него нестерпимо воняло потом и спиртным. Он слегка наклонился вперед.
– Говорят, ты лечишь массажем? Твой дружок, ублюдок Уиллингтон, немного отшиб мне одну важную часть тела. Нет, она работает, но массаж ей не повредил бы. Как ты на это смотришь? Показать?
Он взялся за резинку трусов, и Мэри зажмурилась. Грубый хриплый хохот заставил ее вжаться в грязный пол.
– Смотрите-ка, она боится смотреть! Небось, у твоего любовничка и смотреть не на что? Так поинтересуйся, как оно бывает у настоящих мужиков! Халк, Сай, а ну…
Грубые жесткие руки бесцеремонно схватили Мэри, проволокли по полу, вздернули куда-то вверх, причиняя неимоверную боль, однако любая боль отступала перед невыносимым ужасом, который испытывала несчастная пленница.
Она оказалась распростертой на грязном и сальном до невозможности столе. Сэм О'Рейли навис над ней, и тогда она закричала истошно и жалобно, как загнанный заяц, как раненый зверек, а потом вслепую ударила ногами…
Сэм отлетел в сторону, разразился грязными проклятиями, а Халк и Саймон – идиотским хохотом.
– Поберегись, Сэм, а то никакой массаж не поможет.
– Смеетесь? Ничего. Сейчас она узнает. А ну, держи ей ноги!
Мэри брыкалась и извивалась изо всех сил.
Отчаяние придало ей сил, но шансы были слишком неравны. Здоровенный Халк вцепился ей в ноги, Саймон вывернул и завел за голову руки. Боль парализовала, не давала двигаться. О'Рейли наклонился совсем близко к ней, дохнул в лицо омерзительным перегаром.
Мэри плюнула ему в глаза и изо всей силы ударила лбом в ухмыляющуюся рожу. Раздался дикий вой и новый град ругательств, а в следующий миг окровавленный Сэм О'Рейли рванул на ней футболку с такой силой, что просто сорвал ее с девушки. К радостному вою добавилось мерзкое торопливое хихиканье Вэла Соммерса.
Мэри выгнулась в руках насильников, взвыла из последних сил.
Жесткая, грубая рука больно ухватила ее за грудь…
А потом наступил конец света.
Ник Грейсон домчал до нужного места с такой скоростью, что это проняло даже привычного ко всему Билла. На самом краю болота машина остановилась, и оба молодых человека выскочили, даже не потрудившись открыть дверцы. Билл коротко и деловито проверил оружие и посмотрел на Ника.
– Теперь возвращайся. Дальше я пойду один.
Ник вскинул голову. В эту минуту он здорово походил на благородного рыцаря из детской книжки, и никакого вам сходства с теленком…
– Ты не моя мамочка, Билл Уиллингтон. Мы пойдем вместе.
– Ник, не обижайся. Прости, но это не игрушки. Там придется драться…
– Я, по-твоему, гожусь только математику списывать? Там Мэри и ей нужна помощь. Ты крутой и вообще новый начальник полиции, но подонки О'Рейли об этом могут и не знать. Вперед.
– Ты не знаешь лес…
– Ты его знаешь, этого достаточно. Вперед, Билл! Здесь даже быстрым шагом минут пятнадцать…
В этот момент из глубины леса до них донесся женский крик. А может быть, и не женский.
Нику приходилось слышать, как кричат зайцы, по весне попадающие под колеса автомобилей. Крик был очень похож.
Они молча кинулись в самое болото, и Ник ни на секунду не усомнился в том, что делает.
За рекордно короткий промежуток времени они промахнули отрезок пути, на котором даже бывалые следопыты шли медленно и осторожно, нащупывая шестами надежные кочки.
Дом вырос перед ними бесшумно и зловеще, а потом из него донесся еще один крик…, и жуткий гогот.
Билл не успел рассердиться на Ника, наорать на Ника, отправить Ника обратно. Чистым безумием было тащить этого перепуганного и доброго, как теленок, парня в самое сердце трясины, да еще на битву с Сэмом О'Рейли.
Однако в этот момент раздался крик Мэри, и Билл перестал размышлять о чем-либо.