Агата Кристи
ПАССАЖИР ИЗ ФРАНКФУРТА

   Магия вождя, таящая в себе огромную созидательную силу, способна обернуться величайшим злом…
   Ян Смэтс

Говорит автор:

   «Вот вопрос, который читатель обычно задает автору:
   – Откуда вы черпаете свои сюжеты?
   Великое искушение ответить: «Я всегда хожу за ними в „Хэрродс“ или „Как правило, я покупаю их в армейских магазинах“ – или бросить небрежно: „Спросите в «Марксе и Спенсере“.
   Похоже, люди твердо уверены в существовании волшебного источника сюжетов, которые авторы наловчились оттуда выуживать.
   Вряд ли можно отослать любопытствующих к елизаветинским временам, к словам Шекспира:
 
Скажи мне, где фантазия родится:
В сердцах ли наших иль в умах?
Где тот источник, что ее питает?
Скажи, скажи.
 
   Поэтому вы просто отвечаете: «Из своей собственной головы».
   Такой ответ, естественно, никого не устраивает. Если собеседник вам по душе, вы смягчаетесь и объясняете чуть подробнее:
   – Если некая идея кажется вам привлекательной и вы чувствуете, что ее можно превратить во что-нибудь стоящее, тогда вы начинаете ее прокручивать в уме, прикидываете так и эдак, вгрызаетесь в нее, обыгрываете и постепенно придаете ей форму. После этого, разумеется, нужно изложить ее на бумаге, и это далеко не развлечение, а тяжелый труд. С другой стороны, вы можете положить ваш сюжет в долгий ящик и воспользоваться им, скажем, через год или два.
   Затем обычно следует такой вопрос (или, скорее, утверждение):
   – Наверное, вы берете ваших персонажей из жизни?
   Вы возмущенно отвергаете это кошмарное предположение:
   – Нет! Я их придумываю. Они мои собственные. Они должны быть моими, чтобы делать то, чего я от них требую, и быть такими, какими я хочу их видеть; для меня они живые, иногда они выдают свои собственные мысли, но лишь потому, что это я сделала их настоящими.
   Итак, автор придумал фабулу и персонажей, и тут настает очередь следующей части – места действия. Сюжеты и персонажи рождаются из внутренних источников, но фон, на котором происходит действие, должен существовать на самом деле и ждать своего часа. Его вы не придумываете, он реален.
   Допустим, вы когда-то путешествовали на пароходе по Нилу и запомнили эту поездку: вот как раз та самая ситуация, которую вы хотите использовать в вашем рассказе. Или же вы как-то обедали в кафе в Челси и стали свидетелем потасовки: некая девица выдернула клок волос у другой девицы – великолепное начало для вашей следующей книги. Вы путешествуете в «Восточном экспрессе»: замечательно было бы сделать его сценой для того сюжета, который вы сейчас обдумываете! Вы приходите к подруге на чашку чая, и тут ее брат захлопывает книгу, которую только что читал, и отбрасывает ее со словами: «Неплохо, но, черт возьми, почему не спросили Эванса?»
   И тут вы немедленно решаете написать книгу с заглавием «Почему не спросили Эванса?».
   Вы еще не знаете, кем будет этот Эванс. Ничего страшного, Эванс появится в свое время: главное, что название готово.
   Так что, в известном смысле, вы не придумываете места действия своих книг. Они вне вас, вокруг вас, нужно лишь протянуть руку и выбрать: поезд, больница, лондонский отель, карибский пляж, деревня, вечеринка с коктейлями, школа для девочек.
   Необходимо лишь одно: они должны существовать на самом деле – настоящие люди, подлинные места. Где вы возьмете всю информацию, если не видели все своими глазами и не слышали своими ушами? Ответ пугающе прост.
   Это то, что сообщает вам ежедневная пресса, то, что вы видите в утренней газете в разделе новостей. Взгляните на первую полосу. Что сегодня происходит в мире? Что говорят, что думают, что делают люди? Англия, 1970 год.
   Целый месяц просматривайте первую полосу, записывайте, обдумывайте и систематизируйте.
   Каждый день происходит убийство.
   Задушена девушка.
   Ограбили пожилую женщину.
   Молодые парни или подростки: хулиганы или жертвы.
   Разбитые стекла в домах, в телефонных будках.
   Контрабанда наркотиков.
   Грабеж и насилие.
   Пропавшие дети, детские трупы, найденные недалеко от дома.
   Неужели это Англия?
   Неужели Англия на самом деле такова? Вроде бы нет, пока еще нет, но может стать таковой.
   Пробуждается страх, страх перед тем, что может быть. Он возникает не столько из-за того, что случается на самом деле, но из-за возможных причин этих случаев, иногда известных, иногда нет, но которые чувствуешь. И не только в собственной стране. На других полосах газет печатаются маленькие заметки, вести из Европы, из Азии, из Америки – новости со всего мира.
   Угоны самолетов.
   Похищение людей.
   Насилие.
   Беспорядки.
   Ненависть.
   Анархия.
   Это случается все чаще и чаще и, по-видимому, ведет к культу разрушения, к наслаждению жестокостью.
   Что же это значит? Эхом из прошлого, из елизаветинской эпохи доносится фраза о Жизни: …рассказ сей – лишь фантазия глупца, бессмысленная, буйная и злая.
   И все-таки знаешь, по собственному опыту знаешь, как много в нашем мире добра, благочестия, добросердечия, милосердия, дружелюбия и взаимной поддержки.
   Тогда откуда эта фантастическая атмосфера новостей дня, происшествий, реальных фактов?
   Чтобы написать роман в этом, 1970 году от Рождества Христова, необходимо, чтобы он не противоречил истинному положению вещей в мире. Если сама жизнь фантастична, то таким должен быть и ваш рассказ, он должен стать буффонадой, включать причудливые факты повседневной реальности.
   Можно ли вообразить необычайные события? Тайную борьбу за власть? Может ли маниакальная жажда разрушения создать новый мир? Можно ли шагнуть дальше и предложить избавление от грозящей опасности фантастическими и невозможными на первый взгляд средствами?
   Наука доказывает, что ничего невозможного нет.
   По сути своей этот рассказ – фантазия, он не претендует ни на что большее. Однако большинство описанных в нем событий происходит или, вероятно, еще будет происходить в сегодняшнем мире.
   Эта история – лишь выдумка, но ничего невероятного в ней нет.

Книга первая
«Прерванное путешествие»

Глава 1
Пассажир из Франкфурта

   «Просим пристегнуть ремни». Пассажиры реагировали неохотно: до Женевы ведь еще далеко. Дремлющие ворчали себе под нос и зевали, стюардесса деликатно, но настойчиво будила спящих.
   «Пристегните, пожалуйста, ремни», – прозвучал по радио бесстрастный голос. Затем последовало сообщение на немецком, французском и английском языках о том, что самолету предстоит пройти через небольшую полосу сильного штормового ветра. Сэр Стэффорд Най сладко зевнул и выпрямился в кресле. Ему приснился восхитительный сон о том, как он ловит рыбу в английской реке.
   Это был сорокапятилетний мужчина среднего роста, с загорелым, тщательно выбритым лицом. В одежде он предпочитал эксцентричность. Человек из прекрасной семьи, он с абсолютной непринужденностью и удовольствием позволял себе одеваться не так, как все, и, когда его коллеги, придерживавшиеся традиционного стиля в одежде, порой морщились, глядя на него, он лишь злорадно улыбался про себя. Было в нем что-то от щеголя XVIII века. Ему нравилось, когда на него обращали внимание.
   В поездках он неизменно облачался в невообразимый, прямо-таки разбойничий плащ, который приобрел когда-то на Корсике. Плащ был темный, иссиня-фиолетового цвета, с ярко-красной подкладкой и капюшоном, который при необходимости можно было накинуть на голову.
   Сэр Стэффорд Най не оправдал надежд, некогда возлагавшихся на него в дипломатических кругах. Отличавшийся в юности весьма недюжинными и неординарными способностями, он почему-то не смог их реализовать. Его едкий юмор неизменно вредил ему в самые ответственные моменты: когда доходило до главного, ему становилось скучно, и он принимался изощряться в своих излюбленных остротах. Не достигнув высокого положения в обществе, он тем не менее был весьма заметной фигурой. Считалось, что Стэффорд Най – человек хотя и несомненно незаурядный, но ненадежный и, вероятно, надежным никогда не станет.
   В нынешние времена политической неразберихи и запутанных международных отношений надежность, особенно если заполучить должность посла, предпочтительнее блестящего ума. Сэру Стэффорду Наю было отведено место за кулисами. Правда, иногда ему поручали дела, требующие искусства интриги, однако, по сути, они не были особенно важными. Журналисты называли его темной лошадкой дипломатии.
   Никто не знал, как сэр Стэффорд Най оценивает собственное положение. Возможно, он и сам этого не знал. В определенной мере он был тщеславен, но в то же время получал огромное удовольствие, потакая своей склонности к проказам.
   Сейчас он возвращался из Малайзии, где участвовал в некоем расследовании, которое нашел исключительно неинтересным. Видимо, его коллеги уже заранее решили, к каким выводам они придут, поэтому сидели и слушали, но никто уже не способен был что-либо изменить. Сэр Стэффорд, правда, подставлял им палки в колеса, но скорее ради собственного удовольствия, нежели в силу каких-то определенных убеждений. Во всяком случае, думал он, это несколько оживило обстановку, хорошо бы почаще проводить такие встречи. Его коллеги по комиссии были разумны и надежны, но необыкновенно скучны. Даже знаменитая Натаниель Эдж, единственная женщина в комиссии, известная как дама с причудами, к очевидным фактам отнеслась без легкомыслия: она внимательно слушала своих коллег и поступала вполне разумно.
   Он уже встречался с ней, когда нужно было решать некую проблему в одной из балканских столиц. Именно там сэр Стэффорд Най не удержался и высказал несколько интересных предложений. Скандальный журнал «Новости из первых рук» намекал, что пребывание сэра Стэффорда Ная в той балканской столице тесно связано с местными проблемами и что он выполняет там секретную и чрезвычайно деликатную миссию. Экземпляр этого журнала с отчеркнутым чернилами абзацем прислал ему один добрый приятель. Статья вовсе не рассердила сэра Стэффорда, напротив, он очень даже повеселился, думая о том, насколько смехотворно далеки от истины оказались журналисты. На самом деле его присутствие в Софии объяснялось всего лишь невинным интересом к редчайшим образцам полевых цветов и настойчивыми приглашениями его старой приятельницы леди Люси Клегхорн, неутомимой в своих поисках этих скромных цветочных раритетов и способной ради этого карабкаться на гору или самозабвенно сигануть в болото при виде растеньица, длинное латинское название которого обратно пропорционально величине самого цветка.
   Небольшой отряд энтузиастов уже дней десять вел на склонах гор эти ботанические изыскания, когда сэр Стэффорд начал жалеть, что содержание той статьи не соответствовало истине. Ему уже немного надоели полевые цветы, и при всей нежности, испытываемой им по отношению к дорогой Люси, ее способность в шестьдесят с лишним лет с неимоверной ловкостью лазать по горам, легко его обгоняя, иногда раздражала сэра Стэффорда. У него перед глазами вечно маячил ее зад в ярко-синих брюках, а Люси, в других местах довольно тощая, была излишне широка в бедрах, чтобы носить синие вельветовые штаны. Нет чтобы случиться какой-нибудь небольшой международной заварушке, тогда бы самое время запустить туда руки и позабавиться…
   В самолете вновь зазвучал металлический голос радио. Он сообщил пассажирам, что в связи с густым туманом в Женеве самолет совершит посадку во Франкфурте, а затем отправится в Лондон. Пассажиры, следующие в Женеву, будут доставлены туда первым же самолетом из Франкфурта. Если в Лондоне туман, подумал Най, то самолет могут посадить в Прествике. Он надеялся, что этого не произойдет: ему уже не раз довелось побывать в Прествике и больше он туда не стремился. Жизнь, подумал он, и воздушные перелеты слишком утомительны. Разве что… кто его знает… разве что… что?
 
 
   В зале для транзитных пассажиров франкфуртского аэропорта было тепло. Сэр Стэффорд Най откинул плащ назад, и его ярко-красная подкладка изящными складками эффектно легла вокруг его плеч. Попивая пиво из стакана, он вполуха слушал объявления по радио.
   «Рейс четыре тысячи триста восемьдесят семь на Москву. Рейс две тысячи триста восемьдесят один на Египет и Калькутту».
   Путешествия по всему земному шару – как это, должно быть, романтично! Но сама атмосфера зала ожидания любого аэропорта не располагает к романтической идиллии: слишком много народу, слишком много киосков, набитых всевозможными товарами, слишком много одинаковых кресел, слишком много пластика и слишком много плачущих детей. Кто же это сказал, попытался он вспомнить, «жаль, что я не люблю человечество, жаль, что я не люблю его глупое лицо»? Скорее всего, Честертон? И это несомненно, соберите-ка вместе достаточно много людей, и они будут так угнетающе схожи меж собой, что этого почти невозможно вынести. Вот бы увидеть интересное лицо, подумал сэр Стэффорд. Он окинул пренебрежительным взглядом двух молодых женщин с великолепным макияжем, одетых в национальную униформу своей страны, судя по всему Англии: мини-юбки становятся все короче и короче; а потом посмотрел еще на одну молодую женщину, с еще более выразительным макияжем и в общем-то довольно привлекательную. То, что на ней было надето, как он полагал, называлось юбкой-брюками: она прошла по дороге моды несколько дальше.
   Его не очень-то интересовали симпатичные девушки, похожие на всех остальных симпатичных девушек, он предпочел бы какую-нибудь отличающуюся от всех других. И тут рядом с ним на диван из искусственной кожи, покрытый пластиковой пленкой, присела некая особа. Лицо ее тотчас же привлекло его внимание, и не потому, что оно было каким-то необыкновенным, а потому, что показалось ему знакомым. Он уже видел эту женщину прежде. Он не мог вспомнить где и когда, но ее лицо определенно было ему знакомо. Ей, вероятно, лет двадцать пять-двадцать шесть, подумал он. Тонкий, орлиный нос, черные густые волосы до плеч. В руках у нее был журнал, но она не раскрыла его, а с нескрываемым любопытством уставилась на сэра Стэффорда. Внезапно она заговорила. Голос ее оказался низким, как у мужчины, с едва заметным иностранным акцентом:
   – Могу я с вами поговорить?
   Он изучал ее какое-то мгновение, прежде чем ответить. «Нет, – решил он, – это не то, что можно было бы предположить, она не хочет меня подцепить. Это что-то другое».
   – Собственно, почему бы и нет? Делать все равно нечего.
   – Туман, – заметила женщина. – Туман в Женеве, может быть, туман в Лондоне. Везде туман. Я не знаю, что мне делать.
   – О, вы напрасно беспокоитесь, – успокоил он ее, – куда-нибудь они вас доставят. Они, знаете ли, довольно хорошо работают. Куда вы направляетесь?
   – Я летела в Женеву.
   – Что ж, по-видимому, в конце концов вы туда попадете.
   – Я должна попасть туда сейчас. Если я улечу в Женеву, все будет в порядке. Меня там встретят, и я буду в безопасности.
   – В безопасности? – Он слегка улыбнулся.
   – «Безопасность» – это слово из нескольких букв, но это не то слово, которое в наши дни кого-то волнует. И все же оно может значить очень много, например для меня. Видите ли, если я не попаду в Женеву, если мне придется остаться здесь или лететь тем же самолетом в Лондон, не приняв никаких мер, меня убьют. – Она внимательно посмотрела ему в глаза. – По-моему, вы мне не верите.
   – Боюсь, что нет.
   – Это правда. Людей убивают. Убивают каждый день.
   – Кто хочет вас убить?
   – Разве это имеет значение?
   – Для меня – нет.
   – Вы можете поверить мне, если пожелаете. Я говорю правду. Мне нужна помощь. Помогите мне невредимой добраться до Лондона.
   – И почему же вы обратились именно ко мне?
   – Потому что мне кажется, вы кое-что знаете о смерти. Вы с ней знакомы и, возможно, даже видели ее.
   Он внимательно взглянул на нее и снова отвел глаза.
   – Есть еще причины?
   – Есть. Вот это. – Она протянула узкую смуглую руку и коснулась складок его просторного плаща. – Это, – повторила она.
   Впервые за время разговора он почувствовал интерес:
   – И что вы хотите этим сказать?
   – Он необычный, особенный. Это не то, что носят все.
   – Верно подмечено. Ну а если это одна из моих причуд?
   – Это причуда, которая может мне пригодиться.
   – Что вы имеете в виду?
   – У меня к вам просьба. Возможно, вы откажетесь, но, может быть, и нет, потому что мне кажется, что вы – мужчина, который готов рискнуть, так же как я – женщина, которая рискует.
   – Слушаю вас, – согласился он, чуть улыбнувшись.
   – Я хочу попросить у вас плащ, ваш паспорт и ваш авиабилет. Скоро, минут, скажем, через двадцать, объявят посадку на Лондон. С вашим паспортом и в вашем плаще я полечу в Лондон и избегну смерти.
   – Вы хотите сказать, что будете выдавать себя за меня? Милая девушка…
   Она открыла сумочку и достала оттуда маленькое квадратное зеркальце.
   – Взгляните сюда. Посмотрите на меня, а потом на себя.
   И тут он наконец понял, кого она ему напоминала: его сестру Памелу, умершую лет двадцать назад. Они с ней всегда были очень похожи. Лицо Памелы было мужественным, а его – немного женственным, особенно в детстве. Носы у обоих были с горбинкой, одинаковый изгиб бровей, одна и та же чуть кривоватая улыбка. Памела была пяти футов ростом, а он – пяти футов десяти дюймов. Он взглянул на женщину, возвращая ей зеркальце.
   – Вы хотите сказать, что мы с вами похожи? Но, милая девушка, это сходство не обманет тех, кто знает меня или вас.
   – Конечно не обманет. Неужели вы не понимаете?
   Этого и не требуется! Я путешествую в брюках, на вас до сих пор был капюшон. Все, что мне нужно сделать, – это обрезать волосы, завернуть в газету и выбросить в урну. Потом я надену ваш бурнус, у меня будут ваш посадочный талон, билет и паспорт. Если в самолете нет никого из ваших знакомых, а я полагаю, что нет, иначе они с вами уже заговорили бы, то я спокойно сойду за вас. Когда потребуется, я предъявлю ваш паспорт, капюшон снимать не буду, чтобы были видны только нос, глаза и рот. Когда самолет совершит посадку, я смогу спокойно уйти, потому что никто не будет знать, что я на нем прилетела. Я тихо уйду и растворюсь в лондонской толпе.
   – А мне что прикажете делать? – иронично осведомился сэр Стэффорд.
   – У меня есть предложение, если у вас хватит смелости его принять.
   – Давайте. Обожаю выслушивать предложения!
   – Сейчас вы встанете и пойдете к киоску – купить журнал, или газету, или какой-нибудь сувенир. Плащ вы оставите здесь. Вернувшись с покупкой, вы сядете где-нибудь в другом месте: скажем, в углу вон того дивана напротив. Там будет вот этот же самый стакан, а в нем кое-что, от чего вы заснете.
   – И что дальше?
   – Скажем, вас обворуют. Кто-то добавит вам в пиво снотворное и похитит у вас бумажник – словом, что-то в этом роде. Вы заявите о случившемся: мол, у вас украли паспорт и вещи. Вашу личность очень быстро установят.
   – Вы знаете, кто я? Я хочу сказать, вам известно, как меня зовут?
   – Пока нет, я ведь еще не видела вашего паспорта.
   Я понятия не имею, кто вы такой.
   – И все же вы заявляете, что мою личность легко установить?
   – Я хорошо разбираюсь в людях и вижу, кто важная персона, а кто нет. Вы – важная персона.
   – А почему я должен все это делать?
   – Хотя бы для того, чтобы спасти другому жизнь.
   – Не слишком ли причудлива ваша история?
   – О да, в нее трудно поверить. Вы верите?
   Он задумчиво посмотрел на нее:
   – Знаете, кого вы мне напоминаете? Прекрасную шпионку из кинофильмов.
   – Да, наверное. Но я не прекрасная.
   – И не шпионка?
   – Вероятно, можно сказать и так. Я владею некоторой информацией и хочу ее сохранить. Вам придется поверить мне на слово, что эта информация представляет ценность для вашей страны.
   – А вам не кажется, что все это выглядит довольно нелепо?
   – Кажется. В книге это могло бы выглядеть нелепо.
   Но ведь столько нелепых вещей оборачивается правдой, не так ли?
   Он снова взглянул ей в лицо. Она была очень похожа на Памелу. И голос ее, несмотря на акцент, был похож на голос сестры. То, что она предлагала, было несерьезно, дико, почти невозможно и, вероятно, опасно, опасно для него. К сожалению, именно это обстоятельство его и привлекало. Иметь нахальство предложить ему такое! Интересно, что из этого может выйти?
   – А что мне это даст?
   Она посмотрела на него, обдумывая ответ:
   – Развлечение. Некоторое разнообразие в череде привычных событий. Может быть, лекарство от скуки. У нас не так много времени. Решайте.
   – А что мне делать с вашим паспортом? Мне придется купить в киоске парик, если они там имеются?
   Я должен выдавать себя за женщину?
   – Нет, речь не о том, чтобы поменяться местами: вас усыпили и ограбили, но вы остаетесь самим собою.
   Решайте. Времени нет. Оно бежит очень быстро. Мне нужно заняться своим маскарадом.
   – Вы выиграли, – решился он. – Когда предлагают что-то необычное, отказываться нельзя.
   – Я надеялась, что вы думаете именно так, но не была уверена.
   Сэр Стэффорд Най достал из кармана свой паспорт, опустил его в наружный карман плаща, поднялся с дивана, зевнул, огляделся по сторонам, взглянул на часы и двинулся к киоску, в котором были выставлены на продажу различные товары; при этом он ни разу не обернулся. Он купил дешевую книжку, перебрал несколько мягких плюшевых игрушек – подходящий подарок для какого-нибудь ребенка – и остановил свой выбор на панде. Окинув взглядом зал ожидания, он вернулся на свое прежнее место. Плащ исчез, девушки тоже не было, на столике все так же стоял его недопитый стакан пива. «А вот тут, – подумал он, – я рискую». Он взял стакан, уселся поудобнее и медленно выпил его содержимое. Вкус пива почти не изменился.
   – Ну, интересно, – мысленно произнес сэр Стэффорд. – Посмотрим.
   Вскоре он поднялся и направился в дальний конец зала, где расположилось то шумное семейство, – все весело смеялись и говорили наперебой. Он уселся рядом, зевнул и откинул голову на спинку кресла. Объявили рейс на Тегеран. Многие пассажиры повставали со своих мест и устремились к регистрационной стойке с соответствующим номером, но в зале оставалось еще множество народу. Он открыл только что купленную книгу и снова зевнул. Ему вдруг страшно захотелось спать…
   Надо бы решить, где это лучше всего сделать…
   Компания «Трансъевропейские линии» объявила вылет очередного самолета. Рейс триста девятый на Лондон.
   Многие пассажиры поспешно направились к регистрационной стойке; к этому времени, однако, в зале уже набралось довольно много пассажиров, вылетающих следующими рейсами. А по радио снова сообщили о тумане в Женеве и задержке соответствующего рейса. Тем временем стройный мужчина среднего роста в иссиня-фиолетовом плаще на красной подкладке, с капюшоном, надвинутым на коротко остриженную, но чуть менее аккуратную голову, чем головы многих нынешних молодых людей, пересек зал и встал в очередь. Предъявив посадочный талон, он прошел через выход номер девять.
   Последовали другие объявления: рейс компании «Свис эр» на Цюрих, рейс греческой авиалинии на Афины и Кипр… А потом… еще одно объявление, уже иного характера: «Мисс Дафну Теодофанос, следующую в Женеву, просят пройти регистрацию. Рейс в Женеву откладывается в связи с туманом. Пассажиры будут отправлены через Афины. Самолет готов к вылету».
   Потом снова зазвучали объявления, касающиеся пассажиров, следующих рейсами в Японию, Египет, Южную Африку: авиалинии буквально опутывали весь земной шар. Некоего господина Сиднея Кука, следующего в Южную Африку, просили подойти к администратору.
   И опять вызвали Дафну Теодофанос.
   «Последний раз объявляется посадка на рейс триста девять».
   В углу зала маленькая девочка глазела на мужчину в темном костюме, который крепко спал, откинувшись на спинку красного кресла. В руке у него была маленькая игрушечная панда.
   Малышка потянулась было к панде, но мать остановила ее:
   – Не надо, Джоан, не трогай. Дядя спит.
   – А куда он летит?
   – Может быть, в Австралию, как мы.
   – А у него есть маленькая девочка, такая, как я?
   – Наверное, есть.
   Девчушка вздохнула и снова посмотрела на панду.
   Сэр Стэффорд Най спал. Ему снилось, что он охотится на леопарда. «Это очень опасное животное, – говорил он своему проводнику. – Очень опасное, так все считают. Леопарду нельзя доверять».
   В этот момент сон сменился другим, как это всегда бывает со снами, и вот он уже пьет чай со своей тетушкой Матильдой и пытается с ней разговаривать, но та стала совсем глухая, хуже, чем прежде. Он не слышал никаких объявлений, кроме адресованного Дафне Теодофанос. Девочкина мама сказала:
   – Знаешь, мне всегда интересно, кто этот пассажир, который не прибыл в аэропорт к назначенному сроку.
   Когда бы и куда бы я ни летела, всегда одно и то же: то ли кто-то не слышал объявления, то ли вообще не явился, то ли еще что-то. Мне всегда хочется узнать, кто же это такой, чем он занимается и почему опоздал к вылету. Наверное, эта мисс, как там ее зовут, не успеет на свой рейс. Интересно, что она потом будет делать?
   Никто не мог бы ответить на этот вопрос, потому что никто не располагал такой информацией.

Глава 2
Лондон

   У сэра Стэффорда Ная была очень славная квартира с окнами на Грин-парк. Включив кофеварку, он пошел взглянуть, какая этим утром поступила почта: как оказалось, ничего интересного. Он просмотрел письма, обнаружил пару счетов, чек и несколько писем с довольно заурядными марками на конвертах. Он сложил все это стопкой на столе, где уже лежала кое-какая почта, накопившаяся за два последних дня. Видимо, скоро придется вернуться к делам. После обеда должна появиться секретарша.