Кристи Агата. По направлению к нулю

   – Именно ради этого, мисс Амфри, – сказал суперинтендант Баттл, – я и приехал сюда.
   Голос его был совершенно спокойным, лицо бесстрастным, и его оценивающий взгляд внимательно изучал школьную даму.
   – Я поговорила с ней в дружелюбной, мягкой манере, – сказала мисс Амфри.
   – О, это очень мило с вашей стороны, мадам, – коротко отозвался Баттл.
   – Вы знаете, я действительно люблю и понимаю все сложности детской и юношеской натуры.
   Баттл уклонился от прямого ответа на это заявление и сказал:
   – Если вы не возражаете, мисс Амфри, сейчас мне хотелось бы увидеть мою дочь.
   С новым пылом мисс Амфри принялась увещевать его проявить тактичность, дабы не вызвать сопротивления, не давить на ребенка, едва вступившего на путь зрелости. Суперинтендант Баттл не выказал никаких признаков нетерпения. Он просто казался несколько озадаченным и смущенным.
   Наконец она повела его в свой рабочий кабинет. В коридоре они прошли мимо пары воспитанниц. На лицах девочек отразилось лишь вежливое внимание, но глаза были полны любопытства. Препроводив суперинтенданта Баттла в маленькую комнату, не столь отмеченную оригинальным вкусом директрисы по сравнению с гостиной на первом этаже, мисс Амфри отступила к двери, сказав, что пришлет к нему Сильвию.
   Она была уже на пороге, когда Баттл вдруг остановил ее:
   – Одну минутку, мадам. Каким образом вы пришли к заключению, что Сильвия ответственна за эти… э-э… пропажи?
   – Мои методы, мистер Баттл, основаны на психологии, – с достоинством произнесла мисс Амфри.
   – На психологии? Гм… Ну а как насчет доказательств, мисс Амфри?
   – Д-да, да, конечно, я вас понимаю, мистер Баттл. Вы предпочитаете иной путь… Ваши, так сказать, профессиональные методы… Но психологические методы уже начали признавать в криминалистике. Я могу заверить вас, что они действуют безошибочно. Сильвия сама во всем призналась.
   Баттл кивнул:
   – Да-да, я знаю. Я просто хотел спросить: что именно изначально навело вас на мысль о ее виновности?
   – Я поняла вас, мистер Баттл. В общем, из шкафчиков девочек начали пропадать вещи, и, когда кражи участились, я собрала всю школу на общее собрание и сообщила об этих печальных случаях. И одновременно я ненавязчиво изучала их лица. Выражение лица Сильвии сразу поразило меня. Оно было виноватым и смущенным. И я тотчас поняла, кто виноват. Мне не хотелось самой обвинять ее, и я дала ей возможность признать свою вину. Я устроила ей маленькое испытание… Мы просто поиграли немного в ассоциации…
   Баттл кивнул, показывая, что ему понятно, о чем идет речь.
   – И в итоге ваша дочь сама во всем призналась, – заключила мисс Амфри.
   – Да, понимаю, – сказал озадаченный отец.
   Не зная, что добавить, мисс Амфри нерешительно помолчала и затем вышла из комнаты.
   Когда дверь кабинета вновь открылась, Баттл стоял у окна, разглядывая окрестный пейзаж.
   Он медленно повернулся и взглянул на свою дочь.
   Закрыв за собой дверь, Сильвия смущенно стояла у порога. Девочка была высокой, смуглой и немного угловатой, как все подростки. На печальном лице видны были следы слез. Она сказала скорее робко, чем вызывающе:
   – Ну вот и я.
   Баттл задумчиво посмотрел на нее пару минут и вздохнул.
   – Мне не следовало отдавать тебя в эту школу, – сказал он. – Ваша директриса просто глупа.
   Сильвия в полнейшем изумлении взглянула на него, забыв о всех своих горестях.
   – Мисс Амфри? О нет, она – замечательная женщина. У нас все так считают.
   – М-да… – с сомнением проронил Баттл. – Ну, может, она и не безнадежная дура, если смогла произвести на вас такое впечатление. И все-таки эта Мидвейская школа явно не для тебя… Хотя, кто знает, такое могло случиться где угодно.
   Сильвия стояла, сцепив руки и потупив глаза.
   – Мне очень жаль, папа, – тихо сказала она. – Мне правда очень жаль, что так случилось.
   – Да уж, иначе и быть не может, – отрывисто сказал Баттл. – Подойди ко мне.
   Она медленно и неохотно прошла по комнате и встала перед ним. Приподняв своей широкой, большой ладонью ее опущенный подбородок, Баттл внимательно посмотрел на смущенное лицо дочери.
   – Это было для тебя тяжким испытанием, да? – сказал он мягким голосом.
   Ее глаза наполнились слезами.
   – Понимаешь, Сильвия, – словно размышляя, продолжал Баттл, – я всегда знал, что с тобой может произойти нечто подобное. Большинство людей имеют разного рода слабости и недостатки. Как правило, они достаточно хорошо заметны. Ну, скажем, мы замечаем, что ребенок жадный, капризный или любит похулиганить. Ты всегда была доброй девочкой, очень спокойной… с уступчивым, мягким характером. В общем, с тобой не было никаких проблем, и все же я иногда беспокоился. Потому что если есть некая трещина или слабина, которую ты не замечаешь, то в определенный момент, когда наступит час испытания, она может испортить общее впечатление.
   – Как у меня! – сказала Сильвия.
   – Да, как у тебя. Ты сломалась под давлением, и к тому же эта слабина проявилась чертовски странным образом. Да, это на редкость необычная черта, я никогда не встречался с таким поведением прежде.
   Девочка вдруг пренебрежительно сказала:
   – Мне следовало помнить, что ты довольно много общался с ворами!
   – О да! Я прекрасно изучил этот тип людей. И именно поэтому, моя милая, – не потому, что я твой отец, отцы многого не знают о своих детях, а потому, что я полицейский, – я отлично знаю, что ты не воришка! Ты совершенно непричастна к тому, что здесь произошло. Воры бывают двух видов. Одни поддаются внезапному и непреодолимому искушению. Надо сказать, такое случается крайне редко – просто поразительно, каким искушениям может противостоять вполне нормальное, честное человеческое существо. А другие не считают зазорным присваивать то, что им не принадлежит, – такие воруют почти машинально. Ты не принадлежишь ни к одному из этих типов. Ты вообще не воришка! Я бы сказал, что ты являешь собой на редкость необычный тип лжеца…
   – Но… – начала было Сильвия.
   – Ты во всем призналась! – закончил он вместо нее. – Ну да, мне известно об этом. Знаешь, жила когда-то одна святая, которая раздавала хлеб нищим. Ее мужу была не по душе такая щедрость, и, встретив ее, он спросил, что у нее в корзинке. Она оробела и сказала, что там… розы. Когда муж сорвал крышку, то в корзине действительно оказались розы – чудеса, да и только! Так вот, если бы ты была святой Елизаветой и вышла, к примеру, с корзинкой роз, а твой муж, встретив тебя, спросил, что ты несешь, то ты, точно так же оробев, ответила бы ему: «Хлеб». – Он сделал паузу и мягко добавил: – Разве не так все случилось, милая?
   В комнате повисла тишина; так ничего и не ответив, Сильвия вдруг опустила голову.
   – Расскажи-ка мне, девочка, по порядку, как все произошло на самом деле.
   – Нас собрали всех вместе и рассказали об этих кражах. И я, увидев, как мисс Амфри смотрит на меня, поняла, что она меня подозревает! Я почувствовала, что краснею… и заметила, что некоторые девочки тоже стали смотреть на меня. Это было ужасно. А потом и остальные начали подозрительно поглядывать и шептаться по углам. Я догадалась, что все они подозревают меня. И вот как-то вечером наша Амфа позвала сюда нескольких девочек, и меня, конечно, в том числе, и предложила поиграть в слова… Она произносила слова, а мы должны были не задумываясь давать ассоциации…
   Баттл недовольно хмыкнул.
   – И я догадалась, что это своеобразное испытание… Меня точно парализовало. Я изо всех сил старалась не сказать какое-нибудь неверное слово… Пыталась думать о совершенно посторонних вещах… о белках или цветах… А наша Амфа так и следила за мной своими глазами-буравчиками… Знаешь, мне казалось, что ее взгляд просверливает меня насквозь. После этого начался настоящий кошмар, мне показалось, что я попала в какую-то ловушку. И однажды днем Амфа поговорила со мной вполне дружелюбно и, так сказать, понимающе… И наконец, не выдержав, я сказала, что взяла все эти вещи. О, ты не представляешь, папа, какое это было облегчение!
   – Да нет, вполне представляю, – сказал Баттл, поглаживая свой подбородок.
   – Ты правда понимаешь?
   – Нет, Сильвия, я не совсем понимаю тебя, поскольку сам никогда не поступил бы так. Если бы кто-то попытался заставить меня признаться в том, чего я не делал, то мне бы, скорее всего, пришло в голову дать ему в челюсть. Но я хорошо представляю, как все произошло. И понимаю, что своими глазами-буравчиками ваша Амфа видит не дальше собственного носа. Перед ней был чудесный экземпляр необычной психологии, и, как любой полуиспеченный истолкователь, она не смогла его правильно объяснить. Настало время внести ясность в эту неразбериху. Где мисс Амфри?
   Мисс Амфри тактично помедлила, прежде чем войти. Сочувственная улыбка застыла на ее лице, когда суперинтендант Баттл заявил с грубоватой откровенностью:
   – Мисс Амфри, я должен просить вас обратиться за помощью в местный полицейский участок, чтобы восстановить справедливость в отношении моей дочери.
   – Но, мистер Баттл, Сильвия сама…
   – Сильвия совершенно непричастна к вашей истории, она даже пальцем не касалась этих вещей.
   – Конечно, сэр, вы ее отец, и я могу понять…
   – В данном случае я говорю не как отец, а как полицейский. Пусть полиция поможет вам разобраться в этом деле. Они проведут небольшое тактичное расследование. Пропавшие вещи, скорее всего, спрятаны где-то поблизости, и я полагаю, на них сохранились отличные отпечатки пальцев. Мелкие воришки обычно не заботятся о перчатках… А сейчас я забираю мою дочь домой. Если полиция найдет доказательства – настоящие доказательства, подтверждающие ее связь с этими кражами, то я позабочусь о том, чтобы она явилась в суд и ответила по закону. Но я уверен, что этого не произойдет.
   Минут через пять отец и дочь уже выехали из школьных ворот.
   – Сильвия, – сказал Баттл, – я хотел спросить тебя об одной девочке. Она встретилась мне в коридоре. Знаешь, у нее такие белокурые, довольно курчавые волосы, розовощекое личико, родинка на подбородке и голубые, широко расставленные глаза.
   – Судя по описанию, похоже на Оливию Парсонс.
   – Угу, понятно. Видишь ли, я не удивлюсь, если это ее рук дело.
   – Разве она выглядела испуганной?
   – Как раз наоборот, она выглядела очень самоуверенной. Такой спокойный, самоуверенный взгляд я много раз видел во время наших полицейских расследований. Готов поставить кругленькую сумму на то, что именно она воровка… Но вот ее ты не заставишь признаться… Никогда!
   Сильвия сказала со вздохом:
   – Все это было похоже на дурной сон. Ох, папа, мне так стыдно. Прости меня, пожалуйста. Как я могла быть такой дурой, такой полной идиоткой? Я понимаю, что вела себя просто ужасно.
   – Все в порядке. – Оторвав одну руку от руля, суперинтендант Баттл похлопал дочь по плечу и сказал одно из своих излюбленных и банальных утешительных изречений: – Не переживай. Напасти нам посланы для испытания. Да-да, именно для испытания. По крайней мере я так полагаю. Не знаю, конечно, может, в них скрыт еще какой-то смысл…

19 апреля

   Солнце щедро изливало лучи на дом Невиля Стренджа в Хинд-Хеде.
   Такой чудесный денек – жарче июньских дней – случается в апреле разок-другой.
   Невиль Стрендж спускался по лестнице. Он был одет в белый спортивный костюм из тонкой шерсти и под мышкой держал четыре теннисные ракетки.
   Если бы некий избирательный комитет задумал отыскать среди англичан идеально счастливого человека, у которого есть все, что душе угодно, то Невиль Стрендж, несомненно, мог быть взят за образец. Всесторонне одаренный спортсмен и первоклассный теннисист, он был хорошо известен в британском обществе. Хотя ему никогда не удавалось выйти в финал Уимблдонского турнира, он нередко выигрывал несколько первых кругов в смешанных парах и дважды выходил в полуфинал. Возможно, если бы он не уделял слишком много времени другим видам спорта, то смог бы стать чемпионом в теннисе. Невиль прекрасно играл в гольф, был сильным пловцом и участвовал в нескольких сложных восхождениях в Альпах. В свои тридцать три года он имел отменное здоровье, приятную внешность, хороший достаток и исключительно красивую молодую жену, на которой женился недавно… В общем, жизнь его была прекрасной во всех отношениях – ни забот, ни тревог.
   Тем не менее когда этим чудесным утром он спустился на первый этаж, на лице его блуждала тень мрачноватой озабоченности. Эта легкая тень едва ли была заметна для посторонних глаз. Но сам он осознавал ее существование, некие грустные мысли заложили складки на его челе, придавая лицу беспокойное и нерешительное выражение.
   Проходя по холлу, он решительно расправил плечи, словно сбросил с себя какую-то тяжкую ношу, миновал гостиную и вышел на застекленную террасу, где на мягких подушках нежилась его жена, попивая апельсиновый сок.
   Двадцатитрехлетняя Кей Стрендж была необыкновенно красива. Она была обладательницей стройной, точеной фигурки, темно-рыжих волос и такого прекрасного цвета лица, что доведение его до совершенства обычно требовало минимального количества времени и косметики. Помимо того у нее были неотразимые темные глаза и брови, что так редко соседствуют с рыжими волосами.
   – Привет, красотка, – беспечно сказал ее муж. – Что у нас на завтрак?
   – У вас, а не у нас! – сморщила носик Кей. – Ужасные кроваво-красные почки, грибы и ветчинный рулет.
   – Звучит довольно заманчиво, – заметил Невиль.
   Он положил себе всех вышеперечисленных яств и налил чашку кофе. На несколько минут на террасе установилось приветливое молчание.
   – А-ах… – томно сказала Кей, покачивая голой ножкой с аккуратными ноготками, покрытыми алым лаком. – Какое прелестное утро! В конце концов, Англия не так уж и плоха, правда?
   Они совсем недавно вернулись с юга Франции.
   Невиль, бегло просмотрев газетные заголовки, уже заинтересованно читал спортивную страничку, поэтому просто хмыкнул в ответ, выражая некоторую неуверенность.
   Вскоре он отложил газету и, намазав тост мармеладом, занялся письмами.
   Пачка писем была довольно объемистая, но большую часть он порвал и выбросил. Рекламные проспекты, извещения и прочая печатная галиматья.
   – Мне не нравится сочетание цветов в нашей гостиной, – сказала Кей. – Можно, я ее переделаю, Невиль?
   – Как тебе заблагорассудится, моя красавица!
   – По-моему, общий тон надо сделать переливчато-синим, – мечтательно проговорила Кей, – и множество атласных подушек цвета слоновой кости.
   – Чтобы ты кувыркалась в них, как обезьянка, – пошутил Невиль.
   – Ты сам вполне можешь последовать моему примеру, – сказала Кей.
   Невиль распечатал очередное письмо.
   – Да, кстати, – сказала Кей, – Шерти приглашает нас отправиться в Норвегию на его яхте в конце июня. Какая жалость, что мы не можем. – Она незаметно посмотрела в сторону Невиля и с тоскливым вздохом добавила: – Как я люблю морские путешествия.
   По лицу Невиля пробежало легкое облачко какой-то задумчивой нерешительности.
   – Неужели мы обязательно должны ехать к этой старой зануде Камилле? – мятежно спросила Кей.
   Невиль нахмурился:
   – Конечно, должны. Послушай, Кей, мне казалось, мы давно покончили с этим вопросом. Сэр Метью был моим опекуном. Они с Камиллой вырастили меня. Если и существует на земле место, которое я мог бы назвать своим родным домом, так это именно Галлс-Пойнт.
   – Ну ладно, ладно, – сказала Кей. – Раз уж это наш долг, то ничего не поделаешь. В конце концов, ведь мы получим все ее деньги, когда она умрет, и я понимаю, что нам стоит немного подлизаться к ней.
   – Что значит – подлизаться?.. – сердито сказал Невиль. – Дело вовсе не в этом. Кстати, она не распоряжается нашими будущими деньгами. Ей назначено пожизненное годовое содержание, но впоследствии по завещанию сэра Метью все его состояние перейдет ко мне и моей жене. Так что, моя милая, все дело в привязанности. Как ты не можешь понять этого?
   Она немного помедлила с ответом и потом сказала:
   – Конечно же, я все понимаю. Я просто притворяюсь, потому что… ну, в общем, я знаю, что я в данном случае – нежеланный гость, меня там только терпят. Они ненавидят меня! Да, да, именно так! Леди Трессильян воротит свой аристократический нос и смотрит на меня с презрением, а Мери Олдин вообще, разговаривая со мной, глядит куда-то в сторону. К тебе-то они прекрасно относятся. Вот ты и не замечаешь, что происходит.
   – Мне казалось, они всегда были очень вежливы с тобой. Дорогая, ты же отлично знаешь, что, если бы они вели себя иначе, я не стал бы настаивать на нашей поездке.
   Кей бросила на него странный взгляд из-под своих полуопущенных темных ресниц.
   – О да, они достаточно вежливы. Но у них есть множество других способов для того, чтобы вывести меня из себя. Они считают меня захватчицей, посягнувшей на чужие владения.
   – Что ж, – сказал Невиль, – в конце концов, вероятно, у них есть для этого некоторые основания. Разве нет?
   Его голос слегка изменился. Он вышел из-за стола и стоял спиной к Кей, окидывая взглядом открывавшийся из окон вид.
   – О да, я полагаю, это вполне объяснимо. Они любили Одри, не правда ли? – Ее голос немного дрожал. – Милая, благовоспитанная, хладнокровная и бесцветная Одри! Камилла не может простить мне того, что я заняла ее место.
   – Не забывай о возрасте Камиллы, – не оборачиваясь, сказал Невиль, его голос был глухим и безжизненным. – Ведь ей уже за семьдесят. Ее поколение, как ты знаешь, не слишком одобряет разводы. Мне кажется, что в целом она смирилась с нашей женитьбой и принимает нас очень радушно, учитывая то, как она была привязана к… к Одри.
   Его голос едва уловимо изменился, когда он произносил имя своей бывшей жены.
   – Они считают, что ты плохо обошелся с ней.
   – Да, вероятно, – тихо сказал Невиль, но жена услышала его.
   – Ах, дорогой, не будь таким глупым. Она подняла весь этот ужасный шум, просто чтобы привлечь к себе внимание.
   – Одри не поднимала никакого шума. Она не устраивала никаких сцен ревности.
   – Не притворяйся, ты же понимаешь, что я имею в виду. Она уехала от тебя в жутком расстройстве и повсюду изображала несчастную страдалицу с разбитым сердцем. Вот что я называю шумом! Есть люди, которые умеют проигрывать достойно, но Одри, по-моему, не из их числа. Мне вообще кажется, что если женщина не может удержать собственного мужа, то ей следует отпустить его с миром и с достоинством удалиться со сцены. У вас с ней не было ничего общего. Она никогда не увлекалась спортом, была такой малокровной, выцветшей, как… как кухонное полотенце. Безжизненное, анемичное создание. В ней нет даже духа соперничества! Если бы она действительно любила тебя, то ей следовало в первую очередь подумать о твоем счастье и порадоваться, что тебе посчастливилось найти в этой жизни более подходящую пару.
   Невиль повернулся к жене. Легкая сардоническая улыбка играла на его губах.
   – Ах ты, моя маленькая спортсменка! Похоже, ты считаешь, что любовь и супружество – это всего лишь игра!
   Кей рассмеялась и покраснела:
   – Ну, возможно, я немного увлеклась и сгустила краски. Но, во всяком случае, что было, то прошло, и надо принимать жизнь такой, как она есть!
   – Одри так и поступила, – спокойно сказал Невиль. – Она дала мне развод, чтобы я мог жениться на тебе.
   – Да, я знаю… – с задумчивой нерешительностью согласилась Кей.
   Невиль сказал:
   – Ты никогда не понимала Одри.
   – Пожалуй, ты прав. Я даже побаиваюсь ее. Порой один ее взгляд приводит меня в содрогание. Я совершенно не понимаю ее. Никогда не знаешь, о чем она думает… В ней есть… нечто пугающее.
   – Брось городить чепуху, Кей!
   – Нет, правда, она пугает меня. Может, потому, что она слишком умна.
   – Ах ты, моя очаровательная глупышка.
   Кей рассмеялась:
   – Почему ты всегда называешь меня так?
   – А что, разве я не прав?
   Они улыбнулись друг другу. Подойдя к жене, Невиль склонился и поцеловал ее тонкую шейку.
   – Очаровательная, милая Кей, – пробормотал он.
   – Очень добрая и хорошая Кей, – сказала она. – Отказывается от чудесного путешествия на яхте ради поездки к чопорным викторианским родственникам своего мужа, которые будут ее всячески унижать.
   Невиль отошел от дивана и вновь сел за стол.
   – А знаешь, – вдруг оживленно сказал он, – мне кажется, у нас есть возможность покататься на яхте с Шерти, если уж ты действительно так мечтаешь об этом.
   Кей приподнялась с подушек и изумленно взглянула на него:
   – А как же Солткрик и Галлс-Пойнт?
   – Я не вижу причин, почему бы нам не поехать туда в сентябре, – сказал Невиль немного напряженным голосом.
   – Но, Невиль, я была уверена… – начала было она, но умолкла.
   – В июле и августе мы будем на соревнованиях, – сказал он. – Они заканчиваются в Сент-Лу в конце августа, и прямо оттуда мы можем поехать в Солткрик. По-моему, это прекрасная мысль.
   – Ну, в принципе Сент-Лу, конечно, довольно близко… И мысль сама по себе неплоха. Но я думала… мне казалось, что в сентябре обычно приезжает туда она. Разве не так?
   – Ты имеешь в виду Одри?
   – Да. Вероятно, они могли бы попросить ее отложить приезд, но…
   – А, собственно, стоит ли откладывать?
   Кей с сомнением посмотрела на него:
   – Ты считаешь, что мы могли бы жить там все вместе? Что за странная идея!
   – Не думаю, что это такая уж странная идея, – раздраженно сказал Невиль. – В наше время такие случаи не редкость. Неужели мы не можем общаться по-дружески? Такие отношения сделали бы нашу жизнь гораздо приятнее и проще. Кстати, ты сама на днях говорила об этом.
   – Я говорила?
   – Да, разве ты не помнишь? Мы разговаривали о Хоувзах, и ты сказала, что они живут как нормальные, цивилизованные люди и что новая жена Леонарда и его бывшая жена стали лучшими подругами.
   – О, конечно, я не имею ничего против. И даже считаю, что подобные отношения вполне приемлемы. Однако… я совсем не уверена, что Одри понравится эта идея.
   – Какие глупости!
   – Нет, не глупости. Знаешь, Невиль, Одри действительно очень любила тебя… По-моему, она даже в мыслях не допускает такой возможности.
   – Тут ты совершенно не права, Кей. Одри относится к этой идее достаточно благосклонно.
   – Одри?.. Что ты имеешь в виду, говоря о ее благосклонности? Откуда тебе знать, что думает Одри по этому поводу?
   На лице Невиля отразилось легкое замешательство. Он смущенно закашлялся, прочищая горло.
   – По правде говоря, я случайно встретил ее вчера, когда ездил в Лондон.
   – Ты ничего не говорил мне об этом.
   – Зато сейчас говорю, – раздраженно сказал он. – Это была чистая случайность. Я проходил по Гайд-парку, а она шла мне навстречу. Неужели ты считаешь, что я должен был броситься наутек, завидев ее?
   – Нет, разумеется, нет, – сказала Кей, пристально глядя на него. – Продолжай.
   – Я… Ну мы, конечно, остановились, и я решил пройтись с ней немного. Мне казалось, что… это самое малое, что я мог сделать.
   – И что же было дальше? – спросила Кей.
   – Потом мы увидели пару свободных стульев и сели поболтать. Она была очень мила… правда, очень мила.
   – В общем, совершенно очаровала тебя… – вставила Кей.
   – И как водится, мы поговорили о том о сем. Словом, ее поведение было вполне нормальным. Она была спокойна и доброжелательна.
   – Как трогательно! – воскликнула Кей.
   – Кстати, она спрашивала о тебе…
   – Очень мило с ее стороны!
   – Да, я рассказал ей немного о нашей жизни, и она передала тебе привет. Правда, Кей, она была сама любезность.
   – Ах, моя дорогая Одри!
   – И тогда-то эта идея и пришла мне в голову, понимаешь? Как было бы здорово, если бы вы стали друзьями. Если бы мы могли по-приятельски общаться друг с другом. И мне подумалось, почему бы не попробовать осуществить эту идею летом в Галлс-Пойнте. В таком месте это могло бы произойти вполне легко и непринужденно.
   – Неужели именно ты подумал об этом?
   – Да… Конечно же, я. Это была моя идея.
   – Странно, по-моему, ты никогда не высказывал подобных желаний.
   – Ты права. Эта мысль осенила меня только вчера.
   – Все понятно. Короче говоря, ты высказал ее Одри, и она сочла, что это блестящая идея?
   В первый раз Невиль уловил какие-то опасные нотки в голосе жены.
   – Разве я сделал что-то не так, моя красавица?
   – О нет, пустяки! Полагаю, ни ты, ни Одри даже не подумали, понравится ли эта блестящая идея мне.
   Невиль удивленно взглянул на нее:
   – Но, Кей, я решительно не понимаю, что ты можешь иметь против этого?
   Кей закусила губу.
   – Ты же сама совсем недавно говорила…
   – Ах нет, пожалуйста, – перебила его Кей, – не начинай все сначала! Я говорила о других людях. И вовсе не имела в виду нас.
   – Однако именно ты отчасти навела меня на эту мысль.
   – Довольно дурачить меня. Не надейся, что я поверю тебе.