Вэс Кравен и Брюс Вагнер
Воители со сновидениями

1

   На улице Вязов было темно и пустынно. Кристен стояла перед заброшенным домом, наблюдая за группой ребят, игравших на лужайке. Мальчики были в костюмах, а девочки в вечерних платьях. Они прыгали через веревочку и пели мрачную песенку:
   «Раз, два, Фредди идет за тобой,
   Три, четыре, запри-ка лучше дверь».
   Охваченная смутной тревогой, Кристен подошла к маленькой девочке, сидевшей на красном трехколесном велосипеде у входной двери.
   — Здравствуй, — сказала девочка. — Тебя как зовут?
   — Кристен. А тебя?
   Девочка хихикнула, смущенно улыбнулась, но не ответила. Кристен посмотрела на дом: «Что это за место?»
   Внезапно поднялся и завыл ветер. Под его порывами зазвенели колокольчика над входом. Кристен взглянула на колокольчики и увидела, что это длинные бритвы. Она ахнула от изумления. Входная дверь со скрипом отворилась.
   — Мне нужно идти, — печально сказала маленькая девочка. — Пока.
   Бренча звонком на руле, она скрылась в темноте за дверью.
   — Подожди! — закричала Кристен. — Не езди туда!
   Борясь со страхом, Кристен вошла в дом. Он выглядел ужасно. Трухлявые стены, разбитые окна… По пыльному полу шурша скользили сухие листья. Кристен слышала треньканье велосипедного звонка и хихиканье девочки, легким эхом раздающиеся где-то в глубине дома.
   Кристен вошла в длинный, неправильной формы зал в тот момент, когда маленькая девочка исчезала за углом. Она осторожно последовала за девочкой, отметив про себя какие-то красные полосы на стенах.
   Повернув за угол, Кристен оказалась перед тяжелой стальной дверью, которая закрылась с глухим металлическим клацаньем. Эта металлическая дверь на заклепках выглядела неуместной в трухлявом деревянном доме.
   Кристен медленно открыла дверь, за которой оказалась металлическая лестница, ведущая куда-то вниз, в темноту. Она осторожно спустилась по ступенькам и оказалась в темной мрачной комнате, заставленной старинными заржавевшими котлами, холодными я безмолвными.
   Тут мягкое звяканье привлекло внимание Кристен. Маленькая девочка выкатилась на велосипеде из темноты и остановилась около нее.
   — Вот здесь он нас забирает, — сказала девочка.
   Внезапно Кристен услышала скрежет металла.
   Она резко повернулась и увидела, как заржавевшая дверца топки одного из котлов распахнулась. Внутри в груде холодной золы лежали обугленные кости. Там же лежал трехколесный велосипед, такой же, как у маленькой девочки, только обожженный огнем. Кристен помертвела от ужаса.
   В этот момент металлическая дверь громко захлопнулась. Послышались бухающие приближающиеся шаги.
   Маленькая девочка посмотрела на Кристен печальными глазами.
   — Пришел Фредди, — сказал она с мрачным спокойствием.
   В топке котла вспыхнуло ревущее пламя. Пламя было таким сильным, что краска на велосипеде пузырилась и горела.
   Кристен схватила девочку в охапку и, охваченная ужасом, бросилась бежать. Оглянувшись через плечо, она увидела тень Фредди Крюгера, нависшую над котлами. Его зловещий хохот эхом отдавался в наполненном дымом зале.
   Кристен сломя голову бросилась в другую комнату, все ещё с девочкой на руках. Здесь её глаза широко раскрылись от ужаса: сотни человеческих тел свисали с потолка, подвешенные как туши.
   Кристен посмотрела на маленькую девочку в своих объятиях и увидела, что та превратилась в обугленный хрупкий трупик. Неожиданно её крохотный ротик раскрылся, издав душераздирающий вопль.
   Кристен подскочила в кровати и села, задыхаясь от страха. Посмотрев1 вокруг себя, она наконец поняла, что находится в своей комнате.
   Немного успокоившись, Кристен встала с постели и нетвердой походкой направилась в ванную комнату. Включив свет, она посмотрела на себя в зеркало. Все ещё дрожа от пережитого, она напустила воды в раковину и обмыла лицо, пытаясь успокоиться.
   От слишком горячей воды начал подниматься пар. Кристен попыталась закрыть кран, но давление все росло. Пар окутал всю комнату.
   Нахмурившись, Кристен возилась с краном. Когда она повернула его, он ожил и схватил её за руку.
   Кристен ахнула и подняла глаза. Лицо Фредди усмехалось ей из зеркала. Затем ещё один кран начал изгибаться и вытягиваться, превращаясь в клешню Фредди с когтями-лезвиями.
   Кристен закричала, пытаясь освободиться. Клешня поднялась, готовясь раскроить запястье Кристен. И вот лезвия нанесли удар.
   Внезапно дверь ванной комнаты распахнулась. Это была мать Кристен. Пар исчез, а зеркало и раковина приобрели нормальный вид.
   Кристен повернулась к перепуганной матери, медленно освобождаясь от кошмара. В руке она держала окровавленную бритву. Ее запястье было разрезано.
   — Мамочка? — произнесла Кристен изумленно и потеряла сознание.
   Расположенная в уединенном месте психиатрическая больница «Уэстин Хиллз», была построена в двадцатых годах католической церковью. Ее центром была звонница, где смыкались несколько беспорядочно построенных крыльев. Первоначально клиника для душевнобольных, эта государственная больница была недавно переоборудована. Обширный участок окружала железная изгородь.
   В то утро главный санитар больницы Макс, большой и сильный негр, медленно совершал свой обычный обход, толкал перед собой тележку с различными лекарствами. Пересекая зал, он слушал ведущего программы новостей по маленькому портативному радиоприемнику, висевшему на тележке:
   — Из местных новостей; умерли ещё два подростка, в обоих случаях самоубийство. Официальные лица органов здравоохранения графства не в состоянии объяснить эту тревожную тенденцию…
   Состроив гримасу. Макс переключился на радиостанцию музыкальных программ в тот момент, когда тридцатитрехлетний врач Нил Гольдман нагнал его. Читая на ходу результаты обследования своих пациентов, он недовольно произнес:
   — Ни единого приятного сообщения, чтобы начать день.
   — Послушайте, док, — сказал Макс. — Я придумал новую теорию обо всех этих самоубийствах.
   — Только не скрывай её от нас, — шутливо проговорил Гольдман. — Нам нужна вся помощь, какую мы только можем получить.
   — Беспорядочные хромосомы, дружище, — ответил Макс. — Подумайте-ка об этом. Ведь все эти родители баловались ЛСД в шестидесятых.
   — Это противоречит теории доктора Симмс, — улыбнулся Гольдман. — Она считает, что причина лишь в сексе, наркотиках и рок-н-ролле.
   Макс повернул в другой зал, а Гольдман продолжил свой обход. К нему подошла девочка-подросток.
   — Доброе утро, Дженнифер, — поздоровался Гольдман.
   — Доброе утро, доктор Гольдман.
   — Как твоя рука?
   Дженнифер протянула ему кисть руки со следами ожогов от сигарет.
   — Вот этот от ментоловых, этот от обычных, а этот от самых легких, — указала она на три разных рубца.
   — Они хорошо заживают, — констатировал Гольдман.
   — Я веду себя хорошо. Когда я получу разрешение на сигареты?
   — Лучше дыши полной грудью, — отшутился Гольдман.
   Дженнифер пожала плечами и отошла в сторону.
   Навстречу шла другая девочка-подросток. С темными кругами под глазами, она выглядела изможденной.
   — Привет, Тарин, — сказал Гольдман. — Ты выглядишь нездорово, детка. Спишь ли ты вообще?
   Тарин не обратила на него никакого внимания и прошла мимо.
   — Не думаю, — пробормотал Гольдман, делая пометку в своих бумагах.
   Он остановился у изолятора и посмотрел в маленький глазок, забранный сеткой. Кинкайд, огромный и сильный на вид семнадцатилетний парень с остриженной головой, сидел в углу белой комнаты, обитой чем-то мягким, уставившись в никуда. Гольдман сделал ещё одну пометку.
   Неожиданно рядом с ним появилась главный врач больницы Элизабет Симмс.
   — Как он себя чувствует? — спросила она.
   — Остывает, — ответил Гольдман.
   — Если такие срывы будут у него и дальше, мне придется держать его в изоляторе постоянно.
   — Не беспокойтесь, до этого дело не дойдет. В этот момент Кинкайд тихонько запел:
   «Мне больше не снятся сны,
   У меня нет больше снов,
   Всю ночь напролет я пою свою песню,
   Потому что мне больше не снятся сны».
   Гольдман и Симмс посмотрели друг на друга и пошли дальше.
   — Я прочитал информацию о новом штатном сотруднике, — сказал Гольдман.
   — И что вы об этом думаете?
   — Откровенно говоря, не понимаю, почему нужно носиться с какой-то выпускницей школы как с опытным профессионалом, — бросил в ответ Гольдман.
   — Она проводит исследование по наиболее типичным ночным кошмарам, — сообщила Симмс.
   — Элизабет, нам не нужна помощь со стороны. Я знаю этих ребят и не хочу, чтобы какая-нибудь горячая голова экспериментировала с ними ради публикации.
   Гольдмана прервало сообщение по местной системе радиовещания:
   «Доктор Гольдман, немедленно в приемный покой!»
   Гольдман и Симмс бросились бежать через зал в приемный покой. Там буйствовала Кристен, отбиваясь от медицинских сестер и санитаров, которые пытались схватить её и положить на каталку. Мать Кристен, Элен, была на грани истерики. Она во весь голос поносила медсестру.
   — Давайте без этого! — кричала она. — Она лишь хочет привлечь к себе внимание, вот и все! В её маленькую игру я больше не играю!
   Совершенно ошалевшая медсестра обернулась к Гольдману.
   — Попытка самоубийства, — сказала она. — Ее только что привезли из центральной больницы графства.
   — Как её зовут? — спросил Гольдман.
   — Кристен Паркер. Она вела себя прекрасно до того, как мы попытались ввести ей успокаивающее средство.
   Кристен с искаженным ужасом лицом пиналась, кусалась я царапала санитаров, пытавшихся схватить её.
   — Кристен, — закричал Гольдман, — мы хотим помочь тебе!
   Неожиданно в приемный покой вошел Макс. Он отстранил санитаров, легко скрутил Кристен, заведя ей руки за спину. Она попыталась сопротивляться, но Макс был слишком силен для нее. Кристен обмякла.
   — Успокойся, сестренка, — произнес сострадательно Макс. — Хватит этой ерунды.
   Гольдман взял у сестры шприц и медленно подошел к Кристен:
   — Кристен, я — доктор Гольдман. Я не причиню тебе боли. Я лишь хочу ввести тебе кое-что, чтобы помочь заснуть.
   В то же мгновение Кристен пнула Гольдмана в живот. Макс потерял равновесие и повалился на свою тележку. Медицинские инструменты рассыпались по полу.
   Кристен схватила хирургические ножницы.
   — Назад! — закричала она и забилась в угол, готовая пронзить любого, кто к ней приблизится. Обстановка в приемном покое накалилась.
   — Кристен, — сказал Гольдман, — положи ножницы. Никто не сделает тебе ничего плохого!
   Держа перед собой ножницы, Кристен стала покачиваться взад и вперед, напевая:
   «Пять, шесть, возьми распятие,
   Семь, восемь, не спи-ка лучше допоздна,
   Девять, десять, никогда… никогда.»
   Кристев заколебалась, так как не могла вспомнить продолжение.
   И тут из зала раздался голос:
   «… никогда не засыпай снова!»
   В приемном покое воцарилось напряженное молчание. Глаза всех обратились к Нэнси Томпсон, стоявшей в дверях. Сейчас это была молодая красивая женщина. Однако белая прядь в её волосах все ещё напоминала о ночном кошмаре на улице Вязов много лет тому назад.
   — Кто научил тебя этой песенке? — спросила она.
   Глаза Кристен были прикованы к Томпсон.
   Нэнси подошла к девочке, взяла из её рук ножниц, и Кристен упала в её объятия, захлебываясь от рыданий.
   В тот же день Гольдман и Томпсон обедали в пустынном кафетерии.
   — Расскажите мне о детях, — попросила Томпсон.
   — Вы увидите их всех завтра, — сказал Гольдман. — В каком-то смысле это… уцелевшие. У всех ужасно нарушен сон. Бессонница, нарколепсия, недержание мочи.
   — Но ночные кошмары — общее для всех?
   — Именно. У них у всех какая-то групповая мания преследования каким-то «злым духом», более точного определения пока нет. Они так травмированы, что делают все что угодно, только бы не спать.
   — Все что угодно, — повторила Томпсон.
   Гольдман сидел, уставившись на свою кофейную чашку. — Около месяца тому назад мы потеряли одного. Не знаю, где он достал бритву. — Он помолчал. — Вы когда-нибудь работали с ветеранами войны?
   Томпсон покачала головой.
   — Эти ребята ведут себя так, будто у них синдром заторможенного стресса. Если бы я не знал всего, мог бы поклясться, что они участвовали в тяжелых сражениях.
   — Я бы не сказала, что не участвовали, — заметила Томпсон.
   — Что вы имеете в виду?
   Томпсон пожала плечами и не ответила.
   — Между прочим, — сказал Гольдман, — с этой новой больной все было сделано великолепно.
   — У меня есть некоторый опыт по части типичных ночных кошмаров, — обронила Томпсон.
   — Да, мне говорили. У вас это какая-то навязчивая идея.
   — Называйте это страстью, — откликнулась Томпсон, смотря на своя часы. — Мне нужно идти.
   — Не забудьте заглянуть к Максу, — предупредил Гольдман. — Он введет вас в курс дела.
   Собирая свои вещи, Томпсон нечаянно уронила кошелек, и его содержимое высыпалось. Среди прочего был и пузырек с пилюлями. Гольдман помог ей и поднял пузырек с надписью «Гипносил».
   Томпсон взяла пузырек и положила его обратно в кошелек:
   — Спасибо. До встречи утром.
   Она уже перешагнула порог, когда Гольдман позвал:
   — Мисс Томпсон!
   — Зовите меня Нэнси.
   — Если только вы будете звать меня Нил, — сказал Гольдман. — О чем была та песенка?
   — Это кое-что из того, что поют дети, чтобы отпугивать «злого духа».
   Когда Томпсон поворачивала за угол, в конце зала появилась монахиня в белом одеянии. Казалось, она смотрела на Гольдмана. Группа людей заслонила её, затем отошла в сторону, но монахиня уже исчезла.
   Гольдман нахмурился, но потом выкинул этот случай из головы, допивая свой кофе.

2

   На следующее утро Томпсон приехала в дом Кристен, чтобы встретиться с её матерью, которая должна была подписать целую кучу больничных бланков. Элен была тщательно одета в дорогой костюм для тенниса.
   — Миссис Паркер, — спросила Томпсон, — было ли в поведении Кристен что-то необычное? Не заметили ли вы чего-нибудь странного перед тем, как она сделала попытку покончить с собой?
   Элен нахмурилась:
   — Странности — это её хобби. Я потратила тысячи на психиатров.
   — У неё всегда были ночные кошмары?
   — С ними стало ещё хуже, когда я забрала у неё кредитные карточки.
   — Я говорю серьезно.
   — Послушайте, мисс Томпсон, я не знаю, что вы от меня хотите.
   — Всего лишь несколько ответов. Это касается и других детей, не только Кристен. Все это хорошие, умные дети,
   — Сожалею, но специалисты вы, а не мы. Если бы я что-нибудь знала, поверьте, я бы поделилась с вами.
   — У меня нет на этот счет сомнений, — сказала Томпсон.
   Элен встала:
   — Прошу извинять, но мне необходимо ехать в клуб.
   — Мне нужно взять вещи Кристен, — напомнила Томпсон.
   — Горничная положила все в чемодан.
   — Я захвачу его. Не беспокойтесь, я сделаю это сама.
   — На втором этаже, по лестнице, — сказала Элен.
   Томпсон поднялась наверх в комнату Кристен и нашла чемодан с вещами, лежащий на постели. Поворачиваясь к двери, она неожиданно увидела дом из папье-маше на чертежном столе.
   Нахмурившись, она подошла к столу, и тут её глаза вспыхнули от изумления. Это была модель её старого дома на улице Вязов.
   Ночью Гольдман сидел за компьютером в своем кабинете. Он подсоединил модем к телефону и получил доступ к памяти головного компьютера. Экран засветился, и он выдал команду.
   Бесконечный список лекарств появился на экране. Наконец он нашел нужное:
   «Гипносил. Согласно классификации Управления По контролю за качеством пищевых продуктов, медикаментов и косметических средств — экспериментальное лекарство. Эффективно при лечении психических расстройств. Может быть использовано как снотворное в случаях, когда сон без сновидений считается оптимальным средством, а также для подавления чувства ужаса во сне».
   Гольдман выключил компьютер и откинулся в кресле.
   Той же ночью Томпсон сидела у себя дома, углубившись в историю болезни Кристен. Домик из папье-маше стоял на столе рядом.
   Девушка устала и стала клевать носом.
   Тем временем в больнице, лежа в постели, Кристен рисовала углем в блокноте дом на улице Вязов.
   Ее глаза моргали все чаще по мере того, как её Все больше тянуло в сон. Затем она услышала отдаленное зловещее треньканье велосипедного звонка Ее глаза медленно открылись.
   В ужасе Кристен увидела, как в палату как бы сам по себе вкатился трехколесных велосипед, оставляя на полу следы от шин. Он остановился, а затем начал накаляться докрасна и плавиться, искривляясь и уменьшаясь, словно от страшного внутреннего жара.
   Кристен выбралась из постели, стараясь обойти подальше ужасный плавящийся предмет, и бочком выскочила из палаты
   Тут она обнаружила, что находится в доме на улице Вязов! Внезапно дверь захлопнулась, и Кристен оказалась в западне.
   Она попыталась открыть дверь, но та была заперта. Кристен металась из стороны в сторону, ища путь к спасению, и вдруг услышала слабое жужжание.
   Она вошла в столовую Жужжание стало громче. Стол был накрыт для торжественного обеда. На большом блюде лежали остатки запеченного поросенка, покрытые мухами.
   Внезапно поросенок вскочил с громким визгом.
   Кристен бросилась в гостиную. Она имела зловещий вид и была почти пустой. В дальнем конце комнаты под ковром вдруг появился бугор и, двигаясь зигзагами, стал приближаться. Кристен отпрянула назад.
   Длинное шлангообразное существо, покружив вокруг девушки, поползло вверх по стене, свободно передвигаясь под поверхностью стены. Огромное и извивающееся существо повернуло к ковру и исчезло под полом.
   Кристен в страхе оглядывалась по сторонам. Внезапно чудовище вырвалось из-под пола прямо под ней, сбив с ног и осыпав дождем деревянных обломков.
   Теперь Кристен увидела, что у гигантской змей было лицо Фредди. Его слюнявые челюсти все время двигались.
   — Нэнси! — закричала Кристен
   Глаза Томпсон открылись, когда ей послышался слабый голос Кристен. Она настороженно прислушалась, но все было тихо.
   Объятая беспокойством, она поднялась со стула и замерла, вновь услышав голос, исходящий, казалось, из потустороннего мира.
   Девушка обернулась я увидела домик из папье-маше. Звук, похоже, доносился оттуда!
   Вдруг крохотная входная дверь домика тихо отворилась. Томпсон схватилась рукой за голову, так внезапно и сильно она закружилась. Нэнси опустилась на стул и её тут же куда-то понесло.
   Она влетела в гостиную дома на улице Вязов, пробив зеркало. С трудом поднявшись на ноги, Нэнси смотрела на происходящее с ужасом, не веря своим глазам.
   Фредди в облике отвратительной змеи готовился проглотить Кристен.
   Томпсон отломила длинный заостренный осколок зеркала, поранив при этом ладонь правой руки. Она бросилась к змее и вонзила осколок в её глаз.
   Змея отпустила Кристен, затем отпрянула, готовясь броситься на Томпсон.
   — Ты! — раздался разъяренный голос Фредди, узнавшего своего старого врага. Затем змея завопила и бросилась на девушку.
   Томпсон и Кристен с трудом увернулись от змеи и проскочили в дверь. Нэнси быстро захлопнула её и закрыла на замок.
   — Ты втянула меня в это дело, не так ли? — спросила Томпсон.
   — Думаю, что да.
   Змея стала ломиться в дверь так, что полетели
   щепки,
   — Вызволяй нас отсюда! — закричала девушка. Кристен попыталась сосредоточиться. Змея нанесла новый удар, от которого дверь выгнулась.
   — Ну же, Кристен! Делай это немедленно!
   — Проснись, проснись, проснись, — бормотала Кристен.
   Дверь внезапно разлетелась на куски. Кошмарное лицо Фредди ринулось к ним.
   Томпсон подскочила на стуле так, что чашка с кофе отлетела на другой конец комнаты. Она дрожала от ужаса и растерянности, кулаки были сжаты.
   Постепенно Нэнси поняла, что это был всего лишь ночной кошмар, и стала успокаиваться. Но, открыв правую ладонь, она увидела свежую кровоточащую рану.

3

   На следующее утро Томпсон вбежала в больницу с домиком с улицы Вязов под мышкой. Она быстро прошла по коридору мимо Гольдмана, не сказав ни слова.
   — Вы опоздали, — заметил он.
   — Я почти не спала, — ответила Томпсон. Она повернула за угол и побежала к палате Кристен. В ней никого не было.
   В конце коридора появился Макс и направился к Томпсон.
   — Макс, где Кристен? — спросила она.
   — Она ждет у вашего кабинета с завтраком.
   Девушка бегом повернула за другой угол и остановилась. Кристен терпеливо сидела в коридоре перед её кабинетом.
   — Я жила в этом доме, — сказала Нэнси, поднимая перед собой изделие из папье-маше.
   — Но это дом, который мне снился, — удивилась Кристен. — Он снится мне все время.
   Войдя в кабинет вместе с Кристен, девушка плотно закрыла за собой дверь.
   — Ты когда-нибудь делала это раньше? — спросила она. — Вовлекала кого-нибудь в свои сны? Кристен задумалась на мгновение:
   — Когда была маленькой. Три или четыре раза. Если у меня был кошмарный сон, я приводила папу. Сон тогда становился лучше. — Она улыбнулась. — Он всегда рассказывал мне о нем на следующий день — он думал, что это были его сны.
   — Когда это прекратилось?
   — Когда я была ребенком. Мои родители развелись. Через некоторое время я стала думать, что все это вымысел. А может быть, нет.
   — Это потрясающий дар, — сказала Томпсон.
   — Человек в моих снах реальный, не так ли? Томпсон пристально посмотрела на нее:
   — Он реальный.
   В тот же день все ребята из подросткового отделения собрались в палате групповой терапии. Кристен было немного не по себе. Она была новенькой и не знала, чего ожидать.
   Томпсон вошла в палату и села рядом с Симмс и Гольдманом.
   — Окей, заседание открыто, — сказал Гольдман. — Давайте поговорим, но только откровенно.
   — Сегодня я хочу начать с представления нашего нового штатного сотрудника, Нэнси Томпсон, — произнесла Симмс.
   Послышался хор приветствий.
   — Итак, — сказал Гольдман, — мисс Томпсон уже встречалась с Филиппом, Кинкайдом и Кристен. Почему бы и остальным не рассказать Нэнси о себе?Уилл, не будешь ли ты первым?
   Сидя в своей коляске, Уилл опустил глаза:
   — Меня зовут Уилл Стэнтон, и гм… со мной случилось небольшое происшествие, как вы видите.
   — Происшествие, это ничего не говорит, — сказала Тарин. — Я думала, что здесь действительно будет откровенный разговор.
   — Ну и что, он прыгнул, — возразил Кин-кайд. — По крайней мере, он не кололся в компании каких-нибудь подонков.
   — Потише, Кинкайд, — предостерегающе сказала Симмс и посмотрела на Дженнифер. — Дженнифер?
   — Меня зовут Дженнифер Кофильд, Когда я отсюда выйду, поеду в Лос-Анджелес, чтобы стать актрисой. Я собираюсь работать на телевидении.
   — Вот-вот, стиль жизни богатых и психопатов, — сказал Кинкайд.
   Дженнифер нахмурилась, затем посмотрела на Джо:
   — Это Джо. В школе он любил ораторствовать, но сейчас не очень разговорчив.
   Джо смущенно улыбнулся Томпсон, качнув головой в знак согласия.
   — Меня зовут Тарин Уайт, — сказала Тарин. — Я приехала сюда только потому, что здесь все-таки получше, чем в школе для трудновоспитуемых. И ещё из-за того, что со мной сейчас происходит что-то странное.
   — Твои сны? — спросила Томпсон.
   — Да, здесь у всех плохие сны, — ответила Тарин.
   — Можно мне здесь кое-что пояснить? — спросил Филипп. — Чтобы не тратить попусту время.
   — Давай, Филипп, — сказал Гольдман.
   — По мнению наших милых хозяев, наши сны представляют собой групповой психоз. Своего рода сдержанную массовую истерию. Тот факт, что до встречи здесь мы все видели в снах одного и того же человека, ни на кого, кажется, не производит впечатления.
   Вся группа возгласами выразила согласие.
   — Таким образом, мы ходим по кругу, добиваясь минимального прогресса с максимальными усилиями, — заключил Филипп.
   — А вы и не сможете добиться прогресса до тех пор, пока не станете воспринимать свои сны так, как это есть в действительности, — заявила Симмс.
   — Что они такое? — спросила Томпсон.
   — Побочный продукт чувства вины.
   — Расскажи нам, Нэнси, — сказала Кристен. — Расскажи им, что в действительности происходит.
   — Да, расскажи нам, Нэнси, — присоединился Гольдман.
   — Я могу только сказать, что само по себе это не исчезнет, — сказала Томпсон. — Всем вам придется столкнуться с ним и бороться. Если вы готовы работать вместе, готовы противостоять самым жутким своим страхам, я думаю, мы с ним справимся.
   Лица подростков отразили смешанные чувства надежды и страха. Они были под впечатлением. Все, кроме Кинкайда.
   — Больше всего я боюсь выслушивать эту новую чушь, — заявил он,
   Вечером того же дня Томпсон и Гольдман пошли пообедать в мексиканский ресторан.
   — Очень уютно, — отметила Томпсон.
   — Вы не бывали здесь? — спросил Гольдман.
   — Он, должно быть, открылся, когда я училась в школе.
   — Наилучшая мексиканская кухня в Тейлорвилле, — сообщил Гольдман, — что, конечно, ни о чем не говорит. — Он помолчал. — Ваши родители все ещё живут в этих местах?
   — Моя мать умерла, — сказала Томпсон. — Умерла во сне. Отец и я… наша семья, пожалуй, распалась.