Крапивин Владислав Петрович. Мальчик девочку искал: Тыквогонские приключения

   "Может", - мысленно согласился Авка. И пожалел Звенку. А она сидела рядом на корточках, и ее волосы щекотали Авкины пальцы, которыми он вцепился в подлокотник.
   В гравитоплане пахло чем-то незнакомым - похоже на листья осокоря после дождя, но с горчинкой. И была в запахе легкая тревога.
   Авка пошевелил пальцами (чтобы Звенкины волосы пощекотали их сильнее) и спросил:
   - А ваша Земля в океане как держится? На чем? Прямо в дно упирается или, как у нас, лежит на трех китах? - И тут же испугался: вдруг она засмеется? Скажет, что киты - сказка!
   Звенка не засмеялась.
   - У нас про это по-всякому говорят. Но большинство ученых считает, что материк держится на трех великанских слонах, а они стоят на гигантской морской черепахе. И вот она-то плавает в океане…
   - Может, так и есть, - вежливо сказал Авка, хотя не очень-то поверил в слонов и черепаху.
   - Может быть… - отозвалась Звенка и почему-то вздохнула.
   - Все-таки странно все это… - сказал Авка.
   - Что?
   - То, что на наших землях мы друг про друга до сих пор ничего не знали.
   - Потому что между материками чудовищное расстояние… - (У нее получилось "чю-удовищное").
   - Не такое уж чудовищное, раз ты долетела.
   - Это, наверно, потому, что в гравитоплане время сжимается… А наши корабли до вас никогда не доплывали. И ваши до нас тоже…
   - Потому что они далеко в океан и не ходят. Наши капитаны говорят: "Зачем уходить далеко в бесконечные воды? Они везде совершенно одинаковые, и ничего нового там нет. Есть только опасность, что заблудишься, когда уже совсем не видно земли. Вот и плавают вокруг… этого материка…
   - У нас, в общем-то, так же. Но все-таки иногда устраивают дальние экспедиции. Так, например, открыли Малую Элефанту. И с той поры нет-нет, да и начинаются разговоры: а может быть, где-нибудь на земном шаре есть еще какие-то материки?… Тем более, что один раз случился удивительный случай…
   - Какой?
   - Это было лет десять назад, я сама, конечно, не помню, мне дедушка рассказывал. Однажды прилетел на берег большущий матерчатый шар, надутый теплым воздухом, к нему была привязана корзина, а в ней сидел человек. Совсем оголодавший. Он разговаривал на таком языке, что его еле поняли. А когда поняли, то удивились: он говорил, что прилетел с какой-то земли, про которую у нас никто не слыхал. На этой земле, мол, великие пустынные поля, сплошь усыпанные песком, и там водятся громадные звери с рогами на морде и сухопутные крокодилы длиной в сто локтей… А еще, говорил он, там есть города с башнями из синего и зеленого стекла и с садами, которые растут почти что в воздухе, на высоких прозрачных мостах… Ему почти никто не поверил. Решили, что он просто повредился в уме во время полета…
   - А может быть, все же есть такая земля? - сказал Авка. Почему-то шепотом.
   И Звенка шепнула:
   - Может быть…
   И шепоток ее был такой же теплый и пушистый, как волосы, которые щекотали Авкину руку. И он вдруг понял, что ему не так уж интересно, есть на свете земля с чудовищами и стеклянными башнями или нет. То есть, конечно, интересно, только это не главное. Главнее было другое: радоваться тому, что неизвестно откуда свалившаяся Звенка говорит с ним доверчивым шепотом и тихонько дышит рядом.
   В общем, Авка чувствовал себя, как кусок сливочного масла, который положили на теплую сковородку. И без сомнения, чувство это было то самое, за которое (если кто-то узнает!) можно удостоиться звания "бзяка-влюбляка".
   Конечно, такое звание было не столь обидным и скандальным, как, например, "бзяка-бояка" или "бзяка-трепака" (то есть ябеда). Некоторые храбрецы, случалось, даже не отпирались, а говорили: "Дураки! Мы с ней просто дружим! Нельзя, что ли?…" А находились и такие герои, которые заявляли прямо: "Ну и что? Ну и да! Хочу и буду, не ваше дело, тыквы прокисшие!" И добавляли многообещающе:
   Кто сболтнет еще хоть раз, Десять раз получит в глаз!
   Но для этого должен быть очень смелый характер. И, наверно, очень сильная влюбленность. У Авки же характер был так себе, средний по смелости. А что касается влюбленности… он и сам не знал. Просто чувствовал, что тает (и даже непонятно, почему: ведь некрасивая же!). Чтобы не растаять совсем, Авка торопливо спросил:
   - А колесо этого антимагнита, оно где?
   - Внизу, под полом. Когда оно вертится, пол слегка дрожит, и от этого подошвам щекотно… - Звенка неуверенно хихикнула.
   - А почему оно от горелок вертится? Как бумажная вертушка от теплого воздуха?
   - Нет, что ты! Там паровая машина! Горелки нагревают воду в котле, пар толкает в трубах поршни, а они раскручивают колесо… У вас есть такие машины?
   - Есть. Но их редко используют. Если только сильный неурожай тыкв…
   - А при чем тут тыквы?!
   - Потому что у нас вся цивилизация на тыквах держится. - Слово "цивилизация" Авка выговорил с солидностью выпускника императорской начальной школы. Будущего гимназиста. - И двигатели на них работают. Берется большая тыква, в нее впрыскивают специальное вещество, вроде жидких дрожжей, потом вставляют трубку. В тыкве начинается брожение, по трубке идет сильный толкательный газ, и его можно использовать как угодно. Хоть для машин на фабрике или мельнице, хоть для тыквокатов, чтобы грузы возить без лошадей… Есть тыквы с громадным запасом газовой энергии! Особенно сорт "Драконий желудок".
   - Как здорово! У нас ничего такого нет… А тыквы не взрываются?
   - Конечно, нет! Их же вкладывают в специальные железные шары. В тыквосферы… Хотя некоторые взрываются! Есть специальный сорт, называется "Гнев императора". Это тыквы моментального действия. Если в них вколют возбудитель, они через несколько секунд - трах! бах! шарах! С таким грохотом! И все разметают вокруг! Их бросают во врага специальными катапультами… Но это если война. А войны у нас уже давно не было, с тех пор, как заключили мир с Дикими областями. Потому что чего с ними делить-то? У них своя цивилизация, бамбуково-помидорная… Наш император и их вождь Каса-Бамбукус Вдумчивый решили, что лучше торговать, чем тысячам людей пробивать головы неизвестно зачем…
   - Он и правда вдумчивый, этот… Бамбукус. И ваш император тоже.
   - Ага. Его у нас все уважают. И его папу уважали. Он запретил учителям лупить детей, отменил смертную казнь и велел министру тыквенного хозяйства каждый год выдавать бесплатно бедным семьям по десять хлебных тыкв. А тем семьям, где много детей, - еще дополнительно по две тыквы сливочно-шоколадного сорта… А ваш президент какой? Хороший?
   - Да ничего… Только вот с этим гравитопланом из-за него были всякие трудности. Колючки-рогатки…
   - Почему?
   - Не хотел, чтобы его изобретали. Денег на эту работу не давал… Ну, ученые наши этот опытный образец все же построили. А я его… Ой-ёй-ёй, что теперь бу-удет…
   - Ты же сделала великое открытие, - напомнил Авка.
   - Да… Но еще неизвестно, понравится ли оно там, у нас. Взрослые - они такие… непредсказуемые.
   "Это верно", - вздохнул про себя Авка. Но Звенке сказал:
   - Все будет нормально… Только вот Гуська где-то застрял. Может, лавка закрыта на перерыв? Или колесо у тележки отвалилось? Гуська ее сам сколачивал, хлипкое сооружение…
   - По-моему, он хороший, - задумчиво сказала Звенка. - Он твой друг?
   - Ну… вроде того.
   Звенка сильно шевельнулась у кресла. Снизу вверх, от подлокотника, строго глянула на Авку.
   - Как это так? Друзей "вроде того" не бывает. Друг, он - или да, или нет.
   - Ну… я не так выразился. Друг… - Было бы долго и неловко объяснять девочке из другого мира тонкости мальчишечьих отношений в Тыквогонской империи.
   - По-моему, он очень добрый, - успокоившись, продолжала Звенка. - Только с виду немножко забавный. Особенно его штаны.
   - Они от старшего брата. Поэтому большущие.
   - А почему заплата смешная такая, красная? Неужели белой материи не нашлось?… Ой, здесь, наверно, мода такая, да?
   - Не мода, а обычай. Брат, покуда не вырос, был императорским барабанщиком, это его форменные брюки. Все придворные барабанщики ходят с красной заплатой на левом колене.
   - Почему?
   - Потому что однажды случилась история… Еще целый век тому назад… Тогдашний император и его дочка, ей лет десять было, вроде как нам, поехали на открытие нового императорского цирка. Он и сейчас посреди столицы стоит. Ну, конечно, в городе полный трам-тарарам, почетный караул, музыка. У цирка вдоль улицы с одной стороны императорские трубачи, с другой - императорские барабанщики. А один барабанщик, самый маленький (звали его, говорят, Бустик), опоздал на это дело. Он вышел со своим барабаном из дома как полагается, заранее, но в одном переулке ему повстречались вредные пацаны. Знаешь, бывают такие…
   - Бывают. У нас тоже… - вздохнула Звенка. И пересела с пола на мягкий подлокотник, потому что устала сидеть на корточках. Она обняла Авку за плечо и тепло дышала ему в заросшее темя. И это было такое… замирательное ощущение. И Авка, не решаясь шевельнуться, рассказывал дальше:
   - Вот Они его окружили и давай задирать:
   Барабанщик, тра-та-та! Голова твоя пуста! В барабане дырка, Не ходи до цирка!
   Начали стукать по барабану, дергать за эполеты, за аксельбанты, у него ведь на мундире много было всякого такого. Бустик начал, конечно, отмахиваться, а они тогда - в драку…
   - Все на одного?!
   - Нет, что ты! Это была бы гугнига, и они сделались бы бзяками с отпадом…
   - Что за гугнига?
   - Это, значит, совершенно бессовестное дело. А бзяки…
   - Про бзяк я знаю. А что было дальше?
   - Они заставили его драться с каждым поодиночке. Бустик был маленький, но не трусливый. Одному разбил губу, другому вляпал под глаз. Самому ему тоже досталось, но он держался - ведь императорский барабанщик, а не кто-нибудь! И когда он третьему противнику расквасил нос, его отпустили. Даже помогли надеть как следует барабан и дали булавку, чтобы пристегнуть оторванный эполет… И Бустик помчался! Он уже опаздывал! А недалеко от цирка случилась еще одна беда. Он споткнулся на мостовой и рассадил себе о булыжник, сквозь штанину, колено… Кое-как дохромал до строя, встал на левом фланге, и тут подскакивает начальник всей музыкантской команды, тамбур-полковник по прозвищу Тыквоквас. "Это что такое! Это что за вид! Как ты посмел! Вот как всыплю тебе в казарме три дюжины барабанных палок!…" Тогда еще разрешалось такое… Но времени уже не было, в дальнем конце улицы закричали ура, значит, показалась императорская карета. Тамбур-полковник показал Бустику во-от такой кулак и оставил в строю, иначе шеренга была бы неполной… Бустик стоит, а по щекам слёзы. Там, с мальчишками, он ни слезинки не уронил, а сейчас… ну, обидно же, и боль в коленке отчаянная, да и страшно: вдруг правда дело кончится палками?… И даже вытереть щеки нельзя, потому что велено стоять навытяжку…
   - Бедняжка, - вздохнула Звенка. И Авке стало приятно, будто она пожалела не давнего Бустика, а его самого.
   - Ага… - кашлянул он. - А карета всё ближе. И вот уже поравнялась с флангами музыкального строя. И Тыквоквас уже поднял свой жезл с кисточками, чтобы скомандовать трубачам и барабанщикам торжественное приветствие, но карета вдруг - стоп! Это велел император. Высунулся из кареты и говорит: "Эй, тамбур-полковник, идите-ка сюда!" Тот подскочил, отсалютовал, докладывает: "Ваше императорское величество! Императорские трубачи и барабанщики для торжественной встречи вашего императорского величества и ее императорского высочества построены. Разрешите начать церемонию?"
   Авка рассказывал с удовольствием. Эту историю он слышал много раз, знал ее во всех подробностях. А говорить он, как нам известно, умел. И Звенка теперь слушала почти не дыша.
   - Император поглядел на толстого тамбур-полковника Тыквокваса и говорит:
   "Подождите вы с церемониями. Лучше скажите, почему это у вас вон тот мальчик с барабаном плачет?"
   Тыквоквас был большой трус. Он все время боялся, что его выгонят с должности за пьянство. Тут он затрясся и давай оправдываться:
   "Ваше императорское величество, этот скверный мальчишка чуть не опоздал на парад, бежал изо всех сил и поэтому в таком безобразном виде. Простите. Мы не успели принять меры. Поверьте, государь, он будет примерно наказан!"
   А император, он был неплохой дядька, нахмурился и спрашивает:
   "За что же, полковник, вы хотите его наказывать? Он же бежал, чтобы успеть в строй и выполнить свой долг! Сразу видно, как торопился, даже ногу поранил. Вы, господин Тыквоквас, наверно, не помните, как это больно, когда в детстве разбиваешь коленку?"
   Тамбур-полковник совсем обалдел от страха:
   "Так точно, никак нет, ваше императорское величество. То есть так точно, никак да. То есть…"
   И тут рядом с императором оказалась принцесса. У нее были веснушки и решительный характер. Она сказала:
   "Мальчик. Иди сюда. Пойдем со мной. - И повела Бустика в карету. Там она велела ему засучить штанину, смазала содранное место какой-то щипучей туалетной водой (у принцесс ведь всегда много такого с собой), а между делом выспросила про все, что с ним случилось. Потом перевязала колено своим платком. - Ну вот, теперь все в порядке. А полковника не бойся, он тебе ничего не сделает".
   Бустик посопел, вытер слезы и говорит:
   "Спасибо, ваше высочество. Только из барабанщиков меня все равно прогонят".
   "Почему?"
   "Видите, что случилось с брюками… Красное пятно теперь до конца все равно не отстирать, дыру незаметно не зашить, а на новые штаны денег дома нет. Мы ведь должны покупать форму за свои деньги…"
   Тогда принцесса высунулась в окошко кареты и велела:
   "Полковник, подойдите сюда! Повелеваю, чтобы отныне у всех барабанщиков на левом колене была красная заплата. В память о храбром поступке барабанщика Бустика!"
   Тыквоквас, конечно, глаза выкатил и:
   "Слушаюсь, ваше императорское высочество!"
   - А император? - спросила Звенка.
   - А ему что? Жалко, что ли? Тем более что дочку он любил и выполнял все ее желания. Если, конечно, они не вредили империи. Но это-то ведь не вредило… А принцесса потом стала приглашать Бустика во дворец - на всякие праздники и просто так, поиграть. И они подружились…
   - И потом… поженились? - с замиранием прошептала Звенка.
   - Нет, - вздохнул Авка. - Принцессы ведь должны жениться только на принцах, такое правило. Но, говорят, они были друзьями всю жизнь. Принцесса даже предлагала Бустику, когда он вырос, занять должность главного военного капельмейстера при дворце. Это в сто раз важнее, чем тамбур-полковник. Но Бустик отказался…
   - Почему?! Обиделся на нее?
   - Да ничуть не обиделся. Наоборот, спасибо сказал. Но он тогда был уже знаменитый музыкант, играл не на барабане, а на скрипке. И поэтому стал первой скрипкой императорского симфонического оркестра, а потом дирижером… Он сочинил музыку для песни, которая знаменита и сейчас. Она вроде как второй наш гимн.
   Тыквы полезны во все времена, Но всех отраднее время весна. В этот период везде, там и тут, Ранние тыквы в мае цветут…
   Авка немного стеснялся, но пропел куплет звонко и чисто. Ведь сейчас он был представитель всей Тыквогонии.
   - Очень славная песня, - искренне похвалила Звенка. - У нас тоже хорошие песни есть. И гимн… Только я спеть не смогу. Мне Бутузо на ухо наступил.
   - Кто наступил?
   - Ну, так у нас говорят, если у человека никакого музыкального слуха. Бутузо - это один из слонов, которые будто бы держат материк и стоят на черепахе. А других слонов зовут Пузо и Грузо.
   - А черепаху?
   - А у нее нет имени, только титул. "Ее великое величество Всемирная Черепаха".
   - У меня дома тоже черепаха есть. Только не великанская, конечно, а вот такая, - Авка раздвинул ладони. - Но она хоть и маленькая, а тоже необыкновенная. У нее две головы. Не веришь?
   - Верю… но разве такие бывают?!
   - Очень редко, но бывают. Я ее прошлым летом нашел в траве, на выгоне, когда встречал Матильду. Это наша корова. А еще у нас есть кошка Заноза, но она ленивая, с ней неинтересно. Вот когда котята появляются, другое дело. Но мама велит их потом раздавать знакомым… А у тебя кто-нибудь есть?
   - У дедушки есть два кота - Фонарь и Плюха. И большой пес Кактус. Они все втроем очень дружат. И я с ними…
   - Ну, это у дедушки. А у тебя дома?
   - А я чаще живу у дедушки. У него интересно, он смотритель маяка. А мама и папа всегда заняты, дома бывают редко…
   - А они… кто?
   - Ну… папа заведует одной конторой. А мама ему помогает…
   Авка уловил в Звенкином голосе неохоту к такому разговору. И сразу сказал о другом. Полушутя:
   - Давай-ка выберемся наружу. А то я так привыкну к этому креслу, что меня потом силой не вытащишь…
   Но под шуткой он скрыл тревогу. Во-первых, он беспокоился: почему долго нет Гуськи? Во-вторых, опасался: вдруг кто-то посторонний появится на берегу и увидит этот… гра-ви-то-план. И незнакомую Звенку. Конечно, ничего тут не поделаешь, но лучше заметить гостей заранее, чтобы приготовиться к объяснениям.
   "А ты ведь врешь, - толкнулась в Авке ехидная (вернее, "самоехидная") мысль. - Прежде всего ты боишься, что увидят, как ты сидишь рядом с девчонкой, чуть не в обнимку…" - "И ничего не в обнимку! И ничего не боюсь!" - "Ладно уж, вылезай. И не ври. А то будешь сам для себя бзяка-завирака"…
   Звенка нажала клавишу, купол разошелся, и они прыгнули на песок.
 

Желтая ласточка

   На берегу никого не было. Только тени от кустов качались на песке под ветерком. Он тянул с воды и был свежим, но солнце жарило все сильнее и перебивало эту свежесть.
   Звенка зажмурилась навстречу солнцу, раскинула руки и вдруг сказала:
   - Давай искупаемся, пока Гуськи нет. Все равно делать нечего.
   Авка обмер. Уши вмиг раскалились. Что делать-то? Признаться, что нет у него купального костюма? Почему-то ужасно стыдно… А у самой-то, у Звенки, откуда купальный костюм? Она ведь взлетела случайно! Или там у них, в Никалукии, другие обычаи? Может, там… вообще без всяких купальников, как в Диких областях? Вот скандал-то…
   Авка вполне натурально стукнул зубами, как от озноба:
   - Знаешь, я тут недавно два часа подряд купался, до полного посинения. До сих пор дрожу, как на воду посмотрю…
   - Ну, тогда я одна окунусь! А ты… - Звенка засмеялась, - карауль, как доблестный рыцарь, мою воздушную карету!
   - Ладно, - выдохнул Авка и ничком брякнулся на песок. Опять зарылся в него подбородком. Потому что так можно делать вид, что вовсе и не смотришь на девчонку. Да и не хотел он смотреть! Потому что это была бы совсем гугнига… Но… может, она булькнется в воду прямо в одежде? Может, у них так полагается? И Авка посмотрел. Чуть-чуть, одним глазком…
   Звенка, беззаботно насвистывая, сбросила безрукавку и белую рубашонку. Приплясывая, стягивала узкие брючки…
   "Я же вовсе и не смотрю! Я… только с миганьем, на всякий случай. Вдруг ногу подвернет или споткнется, когда побежит в воду… Ох…"