Страница:
Бродя как бы бесцельно по площади, останавливаясь, чтобы рассмотреть какую-нибудь ткань, потеребить, пощупать, он на самом деле лихорадочно, с бешеной быстротой обдумывал ситуацию. Вся постройка рухнула! Он снова один в чужой стране. Но не только в этом дело.
Мало того, с горечью сознавал он, что опасность грозила от врагов, идущих по его следу. И от врагов, преграждавших выходы в цивилизованный мир. Но враги были и в недрах самой системы. Ведь пароли оказались известны. И отзывы прозвучали точно и своевременно. Нападение было рассчитано на тот самый момент, когда он должен был увериться, что все в порядке, и расслабиться. Впрочем, наверно, ничего удивительного в том, что внутри оказалась измена. Целью противника всегда было внедрить в систему своих людей. Или подкупить нужного человека. Купить человека вообще гораздо проще, чем кажется. Можно ведь покупать не только на деньги.
Но, как бы то ни было, ситуация ясна. Он снова в бегах – и предоставлен самому себе. Без денег, без новой легенды, и наружность его известна противнику. Возможно, в эту самую минуту за ним ведется наблюдение.
Он не оглядывался. Какой прок? Те, кто за ним следит, свое дело знают.
Он продолжал бесцельно прогуливаться по базару, а сам мысленно перебирал имеющиеся возможности. Наконец он оставил базарную площадь, неспешно перешел по мостику через канал и зашагал по улице. Вот показалось высокое крашеное крыльцо. И вывеска: «Британское консульство».
Кармайкл посмотрел вдоль улицы – вперед, потом назад. Как будто бы никто им не интересуется. Казалось бы, напрашивается самое простое: переступил порог, и ты в Британском консульстве. У него мелькнула мысль о мышеловке, об открытой мышеловке с завлекательной приманкой – кусочком сыра. Тоже, казалось бы, на мышиный взгляд, чего проще…
И все-таки надо рискнуть. Другого решения, по-видимому, нет.
И он вошел.
Глава 6
Глава 7
Мало того, с горечью сознавал он, что опасность грозила от врагов, идущих по его следу. И от врагов, преграждавших выходы в цивилизованный мир. Но враги были и в недрах самой системы. Ведь пароли оказались известны. И отзывы прозвучали точно и своевременно. Нападение было рассчитано на тот самый момент, когда он должен был увериться, что все в порядке, и расслабиться. Впрочем, наверно, ничего удивительного в том, что внутри оказалась измена. Целью противника всегда было внедрить в систему своих людей. Или подкупить нужного человека. Купить человека вообще гораздо проще, чем кажется. Можно ведь покупать не только на деньги.
Но, как бы то ни было, ситуация ясна. Он снова в бегах – и предоставлен самому себе. Без денег, без новой легенды, и наружность его известна противнику. Возможно, в эту самую минуту за ним ведется наблюдение.
Он не оглядывался. Какой прок? Те, кто за ним следит, свое дело знают.
Он продолжал бесцельно прогуливаться по базару, а сам мысленно перебирал имеющиеся возможности. Наконец он оставил базарную площадь, неспешно перешел по мостику через канал и зашагал по улице. Вот показалось высокое крашеное крыльцо. И вывеска: «Британское консульство».
Кармайкл посмотрел вдоль улицы – вперед, потом назад. Как будто бы никто им не интересуется. Казалось бы, напрашивается самое простое: переступил порог, и ты в Британском консульстве. У него мелькнула мысль о мышеловке, об открытой мышеловке с завлекательной приманкой – кусочком сыра. Тоже, казалось бы, на мышиный взгляд, чего проще…
И все-таки надо рискнуть. Другого решения, по-видимому, нет.
И он вошел.
Глава 6
Ричард Бейкер сидел под дверью в консульской приемной и ждал, пока консул освободится.
Он прибыл в Басру утром на «Царице индийской» и успел пройти таможенный досмотр. Багаж его состоял почти исключительно из книг. Рубашки и пижамы были добавлены к ним в последний момент.
«Царица индийская» пришвартовалась точно по расписанию, и у Ричарда образовался запас времени, так как он рассчитывал на два дня опоздания, эти небольшие торговые пароходы часто задерживаются с прибытием, теперь же в его распоряжении было два свободных дня, прежде чем ехать в Багдад, а оттуда к месту назначения – Тель-Асваду, где велись раскопки древнего города Мурика.
На что употребить эти два дня, Ричард уже решил. В Кувейте, неподалеку от моря, есть одно городище, говорят, очень любопытное. Оно давно его интересовало, и вот теперь судьба подарила возможность его обследовать.
Ричард приехал в гостиницу при аэропорте и навел справки, как попасть в Кувейт. Оказалось, что самолет туда летит завтра в десять утра, и на следующий день можно с ним вернуться обратно. Так что все складывалось удачно. Понадобятся, правда, обычные документы – выездная виза, кувейтская въездная виза. За ними надо обратиться в Британское консульство. С генеральным консулом в Басре, мистером Клейтоном, Ричард познакомился несколько лет назад в Персии. Очень даже приятно будет теперь возобновить знакомство.
Подъездов в консульстве было несколько. Главные ворота для автомобилей. Небольшая калитка, открывающаяся из сада на дорогу, идущую вдоль Шат-эль-Араба. И официальный вход – с главной улицы. Ричард вошел, предъявил свои бумаги дежурному, услышал от него, что генеральный консул в настоящее время занят, но скоро освободится, и был препровожден в комнату ожидания слева по коридору, пронизывающему здание насквозь, от входа до задних дверей в сад.
В комнате ожидания уже находилось несколько человек. Но Ричард на них даже не посмотрел. Люди его мало интересовали. Древний глиняный черепок – это другое дело. А то просто какой-то человек, рожденный где-то в XX веке от Рождества Христова.
Он погрузился в приятные думы о письменах Маари[53] и о передвижениях племен Вениаминова колена[54] в 1750 году до нашей эры.
Трудно сказать, что именно побудило его вернуться в настоящее и обратить внимание на окружающих его людей. Какое-то ощущение дискомфорта, напряженности. Притом дошедшее до его сознания, кажется, – хотя утверждать он бы не мог, – через нос. Нечто, не поддающееся четкой формулировке, но реальное, и это нечто напомнило ему времена незадолго до окончания войны. В особенности один эпизод, когда он и еще двое были сброшены на парашютах в тыл и ждали рассвета, чтобы приступить к выполнению задания. То была минута, когда падаешь духом, когда отчетливо осознаешь весь риск, и охватывает ужас, что опозоришься, не справишься, – когда мороз по коже. В то утро тоже ощущался в воздухе тот же еле уловимый, едкий запах.
Запах страха…
Он не сразу это понял. Одна половина его сознания все еще упорно держалась за то, что происходило до нашей эры. Но воздействие настоящего было слишком ощутимо.
Кто-то в этой небольшой комнате испытывал смертельный страх…
Ричард осмотрелся вокруг. Какой-то араб в драной армейской гимнастерке лениво перебирал янтарные шарики четок. Грузный седоусый англичанин, по виду – коммивояжер, с важным и самозабвенным выражением лица, что-то записывал в книжечку. Изможденный, очень смуглый человек устало и равнодушно откинулся на спинку стула. Еще один, вернее всего местный служащий. И пожилой перс в просторных белых одеждах. Сидят спокойно, безучастно.
В щелканье янтарных четок был какой-то правильный ритм. И даже как будто бы знакомый. Ричард стряхнул сонную одурь, прислушался. Точка, тире – тире – точка. Ну конечно, морзянка! Совершенно точно! Азбуку Морзе он знал – в минувшей войне ему нередко приходилось исполнять обязанности радиста. И теперь он без труда разобрал: Сова Floreat Etona. Что за чертовщина? Да, вот опять: Floreat Etona.[55] Латинский девиз выпускников Итонской школы,[56] отстукиваемый ободранным арабом! А это еще что? «Сова. Итон. Сова».
Сова было прозвище Ричарда в Итоне, он уже тогда носил необыкновенно большие и толстые очки.
Он присмотрелся к арабу. Полосатый балахон – старая армейская гимнастерка, темно-красный вязаный шарф – весь в дырах – спущены петли. Таких на пристаньском базаре встречаются сотни. И взгляд пустой, ничего не выражает. Только четки отстукивают: Я Факир. Приготовься. Нужна помощь.
Факир? Ах, Факир! Ну, конечно! Факир Кармайкл! Мальчик, который то ли родился, то ли жил где-то на краю света. В Средней Азии, помнится? Или в Афганистане?
Ричард достал трубку. Попробовал продуть – заглянул в чашечку – и принялся выбивать ее о пепельницу на столике. Принято.
Все дальнейшее произошло молниеносно. Ричард даже не смог толком сообразить, что и как было.
Араб в драной гимнастерке встал и пошел к двери.
Проходя мимо Ричарда, он споткнулся и, выбросив руку, ухватился за него, чтобы не упасть. Устоял, выпрямился, извинился и сделал еще один шаг к двери. Дальше было совсем удивительно, на взгляд Ричарда – скорее как в кино, чем в реальной жизни. Толстый коммивояжер уронил записную книжку и принялся вытаскивать что-то из кармана. Но из-за своей толщины и облегающего покроя пиджака промешкал секунду или две, и Ричард успел выбить у него из руки револьвер. При этом раздался выстрел. Пуля зарылась в пол.
Араб, очутившись в коридоре, бросился было к консульской двери, но вдруг остановился, повернул, выбежал через административный вход и затесался в уличную толпу.
К Ричарду, все еще державшему толстого англичанина, подбежал вахтер. Местный чиновник вскочил и прямо запрыгал от возбуждения, смуглый и тощий вытаращил глаза, а перс остался сидеть, бесчувственно уставя взор в пространство.
Ричард сказал:
– Какого черта вы вздумали тут бабахать из револьвера?
Толстяк на минуту замялся, а затем жалобно, некультурно запричитал:
– Виноват, старина. Случайно вышло. По неловкости.
– Вздор. Вы хотели подстрелить того араба, что сейчас выбежал.
– Да нет же, старина. Не подстрелить. А только припугнуть. Вдруг признал в нем плута, который всучил мне поддельный антиквариат. Просто шутка такая.
Ричард Бейкер, человек тонкой душевной организации, терпеть не мог всякого рода сцены. Он чувствовал, что лучше всего будет удовлетвориться предложенным объяснением. В конце концов, что он может доказать? Да и поблагодарит ли его Факир Кармайкл, если он устроит скандал? Надо полагать, раз он занимается всякими таинственными делами с переодеваниями, шум не в его интересах. Ричард разжал пальцы и выпустил руку толстяка. Он заметил, что тот весь взмок от пота.
Страж был вне себя от негодования. Ну как же можно проносить в консульство огнестрельное оружие? Это запрещено. Консул будет сердиться.
– Приношу извинения, – сказал толстяк. – Случайность вышла. Только и всего.
Он попытался сунуть вахтеру деньги, но тот с негодованием отвел его руку.
– Я, пожалуй, лучше уйду от греха, – сказал толстяк. – Бог с ним, с консулом. Не буду его дожидаться. – И протянул Ричарду визитную карточку: – Это вот я. Остановился в гостинице аэропорта, если кому понадоблюсь. Только, говорю вам, это все вышло чисто случайно. Пошутить хотел, вы меня понимаете?
Ричард неохотно посторонился, и тот, натужно хорохорясь, вышел на улицу.
«Будем надеяться, что я действовал правильно», – сказал себе Ричард. Хотя трудно понять, как правильно, а как неправильно, когда ты ни во что не посвящен.
– Мистер Клейтон уже освободился! – объявил служитель.
Ричард пошел вслед за ним по коридору. В дальнем конце коридора стало больше света: дверь в консульский кабинет была открыта.
Консул сидел за письменным столом. Это был сдержанный седой джентльмен с внимательным выражением лица.
– Не знаю, вспомните ли вы меня, – сказал Ричард. – Мы встречались в Тегеране два года назад.
– Как же, как же. Вы у нас были с профессором Понсфутом Джонсом, верно? Теперь опять к нему?
– Да. Я еду в его экспедицию, но у меня есть несколько дней, и хотелось бы попасть в Кувейт. Это несложно, надеюсь?
– Нисколько. Завтра утром туда летит самолет. Лёту всего не более полутора часов. Я телеграфирую Арчи Гонту, тамошнему резиденту. Он вас разместит у себя. А на сегодняшнюю ночь вы остановитесь у нас.
Ричард стал отнекиваться, хотя и не слишком рьяно.
– Право, не хотелось бы затруднять вас и миссис Клейтон. Я бы мог поехать в гостиницу…
– Аэропортовская переполнена. А мы вам очень рады. Жена, я знаю, будет счастлива встретиться со старым знакомым. У нас сейчас гостят – дайте сообразить – Кросби из нефтяной компании и один молодой сотрудник доктора Ратбоуна, он здесь хлопочет о получении с таможни ящиков с книгами. Пойдемте поднимемся к Розе.
Он встал и повел Ричарда по коридору в залитый солнцем сад, откуда по наружной лестнице поднимались в жилое помещение консульства.
Наверху Джеральд Клейтон открыл металлическую решетчатую дверь и пригласил гостя в широкий полутемный коридор, устланный нарядными ковриками и обставленный красивой мебелью вдоль стен. Прямо с солнца попасть в этот прохладный полумрак было особенно приятно.
Клейтон позвал: «Роза, Роза!» – и из дальней двери им навстречу вышла миссис Клейтон. Она была такой же, как Ричард ее запомнил: цветущая, энергичная женщина.
– Помнишь Ричарда Бейкера, дорогая? Он приезжал к нам в Тегеран с профессором Понсфутом Джонсом.
– Ну как же, – ответствовала миссис Клейтон, обмениваясь с ним рукопожатием. – Мы еще вместе ездили на базар, и вы купили очень милые половички.
Главное увлечение миссис Клейтон состояло в том, чтобы делать покупки на местных базарах, если не для себя, то хотя бы ассистируя друзьям и знакомым. Она превосходно разбиралась в ценах и как никто умела торговаться.
– Да, весьма удачное приобретение, – подтвердил Ричард. – И только благодаря вам.
– Бейкер хочет завтра лететь в Кувейт, – объяснил жене Джеральд Клейтон. – Я сказал, что сегодня он может переночевать у нас.
– Но если это сложно… – начал было Ричард.
– Нисколько не сложно, – сказала миссис Клейтон. – Лучшая комната для гостей вам, правда, не достанется, потому что в ней живет капитан Кросби, но вы будете устроены вполне удобно. Не хотите купить прекрасный кувейтский сундук? На базаре сегодня выставлены на продажу отличные сундуки. Джеральд говорит, чтобы я больше не покупала, хотя он нам здесь очень бы пригодился – одеяла хранить.
– У тебя уже есть три, дорогая, – мягко возразил Клейтон. – А теперь прошу меня извинить, Бейкер. Меня ждут дела службы. Там, в комнате ожидания, произошла сегодня какая-то потасовка, мне докладывали. Чуть ли не со стрельбой.
– Это, конечно, кто-то из здешних шейхов, – сказала миссис Клейтон. – Они все такие вспыльчивые и обожают стрелять.
– Напротив, – покачал головой Ричард. – Стрелял англичанин. Хотел, насколько я понял, влепить пулю в одного араба. – И прозаично добавил: – Я толкнул его под руку.
– Ах, так вы принимали непосредственное участие? Я не знал. – Клейтон достал визитную карточку и прочел: – «Роберт Холл, Энфилдские заводы «Ахиллес». По какому поводу он желал меня видеть, понятия не имею. А он не пьян был?
– Он сказал, что хотел пошутить, – сухо пояснил Ричард. – А револьвер случайно выстрелил.
Клейтон вздернул брови.
– Коммивояжер с заряженным револьвером в кармане? – удивленно произнес он.
«А он, оказывается, не дурак», – подумал Ричард.
– Наверно, мне не надо было его отпускать?
– В таких делах трудно бывает сообразить, как надо, а как не надо. Этот араб, в которого он стрелял, не ранен?
– Нет.
– Ну и правильно в таком случае, что вы не стали поднимать шум.
– Хотелось бы знать, что за этим стояло?
– Да, да… Мне тоже.
Вид у Клейтона был слегка растерянный.
– Ну, мне пора, – сказал он и второпях вышел.
Миссис Клейтон отвела Ричарда в гостиную, простор– ную комнату с зелеными драпировками и такими же диванными подушками, и предложила на выбор кофе или пиво. Он выбрал пиво, и оно тут же появилось, восхитительно охлажденное.
Она спросила, зачем ему в Кувейт. Он объяснил. Она спросила, почему он до сих пор не женат. Он ответил, что едва ли принадлежит к тем мужчинам, которые женятся, а миссис Клейтон на это решительно сказала: «Глупости». Из археологов, по ее мнению, получаются превосходные мужья. Она поинтересовалась: будут ли в этом году на раскопках женщины? Да, ответил он, ожидаются одна или две девицы. И конечно, миссис Понсфут Джонс. А что за девицы, воодушевилась миссис Клейтон, приличные? Но Ричард не знал, он же их еще не видел. Совершенно неопытные – вот все, что ему о них известно.
Миссис Клейтон его ответ почему-то рассмешил.
Тут вошел бойкий коренастый господин и был представлен Ричарду как капитан Кросби. А мистер Бейкер, сообщила ему миссис Клейтон, археолог, он выкапывает из земли удивительнейшие вещи возрастом в тысячи лет. Капитан Кросби, по его собственному признанию, никогда не мог понять, каким образом археологи так точно определяют возраст своих находок. И про себя считал, что, наверно, они просто-напросто беззастенчиво врут, ха-ха-ха! Ричард посмотрел на капитана Кросби с тоской. Нет, правда, не отступался капитан Кросби, откуда они знают возраст предмета, который нашли? Ричард ответил, что слишком долго объяснять, и миссис Клейтон поспешила увести его смотреть отведенную ему комнату.
– Он очень славный, – заверила она Ричарда по пути. – Но… вы меня понимаете, о культуре ни малейшего представления.
Комната оказалась очень приятная, и уважение Ричарда к хозяйке дома еще возросло.
Он сунул руку в карман и, к своему удивлению, вытащил какой-то грязный сложенный листок бумаги. Он точно знал, что с утра у него в кармане ничего не было. Ему тут же вспомнилось, как араб в приемной споткнулся и схватился за него. Проворные пальцы могли за это мгновение незаметно сунуть ему в карман бумажку.
Развернул. Бумажка была нечистая и перетертая на сгибах. Видно было, что ее не раз разворачивали и снова складывали.
В шести строках не слишком аккуратным почерком было написано, что майор Джон Уилберфорс аттестует некоего Ахмеда Мухаммеда как трудолюбивого, старательного работника, умеющего водить грузовик и производить мелкий ремонт и вдобавок безукоризненно честного – обычное письмо-рекомендация, какие дают при расчете на Востоке. Дата – полуторагодовой давности, что тоже обычно для Востока, где такие рекомендации хранят и постоянно носят при себе.
Нахмурив лоб, Ричард постарался со свойственной ему тщательностью восстановить в памяти утренний эпизод.
Факиру Кармайклу – в том, что это был он, Ричард не сомневался – грозила жестокая опасность. Он пришел в консульство – зачем? Чтобы спастись от преследования? Но вместо спасения столкнулся с еще большей опасностью. Там его ждал враг или подручный врага. Толстый коммивояжер, по-видимому, имел самые определенные инструкции, иначе как бы он отважился стрелять в Кармайкла прямо в консульстве на глазах у нескольких свидетелей? Значит, толстяк готов был на все. Кармайкл узнал однокашника, просил о помощи и исхитрился незаметно передать ему эту, казалось бы, совершенно невинную бумажку. Отсюда следует, что бумажка эта очень важная, и, если враги все же настигнут Кармайкла и при нем ее не обнаружат, они, безусловно, сопоставят факты и сообразят, кому он мог ее передать. А раз так, то что он, Ричард Бейкер, должен с этой бумагой делать?
Можно вручить ее Клейтону как представителю правительства его британского величества.
А можно оставить у себя до того времени, пока Кармайкл не явится за ней лично.
После нескольких минут размышления он избрал второе.
Но прежде всего следовало принять меры предосторожности.
Оторвав неисписанную половинку от старого письма, он начертал на ней те же шесть рекомендательных строчек о достоинствах некоего водителя грузовика – почти в тех же выражениях, но все-таки не совсем, на случай если это был шифр, – хотя могла быть там и надпись симпатическими чернилами.
Свое сочинение он слегка испачкал о подошвы башмаков, помял в ладонях, сложил, расправил, опять сложил – и так до тех пор, пока бумага не приобрела вид заслуженный и грязный. Тогда он ее скомкал и сунул в карман. Оригинал же, повертев в руках и поразмыслив, тщательно сложил в плотный бумажный кирпичик, обернул уголком клеенки, отрезанным от мешочка для ванных принадлежностей, и, достав из полевой сумки пластилин, обмазал слоем пластилина, размял, ровно обкатал и аккуратно снял на него слепок с цилиндрической печати, которая у него нашлась при себе.
Он поглядел на результат своих трудов с сумрачным удовлетворением.
На пластилиновом валике отчетливо отпечаталось изображение солнечного бога Шамаша с Мечом Правосудия в руке.
– Будем считать, что это добрый знак, – сказал себе Ричард Бейкер.
Вечером в кармане пиджака, который он сменил к обеду, помятой бумажки уже не было.
Он прибыл в Басру утром на «Царице индийской» и успел пройти таможенный досмотр. Багаж его состоял почти исключительно из книг. Рубашки и пижамы были добавлены к ним в последний момент.
«Царица индийская» пришвартовалась точно по расписанию, и у Ричарда образовался запас времени, так как он рассчитывал на два дня опоздания, эти небольшие торговые пароходы часто задерживаются с прибытием, теперь же в его распоряжении было два свободных дня, прежде чем ехать в Багдад, а оттуда к месту назначения – Тель-Асваду, где велись раскопки древнего города Мурика.
На что употребить эти два дня, Ричард уже решил. В Кувейте, неподалеку от моря, есть одно городище, говорят, очень любопытное. Оно давно его интересовало, и вот теперь судьба подарила возможность его обследовать.
Ричард приехал в гостиницу при аэропорте и навел справки, как попасть в Кувейт. Оказалось, что самолет туда летит завтра в десять утра, и на следующий день можно с ним вернуться обратно. Так что все складывалось удачно. Понадобятся, правда, обычные документы – выездная виза, кувейтская въездная виза. За ними надо обратиться в Британское консульство. С генеральным консулом в Басре, мистером Клейтоном, Ричард познакомился несколько лет назад в Персии. Очень даже приятно будет теперь возобновить знакомство.
Подъездов в консульстве было несколько. Главные ворота для автомобилей. Небольшая калитка, открывающаяся из сада на дорогу, идущую вдоль Шат-эль-Араба. И официальный вход – с главной улицы. Ричард вошел, предъявил свои бумаги дежурному, услышал от него, что генеральный консул в настоящее время занят, но скоро освободится, и был препровожден в комнату ожидания слева по коридору, пронизывающему здание насквозь, от входа до задних дверей в сад.
В комнате ожидания уже находилось несколько человек. Но Ричард на них даже не посмотрел. Люди его мало интересовали. Древний глиняный черепок – это другое дело. А то просто какой-то человек, рожденный где-то в XX веке от Рождества Христова.
Он погрузился в приятные думы о письменах Маари[53] и о передвижениях племен Вениаминова колена[54] в 1750 году до нашей эры.
Трудно сказать, что именно побудило его вернуться в настоящее и обратить внимание на окружающих его людей. Какое-то ощущение дискомфорта, напряженности. Притом дошедшее до его сознания, кажется, – хотя утверждать он бы не мог, – через нос. Нечто, не поддающееся четкой формулировке, но реальное, и это нечто напомнило ему времена незадолго до окончания войны. В особенности один эпизод, когда он и еще двое были сброшены на парашютах в тыл и ждали рассвета, чтобы приступить к выполнению задания. То была минута, когда падаешь духом, когда отчетливо осознаешь весь риск, и охватывает ужас, что опозоришься, не справишься, – когда мороз по коже. В то утро тоже ощущался в воздухе тот же еле уловимый, едкий запах.
Запах страха…
Он не сразу это понял. Одна половина его сознания все еще упорно держалась за то, что происходило до нашей эры. Но воздействие настоящего было слишком ощутимо.
Кто-то в этой небольшой комнате испытывал смертельный страх…
Ричард осмотрелся вокруг. Какой-то араб в драной армейской гимнастерке лениво перебирал янтарные шарики четок. Грузный седоусый англичанин, по виду – коммивояжер, с важным и самозабвенным выражением лица, что-то записывал в книжечку. Изможденный, очень смуглый человек устало и равнодушно откинулся на спинку стула. Еще один, вернее всего местный служащий. И пожилой перс в просторных белых одеждах. Сидят спокойно, безучастно.
В щелканье янтарных четок был какой-то правильный ритм. И даже как будто бы знакомый. Ричард стряхнул сонную одурь, прислушался. Точка, тире – тире – точка. Ну конечно, морзянка! Совершенно точно! Азбуку Морзе он знал – в минувшей войне ему нередко приходилось исполнять обязанности радиста. И теперь он без труда разобрал: Сова Floreat Etona. Что за чертовщина? Да, вот опять: Floreat Etona.[55] Латинский девиз выпускников Итонской школы,[56] отстукиваемый ободранным арабом! А это еще что? «Сова. Итон. Сова».
Сова было прозвище Ричарда в Итоне, он уже тогда носил необыкновенно большие и толстые очки.
Он присмотрелся к арабу. Полосатый балахон – старая армейская гимнастерка, темно-красный вязаный шарф – весь в дырах – спущены петли. Таких на пристаньском базаре встречаются сотни. И взгляд пустой, ничего не выражает. Только четки отстукивают: Я Факир. Приготовься. Нужна помощь.
Факир? Ах, Факир! Ну, конечно! Факир Кармайкл! Мальчик, который то ли родился, то ли жил где-то на краю света. В Средней Азии, помнится? Или в Афганистане?
Ричард достал трубку. Попробовал продуть – заглянул в чашечку – и принялся выбивать ее о пепельницу на столике. Принято.
Все дальнейшее произошло молниеносно. Ричард даже не смог толком сообразить, что и как было.
Араб в драной гимнастерке встал и пошел к двери.
Проходя мимо Ричарда, он споткнулся и, выбросив руку, ухватился за него, чтобы не упасть. Устоял, выпрямился, извинился и сделал еще один шаг к двери. Дальше было совсем удивительно, на взгляд Ричарда – скорее как в кино, чем в реальной жизни. Толстый коммивояжер уронил записную книжку и принялся вытаскивать что-то из кармана. Но из-за своей толщины и облегающего покроя пиджака промешкал секунду или две, и Ричард успел выбить у него из руки револьвер. При этом раздался выстрел. Пуля зарылась в пол.
Араб, очутившись в коридоре, бросился было к консульской двери, но вдруг остановился, повернул, выбежал через административный вход и затесался в уличную толпу.
К Ричарду, все еще державшему толстого англичанина, подбежал вахтер. Местный чиновник вскочил и прямо запрыгал от возбуждения, смуглый и тощий вытаращил глаза, а перс остался сидеть, бесчувственно уставя взор в пространство.
Ричард сказал:
– Какого черта вы вздумали тут бабахать из револьвера?
Толстяк на минуту замялся, а затем жалобно, некультурно запричитал:
– Виноват, старина. Случайно вышло. По неловкости.
– Вздор. Вы хотели подстрелить того араба, что сейчас выбежал.
– Да нет же, старина. Не подстрелить. А только припугнуть. Вдруг признал в нем плута, который всучил мне поддельный антиквариат. Просто шутка такая.
Ричард Бейкер, человек тонкой душевной организации, терпеть не мог всякого рода сцены. Он чувствовал, что лучше всего будет удовлетвориться предложенным объяснением. В конце концов, что он может доказать? Да и поблагодарит ли его Факир Кармайкл, если он устроит скандал? Надо полагать, раз он занимается всякими таинственными делами с переодеваниями, шум не в его интересах. Ричард разжал пальцы и выпустил руку толстяка. Он заметил, что тот весь взмок от пота.
Страж был вне себя от негодования. Ну как же можно проносить в консульство огнестрельное оружие? Это запрещено. Консул будет сердиться.
– Приношу извинения, – сказал толстяк. – Случайность вышла. Только и всего.
Он попытался сунуть вахтеру деньги, но тот с негодованием отвел его руку.
– Я, пожалуй, лучше уйду от греха, – сказал толстяк. – Бог с ним, с консулом. Не буду его дожидаться. – И протянул Ричарду визитную карточку: – Это вот я. Остановился в гостинице аэропорта, если кому понадоблюсь. Только, говорю вам, это все вышло чисто случайно. Пошутить хотел, вы меня понимаете?
Ричард неохотно посторонился, и тот, натужно хорохорясь, вышел на улицу.
«Будем надеяться, что я действовал правильно», – сказал себе Ричард. Хотя трудно понять, как правильно, а как неправильно, когда ты ни во что не посвящен.
– Мистер Клейтон уже освободился! – объявил служитель.
Ричард пошел вслед за ним по коридору. В дальнем конце коридора стало больше света: дверь в консульский кабинет была открыта.
Консул сидел за письменным столом. Это был сдержанный седой джентльмен с внимательным выражением лица.
– Не знаю, вспомните ли вы меня, – сказал Ричард. – Мы встречались в Тегеране два года назад.
– Как же, как же. Вы у нас были с профессором Понсфутом Джонсом, верно? Теперь опять к нему?
– Да. Я еду в его экспедицию, но у меня есть несколько дней, и хотелось бы попасть в Кувейт. Это несложно, надеюсь?
– Нисколько. Завтра утром туда летит самолет. Лёту всего не более полутора часов. Я телеграфирую Арчи Гонту, тамошнему резиденту. Он вас разместит у себя. А на сегодняшнюю ночь вы остановитесь у нас.
Ричард стал отнекиваться, хотя и не слишком рьяно.
– Право, не хотелось бы затруднять вас и миссис Клейтон. Я бы мог поехать в гостиницу…
– Аэропортовская переполнена. А мы вам очень рады. Жена, я знаю, будет счастлива встретиться со старым знакомым. У нас сейчас гостят – дайте сообразить – Кросби из нефтяной компании и один молодой сотрудник доктора Ратбоуна, он здесь хлопочет о получении с таможни ящиков с книгами. Пойдемте поднимемся к Розе.
Он встал и повел Ричарда по коридору в залитый солнцем сад, откуда по наружной лестнице поднимались в жилое помещение консульства.
Наверху Джеральд Клейтон открыл металлическую решетчатую дверь и пригласил гостя в широкий полутемный коридор, устланный нарядными ковриками и обставленный красивой мебелью вдоль стен. Прямо с солнца попасть в этот прохладный полумрак было особенно приятно.
Клейтон позвал: «Роза, Роза!» – и из дальней двери им навстречу вышла миссис Клейтон. Она была такой же, как Ричард ее запомнил: цветущая, энергичная женщина.
– Помнишь Ричарда Бейкера, дорогая? Он приезжал к нам в Тегеран с профессором Понсфутом Джонсом.
– Ну как же, – ответствовала миссис Клейтон, обмениваясь с ним рукопожатием. – Мы еще вместе ездили на базар, и вы купили очень милые половички.
Главное увлечение миссис Клейтон состояло в том, чтобы делать покупки на местных базарах, если не для себя, то хотя бы ассистируя друзьям и знакомым. Она превосходно разбиралась в ценах и как никто умела торговаться.
– Да, весьма удачное приобретение, – подтвердил Ричард. – И только благодаря вам.
– Бейкер хочет завтра лететь в Кувейт, – объяснил жене Джеральд Клейтон. – Я сказал, что сегодня он может переночевать у нас.
– Но если это сложно… – начал было Ричард.
– Нисколько не сложно, – сказала миссис Клейтон. – Лучшая комната для гостей вам, правда, не достанется, потому что в ней живет капитан Кросби, но вы будете устроены вполне удобно. Не хотите купить прекрасный кувейтский сундук? На базаре сегодня выставлены на продажу отличные сундуки. Джеральд говорит, чтобы я больше не покупала, хотя он нам здесь очень бы пригодился – одеяла хранить.
– У тебя уже есть три, дорогая, – мягко возразил Клейтон. – А теперь прошу меня извинить, Бейкер. Меня ждут дела службы. Там, в комнате ожидания, произошла сегодня какая-то потасовка, мне докладывали. Чуть ли не со стрельбой.
– Это, конечно, кто-то из здешних шейхов, – сказала миссис Клейтон. – Они все такие вспыльчивые и обожают стрелять.
– Напротив, – покачал головой Ричард. – Стрелял англичанин. Хотел, насколько я понял, влепить пулю в одного араба. – И прозаично добавил: – Я толкнул его под руку.
– Ах, так вы принимали непосредственное участие? Я не знал. – Клейтон достал визитную карточку и прочел: – «Роберт Холл, Энфилдские заводы «Ахиллес». По какому поводу он желал меня видеть, понятия не имею. А он не пьян был?
– Он сказал, что хотел пошутить, – сухо пояснил Ричард. – А револьвер случайно выстрелил.
Клейтон вздернул брови.
– Коммивояжер с заряженным револьвером в кармане? – удивленно произнес он.
«А он, оказывается, не дурак», – подумал Ричард.
– Наверно, мне не надо было его отпускать?
– В таких делах трудно бывает сообразить, как надо, а как не надо. Этот араб, в которого он стрелял, не ранен?
– Нет.
– Ну и правильно в таком случае, что вы не стали поднимать шум.
– Хотелось бы знать, что за этим стояло?
– Да, да… Мне тоже.
Вид у Клейтона был слегка растерянный.
– Ну, мне пора, – сказал он и второпях вышел.
Миссис Клейтон отвела Ричарда в гостиную, простор– ную комнату с зелеными драпировками и такими же диванными подушками, и предложила на выбор кофе или пиво. Он выбрал пиво, и оно тут же появилось, восхитительно охлажденное.
Она спросила, зачем ему в Кувейт. Он объяснил. Она спросила, почему он до сих пор не женат. Он ответил, что едва ли принадлежит к тем мужчинам, которые женятся, а миссис Клейтон на это решительно сказала: «Глупости». Из археологов, по ее мнению, получаются превосходные мужья. Она поинтересовалась: будут ли в этом году на раскопках женщины? Да, ответил он, ожидаются одна или две девицы. И конечно, миссис Понсфут Джонс. А что за девицы, воодушевилась миссис Клейтон, приличные? Но Ричард не знал, он же их еще не видел. Совершенно неопытные – вот все, что ему о них известно.
Миссис Клейтон его ответ почему-то рассмешил.
Тут вошел бойкий коренастый господин и был представлен Ричарду как капитан Кросби. А мистер Бейкер, сообщила ему миссис Клейтон, археолог, он выкапывает из земли удивительнейшие вещи возрастом в тысячи лет. Капитан Кросби, по его собственному признанию, никогда не мог понять, каким образом археологи так точно определяют возраст своих находок. И про себя считал, что, наверно, они просто-напросто беззастенчиво врут, ха-ха-ха! Ричард посмотрел на капитана Кросби с тоской. Нет, правда, не отступался капитан Кросби, откуда они знают возраст предмета, который нашли? Ричард ответил, что слишком долго объяснять, и миссис Клейтон поспешила увести его смотреть отведенную ему комнату.
– Он очень славный, – заверила она Ричарда по пути. – Но… вы меня понимаете, о культуре ни малейшего представления.
Комната оказалась очень приятная, и уважение Ричарда к хозяйке дома еще возросло.
Он сунул руку в карман и, к своему удивлению, вытащил какой-то грязный сложенный листок бумаги. Он точно знал, что с утра у него в кармане ничего не было. Ему тут же вспомнилось, как араб в приемной споткнулся и схватился за него. Проворные пальцы могли за это мгновение незаметно сунуть ему в карман бумажку.
Развернул. Бумажка была нечистая и перетертая на сгибах. Видно было, что ее не раз разворачивали и снова складывали.
В шести строках не слишком аккуратным почерком было написано, что майор Джон Уилберфорс аттестует некоего Ахмеда Мухаммеда как трудолюбивого, старательного работника, умеющего водить грузовик и производить мелкий ремонт и вдобавок безукоризненно честного – обычное письмо-рекомендация, какие дают при расчете на Востоке. Дата – полуторагодовой давности, что тоже обычно для Востока, где такие рекомендации хранят и постоянно носят при себе.
Нахмурив лоб, Ричард постарался со свойственной ему тщательностью восстановить в памяти утренний эпизод.
Факиру Кармайклу – в том, что это был он, Ричард не сомневался – грозила жестокая опасность. Он пришел в консульство – зачем? Чтобы спастись от преследования? Но вместо спасения столкнулся с еще большей опасностью. Там его ждал враг или подручный врага. Толстый коммивояжер, по-видимому, имел самые определенные инструкции, иначе как бы он отважился стрелять в Кармайкла прямо в консульстве на глазах у нескольких свидетелей? Значит, толстяк готов был на все. Кармайкл узнал однокашника, просил о помощи и исхитрился незаметно передать ему эту, казалось бы, совершенно невинную бумажку. Отсюда следует, что бумажка эта очень важная, и, если враги все же настигнут Кармайкла и при нем ее не обнаружат, они, безусловно, сопоставят факты и сообразят, кому он мог ее передать. А раз так, то что он, Ричард Бейкер, должен с этой бумагой делать?
Можно вручить ее Клейтону как представителю правительства его британского величества.
А можно оставить у себя до того времени, пока Кармайкл не явится за ней лично.
После нескольких минут размышления он избрал второе.
Но прежде всего следовало принять меры предосторожности.
Оторвав неисписанную половинку от старого письма, он начертал на ней те же шесть рекомендательных строчек о достоинствах некоего водителя грузовика – почти в тех же выражениях, но все-таки не совсем, на случай если это был шифр, – хотя могла быть там и надпись симпатическими чернилами.
Свое сочинение он слегка испачкал о подошвы башмаков, помял в ладонях, сложил, расправил, опять сложил – и так до тех пор, пока бумага не приобрела вид заслуженный и грязный. Тогда он ее скомкал и сунул в карман. Оригинал же, повертев в руках и поразмыслив, тщательно сложил в плотный бумажный кирпичик, обернул уголком клеенки, отрезанным от мешочка для ванных принадлежностей, и, достав из полевой сумки пластилин, обмазал слоем пластилина, размял, ровно обкатал и аккуратно снял на него слепок с цилиндрической печати, которая у него нашлась при себе.
Он поглядел на результат своих трудов с сумрачным удовлетворением.
На пластилиновом валике отчетливо отпечаталось изображение солнечного бога Шамаша с Мечом Правосудия в руке.
– Будем считать, что это добрый знак, – сказал себе Ричард Бейкер.
Вечером в кармане пиджака, который он сменил к обеду, помятой бумажки уже не было.
Глава 7
«Живем! – думала Виктория. – Живем, братцы!» Она сидела на городском аэровокзале, и вот наконец настал волшебный миг, когда по радио объявили: «Пассажиров, направляющихся в Каир, Багдад и Тегеран, просят занять места в автобусе».
Волшебные слова, волшебные названия. Конечно, для миссис Клиппс, которая, видно, всю жизнь только и делала, что перескакивала с корабля на самолет и с самолета на поезд с краткими привалами в шикарных отелях, они, может, и не представляют ничего особенного, но для Виктории это просто чудо! Что она слышала в жизни? «Диктую, записывайте, мисс Джонс», или: «В этом письме масса ошибок, пожалуйста, перепечатайте, мисс Джонс», или: «Чайник вскипел, милочка, заварите чай», или: «Сказать, где лучше всего делают шестимесячную?». Унылая, набившая оскомину проза. А тут – Каир, Багдад, Тегеран! Романтика Востока! (И Эдвард в конце пути.)
Виктория опустилась с небес на землю и услышала, как ее нанимательница, которая, оказывается, страдает болезненным словесным недержанием, завершает очередной монолог:
– …и плохо моют, представляете? Я всегда очень осторожна с тем, что приходится есть. Грязь на улицах и на базарах просто немыслимая. И это тряпье, что они там носят! Нарушение всех норм гигиены. А туалеты!.. Их и туалетами-то не назовешь!
Виктория исправно выслушивала ее стенания, но у самой у нее на душе было по-прежнему светло и празднично. Какое дело молодым до микробов и грязи? Приехали в Хитроу. Виктория помогла миссис Клиппс выйти из автобуса. Паспорта, билеты, деньги – все это уже было в ее ведении.
– Ах, – приговаривала миссис Клиппс, – как хорошо, что вы со мной, мисс Джонс! Просто не представляю, что бы я в дороге без вас делала!
Виктория нашла, что путешествие на самолете мало чем отличается от школьной автобусной экскурсии, где каждым твоим шагом заботливо, но твердо распоряжаются учителя. Самолетные стюардессы в аккуратной униформе, совсем как воспитательницы в классах для умственно отсталых детей, терпеливо и наглядно объясняли пассажирам, что в каких случаях следует делать. Того и гляди, услышишь от них: «А теперь, дети…»
Утомленные молодые мужчины за стойками скучливо протягивали руки за паспортами, задавали личные вопросы о деньгах и драгоценностях и вообще лезли в душу, будто ты перед ними провинилась. Викторию, от природы легко внушаемую, так и подмывало вписать в декларацию свою единственную бедную брошку как бриллиантовую диадему стоимостью в десять тысяч фунтов, то-то скучливый молодой человек глаза бы на нее вытаращил. Но она вспомнила про Эдварда и сдержалась.
Пройдя через все барьеры, они опять уселись ждать в зале, на этот раз открывающемся прямо на летное поле. Снаружи, воя, разгонял моторы стоящий наготове самолет. Миссис Клиппс упоенно обсуждала своих будущих спутников:
– Смотрите на тех двух детишек, ведь правда прелесть? Ну нет слов! Но ехать одной с двумя детьми – это же так хлопотно! Англичане, я думаю. Костюм на матери сидит бесподобно. А лицо утомленное, еще бы! Красивый мужчина, вон тот, на испанца похож, верно? Смотрите, какая пестрая клетка на том господине, безвкусица, по-моему. Бизнесмен, надо полагать. Этот вот, что в углу, голландец, он проходил контроль перед нами. Вон то семейство – либо турки, либо персы. Американцев я не вижу ни одного. Они, должно быть, летают больше на «Панамерикен».[57] А вон те трое, что разговаривают, я бы сказала – нефтепромышленники, как по-вашему? Обожаю угадывать по виду, кто есть кто. Мистер Клиппс говорит, что у меня на людей чутье. По-моему, интересоваться людьми – это так естественно. Вон то норковое манто стоит не меньше трех тысяч долларов, вы согласны?
Миссис Клиппс перевела дух. Дав оценки всем своим будущим попутчикам, она начала испытывать нетерпение:
– Ну, чего мы дожидаемся, хотела бы я знать? Мотор запускали уже четыре раза. Все в сборе. Что же тянуть? И по расписанию давно пора.
– Может быть, вы бы выпили чашку кофе, миссис Клиппс? Вон там, я вижу, буфет работает.
– Да нет, благодарю вас, мисс Джонс. Я пила перед отъездом, и в животе у меня сейчас неспокойно, лучше не добавлять. Чего мы ждем, не понимаю.
Ответ был получен, не успела она закрыть рот.
Распахнулась дверь из коридора со стороны таможенных и паспортных служб, и в зал, точно порыв ветра, влетел высокий господин. Вокруг роились служащие аэропорта. Следом несли два запечатанных холщовых мешка.
Миссис Клиппс оживилась.
– Явно какая-то важная птица, – высказала она мнение.
«Да, и не стесняется важничать», – подумала Виктория. Действительно, в облике вновь прибывшего была вызывающая, почти нарочитая броскость. На плечах – темно-серый дорожный плащ с большим откинутым на спину капюшоном, на голове – светлая широкополая шляпа наподобие сомбреро. Седоватые локоны чуть не до плеч. И великолепные серебристые усы концами кверху. Просто оперный бандит. Таких мужчин, которые красуются своей наружностью, Виктория не одобряла. Она оглядела его с осуждением.
А служащие аэропорта перед ним безобразно лебезили. «Да, сэр Руперт», «Конечно, конечно, сэр Руперт», «Сию же минуту и вылетаем, сэр Руперт».
Волшебные слова, волшебные названия. Конечно, для миссис Клиппс, которая, видно, всю жизнь только и делала, что перескакивала с корабля на самолет и с самолета на поезд с краткими привалами в шикарных отелях, они, может, и не представляют ничего особенного, но для Виктории это просто чудо! Что она слышала в жизни? «Диктую, записывайте, мисс Джонс», или: «В этом письме масса ошибок, пожалуйста, перепечатайте, мисс Джонс», или: «Чайник вскипел, милочка, заварите чай», или: «Сказать, где лучше всего делают шестимесячную?». Унылая, набившая оскомину проза. А тут – Каир, Багдад, Тегеран! Романтика Востока! (И Эдвард в конце пути.)
Виктория опустилась с небес на землю и услышала, как ее нанимательница, которая, оказывается, страдает болезненным словесным недержанием, завершает очередной монолог:
– …и плохо моют, представляете? Я всегда очень осторожна с тем, что приходится есть. Грязь на улицах и на базарах просто немыслимая. И это тряпье, что они там носят! Нарушение всех норм гигиены. А туалеты!.. Их и туалетами-то не назовешь!
Виктория исправно выслушивала ее стенания, но у самой у нее на душе было по-прежнему светло и празднично. Какое дело молодым до микробов и грязи? Приехали в Хитроу. Виктория помогла миссис Клиппс выйти из автобуса. Паспорта, билеты, деньги – все это уже было в ее ведении.
– Ах, – приговаривала миссис Клиппс, – как хорошо, что вы со мной, мисс Джонс! Просто не представляю, что бы я в дороге без вас делала!
Виктория нашла, что путешествие на самолете мало чем отличается от школьной автобусной экскурсии, где каждым твоим шагом заботливо, но твердо распоряжаются учителя. Самолетные стюардессы в аккуратной униформе, совсем как воспитательницы в классах для умственно отсталых детей, терпеливо и наглядно объясняли пассажирам, что в каких случаях следует делать. Того и гляди, услышишь от них: «А теперь, дети…»
Утомленные молодые мужчины за стойками скучливо протягивали руки за паспортами, задавали личные вопросы о деньгах и драгоценностях и вообще лезли в душу, будто ты перед ними провинилась. Викторию, от природы легко внушаемую, так и подмывало вписать в декларацию свою единственную бедную брошку как бриллиантовую диадему стоимостью в десять тысяч фунтов, то-то скучливый молодой человек глаза бы на нее вытаращил. Но она вспомнила про Эдварда и сдержалась.
Пройдя через все барьеры, они опять уселись ждать в зале, на этот раз открывающемся прямо на летное поле. Снаружи, воя, разгонял моторы стоящий наготове самолет. Миссис Клиппс упоенно обсуждала своих будущих спутников:
– Смотрите на тех двух детишек, ведь правда прелесть? Ну нет слов! Но ехать одной с двумя детьми – это же так хлопотно! Англичане, я думаю. Костюм на матери сидит бесподобно. А лицо утомленное, еще бы! Красивый мужчина, вон тот, на испанца похож, верно? Смотрите, какая пестрая клетка на том господине, безвкусица, по-моему. Бизнесмен, надо полагать. Этот вот, что в углу, голландец, он проходил контроль перед нами. Вон то семейство – либо турки, либо персы. Американцев я не вижу ни одного. Они, должно быть, летают больше на «Панамерикен».[57] А вон те трое, что разговаривают, я бы сказала – нефтепромышленники, как по-вашему? Обожаю угадывать по виду, кто есть кто. Мистер Клиппс говорит, что у меня на людей чутье. По-моему, интересоваться людьми – это так естественно. Вон то норковое манто стоит не меньше трех тысяч долларов, вы согласны?
Миссис Клиппс перевела дух. Дав оценки всем своим будущим попутчикам, она начала испытывать нетерпение:
– Ну, чего мы дожидаемся, хотела бы я знать? Мотор запускали уже четыре раза. Все в сборе. Что же тянуть? И по расписанию давно пора.
– Может быть, вы бы выпили чашку кофе, миссис Клиппс? Вон там, я вижу, буфет работает.
– Да нет, благодарю вас, мисс Джонс. Я пила перед отъездом, и в животе у меня сейчас неспокойно, лучше не добавлять. Чего мы ждем, не понимаю.
Ответ был получен, не успела она закрыть рот.
Распахнулась дверь из коридора со стороны таможенных и паспортных служб, и в зал, точно порыв ветра, влетел высокий господин. Вокруг роились служащие аэропорта. Следом несли два запечатанных холщовых мешка.
Миссис Клиппс оживилась.
– Явно какая-то важная птица, – высказала она мнение.
«Да, и не стесняется важничать», – подумала Виктория. Действительно, в облике вновь прибывшего была вызывающая, почти нарочитая броскость. На плечах – темно-серый дорожный плащ с большим откинутым на спину капюшоном, на голове – светлая широкополая шляпа наподобие сомбреро. Седоватые локоны чуть не до плеч. И великолепные серебристые усы концами кверху. Просто оперный бандит. Таких мужчин, которые красуются своей наружностью, Виктория не одобряла. Она оглядела его с осуждением.
А служащие аэропорта перед ним безобразно лебезили. «Да, сэр Руперт», «Конечно, конечно, сэр Руперт», «Сию же минуту и вылетаем, сэр Руперт».