Кристи Агата. Душа крупье

Кристи Агата
Душа крупье

   Агата КРИСТИ
   ДУША КРУПЬЕ
   Мистер Саттертуэйт нежился под лучами солнца на открытой террасе в Монте-Карло.
   Каждый год во второе воскресенье января мистер Саттертуэйт, словно ласточка, отбывал из Англии на Ривьеру. В апреле месяце он возвращался в Англию, май и июнь проводил в Лондоне - и ни разу еще не пропустил Королевского Аскота <Королевский Аскот - проводимые с 1711 года в июне на ипподроме Аскот близ города Виндзора в графстве Беркшир четырехдневные скачки, которые являются крупным событием в жизни английской аристократии и на которых обычно присутствует монарх.>. После матча Итона с Хэрроу он наносил несколько деревенских визитов, чтобы затем вновь устремиться в Довиль или Ле Туке. Сентябрь и октябрь почти целиком занимала охота, и завершался год мистера Саттертуэйта в столице. Он знал всех, и не будет преувеличением сказать, что все знали его.
   Сегодня утром он хмурился. Море было восхитительно синее, сады, как всегда, сказочно-красивы, но вот публика его разочаровывала - какая-то бесцветная, дурно одетая... Встречались, конечно, игроки - пропащие души, коих уже не спасти. С этими мистер Саттертуэйт готов был смириться: все же они составляли неотъемлемую часть местного колорита. Но ему определенно недоставало людей собственного круга, что называется закваски общества, elite <Элита (фр.).>.
   - Ax, как все переменилось, - ворчал мистер Саттертуэйт. - Теперь сюда едут все, кому раньше было не по карману. Да и сам я уж, видно, старею... А молодежь - молодежь нынче норовит податься в Швейцарию.
   Недоставало ему и безукоризненно одетых иноземных послов с графскими и баронскими титулами, и великих князей, и наследных принцев. Единственный наследный принц, которого он пока что здесь встретил, служил лифтером в одном из второсортных отелей. Недоставало роскошных дам: они еще встречались, но гораздо реже, чем прежде.
   Мистер Саттертуэйт всегда прилежно изучал драму под названием Жизнь, но предпочитал костюмы и декорации поярче. Теперь он загрустил. Ценности изменились - а он уже слишком стар, чтобы меняться...
   Тут он заметил, что к нему приближается графиня Царнова.
   Мистер Саттертуэйт уже много сезонов встречал графиню в Монте-Карло. Сначала она появлялась в обществе великого князя, затем австрийского барона, в последующие несколько лет рядом с нею мелькали какие-то бледные крючконосые евреи с огромными перстнями на пальцах, и вот уже года два, как ее можно было увидеть с мужчинами - преимущественно очень молодыми, почти мальчиками.
   Сейчас она тоже прогуливалась в сопровождении очень молодого человека. Мистер Саттертуэйт случайно его знал и огорчился, увидев в обществе графини. Франклин Рудж был американец, типичный выходец из какого-то западного штата: чрезвычайно любознательный, чрезвычайно невежественный, но вполне симпатичный. В нем забавно сочетались свойственные всем его соотечественникам практичность и идеализм. В Монте-Карло он приехал в компании молодых американцев обоего пола, весьма похожих друг на друга. Это был их первый выезд в Старый Свет, и они хвалили и критиковали все кругом без стеснения и без разбора.
   Проживающие в отеле англичане им по большей части не нравились - как, впрочем, и они англичанам. Однако мистер Саттертуэйт - с гордостью называвший себя космополитом - отнесся к ним вполне благожелательно. Ему импонировала их напористость и прямота, хотя некоторые их выходки иногда просто приводили его в ужас.
   "Стало быть, Франклин Рудж и графиня Царнова, - усмехнулся он про себя. Да, пожалуй менее подходящую компанию для юноши придумать трудно".
   Когда парочка поравнялась с ним, мистер Саттертуэйт вежливо приподнял шляпу, а графиня кивнула, одарив его обворожительной улыбкой.
   Графиня была высокая, ухоженная женщина. Волосы и глаза у нее были черны от природы, а брови с ресницами - такой невиданной черноты, какая природе и не снилась.
   Мистер Саттертуэйт, знавший о женских уловках много больше, чем пристало знать мужчине, тут же воздал должное ее искусству макияжа: матовая сливочно-белая кожа не имела, казалось, ни единого изъяна.
   Особенно эффектно выглядели едва заметные коричневые тени под глазами. Губы - не вульгарно-алые или малиновые, а изысканного цвета красного вина. На ней было нечто черно-белое, весьма смелого фасона, а в руках розовый зонтик того оттенка, какой считается наиболее выигрышным для цвета лица.
   Франклин Рудж чуть не лопался от важности.
   "Вот идет молодой глупец, - сказал себе мистер Саттертуэйт. - Впрочем, не мое дело давать ему советы, да он и не станет их слушать. Что ж, и мне в свое время приходилось платить за жизненный опыт".
   И все-таки он испытал беспокойство, так как был уверен, что одной милой юной американке, приехавшей вместе со всей компанией, дружба Франклина Руджа с графиней вряд ли по душе.
   Он уже собирался удалиться в противоположном направлении, когда заметил, что снизу по тропинке к нему поднимается упомянутая уже американка. На ней был хорошо сшитый строгий костюм с белой муслиновой <Муслин - разновидность тонкой хлопчатобумажной ткани.> блузкой и удобные туфли на низком каблуке. В руке она держала путеводитель. Иные ее соотечественницы, побывав в Париже, выезжают из него разодетые в пух и прах. Но не Элизабет Мартин: эта девушка "производила осмотр Европы" самым серьезным и добросовестным образом. Чувствуя в себе тягу к культуре и искусству, она твердо вознамерилась за те деньги, которыми располагала, узнать и увидеть как можно больше.
   Впрочем, для мистера Саттертуэйта ее образ вряд ли ассоциировался с культурой или же искусством. Скорее всего, она казалась ему просто очень юной.
   - Доброе утро, мистер Саттертуэйт, - сказала Элизабет. - Вы случайно не видели Франклина?.. То есть мистера Руджа?
   - Видел, всего несколько минут назад.
   - Вероятно, с его другом - графиней, - язвительно заметила девушка.
   - М-м-м... Да, с графиней, - вынужден был признать мистер Саттертуэйт.
   - Решительно ничего в ней не нахожу, - сердито объявила Элизабет. - А Франклин от нее просто без ума. И чем она его прельстила?
   - Она, мне кажется, держится очень мило, - уклончиво ответил мистер Саттертуэйт.
   - Вы ее знаете?
   - Немного.
   - Я прямо беспокоюсь за Франклина, - пожаловалась мисс Мартин. - Обычно он ведет себя вполне разумно. Ни за что бы не подумала, что он способен увлечься этой сиреной. И главное, слова ему не скажи! Никого не слушает, тотчас лезет в бутылку... Скажите, правда хоть, что она графиня?
   - Не могу утверждать наверняка, - ответил мистер Саттертуэйт. - Вполне возможно.
   - Вот истинно английский ответ! - поморщилась Элизабет. - Знаете, что я вам скажу, мистер Саттертуэйт? В Саргон-Спрингсе, где мы живем, эта графиня смотрелась бы очень странна!
   Мистер Саттертуэйт вполне это допускал и потому не стал говорить вслух, что здесь, в княжестве Монако, в отличие от Саргон-Спрингса, графиня вписывается в окружающую обстановку гораздо лучше, нежели мисс Мартин.
   Так как он ничего не ответил, Элизабет направилась дальше, в сторону казино, а мистер Саттертуэйт присел на освещенную солнцем скамью. Вскоре к нему присоединился и Франклин Рудж.
   Рудж был полон энтузиазма.
   - Мне здесь ужасно нравится, - с восторгом наивности объявил он. - Да, сэр! Вот это настоящая жизнь - не то, что у нас в Штатах!
   Пожилой собеседник обратил к нему задумчивое лицо.
   - Жизнь в общем-то везде одинакова, - возразил он, впрочем, без особого воодушевления. - Она лишь рядится в разные одежды.
   Франклин Рудж удивленно заморгал.
   - Что-то я вас не пойму.
   - И не поймете, - сказал мистер Саттертуэйт. - Для этого вам еще надо пройти долгий-долгий путь... Но, ради Бога, извините! Старикам не следует впадать в нравоучительный тон.
   - А-а, пустяки! - Рудж рассмеялся, обнажив два ряда прекрасных зубов. Зато казино почти не произвело на меня впечатления. Я думал, рулетка - это что-то совсем другое, что-то лихорадочное, волнующее... А оказалось - все довольно скучно и противно.
   - Казино - жизнь и смерть для игрока, но зрителю смотреть там не на что, сказал мистер Саттертуэйт. - Об азартных играх интереснее читать, чем наблюдать за ними.
   Молодой человек кивнул.
   - Вы, говорят, важная птица, да? - спросил он с такой наивной робостью, что сердиться на него было решительно невозможно. - Вращаетесь в обществе и знаете всех герцогинь, графов, графинь?
   - Да, довольно многих, - сказал мистер Саттертуэйт. - А также евреев, португальцев, греков и аргентинцев.
   - -И аргентинцев? - растерялся мистер Рудж.
   - Я просто хотел сказать, что я вращаюсь в английском обществе.
   Франклин Рудж задумался.
   - Вы, наверное, и графиню Царнову знаете? - спросил он после недолгого молчания.
   - Немного, - ответил мистер Саттертуэйт, в точности как отвечал недавно Элизабет.
   - Интереснейшая женщина!.. Сейчас все говорят, что аристократия в Европе вырождается. Не знаю, мужчины, может, и вырождаются, но женщины - никоим образом! Ну разве не счастье повстречать такое изысканное создание, как графиня? Умна, очаровательна, аристократка до кончиков ногтей. Ведь за нею поколения и поколения носителей культуры!
   - Вот как? - сказал мистер Саттертуэйт.
   - А разве нет? Знаете, из какой она семьи?
   - Нет, - признался мистер Саттертуэйт. - Должен признаться, я очень мало о ней знаю.
   - Она из Радзинских - это один из старейших родов Венгрии, - пояснил Франклин Рудж. - Она прожила такую необычную жизнь! Помните на ней длинную нитку жемчуга?
   Мистер Саттертуэйт кивнул.
   - Это ей подарил король Боснии за то, что она помогла ему вывезти какие-то секретные документы.
   - Я слышал, что ее жемчуга - подарок от короля Боснии, - сказал мистер Саттертуэйт.
   Он действительно не раз об этом слышал, так как давнишняя любовная связь этой дамы с Его Королевским Величеством до сих пор была у всех на устах.
   - Так я вам еще кое-что расскажу.
   Мистер Саттертуэйт слушал, и чем дольше слушал, тем больше восхищался богатым воображением графини Царновой. Это вам не какая-нибудь сирена, как выразилась Элизабет Мартин: на сей счет идеалист был достаточно проницателен. Нет, пройдя сквозь лабиринт дипломатических интриг, графиня осталась, как прежде, холодной и неприступной. Разумеется, враги не раз пытались ее оклеветать!.. Молодой человек трепетал при мысли о том, что ему удалось заглянуть в самое сердце старого режима, где в центре, в окружении принцев и советников, высилась загадочная фигура графини - гордой аристократки, вдохновительницы возвышенных романтических страстей.
   - Но сколько же всего ей пришлось вынести от людей! - взволнованно продолжал молодой американец. - Поразительно, но ей ни разу в жизни не встретилась женщина, которая стала бы ей настоящим другом, женщины всю жизнь были настроены против нее.
   - Очень возможно, - согласился мистер Саттертуэйт.
   - Ну, не подло ли с их стороны? - возмущался Рудж.
   - Н-нет, - задумчиво произнес мистер Саттертуэйт. - Не думаю, чтобы это было очень подло. У женщин, знаете ли, обо всем свои понятия, нам не стоит вмешиваться в их дела. Пусть сами между собой разбираются.
   - Не могу с вами согласиться, - живо возразил Рудж. - Ведь их недоброжелательность друг к другу есть величайшее из зол! Знаете Элизабет Мартин? Так вот, в принципе она со мной совершенно согласна - мы с нею часто говорили на эти темы. Она, конечно, еще девчонка, зато все понимает как надо. Но чуть доходит до дела - тут же выясняется, что она в точности такая же, как все. Прямо-таки взъелась на графиню, о которой знать ничего не знает, и слушать ничего не хочет, как я ни пытаюсь ей что-то втолковать. Разве так можно, мистер Саттертуэйт? Я верю в торжество демократии - а в чем она, демократия, если не в том, чтобы мужчины относились друг к другу как братья, а женщины - как сестры?..
   Он взволнованно умолк. Мистер Саттертуэйт попробовал представить себе ситуацию, в которой между графиней и Элизабет Мартин могли бы возникнуть сестринские чувства, - но у него ничего не вышло.
   - Графиня же, - продолжал Рудж, - в полном восторге от Элизабет и уверяет, что она совершенно очаровательная девушка во всех отношениях. Ну, скажите, о чем это говорит?
   - Это говорит о том, - суховато ответил мистер Саттертуэйт, что она живет на свете гораздо дольше, нежели мисс Мартин.
   Тут Франклина Руджа словно прорвало.
   - А знаете, сколько ей лет? Так вот, она мне сама сказала. Представьте, не побоялась! Я ведь думал, что ей лет двадцать девять, а она призналась, что тридцать пять, хотя я у нее даже не спрашивал. Она не выглядит на свои года, правда?
   Мистер Саттертуэйт, определявший для себя возраст графини где-то между сорока пятью и сорока девятью, лишь удивленно приподнял бровь.
   - Не советую верить всему тому, что вы услышите в Монте-Карло, пробормотал он.
   Он достаточно повидал на своем веку, чтобы убедиться, что с юношами спорить бесполезно. Ведь если Франклину покажется, что его собеседник в чем-то не прав, он тут же набросится на него с отвагой молодого рыцаря - разве что собеседник сможет немедленно представить ему неопровержимые доказательства.
   - А вот и графиня, - поднимаясь, сказал Рудж. Графиня приближалась к ним с ленивой грацией, которая ей так шла, и вскоре они сидели на скамейке уже втроем. С мистером Саттертуэйтом она держалась мило, но несколько отчужденно. Она очень изящно подчеркивала разницу между ним и собой, обращаясь к нему как к несравненно более компетентному старожилу Ривьеры и испрашивая его мнение по всем вопросам.
   Она вела разговор тонко и умно. Уже через несколько минут Франклин Рудж почувствовал, что его ласково, но совершенно определенно просят удалиться, и графиня с мистером Саттертуэйтом остались tete-a-tete <С глазу на глаз (фр.).>.
   Она сложила зонтик и принялась чертить им на земле какой-то узор.
   - Мистер Саттертуэйт, вам, кажется, симпатичен этот мальчик?
   Она проговорила это тихо, чуть ли не с нежностью в голосе.
   - Славный юноша, - уклончиво ответил мистер Саттертуэйт.
   - Да, очень, - задумчиво произнесла графиня. - Я успела многое рассказать ему о своей жизни.
   - Вот как, - сказал мистер Саттертуэйт.
   - Такие подробности я мало кому раскрывала, - мечтательно продолжала она. - Я ведь прожила очень, очень необычную жизнь, мистер Саттертуэйт. Со мною случались такие удивительные вещи, что кое-кто может" пожалуй, и не поверить.
   Будучи достаточно догадливым, мистер Саттертуэйт без труда понял, к чему она клонит. В конце концов, все, что она наговорила Франклину Руджу, могло быть и правдой... Конечно, это маловероятно и в высшей степени не правдоподобно, но ведь возможно же... И ни один человек не может с полной определенностью сказать: "Это не так!"
   Он промолчал, и графиня снова устремила мечтательный взор мимо бухты куда-то вдаль.
   Внезапно мистер Саттертуэйт увидел ее в каком-то новом, странном свете. Он вдруг ясно осознал, что перед ним не хищница, а всего лишь жалкое, затравленное существо, отчаянно борющееся за место под солнцем. Он украдкой покосился на нее: зонтик был сложен, и в ярком свете солнца в уголках глаз видны усталые морщинки, на виске пульсирует тоненькая жилка.
   Он все больше укреплялся в своем убеждении: эта женщина доведена до крайности и будет беспощадна к нему или к любому, кто посмеет встать между нею и Франклином Руджем. Но чего-то он все же не понимал. Ведь денег у нее должно быть достаточно: она всегда роскошно одета, у нее великолепные драгоценности. Значит, дело не в финансовых затруднениях... Может, любовь? Мистеру Саттертуэйту было доподлинно известно, что женщины ее возраста иной раз без памяти влюбляются в юношей... Что ж, возможно. И все-таки - что-то тут не так.
   Он догадывался, что этим разговором tete-a-tete она бросает ему перчатку. В нем она усмотрела своего главного противника. Она, видимо, ждала, что он начнет нашептывать Франклину Руджу какие-нибудь гадости о ней. Нет уж, увольте, улыбнулся про себя мистер Саттертуэйт. Он стреляный воробей, он знает, в каких случаях лучше держать язык за зубами.
   А вечером он снова повстречал ее в Серкль-Приве, за рулеткой.
   Графиня делала ставку за ставкой, однако счастье ей не улыбалось. Она, впрочем, переносила неудачи с завидным sang froid <Хладнокровием (фр.).> старого игрока. Пару раз она ставила en plein <Полную ставку - ставку на номера (фр.).>, потом на красное, потом на вторую дюжину, где немного выиграла, но тут же проиграла опять, потом шесть раз подряд на manque <Начало - на первые 18 номеров (фр.).>, но ей решительно не везло. Наконец, равнодушно пожав плечами, она отвернулась.
   Выглядела она очень элегантно: длинное золотистое платье с зеленым отливом, на шее знаменитые боснийские жемчуга, в ушах длинные, жемчужные же, серьги.
   Мистер Саттертуэйт нечаянно подслушал разговор о ней двух мужчин.
   - Вон идет та самая Царнова, - сказал один. - Отлично сохранилась, а? И, надо сказать, королевский подарок неплохо на ней смотрится!
   Второй, маленький человечек с явно иудейскими чертами лица, с любопытством уставился ей вслед.
   - Так это и есть боснийские жемчуга? - спросил он. - En verite <Поистине! (фр.)>. Как странно! - И тихонько хихикнул про себя.
   Дальше мистер Саттертуэйт слушать не мог, потому что в этот момент случайно повернув голову, к своему удовольствию, узнал в одном из посетителей казино своего старого приятеля.
   - Мистер Кин, дорогой вы мой! - Он принялся горячо трясти его руку. - Я и мечтать не мог вас здесь встретить! Смуглое лицо мистера Кина осветилось улыбкой.
   - Не удивляйтесь, - сказал он. - Сейчас ведь карнавал <Карнавал в Западной Европе проходит накануне Великого поста и соответствует русской масленице.>, а в это время я бываю здесь довольно часто.
   - Правда? Как замечательно!.. Послушайте, стоит ли нам здесь оставаться? По-моему, тут душновато.
   - Да, пожалуй, приятнее будет пройтись, - согласился мистер Кин. Спустимся в сад.
   Выйдя на улицу, оба с жадностью вдохнули свежий воздух.
   - Видите, как хорошо, - сказал мистер Саттертуэйт.
   - Гораздо лучше, - подтвердил мистер Кин. - И можно спокойно поговорить. У вас ведь найдется, что мне рассказать?
   - Да, кое-что есть.
   И мистер Саттертуэйт с наслаждением погрузился в тонкости собственного повествования. Как всегда, он немного щеголял своим умением передать атмосферу. Графиня, юный Франклин, непреклонная Элизабет - все вскоре ожили под его быстрыми и точными штрихами.
   - Вы несколько изменились с тех пор, как я увидел вас впервые, - выслушав отчет, с улыбкой сказал мистер Кин.
   - В какую сторону?
   - Прежде вам довольно было того, что вы просто наблюдали за развитием сюжета, а теперь... Теперь вы сами хотите быть участником драмы, играть роль.
   - Да, - признался мистер Саттертуэйт. - Но, честно сказать, сейчас я просто не знаю, что тут можно сделать. Может быть, - он запнулся, - вы мне поможете?
   - С удовольствием, - сказал мистер Кин. - Подумаем, что можно сделать.
   И мистер Саттертуэйт вдруг ощутил странное чувство покоя и надежности.
   На следующий день он представил своему другу мистеру Арли Кину Франклина Руджа и Элизабет Мартин. Он был рад видеть молодых людей снова вместе. О графине речь не заходила, но за обедом он услышал новость, которая его очень заинтересовала.
   - Сегодня вечером в Монте приезжает Мирабель, - взволнованно сообщил он мистеру Кину.
   - Та самая парижская актриса?
   - Да. Последняя фаворитка короля Боснии - о чем вы, впрочем, без меня наверняка знаете, это ведь ни для кого не секрет. Он просто осыпал ее драгоценностями! И вообще, говорят, что она самая дорогостоящая и самая экстравагантная женщина в Париже-.
   - Интересно будет понаблюдать, как они встретятся сегодня с графиней Царновой.
   - Вот именно.
   Мирабель оказалась высокой, стройной, прелестной крашеной блондинкой, с нежнейшей кожей бледно-розового оттенка и ярко-оранжевыми губами. Она выглядела чрезвычайно эффектно: наряд ее напоминал оперенье райской птицы, на голой спине болтались драгоценные ожерелья, а левую лодыжку обхватывал тяжелый браслет с огромными сверкающими бриллиантами.
   В казино она произвела настоящий фурор.
   - Вряд ли вашей графине удастся ее перещеголять, - шепнул мистер Кин на ухо мистеру Саттертуэйту.
   Тот кивнул. Ему было любопытно посмотреть, как поведет себя графиня.
   Она явилась поздно. Пока она равнодушно шествовала к одному из центральных столов, по залу пробежал шепот.
   Она была вся в белом - такие белые марокеновые <Марокен - вид плотной шелковой ткани.> платья строгого покроя шьют обычно девицам на первый выход в свет. На восхитительно белой шее и руках не было ни единого украшения.
   - Что ж, неглупо, - с невольным уважением произнес мистер Саттертуэйт. Она отказывается от соперничества - и тем самым как бы поднимается над своей соперницей.
   Вскоре он и сам подошел к тому же столу в центре зала. Время от времени он развлечения ради делал ставки - иногда выигрывал, но чаще все же проигрывал.
   Без конца выпадала третья дюжина - то 31, то 34. Все лихорадочно принялись ставить на последние номера.
   Улыбаясь, мистер Саттертуэйт сделал последнюю на сегодня ставку - максимум на 5.
   Графиня, в свою очередь, наклонилась над столом и поставила максимум на 6.
   - Faites vos jeux! - хрипло выкрикивал крупье. - Rien ne va plus. Plus rien <Делайте ваши ставки! Прием ставок окончен! Все ставки сделаны! (фр.)>.
   Весело подпрыгивая, шарик побежал по кругу. "Каждый из нас играет сейчас в свою игру, - мелькнуло у мистера Саттертуэйта. - Для одних это муки надежды и отчаяния, для других - пустое развлечение. Одних одолевает скука, другие замерли между жизнью и смертью".
   - Стоп!
   Крупье склонился над рулеткой.
   - Numero cinque, rouge, impair et manque <Номер пять, красное, нечет и начало (фр.).>.
   Мистер Саттертуэйт выиграл!
   Крупье сгреб лопаточкой ставки и пододвинул их к мистеру Саттертуэйту. Мистер Саттертуэйт протянул руку за выигрышем. Графиня тоже. Крупье перевел взгляд с одного на другую.
   - A Madame <Выиграла мадам (фр.).>, - объявил он.
   Графиня забрала деньги - мистер Саттертуэйт как джентльмен отступил. Графиня пристально посмотрела на него, он ответил тем же. Двое-трое из стоящих рядом пытались указать крупье на ошибку, но тот лишь нетерпеливо отмахнулся: решение принято, разговор окончен. И хриплый голос опять пронзительно выкрикивал;
   - Fakes vos jeux, Messieurs et Mesdames <Делайте ставки, господа и дамы (фр.).>. Мистер Саттертуэйт разыскал мистера Кина. Несмотря на проявленную выдержку, в душе он кипел от возмущения.
   Мистер Кин выслушал его сочувственно.
   - Да, неприятно, - сказал он. - Но такое случается иногда... Кстати, попозже мы договорились встретиться с вашим другом Франклином Руджем. Я решил дать сегодня небольшой ужин.
   Все трое встретились в полночь, и мистер Кин изложил свой план.
   - Организуем так называемый "ужин-сюрприз", - объяснил он. - Мы договариваемся о месте встречи, потом расходимся в разные стороны, и каждый должен пригласить на ужин первого, кто ему встретится.
   Франклин Рудж был в восторге.
   - А если он не согласится?
   - Призовите на помощь все свое красноречие.
   - Ясно. Где встречаемся?
   - Тут неподалеку есть одно кафе, называется "Le Caveau" <Погребок (фр.).>. Обстановка там непринужденная, так что можно приглашать кого угодно.
   Он объяснил, как туда пройти, и все трое направились в разные стороны. Мистеру Саттертуэйту повезло: он наткнулся на Элизабет Мартин и тотчас же ее ангажировал. Вскоре они разыскали кафе под названием "Le Caveau" и спустились в небольшой подвальчик, где уже стоял накрытый на шестерых стол и горели свечи в старомодных подсвечниках.
   - Мы первые, - объявил мистер Саттертуэйт. - А вот и Франклин... - и осекся.
   Франклин вел графиню. Создалась несколько щекотливая ситуация. Элизабет явно не мешало быть полюбезнее. Графиня, однако, как дама светская, держалась безупречно.
   Последним прибыл мистер Кин, в сопровождении низенького темноволосого человечка в приличном костюме, лицо которого показалось мистеру Саттертуэйту знакомым. Через минуту он узнал: это был тот самый крупье, что допустил сегодня вечером такую непростительную оплошность.
   - Позвольте познакомить вас, мосье Пьер Воше, - обратился мистер Кин к компании.
   Человечек как будто смутился, но мистер Кин совершил церемонию представления легко и спокойно. Ужин оказался отменным, к нему подали превосходное вино, и атмосфера за столом постепенно становилась менее натянутой. Графиня в основном молчала, Элизабет тоже, зато не умолкая говорил Франклин Рудж. Он рассказал уже множество историй - правда, скорее поучительных, чем забавных. Мистер Кин прилежно наполнял бокалы.
   - Вот я вам сейчас расскажу совершенно правдивую историю о человеке, который сумел добиться в жизни успеха, - важно произнес Франклин Рудж.
   Для выходца из страны, в которой действовал сухой закон <Сухой закон имеется в виду федеральный закон, запрещавший в США в период 1920 - 1933 годов производство и продажу спиртных напитков.>, он был не так уж слаб по части шампанского.
   Правдивая история изобиловала множеством ненужных подробностей и оказалась, как и большинство правдивых историй, гораздо скучнее любого вымысла.
   Едва он закончил, дремавший напротив Пьер Воше, который также успел воздать должное шампанскому, встрепенулся и придвинулся ближе к столу.
   - Я тоже хочу рассказать вам одну историю, - заплетающимся языком проговорил он. - Но только это будет история о человеке, который не добился в жизни успеха. Наоборот, он катился вниз. И это тоже - совершенно правдивая история.