— Да, вы увидели…
— Муж лежал на письменном столе. Я увидела его голову, кровь… О боже! — Она закрыла лицо руками.
— Извините меня, леди Двайтон. Вы подумали, что мистер Делангуа застрелил его?
Она кивнула.
— Простите меня, Поль, — умоляюще произнесла Лаура, — но ведь вы сказали… сказали…
— Что пристрелю его, как собаку, — мрачно проговорил Делангуа. — Я помню. Это было в тот день, когда я узнал, что он дурно обращается с вами.
— Должен ли я понять, — твердо проговорил полковник, что вы снова поднялись наверх… э-э… ничего никому не сказав? Вы не трогали тело, не подходили к письменному столу?
— Нет, нет. Я сразу выскочила из комнаты.
— Так, так. И во сколько это было? Не помните?
— Когда я вернулась в спальню, было половина седьмого.
— Следовательно, в шесть двадцать пять сэр Джеймс был уже мертв? Выходит, эти часы уловка? Мы так и подозревали. Нет ничего проще передвинуть стрелки часов на любое нужное время, оставив их в таком положении. Этот факт, пожалуй, сужает круг до дворецкого и камердинера, но я не верю, что это был дворецкий. Скажите, леди Двайтон, Дженнингс имел зуб против вашего мужа?
— Не то чтобы зуб, — Лаура подняла голову, — но только сегодня Джеймс сказал мне, что уволил Дженнингса. Он обнаружил, что тот занимается мелким воровством.
— А! Вот оно! Дженнингс потерял бы работу и не получил рекомендаций. Для него это очень серьезно.
— Вы что-то сказали про часы, — проговорила Лаура Двайтон. — Есть возможность узнать точное время — у Джеймса наверняка были золотые часы, он обычно брал их с собой на гольф.
— Это мысль, — медленно проговорил полковник. — Но боюсь… Кертис!
Инспектор понимающе кивнул и вышел из комнаты. Минуту спустя он вернулся, держа на вытянутой ладони небольшие часы в форме мяча для гольфа — их покупают любители гольфа и носят на цепочке в кармашке для мячей.
— Вот они, сэр, но сомневаюсь, что это что-нибудь даст. Часы хорошо защищены.
Полковник взял часы и прижал к уху.
— Тем не менее, они встали.
Он нажал пальцем, и крышка часов открылась.
Внутри стекло было разбито.
— А! — взволнованно воскликнул полковник.
Стрелки показывали ровно четверть седьмого.
— Отличный портвейн, полковник Мелроуз, — сказал мистер Квин.
Было половина девятого, только что закончился ужин в доме полковника. Мистер Саттерфвейт был просто в восторге.
— Я оказался прав, вы не можете отрицать, мистер Квин.
Вы встретились нам, чтобы спасти двух неразумных молодых людей, которые так безрассудно сунули головы в ловушку.
— Разве? — возразил мистер Квин. — Я ничего не сделал.
— Просто не возникло необходимости, — согласился мистер Саттерфвейт. — Но она могла возникнуть. Это было просто потрясающе. Никогда не забуду момента, когда леди Двайтон произнесла: «Я убила его!» Даже на сцене я не видел ничего более драматичного.
— Склонен согласиться с вами, — сказал мистер Квин.
— Никогда бы не поверил, что такое может случиться в жизни, — провозгласил полковник уже в двадцатый раз за вечер.
— Вот как? — спросил мистер Квин.
Полковник уставился на него.
— Черт побери, но ведь сегодня вечером это произошло!
— И обратите внимание, — вмешался мистер Саттерфвейт, откидываясь назад и потягивая портвейн, — леди Двайтон была великолепна, но она совершила одну ошибку. Ей не надо было так поспешно приходить к заключению, что ее муж был застрелен. Да и Делангуа совершил глупость, решив, что его закололи кинжалом, только потому, что он лежал у нас на столе. Ведь то, что леди Двайтон принесла нож, было простым совпадением.
— Вот как?
— Представьте, если бы они просто признались, что убили сэра Джеймса, без всяких подробностей, чем бы это могло кончиться? — продолжал мистер Саттерфвейт.
— Им могли поверить, — со странной улыбкой произнес мистер Квин.
— Их поступки словно заимствованы из романа, — сказал полковник.
— Осмелюсь предположить, что именно оттуда они позаимствовали эту идею, — заметил мистер Квин.
— Возможно, — согласился Саттерфвейт. — То, что когда-то прочитал, иногда странным образом снова приходит в голову.
— Он искоса взглянул на мистера Квина. — Конечно же, часы с самого начала выглядели подозрительно. Никогда не следует забывать, что стрелки часов легко подвести вперед или вернуть назад.
— Стрелки перевели вперед, мы это знаем, — проговорил мистер Саттерфвейт.
— Вот как? — удивился мистер Квин.
— Не хотите ли вы сказать, что перевели назад часы для гольфа? Бессмысленно и невозможно.
— Вовсе не невозможно, — промурлыкал мистер Квин.
— Но кому это выгодно?
— Я полагаю, только тому, у кого на это время было алиби.
— Боже мой! — воскликнул полковник. — Ведь Делангуа сказал, что именно в это время разговаривал со сторожем.
— Специально сказал, — заметил мистер Саттерфвейт.
Они переглянулись. События завертелись, приобретая новое значение.
— Но в таком случае, — начал Мелроуз, — в таком случае…
Мистер Саттерфвейт закончил за него:
— Все совершенно наоборот. Это заговор, но заговор против камердинера. Но такого не может быть! Ведь они хотели взять вину на себя!
— Да, — сказал мистер Квин. — Вы ведь подозревали их? — Голос его звучал спокойно и даже чуть мечтательно. — А для того, чтобы им поверили, следовало придумать нечто правдоподобное.
Полковник и мистер Саттерфвейт смотрели на Квина с беспомощным видом.
— Это было бы уж слишком умно, — медленно начал мистер Саттерфвейт — Просто дьявольски умно. Да, вот что еще пришло мне в голову. Ведь дворецкий сказал, что вошел в семь часов закрыть окна — значит, он думал, что окна должны быть открыты.
— Именно этим путем Делангуа и попал в дом, — сказал мистер Квин. — Он убил сэра Джеймса одним ударом, и они оба проделали все, что им было нужно…
Он взглянул на мистера Саттерфвейта, словно приглашая его восстановить сцену. Тот неуверенно начал:
— Они разбили часы и положили циферблатом вверх. Да, они перевели стрелки часов для гольфа, предварительно разбив стекло. Потом Делангуа выбрался из окна наружу, а леди Двайтон заперла окна. Но есть одна вещь, которую я не понимаю. Зачем вообще эта затея с часами для гольфа? Почему бы просто не отвести назад стрелки настольных часов?
— Настольные часы — слишком очевидная уловка, слишком прозрачный намек, — сказал мистер Квин.
— Но о часах для гольфа не так-то просто догадаться. Мы ведь узнали о них по чистой случайности.
— Ну нет, — возразил мистер Квин. — Вспомните! Это было предположение леди Двайтон. И при этом единственным человеком, который вряд ли забыл бы о часах для гольфа, был сам камердинер. Ведь камердинер лучше, чем кто-либо другой, знает, что носит в карманах его хозяин. Если он перевел стрелки настольных часов, то не забыл бы и о часах для гольфа. Эти двое не совсем представляют себе природу человека. Они не похожи на мистера Саттерфвейта.
— Я полностью ошибался, — покачал головой мистер Саттерфвейт. — Я думал, что вы приехали спасти их.
— Я и спас, — ответил мистер Квин. — Но не тех двоих, совсем других. Может, вы обратили внимание на горничную леди? Конечно, она не одета в синюю парчу и не играла драматической роли в этом спектакле. Но она действительно хорошая девушка и, думаю, любит этого Дженнингса. Так что вы сможете спасти его от виселицы.
— У нас нет ни единого доказательства, — мрачно произнес полковник Мелроуз.
Мистер Квин улыбнулся:
— Есть, у мистера Саттерфвейта.
— У меня? — Мистер Саттерфвейт был изумлен.
— У вас есть доказательство, что эти часы разбились не в кармане сэра Джеймса. Их невозможно разбить, не открыв крышки. Кто-то вынул часы, открыл, перевел стрелки, разбил стекло, потом закрыл и положил обратно. Они так и не заметили, что не хватает крошечного осколка.
— О! — воскликнул мистер Саттерфвейт. Его рука сама потянулась к жилетному карману. Он вынул осколок чуть изогнутого стекла.
Это был его триумф.
— Этим, — многозначительно произнес мистер Саттерфвейт, спасу жизнь человека.
Собака, которая не лает
— Муж лежал на письменном столе. Я увидела его голову, кровь… О боже! — Она закрыла лицо руками.
— Извините меня, леди Двайтон. Вы подумали, что мистер Делангуа застрелил его?
Она кивнула.
— Простите меня, Поль, — умоляюще произнесла Лаура, — но ведь вы сказали… сказали…
— Что пристрелю его, как собаку, — мрачно проговорил Делангуа. — Я помню. Это было в тот день, когда я узнал, что он дурно обращается с вами.
— Должен ли я понять, — твердо проговорил полковник, что вы снова поднялись наверх… э-э… ничего никому не сказав? Вы не трогали тело, не подходили к письменному столу?
— Нет, нет. Я сразу выскочила из комнаты.
— Так, так. И во сколько это было? Не помните?
— Когда я вернулась в спальню, было половина седьмого.
— Следовательно, в шесть двадцать пять сэр Джеймс был уже мертв? Выходит, эти часы уловка? Мы так и подозревали. Нет ничего проще передвинуть стрелки часов на любое нужное время, оставив их в таком положении. Этот факт, пожалуй, сужает круг до дворецкого и камердинера, но я не верю, что это был дворецкий. Скажите, леди Двайтон, Дженнингс имел зуб против вашего мужа?
— Не то чтобы зуб, — Лаура подняла голову, — но только сегодня Джеймс сказал мне, что уволил Дженнингса. Он обнаружил, что тот занимается мелким воровством.
— А! Вот оно! Дженнингс потерял бы работу и не получил рекомендаций. Для него это очень серьезно.
— Вы что-то сказали про часы, — проговорила Лаура Двайтон. — Есть возможность узнать точное время — у Джеймса наверняка были золотые часы, он обычно брал их с собой на гольф.
— Это мысль, — медленно проговорил полковник. — Но боюсь… Кертис!
Инспектор понимающе кивнул и вышел из комнаты. Минуту спустя он вернулся, держа на вытянутой ладони небольшие часы в форме мяча для гольфа — их покупают любители гольфа и носят на цепочке в кармашке для мячей.
— Вот они, сэр, но сомневаюсь, что это что-нибудь даст. Часы хорошо защищены.
Полковник взял часы и прижал к уху.
— Тем не менее, они встали.
Он нажал пальцем, и крышка часов открылась.
Внутри стекло было разбито.
— А! — взволнованно воскликнул полковник.
Стрелки показывали ровно четверть седьмого.
— Отличный портвейн, полковник Мелроуз, — сказал мистер Квин.
Было половина девятого, только что закончился ужин в доме полковника. Мистер Саттерфвейт был просто в восторге.
— Я оказался прав, вы не можете отрицать, мистер Квин.
Вы встретились нам, чтобы спасти двух неразумных молодых людей, которые так безрассудно сунули головы в ловушку.
— Разве? — возразил мистер Квин. — Я ничего не сделал.
— Просто не возникло необходимости, — согласился мистер Саттерфвейт. — Но она могла возникнуть. Это было просто потрясающе. Никогда не забуду момента, когда леди Двайтон произнесла: «Я убила его!» Даже на сцене я не видел ничего более драматичного.
— Склонен согласиться с вами, — сказал мистер Квин.
— Никогда бы не поверил, что такое может случиться в жизни, — провозгласил полковник уже в двадцатый раз за вечер.
— Вот как? — спросил мистер Квин.
Полковник уставился на него.
— Черт побери, но ведь сегодня вечером это произошло!
— И обратите внимание, — вмешался мистер Саттерфвейт, откидываясь назад и потягивая портвейн, — леди Двайтон была великолепна, но она совершила одну ошибку. Ей не надо было так поспешно приходить к заключению, что ее муж был застрелен. Да и Делангуа совершил глупость, решив, что его закололи кинжалом, только потому, что он лежал у нас на столе. Ведь то, что леди Двайтон принесла нож, было простым совпадением.
— Вот как?
— Представьте, если бы они просто признались, что убили сэра Джеймса, без всяких подробностей, чем бы это могло кончиться? — продолжал мистер Саттерфвейт.
— Им могли поверить, — со странной улыбкой произнес мистер Квин.
— Их поступки словно заимствованы из романа, — сказал полковник.
— Осмелюсь предположить, что именно оттуда они позаимствовали эту идею, — заметил мистер Квин.
— Возможно, — согласился Саттерфвейт. — То, что когда-то прочитал, иногда странным образом снова приходит в голову.
— Он искоса взглянул на мистера Квина. — Конечно же, часы с самого начала выглядели подозрительно. Никогда не следует забывать, что стрелки часов легко подвести вперед или вернуть назад.
— Стрелки перевели вперед, мы это знаем, — проговорил мистер Саттерфвейт.
— Вот как? — удивился мистер Квин.
— Не хотите ли вы сказать, что перевели назад часы для гольфа? Бессмысленно и невозможно.
— Вовсе не невозможно, — промурлыкал мистер Квин.
— Но кому это выгодно?
— Я полагаю, только тому, у кого на это время было алиби.
— Боже мой! — воскликнул полковник. — Ведь Делангуа сказал, что именно в это время разговаривал со сторожем.
— Специально сказал, — заметил мистер Саттерфвейт.
Они переглянулись. События завертелись, приобретая новое значение.
— Но в таком случае, — начал Мелроуз, — в таком случае…
Мистер Саттерфвейт закончил за него:
— Все совершенно наоборот. Это заговор, но заговор против камердинера. Но такого не может быть! Ведь они хотели взять вину на себя!
— Да, — сказал мистер Квин. — Вы ведь подозревали их? — Голос его звучал спокойно и даже чуть мечтательно. — А для того, чтобы им поверили, следовало придумать нечто правдоподобное.
Полковник и мистер Саттерфвейт смотрели на Квина с беспомощным видом.
— Это было бы уж слишком умно, — медленно начал мистер Саттерфвейт — Просто дьявольски умно. Да, вот что еще пришло мне в голову. Ведь дворецкий сказал, что вошел в семь часов закрыть окна — значит, он думал, что окна должны быть открыты.
— Именно этим путем Делангуа и попал в дом, — сказал мистер Квин. — Он убил сэра Джеймса одним ударом, и они оба проделали все, что им было нужно…
Он взглянул на мистера Саттерфвейта, словно приглашая его восстановить сцену. Тот неуверенно начал:
— Они разбили часы и положили циферблатом вверх. Да, они перевели стрелки часов для гольфа, предварительно разбив стекло. Потом Делангуа выбрался из окна наружу, а леди Двайтон заперла окна. Но есть одна вещь, которую я не понимаю. Зачем вообще эта затея с часами для гольфа? Почему бы просто не отвести назад стрелки настольных часов?
— Настольные часы — слишком очевидная уловка, слишком прозрачный намек, — сказал мистер Квин.
— Но о часах для гольфа не так-то просто догадаться. Мы ведь узнали о них по чистой случайности.
— Ну нет, — возразил мистер Квин. — Вспомните! Это было предположение леди Двайтон. И при этом единственным человеком, который вряд ли забыл бы о часах для гольфа, был сам камердинер. Ведь камердинер лучше, чем кто-либо другой, знает, что носит в карманах его хозяин. Если он перевел стрелки настольных часов, то не забыл бы и о часах для гольфа. Эти двое не совсем представляют себе природу человека. Они не похожи на мистера Саттерфвейта.
— Я полностью ошибался, — покачал головой мистер Саттерфвейт. — Я думал, что вы приехали спасти их.
— Я и спас, — ответил мистер Квин. — Но не тех двоих, совсем других. Может, вы обратили внимание на горничную леди? Конечно, она не одета в синюю парчу и не играла драматической роли в этом спектакле. Но она действительно хорошая девушка и, думаю, любит этого Дженнингса. Так что вы сможете спасти его от виселицы.
— У нас нет ни единого доказательства, — мрачно произнес полковник Мелроуз.
Мистер Квин улыбнулся:
— Есть, у мистера Саттерфвейта.
— У меня? — Мистер Саттерфвейт был изумлен.
— У вас есть доказательство, что эти часы разбились не в кармане сэра Джеймса. Их невозможно разбить, не открыв крышки. Кто-то вынул часы, открыл, перевел стрелки, разбил стекло, потом закрыл и положил обратно. Они так и не заметили, что не хватает крошечного осколка.
— О! — воскликнул мистер Саттерфвейт. Его рука сама потянулась к жилетному карману. Он вынул осколок чуть изогнутого стекла.
Это был его триумф.
— Этим, — многозначительно произнес мистер Саттерфвейт, спасу жизнь человека.
Собака, которая не лает
Лили Маргрейв с излишней старательностью разглаживала перчатки, лежащие у нее на коленях. Несомненно, она нервничала. Искоса взглядывала на человека, который сидел напротив в глубоком кресле. Она много слышала об Эркюле Пуаро, знаменитом детективе, но впервые видела его перед собой. Комичный, почти нелепый вид совсем не соответствовал тому представлению, которое у нее сложилось заранее. Каким образом этот забавный человечек с яйцевидной головой и чудовищными усами распутывал те необычные дела, разгадку которых ему предписывали? Даже игра, которой он забавлялся, слушая Лили, поразила ее своим невероятным ребячеством. Он громоздил один на другой маленькие разноцветные деревянные кубики и, казалось, больше был увлечен пирамидкой, чем ее рассказом.
Она обиженно замолчала. Он сразу поднял голову.
— Продолжайте, мадемуазель, прошу вас. Не опасайтесь, что я рассеян. Напротив, я слушаю вас с величайшим вниманием.
Он вновь принялся за свои конструкции, а Лили принудила себя продолжить рассказ. Это была волнующая история, но излагалась она столь лаконично, таким нарочито невозмутимым голосом, что весь душераздирающий подтекст как бы терялся.
Закончив, Лили сказала с легким вызовом:
— Надеюсь, я передала все достаточно ясно?
Пуаро кивнул головой, раскидал по столу деревянные кубики и, сцепив пальцы, выпрямился в кресле. Он методично повторил:
— Сэр Рьюбен Аствелл был убит десять дней назад. Затем в среду, то есть позавчера, полиция арестовала его племянника Чарльза Леверсона. Улики против него следующие (поправьте меня, если я ошибусь): десять дней назад, в ночь преступления, мистер Леверсон вернулся домой очень поздно.
Он отомкнул дверь своим ключом. Сэр Рьюбен еще работал.
Один в башне, которую он прозвал своим святилищем. — Он писал за письменным столом. Дворецкий, комната которого находится прямо под кабинетом в башне, слышал, как Леверсон ссорился со своим дядюшкой. Ссора завершилась глухим шумом, будто с грохотом опрокинули стул, а затем приглушенным криком. Обеспокоенный и взволнованный дворецкий хотел было подняться, посмотреть, что произошло. Но спустя несколько секунд мистер Леверсон вышел из кабинета, весело насвистывая. Дворецкий успокоился и больше не придавал значения тому, что услышал. Однако на следующее утро горничная нашла сэра Рьюбена мертвым рядом с его письменным столом. Он был убит каким-то тяжелым предметом.
— Если я правильно понял, дворецкий сначала ничего не сказал полиции. Это было вполне естественно, вы не находите, мадемуазель?
Вопрос заставил Лили вздрогнуть.
— Простите? — пробормотала она.
— В таком деле, как это, всегда ищешь что-нибудь чисто житейское. Слушая ваш замечательный и столь сдержанный пересказ, я подумал, что актеры этой драмы всего лишь автоматы, марионетки. Но я всегда ищу человеческую природу и думаю, что у этого дворецкого… как вы сказали его зовут?
— Парсонс.
— Да, у этого Парсонса наверняка в психике есть черты его класса. Он с традиционным недоверием относится и к полиции и к полицейским, стараясь по возможности держать язык за зубами. Прежде всего он будет избегать сболтнуть то, что сможет повредить кому-то из членов семьи его хозяев. Случайный грабитель — да, это отличная идея, и он станет цепляться за нее со всей энергией, на которую только способен. Видите ли, формы, которые способна принимать преданность старых слуг, изучать весьма любопытно!
Пуаро с удовольствием откинулся на спинку высокого кресла.
— Тем временем, — продолжал он, — все обитатели дома, леди и джентльмены, успели изложить свои версии преступления. Мистер Леверсон в том числе. По его словам, он вернулся поздно и пошел спать, не поднимаясь к своему дядюшке.
— Он сказал именно так.
— И никто не подумал усомниться в этом, исключая, разумеется, Парсонса, — продолжал Пуаро задумчиво. — Тут появляется инспектор из Скотланд-Ярда. Инспектор Миллер, кажется? Я его знаю, мы с ним встречались один или два раза. Это дотошный малый, типичный полицейский проныра. И вот этот проницательный инспектор Миллер сразу видит то, чего инспектору местной полиции разнюхать было не под силу.
Он замечает, что Парсонс явно не в своей тарелке, очевидно, он знает нечто, о чем пока не сообщил. Миллер быстренько заставляет Парсонса разговориться. К этому моменту было уже точно установлено, что никто посторонний не проникал в дом.
Убийцу следует искать на месте. Несчастный перепуганный Парсонс испытал подлинное облегчение, когда у него выудили тайну! Он старался избежать скандала, но все имеет границы.
Итак, инспектор Миллер выслушивает Парсонса, задает несколько наводящих вопросов, проводит собственные наблюдения и строит крайне убедительное обвинение. В кабинете, находящемся в башне, на углу сейфа находят следы окровавленных пальцев. Отпечатки оказываются принадлежащими Чарльзу Леверсону. Горничная сознается, что, убирая комнату мистера Леверсона на следующий день после преступления, она выплеснула из умывального таза воду, окрашенную кровью. Он объяснил ей, что порезал палец, но этот порез едва заметен.
Манжет рубашки, которая была на нем накануне вечером, грубо застиран, но с изнанки одного из рукавов пиджака нашли свежие следы крови. Н-да… Он испытывал денежные затруднения и рассчитывал получить после смерти сэра Рьюбена крупное состояние. Все это очень убедительно… И тем не менее вы пришли ко мне?
Лили слегка пожала плечами.
— Как я вам уже сказала, меня послала леди Аствелл.
— А по своей воле вы бы не пришли?
Низкорослый бельгиец взглянул ей прямо в лицо. Она молчала.
— Вы не отвечаете на мой вопрос? Почему?
Лили снова принялась разглаживать свои перчатки.
— Мне довольно трудно ответить. Я стараюсь быть беспристрастной по отношению к леди Аствелл. Я всего лишь компаньонка на жалованье, а она всегда обращалась со мною скорее как с дочерью или племянницей, чем как со служащей.
Она постоянно была добра ко мне… Я не хотела бы осуждать ее образ действий… или вызывать у вас предубеждение, которое помешало бы вам заинтересоваться этим делом.
— Эркюль Пуаро недоступен предубеждениям, — заявил с апломбом знаменитый детектив. — Мне кажется, я угадал: вы находите леди Аствелл немного странной? Признайтесь в этом.
— Если быть откровенной…
— Говорите без опасений, мадемуазель.
— Я нахожу ее просьбу просто абсурдной!
— Именно такова ваша точка зрения?
— Не мое дело осуждать леди Аствелл…
— Понимаю, понимаю, — подбодрил девушку Пуаро, взглядом приглашая ее продолжать.
— Это на самом деле необыкновенное существо, редкой доброты, но она не… как бы это сказать?.. У нее отсутствует всякое образование. Вы знаете, что она была актрисой, когда сэр Рьюбен женился на ней? Она полна мелочных предрассудков, суеверий. Если в чем-нибудь упрется, ей напрасно было бы возражать. Она даже не хочет слушать, что ей говорят. Инспектор был не очень тактичен, он вывел ее из себя. Теперь она упрямо твердит, что глупо подозревать мистера Леверсона, что это чистый идиотизм, который как свойствен полиции, и что, конечно, милый Чарльз не может быть виновным.
— Но никакого убедительного аргумента?
— Никакого. Я ей повторяла, что бесполезно идти к вам с утверждением, которое не подкреплено фактами.
— Вы ей так сказали? Это интересно.
Мгновенным взглядом Пуаро окинул свою собеседницу.
Черный костюм хорошего покроя. Маленькая траурная шляпка очень ей к лицу. Он отметил ее элегантность, красивое лицо с немного заостренным подбородком, голубые глаза, опушенные длинными ресницами. Незаметно для себя он ощутил, что его отношение к ней меняется. Теперь его, пожалуй, больше интересовала сама молодая женщина, чем дело, которое привело ее к нему.
— Я охотно поверил бы мадемуазель, что Аствелл чересчур эмоциональна и не совсем уравновешенна.
Лили Маргрейв с готовностью кивнула.
— Именно так. Как я уже говорила, она обезоруживающе добра, но с ней невозможно спорить или заставить рассматривать вещи с точки зрения логики.
— Видимо, у нее имеются собственные подозрения и они достаточно нелепы?
— Совершенно верно! — пылко воскликнула Лили. — Она невзлюбила несчастного секретаря сэра Рьюбена. И теперь утверждает, что она ЗНАЕТ, будто именно он убийца. Хотя было точно доказано, что Оуэн Трефузиус не мог совершить этого преступления.
— Значит, нет оснований обвинять его?
— Никаких. Но для нее существует только своя интуиция, добавила Лили пренебрежительно.
— А вот вы, мадемуазель, не верите в интуицию, — заметил Пуаро улыбаясь.
— Для меня это просто глупость.
Пуаро выпрямился в своем кресле.
— О, женщины, — пробормотал он. — Им очень нравится воображать, что господь бог наградил их особым прозрением.
Но в девяти случаях из десяти интуиция приводит к заблуждению.
— Вполне согласна, — подхватила Лили. — Я уже описала вам леди Аствелл. Совершенно немыслимо заставить ее внять доводам рассудка.
— И поэтому вы, мадемуазель, такая рассудительная и тактичная, пришли ко мне, как она велела вам, и постарались добросовестно ввести меня в курс событий.
Лили резко вскинула голову, удивленная странным тоном Пуаро. Она принялась извиняться.
— Разумеется, я сознаю, как ценны ваши минуты…
— Вы мне льстите, мадемуазель. Однако верно, что сейчас у меня на руках несколько важных дел…
— Этого я и опасалась, — сказала она вставая. — Я передам леди Аствелл…
— Вы очень торопитесь уйти отсюда, мадемуазель?
Задержитесь еще на минутку.
Лили слегка покраснела и снова села с явным неудовольствием.
— Мадемуазель, вы живая и решительная девушка. Простите старика, который думает и действует более медленно. Но вы ошиблись относительно моих намерений. Я еще не говорил, что не поеду повидать леди Аствелл.
— Так вы приедете?
Она сказала это без всякого воодушевления, опустив глаза на ковер, и не заметила пристального внимания, с которым Пуаро наблюдал за нею.
— Разумеется. Скажите леди Аствелл, что я в ее полном распоряжении. Я прибуду в «Мой отдых» — так кажется, называется имение? — сегодня после обеда.
Он встал. Лили сделала то же самое.
— Передам. Это очень любезно с вашей стороны, месье Пуаро. Хотя опасаюсь, как бы вы не оказались втянуты в химерическую авантюру.
— Вполне возможно. Но… как знать?
Он галантно проводил свою гостью до двери, потом медленно возвратился в кабинет, сел, нахмурившись, погруженный в свои мысли. Наконец, поднялся, приоткрыл дверь и кликнул слугу.
— Мой добрый Джордж, прошу вас приготовить обычный маленький чемодан. Сегодня после обеда я еду за город.
— Очень хорошо, месье, — отозвался тот.
Джордж был типичным англичанином высокий, тощий, как жердь, и при любом повороте событий невозмутимый.
— Видите ли, Джордж, молодая девушка — это одно из самых интересных явлений, особенно если она умна, — сказал Пуаро, откидываясь в кресле и закуривая сигару. — Просить что-то сделать и одновременно убеждать не делать этого — какой деликатный маневр, требующий большой тонкости. Ловка малютка, даже очень ловка. Но Эркюлю Пуаро присуща ловкость более высокого разряда!
— Я неоднократно слышал, как вы утверждали это, месье.
— Она хлопочет не о секретаре, — продолжал размышлять вслух Пуаро, — обвинение леди Аствелл принято ею с пренебрежением. Но ей очень не по нутру, чтобы кто-то вмешивался в дело. Ну что ж, в него вмешаюсь я. Разбужу всех спящих собак. В «Моем отдыхе» разыгрывается какая-то человеческая драма, она меня весьма заинтриговала. Малютка хитра, но недостаточно. И я спрашиваю себя: что я там найду?
За этим замечанием последовала тягостная пауза Джордж воспользовался ею, чтобы задать прозаический вопрос.
— Класть ли в чемодан смокинг, сэр?
Пуаро меланхолически взглянул на него.
— Я восхищен вашей всегдашней сосредоточенностью, Джордж! Вы так внимательны к своим обязанностям!
Поезд в 16.55 остановился на вокзале в Эббот Кросс. Из него вышел месье Пуаро, несколько преувеличенно расфранченный, с нафабренными усами, вытянутыми в тонкую линию, концы их были заострены. Он отдал свой билет при входе. Его встретил шофер поражающе высокого роста.
— Месье Эркюль Пуаро?
— Да, таково мое имя, — произнес маленький бельгиец с важностью.
— Машина подана с этой стороны, месье.
Шофер распахнул дверцу «роллс-ройса».
Понадобилось не более нескольких минут, чтобы домчаться от вокзала до виллы Дворецкий уже распахивал входную дверь, хотя Пуаро был еще в машине. Не претендуя на особую красоту, она производила впечатление прочности и комфорта.
Детектив едва сделал два шага, входя в холл, как дворецкий проворно принял у него плащ и шляпу. Он сообщил тем почтительным тоном, каким умеют говорить только по-настоящему вышколенные слуги — Леди Аствелл ждет вас, месье Пуаро последовал за дворецким, несомненно тем самым, уже известным ему Парсонсом. Они поднялись по лестнице, покрытой мягким ковром. На втором этаже двинулись направо по коридору. В маленькой прихожей слуга открыл дверь и доложил:
— Месье Эркюль Пуаро.
Комната, в которую вошел Пуаро, казалась тесной из-за обилия мебели и безделушек. Женщина, одетая в траур, протянула руку.
— Здравствуйте, месье Пуаро, — сказала она. Его сверхэлегантный вид прошел как бы мимо нее. Не обращая внимания ни на густо покрытую помадой прическу, когда он склонился к ее руке, ни на почтительное «мадам», которым он сопроводил свое приветствие, она крепко пожала ему руку и порывисто воскликнула.
— Я доверяю людям маленького роста. Они самые умные!
— Если не ошибаюсь, — как бы мимоходом проронил Пуаро, инспектор Миллер рослый человек.
— Самоуверенный кретин, — заявила леди Аствелл. Садитесь поближе, месье Пуаро. — Она указала ему на диван и продолжала:
— Лили сделала все, чтобы помешать мне пригласить вас. Но в моем возрасте четко знаешь, чего хочешь.
— Не всегда, — ввернул Пуаро.
Удобно устроившись среди подушек, леди Аствелл села так, чтобы быть лицом к нему.
— Лили такая милашка, но она считает, что знает все. А опыт научил меня, что как раз люди ее типа ошибаются особенно часто. Я, знаете ли, не умна, месье Пуаро, и никогда не была умной. Но часто оказываюсь права там, где умники попадают впросак. Я полагаюсь на высший инстинкт, который ведет нас. А теперь хотите ли вы, чтобы я сказала, кто убийца? Да или нет? Раз женщина говорит, месье Пуаро, то она ЗНАЕТ!
— А мисс Маргрейв знает?
— Что она вам наплела? — живо спросила леди Аствелл.
— Перечислила факты.
— Факты? О, конечно, факты абсолютно все против Чарльза. Но, месье Пуаро, я говорю вам: не он преступник. Уверяю, не он!
Подавшись вперед, она повторила это с горячностью, которая делала ее почти одержимой.
— Вы очень категоричны, леди Аствелл.
— Трефузиус убил моего мужа. Вот в чем я убеждена, месье Пуаро!
— Почему?
— Почему он его убил? Или почему я в этом уверена? Говорю вам, что я ЗНАЮ. Моя уверенность возникает обычно сразу, и я никогда не обманываюсь.
— Должен ли был мистер Трефузиус извлечь из смерти сэра Рьюбена какую-нибудь выгоду?
Ответ последовал немедленно:
— Нет. Муж не оставлял ему ни гроша. Всем хорошо известно, что мой дорогой Рьюбен не питал к своему секретарю ни привязанности, ни доверия.
— Давно ли он служил у сэра Рьюбена?
— Около девяти лет.
— Весьма долгое время, — задумчиво промолвил Пуаро. Очень долгое. И оно проведено на службе у одного и того же человека. Мистер Трефузиус должен был хорошо знать своего хозяина?
Леди Аствелл пронзительно посмотрела на него:
— К чему вы клоните? Не вижу, как это может быть связано с преступлением.
— У меня возникла маленькая собственная идейка, возможно, не особенно глубокая, но все-таки оригинальная: о влиянии на поступки людей рода их служебных занятий.
Леди Аствелл продолжала смотреть на него.
— Вы очень умны, не так ли? — спросила она, скорее, с сомнением в голосе. — Все так говорят.
Пуаро рассмеялся.
— Возможно, и вы на днях сделаете мне подобный комплимент, мадам. Но вернемся к нашей теме. Расскажите мне о ваших людях, которые находились здесь в ночь трагедии.
— Был, конечно, Чарльз…
— Мистер Леверсон. Он племянник вашего мужа, а не ваш, если я правильно понял?
— Совершенно верно. Чарльз единственный сын сестры Рьюбена. Она вышла замуж за довольно богатого человека, но разразился кризис, как это частенько бывает, знаете в Сити. Отец Чарльза умер, мать тоже, и мальчик переехал к нам. В то время ему исполнилось двадцать три года. Он хотел стать адвокатом. Но когда произошла катастрофа с отцом, Рьюбен взял его в свое дело.
— Был ли мистер Леверсон трудолюбив?
— Мне нравятся люди, которые быстро все схватывают, сказала леди Аствелл, одобрительно покачивая головой. Нет, и это было темным пятном. Чарльз манкировал службой, и из-за глупостей, которые он делал, между ним и его дядей постоянно происходили сцены. Нельзя сказать, что у бедного Рьюбена был легкий характер. Много раз я ему напоминала, что он позабыл, что значит быть молодым. Его собственная молодость прошла совсем иначе, месье Пуаро. Ах, он стал совсем другим!
Она обиженно замолчала. Он сразу поднял голову.
— Продолжайте, мадемуазель, прошу вас. Не опасайтесь, что я рассеян. Напротив, я слушаю вас с величайшим вниманием.
Он вновь принялся за свои конструкции, а Лили принудила себя продолжить рассказ. Это была волнующая история, но излагалась она столь лаконично, таким нарочито невозмутимым голосом, что весь душераздирающий подтекст как бы терялся.
Закончив, Лили сказала с легким вызовом:
— Надеюсь, я передала все достаточно ясно?
Пуаро кивнул головой, раскидал по столу деревянные кубики и, сцепив пальцы, выпрямился в кресле. Он методично повторил:
— Сэр Рьюбен Аствелл был убит десять дней назад. Затем в среду, то есть позавчера, полиция арестовала его племянника Чарльза Леверсона. Улики против него следующие (поправьте меня, если я ошибусь): десять дней назад, в ночь преступления, мистер Леверсон вернулся домой очень поздно.
Он отомкнул дверь своим ключом. Сэр Рьюбен еще работал.
Один в башне, которую он прозвал своим святилищем. — Он писал за письменным столом. Дворецкий, комната которого находится прямо под кабинетом в башне, слышал, как Леверсон ссорился со своим дядюшкой. Ссора завершилась глухим шумом, будто с грохотом опрокинули стул, а затем приглушенным криком. Обеспокоенный и взволнованный дворецкий хотел было подняться, посмотреть, что произошло. Но спустя несколько секунд мистер Леверсон вышел из кабинета, весело насвистывая. Дворецкий успокоился и больше не придавал значения тому, что услышал. Однако на следующее утро горничная нашла сэра Рьюбена мертвым рядом с его письменным столом. Он был убит каким-то тяжелым предметом.
— Если я правильно понял, дворецкий сначала ничего не сказал полиции. Это было вполне естественно, вы не находите, мадемуазель?
Вопрос заставил Лили вздрогнуть.
— Простите? — пробормотала она.
— В таком деле, как это, всегда ищешь что-нибудь чисто житейское. Слушая ваш замечательный и столь сдержанный пересказ, я подумал, что актеры этой драмы всего лишь автоматы, марионетки. Но я всегда ищу человеческую природу и думаю, что у этого дворецкого… как вы сказали его зовут?
— Парсонс.
— Да, у этого Парсонса наверняка в психике есть черты его класса. Он с традиционным недоверием относится и к полиции и к полицейским, стараясь по возможности держать язык за зубами. Прежде всего он будет избегать сболтнуть то, что сможет повредить кому-то из членов семьи его хозяев. Случайный грабитель — да, это отличная идея, и он станет цепляться за нее со всей энергией, на которую только способен. Видите ли, формы, которые способна принимать преданность старых слуг, изучать весьма любопытно!
Пуаро с удовольствием откинулся на спинку высокого кресла.
— Тем временем, — продолжал он, — все обитатели дома, леди и джентльмены, успели изложить свои версии преступления. Мистер Леверсон в том числе. По его словам, он вернулся поздно и пошел спать, не поднимаясь к своему дядюшке.
— Он сказал именно так.
— И никто не подумал усомниться в этом, исключая, разумеется, Парсонса, — продолжал Пуаро задумчиво. — Тут появляется инспектор из Скотланд-Ярда. Инспектор Миллер, кажется? Я его знаю, мы с ним встречались один или два раза. Это дотошный малый, типичный полицейский проныра. И вот этот проницательный инспектор Миллер сразу видит то, чего инспектору местной полиции разнюхать было не под силу.
Он замечает, что Парсонс явно не в своей тарелке, очевидно, он знает нечто, о чем пока не сообщил. Миллер быстренько заставляет Парсонса разговориться. К этому моменту было уже точно установлено, что никто посторонний не проникал в дом.
Убийцу следует искать на месте. Несчастный перепуганный Парсонс испытал подлинное облегчение, когда у него выудили тайну! Он старался избежать скандала, но все имеет границы.
Итак, инспектор Миллер выслушивает Парсонса, задает несколько наводящих вопросов, проводит собственные наблюдения и строит крайне убедительное обвинение. В кабинете, находящемся в башне, на углу сейфа находят следы окровавленных пальцев. Отпечатки оказываются принадлежащими Чарльзу Леверсону. Горничная сознается, что, убирая комнату мистера Леверсона на следующий день после преступления, она выплеснула из умывального таза воду, окрашенную кровью. Он объяснил ей, что порезал палец, но этот порез едва заметен.
Манжет рубашки, которая была на нем накануне вечером, грубо застиран, но с изнанки одного из рукавов пиджака нашли свежие следы крови. Н-да… Он испытывал денежные затруднения и рассчитывал получить после смерти сэра Рьюбена крупное состояние. Все это очень убедительно… И тем не менее вы пришли ко мне?
Лили слегка пожала плечами.
— Как я вам уже сказала, меня послала леди Аствелл.
— А по своей воле вы бы не пришли?
Низкорослый бельгиец взглянул ей прямо в лицо. Она молчала.
— Вы не отвечаете на мой вопрос? Почему?
Лили снова принялась разглаживать свои перчатки.
— Мне довольно трудно ответить. Я стараюсь быть беспристрастной по отношению к леди Аствелл. Я всего лишь компаньонка на жалованье, а она всегда обращалась со мною скорее как с дочерью или племянницей, чем как со служащей.
Она постоянно была добра ко мне… Я не хотела бы осуждать ее образ действий… или вызывать у вас предубеждение, которое помешало бы вам заинтересоваться этим делом.
— Эркюль Пуаро недоступен предубеждениям, — заявил с апломбом знаменитый детектив. — Мне кажется, я угадал: вы находите леди Аствелл немного странной? Признайтесь в этом.
— Если быть откровенной…
— Говорите без опасений, мадемуазель.
— Я нахожу ее просьбу просто абсурдной!
— Именно такова ваша точка зрения?
— Не мое дело осуждать леди Аствелл…
— Понимаю, понимаю, — подбодрил девушку Пуаро, взглядом приглашая ее продолжать.
— Это на самом деле необыкновенное существо, редкой доброты, но она не… как бы это сказать?.. У нее отсутствует всякое образование. Вы знаете, что она была актрисой, когда сэр Рьюбен женился на ней? Она полна мелочных предрассудков, суеверий. Если в чем-нибудь упрется, ей напрасно было бы возражать. Она даже не хочет слушать, что ей говорят. Инспектор был не очень тактичен, он вывел ее из себя. Теперь она упрямо твердит, что глупо подозревать мистера Леверсона, что это чистый идиотизм, который как свойствен полиции, и что, конечно, милый Чарльз не может быть виновным.
— Но никакого убедительного аргумента?
— Никакого. Я ей повторяла, что бесполезно идти к вам с утверждением, которое не подкреплено фактами.
— Вы ей так сказали? Это интересно.
Мгновенным взглядом Пуаро окинул свою собеседницу.
Черный костюм хорошего покроя. Маленькая траурная шляпка очень ей к лицу. Он отметил ее элегантность, красивое лицо с немного заостренным подбородком, голубые глаза, опушенные длинными ресницами. Незаметно для себя он ощутил, что его отношение к ней меняется. Теперь его, пожалуй, больше интересовала сама молодая женщина, чем дело, которое привело ее к нему.
— Я охотно поверил бы мадемуазель, что Аствелл чересчур эмоциональна и не совсем уравновешенна.
Лили Маргрейв с готовностью кивнула.
— Именно так. Как я уже говорила, она обезоруживающе добра, но с ней невозможно спорить или заставить рассматривать вещи с точки зрения логики.
— Видимо, у нее имеются собственные подозрения и они достаточно нелепы?
— Совершенно верно! — пылко воскликнула Лили. — Она невзлюбила несчастного секретаря сэра Рьюбена. И теперь утверждает, что она ЗНАЕТ, будто именно он убийца. Хотя было точно доказано, что Оуэн Трефузиус не мог совершить этого преступления.
— Значит, нет оснований обвинять его?
— Никаких. Но для нее существует только своя интуиция, добавила Лили пренебрежительно.
— А вот вы, мадемуазель, не верите в интуицию, — заметил Пуаро улыбаясь.
— Для меня это просто глупость.
Пуаро выпрямился в своем кресле.
— О, женщины, — пробормотал он. — Им очень нравится воображать, что господь бог наградил их особым прозрением.
Но в девяти случаях из десяти интуиция приводит к заблуждению.
— Вполне согласна, — подхватила Лили. — Я уже описала вам леди Аствелл. Совершенно немыслимо заставить ее внять доводам рассудка.
— И поэтому вы, мадемуазель, такая рассудительная и тактичная, пришли ко мне, как она велела вам, и постарались добросовестно ввести меня в курс событий.
Лили резко вскинула голову, удивленная странным тоном Пуаро. Она принялась извиняться.
— Разумеется, я сознаю, как ценны ваши минуты…
— Вы мне льстите, мадемуазель. Однако верно, что сейчас у меня на руках несколько важных дел…
— Этого я и опасалась, — сказала она вставая. — Я передам леди Аствелл…
— Вы очень торопитесь уйти отсюда, мадемуазель?
Задержитесь еще на минутку.
Лили слегка покраснела и снова села с явным неудовольствием.
— Мадемуазель, вы живая и решительная девушка. Простите старика, который думает и действует более медленно. Но вы ошиблись относительно моих намерений. Я еще не говорил, что не поеду повидать леди Аствелл.
— Так вы приедете?
Она сказала это без всякого воодушевления, опустив глаза на ковер, и не заметила пристального внимания, с которым Пуаро наблюдал за нею.
— Разумеется. Скажите леди Аствелл, что я в ее полном распоряжении. Я прибуду в «Мой отдых» — так кажется, называется имение? — сегодня после обеда.
Он встал. Лили сделала то же самое.
— Передам. Это очень любезно с вашей стороны, месье Пуаро. Хотя опасаюсь, как бы вы не оказались втянуты в химерическую авантюру.
— Вполне возможно. Но… как знать?
Он галантно проводил свою гостью до двери, потом медленно возвратился в кабинет, сел, нахмурившись, погруженный в свои мысли. Наконец, поднялся, приоткрыл дверь и кликнул слугу.
— Мой добрый Джордж, прошу вас приготовить обычный маленький чемодан. Сегодня после обеда я еду за город.
— Очень хорошо, месье, — отозвался тот.
Джордж был типичным англичанином высокий, тощий, как жердь, и при любом повороте событий невозмутимый.
— Видите ли, Джордж, молодая девушка — это одно из самых интересных явлений, особенно если она умна, — сказал Пуаро, откидываясь в кресле и закуривая сигару. — Просить что-то сделать и одновременно убеждать не делать этого — какой деликатный маневр, требующий большой тонкости. Ловка малютка, даже очень ловка. Но Эркюлю Пуаро присуща ловкость более высокого разряда!
— Я неоднократно слышал, как вы утверждали это, месье.
— Она хлопочет не о секретаре, — продолжал размышлять вслух Пуаро, — обвинение леди Аствелл принято ею с пренебрежением. Но ей очень не по нутру, чтобы кто-то вмешивался в дело. Ну что ж, в него вмешаюсь я. Разбужу всех спящих собак. В «Моем отдыхе» разыгрывается какая-то человеческая драма, она меня весьма заинтриговала. Малютка хитра, но недостаточно. И я спрашиваю себя: что я там найду?
За этим замечанием последовала тягостная пауза Джордж воспользовался ею, чтобы задать прозаический вопрос.
— Класть ли в чемодан смокинг, сэр?
Пуаро меланхолически взглянул на него.
— Я восхищен вашей всегдашней сосредоточенностью, Джордж! Вы так внимательны к своим обязанностям!
Поезд в 16.55 остановился на вокзале в Эббот Кросс. Из него вышел месье Пуаро, несколько преувеличенно расфранченный, с нафабренными усами, вытянутыми в тонкую линию, концы их были заострены. Он отдал свой билет при входе. Его встретил шофер поражающе высокого роста.
— Месье Эркюль Пуаро?
— Да, таково мое имя, — произнес маленький бельгиец с важностью.
— Машина подана с этой стороны, месье.
Шофер распахнул дверцу «роллс-ройса».
Понадобилось не более нескольких минут, чтобы домчаться от вокзала до виллы Дворецкий уже распахивал входную дверь, хотя Пуаро был еще в машине. Не претендуя на особую красоту, она производила впечатление прочности и комфорта.
Детектив едва сделал два шага, входя в холл, как дворецкий проворно принял у него плащ и шляпу. Он сообщил тем почтительным тоном, каким умеют говорить только по-настоящему вышколенные слуги — Леди Аствелл ждет вас, месье Пуаро последовал за дворецким, несомненно тем самым, уже известным ему Парсонсом. Они поднялись по лестнице, покрытой мягким ковром. На втором этаже двинулись направо по коридору. В маленькой прихожей слуга открыл дверь и доложил:
— Месье Эркюль Пуаро.
Комната, в которую вошел Пуаро, казалась тесной из-за обилия мебели и безделушек. Женщина, одетая в траур, протянула руку.
— Здравствуйте, месье Пуаро, — сказала она. Его сверхэлегантный вид прошел как бы мимо нее. Не обращая внимания ни на густо покрытую помадой прическу, когда он склонился к ее руке, ни на почтительное «мадам», которым он сопроводил свое приветствие, она крепко пожала ему руку и порывисто воскликнула.
— Я доверяю людям маленького роста. Они самые умные!
— Если не ошибаюсь, — как бы мимоходом проронил Пуаро, инспектор Миллер рослый человек.
— Самоуверенный кретин, — заявила леди Аствелл. Садитесь поближе, месье Пуаро. — Она указала ему на диван и продолжала:
— Лили сделала все, чтобы помешать мне пригласить вас. Но в моем возрасте четко знаешь, чего хочешь.
— Не всегда, — ввернул Пуаро.
Удобно устроившись среди подушек, леди Аствелл села так, чтобы быть лицом к нему.
— Лили такая милашка, но она считает, что знает все. А опыт научил меня, что как раз люди ее типа ошибаются особенно часто. Я, знаете ли, не умна, месье Пуаро, и никогда не была умной. Но часто оказываюсь права там, где умники попадают впросак. Я полагаюсь на высший инстинкт, который ведет нас. А теперь хотите ли вы, чтобы я сказала, кто убийца? Да или нет? Раз женщина говорит, месье Пуаро, то она ЗНАЕТ!
— А мисс Маргрейв знает?
— Что она вам наплела? — живо спросила леди Аствелл.
— Перечислила факты.
— Факты? О, конечно, факты абсолютно все против Чарльза. Но, месье Пуаро, я говорю вам: не он преступник. Уверяю, не он!
Подавшись вперед, она повторила это с горячностью, которая делала ее почти одержимой.
— Вы очень категоричны, леди Аствелл.
— Трефузиус убил моего мужа. Вот в чем я убеждена, месье Пуаро!
— Почему?
— Почему он его убил? Или почему я в этом уверена? Говорю вам, что я ЗНАЮ. Моя уверенность возникает обычно сразу, и я никогда не обманываюсь.
— Должен ли был мистер Трефузиус извлечь из смерти сэра Рьюбена какую-нибудь выгоду?
Ответ последовал немедленно:
— Нет. Муж не оставлял ему ни гроша. Всем хорошо известно, что мой дорогой Рьюбен не питал к своему секретарю ни привязанности, ни доверия.
— Давно ли он служил у сэра Рьюбена?
— Около девяти лет.
— Весьма долгое время, — задумчиво промолвил Пуаро. Очень долгое. И оно проведено на службе у одного и того же человека. Мистер Трефузиус должен был хорошо знать своего хозяина?
Леди Аствелл пронзительно посмотрела на него:
— К чему вы клоните? Не вижу, как это может быть связано с преступлением.
— У меня возникла маленькая собственная идейка, возможно, не особенно глубокая, но все-таки оригинальная: о влиянии на поступки людей рода их служебных занятий.
Леди Аствелл продолжала смотреть на него.
— Вы очень умны, не так ли? — спросила она, скорее, с сомнением в голосе. — Все так говорят.
Пуаро рассмеялся.
— Возможно, и вы на днях сделаете мне подобный комплимент, мадам. Но вернемся к нашей теме. Расскажите мне о ваших людях, которые находились здесь в ночь трагедии.
— Был, конечно, Чарльз…
— Мистер Леверсон. Он племянник вашего мужа, а не ваш, если я правильно понял?
— Совершенно верно. Чарльз единственный сын сестры Рьюбена. Она вышла замуж за довольно богатого человека, но разразился кризис, как это частенько бывает, знаете в Сити. Отец Чарльза умер, мать тоже, и мальчик переехал к нам. В то время ему исполнилось двадцать три года. Он хотел стать адвокатом. Но когда произошла катастрофа с отцом, Рьюбен взял его в свое дело.
— Был ли мистер Леверсон трудолюбив?
— Мне нравятся люди, которые быстро все схватывают, сказала леди Аствелл, одобрительно покачивая головой. Нет, и это было темным пятном. Чарльз манкировал службой, и из-за глупостей, которые он делал, между ним и его дядей постоянно происходили сцены. Нельзя сказать, что у бедного Рьюбена был легкий характер. Много раз я ему напоминала, что он позабыл, что значит быть молодым. Его собственная молодость прошла совсем иначе, месье Пуаро. Ах, он стал совсем другим!