Кресс Нэнси. Цветы тюрьмы Аулит

   Его глаза темнеют еще больше.
   - Пек Уолтерс мертв.
   - Да, - подтверждаю я. Он перешел на вторую стадию смерти.
   - Где это произошло? - проверяет меня он.
   - В тюрьме Аулит. Последние его слова были повелением найти тебя. Чтобы... кое о чем тебя спросить.
   - Что же ты хочешь узнать?
   - Не то, что хотела сначала. - Я уже понимаю, что готова выложить ему все. Пока я не увидела его вблизи, у меня оставались сомнения. Я больше не могу разделять реальность с Миром. Мой грех - освобождение Ано до того, как на это согласится Отдел, - не подлежит искуплению. К тому же мой патрон Пек Бриммидин - всего-навсего безгласный посланник. Нет, еще меньше - инструмент, вроде садовой лопаты или велосипеда. Он не разделяет реальность с теми, кто им помыкает, хотя воображает, что разделяет.
   Раньше я тоже так думала.
   - Мне надо знать, убила ли я свою сестру, - говорю я. - Пек Уолтерс сообщил, что я ее не убивала. Он сказал: "Больной рассудок говорит сам с собой" - и посоветовал обратиться к тебе: я убила сестру?
   Пек Брифжис присаживается на каменный столик.
   - Не знаю, - отвечает он, топорща шейный мех. - Может, убила, а может, нет.
   - Как же мне разобраться?
   - Никак.
   - Никогда?
   - Никогда. Мне очень жаль.
   Мне становится дурно. Очнувшись, я обнаруживаю, что лежу на полу. Пек Брифжис щупает мне пульс. Я пытаюсь сесть.
   - Нет, подожди, - говорит он. - Минутку. Ты сегодня ела?
   - Да.
   - Все равно подожди. Мне надо подумать.
   Он действительно погружается в размышления: пурпурные глаза становятся незрячими. Наконец он произносит:
   - Ты осведомительница. Поэтому тебя и освободили из тюрьмы Аулит после смерти Пек Уолтерса. Ты доносишь правительству.
   Я не отвечаю. Все это уже неважно.
   - Но ты перестала заниматься доносительством. Из-за того, что услышала от Пек Уолтерса. Потому что он сказал тебе, что опыты с ши-зо-фре-нией могут... Нет, это невозможно.
   Он тоже употребил незнакомое слово. Оно похоже на земное. Я опять пытаюсь встать, чтобы уйти. Здесь мне не на что надеяться. Лекарь не в силах мне помочь.
   Он толкает меня в плечо, и я падаю на пол.
   - Когда умерла твоя сестра? - быстро спрашивает он. Его взгляд опять изменился: он излучает яркий золотой свет. - Прошу, Пек, ответь. Это имеет колоссальную важность для нас обоих.
   - Два года и сто пятьдесят два дня назад.
   - В каком городе?
   - В деревне. В нашей деревне, Гофкит Ило.
   - Так, - бормочет он, - так... Расскажи мне все, что помнишь. Все!
   Теперь уже я отталкиваю его и сажусь. Кровь отливает от головы, но злость побеждает дурноту.
   - Ничего не скажу! За кого вы себя принимаете? За предков? Сначала говорите, что я убила Ано, потом - что не убила, потом, что не знаете. Вы разрушаете мою веру в искупление, которая сохранялась у меня, пока я была осведомителем, потом говорите, что другой надежды нет, потом, что есть, и снова нет... Как вы сами-то живете? Как можете разрушить совместную реальность, ничего не предлагая взамен?
   Я уже кричу, телохранитель поглядывает на дверь, но мне все равно: я надрываюсь от крика.
   - Вы проводите эксперименты над детьми, уничтожаете их реальность, как уничтожили мою! Ты убийца! - Впрочем, этого я уже не кричу. Возможно, я вообще не кричала. В плечо вонзается игла, и комната ускользает с такой же легкостью, как канула в могилу моя Ано.
   Я чувствую, что лежу на кровати - мягкой, шелковой. На стене богатые украшения. В комнате очень тепло. Мой голый живот щекочет ароматный ветерок. Голый?.. Я рывком сажусь и вижу на себе прозрачную юбку, узкий лифчик, кокетливую вуаль продажной женщины.
   Стоило мне шелохнуться - и вот уже ко мне торопится Пек Брифжис.
   - Эта комната изолирована. Кричать бессмысленно. Тебе понятно?
   Я киваю. У стены стоит телохранитель. Я убираю с лица кокетливую вуаль.
   - Прости за этот маскарад, - говорит Пек Брифжис. - Мы были вынуждены тебя переодеть, чтобы люди, заметив, как телохранитель несет в дом напившуюся до бесчувствия женщину, не задавали вопросов.
   Я догадываюсь, что попала в жилище богатой вдовы на морском берегу.
   Ксати, игла не походила на наши: острая, стремительная...
   Эксперименты над мозгом. "Шизо-френия".
   - Ты работаешь с землянами, - догадываюсь я.
   - Нет, - возражает он, - это не так.
   - Но Пек Уолтерс... Впрочем, какая разница? Как ты со мной поступишь?
   - Хочу предложить обмен, - отвечает он.
   - Какой обмен?
   - Информация в обмен на свободу.
   И он еще утверждает, что не работает с землянами!
   - Какой мне прок от свободы? - говорю я, не ожидая от него понимания. Мне свободы не видать.
   - Не такую свободу, другую, - говорит он. - Я не просто выпущу тебя из этой комнаты. Я позволю тебе воссоединиться с предками и с Ано.
   Я таращу на него глаза.
   - Ты готов к такому нарушению общей реальности? Ради меня?
   Взгляд его пурпурных глаз снова обретает глубину. Ненадолго они кажутся похожими на синие глаза Пек Уолтерса.
   - Прошу тебя, пойми. Вероятность того, что ты не убивала Ано, очень велика. В твоей деревне проводились эксперименты. Думаю, в этом и заключается истинная совместная реальность.
   Я не отвечаю, и он утрачивает часть своей уверенности.
   - Во всяком случае, я склоняюсь к такому мнению. Ты согласна на обмен?
   - Может быть, - отвечаю я. Сделает ли он то, что обещает? Не уверена. Но другие пути для меня закрыты. Я не могу прятаться от правительства много лет, до самой смерти. В конце концов, они найдут меня и отправят в Аулит. А когда я умру, меня запихают в гроб с химикатами, препятствующими разложению...
   И я никогда больше не увижу Ано.
   Лекарь внимательно наблюдает за мной. Я снова вижу в его глазах взгляд Пек Уолтерса: печаль и сострадание.
   - Предположим, я даю согласие, - говорю я и снова жду, чтобы он заговорил о смерти Ано. Но вместо этого он произносит:
   - Хочу тебе кое-что показать.
   Он делает знак телохранителю. Тот выходит, но скоро возвращается. Он ведет за руку ребенка - маленькую девочку, чистенькую и приодетую. От одного взгляда на нее у меня встает дыбом шейный мех. У девочки безразличные, невидящие глаза, она что-то бормочет себе под нос. Я молю предков о снисхождении. Девочка нереальна: она не в состоянии осознавать совместную реальность, хотя уже достигла возраста познания. Она не человек и подлежит уничтожению.
   - Это Ори, - говорит Пек Брифжис. Девочка внезапно начинает смеяться диким, безумным смехом и смотрит куда-то вдаль...
   - Зачем это? - спрашиваю я и слышу в собственном голосе хрип.
   - Ори родилась реальной. Такой она стала из-за научных экспериментов над ее мозгом, проводимых правительством.
   - Правительством? Ложь!
   - Ты так считаешь? Неужели ты по-прежнему доверяешь своему правительству?
   - Нет, но... - Я должна бороться за свободу Ано. Я уже согласилась с их условиями. Да, я обманула Пек Бриммидина. Одно дело - все эти преступления против совместной реальности, даже уничтожение тела реального индивидуума, как я поступила в отношении Ано (или я так не поступала?). Но уничтожить рассудок, инструмент для постижения совместной реальности... Нет, Пек Брифжис определенно лжет.
   - Пек, расскажи мне о той ночи, когда умерла Ано, - говорит он.
   - А ты мне - об ЭТОМ.
   - Хорошо. - Он садится на стул рядом с моей роскошной кроватью. Безумная слоняется по комнате, все время бормоча. Она не в силах стоять смирно.
   - Ори Малфсит родилась в маленькой деревушке далеко на севере...
   - В какой деревушке? - перебиваю я его. Мне необходимо поймать его на незнании подробностей. Но он тут же поясняет.
   - Гофкит Рамлое. Ее родители были реальными, простыми людьми уважаемая семья. В возрасте шести лет Ори играла в лесу в компании сверстников и вдруг пропала. Другие дети утверждали, что слышали в болоте какое-то чавканье. Родители решили, что девочку унес дикий килфрейт - там, на севере, они еще встречаются, - и устроили процессию в честь воссоединения Ори с предками.
   Но в действительности Ори постигла иная судьба. Ее похитили двое, нереальные заключенные, которым, как и тебе, посулили искупление и восстановление в реальности. Ори и еще восемь детей со всего Мира были доставлены в Рафкит Сарлое. Там их передали землянам под видом сирот, которых можно использовать в экспериментальных целях. Предполагалось, что эксперименты никак не навредят детям.
   Я оглядываюсь на Ори, рвущую в клочки скатерть на столе под аккомпанемент монотонного бормотания. Перехватив ее бессмысленный взгляд, я отвожу глаза.
   - Дальнейшее нелегко понять, - предупреждает Пек Брифжис. - Слушай внимательно, Пек. Земляне действительно не причинили детям вреда. Они приставили к их головам элек-тро-ды... Ты не знаешь, что это такое. В общем, они сумели разобраться, какие участки нашего мозга работают так же, как мозг землян, а какие - иначе. Они взяли много всяких анализов, применили много приборов и лекарств. Все это было безвредно для детей, живших в научном городке землян под присмотром сиделок из Мира. Сначала дети скучали по дому, но потом успокоились и повеселели. Они снова стали счастливыми - ведь они были еще очень малы.
   Я смотрю на Ори. Нереальные, не разделяющие совместную реальность, подлежат изоляции, ибо представляют опасность. Тот, чей мир не имеет точек соприкосновения с чужим миром, способен нарушить мир других с такой же легкостью, как срезать цветы. В таких условиях можно веселиться, но познать счастье нельзя.
   Пек Брифжис проводит рукой по шейному меху.
   - Земляне передали свои знания лекарям Мира. То был обычный обмен, только на сей раз информацию получали мы, а они - физическую реальность: детей и сиделок. Мир передал им детей только на условии постоянного присутствия наших лекарей.
   Он глядит на меня, и я говорю: "Да" - лишь бы не молчать.
   - Ты представляешь себе, Пек, каково это - понять, что вся твоя жизнь прожита в соответствии с ложными верованиями?
   - Нет! - отвечаю я настолько громко, что даже Ори переводит на меня свой нереальный, сумасшедший взгляд. Она улыбается. Не знаю, зачем мне понадобилось кричать. Слова Пек Брифжиса не имеют ко мне отношения. Ни малейшего!
   - Ну, а Пек Уолтерс понял. Оказалось, что эксперименты, в которых он участвовал, безвредные для испытуемых и полезные для выяснения природы мышления, проводились с другой целью. Корни шизофрении, вывод из строя долей мозга...
   Он пускается в пространные объяснения, совершенно мне не понятные. Слишком много земных слов, странность на странности... Теперь Пек Брифжис обращается не ко мне, а к самому себе, его мучает неведомая мне боль.
   Внезапно его пурпурные глаза впиваются в мои.
   - А все это означает, Пек, что несколько лекарей - наших лекарей, из Мира - нашли способ манипулирования людьми. Теперь они умеют вкладывать нам в мозги воспоминания о событиях, которых не было.
   - Невозможно!
   - Увы, возможно. С помощью земных приборов мозг приводят в состояние крайнего возбуждения и навязывают ему ложные воспоминания. Делают так, что воспоминания и чувства прокручиваются в мозгу снова и снова, закрепляются. Знаешь, как мельничное колесо черпает воду? В итоге вся вода перемешивается... Лучше так: разные участки мозга посылают друг другу сигналы, сигналы переплетаются, и ненастоящие воспоминания обретают силу. На Земле этим приемом хорошо овладели, только там он находится под строжайшим контролем.
   "Больной рассудок говорит сам с собой..."
   - Но...
   - Возражать бесполезно, Пек. Такова реальность. Это произошло. Произошло с Ори. Ученые нашего Мира заставили ее мозг помнить события, не имевшие места. Начали с мелочей - получилось. Потом, когда задача была укрупнена, случился сбой, и девочка осталась такой, какой ты ее видишь. С тех пор прошло пять лет. Ученые ушли далеко вперед. Теперь они ставят эксперименты на взрослых, не подлежащих возврату в совместную реальность.
   - Воспоминания нельзя сажать, как цветы, и выпалывать, как сорняки!
   - А они сумели. Научились.
   - Но зачем?!
   - Потому что ученые Мира, сделавшие это, - а их было совсем немного, увидели иную реальность.
   - Я все еще не...
   - Они увидели, что земляне способны на все. Они умеют делать разные машины, летают к далеким звездам, лечат болезни, контролируют стихию. Многие жители Мира боятся землян, а также фоллеров и хухубов. Ведь их реальность сильнее нашей.
   - Совместная реальность одна, - возражаю я. - Просто земляне знают о ней больше, чем мы.
   - Возможно. Но знания землян приводят нас в замешательство. Они вызывают страх и ревность.
   Ревность! Ано сказала мне в кухне, при свете двух лун - Баты и Кап: "Я и этой ночью пойду на свидание с ним! Тебе меня не остановить. Ты просто ревнивица, ревнивая сморщенная уродина, тебя отвергает даже твой возлюбленный, вот ты и не хочешь, чтобы у меня были..." Прилив крови к голове, кухонный нож - и кровь, ее кровь...
   - Пек? - окликает меня лекарь. - Пек!
   - Я тебя слышу. Лекари завидуют и от зависти вредят своим соплеменникам, уроженцам Мира, чтобы отомстить землянам? Не вижу смысла.
   - Лекарями двигала горечь. Они знали, что творят. Но им нужно было научиться вызывать контролируемую шизо-френию. Им хотелось вызвать у нас гнев против землян. Разгневавшись, мы позабыли бы их хорошие товары и восстали против инопланетян. Это привело бы к войне. Но лекари ошиблись. В нашем Мире войн не было уже тысячу лет. Ты должна понять главное: лекари воображали, что творят добро. Им казалось, что они породят гнев и тем спасут Мир.
   Но это еще не все. Пользуясь помощью правительства, они старались не делать жителей Мира нереальными навечно. Всем взрослым, побуждаемым к убийству, предлагалось искупление в обмен на осведомительские услуги. И дети не оставались без заботы.
   Ори завершает уничтожение скатерти, отвратительно скалится. Ее глаза пусты. Какими нереальными воспоминаниями забита ее головка?
   - Добро? - с горечью произношу я. - Внушить мне уверенность, будто я убила родную сестру, - это добро?
   - Воссоединившись с предками, ты узнаешь, что не убивала ее. Способ воссоединения доступен: завершение искупительного доносительства.
   Но я не довела свое искупление до конца. Я украла Ано и похоронила ее без согласия Отдела. Малдон Брифжис не знает этого. Страдая от боли и гнева, я говорю:
   - А как же ты сам, Пек Брифжис? Ты помогаешь лекарям-преступникам, чтобы они могли и дальше лишать детей реальности, как Ори...
   - Я им не помогаю. Я считал, что ты догадливее, Пек. Я работаю против них. То же самое делал Кэррил Уолтерс, потому он и умер в тюрьме Аулит.
   - Против них?
   - Кэррил Уолтерс был моим осведомителем. И моим другом.
   Мы молчим. Пек Брифжис смотрит в огонь, я - на Ори с ее жуткими гримасами.
   - Уведи ее, - приказывает Пек Брифжис телохранителю. - Мы не можем допустить к тебе слуг, - объясняет он мне.
   Телохранитель уводит гримасничающего ребенка.
   - Пек Брифжис! Я убила свою сестру?
   Он поднимает голову.
   - Однозначного ответа не существует. Не исключено, что ты стала одним из объектов эксперимента, проводившегося в твоей деревне. В этом случае тебя усыпили в доме, а когда ты очнулась, сестра уже была мертва. Над твоим сознанием поработали.
   - Ты действительно убьешь меня, дашь разложиться, позволишь воссоединиться с предками? - Еще ни разу я не обращалась к нему таким тихим голосом.
   Пек Брифжис выпрямляется.
   - Я сделаю это.
   - А если я откажусь? Если попрошу, чтобы меня вернули домой?
   - В этом случае тебя опять арестуют, опять пообещают помилование - в обмен на информацию о тех, кто работает против них.
   - Не арестуют, если я обращусь в ту правительственную службу, которая искренне стремится прекратить эксперименты. Ты ведь не станешь утверждать, что в это замешано все правительство целиком?
   - А ты знаешь, какие отделы и кто конкретно желает войны с землянами, а кто нет? Мы - и то этого не знаем...
   Фраблит Пек Бриммидин невиновен, думаю я. Ну и что? Пек Бриммидин невиновен, но бессилен. Мне больно думать, что это одно и то же.
   Пек Брифжис смотрит на меня.
   - Так вот чего ты хочешь, Ули Пек Бенгарин? Чтобы я выпустил тебя из этого дома, не зная, что ты предпримешь, на кого станешь доносить? Чтобы поставил под угрозу все наше дело ради того, чтобы ты убедилась в его правоте?
   - Ты также можешь убить меня и отправить к предкам. Таким образом ты сохранишь веру в реальность, которую считаешь истинной. Убить меня простейший выход. Но при условии, что я дам на это согласие. В противном случае ты поступишь даже вопреки той реальности, с которой предпочитаешь соглашаться.
   На меня взирает сильный мужчина с красивыми пурпурными глазами. Лекарь, способный на убийство. Патриот, бросивший вызов собственному правительству ради предотвращения жестокой войны. Грешник, делающий все для того, чтобы уменьшить свой грех и сохранить шанс воссоединения с предками. Верующий в совместную реальность, который пытается изменить ее, сохранив веру.
   Я молчу. Молчание затягивается. Наконец, его нарушает сам Пек Брифжис.
   - Напрасно Кэррил Уолтерс направил тебя ко мне.
   - Что сделано, то сделано. Я выбираю возвращение в родную деревню. Как ты поступишь: отпустишь меня, оставишь в плену, убьешь без моего согласия?
   - Будь ты проклята! - отвечает он. Я узнаю слово, которое употреблял Кэррил Уолтерс, говоря о нереальных душах тюрьмы Аулит.
   - Точно, - откликаюсь я. - Выбор за тобой, Пек. На какой реальности ты остановишься?
   Ночь душная, и мне не спится. Я лежу в палатке посреди широкой голой равнины и прислушиваюсь к ночным звукам. Из палатки, превращенной в пивнушку, доносится грубый смех: шахтеры засиделись за полночь. Из палатки справа слышен храп. В другой, чуть дальше, в разгаре любовная возня. Я слышу томное женское хихиканье.
   Вот уже полгода я работаю шахтером. Побывав в северной деревушке Рофкит Рамлое, откуда родом Ори, я продолжила путь на север. Здесь, на экваторе, где Мир добывает олово, алмазы, ягоды пел и соль, жизнь проще и беспорядочней. Документов здесь не спрашивают. Многие шахтеры молоды и по разным причинам уклоняются от правительственной службы. Видимо, они считают эти причины важными. Власть правительственных Отделов уступает власти горнорудных и аграрных компаний. Здесь нет ни курьеров на земных велосипедах, ни земной науки, ни самих землян.
   Храмы стоят, в них идет служба, вокруг них ходят процессии, воздающие хвалу предкам. Но этому уделяется меньше внимания, чем в городах. Кто обращает внимание на воздух? Вот и с верой то же самое.
   Женщина снова хихикает, и я узнаю ее голос. Ави Пек Крафмал, беглянка с другого острова, красотка. Без особых амбиций. Иногда она напоминает мне Ано.
   В Гофкит Рамлое я задавала много вопросов. Пек Брифжис сказал, что бедняжку звали Ори Малфсит. Достойная семья. Увы, я расспрашивала многих, но никто не мог ее вспомнить. Откуда бы ни была родом Ори, каким бы путем ни претерпела превращение в нереальный, пустой сосуд, ее жизненный путь начался не в Гофкит Рамлое.
   Знал ли Малдон Брифжис, отпуская меня, что я это выясню? Наверное, знал. И все равно отпустил меня.
   Иногда, в самые глухие ночные часы, я жалею, что пренебрегла предложением Пек Брифжиса отправить меня к предкам.
   Днем я нагружаю тележки породой, добытой шахтерами, и толкаю их наравне с остальными. Шахтеры болтают, бранятся, клянут землян, хотя мало кто их видел. После работы они сидят в своем лагере, пьют пел, поднимая грязными руками тяжелые кружки, и хохочут над непристойными шутками. Все они разделяют общую реальность, которая сплачивает их, придает им силу, делает счастливыми.
   У меня тоже есть силы. Мне хватает сил, чтобы толкать тележки вместе с другими женщинами, многие из которых так же невзрачны, как я, и не гнушаются моим обществом. Мне хватило сил, чтобы разбить гроб Ано и похоронить ее, хотя за это мне полагается вечная смерть. Хватило сил, памятуя слова Кэррила Уолтерса об опытах на мозге, разыскать Малдона Брифжиса, а потом убедить Пек Брифжиса, погрязшего в противоречиях, отпустить меня на все четыре стороны.
   Но хватит ли мне сил, чтобы пройти этим путем до конца? Смогу ли я принять реальности Фраблита Бриммидина, Кэррила Уолтерса, Ано, Малдона Брифжиса, Ори и попытаться найти для всего этого место в собственной душе? Хватит ли у меня сил жить дальше, не имея надежды узнать, убила ли я родную сестру? А сил во всем сомневаться и жить с сомнением в душе, прорываясь сквозь миллионы отдельных реальностей Мира и отыскивая истину в каждой?
   Неужели кто-то способен избрать подобную жизнь? Жизнь в неуверенности, в сомнениях, в одиночестве, наедине с собственным рассудком, в изолированной реальности, которую не с кем разделить?
   Хотелось бы мне вернуться в то время, когда была жива Ано! Или хотя бы когда я была осведомительницей. В то время, когда я разделяла реальность с Миром и знала, что стою на твердой почве. Когда знала, что думать, и потому обходилась без мыслей.
   В то время, когда я еще не обрела - вопреки собственной воле - своей теперешней, устрашающей реальности.