Кристи Агата. Одним пальцем

   Ее быстрые глаза вернулись с горизонта и встретились с моими. В них была озабоченность и неподдельное детское удивление.
   – Почему вы должны были бы знать? – спросил я.
   – Обычно я знаю обо всем. Я всегда считала это своим долгом. Мой муж Калеб читает хорошие, правильные проповеди и отправляет службу в церкви. Это его Долг как священника. Но если священник вообще должен жениться, то я считаю, что его жена должна знать, о чем думают и что чувствуют люди в его приходе – даже и тогда, когда помочь ничем не можешь. А я сейчас понятия не имею, кто бы мог…
   Она помолчала и добавила рассеянно:
   – Такие глупые письма…
   – Быть может.., и вы.., тоже получили?
   Мне было немного стыдно за свой вопрос, но миссис Калтроп ответила совершенно естественно, лишь чуть шире, пожалуй, раскрыв глаза:
   – О да, два; или нет – три Я уж точно и не помню, что в них было. Какие-то страшные глупости о Калебе и заведующей школой. Сплошные глупости, потому что Калеб совершенно не умеет флиртовать. Никогда не умел, Его счастье, что он стал священником.
   – Разумеется, – кивнул я, – разумеется.
   – Калеб мог бы быть святым, – сказала миссис Калтроп, – не будь он слишком большим интеллектуалом.
   Я не чувствовал себя вправе отвечать на это критическое замечание, да у меня и не было на это времени, потому что миссис Калтроп продолжала с достойной удивления логикой перескакивать от мужа к анонимным письмам:
   – Здесь происходит столько скандалов и неприятностей, о которых могло бы быть написано в этих письмах – но не написано. Именно это для меня загадка!
   – Я бы не сказал, что они очень сдержаны, – заметил я с горечью.
   – Однако похоже на то, что их автор ничего не знает. Ничего о том, что здесь происходит.
   – Вы так думаете?
   Быстрые, беспокойные глаза встретились с моими.
   – Разумеется. Здесь ведь множество скандалов и скандальчиков – масса вещей, которые люди стараются скрыть. Почему автор не пишет ни о чем таком? – Она помолчала, а потом прямо спросила:
   – Что было в письме, которое вы получили?
   – Автор подозревал, что Джоан мне не сестра.
   – А она – сестра? – спросила миссис Калтроп без всякой застенчивости, с дружелюбным любопытством.
   – Конечно, сестра. Миссис Калтроп кивнула:
   – Видите, именно это я и имею в виду. Я бы сказала, что существуют другие вещи…
   Ее светлые глаза смотрели на меня задумчиво, с бесстрастным выражением, и я внезапно понял, почему весь Лимсток побаивается миссис Калтроп.
   В жизни каждого из нас есть тайные главы, и все мы надеемся, что никто никогда о них не узнает. Я же чувствовал, что миссис Калтроп читает во мне, как в раскрытой книге.
   Впервые в жизни я обрадовался, услышав за своей спиной бодрый голос Эме Гриффит:
   – Хелло, Мод! Вот хорошо, что я тебя встретила. Хочу предложить перенести дату благотворительного базара. Доброе утро, мистер Бертон!
   Она продолжала:
   – Мне еще надо заскочить в магазин и оставить там заказ, а потом, если не возражаешь, пойдем вместе в Женский союз.
   – Да, да, отлично, – кивнула миссис Калтроп.
   Эме Гриффит вошла в магазин, а миссис Калтроп вздохнула:
   – Бедняжка.
   Я был поражен. Неужели она жалеет Эме?
   – Знаете, мистер Бертон, мне по-настоящему страшно.
   – Из-за этих писем?
   – Да, знаете, это означает.., это должно означать…
   Она замолчала, погрузившись в свои размышления. Глаза ее сузились. Потом она проговорила медленно, как человек, старающийся решить какую-то сложную задачу. – Слепая ненависть.., да, слепая ненависть. Но и слепец может по чистой случайности угодить прямо в сердце. – А что потом, мистер Бертон?
   Это мы должны были узнать еще прежде, чем закончился день.
 
 
   Партридж, которая умеет наслаждаться каждой сенсацией, пришла на следующий день с самого утра в комнату к Джоан и с очевидным удовольствием сообщила ей, что накануне вечером миссис Симмингтон покончила с собой.
 
 
   Джоан, толком еще не проснувшаяся к тому времени, сразу же пришла в себя и перепугано села в постели.
   – Ох, Партридж, это ужасно!
   – Ужасно, барышня. Стыд и позор – лишить себя жизни. Даже если ее довели до этого, беднягу.
   Джоан инстинктивно почувствовала правду, и ей стало не по себе.
   – Неужели?.. – спросила она взглядом, и Партридж кивнула.
   – Правда, барышня. Одно из этих мерзких писем.
   – Какой ужас, – прошептала Джоан. – Какой ужас. И все же не понимаю, зачем ей было кончать с собой из-за такого письма.
   – Похоже, что в этом письме что-то было правдой, барышня.
   – Но что?
   Однако на этот вопрос Партридж не хотела или не могла ответить. Джоан пришла ко мне в комнату бледная и напуганная. Происшедшее казалось тем ужасней, что миссис Симмингтон не принадлежала к людям, с мыслью о которых связывается представление о какой – либо трагедии.
   Джоан заметила, что мы могли бы пригласить Миген побыть пару дней у нас. Элси Холланд, сказала она, сможет отлично заботиться о детях, но Миген с нею определенно рехнется.
   Я согласился. Я вполне мог представить, как Элси Холланд выдает одну утешительную фразу за другой и ежеминутно предлагает чашечку чаю. Приветливое создание, но не тот человек, которого могла бы сейчас вынести рядом с собой Миген.
   После завтрака мы отправились к Симмингтонам. Оба мы немного нервничали. Наш приезд мог выглядеть как болезненное любопытство, которое часто вызывают чужие несчастья. Нам, однако, повезло – у самых дверей мы встретили Оуэна Гриффита, как раз выходившего из дома. Он дружески поздоровался со мной, и его озабоченное лицо прояснилось.
   – Здравствуйте, Бертон, рад, что вас вижу. То, чего я опасался, произошло. Черт бы все побрал!
   – Здравствуйте, доктор, – проговорила Джоан голосом, каким она обычно разговаривает с нашей глухой, как пень, тетей.
   Гриффит растерялся и покраснел.