Женька заулыбался:
   — Я у тебя в портфеле красный справочник видел. Ну и подумал: если у человека такая книжка, он знает, наверно…
   Славка опасливо глянул на Аверкина: не увидел ли Женька в портфеле кое-что ещё? Вернее, кое-кого. На самом дне, под учебниками. Но Аверкин улыбался бесхитростно.
   — Ты откуда знаешь свод сигналов? Занимался? — спросил Славка.
   — Немного. Я в этом году в детскую флотилию хочу пойти, в группу рулевых-сигнальщиков… Туда с двойками не берут, вот я и засигналил тебе…
   — А где такая флотилия? — заволновался Славка.
   — На Пушкинской, над Малой бухтой. Недалеко.
   — Там парусная секция есть?
   — Не знаю. Но я спрошу сегодня, если хочешь.
   — Хочу, — сказал Славка. — Ещё бы… Ты не забудь, спроси. Ладно?
   Они вышли на крыльцо, и сразу — тр-р-р-р: словно кто-то прочертил мелом пунктир через площадь! Это в своих белых сандаликах радостно мчался к ним Наездник.
   — Привет! Ну что, помогла моя ручка? — Помогла, — сказал Славка. И объяснил Женьке: — Я его ручкой твоё уравнение писал. Свою-то забыл.
   — Целая бригада меня спасала, — вздохнул Женька. — Даже неудобно…
   Наездник переступил с ноги на ногу и осторожно потянул Славку за рукав.
   — Что тебе? — спросил Славка.
   Мальчишка встал на цыпочки и осторожно прошептал:
   — Прокати меня… пожалуйста…
   — Как это прокати?
   — На плечах. Я люблю кататься.
   Славка слегка обалдел от такого простодушного нахальства:
   — Ничего себе заявочка!
   Но он помнил про авторучку и понимал, что нельзя быть неблагодарным. Вообще-то, если разобраться, катать Наездника должен Аверкин, но как-то неловко торговаться.
   — А далеко тебя везти?
   — Не-е… До лестницы и назад! — Ну, давай…
   Славка присел. Наездник прямо с крыльца ловко перебрался ему на шею. Он оказался лёгонький, словно кости у него были трубчатые, как у птахи.
   — Ты держи меня, — предупредил он.
   — Ещё и держи его… — проворчал Славка и ухватил Наездника за бока. — Ноги убери, ты мне каблуками рубашку извозишь.
   Наездник послушно вытянул вперёд ноги в жёлтых гольфах и белых сандаликах.
   Женька смотрел на Славку и Наездника с весёлым интересом.
   Славка трусцой пересёк площадь туда и обратно и ссадил пассажира на каменный парапет крыльца.
   — Спасибо, — с достоинством сказал Наездник.
   — На здоровье…
   Наездник ускакал к приятелям, которые резвились под деревьями. А на крыльце Славка увидел ребят из своего класса. И среди них Любку Потапенко.
   — Кони сытые бьют копытами… — пропела Любка.
   У Славки заполыхали уши. Ну что он за несчастный человек? Неужели и здесь ему не прожить без дразнилок и прозвищ?
   Но Женька Аверкин поспешно и сердито сказал:
   — Тебя, Любушка, уже сунуло не в своё дело! Прокатил человека — ну и что такого?
   А Игорь Савин разъяснил:
   — Конь — животное благородное. Ехидна же — вымирающий вид. Она осталась с тех времён, когда на земле жили тупоголовые плезиозавры и всякие другие ископаемые.
   — Жаль, что охраняется законом, — вздохнул Аверкин.
   А Костя Головин сказал Любке:
   — Не бойся, на тебе никто не поедет. Кому охота потом из штанов ядовитые колючки вытаскивать?
   Любка сказала, что все мальчишки дураки, и ушла. Ребята разбежались. Только Славка с Женькой задержались на крыльце. Стояли и смотрели, как резвится Наездник. Первоклассники побросали в кучу ранцы и прыгали друг через друга. Что-то вроде чехарды устроили. Наездник прыгал легко и красиво, но всё время оглядывался на Славку. Скакнёт — и посмотрит…
   «Знаем мы это дело…» — подумал Славка и поторопил Аверкина:
   — Пошли.
   Но Женька помотал головой и сел на ступень. Положил на колени плоский твердый портфель. Глянул на хитрого Наездника, на Славку и сказал:
   — Да прокати ты его ещё немножко. Осчастливь человека.
   Наездник замер и насторожил уши. Женька засмеялся.
   — Ты что! — возмутился Славка. — Он привыкнет и совсем с меня не слезет!
   — Ну, разок… — попросил Женька.
   — Тебе-то зачем?
   — Ну, пожалуйста, — как-то слишком серьёзно сказал Женька.
   Славка повернулся к Наезднику:
   — Иди сюда, подарок судьбы! Свалился ты на мою голову…
   Он обвёз радостного Наездника вокруг площади, а когда вернулся, увидел, что Женька делает в альбоме рисунок. На рисунке — Славка и Наездник во время скачки.
   Это был очень лёгкий, быстрый набросок. Лица — едва намечены. Но всё равно можно было узнать коня и всадника (по крайней мере, Наездника Славка сразу узнал).
   Наездник заглянул в альбом и сообщил:
   — Я тоже рисовать умею.
   — В твоем возрасте все умеют рисовать, — сказал Женька.
   — Ага, — согласился Наездник и опять умчался.
   — Жень, подари картинку, — попросил Славка.
   Женька молча выдернул из альбома и протянул листок. Потом снизу вверх внимательно посмотрел на Славку.
   — Слушай-ка, а я догадался! Вы братья, да?
   — С чего ты взял? — изумился Славка. — Я его сегодня первый раз в жизни увидел.
   — А похожи…
   — Мы? Да брось ты… — начал Славка и тут же понял: в самом деле есть сходство.
   У Наездника были прямые, очень светлые волосы. Они ровно разбегались во все стороны от макушки, как меридианы от полюса. А на «полюсе» торчала мягкая кисточка.
   У Славки была такая же причёска (если можно это назвать причёской), только волосы потемнее и, кажется, пожёстче.
   Мама сама стригла Славку: подрезала отросшие прядки на лбу, на висках, на затылке. Славкина кисточка на темени ей нравилась. Мама иногда ласково дёргала её и называла Славку «Кисточка ты моя». Если без посторонних, это было даже приятно. И всё же Славка срезал бы волосяной пучок без жалости, если бы не боялся, что получится лысинка. Потому что малышам, вроде Наездника, такие кисточки на макушке, может быть, подходят, но одиннадцатилетним мальчишкам героического вида они не придают.
   Впрочем, Славка никогда не старался походить на героя. Ни видом, ни делами. Быть бы не хуже других. Но и это не всегда получалось…
   Славка и Аверкин спустились на Морскую и распрощались у лестницы.
   Славка оглянулся. Наездник спускался следом. Он был не один, по бокам шли две первоклассницы. Славка даже загляделся: как Наездник идёт! Плечи откинул назад, кончики пальцев сунул в кармашки, прорезанные у пояса, локти развёл по сторонам и ступает, будто фея по головкам одуванчиков. Снисходительно беседует с девочками. Повернёт к одной голову, скажет слово, улыбнётся. Потом на другую так же глянет. А они с него не сводят глаз, даже спотыкаются.
   Неужели Славка в семь лет был такой же? Нет. С виду, может быть, и похожий, а характером совсем другой.

Бриг «Меркурий»

   Когда Славка был маленьким и жил в Невьянске, он ходил с мамой на работу. Мама заведовала библиотекой в заводском клубе, руководила самодеятельным театром и вела кружок английского языка. Дел у неё было «выше головы», а Славка проводил время в полуподвальной большой комнате, где стоял бильярд.
   В бильярд играли с утра до вечера. Славка забирался на высокий подоконник и часами смотрел, как по сукну мечутся с костяным стуком жёлтые шары.
   Мама просто стонала:
   — Неужели тебе здесь лучше, чем в детском саду?
   Славка кивал. Он был ненормальный ребёнок. Он не любил детский сад и жутко скучал там. До обеда кое-как терпел, а когда наступало время тихого часа, впадал в отчаянье. При мысли, что надо укладываться спать в большущей комнате, где совсем не так, как дома, и где ничего не напоминает о маме, на Славку наваливалась чёрная тоска.
   Дома было лучше. В своей комнате Славка мог просидеть в одиночку целый день и не соскучиться. Но приходил сосед Юрка Зырянов. Он был старше Славки, закончил первый класс и делал всё, что хотел. Развинчивал Славкины игрушки, лазил в холодильник за вареньем (Славка даже сам этого не делал!) и маминой губной помадой рисовал на зеркале чёртиков и крокодилов. А если Славка запирался и не пускал, грозил отлупить во дворе.
   Однажды Славка не выдержал. Он вежливо попросил Юркину маму поговорить с сыном, чтобы тот вёл себя посдержаннее.
   Тётя Зина выслушала Славку внимательно, потому что знала: Славик Семибратов — хороший, воспитанный мальчик, никогда не хулиганит и не врёт. Она покивала:
   — Эт-та что ж… Эт-та правильно. Я с ним поговорю.
   Разговор состоялся через несколько минут. Славка гулял во дворе и слышал каждое слово, потому что окно в тёти Зининой комнате было открыто.
   — Юрий! А ну иди ближе, паразит! Иди, иди! Эт-та что, я бегать за тобой буду? Кому говорят!
   Потом послышалась короткая возня, и вдруг раздался вопль:
   — Мамочка, я не буду!
   Славка от ужаса скорчился за кадушкой у водосточной трубы.
   — Не буду, мамочка, прости, не надо больше! Ой-я, прости, не буду! — верещал Юрка. Потом он на несколько секунд умолк: видно, кончилось дыхание. И тогда в нестерпимой тишине слышны стали сухие частые щелчки. Они были равномерные и неумолимые, как тиканье больших часов, которые не остановить.
   — Ой-я-я, не надо, больно же!! — опять взорвался криком Юрка. Захлебнулся, и вопли его превратились в тонкий визг. Это был режущий, вибрирующий визг, словно в горле у Юрки, как в милицейском свистке, прыгал маленький шарик.
   Славка, приседая, убежал в дальний угол двора и зарылся в лопухи. Он зарылся бы в землю, если бы мог! Он сидел там до вечера. Стояла глухая тишина, и Славке всё чудилось в ней громкое беспощадное щёлканье…
   Он же не хотел такого ужаса! Ему надо было только, чтобы Юрка оставил его в покое!
   Юрка его не оставил. На другой день он поймал Славку на детской площадке, надавал пинков и подзатыльников, накормил мокрым песком. Славка молча отплёвывался и даже не защищался, только закрывал глаза. Смотреть на Юрку было нестерпимо стыдно.
   С той поры он ни дня не оставался дома. С утра до вечера торчал в бильярдной. Мама приходила в отчаянье: Славка дышал прокуренным воздухом, Славка слушал неподходящие разговоры. Славка мог простудиться на подоконнике, потому что от окна дуло.
   Мама не знала, что, следя за игрой, Славка почти не дышал, разговоров не слышал и холода не чувствовал. И не видел людей. Только шары. Движение жёлтых шаров завораживало Славку. В этом движении были строгие законы, разгадывание которых приносило радость. Он научился безошибочно чувствовать, куда и как разбегутся шары, ударившись друг о друга.
   Может быть, поэтому Славка легко угадывал и другое: куда отскочит брошенный в забор камень, как взлетит под напором ветра воздушный змей, куда ляжет сорвавшийся с дерева лист и попадёт ли в цель стрела, пущенная из самодельного лука. Всё подчинялось законам инерции, скольжения и рикошета, законам жёлтых шаров.
   И когда Славка в школе познакомился с наукой математикой, цифры и числа в задачах тоже показались ему жёлтыми шарами.
   Но это было потом. А тогда в клубе Славку невозможно было стащить с насиженного места на подоконнике. Редкие часы, когда бильярдная пустовала, были для Славки тоскливыми часами. Он сидел, сиротливо съёжившись, и уныло глядел на лиловое суконное поле. По сторонам почти не смотрел. Поэтому лишь случайно и далеко не в первый день он заметил на тускло-зелёной стене картину.
   Обычно картина висела в тени, а в тот раз на неё падали лучи. На картине было лунное море. Сама луна скрывалась за светлыми облаками, но её лучи пронизывали воздух и рассыпали свет по высоким волнам. Среди волн шёл двухмачтовый парусник. Несмотря на волны, он шёл ровно и спокойно. У него были сплошь дырявые паруса, и сквозь них виднелось небо, но всё равно он шёл уверенно.
   В этих рваных и гордых парусах, в этой уверенности маленького судна была загадка. Какая-то заманчивость и притягательная сила. Была в лунном неспокойном просторе музыка — совсем непохожая на строгую ударную музыку костяных шаров.
   Славка молча привёл за руку слегка испуганную маму и только тогда шёпотом спросил:
   — Это что?
   — Это бриг «Меркурий». Копия картины художника Айвазовского. Что тебя испугало?
   Славка досадливо поморщился. Его ничего не испугало. Просто он не хотел говорить громко, когда рядом тайна.
   — Почему рваные паруса?
   — Кажется, после боя. Это наш русский корабль, он сражался с турецкими кораблями. Их было много, а он один, но он победил.
   — Где он сражался?
   — На Чёрном море… Славка, я не помню точно, я же не историк.
   — Что такое «бриг»?
   — Ты же сам видишь — корабль…
   — Нет, почему он «бриг»?
   — Ты меня уморишь, — сказала мама.
   Она не понимала! У Славки отозвалось в душе звучание когда-то слышанных и забытых морских слов: «Бриг… брег… регата… фрегат… навигатор…» Это были слова про одно и то же. Про что-то загадочное, связанное с этим лунным морем.
   А где их разгадка?
   — Ну почему «бриг»? — повторил он, потому что не умел сказать иначе о своей непонятной тревоге.
   Мама вздохнула.
   Она повела Славку к себе в библиотеку. Там, на задних полках, она отыскала две старые книги, которые назывались «Морской словарь».
   — Если хочешь, читай и разбирайся. Не маленький уже, через месяц в школу.
   Она объяснила ему, как искать по буквам нужные слова.
   Слово «бриг» Славка нашёл быстро. Вот что было написано:
   «БРИГ (Brig). Двухмачтовое судно с прямым вооружением, но имеющее гафель на гроте. Б. становятся очень редкими судами, т. к. бригантины и шхуны вытеснили их…»
   Почти ничего Славка не понял. Но незнакомые корабельные слова опять отозвались в нём как странная зовущая музыка. Вроде вступления к фильму «Дети капитана Гранта», который Славка любил до безумия. И он стал искать букву «Г»; нужно было узнать, что такое «гафель» и «грот»…
   С того дня Славка почти позабыл про бильярд. Он ушёл в чтение словаря, как уходят в дальнее плавание — надолго и без оглядки…
   Но через месяц словарь пришлось отдать: мама устраивалась на другую работу, и ей без этих книг не подписали бы какой-то обходной лист.
   Славка будто с лучшим другом распрощался. Тогда мама, чтобы утешить его, достала где-то книгу «Корабли и бастионы». Подарила Славке.
   В этой книге было про всё! Про бриг «Меркурий», про адмирала Нахимова, про Синопское сражение, про неприступные морские крепости, про искусных парусных капитанов. И про город, в который возвращались после побед линейные корабли, фрегаты и бриги.
   Это был город, куда русские моряки приходили с палуб для последнего отчаянного боя. И в прошлом веке, и в этом…
   Город, где стоял памятник капитану брига «Меркурий»…
   Книгу Славка прочитал десять раз и сто раз — её последние слова:
   «Отшумела война, и опять заросли непобедимыми травами бастионы.
   Может быть, теперь навсегда? Может быть… Над бухтами висел безоблачный полдень. Два человека шли вдоль зелёных брустверов, на которых чернели давно умолкнувшие карронады, мимо старых памятников, по извилистым лестницам, сложенным из брусьев ракушечника. А по холмам раскинулся Город, который они любили больше жизни…»
   Два человека — это старый морской офицер и его десятилетний внук.
   Всё на свете, кроме мамы, отдал бы Славка, чтобы оказаться на месте этого мальчишки…
 
   Книга эта была лучше всех, которые знал Славка. Но она не заменила морской словарь. Она только рассказывала о кораблях, а словарь был сам как частичка кораблей, частичка того далёкого Города.
   …Однажды Славка с мамой зашёл в районную библиотеку. Там работала Василиса Георгиевна — старушка в больших, как иллюминаторы крейсера, очках. Это было уже в Первозаводске. Славка учился тогда во втором классе. Мама и Василиса Георгиевна разговаривали, а Славка разглядывал книги. Ходил он от стеллажа к стеллажу. И вдруг увидел полочку с надписью: «Тому, кто хочет стать военным».
   А на полке среди разных учебников и уставов стояла красная книжечка со звёздочкой и якорьком. «Справочник вахтенного офицера»!
   Зачем она здесь, за тысячи миль от моря?
   Славка начал листать. Многое было совсем непонятно и скучно: чертежи, схемы, какие-то правила. Но потом… Потом пошли морские узлы, курсы и галсы парусных судов, корабельные огни! А главное — флаги Международного свода сигналов! О такой таблице Славка целый год мечтал!
   Он хотел поскорее попросить книгу у Василисы Георгиевны. Хотел… и не попросил. Испугался: «А вдруг скажет: нельзя, ты здесь не записан». Или решит, что Славка слишком маленький для такой книжки. А если и даст, то не насовсем же. Потом опять прощаться, как со словарём?
   Что случилось со Славкой? Может быть, «морская болезнь» совсем помутила ему мозги? Он оглянулся. Никого рядом не было. Он тихо расстегнул ранец…
   И началась у Славки странная жизнь: она состояла из радости и страха.
   Пока он изучал флаги Свода, пока разбирался в морских узлах, про всё забывал. Но когда закрывал «Справочник», сразу вспоминал, какое ужасное совершил дело.
   Он прятал книгу то под подушку, то за шкаф, то внутрь дивана. Так часто и старательно её перепрятывал, что мама увидела и спросила:
   — Откуда у тебя «Справочник»?
   Славка, наверно, стал краснее, чем корочка книги. И сказал, что дал почитать один мальчик.
   Мама удивилась. Она знала, что приятелей у Славки в школе нет. В классе его дразнили непонятным, но обидным словом «Изюмчик» и считали слабачком, потому что он боялся давать сдачи приставалам.
   — Странно, — сказала мама.
   Она полистала «Справочник» и увидела библиотечный штамп.
   — Почему здесь печать?
   Славка пробормотал, что, наверно, мальчик взял почитать книгу в библиотеке.
   — Что-то не нравится мне твоё заиканье, — сказала мама. — Ты правду говоришь?
   Славка прошептал, что правду.
   — А ну-ка дай честное морское слово, — потребовала мама.
   Это был коварный приём. Что Славка мог ответить? Дать такое слово? Ноне самый же последний человек он на свете! Тогда признаться? Легко сказать…
   И Славка заревел. Тут же всё и выяснилось.
   Ух как ему влетело! Конечно, мама его не лупила, как тётя Зина Юрку, но ругала с такой силой, что волосы дыбом и дым из ушей. Славка просто булькал от слёз и умолял маму, чтобы она поскорее отнесла «Справочник» в библиотеку.
   Но мама не отнесла. Она отправила туда Славку и объявила, что не будет ему прощенья и пощады, пока он не расскажет всё Василисе Георгиевне и не вернёт ей книгу собственноручно.
   Что делать. Славка побрёл. С полчаса он всхлипывал перед дверью библиотеки. Наконец Василиса Георгиевна зачем-то вышла и увидела его.
   Давясь от стыда, Славка признался в своём чёрном деле. И разумеется, опять пустил слезу.
   Маленькая, седая, очень добрая на вид Василиса Георгиевна не пожалела Славку. Она разговаривала с ним сурово. Потому что если человек в восемь лет украдкой тащит домой казённые книги, добром этот человек не кончит! Что сказал бы Валерик Семибратов, Славкин папа, если бы он был жив? Валерик Семибратов ходил в эту библиотеку девять лет подряд и ни разу не то что не украл, а даже не порвал ни одной книжки. А сын? Стыд и срам! Бедная Славкина мама… Пусть Славка поставит на место «Справочник» и уходит, потому что больше им разговаривать не о чем… А если он захочет когда-нибудь в жизни ещё раз украсть книгу или что-то другое, пусть вспомнит этот кошмарный день.
   Но когда Славка прошептал «до свиданья» и поплёлся к двери, Василиса Георгиевна спросила чуть помягче:
   — А скажи на милость, зачем тебе эта взрослая книга?
   Славка остановился и молчал.
   — Я тебя спрашиваю, Вячеслав Семибратов. Зачем?
   — Интересно… — еле слышно сказал Славка.
   — Что интересно?
   — Про корабли…
   — Ну ладно… Раз тебе так интересно и раз ты признался, можно поступить следующим образом: я отдам тебе «Справочник», а ты принесёшь взамен какую-нибудь другую книгу. Согласен?
   Славке было невыносимо стыдно, но отказаться тоже никаких сил не было. Чтобы теперь всё сделалось по-честному, он принёс в библиотеку «Маугли». После «Кораблей и бастионов» это была самая любимая книга.
   Большая, с цветными вкладками.
   — Мама разрешила? — строго спросила Василиса Георгиевна. (Славка кивнул.) — А не жалко?
   Славка даже засопел от жалости, но сказал:
   — У нас есть, маленькая. На английском языке.
   — А ты умеешь читать по-английски?
   — Немножко… А ещё мама читает…
   Через день Василиса Георгиевна, вернула книгу маме, потому что «Справочник» всё равно был не нужен: его собирались списывать в макулатуру. Но Славка узнал об этом лишь через полгода. А до той поры, если очень хотелось вспомнить о приключениях лесного мальчишки, они с мамой читали по-английски. И Славка хорошо понимал. Наверно, потому, что всё в этой книжке было уже знакомо.
 
   Они с мамой часто читали вдвоём. И в кино ходили вдвоём. И в лес. И картошку чистили, и посуду мыли, и чемоданы укладывали, когда переезжали. Всё вдвоём. Они вообще были вдвоём на свете. Только где-то далеко, в южном городе Новочеркасске, жила двоюродная бабушка — тётка Славкиного отца. Мама и Славка никогда её не видели. Но время от времени, обычно к праздникам, от бабушки Веры Анатольевны приходили письма. Мама отвечала и однажды послала даже фотографию: свою и Славки.
   После этого Вера Анатольевна стала писать чаще, спрашивать про Славку и звала их с мамой в гости. Но мама говорила, что это, наверно, из вежливости.
   Потом… Славка даже не поверил сначала! Бабушка написала, что поменялась домами с какими-то знакомыми и переехала в город, где родилась и жила до войны. К морю она переехала! Туда, где были корабли и бастионы, где на мачтах трепетали разноцветные флаги Свода сигналов, которые Славка знал теперь наизусть.
   Она переехала в тот самый Город!
   Славка решился. Крупными буквами он написал письмо и сам кинул в ящик. Это была просьба о чуде.
   «Здравствуете, бабушка Вера Анатольевна! Я никогда не видел моря и кораблей. Пожалуйста, ещё раз посильнее позовите нас с мамой в гости. Тогда мама согласится. Пожалуйста!»
   И Вера Анатольевна позвала:
   «Приезжайте со Славушкой хоть в гости, хоть насовсем. Дом большой, прописку я оформлю, потому что я ветеран войны и мне помогут. Жить у нас хорошо, а вместе будет всем веселее…»
   — Поедем! — возликовал Славка.
   Но мама засмеялась:
   — Глупенький! В незнакомые края, к незнакомому человеку…
   — Но она же зовёт!
   — Видишь ли, Славик… Она человек старый и, кажется, больной. У неё дом. Она думает, наверно, что я стану помогать ей по хозяйству. А разве я похожа на домохозяйку? На бабушку в фартуке?
   Нет, мама не была похожа на домашнюю хозяйку. Она была молодая, стройная, красивая. Многие люди говорили Славке: «Какая у тебя красивая мама». Будто Славка сам этого не знал!
   Но почему же всё-таки не поехать? Если маме некогда, он сам будет помогать бабушке. А может быть, и помогать нечего. Скорее всего, Вере Анатольевне просто скучно жить одной.
   — Она же зовёт!
   — Позвать легко. А кто мне найдёт там работу по специальности? А если мы с бабушкой не сойдёмся характерами? Она хозяйка в доме, а я не привыкла быть квартиранткой… Да и хватит уж нам мотаться с места на место.
   Славка тихо и умоляюще сказал:
   — Ну, тогда хоть в гости…
   — Это другое дело. Если будут деньги и летний отпуск, можно поехать.
   Разговор был в марте. Ждать оставалось три месяца. Сначала Славка очень ждал и очень надеялся. А потом всё меньше. Потому что это было бы слишком большое чудо. Таких чудес просто не бывает.
   И он оказался прав. Мама не поладила с начальством и уволилась, денег на дальние поездки не было. Когда Славка окончил второй класс, они переехали в Покровку.

Анюта

   Покровка — это не деревня, а небольшой город рядом с большим заводом. Мама там нашла наконец интересную работу: устроилась консультантом-переводчиком в технической библиотеке. Славку тоже устроила: на лето — в городской лагерь (где он скучал), а потом — в третий класс маленькой восьмилетней школы…
   В третьем классе Славке жилось спокойно — его почти не дразнили и не обижали. Правда, и друзей не нашлось, но Славку это в те времена ещё не волновало. Главное — что? Отсидеть уроки, сделать побыстрее домашние задания — и бултых на тахту с хорошей книжкой. Или можно побежать к маме в библиотеку. Там всегда много журналов из всяких стран, а в журналах часто попадаются снимки с разными теплоходами и даже парусными кораблями. И с видами дальних приморских городов…
   Бабушка Вера Анатольевна по-прежнему писала письма. Спрашивала «про Славушку» и звала хотя бы в гости. Мама говорила, что будущим летом они поедут обязательно.
   В апреле Славку приняли в пионеры и даже выбрали звеньевым — за то, что учился без троек. В конце мая завком выделил маме однокомнатную квартиру, и они переехали туда из тесной комнатушки в старом доме, где коридоры пропахли горелым луком и кислой капустой.
   А в начале каникул у Славки за один день случилось три радости.
   Во-первых, мама купила ему джинсовый костюм. Вообще-то мама не одобряла этой моды: она считала, что интеллигентные мальчики гораздо лучше выглядят в коротких штанишках. Но Славка её долго упрашивал. Мама уступила, потому что школьную форму Славка истрепал, а дни стояли прохладные.
   На костюме была нашивка с корабликом и медные морские пуговки. Не совсем такие, как у настоящих моряков, но всё равно блестящие и с якорями. Славка млел от счастья.
   В этом костюме он пошёл с мамой в гости к её знакомому — Константину Константиновичу. Это была вторая радость.