- Так расскажите ее, мосье, - вежливо попросил мистер Саттертуэйт.
   Пьер Воше откинулся в кресле и возвел глаза к потолку.
   - История эта начинается в Париже. Там проживал один человек, ювелир. Был он тогда молод, беззаботен и трудолюбив. Ему прочили неплохое будущее. Уже готовилась для него подходящая партия: и невеста как будто не уродина, и приданое за ней приличное. И что вы думаете? Однажды утром он встречает девушку - этакое жалкое, несчастное создание. Уж не знаю, чем она его взяла. Может, конечно, красотой - трудно сказать: слишком ее шатало от голода. Но, как бы то ни было, наш герой был не в силах противостоять ее чарам. О, не подумайте, она была вполне добродетельна, вот только никак не могла найти работу! Во всяком случае, так она ему сказала, а уж правда это или ложь никому не известно.
   Неожиданно из полутьмы раздался голос графини:
   - Почему это должно быть ложью? Таких несчастных везде сколько угодно.
   - Так вот, молодой человек, как я уже сказал, ей поверил - и женился на ней. Уж поистине, глупее ничего нельзя было придумать! Его родные не пожелали с ним после этого знаться, так как этим поступком он выказал свое к ним неуважение. Однако, женившись на... Жанне - назовем ее так, - он совершил акт милосердия. Он так ей и сказал. Ему казалось, что она должна быть ему благодарна - ведь он стольким для нее пожертвовал!
   - Прекрасное начало для семейной жизни бедной девушки, - язвительно заметила графиня.
   - Да, он любил ее, но иногда она доводила его просто до бешенства. У нее бывали приступы дурного настроения. И тогда она была с ним холодна, а на другой день вдруг загоралась страстью. Наконец он все понял. Она никогда не любила его! Она вышла за него, просто чтобы выжить... Ему было горько, очень горько, но он изо всех сил старался заглушить в себе обиду. И он все еще думал, что заслуживает ее благодарности и послушания... Последовала размолвка. Она засыпала его упреками - Mon Dieu <Боже мой! (фр.).>, в чем только она его не упрекала!..
   Ну, а дальше вы уже, наверное, догадались. Случилось то, что и должно было случиться. Она ушла от него. Два года он прожил в полном одиночестве, ничего о ней не зная. У него остался единственный друг - абсент <Абсент - полынная водка.>. Он работал, конечно, но дела в его маленькой мастерской шли кое-как.
   И вот однажды он вошел в свою мастерскую и увидел ее. Она сидела и ждала его. Она была одета как на картинке, на пальцах сверкали перстни с драгоценными камнями. Он застыл. О, как колотилось его сердце! Он не знал, как ему быть. Он готов был и убить ее на месте, и заключить в объятья, и швырнуть на пол и топтать ногами, готов был сам броситься к ее ногам... Но ничего этого он не сделал. Вместо этого он взял пинцет и сел за работу. "Что угодно мадам?" - сухо спросил он.
   Для нее это было как пощечина. Она ведь не этого от него ждала. "Пьер, сказала она. - Я вернулась". Он отложил пинцет и взглянул на нее. "Ты хочешь, чтобы я простил тебя? - спросил он. - Чтобы снова взял тебя к себе? Ты искренне раскаиваешься?" - "А ты хочешь, чтобы я вернулась?" - тихо-тихо, еле слышно спросила она.
   Он чувствовал, что она готовит ему ловушку. Ему хотелось схватить ее, прижать к себе - но он был уже научен горьким опытом. Он притворился равнодушным.
   "Я христианин, - сказал он, - и стараюсь поступать так, как велит мне Церковь". "О, - подумал он, - я унижу ее, я поставлю ее на колени!.."
   Но Жанна - будем звать ее так - откинула голову и рассмеялась. Поверьте, это был сатанинский смех! "Ах ты, глупенький мой Пьерушка! - сказала она. - Я же просто хотела тебя подразнить! Взгляни на мое богатое платье, взгляни на эти перстни и браслеты. Мне захотелось немного перед тобой покрасоваться. Я ждала, что ты кинешься меня обнимать, и вот тогда я плюнула в твою рожу и сказала бы, как я тебя ненавижу!"
   И она быстро вышла из мастерской. Вот, господа, поверите ли вы, что женщина может быть так порочна? Что она вернулась лишь за тем, чтобы оскорбить меня?
   - Нет, - сказала графиня. - Я не поверю. Поверит только слепой дурак. Впрочем, все мужчины слепые дураки. Пьер Воше продолжал, не обращая на нее внимания.
   - И вот молодой человек, о котором я рассказываю, стал опускаться все ниже и ниже. Он все больше пил. Мастерскую его продали за долги. Он превратился в настоящего оборванца. А потом началась война <Имеется в виду Первая мировая война 1914 - 1918 годов.>. Только война и спасла его! Она выудила его из трущоб и отучила быть скотом, она вымуштровала и отрезвила его. Он вынес все: холод, боль, смертный страх - и все же не умер, и, когда война кончилась, он снова был человеком.
   И тогда, господа, он направился на юг. Его легкие были отравлены газом, и ему сказали, что на юге ему будет лучше. Он перепробовал много занятий - но не стану докучать вам подробностями. Достаточно сказать, что в конце концов он стал крупье, и вот однажды вечером в казино он снова встретил ее - женщину, разрушившую его жизнь. Она не узнала его, зато он узнал. Казалось, что она богата, что у нее есть все, - но, господа, у крупье глаз наметанный!.. И наступил вечер, когда она сделала последнюю в своей жизни ставку. Не спрашивайте меня, откуда я это знаю. Просто знаю, и все. Чувствую. Мне могут возразить: у нее, мол, столько платьев, их можно заложить... Но заложить платья - нет! Это же конец репутации, полный крах! Драгоценности? Опять-таки нет. Разве не был я в свое время ювелиром? Настоящие драгоценности давным-давно уплыли. Королевские жемчуга распроданы по одному и заменены поддельными. Кушать-то надо, и по счетам в отеле извольте платить! Есть, конечно, богатые мужчины - так они видят ее здесь уже много лет. Фи, говорят они, ей же за пятьдесят! За деньги можно присмотреть что-нибудь помоложе...
   От окна, где сидела графиня, донесся сдавленный вздох.
   - Да, это был роковой момент в ее жизни. Я следил за ней два вечера. Она все проигрывала и проигрывала. И вот конец. Она ставит все, что у нее есть, на один номер. Рядом с нею английский милорд тоже ставит максимум, на соседний номер. Шарик бежит, бежит... Все, она проиграла...
   Но наши взгляды встречаются. И что же я делаю? Я рискую своим местом в казино и обманываю английского милорда. "A Madame", - говорю я и отдаю деньги ей.
   - Ax! - Послышался звон стекла: графиня вскочила на ноги и, наклонившись над столом, нечаянно смахнула свой бокал.
   - Но зачем? - вскричала она. - Зачем ты это сделал, вот что я хотела бы знать?
   Повисла долгая пауза, которая, казалось, не кончится никогда, а они все смотрели и смотрели друг на друга через стол... Это было похоже на дуэль.
   Наконец недобрая улыбочка исказила лицо Пьера Воше.
   - Мадам, - воздев руки к потолку, сказал он. - Существует такое понятие, как жалость...
   - Ах, вот как!..
   И графиня снова откинулась в кресле.
   - Понятно.
   Она уже спокойно улыбалась и была опять сама собою.
   - Действительно занятная история, правда, мосье Воше? Позвольте, я помогу вам прикурить.
   Она ловко скрутила бумажный жгутик, зажгла его от свечи и протянула ему. Он нагнулся к ней через стол, и пламя коснулось кончика его сигареты.
   Неожиданно она поднялась.
   - А теперь мне нужно уйти. Пожалуйста, не провожайте меня.
   Никто и опомниться не успел - а ее уже не было. Мистер Саттертуэйт поспешил было за ней, но его остановило испуганное восклицание француза:
   - -Разрази меня гром!
   Он не сводил глаз с полуобгоревшего жгутика, который графиня бросила на стол. Наконец он его развернул.
   - Mon Dieu! - пробормотал он. - Банкнота в пятьдесят тысяч франков! Понимаете? Это же ее сегодняшний выигрыш, это все, что у нее было! И она предложила мне от нее прикурить!.. Потому что она была слишком горда и не хотела ничьей жалости. О, она всегда была дьявольски горда... Прекрасна... Неподражаема!..
   Он вскочил на ноги и бросился вслед за нею. Мистер Саттертуэйт с мистером Кином тоже поднялись. Официант невозмутимо приблизился к Франклину Руджу.
   - La note, monsieur <Счет, мосье (фр.).>, - невозмутимо пропел он. Но мистер Кин вовремя подоспел на выручку и выхватил у официанта листок.
   - Элизабет, что-то мне тут тоскливо, - пожаловался Франклин Рудж. - Бред какой-то!... От этих иностранцев у меня голова идет кругом. Не понимаю я их.
   Он обернулся к ней.
   - Ха, до чего же приятно видеть перед собой хоть одно нормальное, родное, американское лицо. - Голос его стал по-детски жалобным. - Эти иностранцы все такие.., чудные.
   Молодые люди поблагодарили мистера Кина и скрылись в темноте. Мистер Кин принял у официанта сдачу и улыбнулся мистеру Саттертуэйту. Последний довольно и несколько свысока глядел по сторонам, как сокол после удачной охоты.
   - Что ж, - сказал он. - Вечер прошел прекрасно. Думаю, с нашей парочкой теперь все будет в порядке.
   - С которой? - спросил мистер Кии.
   - То есть как? - Мистер Саттертуэйт несколько опешил. - Хотя... Хотя, возможно, вы и правы - учитывая заразительность примера, и вообще...
   Он окончательно смутился.
   Мистер Кин улыбнулся, и витраж за его спиной на миг облачил его фигуру в пестрое одеяние, сотканное из разноцветных бликов.