Крамер Стэнли. Трое раввинов в лодке

   - Ты зачем ударил Гейба?
   Мальчик ответил:
   - А он первый дал мне сдачи!
   Учащийся йешивы:
   - Отец, как это так получается: когда я прошу у тебя "кока-колы", ты говоришь, что я после этого не буду есть, а тебе "мартини" почему-то поднимает аппетит?
   В знаменитом французском ресторане жена Перельмана спрашивает мужа:
   - Дорогой, а на что похожи тут эти... улитки?
   - Скользкие, как официанты.
   Хозяин одного из еврейских ресторанов был очень добрым человеком и помогал многим попрошайкам, которые буквально осаждали его. Однажды вечером он пообещал накормить одного оборванца, как только будет обслужена нормальная публика.
   Голодному оборванцу пришлось ждать дольше того, на что он рассчитывал. Наконец он не выдержал, постучал по столу и крикнул хозяину:
   - Э, я жду уже полчаса! Сколько можно!
   Взмокший от беготни хозяин посмотрел на оборванца из-за кухонной машины.
   - В чем дело, бродяга? Ты что, машину, что ли, припарковал на проезжей части?
   Два человека приехали в Нью-Йорк и прогуливаются в районе порта на реке Гудзон. Один показывает рукой на странной формы грузовое судно и спрашивает, что это за судно.
   - Это израильтянин, - отвечает его друг.
   - Интересно, - говорит первый. - В нем нет ничего от еврея.
   Человек стоит в вагоне метро, а перед ним сидит бородач в ермолке и читает газету "Дейли форвард".
   - А вы знаете, - спрашивает стоящий пассажир, - что вы читаете газету вверх ногами?
   - Конечно, знаю, - отвечает бородач. - Только не думайте, что это легко!
   Блумберг идет по Бродвею - и вдруг получает сокрушительный удар по спине и слышит голос совершенно не знакомого ему человека:
   - Здорово, Пинкус!
   - Я не Пинкус и даже не знаю ни одного человека с таким именем.
   - Нет, вы правда не Пинкус?
   - Правда, - отвечает Блумберг. - Но даже если бы я и был Пинкусом, что это за манера - приветствовать таким ударом по спине?
   Незнакомец рассвирепел:
   - Да кто вы, собственно, такой, чтобы учить меня, как мне приветствовать своих друзей?!
   Два совсем старых еврея встретились у светофора на углу Четырнадцатой стрит и Бродвея. Один и говорит:
   - О, я слышал, у вас в семье несчастье, примите мои соболезнования. Только скажите, кто у вас умер: вы или ваш брат?
   Гроссман и Эпштейн заходят в ресторан Ратнера съесть по пирожному и выпить по стакану чаю. Гроссман, приняв серьезный вид, наказывает официанту:
   - Только в чистом стакане, пожалуйста.
   Официант приносит пирожные и два стакана чаю, смотрит на клиентов сквозь толстые линзы и спрашивает:
   - Кто из вас просил в чистом стакане?
   Молодая женщина-репортер получила задание подготовить интересный материал о стариках. Она приехала в дом для престарелых и выискала трех самых дряхлых стариков, сидевших на скамейке в тени дерева. Фотограф сделал снимки, а она попросила рассказать их о секретах своего долголетия.
   Первый рассказал:
   - Никаких секретов, леди. Праведная жизнь во всем. Ни распутства, ни алкоголя, ни табака, здоровая еда и физические упражнения. И вот смотрите: мне восемьдесят один, а я выгляжу на семьдесят.
   - А вы? - спрашивает репортер у второго старика.
   Этот выглядел похуже, но отвечал бойко:
   - Все это ерунда! Не воздержание, а умеренность во всем! Немного выпиваю, немного покуриваю, немного женщины, немного хорошего мяса. И вот результат - мне скоро стукнет восемьдесят четыре.
   Третий выглядел полной развалиной: глаза водянистые, кашляет, содрогаясь всем телом. Он с большим трудом рассказал о себе:
   - Жить так жить. Три пачки сигарет в день, в виски себя не ограничиваю, а в жару и пивка добавляю. Аппетит волчий, ем все подряд. Женат был только трижды, но зато любовниц!.. Что Бог дал, надо этим пользоваться. Вот так я жил и вот почему я здесь.
   Репортер изумилась: странная формула долголетия!
   - А сколько же вам лет?
   - Только что исполнилось сорок семь.
   64 Молодой человек проходит мимо кладбища и видит старика, сидящего на бордюрном камне тротуара и с рыданием бьющего себя в грудь.
   - Моя дочь, она лежит там, на кладбище! О горе мне!
   Молодой человек подошел к нему, желая его успокоить, но не зная, что делать. Он протянул старику салфетку и похлопал утешительно по плечу. А тот громко причитает:
   - Моя красивая дочь! Они лежит там, на кладбище! Лучше б она умерла!
   Горовиц сидит и спокойно почитывает себе в своей гостиной на Уэст-Энд-авеню, когда вдруг в окно, разбив стекло, влетает камень. Камень обернут в бумажку. Горовиц разворачивает её и читает: "Уважаемый мистер Горовиц! Если вы не положите десять тысяч долларов в мелких купюрах в мусорный ящик в конце вашего квартала не позднее чем завтра в полдень, то мы похитим вашу жену. Искренне ваш, похититель".
   Горовиц думает некоторое время, потом подходит к письменному столу и пишет:
   "Уважаемый похититель! Ваш камень от тринадцатого числа получил. Десяти тысяч у меня нет, но контакт не прекращайте, ваше предложение меня заинтересовало".
   Человек стоит над могилой и безутешно рыдает, причитая:
   - Ну зачем ты ушел? Зачем, зачем ты так рано ушел?
   Оказавшаяся рядом женщина обращается к нему:
   - Кто это был, мистер? Ближайший родственник?
   Мужчина качает головой и продолжает:
   - Ну зачем тебе выпала смерть?
   - Близкий друг? - спрашивает женщина.
   - Да нет, я никогда даже не видел его, - ответил мужчина.
   - Тогда почему вы так переживаете его смерть?
   - Это первый муж моей жены.
   На Седьмой авеню стоят торговцы пуговицами и жуют "хот-доги". Один другого просит:
   - Сделай милость, одолжи двадцать долларов.
   Другой, покопавшись в кошельке, извлекает десятку.
   - В чем дело, я же просил у тебя двадцать?
   - Чем ты недоволен? Так получится сбалансированная потеря: я теряю десять долларов, и ты недополучаешь десять.
   Продавец мануфактуры просит у коллеги полсотни.
   - Отдам, как только вернусь из Чикаго.
   - Это когда будет? Когда ты вернешься?
   Пряча полученные деньги в карман, проситель отвечает:
   - Да никто пока и не собирается туда ехать.
   У Ларри и Мойше выдался удачный сезон. Их одежда шла нарасхват, про них написал журнал мод, с кредиторами они аккуратно расплатились, наличности было навалом.
   - Пойдем в "Ла Мезон" и закажем все самое лучшее, - предложил Ларри, и Мойше согласился.
   В этом заведении они оказались в первый раз, а меню там было только на французском.
   - Не страшно, - успокоил приятеля Ларри. - Мы собирались заказать лучшее - и мы возьмем лучшее. Просто закажем самое дорогое.
   Он подозвал метра и ткнул в название, рядом с которым стояла цифра в сто долларов.
   - Мне дайте вот это, - сказал он, - и то же самое - моему партнеру.
   Метр сделал большие глаза, но сказал "Oui, monsieur" и ушел. После долгого ожидания друзья видят, как два официанта несут большой поднос, покрытый серебряным куполом. Не успели они поставить поднос на сервировочный столик, как появились два других официанта с точно таким же сооружением. Официанты торжественно подняли крышки - на каждом подносе лежал чудесно зажаренный поросенок с яблоком во рту.
   Оба друга вздрогнули. Мойше было даже зашумел:
   - Нам нельзя этого есть - это же свинина...
   - Не показывай своей серости, - высокомерно улыбнулся Ларри. - Так здесь подают печеные яблоки!
   10
   В ИЗРАИЛЕ НЕ ТАК УЖ И ШУТЯТ
   НА ЕВРЕЙСКИЕ ТЕМЫ
   В любую коллекцию еврейского юмора, который в большинстве своем имеет происхождением Восточную Европу и Соединенные Штаты, как представляется, весьма целесообразно включение и израильского юмора.
   Как ни странно, но никто из моего широкого круга активных собирателей еврейского юмора про таковой не знает. Есть кое-какие короткие и смешные истории, которые несколько лет назад входили в программы и записи известных комиков, но их немного, и они в основном связаны с израильско-египетскими войнами, они возвышают доблесть израильской армии и принижают египтян.
   Из того, что я знаю от друзей и родственников, создается впечатление, что израильский юмор не слишком веселый и связан с внутренними проблемами сегодняшнего дня. Он редко касается секса и часто - войны, денег, политики и политиков. Более того, юмор по большей части не чисто еврейский и отражает этническую пестроту его иммигрантского населения.
   А то, что еврейское, происходит от традиционного юмора ашкенази и их местечек, который нашел отражение в этой книге.
   Я был разумно тщателен в своих поисках, и, когда мои знакомые по поискам еврейского юмора не могли добыть мне израильских шуток, я обращался к обычным источникам - библиотекам (общим и специализированным), издателям, книготорговцам. Я писал, звонил, ездил.
   Единственно по-настоящему веселый материал я обнаружил в творениях Эфраима Кишона, признанного израильского юмориста и сатирика. Родившись в Будапеште, он живет в Тель-Авиве, пишет на иврите. Предметом его острот являются идиотизм фанатичных израильтян, свадебные традиции, телефон, телевидение, радио, транспорт, налоги, бюрократия, политика, женские моды и так далее.
   Кишон пишет короткие рассказы, книги, пьесы и сценарии фильмов, которые исключительно остроумны и заслуживают самого пристального внимания. Кое-что из его вещей можно прочитать и на английском. Но ничто из его творений не попадает под категорию "шуток", и все они длинноваты для включения в эту книгу.
   Я обратился к владельцу одного большого и растущего книжного магазина с просьбой навести справки среди израильских продавцов книг. Но ему не удалось обнаружить книг израильских шуток. Наконец, один крупный израильский распространитель книг сообщил, что в его компьютере "более миллиона названий" на эту тему, пообещал книгу израильского юмора, которую я и заказал.
   Но эта книга так никогда и не нашла меня. Я вижу в этом объяснение нашей ограниченной изрильской подборки.
   Человек собрался броситься в Галилейское море, когда его схватил израильский полицейский.
   - Не смей! Как может добрый еврей в расцвете сил думать о самоубийстве?!
   - А если я больше не хочу жить!
   - Если ты прыгнешь, то и мне придется прыгать за тобой, а я не умею плавать. А у меня жена и двое детей. Ты же не захочешь запятнать свою совесть? Иди-ка лучше домой. А там, в домашней обстановке, в комфорте, вешайся сколько хочешь.
   Во время нашумевшего визита папы римского в Израиль в 1964 году одна газета поместила фотографию папы с израильским президентом. Подпись под ней гласила: "Папа - тот, кто в ермолке".
   Бен-Гурион (один из основателей Государства Израиль, его первый премьер-министр - примеч. перев.) решил провести новопреставленного израильтянина через небеса и через ад, чтобы тот сам решил, где ему проводить вечность. Вначале отправились на небеса: розовые облака, ангелы с арфами, хоры, нежный душистый ветерок.
   Потом пошли в ад. Там было замечательно: гулянки, азартные игры, красивые женщины, вино, яства, тут же заключают сделки. Когда вышли, израильтянин воскликнул:
   - Конечно в ад!
   Вернувшись в ад, он не мог прийти в себя от ужаса: черти с вилами, кипящая сера, пытки.
   - Постой-постой! - закричал он уходящему проводнику. - Как же так?! Ты только что показывал мне такой прекрасный ад!
   - Нет, - ответил Бен-Гурион. - Все дело в том, как показать. Одно дело побывать здесь туристом, а другое - постоянно жить.
   Шестеро арабов собрались расстрелять двух пленных израильтян. Один израильтянин говорит другому:
   - Хочу попросить, чтобы мне завязали глаза.
   - Слушай, Сэм, - говорит ему другой, - брось ты из-за ерунды создавать людям проблемы!
   Известный репортер ведущей израильской газеты "Маарив" получил в руки сенсационный материал: он оказался на месте происшествия, когда террорист застрелил важное заезжее лицо. Он вскочил в машину, достал телефон и прокричал главному редактору:
   - Останови прессы! Придержи последнюю полосу!
   Техасец, посетив Израиль, остановился у сельского дома, чтобы попить воды.
   - Чем занимаетесь? - спрашивает он хозяина.
   - Кур держу.
   - А-а. Я тоже фермер. И сколько у вас земли?
   - Перед домом пятьдесят метров, но за домом - все сто. А у вас как?
   Техасец улыбается.
   - А я позавтракаю, сажусь в машину и еду, еду, и только к ужину добираюсь до другого конца ранчо.
   - Да, у меня раньше тоже была плохая машина.
   На границе по вершине холма ходит израильский пограничник и кричит:
   - Тринадцать, тринадцать, тринадцать!
   Это раздражает арабского пограничника, который стоит по другую сторону границы.
   - Эй ты, еврей ненормальный! Чего ты заладил свои тринадцать да тринадцать?
   - Хочешь узнать? Выйди из-за камня и посмотри.
   Израильтянин дает арабу пинка, тот летит вниз, а сам прокашливается и начинает громко повторять:
   - Четырнадцать, четырнадцать, четырнадцать!
   Коган и Фрумпкин, богатые фабриканты одежды, впервые посетили Израиль и оказались в тель-авивском ночном клубе. Присутствующие во всю смеялись выступлению комика, которое шло на иврите. Коган покатывался со смеху после каждой шутки, Фрумпкин же сидел с каменным лицом. Когда под громовые аплодисменты комик закончил свое выступление, Фрумпкин говорит:
   - Надо же, я и не знал, что ты понимаешь иврит.
   - Откуда? Да ни слова, - признался Коган.
   - А чего же ты хохотал над каждой фразой?
   Коган улыбнулся:
   - А я ему верю.
   Весь мир был до смерти напуган. Ученые предсказали новый потоп. Ничего нельзя было поделать, чтобы предотвратить его. Вода грозила смыть весь мир.
   По телевидению лидер буддистов призывал всех принять буддизм, ибо таким образом люди смогут найти спасение на небесах. Папа римский выступал с аналогичными призывами и говорил, что ещё не поздно принять христово учение.
   Главный раввин Израиля занял более прагматичный подход.
   - У нас есть ещё три дня, чтобы научиться жить под водой.
   Аврим, израильский рядовой, клянчил у капитана трехдневный отпуск.
   - Бесполезно, - сказал ему капитан. - Если ты в нашей армии хочешь получить отпуск, ты должен его заслужить. Сделай что-нибудь такое, и я дам тебе отпуск.
   Два дня спустя Аврим удивил всех, захватив в одиночку новый арабский танк. Его подвиг вызвал восхищение, отпуск он получил. Три недели спустя он захватил ещё один танк. И снова слава, снова отпуск. Когда он захватил третий танк, то стал национальным героем и был произведен в капитаны. Некоторое время спустя рядовой Мойше, двоюродный брат Аврима, стал просить у него трехдневный отпуск.
   - Заработай его, как я, - отрезал Аврим.
   - Я не смогу, - признался Мойше, - я не такой смелый, как ты.
   Капитан Аврим закрыл поплотнее дверь своего кабинета, опустил жалюзи, велел знаком Мойше подойти поближе и шепотом стал ему рассказывать:
   - Мойше, это не так трудно, как ты думаешь. Вот что надо сделать. Возьми ночью один из наших танков и уведи его в пустыню. И очень скоро ты встретишь там арабского танкиста, которому тоже хочется заработать трехдневный отпуск.
   Ничего нет демократичнее израильской армии. Лозунг в казарме гласит: "Рядовым следует любезно воздерживаться от подачи советов офицерам".
   11
   НИ ТО, НИ ДРУГОЕ
   Еврейские шутки охватывают так много тем и имеют столь пестрое происхождение по времени и месту, что практически невозможно придать им четкую классификацию - хотя мы и постарались сделать максимум возможного. Итак, до сих пор мы имели:
   Шутки и случаи про раввинов.
   Нью-йоркские шутки и случаи.
   Шутки про город Хелм.
   Шутки про "шнорреров".
   Шутки про "люфтменшен".
   Израильские шутки.
   Шутки в одну строку.
   Шутливый мидраш.
   Вот такая классификация. Но шутки и анекдоты продолжают появляться, разные по всех отношениях, взаимно не связанные, так что дальнейшая их классификация невозможна, многие представляют собой отдельный класс.
   И мы придумали универсальный раздел - "Нит ахин, нит ахер" (ни то, ни другое). И есть в этом разделе универсальный элемент, даже два: эти шутки смешные, и они, в основе своей, еврейские.
   Величайшая за сто лет снежная буря, продолжавшаяся четыре дня, засыпала город Голдфут в штате Невада и все дороги, ведущие к нему. Снегоуборочная техника работала беспрестанно, но за неделю удалось лишь сделать проходы на главных магистралях. Жителям ранчо и гор еду сбрасывали на вертолетах.
   Высоко в горах, у непроходимой горной тропы, недоступный вертолетам, под глубоким сугробом оказался в своей избушке Мейер Шапиро. Организовали спасательную команду Красного Креста, чтобы не дать ему погибнуть от голода и холода. И очень боялись не успеть.
   Долго пробирались к нему люди с лопатами и техникой, и добрались. Окликнули - никакого ответа. Откопали дверь, постучали.
   Внезапно раздался слабый шорох и еле слышный голос:
   - Кто там?
   Люди обрадовались: слава Богу, живой!
   Главный произнес:
   - Это Красный Крест!
   Дверь слегка приоткрылась.
   - Зря вы так суетились, - раздался голос Мейера. - Красному Кресту я уже пожертвовал через свою контору.
   Хоронят богатого человека. Незнакомец, примкнувший к траурной процессии, начал плакать и бить себя в грудь - больше, чем кто-либо другой.
   - Вы что, разве родственник? - спросили его.
   - Нет.
   - Так чего ж вы так убиваетесь?
   - Вот потому и убиваюсь.
   Психиатр с досадой качает головой и говорит расстроенной женщине:
   - Мы лечили вашего мужа полгода, но так и не смогли избавить его от иллюзии, что он курица. Надо помещать его в клинику.
   Женщина залилась слезами.
   - Нет, доктор, не делайте этого!
   - Почему? Ведь там же его вылечат!
   - Вылечат. А кто же у нас будет нестись?
   Бланк жила в "Фонтенбло" на широкую ногу. И все время хвасталась своими сыновьями - "великим" адвокатом по уголовным делам и "великим" хирургом. Мать не могла нарадоваться на детей. Они никогда, говорила она, не забывали о её дне рождения. И в этом году, хотя и не смогли найти время приехать на день рождения матери, выслали ей дорогие подарки: "Ягуар" и Пикассо.
   Пару дней спустя подруга спрашивает её, пришли ли подарки.
   - Один я получила. А другой - идет.
   - А что ты получила?
   Бланк застенчиво улыбнулась.
   - По правде говоря, я не знаю, что это из двух.
   Хельманы и Струдники заправляли общественной жизнью еврейской общины своего города и вечно соперничали, кто кого переплюнет. Если Клэр Хельман выходила на первую полосу в местном еженедельнике, то Йетта Струдник старалась её превзойти в следующем номере.
   Денег не жалели, и общество с интересом ждало, что в очередной раз выкинут конкуренты.
   Празднование бар-мицва Сидни Хельмана побило, казалось, все рекорды. Чем-то ответят Струдники на такой же праздник своего сына Гордона?
   И вот этот день настал. Было все - море закусок, икра, шампанское, ледяные скульптуры лебедей и овец. Но этого мало. Йетта Струдник заготовила гвоздь программы: в розовом свете ламп в конце зала стояла фигура Гордона в полный рост, выполненная из провернутой печени.
   Йетта подвела к скульптуре Клэр Хельман, которая, хотя у неё глаза от зависти вылезли из орбит, сделала вид, что ее-то такими штучками не удивишь.
   - М-м-м, неплохо, - протянула она. - Это чьё, не Шлеппермана ли?
   - Шлеппермана? - победоносно ответила Йетта Струдник. - Шлепперман работает только в технике халвы!
   Симпатичная еврейка приходит к врачу и жалуется, что её половая жизнь "капут", потому что у её Иззи отказало оборудование.
   - Скажите, доктор, можно чем-то помочь?
   Врач попросил, чтобы Иззи зашел к нему. Иззи пришел, и услышанное от врача ему не понравилось.
   - О чем она говорит? Я же не молодею, я теперь не так просто возбуждаюсь! Однако полугодовые эрекции у меня есть.
   Врач передал разговор его жене по телефону. Та вздохнула.
   - Да он всё путает! У него годовые полуэрекции.
   Оказывается, не только любовь к деньгам влечет молодых евреев в медицину. Как сказал один врач, это так приятно - сказать женщине, чтобы она разделась, спокойно посмотреть на нее, а потом прислать за это счет её мужу.
   Дело было в XIX веке. Два парижских еврея крепко повздорили, ссора закончилась вызовом на дуэль. Утром следующего дня один ждет другого на назначенном месте. Проходит полчаса, час, полтора, а второго дуэлянта все нет. Наконец появляется посыльный с запиской:
   "Мойше! Если я вдруг опоздаю, то ты не жди меня, а стреляй первым".
   В Атлантике разыгрался шторм. Судно швыряет как скорлупку. Пассажиров охватил ужас. Все ждут самого худшего. Один обезумевший еврей начал кричать:
   - Господи! Спаси это судно! О, Господи, оно же тонет, его сейчас разнесет в щепки! Спаси же его!
   Кто-то хлопает его по плечу и раздраженно произносит:
   - И чего вы так расшумелись? Ваше оно что ли, это судно?
   Старый еврей оказался в католическом госпитале на предмет операции. К нему подходит сестра-монахиня и спрашивает, кто будет оплачивать счет. Старик, тяжело вздохнув, объясняет:
   - У меня единственная родственница - сестра. Но заплатить она не может, она старая дева. Она приняла католицизм и стала монахиней.
   - Вы неправы, - взялась объяснять ему монахиня. - Мы, монахини, вовсе не старые девы, а невесты Иисуса Христа.
   - Ну-у, тогда все в порядке: посылайте счет зятю.
   Хотя он давно ушел от нас, ни одна книга еврейского юмора не может считаться полной без ссылки на этого мастера малапропизма (сказанного некстати - примеч. перев.), "царя острословов", голливудского гиганта Самуэля Голдуина. Вот несколько его перлов.
   Знаменитый французский фильм "Заключенная" наделал много шума за рубежом, и Голдуин захотел приобрести права и снять собственный фильм на эту тему. Один из его режиссеров досадливо покачал головой.
   - У нас не снимешь такого фильма. Там же одни лесбиянки.
   - Ну и что? А у нас будут одни американки.
   На одной из важных конференций по делам кино Голдуин, говорят, заявил:
   - Хочу признать, что я, возможно, не всегда прав, но я никогда не бываю неправ!
   В Англии Голдуин как-то вел переговоры с Джорджем Бернардом Шоу относительно прав на съемку фильма по его пьесе. Шоу не хотел, чтобы по его пьесам снимались фильмы, и поэтому ставил неприемлемые условия. Наконец Голдуин решил подействовать на него как на художника, а не как на бизнесмена.
   - Послушайте, мистер Шоу, вы должны подумать о миллионах людей, которые не имеют возможности видеть ваши пьесы на сцене. Подумайте об этих миллионах, которые благодаря кино получат возможность познакомиться с вашим искусством.
   - А, мистер Голдуин, - въедливо сказал Шоу, - вот в этом-то и разница между нами: вы думаете только об искусстве, а я - только о деньгах.
   Голдуин гордился своей работоспособностью. Дабы сделать ему приятное, секретарша как-то говорит ему:
   - Наши досье так разбухли, что я предлагаю уничтожить корреспонденцию, которой больше шести лет.
   - Там все-таки кое-что есть, - сказал Голдуин. - Так что позаботьтесь сделать копии с уничтожаемого.
   - Еда в "Карлтон Мэйнор" была так ужасна, - жаловалась миссис Херцог. - Каждая ложка - как яд. А хуже всего, что там ужасно маленькие порции!
   В постели Джейку захотелось приласкаться к жене.
   - Сэйди, милая, приподними рубашечку, - прошептал он ей.
   Сэйди не ответила.
   - Сэйди, ну пожалуйста, приподними же.
   Сэйди снова не ответила. Обиженный, Джейк соскочил с кровати и выбежал из спальни. В ответ Сэйди заперла дверь. Побродив с полчаса по дому, Джейк вернулся и обнаружил, что дверь заперта.
   - Сэйди! - позвал он. - Извини, я виноват. Открой.
   Сэйди не ответила. Джейк рассердился.
   - Черт подери, Сэйди! Если ты не откроешь, то я вышибу дверь!
   - Ах, он вышибет! Нет, вы посмотрите на этого типа! Рубашку он поднять не мог, а дверь вышибет!
   Миссис Фляйшман чего только не советовала своему сыну Хершелю перед его отправкой во Вьетнам.
   - Побольше отдыхай. Не ешь жирной пищи. Старайся поспать после обеда. Пойдешь стрелять в комми, допоздна не задерживайся...
   - Мама, - прервал её Хершель, - а тебе, случайно, не приходило в голову, что комми могут и убить меня?
   Миссис Фляйшман всплеснула руками.
   - Сынок, что за глупости ты говоришь? Ну что коммунисты могут иметь против тебя?
   Мистер Гудман, впервые оказавшись со своей подругой на крупной собачьей выставке, говорит ей:
   - Ты не смейся, но вон тот худой пес тянет на десять тысяч долларов!
   - Десять?! Это где же пес мог сколотить такие деньги?
   Бернштейн пришел домой после драки: выбит зуб, нос в крови, пиджак порван.
   - Дорогой, что случилось? - спрашивает его жена, помогая мужу сесть в кресло.
   - Да этот проклятый ирландец, наш швейцар... Останавливает меня в холле и хвастается, что перепробовал всех женщин в нашем доме, кроме одной, представляешь?
   Миссис Бернштейн задумалась на мгновение, а потом говорит:
   - А-а, я уверена, это важная такая - миссис Вайс с четвертого этажа.
   Один бедный еврей по двенадцать часов в сутки вкалывал в своей неприглядной мастерской, едва сводя концы с концами. Одна была у него радость: за неделю он наскребал лишний доллар и покупал лотерейный билет. И за четырнадцать лет не выиграл ни цента.
   И вот однажды в конце рабочего дня у дверей его мастерской останавливается огромный лимузин, а из него вываливаются два молодых человека. Похлопав его по плечу, они сообщают ему, что он выиграл четыре миллиона долларов.
   Глаза у него засверкали. Он запер мастерскую и забросил ключи.
   Он накупил себе костюмов, которым мог бы позавидовать Рональд Рейган, снял номер в самом дорогом отеле и нарушил столько заповедей, на сколько хватило сил. Скоро у него на содержании было три фотомодели, ведущая с телевидения, у него появились дорогостоящие привычки. Он пил, играл, купил тоннель и мост, подхватил три неприятные болезни.