Страница:
Маськин дал своим тапкам свисток и велел свистеть, если Энтропия объявится.
Но и на следующее утро, несмотря на бессонное дежурство Маськиных тапков, в доме был беспорядок, Шушуткин левый носочек валялся в вазе с цветами, а Кашаткин головной убор нашли в кастрюле с супом.
Маськин подозревал – не сами ли жители его дома безобразничают? Но все так честно отнекивались, что Маськин поверил.
Думал Маськин, думал, как делу помочь. Решил расставить по всему дому картонные ловушки, но в них сразу же стал попадать Плюшевый Медведь. Тогда Маськин расставил по всему дому рыболовные сети – но в них сразу попались охапочные коты. Тогда Маськин разложил липкую бумагу, которую обычно раскладывают для ловли мух, – но сам к ней сразу прилип. Оставление варенья с запиской «Для Энтропии. Пожалуйста, не сорите» тоже не помогало, поскольку табличку сразу спёр домовой-барабашка Тыркин, а варенье без записки сразу съел Плюшевый Медвдь, потому что не знал, что оно предназначалось для Энтропии.
Когда Маськин уж вовсе выбился из сил и стал подозревать себя самого, что это он насорил печеньем, поджидая Энтропию в засаде ночью, наконец Энтропия появилась сама собственной персоной. Она была не зверёк, а старушка весьма преклонных лет. Она просто сидела на кухне и крошила печенье. Маськин оробел и тихо подсел рядом.
– А нужно ли бороться с беспорядком? – задумчиво спросила Энтропия. – Что может быть более бессмысленно, чем пытаться встать на пути законов мироздания? Увеличить порядок в твоём доме, Маськин, ты можешь лишь увеличивая беспорядок где-то ещё…
– Ну, знаете ли, уважаемая Энтропия, – сказал Маськин, подметая за Энтропией крошки от печенья, – так совсем уж нельзя… Надо хоть как-то прибираться. А то что же это получается? Сложить лапки и сидеть ждать, пока по уши засыплемся мусором?
– Ну, зачем же по уши? – усмехнулась Энтропия. – Можно просто крошки на полу ногой отбросить и проходить, куда шёл. А бороться с термодинамикой всё равно бесполезно, только лишний раз обожжёшься.
– Да, это я уже пробовал, – задумчиво согласился Маськин, вспомнив, как один раз обжёгся о горячий заварочный чайник, пытаясь его погладить, так уж он ему нравился.
– Да, чайники вольностей не любят, – будто бы прочла Маськины мысли Энтропия, и было видно, что с чайниками она знакома не понаслышке. – Вообще, я хоть и неряха, однако порядок люблю.
– Неужели?! – удивился Маськин.
– Да-да, – подтвердила Энтропия и, накрошив ещё немного печенья на пол, продолжила: – Ибо в моём существовании и заключается величайший порядок мира. Без меня мир бы был похож на шизофренический бред с разбитыми чашками, заскакивающими на столы и собирающими разлитый чай.
– Ну почему сразу бред? – замечтал Маськин, который не любил, когда чашки разбиваются, а чай расплёскивается.
– Единственно, где бойтесь энтропии, – так это в умах, – задумчиво заявила Энтропия и собралась уходить, потому что и в других местах ей тоже надо было как следует насорить.
Маськин же подмёл пол и пошёл мыть голову шампунем, чтобы в уме у него не завелась энтропия.
Глава сорок шестая
Глава сорок седьмая
Глава сорок восьмая
Но и на следующее утро, несмотря на бессонное дежурство Маськиных тапков, в доме был беспорядок, Шушуткин левый носочек валялся в вазе с цветами, а Кашаткин головной убор нашли в кастрюле с супом.
Маськин подозревал – не сами ли жители его дома безобразничают? Но все так честно отнекивались, что Маськин поверил.
Думал Маськин, думал, как делу помочь. Решил расставить по всему дому картонные ловушки, но в них сразу же стал попадать Плюшевый Медведь. Тогда Маськин расставил по всему дому рыболовные сети – но в них сразу попались охапочные коты. Тогда Маськин разложил липкую бумагу, которую обычно раскладывают для ловли мух, – но сам к ней сразу прилип. Оставление варенья с запиской «Для Энтропии. Пожалуйста, не сорите» тоже не помогало, поскольку табличку сразу спёр домовой-барабашка Тыркин, а варенье без записки сразу съел Плюшевый Медвдь, потому что не знал, что оно предназначалось для Энтропии.
– А нужно ли бороться с беспорядком? – задумчиво спросила Энтропия. – Что может быть более бессмысленно, чем пытаться встать на пути законов мироздания? Увеличить порядок в твоём доме, Маськин, ты можешь лишь увеличивая беспорядок где-то ещё…
– Ну, знаете ли, уважаемая Энтропия, – сказал Маськин, подметая за Энтропией крошки от печенья, – так совсем уж нельзя… Надо хоть как-то прибираться. А то что же это получается? Сложить лапки и сидеть ждать, пока по уши засыплемся мусором?
– Ну, зачем же по уши? – усмехнулась Энтропия. – Можно просто крошки на полу ногой отбросить и проходить, куда шёл. А бороться с термодинамикой всё равно бесполезно, только лишний раз обожжёшься.
– Да, это я уже пробовал, – задумчиво согласился Маськин, вспомнив, как один раз обжёгся о горячий заварочный чайник, пытаясь его погладить, так уж он ему нравился.
– Да, чайники вольностей не любят, – будто бы прочла Маськины мысли Энтропия, и было видно, что с чайниками она знакома не понаслышке. – Вообще, я хоть и неряха, однако порядок люблю.
– Неужели?! – удивился Маськин.
– Да-да, – подтвердила Энтропия и, накрошив ещё немного печенья на пол, продолжила: – Ибо в моём существовании и заключается величайший порядок мира. Без меня мир бы был похож на шизофренический бред с разбитыми чашками, заскакивающими на столы и собирающими разлитый чай.
– Ну почему сразу бред? – замечтал Маськин, который не любил, когда чашки разбиваются, а чай расплёскивается.
– Единственно, где бойтесь энтропии, – так это в умах, – задумчиво заявила Энтропия и собралась уходить, потому что и в других местах ей тоже надо было как следует насорить.
Маськин же подмёл пол и пошёл мыть голову шампунем, чтобы в уме у него не завелась энтропия.
Глава сорок шестая
Как Маськин товарища Переперечкина переперечил
Вот мы всё Маськина нахваливаем, а у него был один маленький недостаток, о котором нельзя умолчать, иначе наше повествование потеряет доверие у широких кругов читателей, а ведь чем шире круг, тем дольше по нему бегать, а чем дольше бежишь по кругу, тем меньше кажется, что бежишь именно по кругу, можно вообразить, например, что бежишь вперёд или там вбок. Поэтому и Землю сделали достаточно большой, чтобы у людей не создавалось впечатление, что они носятся по кругу. У людей такой вид бега ассоциируется с пустой тратой времени. Им обязательно надо куда-то продвигаться поступательно. Люди не желают замечать, что всё во вселенной в какой-то мере движется кругами. Люди всегда хотели быть умнее самой вселенной… Что за дурость, мол, Земле летать по орбите вокруг Солнца… Давай поступательное движение! Ставь какую-нибудь цель и лети к звёздам. А то каждый год одно и то же. Слава Богу, что Земля как-то пока не нуждается в людской корректировке своего курса, а то нам был бы всем полный каюк, с человеческой неприязнью к круговым движениям… Так бы усвистали равномерно и прямолинейно, что родное солнышко нам бы уже с булавочку показалось…
Так о чём это я? Ах, да. О недостатках Маськина. Нет, как раз Маськин ничего против кругов не имел, а то, знаете, появляются нынче сельскохозяйственники, стремящиеся произвести квадратные помидоры и квадратные яйца. Но если последние при некоторых обстоятельствах (не спрашивайте при каких…) в природе встречаются, то квадратные помидоры – всё-таки из области фантастики, по-моему. (Он больно ударился об угол помидора – звучит знаменательно.) Хотя чего только нынче не бывает… Вот в последнем номере Paris Match писали о книге суперзнаменитого французского современного писателя Michel Houellebecq с интригующим названием «La possibilité d’une île»[36]. Книгу, правда, никто ещё не читал, она пока в печати, но обещают такое, что Жюль Верн просто отдыхает… Особенно радуют литературные образы клонов Daniel 24 и Daniel 25. Раньше авторы мучались, придумывая имена героям, а теперь всё просто и чистенько – номерки проставил, и порядок. Радует и свежее имя инопланетянина Элохим (видать, без древнееврейского названия Бога тоже нынче ни один роман не обойдётся). А вы меня критикуете за фантазию. Я-то что, я, как и во все времена, держу равнение на Париж…
Так в чём же заключался недостаток Маськина? А кто сказал, что у Маськина есть недостатки? Я? Ну, это был даже не недостаток, а так, свойство характера. Любил Маськин всем и всему перечить. Скажешь Маськину: «Наверное, сегодня будет дождь», а он посмотрит на небо и станет перечить: «А я думаю, что будет сухо»… Впрочем, если вы будете непоследовательны в другой раз и скажете, что вот сегодня как раз-то и будет сухо, Маськин обязательно вам станет перечить и будет утверждать, что без дождя не обойдётся. Причём когда вы попытаетесь установить, кто прав, с современными погодными условиями это будет непросто, потому что либо пойдёт сухой дождь, либо наступит влажная сушь… Вот так-то.
Вы, наверное, и сами заметили на протяжении этого романа, что Маськин всё время перечит. Спорит, не соглашается и даже иногда, невзирая на лица, режет правду-матку, а подобная гистерэктомия[37] мало кому может понравиться…
Вот и решило человечество отрядить к Маськину на конкурс товарища Переперечкина (не путать с товарищем Переперчёнкиным), который славился тем, что всех мог переперечить. Ведя свой древний род от семейства Сократкиных, он каждое утро для профилактики пил стакан цикуты[38] натощак, отчего его этот яд пробрать уже не мог, а другого яда род Сократкиных не признавал.
Товарищ Переперечкин явился к Маськину с утра и объявил, что имеет предписание от всего человечества произвести с ним соревнование, в котором выяснится, кто самый поперечный в мире, и если Маськин проиграет, ему придётся работать над своим характером и стать менее поперечным, потому что на один мир по штатному расписанию положено одно лицо крайне поперечных наклонностей.
Маськин сразу стал с товарищем Переперечкиным спорить, что с чего это он вдруг должен с ним спорить, что было очень правильным стратегическим шагом. Адвокаты и политики знают, что никогда не надо допускать обсуждение по существу вопроса. Измотай противника в процедуральных тонкостях, и он размякнет, как квадратный помидор, и упадёт к вашим ногам, моля перейти к сути вопроса. Но и тогда вы должны оставаться неумолимы. Никогда, слышите, никогда не допускайте с собой говорить по существу, и вы прослывёте великим собеседником, политиком, семьянином и защитником отечества. Опять спорите? Ох, глядите у меня… Будете всё время спорить, и к вам когда-нибудь пришлют на состязание товарища Переперечкина со стаканом цикуты…
Товарищ Переперечкин тоже ввязался в спор о легитимности спора, и они спорили три дня и три ночи. Наконец товарищ Переперечкин отступил и согласился, что ничто не может Маськина заставить перечить, если он того не желает, с чем, однако, Маськин тоже не согласился. Тогда товарищ Переперечкин решил загнать Маськина в угол старым сократовским методом, называющимся в народе «против лома нет приёма». Метод прост. Вы отвлекаете внимание собеседника, а сами тем временем наносите ему лёгкий удар тяжёлым аргументом по голове. Товарищ Переперечкин тогда заявил, что если Маськин не согласен с тем, что ничто не может Маськина заставить перечить, если он того не желает, то наверняка Маськин согласится, что что угодно может Маськина заставить перечить, если он того пожелает, с чем, однако, Маськин тоже не согласился.
Товарищ Переперечкин сел на пол и заплакал. Он ещё никогда не встречал такого сильного противника. Маськину стало товарища Переперечкина жалко, и он пообещал никому не рассказывать о его поражении и согласился поработать над своим характером, пытаясь меньше перечить, по крайней мере в общественных местах.
Товарищ Переперечкин тепло поблагодарил Маськина и, с радостью выпив стакан Маськиного компота, отметил, что Маськин компот гораздо вкуснее цикуты, с чем Маськин хотел было тоже не согласиться, но промолчал, чем ввёл товарища Переперечкина в состояние экстатического блаженства. Товарищ Переперечкин записал рецепт Маськиного компота и решил пить его по утрам вместо цикуты, от которой у товарища Переперечкина к обеду разыгрывалась изжога.
Маськин попрощался с товарищем Переперечкиным и зажил по-прежнему.
Вы, пожалуй, спросите: а кто же такой товарищ Переперчёнкин? Ну, это совсем другая история… Переперчёнкин – просто лицо, носящее фамилию, похожую по звучанию на фамилию товарища Переперечкина. Переперчёнкин был видным общественным деятелем, ответственным за национальную политику, и работал в тандеме с товарищем Пересолькиным над мирными инициативами в неспокойных регионах.
Так о чём это я? Ах, да. О недостатках Маськина. Нет, как раз Маськин ничего против кругов не имел, а то, знаете, появляются нынче сельскохозяйственники, стремящиеся произвести квадратные помидоры и квадратные яйца. Но если последние при некоторых обстоятельствах (не спрашивайте при каких…) в природе встречаются, то квадратные помидоры – всё-таки из области фантастики, по-моему. (Он больно ударился об угол помидора – звучит знаменательно.) Хотя чего только нынче не бывает… Вот в последнем номере Paris Match писали о книге суперзнаменитого французского современного писателя Michel Houellebecq с интригующим названием «La possibilité d’une île»[36]. Книгу, правда, никто ещё не читал, она пока в печати, но обещают такое, что Жюль Верн просто отдыхает… Особенно радуют литературные образы клонов Daniel 24 и Daniel 25. Раньше авторы мучались, придумывая имена героям, а теперь всё просто и чистенько – номерки проставил, и порядок. Радует и свежее имя инопланетянина Элохим (видать, без древнееврейского названия Бога тоже нынче ни один роман не обойдётся). А вы меня критикуете за фантазию. Я-то что, я, как и во все времена, держу равнение на Париж…
Так в чём же заключался недостаток Маськина? А кто сказал, что у Маськина есть недостатки? Я? Ну, это был даже не недостаток, а так, свойство характера. Любил Маськин всем и всему перечить. Скажешь Маськину: «Наверное, сегодня будет дождь», а он посмотрит на небо и станет перечить: «А я думаю, что будет сухо»… Впрочем, если вы будете непоследовательны в другой раз и скажете, что вот сегодня как раз-то и будет сухо, Маськин обязательно вам станет перечить и будет утверждать, что без дождя не обойдётся. Причём когда вы попытаетесь установить, кто прав, с современными погодными условиями это будет непросто, потому что либо пойдёт сухой дождь, либо наступит влажная сушь… Вот так-то.
Вы, наверное, и сами заметили на протяжении этого романа, что Маськин всё время перечит. Спорит, не соглашается и даже иногда, невзирая на лица, режет правду-матку, а подобная гистерэктомия[37] мало кому может понравиться…
Вот и решило человечество отрядить к Маськину на конкурс товарища Переперечкина (не путать с товарищем Переперчёнкиным), который славился тем, что всех мог переперечить. Ведя свой древний род от семейства Сократкиных, он каждое утро для профилактики пил стакан цикуты[38] натощак, отчего его этот яд пробрать уже не мог, а другого яда род Сократкиных не признавал.
Маськин сразу стал с товарищем Переперечкиным спорить, что с чего это он вдруг должен с ним спорить, что было очень правильным стратегическим шагом. Адвокаты и политики знают, что никогда не надо допускать обсуждение по существу вопроса. Измотай противника в процедуральных тонкостях, и он размякнет, как квадратный помидор, и упадёт к вашим ногам, моля перейти к сути вопроса. Но и тогда вы должны оставаться неумолимы. Никогда, слышите, никогда не допускайте с собой говорить по существу, и вы прослывёте великим собеседником, политиком, семьянином и защитником отечества. Опять спорите? Ох, глядите у меня… Будете всё время спорить, и к вам когда-нибудь пришлют на состязание товарища Переперечкина со стаканом цикуты…
Товарищ Переперечкин тоже ввязался в спор о легитимности спора, и они спорили три дня и три ночи. Наконец товарищ Переперечкин отступил и согласился, что ничто не может Маськина заставить перечить, если он того не желает, с чем, однако, Маськин тоже не согласился. Тогда товарищ Переперечкин решил загнать Маськина в угол старым сократовским методом, называющимся в народе «против лома нет приёма». Метод прост. Вы отвлекаете внимание собеседника, а сами тем временем наносите ему лёгкий удар тяжёлым аргументом по голове. Товарищ Переперечкин тогда заявил, что если Маськин не согласен с тем, что ничто не может Маськина заставить перечить, если он того не желает, то наверняка Маськин согласится, что что угодно может Маськина заставить перечить, если он того пожелает, с чем, однако, Маськин тоже не согласился.
Товарищ Переперечкин сел на пол и заплакал. Он ещё никогда не встречал такого сильного противника. Маськину стало товарища Переперечкина жалко, и он пообещал никому не рассказывать о его поражении и согласился поработать над своим характером, пытаясь меньше перечить, по крайней мере в общественных местах.
Товарищ Переперечкин тепло поблагодарил Маськина и, с радостью выпив стакан Маськиного компота, отметил, что Маськин компот гораздо вкуснее цикуты, с чем Маськин хотел было тоже не согласиться, но промолчал, чем ввёл товарища Переперечкина в состояние экстатического блаженства. Товарищ Переперечкин записал рецепт Маськиного компота и решил пить его по утрам вместо цикуты, от которой у товарища Переперечкина к обеду разыгрывалась изжога.
Маськин попрощался с товарищем Переперечкиным и зажил по-прежнему.
Вы, пожалуй, спросите: а кто же такой товарищ Переперчёнкин? Ну, это совсем другая история… Переперчёнкин – просто лицо, носящее фамилию, похожую по звучанию на фамилию товарища Переперечкина. Переперчёнкин был видным общественным деятелем, ответственным за национальную политику, и работал в тандеме с товарищем Пересолькиным над мирными инициативами в неспокойных регионах.
Глава сорок седьмая
Как Маськин на себя посмотрел
Пообещав товарищу Переперечкину меньше перечить и начать работать над своим характером, Маськин решил провеcти более глубокий анализ своей личности, поведения и образа жизни. Иногда так бывает, что на фоне общего благополучия и обыденности вдруг начинаешь болезненно переосмысливать себя, свою жизнь и весь окружающий мир. Для этого психологи-неофрейдопердисты даже придумали своеобразное оптимистическое название – mid-life crisis (кризис середины жизни): мол, жизнь ещё только посередине, ничего, мол, Маськин, успеешь ещё напроказничать… Живи – не пырхайся.
Ах, как всё чистенько и удобненько стало в современном мире! У человека искания смысла жизни – на ему таблеточку, неудовлетворённость миром – вот ему пилюльку, особое видение мира – вот ему укольчик (потому что, когда появляются видения, уже таблеточкой не обойтись…) Я бы написал об этом роман-антиутопию, но, к сожалению, подобная практика стала частью нашего настоящего, а о настоящем антиутопии писать уже поздно. Что бы было, если бы Ван-Гогу вовремя дали современную, если не сказать своевременную, таблеточку – переживает Time Magazine, – отрезал бы он себе ушко или бы воздержался? Ведь единственное достижение Ван-Гога, по мнению Time Magazine, было членовредительство, не так ли? Кто бы без эдакого эпатажа заметил его прелестные лопухи, извините, подсолнухи… Так рассуждают некоторые влиятельные неофрейдопердисты: мол, вот нам таблеточку на нашу страсть, вот нам пилюльку на нашу любовь, а вот микстурку от страха небытия, принимать на ночь со стаканом цикуты… А по мне – пусть поят таблеточками. Вот и Time Magazine не возражает, мол, если у многих великих мира сего был, например, простите, сифилис, так что же их было не лечить? Сифилис-то в запущенной форме тоже влияет на мозги… А я не верю в гениальность от болезненного состояния. Враки всё это. Самоуспокоение серой бездарности, мол, если талантлив – значит, болен на всю голову. Пейте, гении, таблеточки, ходите на психопроцедуры! Что ж, если гений, так теперь за всех отдуваться? А по-моему, гений не тот, кто написал двадцать томов, всех всему научил, живя, как собака, и умерев, как собака. А гений тот, кто смог прожить эту жизнь, как человек, пусть даже не проронив ни слова грядущим поколениям недотёп. И это, поверьте, гораздо более заковыристая задача, чем написать двадцать гениальных томов. Просто жить – вот настоящая, непосильная подчас задача…
Короче, Маськин подвергся тому же кризису, коему рано или поздно подвергается всякий современный индивид, нажравшийся вдоволь нашей с вами современностью. И потом ты его уже можешь увезти в «обитель светлую трудов и чистых нег…» Дудки. Поздно. Не поможет. Почему? А вы пробовали сначала вынуть золотую рыбку из воды на полчасика, а потом вернуть её в прекрасную чистейшую прозрачную водную среду с обилием пищи? Что же, будет ваша рыбка плавать? Что, набок заваливается? Ой, кверху брюхом поплыла? Это нормально. Это она так переоценивает пережитое и настоящее…
А какой лучший способ учинить себе проверку, как не на себя посмотреть? Ведь часто в споре или в ссоре нам говорят: «На себя посмотри», что значит – оцени себя критическим взглядом.
Вот Маськин и решил на себя посмотреть, но для этого ему, разумеется, надо было сначала выйти из себя, потому что, находясь в себе, трудно посмотреть на себя со стороны. Маськин знал, что он легко выходит из себя, если его критикуют по поводу его рода занятий, религиозных верований и методов воспитания. Достаточно было сделать Маськину незначительное замечание по одному из этих трёх поводов, и Маськин легко и непринуждённо выходил из себя.
Маськин попросил своих домочадцев сделать ему такое одолжение и покритиковать себя по одному из вышеназванных вопросов, но в Маськином доме никто на такое не решался, потому что всем, в общем, были довольны, хорошо Маськина знали и не любили, когда он выходит из себя.
Маськин тогда стал пилить себя сам по всем этим трём поводам и после некоторого замешательства распилил настолько, что смог из себя выйти. Выйдя из себя, Маськин притаился и стал смотреть со стороны, что оставшийся настоящий Маськин будет делать.
День Маськина состоял из беспрестанных мелких забот. Маськин, вышедший из себя, с утра стал наблюдать, как Маськин проснулся, сладко потянулся и зевнул. Зевок Маськину, вышедшему из себя, понравился, и он отметил в специальном блокноте, что зевок у него обворожительный и по этому поводу никаких улучшений и рационализаций не требуется. Далее настоящий Маськин пошёл умываться, и Маськин, вышедший из себя, тоже отметил, что с умыванием у настоящего Маськина всё в порядке. Разве что только, когда Маськин брызгал водой на мордочку – «Б-р-р-р‑р!!!» можно было говорить погромче и позалихватистее. Об этом Маськин, который вышел из себя, сделал аккуратную запись в своём блокнотике.
Далее Маськин разбудил свой Невроз и помыл ему мордочку с мылом, потому что тот на ночь извозился в шоколаде (Маськин накануне подарил ему огромную шоколадную лошадь, с помощью которой Маськин Невроз начал повышать настроение и не смог остановиться). На середине лошади Маськин Невроз, извините, отлучился на минутку по римскому обычаю[39], а потом доел остаток лошади, заснув с грязной мордочкой прямо на полу.
Далее Маськин заплёл Маськиному Неврозу волосы в косичку и завязал её розовым бантиком. Маськин теперь очень ухаживал за своим Неврозом, и тот почти перестал будить его по ночам, стал лучше есть и прибавил немного в весе, став совсем привлекательным неврозиком с круглой попкой.
Далее Маськин с Маськиным Неврозом готовили всем завтрак, убирали дом, читали сказки Маськиному Булыжнику.
Потом Маськин с тапками занимался земледелием, причём Левый тапок пахал на Правом, а Правый тапок, волоча за собой плуг, много рассуждал о судьбе русского народа и землепашцев вообще. Маськин, пока тапки пахали, работал в теплицах, собирал урожай помидоров, огурцов, табакерок, пилок для ногтей, самоварных щепок и грелок для Кашатки. Кашатка любила свежие грелки, потому что всё время мёрзла, и поэтому Маськин имел целую грядку грелочных кустов. Далее Маськин удобрил землю вокруг чайного дерева и проверил, как у него поживают кусты с малиной, черникой, ежевикой, брусникой, а также кусты с пуговицами, спичками и другими бытовыми мелочами.
Потом Маськин занимался животноводством и выводил животных во двор. Сначала он выводил простейших, потом червей, потом рыб, потом лягушек, а потом выводил небольшой отряд комнатных олигархов-динозавров, которых ему подарил новообращённый дарвинист – олигарх из Общества защиты пресмыкающихся перед властями. Дело в том, что размер олигархов-динозавров теперь строго регулируется государством и большинство видов удерживаются в пределах комнатных величин. Олигархи-динозавры благодаря своим тяжёлым лапам прекрасно выжимают сок из винограда и используются современными государственными виноделами для производства широко известного напитка, дурманящего народ, под названием «винцо». Народ беспокоится, а ему олигархами надавят дурманящих ягод и говорят: «А не выпить ли нам винца?», а если народ не успокаивается, то ему дают небольшую порцию свинца. Поскольку винцо лучше свинца, народ предпочитает винцо… А как народ любит водочку?! Я просто поражаюсь – ведь объективно если подойти к вопросу – понюхайте, что они пьют. Я на днях нарочно понюхал – оно же пахнет спиртом, просто спиртом, как на уроке химии или в процедурном кабинете. Просто C2H5OH. Причём, в отличие от других аспектов эволюции жизни на Земле, увеличение количества атомов углерода в этом напитке нежелательно. Надо именно C2, а не C3 и не C4… но и меньше нельзя. Выпьешь метилового спирту CH3OH – ослепнешь, если повезёт, а не повезёт – вовсе окочуришься. Я представляю, сколько невинных жизней моих наивных читателей я спасаю этим коротким отступлением. Кстати, вы знаете, что лечат отравление метиловым спиртом, давая больному этиловый спирт? Где-то в концентрации ниже водки, но выше креплёного вина. Не верите? Это правда. Почитайте сноску, кому интересно, только не занимайтесь самолечением, а особенно профилактикой![40] Подумать только, какая нужна точность! Какие познания в химии! Весь народ как один живёт, можно сказать, одной только таблицей Менделеева… Чуть ошибся в подсчёте атомов, не в том ларьке бутылку купил – и каюк! Нет уж, лучше давленное олигархами винцо. Вот и родственники – потомки Дарвина зарегистрировали это усовершенствование и рекламируют его слоганом:
Вот Маськин алкоголя не употреблял. Представляете, целый день – и ни-ни. Ни рюмочки. Ни напёрсточка. Что – скажете, фантастика? Некоторые утверждают, что в употреблении алкоголя страшно даже не само опьянение – а страшно похмелье, которое неизбежно наступает после его употребления. Вот и Хуан Бас в своём «Трактате о похмелье»[41] утверждает, что в похмелье страшно не дурное физическое состояние, а «такой важный аспект, как психологические последствия», под действием которых человек в состоянии похмелья способен «вступить в [противоестественные, а потому нежелательные] сексуальные отношения, подписать смертный приговор, объявить войну или заключить брак». На этом своём пути он цитирует Плиния Старшего, Светония, Леонардо да Винчи и Фрэнка Синатру. Однако же главным и одновременно финальным аккордом этого эпического повествования является жизнеутверждающий вывод Хуана Баса: «Мир без похмелья был бы ещё хуже, чем тот, в котором мы живём». Ergo, bibamus[42].
Потом Маськин занимался стряпнёй – то есть готовил обед, стирал бельё, бегал по дому с мухобойкой, мышеловкой и аптечкой. Стукнет муху легонечко, потом окажет ей первую помощь и выставит на улицу, потому что Маськин был не только гуманист, но и муханист, и мух никогда не убивал. Сейчас гуманисты тоже стараются сами людей не убивать, а когда этим занимаются другие, то они при этом стараются не присутствовать, посещая ГУМ, чтобы больше соответствовать своему названию гуманистов и не вводить в заблуждение общественность, что они имеют какое-либо отношение к людям. Тогда бы их звали «людисты». Правильно? С мышеловками и мышами Маськин производил то же действие, что и с мухами. В качестве мышеловки он использовал банку из-под варенья, и под пристальными взглядами вальяжно развалившихся охапочных котов Маськин носился по всему дому за мышью, ловил её в банку и отвозил на Маськиной Машине на три километра от дома, где отпускал её с Богом, давая ей в дорогу узелок с бутербродом с красной икрой. Почему? Потому что Маськин не только муханист, но и мышист.
Далее Маськин кормил пса Колбаскина колбаской, потому что Маськин ещё и псист по убеждениям. Потом Маськин скучал по корове Пегаске и писал ей письма с просьбой поскорее возвращаться.
Потом Маськин спал после обеда, и ему снились ромашки, букашки и неоплаченный счёт за электричество. Тогда Маськину снилось, что он приспособил домового-барабашку Тыркина вырабатывать электричество. Тот – шасть чего нибудь стырить, а от него проводок к генератору…
Потом Маськин открыл пятый закон Ньютона, который вслед за четвёртым, гласящим, что тело, предоставленное само себе, неизбежно засыпает, гласил в свою очередь, что если телу громко орать над ухом, оно неизбежно проснётся. В качестве орущего над ухом Маськину в его открытии помогали Плюшевый Медведь и Шушутка, дружно крича у Маськина над ухом: «Маськин!!!!!!!!!»
Потом Маськин занимался кораблестроением.
Потом Маськин занимался космонавтикой.
Потом Маськин обучал Кашатку стрельбе глазами по-македонски.
Потом Маськин сушил бельё.
Потом Маськин глядел в окно.
Вот, собственно, так и прошёл Маськин день. Маськин, который вышел из себя, возвращаясь обратно, остался удовлетворённым и решил, что, в общем-то, настоящий Маськин живёт вполне нормальной и, я не побоюсь этого слова, гениальной жизнью. Потому что всё гениальное просто, а следовательно, и всё простое – гениально.
Ах, как всё чистенько и удобненько стало в современном мире! У человека искания смысла жизни – на ему таблеточку, неудовлетворённость миром – вот ему пилюльку, особое видение мира – вот ему укольчик (потому что, когда появляются видения, уже таблеточкой не обойтись…) Я бы написал об этом роман-антиутопию, но, к сожалению, подобная практика стала частью нашего настоящего, а о настоящем антиутопии писать уже поздно. Что бы было, если бы Ван-Гогу вовремя дали современную, если не сказать своевременную, таблеточку – переживает Time Magazine, – отрезал бы он себе ушко или бы воздержался? Ведь единственное достижение Ван-Гога, по мнению Time Magazine, было членовредительство, не так ли? Кто бы без эдакого эпатажа заметил его прелестные лопухи, извините, подсолнухи… Так рассуждают некоторые влиятельные неофрейдопердисты: мол, вот нам таблеточку на нашу страсть, вот нам пилюльку на нашу любовь, а вот микстурку от страха небытия, принимать на ночь со стаканом цикуты… А по мне – пусть поят таблеточками. Вот и Time Magazine не возражает, мол, если у многих великих мира сего был, например, простите, сифилис, так что же их было не лечить? Сифилис-то в запущенной форме тоже влияет на мозги… А я не верю в гениальность от болезненного состояния. Враки всё это. Самоуспокоение серой бездарности, мол, если талантлив – значит, болен на всю голову. Пейте, гении, таблеточки, ходите на психопроцедуры! Что ж, если гений, так теперь за всех отдуваться? А по-моему, гений не тот, кто написал двадцать томов, всех всему научил, живя, как собака, и умерев, как собака. А гений тот, кто смог прожить эту жизнь, как человек, пусть даже не проронив ни слова грядущим поколениям недотёп. И это, поверьте, гораздо более заковыристая задача, чем написать двадцать гениальных томов. Просто жить – вот настоящая, непосильная подчас задача…
Короче, Маськин подвергся тому же кризису, коему рано или поздно подвергается всякий современный индивид, нажравшийся вдоволь нашей с вами современностью. И потом ты его уже можешь увезти в «обитель светлую трудов и чистых нег…» Дудки. Поздно. Не поможет. Почему? А вы пробовали сначала вынуть золотую рыбку из воды на полчасика, а потом вернуть её в прекрасную чистейшую прозрачную водную среду с обилием пищи? Что же, будет ваша рыбка плавать? Что, набок заваливается? Ой, кверху брюхом поплыла? Это нормально. Это она так переоценивает пережитое и настоящее…
А какой лучший способ учинить себе проверку, как не на себя посмотреть? Ведь часто в споре или в ссоре нам говорят: «На себя посмотри», что значит – оцени себя критическим взглядом.
Вот Маськин и решил на себя посмотреть, но для этого ему, разумеется, надо было сначала выйти из себя, потому что, находясь в себе, трудно посмотреть на себя со стороны. Маськин знал, что он легко выходит из себя, если его критикуют по поводу его рода занятий, религиозных верований и методов воспитания. Достаточно было сделать Маськину незначительное замечание по одному из этих трёх поводов, и Маськин легко и непринуждённо выходил из себя.
Маськин попросил своих домочадцев сделать ему такое одолжение и покритиковать себя по одному из вышеназванных вопросов, но в Маськином доме никто на такое не решался, потому что всем, в общем, были довольны, хорошо Маськина знали и не любили, когда он выходит из себя.
Маськин тогда стал пилить себя сам по всем этим трём поводам и после некоторого замешательства распилил настолько, что смог из себя выйти. Выйдя из себя, Маськин притаился и стал смотреть со стороны, что оставшийся настоящий Маськин будет делать.
День Маськина состоял из беспрестанных мелких забот. Маськин, вышедший из себя, с утра стал наблюдать, как Маськин проснулся, сладко потянулся и зевнул. Зевок Маськину, вышедшему из себя, понравился, и он отметил в специальном блокноте, что зевок у него обворожительный и по этому поводу никаких улучшений и рационализаций не требуется. Далее настоящий Маськин пошёл умываться, и Маськин, вышедший из себя, тоже отметил, что с умыванием у настоящего Маськина всё в порядке. Разве что только, когда Маськин брызгал водой на мордочку – «Б-р-р-р‑р!!!» можно было говорить погромче и позалихватистее. Об этом Маськин, который вышел из себя, сделал аккуратную запись в своём блокнотике.
Далее Маськин разбудил свой Невроз и помыл ему мордочку с мылом, потому что тот на ночь извозился в шоколаде (Маськин накануне подарил ему огромную шоколадную лошадь, с помощью которой Маськин Невроз начал повышать настроение и не смог остановиться). На середине лошади Маськин Невроз, извините, отлучился на минутку по римскому обычаю[39], а потом доел остаток лошади, заснув с грязной мордочкой прямо на полу.
Далее Маськин заплёл Маськиному Неврозу волосы в косичку и завязал её розовым бантиком. Маськин теперь очень ухаживал за своим Неврозом, и тот почти перестал будить его по ночам, стал лучше есть и прибавил немного в весе, став совсем привлекательным неврозиком с круглой попкой.
Далее Маськин с Маськиным Неврозом готовили всем завтрак, убирали дом, читали сказки Маськиному Булыжнику.
Потом Маськин занимался животноводством и выводил животных во двор. Сначала он выводил простейших, потом червей, потом рыб, потом лягушек, а потом выводил небольшой отряд комнатных олигархов-динозавров, которых ему подарил новообращённый дарвинист – олигарх из Общества защиты пресмыкающихся перед властями. Дело в том, что размер олигархов-динозавров теперь строго регулируется государством и большинство видов удерживаются в пределах комнатных величин. Олигархи-динозавры благодаря своим тяжёлым лапам прекрасно выжимают сок из винограда и используются современными государственными виноделами для производства широко известного напитка, дурманящего народ, под названием «винцо». Народ беспокоится, а ему олигархами надавят дурманящих ягод и говорят: «А не выпить ли нам винца?», а если народ не успокаивается, то ему дают небольшую порцию свинца. Поскольку винцо лучше свинца, народ предпочитает винцо… А как народ любит водочку?! Я просто поражаюсь – ведь объективно если подойти к вопросу – понюхайте, что они пьют. Я на днях нарочно понюхал – оно же пахнет спиртом, просто спиртом, как на уроке химии или в процедурном кабинете. Просто C2H5OH. Причём, в отличие от других аспектов эволюции жизни на Земле, увеличение количества атомов углерода в этом напитке нежелательно. Надо именно C2, а не C3 и не C4… но и меньше нельзя. Выпьешь метилового спирту CH3OH – ослепнешь, если повезёт, а не повезёт – вовсе окочуришься. Я представляю, сколько невинных жизней моих наивных читателей я спасаю этим коротким отступлением. Кстати, вы знаете, что лечат отравление метиловым спиртом, давая больному этиловый спирт? Где-то в концентрации ниже водки, но выше креплёного вина. Не верите? Это правда. Почитайте сноску, кому интересно, только не занимайтесь самолечением, а особенно профилактикой![40] Подумать только, какая нужна точность! Какие познания в химии! Весь народ как один живёт, можно сказать, одной только таблицей Менделеева… Чуть ошибся в подсчёте атомов, не в том ларьке бутылку купил – и каюк! Нет уж, лучше давленное олигархами винцо. Вот и родственники – потомки Дарвина зарегистрировали это усовершенствование и рекламируют его слоганом:
Принимайте в дар вина
От потомков Дарвина!!!
Вот Маськин алкоголя не употреблял. Представляете, целый день – и ни-ни. Ни рюмочки. Ни напёрсточка. Что – скажете, фантастика? Некоторые утверждают, что в употреблении алкоголя страшно даже не само опьянение – а страшно похмелье, которое неизбежно наступает после его употребления. Вот и Хуан Бас в своём «Трактате о похмелье»[41] утверждает, что в похмелье страшно не дурное физическое состояние, а «такой важный аспект, как психологические последствия», под действием которых человек в состоянии похмелья способен «вступить в [противоестественные, а потому нежелательные] сексуальные отношения, подписать смертный приговор, объявить войну или заключить брак». На этом своём пути он цитирует Плиния Старшего, Светония, Леонардо да Винчи и Фрэнка Синатру. Однако же главным и одновременно финальным аккордом этого эпического повествования является жизнеутверждающий вывод Хуана Баса: «Мир без похмелья был бы ещё хуже, чем тот, в котором мы живём». Ergo, bibamus[42].
Потом Маськин занимался стряпнёй – то есть готовил обед, стирал бельё, бегал по дому с мухобойкой, мышеловкой и аптечкой. Стукнет муху легонечко, потом окажет ей первую помощь и выставит на улицу, потому что Маськин был не только гуманист, но и муханист, и мух никогда не убивал. Сейчас гуманисты тоже стараются сами людей не убивать, а когда этим занимаются другие, то они при этом стараются не присутствовать, посещая ГУМ, чтобы больше соответствовать своему названию гуманистов и не вводить в заблуждение общественность, что они имеют какое-либо отношение к людям. Тогда бы их звали «людисты». Правильно? С мышеловками и мышами Маськин производил то же действие, что и с мухами. В качестве мышеловки он использовал банку из-под варенья, и под пристальными взглядами вальяжно развалившихся охапочных котов Маськин носился по всему дому за мышью, ловил её в банку и отвозил на Маськиной Машине на три километра от дома, где отпускал её с Богом, давая ей в дорогу узелок с бутербродом с красной икрой. Почему? Потому что Маськин не только муханист, но и мышист.
Далее Маськин кормил пса Колбаскина колбаской, потому что Маськин ещё и псист по убеждениям. Потом Маськин скучал по корове Пегаске и писал ей письма с просьбой поскорее возвращаться.
Потом Маськин спал после обеда, и ему снились ромашки, букашки и неоплаченный счёт за электричество. Тогда Маськину снилось, что он приспособил домового-барабашку Тыркина вырабатывать электричество. Тот – шасть чего нибудь стырить, а от него проводок к генератору…
Потом Маськин открыл пятый закон Ньютона, который вслед за четвёртым, гласящим, что тело, предоставленное само себе, неизбежно засыпает, гласил в свою очередь, что если телу громко орать над ухом, оно неизбежно проснётся. В качестве орущего над ухом Маськину в его открытии помогали Плюшевый Медведь и Шушутка, дружно крича у Маськина над ухом: «Маськин!!!!!!!!!»
Потом Маськин занимался кораблестроением.
Потом Маськин занимался космонавтикой.
Потом Маськин обучал Кашатку стрельбе глазами по-македонски.
Потом Маськин сушил бельё.
Потом Маськин глядел в окно.
Вот, собственно, так и прошёл Маськин день. Маськин, который вышел из себя, возвращаясь обратно, остался удовлетворённым и решил, что, в общем-то, настоящий Маськин живёт вполне нормальной и, я не побоюсь этого слова, гениальной жизнью. Потому что всё гениальное просто, а следовательно, и всё простое – гениально.
Глава сорок восьмая
Маськин и Маськина беседка
Маськина беседка была восьмиугольной формы, с зелёной черепичной крышей. Она была просторной и уютной. Там стоял старинный деревянный стол. Беседка продувалась приятным ветерком даже в самый жаркий день. Все жители Маськиного дома обожали сидеть и пить чай в беседке. Маськин топил свой любимый самовар и угощал всех вареньем и ванильными сушками. Какие только замечательные беседы не случались в Маськиной беседке, какие только любители побеседовать её не посещали, ибо что может быть слаще приятной беседы за ароматным чаем!
Одним из первых гостей Маськиной беседки был Августин Блаженный[43]. Он особенно любил московские дорожные сухарики. Скромничал и говорил, что окромя сухариков ему ничегошеньки в его земной жизни не надобно. Зато в жизни небесной рассчитывал по крайней мере на трёхкомнатную квартиру со всеми удобствами. Бывало, хлебнёт чайку и скажет задумчиво:
– Человеческая история есть борьба двух враждебных царств – царства приверженцев всего земного, врагов божьих, то есть светского мира (civitas terrena или diaboli), и царства Божия (civitas dei).
– Трудно возразить, – поддакивал ему Правый тапок, подливая горяченького чайку и тайком крестя себе подошву.
– А по мне, нет разницы между поборниками материального и духовного, – возражал вежливо Маськин. – Церковь видит Царство Божие уж очень материальным, я бы сказал, буквальным образом, а иной раз светский человек может испытывать весьма божественные чувства и нематериальные устремления…
А Левый тапок всё норовил отрезать у Августина Блаженного кусочек ткани с джинсов (Августин захаживал к Маськину по-простому, без униформы). Левый Тапок хоть в Бога и не очень веровал, но святыни коллекционировал на всякий случай и соблюдал все посты для поддержания формы, отчего похудел и стал с трудом налезать на Маськину левую ногу. Августин Блаженный видел, что Левый тапок у него кусочек джинсов обрезает, и щурился от блаженства, мол – наконец-то признали меня светские: и левые, и правые, а Маськин, он тоже покочевряжится и признает… Куда ж ему деваться…
Одним из первых гостей Маськиной беседки был Августин Блаженный[43]. Он особенно любил московские дорожные сухарики. Скромничал и говорил, что окромя сухариков ему ничегошеньки в его земной жизни не надобно. Зато в жизни небесной рассчитывал по крайней мере на трёхкомнатную квартиру со всеми удобствами. Бывало, хлебнёт чайку и скажет задумчиво:
– Человеческая история есть борьба двух враждебных царств – царства приверженцев всего земного, врагов божьих, то есть светского мира (civitas terrena или diaboli), и царства Божия (civitas dei).
– Трудно возразить, – поддакивал ему Правый тапок, подливая горяченького чайку и тайком крестя себе подошву.
– А по мне, нет разницы между поборниками материального и духовного, – возражал вежливо Маськин. – Церковь видит Царство Божие уж очень материальным, я бы сказал, буквальным образом, а иной раз светский человек может испытывать весьма божественные чувства и нематериальные устремления…
А Левый тапок всё норовил отрезать у Августина Блаженного кусочек ткани с джинсов (Августин захаживал к Маськину по-простому, без униформы). Левый Тапок хоть в Бога и не очень веровал, но святыни коллекционировал на всякий случай и соблюдал все посты для поддержания формы, отчего похудел и стал с трудом налезать на Маськину левую ногу. Августин Блаженный видел, что Левый тапок у него кусочек джинсов обрезает, и щурился от блаженства, мол – наконец-то признали меня светские: и левые, и правые, а Маськин, он тоже покочевряжится и признает… Куда ж ему деваться…