Страница:
– Разумеется, – с раздражением откликнулась Франсис. – Беда в том, что нам придется иметь дело не с ней самой. Она полностью под каблуком своего братца.
– Весьма несимпатичный молодой человек, – заметил Джереми Клоуд.
Франсис неожиданно улыбнулась:
– Вовсе нет. Он очень привлекательный. Хотя, по-моему, не всегда разборчив в средствах. Но то же самое относится и ко мне. – Ее улыбка стала жесткой. Она посмотрела на мужа. – Мы не должны сдаваться, Джереми. Нужно обязательно найти какой-то выход – даже если мне придется ограбить банк!
Глава 3
Глава 4
Глава 5
– Весьма несимпатичный молодой человек, – заметил Джереми Клоуд.
Франсис неожиданно улыбнулась:
– Вовсе нет. Он очень привлекательный. Хотя, по-моему, не всегда разборчив в средствах. Но то же самое относится и ко мне. – Ее улыбка стала жесткой. Она посмотрела на мужа. – Мы не должны сдаваться, Джереми. Нужно обязательно найти какой-то выход – даже если мне придется ограбить банк!
Глава 3
– Опять деньги! – воскликнула Линн.
Роули Клоуд кивнул. Это был высокий широкоплечий молодой человек с загорелым лицом, задумчивыми голубыми глазами и очень светлыми волосами. Его медлительность выглядела скорее намеренной, нежели природной. В тех случаях, когда многие не лезли бы за словом в карман, он всегда предпочитал сначала подумать.
– Да, – отозвался Роули. – В наши дни, кажется, все сводится к деньгам.
– Но я думала, фермеры преуспевали во время войны.
– Да, но ведь это не может продолжаться вечно. Через год все вернется на прежнее место. Оплата труда растет, работников не найдешь днем с огнем, все недовольны, и никто не знает, что делать, – если, конечно, не можешь фермерствовать на широкую ногу. Старый Гордон это предвидел и собирался вмешаться.
– А теперь? – спросила Линн.
Роули усмехнулся:
– А теперь миссис Гордон едет в Лондон и тратит пару тысяч на норковое манто.
– Это… это несправедливо!
– Да нет… – Помедлив, он добавил: – Я бы хотел купить тебе норковое манто, Линн.
– Как она выглядит, Роули? – Линн хотелось услышать мнение человека своего возраста.
– Вечером сама увидишь – на приеме у дяди Лайонела и тети Кэти.
– Да, знаю. Но я хочу, чтобы ты мне рассказал. Мама говорит, что она полоумная.
Роули задумался.
– Ну, я бы не сказал, что интеллект – ее сильная сторона. Но думаю, она только выглядит полоумной, потому что стесняется.
– Стесняется? Чего?
– Многого. В основном, очевидно, своего ирландского акцента. Боится, что возьмет вилку не в ту руку или не поймет какой-нибудь литературной ассоциации.
– Значит, она… ну, необразованная?
Роули снова усмехнулся:
– Ну, она не леди, если ты это имеешь в виду. У нее красивые глаза, приятный цвет лица и на редкость простодушный вид – полагаю, старый Гордон на это и клюнул. Не думаю, что это напускное, – хотя, конечно, кто знает? Она выглядит абсолютно безвольной и во всем подчиняется Дэвиду.
– Дэвиду?
– Это ее брат. По-моему, на нем пробу негде ставить. – Сделав паузу, Роули сказал: – Мы ему не слишком нравимся.
– А почему мы должны ему нравиться? – резко осведомилась Линн и добавила, когда он удивленно посмотрел на нее: – Я имею в виду, что тебе ведь он не нравится.
– Безусловно. И тебе тоже не понравится. Он не из нашего теста.
– Откуда ты знаешь, кто мне понравится, а кто нет? За эти три года я многое повидала. Думаю, мой кругозор расширился.
– Что верно, то верно – ты повидала больше меня.
Роули произнес это абсолютно спокойно, но Линн внимательно на него посмотрела, чувствуя, что за этим спокойствием что-то кроется.
Он не отвел взгляда, на его лице не отразилось никаких эмоций. Линн вспомнила, что никогда не могла прочитать мысли Роули.
В мире все шиворот-навыворот, подумала она. Обычно мужчины уходили на войну, а женщины оставались дома. Но у них получилось совсем наоборот.
Один из двоих молодых людей – Роули Клоуд или Джонни Вэвасур – должен был остаться на ферме. Они бросили жребий, и Джонни выпало отправляться на фронт. Он почти сразу же погиб в Норвегии. Роули же за все годы войны ни разу не был дальше двух миль от дома.
А Линн побывала в Египте, в Северной Африке, на Сицилии. Она не раз попадала под огонь. И в итоге вернулась с войны к Роули, который оставался дома…
Внезапно Линн подумала: а вдруг ему это неприятно? И нервно усмехнулась:
– Иногда кажется, будто все перевернулось вверх дном, верно?
– Не знаю. – Роули рассеянно посмотрел в сторону поля. – Зависит от точки зрения.
– Роули… – Она колебалась. – Ты не расстраиваешься… я имею в виду, из-за Джонни…
Его холодный взгляд заставил ее умолкнуть.
– Оставь Джонни в покое! Война кончилась – мне повезло!
– Ты хочешь сказать… – Линн запнулась, – повезло, потому что тебе не пришлось…
– Разве это не удача?
Она не знала, как реагировать на его слова. В спокойном голосе Роули слышались нотки раздражения.
– Конечно, – проговорил он с улыбкой, – девушке из армии будет нелегко сидеть дома.
– Не говори глупости, Роули, – сердито одернула его Линн.
Почему она сердится? Не потому ли, что в его шутке есть некоторая доля правды?
– Ну, – промолвил Роули, – полагаю, мы можем поговорить о свадьбе. Если, конечно, ты не передумала.
– Разумеется, нет. Почему я должна была передумать?
– Кто знает? – рассеянно протянул он.
– Ты имеешь в виду, что я… – Линн помедлила, – изменилась?
– Не слишком.
– А может быть, ты передумал?
– Ну нет. Я-то не изменился. На ферме вообще мало что меняется.
– Хорошо, – сказала Линн, чувствуя, что напряжение несколько разрядилось. – Тогда давай поженимся. Когда бы ты хотел?
– Июнь тебя устроит?
– Да.
Они замолчали. Все было решено. Тем не менее Линн ощущала странное уныние. Хотя Роули был таким же, как всегда, – сдержанным и не склонным к эмоциям, но любящим и преданным. Они всегда любили друг друга, хотя почти не говорили об этом. Так зачем же говорить о любви сейчас?
В июне они поженятся, станут жить в «Плакучих ивах» (ей всегда нравилось это название), и больше она никуда не уедет. Не уедет в том смысле, какой имели для нее эти слова теперь. Возбуждение, когда убирают трап и команда снует по палубе… Волнение, когда самолет взмывает к небу, а земля остается внизу… Незнакомый берег, постепенно приобретающий очертания… Запах горячей пыли, керосина и чеснока, бойкая болтовня на иностранных языках… Красные пуансеттии – причудливые цветы, гордо возвышающиеся в покрытых пылью садах… Быстрая упаковка вещей, не зная, где придется распаковывать их в следующий раз…
Теперь все это позади. Война кончилась, Линн Марчмонт вернулась домой. «Моряк из морей вернулся домой…»[15]«Но я уже не та Линн, которая уезжала отсюда», – подумала она.
Подняв взгляд, Линн увидела, что Роули наблюдает за ней.
Роули Клоуд кивнул. Это был высокий широкоплечий молодой человек с загорелым лицом, задумчивыми голубыми глазами и очень светлыми волосами. Его медлительность выглядела скорее намеренной, нежели природной. В тех случаях, когда многие не лезли бы за словом в карман, он всегда предпочитал сначала подумать.
– Да, – отозвался Роули. – В наши дни, кажется, все сводится к деньгам.
– Но я думала, фермеры преуспевали во время войны.
– Да, но ведь это не может продолжаться вечно. Через год все вернется на прежнее место. Оплата труда растет, работников не найдешь днем с огнем, все недовольны, и никто не знает, что делать, – если, конечно, не можешь фермерствовать на широкую ногу. Старый Гордон это предвидел и собирался вмешаться.
– А теперь? – спросила Линн.
Роули усмехнулся:
– А теперь миссис Гордон едет в Лондон и тратит пару тысяч на норковое манто.
– Это… это несправедливо!
– Да нет… – Помедлив, он добавил: – Я бы хотел купить тебе норковое манто, Линн.
– Как она выглядит, Роули? – Линн хотелось услышать мнение человека своего возраста.
– Вечером сама увидишь – на приеме у дяди Лайонела и тети Кэти.
– Да, знаю. Но я хочу, чтобы ты мне рассказал. Мама говорит, что она полоумная.
Роули задумался.
– Ну, я бы не сказал, что интеллект – ее сильная сторона. Но думаю, она только выглядит полоумной, потому что стесняется.
– Стесняется? Чего?
– Многого. В основном, очевидно, своего ирландского акцента. Боится, что возьмет вилку не в ту руку или не поймет какой-нибудь литературной ассоциации.
– Значит, она… ну, необразованная?
Роули снова усмехнулся:
– Ну, она не леди, если ты это имеешь в виду. У нее красивые глаза, приятный цвет лица и на редкость простодушный вид – полагаю, старый Гордон на это и клюнул. Не думаю, что это напускное, – хотя, конечно, кто знает? Она выглядит абсолютно безвольной и во всем подчиняется Дэвиду.
– Дэвиду?
– Это ее брат. По-моему, на нем пробу негде ставить. – Сделав паузу, Роули сказал: – Мы ему не слишком нравимся.
– А почему мы должны ему нравиться? – резко осведомилась Линн и добавила, когда он удивленно посмотрел на нее: – Я имею в виду, что тебе ведь он не нравится.
– Безусловно. И тебе тоже не понравится. Он не из нашего теста.
– Откуда ты знаешь, кто мне понравится, а кто нет? За эти три года я многое повидала. Думаю, мой кругозор расширился.
– Что верно, то верно – ты повидала больше меня.
Роули произнес это абсолютно спокойно, но Линн внимательно на него посмотрела, чувствуя, что за этим спокойствием что-то кроется.
Он не отвел взгляда, на его лице не отразилось никаких эмоций. Линн вспомнила, что никогда не могла прочитать мысли Роули.
В мире все шиворот-навыворот, подумала она. Обычно мужчины уходили на войну, а женщины оставались дома. Но у них получилось совсем наоборот.
Один из двоих молодых людей – Роули Клоуд или Джонни Вэвасур – должен был остаться на ферме. Они бросили жребий, и Джонни выпало отправляться на фронт. Он почти сразу же погиб в Норвегии. Роули же за все годы войны ни разу не был дальше двух миль от дома.
А Линн побывала в Египте, в Северной Африке, на Сицилии. Она не раз попадала под огонь. И в итоге вернулась с войны к Роули, который оставался дома…
Внезапно Линн подумала: а вдруг ему это неприятно? И нервно усмехнулась:
– Иногда кажется, будто все перевернулось вверх дном, верно?
– Не знаю. – Роули рассеянно посмотрел в сторону поля. – Зависит от точки зрения.
– Роули… – Она колебалась. – Ты не расстраиваешься… я имею в виду, из-за Джонни…
Его холодный взгляд заставил ее умолкнуть.
– Оставь Джонни в покое! Война кончилась – мне повезло!
– Ты хочешь сказать… – Линн запнулась, – повезло, потому что тебе не пришлось…
– Разве это не удача?
Она не знала, как реагировать на его слова. В спокойном голосе Роули слышались нотки раздражения.
– Конечно, – проговорил он с улыбкой, – девушке из армии будет нелегко сидеть дома.
– Не говори глупости, Роули, – сердито одернула его Линн.
Почему она сердится? Не потому ли, что в его шутке есть некоторая доля правды?
– Ну, – промолвил Роули, – полагаю, мы можем поговорить о свадьбе. Если, конечно, ты не передумала.
– Разумеется, нет. Почему я должна была передумать?
– Кто знает? – рассеянно протянул он.
– Ты имеешь в виду, что я… – Линн помедлила, – изменилась?
– Не слишком.
– А может быть, ты передумал?
– Ну нет. Я-то не изменился. На ферме вообще мало что меняется.
– Хорошо, – сказала Линн, чувствуя, что напряжение несколько разрядилось. – Тогда давай поженимся. Когда бы ты хотел?
– Июнь тебя устроит?
– Да.
Они замолчали. Все было решено. Тем не менее Линн ощущала странное уныние. Хотя Роули был таким же, как всегда, – сдержанным и не склонным к эмоциям, но любящим и преданным. Они всегда любили друг друга, хотя почти не говорили об этом. Так зачем же говорить о любви сейчас?
В июне они поженятся, станут жить в «Плакучих ивах» (ей всегда нравилось это название), и больше она никуда не уедет. Не уедет в том смысле, какой имели для нее эти слова теперь. Возбуждение, когда убирают трап и команда снует по палубе… Волнение, когда самолет взмывает к небу, а земля остается внизу… Незнакомый берег, постепенно приобретающий очертания… Запах горячей пыли, керосина и чеснока, бойкая болтовня на иностранных языках… Красные пуансеттии – причудливые цветы, гордо возвышающиеся в покрытых пылью садах… Быстрая упаковка вещей, не зная, где придется распаковывать их в следующий раз…
Теперь все это позади. Война кончилась, Линн Марчмонт вернулась домой. «Моряк из морей вернулся домой…»[15]«Но я уже не та Линн, которая уезжала отсюда», – подумала она.
Подняв взгляд, Линн увидела, что Роули наблюдает за ней.
Глава 4
Приемы у тети Кэти почти всегда проходили одинаково. В них ощущалось нечто торопливое и неумелое, что было характерно и для самой хозяйки дома. Доктор Клоуд выглядел так, будто с трудом сдерживал раздражение. Он был неизменно вежлив с гостями, но они чувствовали, что эта вежливость дается ему нелегко.
Внешне Лайонел Клоуд походил на своего брата Джереми. Он был таким же седым и худощавым, но не обладал невозмутимостью, свойственной адвокату. Нервозность и раздражительность доктора Клоуда отталкивали многих пациентов, делая их нечувствительными к его знаниям и опыту. По-настоящему Лайонела интересовали только научные исследования, а его хобби являлось использование лекарственных растений. Обладая педантичным умом, он с трудом терпел причуды жены.
Линн и Роули называли миссис Джереми Клоуд Франсис, но миссис Лайонел Клоуд именовали «тетя Кэти». Они любили ее, хотя считали смешной и нелепой.
Прием, устроенный по случаю возвращения Линн, был всего лишь семейным сборищем.
Тетя Кэти с любовью приветствовала племянницу:
– Ты так загорела, дорогая. Наверно, в Египте. Ты прочитала книгу о пророчествах пирамид, которую я послала тебе? Так интересно! Это все объясняет, не правда ли?
Линн избавило от ответа появление миссис Гордон Клоуд и ее брата Дэвида.
– Розалин, это моя племянница, Линн Марчмонт.
Линн, скрывая любопытство, посмотрела на вдову Гордона Клоуда.
Да, девушка, которая вышла замуж за старого Гордона Клоуда из-за его денег, была хорошенькой и выглядела простодушной, как говорил Роули. Черные волнистые волосы, темно-голубые ирландские глаза, полураскрытые губы…
Все остальное было в высшей степени дорогим – платье, драгоценности, наманикюренные руки, меховая накидка. Обладая изящной фигуркой, она тем не менее не умела носить дорогую одежду так, как носила бы ее Линн Марчмонт, если бы ей представилась такая возможность. «Но она никогда тебе не представится!» – шепнул ей внутренний голос.
– Здравствуйте, – произнесла Розалин Клоуд и добавила, неуверенно повернувшись к стоящему рядом мужчине: – Это… это мой брат.
Дэвид Хантер тоже поздоровался. Это был худощавый молодой брюнет с темными глазами, дерзким и вызывающим лицом.
Линн сразу поняла, почему он так не нравится всем Клоудам. За рубежом она не раз встречала мужчин такого типа – бесшабашных и довольно опасных. На них невозможно полагаться – они сами устанавливали для себя законы и плевать хотели на всю Вселенную. Такие люди многого стоили в бою, но, не находясь на линии огня, доводили своих командиров до белого каления.
– Вам нравится жить в «Фарроубэнке»? – обратилась Линн к Розалин Клоуд.
– По-моему, дом просто чудесен, – ответила та.
– Бедняга Гордон неплохо устроился, – с усмешкой произнес Дэвид Хантер. – Он не жалел расходов.
Это соответствовало действительности. Когда Гордон решил обосноваться в Уормсли-Вейл – точнее, проводить здесь малую часть своей деловой жизни, – он построил себе новый дом, будучи слишком большим индивидуалистом, чтобы жить в здании, насыщенном духом предыдущих обитателей.
Гордон нанял молодого модного архитектора и дал ему карт-бланш. Половина жителей Уормсли-Вейл считала «Фарроубэнк» чудовищным сооружением: прямоугольные очертания, встроенная мебель, скользящие двери, стеклянные столы и стулья приводили их в ужас. Только ванные вызывали искреннее восхищение.
На лице Розалин был написан благоговейный восторг. Усмешка Дэвида заставила ее покраснеть.
– Вы демобилизовались из Женской вспомогательной службы, верно? – спросил Дэвид у Линн.
– Да.
Он скользнул по ней оценивающим взглядом, и она почувствовала, что краснеет.
Неизвестно откуда появилась тетя Кэти. У нее был дар материализоваться из пустоты – возможно, она научилась этому трюку на многочисленных спиритических сеансах.
– Ужин подан, – слегка запыхавшись, возвестила тетя Кэти и добавила как бы между прочим: – Думаю, лучше называть это ужином, чем обедом, чтобы не обманывать ничьих ожиданий. С продуктами стало так трудно. Мэри Луис говорит, что каждую неделю дает торговцу рыбой лишние десять шиллингов. По-моему, это аморально.
Лайонел тем временем разговаривал с Франсис Клоуд.
– Ну-ну, Франсис, – сказал он с нервным смешком. – Никогда не поверю, что ты в самом деле так думаешь… Пошли за стол.
Они направились в довольно убогую столовую – Джереми и Франсис, Лайонел и Кэтрин, Адела, Линн и Роули. Семейство Клоуд – и двое посторонних. Ибо Розалин, хотя и носила ту же фамилию, не стала, в отличие от Франсис и Кэтрин, настоящей Клоуд.
Она была здесь чужой и поэтому нервничала. А Дэвид… Дэвид выглядел изгоем – причем не только в силу необходимости, но и по собственному выбору. Линн размышляла об этом, садясь за стол.
Воздух был насыщен какими-то сильными эмоциями, подобными электрическому току. Неужели это ненависть? Во всяком случае, нечто разрушительное.
«Злоба и неприязнь ощущаются повсюду, – внезапно подумала Линн. – Я чувствую их с тех пор, как вернулась домой. Очевидно, это последствия войны. В поездах, в автобусах, в магазинах, среди клерков и даже фермеров. Полагаю, на заводах и шахтах еще хуже. Но здесь не просто злоба – она имеет конкретную причину. Неужели мы так ненавидим этих чужаков, забравших то, что мы считали своим? Нет – во всяком случае, пока что. Скорее всего, они ненавидят нас!»
Открытие так ее потрясло, что она принялась молча о нем размышлять, не замечая сидящего рядом Дэвида Хантера.
– Вы о чем-то задумались? – спросил он вскоре.
Его голос был добродушно-насмешливым, но Линн почувствовала угрызения совести. Чего доброго, он подумает, что у нее дурные манеры.
– Простите, – извинилась она. – Я думала о том, во что превратился мир.
– Как удручающе неоригинально! – холодно заметил Дэвид.
– Да, верно. Мы все стали слишком серьезными. И кажется, пользы от этого никакой.
– По-моему, куда практичнее стремиться к вреду, чем к пользе. За последние несколько лет мы придумали несколько удобных приспособлений для этой цели, включая pièce de résistance[16] – атомную бомбу.
– Об этом я и думала… О, я имею в виду не атомную бомбу, а злобу – холодную и практичную.
– Злобы в мире хоть отбавляй, – согласился Дэвид, – а вот что касается практичности… По-моему, ее было куда больше в Средние века.
– О чем вы?
– О черной магии, восковых фигурках, колдовстве в полнолуние, чтобы навести порчу на соседское стадо или на самого соседа.
– Неужели вы верите в черную магию? – удивилась Линн.
– Возможно, нет, но в старину люди хотя бы старались причинить зло. А теперь… – Он пожал плечами. – Вам и вашей семье не хватит всей злобы мира, чтобы повредить Розалин и мне, верно?
Линн вздрогнула. Внезапно ей захотелось смеяться.
– Сейчас для этого немного поздновато, – вежливо заметила она.
Дэвид Хантер расхохотался. Казалось, разговор забавляет и его.
– Вы имеете в виду, что мы уже улизнули с добычей? Да, теперь к нам не подкопаешься.
– И это доставляет вам удовольствие?
– Куча денег? Разумеется.
– Я имею в виду не только деньги, но и нас.
– То, что мы одержали над вами верх? Ну, возможно. Ведь вы все не сомневались, что денежки старика практически у вас в кармане.
– Не забывайте, что нас годами приучали к этой мысли, – напомнила Линн. – Уговаривали не экономить, не думать о будущем, поощряли всевозможные планы и проекты.
«Вроде Роули с его фермой», – подумала она.
– Вас не приучили только к одному, – усмехнулся Дэвид.
– К чему?
– К тому, что на свете все непостоянно.
– Линн, – окликнула ее тетя Кэтрин, сидящая во главе стола. – Один из духов миссис Лестер – жрец периода четвертой династии. Он рассказал нам удивительные вещи! Мне нужно с тобой поговорить о Египте. Я уверена, он повлиял на твою психику.
– У Линн есть занятия поинтереснее, чем играть в эту суеверную чушь, – резко заметил доктор Клоуд.
– Ты просто предубежден, Лайонел, – вздохнула его жена.
Линн улыбнулась тете и некоторое время сидела молча. В ее ушах все еще звучали слова Дэвида: «На свете все непостоянно…»
Некоторые люди живут в таком мире – для них все чревато риском. К ним принадлежал и Дэвид Хантер. Это был не тот мир, в котором росла Линн, но тем не менее он чем-то привлекал ее.
Вскоре Дэвид с усмешкой осведомился:
– Мы с вами еще не в ссоре? Можем продолжать разговор?
– Конечно.
– Отлично. Вы по-прежнему злитесь на нас с Розалин за то, что мы завладели состоянием неправедным путем?
– Да, – решительно ответила Линн.
– Превосходно. И что же вы намерены делать?
– Купить немного воска и заняться черной магией.
Дэвид рассмеялся:
– Ну нет, это не для вас. Вы не из тех, кто полагается на устаревшие методы. Ваши методы будут вполне современными и, возможно, весьма эффективными. Но вам не удастся победить.
– Почему вы думаете, что будет война? Разве мы не смирились с неизбежным?
– Вы все ведете себя безупречно. Это очень забавно.
– За что вы нас так ненавидите? – тихо спросила Линн.
В темных бездонных глазах что-то блеснуло.
– Вряд ли я сумею вам объяснить.
– Думаю, что сумеете.
Несколько секунд Дэвид молчал, затем осведомился беспечным тоном:
– Почему вы собираетесь замуж за Роули Клоуда? Он ведь форменная дубина.
– Как вы можете так говорить? – резко отозвалась Линн. – Вы ведь ничего о нем не знаете.
– Что вы думаете о Розалин? – тем же тоном задал вопрос Дэвид.
– Она очень красива.
– И это все?
– Она не выглядит довольной жизнью.
– Верно, – согласился Дэвид. – Розалин не блещет умом. Она вечно всего боялась. Плывет по течению, а потом не знает, что ей делать. Рассказать вам о ней?
– Если хотите, – вежливо промолвила Линн.
– Хочу. Сначала течение занесло ее на сцену, где она, разумеется, не достигла особых успехов. Розалин присоединилась к третьеразрядной труппе, отправлявшейся тогда на гастроли в Южную Африку. В Кейптауне труппа осталась без средств к существованию. Потом Розалин выскочила замуж за правительственного чиновника из Нигерии. Нигерия ей не нравилась – и муж, по-моему, тоже. Если бы он был крепким парнем, выпивал и ее поколачивал, думаю, все было бы в порядке. Но он оказался интеллектуалом, державшим в африканской глуши большую библиотеку и любившим рассуждать на философские темы. Поэтому Розалин поплыла назад в Кейптаун. Муж обошелся с ней достойно и выделил ей недурное содержание. Не знаю, дал ли бы он ей развод, так как был католиком, но, к счастью, умер от лихорадки. Розалин получила маленькую пенсию. Затем началась война, и течение занесло ее на корабль в Южную Америку. Там ей тоже не понравилось, но она попала на другой корабль, где познакомилась с Гордоном Клоудом и которому поведала о своей печальной жизни. Они поженились в Нью-Йорке и жили счастливо две недели, после чего его убило бомбой, а Розалин достались большой дом, куча драгоценностей и солидный доход.
– Приятно, что у этой истории такой счастливый конец, – заметила Линн.
– Да, – кивнул Дэвид Хантер. – У Розалин нет ни капли ума, но ей всегда везло. Гордон Клоуд был крепким стариком. Ему было шестьдесят два, и он запросто мог протянуть лет двадцать или еще больше. Для Розалин это было бы не слишком весело, не так ли? Когда она вышла за него замуж, ей было двадцать четыре года, а сейчас только двадцать шесть.
– Она выглядит еще моложе, – сказала Линн.
Дэвид посмотрел на сидящую с другой стороны Розалин Клоуд. Она крошила хлеб, словно нервный ребенок.
– Пожалуй, – задумчиво произнес он. – Очевидно, причина в полном отсутствии ума.
– Бедняжка! – вырвалось у Линн.
Дэвид нахмурился.
– Нечего ее жалеть, – отрезал он. – Я позабочусь о Розалин.
– Надеюсь.
– А если кто-нибудь попробует ее обидеть, ему придется иметь дело со мной! Я знаю много способов вести войну – некоторые из них не вполне традиционные.
– Теперь мне предстоит выслушать вашу биографию? – холодно спросила Линн.
– В очень сокращенной редакции. – Он улыбнулся. – Когда началась война, я не считал себя обязанным сражаться за Англию – ведь я ирландец. Но мне, как всем ирландцам, нравится драка. Меня привлекала служба в десантных войсках – я неплохо позабавился, но был отчислен после тяжелого ранения в ногу. Потом поехал в Канаду, где какое-то время тренировал ребят. Я болтался без дела, когда получил из Нью-Йорка телеграмму от Розалин, в которой она сообщала, что выходит замуж. В телеграмме не говорилось, что там есть чем поживиться, но я умею читать между строк. Я прилетел в Нью-Йорк, приклеился к счастливой паре и вернулся с ними в Лондон. И теперь… – Он дерзко улыбнулся. – «Моряк из морей вернулся домой». Это про вас. А «Охотник с гор вернулся домой» – это про меня…[17] В чем дело?
– Ни в чем, – ответила Линн.
Она поднялась вместе с остальными. Когда они перешли в столовую, Роули сказал ей:
– Ты, кажется, нашла общий язык с Дэвидом Хантером. О чем вы говорили?
– Ни о чем особенном, – отозвалась Линн.
Внешне Лайонел Клоуд походил на своего брата Джереми. Он был таким же седым и худощавым, но не обладал невозмутимостью, свойственной адвокату. Нервозность и раздражительность доктора Клоуда отталкивали многих пациентов, делая их нечувствительными к его знаниям и опыту. По-настоящему Лайонела интересовали только научные исследования, а его хобби являлось использование лекарственных растений. Обладая педантичным умом, он с трудом терпел причуды жены.
Линн и Роули называли миссис Джереми Клоуд Франсис, но миссис Лайонел Клоуд именовали «тетя Кэти». Они любили ее, хотя считали смешной и нелепой.
Прием, устроенный по случаю возвращения Линн, был всего лишь семейным сборищем.
Тетя Кэти с любовью приветствовала племянницу:
– Ты так загорела, дорогая. Наверно, в Египте. Ты прочитала книгу о пророчествах пирамид, которую я послала тебе? Так интересно! Это все объясняет, не правда ли?
Линн избавило от ответа появление миссис Гордон Клоуд и ее брата Дэвида.
– Розалин, это моя племянница, Линн Марчмонт.
Линн, скрывая любопытство, посмотрела на вдову Гордона Клоуда.
Да, девушка, которая вышла замуж за старого Гордона Клоуда из-за его денег, была хорошенькой и выглядела простодушной, как говорил Роули. Черные волнистые волосы, темно-голубые ирландские глаза, полураскрытые губы…
Все остальное было в высшей степени дорогим – платье, драгоценности, наманикюренные руки, меховая накидка. Обладая изящной фигуркой, она тем не менее не умела носить дорогую одежду так, как носила бы ее Линн Марчмонт, если бы ей представилась такая возможность. «Но она никогда тебе не представится!» – шепнул ей внутренний голос.
– Здравствуйте, – произнесла Розалин Клоуд и добавила, неуверенно повернувшись к стоящему рядом мужчине: – Это… это мой брат.
Дэвид Хантер тоже поздоровался. Это был худощавый молодой брюнет с темными глазами, дерзким и вызывающим лицом.
Линн сразу поняла, почему он так не нравится всем Клоудам. За рубежом она не раз встречала мужчин такого типа – бесшабашных и довольно опасных. На них невозможно полагаться – они сами устанавливали для себя законы и плевать хотели на всю Вселенную. Такие люди многого стоили в бою, но, не находясь на линии огня, доводили своих командиров до белого каления.
– Вам нравится жить в «Фарроубэнке»? – обратилась Линн к Розалин Клоуд.
– По-моему, дом просто чудесен, – ответила та.
– Бедняга Гордон неплохо устроился, – с усмешкой произнес Дэвид Хантер. – Он не жалел расходов.
Это соответствовало действительности. Когда Гордон решил обосноваться в Уормсли-Вейл – точнее, проводить здесь малую часть своей деловой жизни, – он построил себе новый дом, будучи слишком большим индивидуалистом, чтобы жить в здании, насыщенном духом предыдущих обитателей.
Гордон нанял молодого модного архитектора и дал ему карт-бланш. Половина жителей Уормсли-Вейл считала «Фарроубэнк» чудовищным сооружением: прямоугольные очертания, встроенная мебель, скользящие двери, стеклянные столы и стулья приводили их в ужас. Только ванные вызывали искреннее восхищение.
На лице Розалин был написан благоговейный восторг. Усмешка Дэвида заставила ее покраснеть.
– Вы демобилизовались из Женской вспомогательной службы, верно? – спросил Дэвид у Линн.
– Да.
Он скользнул по ней оценивающим взглядом, и она почувствовала, что краснеет.
Неизвестно откуда появилась тетя Кэти. У нее был дар материализоваться из пустоты – возможно, она научилась этому трюку на многочисленных спиритических сеансах.
– Ужин подан, – слегка запыхавшись, возвестила тетя Кэти и добавила как бы между прочим: – Думаю, лучше называть это ужином, чем обедом, чтобы не обманывать ничьих ожиданий. С продуктами стало так трудно. Мэри Луис говорит, что каждую неделю дает торговцу рыбой лишние десять шиллингов. По-моему, это аморально.
Лайонел тем временем разговаривал с Франсис Клоуд.
– Ну-ну, Франсис, – сказал он с нервным смешком. – Никогда не поверю, что ты в самом деле так думаешь… Пошли за стол.
Они направились в довольно убогую столовую – Джереми и Франсис, Лайонел и Кэтрин, Адела, Линн и Роули. Семейство Клоуд – и двое посторонних. Ибо Розалин, хотя и носила ту же фамилию, не стала, в отличие от Франсис и Кэтрин, настоящей Клоуд.
Она была здесь чужой и поэтому нервничала. А Дэвид… Дэвид выглядел изгоем – причем не только в силу необходимости, но и по собственному выбору. Линн размышляла об этом, садясь за стол.
Воздух был насыщен какими-то сильными эмоциями, подобными электрическому току. Неужели это ненависть? Во всяком случае, нечто разрушительное.
«Злоба и неприязнь ощущаются повсюду, – внезапно подумала Линн. – Я чувствую их с тех пор, как вернулась домой. Очевидно, это последствия войны. В поездах, в автобусах, в магазинах, среди клерков и даже фермеров. Полагаю, на заводах и шахтах еще хуже. Но здесь не просто злоба – она имеет конкретную причину. Неужели мы так ненавидим этих чужаков, забравших то, что мы считали своим? Нет – во всяком случае, пока что. Скорее всего, они ненавидят нас!»
Открытие так ее потрясло, что она принялась молча о нем размышлять, не замечая сидящего рядом Дэвида Хантера.
– Вы о чем-то задумались? – спросил он вскоре.
Его голос был добродушно-насмешливым, но Линн почувствовала угрызения совести. Чего доброго, он подумает, что у нее дурные манеры.
– Простите, – извинилась она. – Я думала о том, во что превратился мир.
– Как удручающе неоригинально! – холодно заметил Дэвид.
– Да, верно. Мы все стали слишком серьезными. И кажется, пользы от этого никакой.
– По-моему, куда практичнее стремиться к вреду, чем к пользе. За последние несколько лет мы придумали несколько удобных приспособлений для этой цели, включая pièce de résistance[16] – атомную бомбу.
– Об этом я и думала… О, я имею в виду не атомную бомбу, а злобу – холодную и практичную.
– Злобы в мире хоть отбавляй, – согласился Дэвид, – а вот что касается практичности… По-моему, ее было куда больше в Средние века.
– О чем вы?
– О черной магии, восковых фигурках, колдовстве в полнолуние, чтобы навести порчу на соседское стадо или на самого соседа.
– Неужели вы верите в черную магию? – удивилась Линн.
– Возможно, нет, но в старину люди хотя бы старались причинить зло. А теперь… – Он пожал плечами. – Вам и вашей семье не хватит всей злобы мира, чтобы повредить Розалин и мне, верно?
Линн вздрогнула. Внезапно ей захотелось смеяться.
– Сейчас для этого немного поздновато, – вежливо заметила она.
Дэвид Хантер расхохотался. Казалось, разговор забавляет и его.
– Вы имеете в виду, что мы уже улизнули с добычей? Да, теперь к нам не подкопаешься.
– И это доставляет вам удовольствие?
– Куча денег? Разумеется.
– Я имею в виду не только деньги, но и нас.
– То, что мы одержали над вами верх? Ну, возможно. Ведь вы все не сомневались, что денежки старика практически у вас в кармане.
– Не забывайте, что нас годами приучали к этой мысли, – напомнила Линн. – Уговаривали не экономить, не думать о будущем, поощряли всевозможные планы и проекты.
«Вроде Роули с его фермой», – подумала она.
– Вас не приучили только к одному, – усмехнулся Дэвид.
– К чему?
– К тому, что на свете все непостоянно.
– Линн, – окликнула ее тетя Кэтрин, сидящая во главе стола. – Один из духов миссис Лестер – жрец периода четвертой династии. Он рассказал нам удивительные вещи! Мне нужно с тобой поговорить о Египте. Я уверена, он повлиял на твою психику.
– У Линн есть занятия поинтереснее, чем играть в эту суеверную чушь, – резко заметил доктор Клоуд.
– Ты просто предубежден, Лайонел, – вздохнула его жена.
Линн улыбнулась тете и некоторое время сидела молча. В ее ушах все еще звучали слова Дэвида: «На свете все непостоянно…»
Некоторые люди живут в таком мире – для них все чревато риском. К ним принадлежал и Дэвид Хантер. Это был не тот мир, в котором росла Линн, но тем не менее он чем-то привлекал ее.
Вскоре Дэвид с усмешкой осведомился:
– Мы с вами еще не в ссоре? Можем продолжать разговор?
– Конечно.
– Отлично. Вы по-прежнему злитесь на нас с Розалин за то, что мы завладели состоянием неправедным путем?
– Да, – решительно ответила Линн.
– Превосходно. И что же вы намерены делать?
– Купить немного воска и заняться черной магией.
Дэвид рассмеялся:
– Ну нет, это не для вас. Вы не из тех, кто полагается на устаревшие методы. Ваши методы будут вполне современными и, возможно, весьма эффективными. Но вам не удастся победить.
– Почему вы думаете, что будет война? Разве мы не смирились с неизбежным?
– Вы все ведете себя безупречно. Это очень забавно.
– За что вы нас так ненавидите? – тихо спросила Линн.
В темных бездонных глазах что-то блеснуло.
– Вряд ли я сумею вам объяснить.
– Думаю, что сумеете.
Несколько секунд Дэвид молчал, затем осведомился беспечным тоном:
– Почему вы собираетесь замуж за Роули Клоуда? Он ведь форменная дубина.
– Как вы можете так говорить? – резко отозвалась Линн. – Вы ведь ничего о нем не знаете.
– Что вы думаете о Розалин? – тем же тоном задал вопрос Дэвид.
– Она очень красива.
– И это все?
– Она не выглядит довольной жизнью.
– Верно, – согласился Дэвид. – Розалин не блещет умом. Она вечно всего боялась. Плывет по течению, а потом не знает, что ей делать. Рассказать вам о ней?
– Если хотите, – вежливо промолвила Линн.
– Хочу. Сначала течение занесло ее на сцену, где она, разумеется, не достигла особых успехов. Розалин присоединилась к третьеразрядной труппе, отправлявшейся тогда на гастроли в Южную Африку. В Кейптауне труппа осталась без средств к существованию. Потом Розалин выскочила замуж за правительственного чиновника из Нигерии. Нигерия ей не нравилась – и муж, по-моему, тоже. Если бы он был крепким парнем, выпивал и ее поколачивал, думаю, все было бы в порядке. Но он оказался интеллектуалом, державшим в африканской глуши большую библиотеку и любившим рассуждать на философские темы. Поэтому Розалин поплыла назад в Кейптаун. Муж обошелся с ней достойно и выделил ей недурное содержание. Не знаю, дал ли бы он ей развод, так как был католиком, но, к счастью, умер от лихорадки. Розалин получила маленькую пенсию. Затем началась война, и течение занесло ее на корабль в Южную Америку. Там ей тоже не понравилось, но она попала на другой корабль, где познакомилась с Гордоном Клоудом и которому поведала о своей печальной жизни. Они поженились в Нью-Йорке и жили счастливо две недели, после чего его убило бомбой, а Розалин достались большой дом, куча драгоценностей и солидный доход.
– Приятно, что у этой истории такой счастливый конец, – заметила Линн.
– Да, – кивнул Дэвид Хантер. – У Розалин нет ни капли ума, но ей всегда везло. Гордон Клоуд был крепким стариком. Ему было шестьдесят два, и он запросто мог протянуть лет двадцать или еще больше. Для Розалин это было бы не слишком весело, не так ли? Когда она вышла за него замуж, ей было двадцать четыре года, а сейчас только двадцать шесть.
– Она выглядит еще моложе, – сказала Линн.
Дэвид посмотрел на сидящую с другой стороны Розалин Клоуд. Она крошила хлеб, словно нервный ребенок.
– Пожалуй, – задумчиво произнес он. – Очевидно, причина в полном отсутствии ума.
– Бедняжка! – вырвалось у Линн.
Дэвид нахмурился.
– Нечего ее жалеть, – отрезал он. – Я позабочусь о Розалин.
– Надеюсь.
– А если кто-нибудь попробует ее обидеть, ему придется иметь дело со мной! Я знаю много способов вести войну – некоторые из них не вполне традиционные.
– Теперь мне предстоит выслушать вашу биографию? – холодно спросила Линн.
– В очень сокращенной редакции. – Он улыбнулся. – Когда началась война, я не считал себя обязанным сражаться за Англию – ведь я ирландец. Но мне, как всем ирландцам, нравится драка. Меня привлекала служба в десантных войсках – я неплохо позабавился, но был отчислен после тяжелого ранения в ногу. Потом поехал в Канаду, где какое-то время тренировал ребят. Я болтался без дела, когда получил из Нью-Йорка телеграмму от Розалин, в которой она сообщала, что выходит замуж. В телеграмме не говорилось, что там есть чем поживиться, но я умею читать между строк. Я прилетел в Нью-Йорк, приклеился к счастливой паре и вернулся с ними в Лондон. И теперь… – Он дерзко улыбнулся. – «Моряк из морей вернулся домой». Это про вас. А «Охотник с гор вернулся домой» – это про меня…[17] В чем дело?
– Ни в чем, – ответила Линн.
Она поднялась вместе с остальными. Когда они перешли в столовую, Роули сказал ей:
– Ты, кажется, нашла общий язык с Дэвидом Хантером. О чем вы говорили?
– Ни о чем особенном, – отозвалась Линн.
Глава 5
– Дэвид, когда мы вернемся в Лондон? Когда мы уедем в Америку?
Завтракавший вместе с Розалин Дэвид Хантер с удивлением посмотрел на нее.
– Куда нам спешить? Чем тебе здесь плохо?
Он окинул быстрым взглядом комнату, где они сидели. «Фарроубэнк» построили на склоне холма, и из окон открывался вид на безмятежную панораму сонной английской деревни. На лужайке были посажены тысячи бледно-желтых нарциссов, которые уже почти отцвели, но золотистое покрывало еще оставалось.
Кроша в тарелку кусочек тоста, Розалин пробормотала:
– Ты обещал, что мы скоро поедем в Америку.
– Да, но это не так легко устроить. Существует очередность. У нас нет никаких особых деловых оснований. После войны все движется с трудом.
Дэвида раздражали собственные слова. Названные им причины были вполне реальными, но выглядели предлогом. Его интересовало, казались ли они таковым сидящей напротив девушке? И почему ей внезапно так приспичило ехать в Америку?
– Ты сказал, что мы пробудем тут недолго, – настаивала Розалин. – Ты не говорил, что мы собираемся здесь поселиться.
– Чем тебе не по душе Уормсли-Вейл и «Фарроубэнк»?
– Ничем. Это все они…
– Клоуды?
– Да.
– В этом-то как раз самый смак, – сказал Дэвид. – Приятно смотреть на их самодовольные физиономии и видеть, как их гложут зависть и злоба. Не порть мне удовольствие, Розалин.
– Я не хочу, чтобы ты так говорил, – с тревогой произнесла она. – Мне это не нравится.
– Не вешай нос, дорогая! Нами достаточно помыкали. А Клоуды существовали беззаботно за счет братца Гордона – маленькие мухи присосались к большой. Всегда ненавидел эту породу.
– Нельзя ненавидеть людей, – возразила шокированная Розалин. – Это грешно.
– По-твоему, Клоуды тебя не ненавидят? Они были добры к тебе?
– Они не причинили мне никакого вреда, – с сомнением отозвалась Розалин.
– Но с радостью бы это сделали, малышка. – Он рассмеялся. – Если бы они не так дрожали за собственную шкуру, тебя однажды утром нашли бы с ножом в спине.
Она поежилась:
– Не говори такие ужасные вещи.
– Ну, может быть, это был бы не нож, а стрихнин в супе.
Розалин уставилась на него, ее губы дрожали.
– Ты шутишь…
Дэвид вновь стал серьезным:
– Не бойся, Розалин. Я о тебе позабочусь. Им придется иметь дело со мной.
– Если это правда, – запинаясь, спросила она, – что они ненавидят нас… ненавидят меня… то почему бы нам не уехать в Лондон? Там мы были бы в безопасности – вдали от них.
– Деревня тебе на пользу, девочка. Ты ведь знаешь, что в Лондоне тебе становится хуже.
– Это было, когда его бомбили… – Розалин задрожала и закрыла глаза. – Я никогда этого не забуду…
– Еще как забудешь! – Дэвид осторожно взял ее за плечи и слегка встряхнул. – Выбрось это из головы, Розалин. Ты была контужена, но теперь все кончено. Бомб больше нет. Не думай о них. Доктор сказал, что сельская жизнь и деревенский воздух пойдут тебе на пользу. Вот почему я держу тебя подальше от Лондона.
– В самом деле? А я подумала…
– Что ты подумала?
– Что ты хочешь быть здесь из-за нее, – медленно сказала Розалин.
– Из-за нее?
– Ты знаешь, о ком я. О той девушке, которая служила в армии.
Лицо Дэвида внезапно стало суровым.
– Линн Марчмонт?
– Она что-то значит для тебя, Дэвид?
– Линн – невеста этого тупоголового бычка, Роули.
– Я видела, как ты разговаривал с ней тем вечером.
– Ради бога, Розалин…
– И ты ведь встречался с ней после этого, не так ли?
– Я столкнулся с ней возле фермы однажды утром, когда ездил верхом.
– И будешь сталкиваться снова.
– Конечно, буду! Это крошечная деревушка. Тут шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из Клоудов. Но если ты думаешь, что я влюбился в Линн Марчмонт, то ты ошибаешься. Она заносчивая и неприятная девица со злым языком. Пускай Роули с ней справляется. Нет, Розалин, она не в моем вкусе.
– Ты уверен, Дэвид? – с сомнением спросила девушка.
– Конечно, уверен.
– Я знаю, ты не любишь, когда я гадаю на картах, – робко проговорила Розалин. – Но они говорят правду. Карты сказали, что девушка, приехавшая из-за моря, принесет нам несчастье. Потом в нашу жизнь войдет незнакомый брюнет – он тоже грозит бедой. Еще выпала карта, означающая смерть, и…
– Ох уж эти мне незнакомые брюнеты! – Дэвид рассмеялся. – Советую тебе держаться от них подальше. Сколько же в тебе суеверий! – Продолжая смеяться, он направился к двери, но, выйдя из дома, нахмурился и пробормотал: – Черт бы тебя побрал, Линн! Вернулась из-за моря и расстроила все планы. – Дэвид понимал, что намеренно идет туда, где надеялся встретить девушку, которую только что проклинал.
Розалин наблюдала, как он шагал по саду к калитке, выходящей на дорожку через поле. Потом она поднялась к себе в спальню и стала перебирать одежду в гардеробе. Ей нравилось трогать новое норковое манто – она и представить себе не могла, что у нее когда-нибудь будет такое. Розалин все еще была в спальне, когда горничная сообщила, что пришла миссис Марчмонт.
Адела сидела в гостиной, поджав губы. Ее сердце колотилось вдвое быстрее обычного. Она уже несколько дней пыталась заставить себя обратиться за помощью к Розалин, но со свойственной ей нерешительностью откладывала этот момент. А еще ее удерживало то, что отношение Линн внезапно изменилось. Теперь она категорически возражала против того, чтобы ее мать просила взаймы у вдовы Гордона.
Завтракавший вместе с Розалин Дэвид Хантер с удивлением посмотрел на нее.
– Куда нам спешить? Чем тебе здесь плохо?
Он окинул быстрым взглядом комнату, где они сидели. «Фарроубэнк» построили на склоне холма, и из окон открывался вид на безмятежную панораму сонной английской деревни. На лужайке были посажены тысячи бледно-желтых нарциссов, которые уже почти отцвели, но золотистое покрывало еще оставалось.
Кроша в тарелку кусочек тоста, Розалин пробормотала:
– Ты обещал, что мы скоро поедем в Америку.
– Да, но это не так легко устроить. Существует очередность. У нас нет никаких особых деловых оснований. После войны все движется с трудом.
Дэвида раздражали собственные слова. Названные им причины были вполне реальными, но выглядели предлогом. Его интересовало, казались ли они таковым сидящей напротив девушке? И почему ей внезапно так приспичило ехать в Америку?
– Ты сказал, что мы пробудем тут недолго, – настаивала Розалин. – Ты не говорил, что мы собираемся здесь поселиться.
– Чем тебе не по душе Уормсли-Вейл и «Фарроубэнк»?
– Ничем. Это все они…
– Клоуды?
– Да.
– В этом-то как раз самый смак, – сказал Дэвид. – Приятно смотреть на их самодовольные физиономии и видеть, как их гложут зависть и злоба. Не порть мне удовольствие, Розалин.
– Я не хочу, чтобы ты так говорил, – с тревогой произнесла она. – Мне это не нравится.
– Не вешай нос, дорогая! Нами достаточно помыкали. А Клоуды существовали беззаботно за счет братца Гордона – маленькие мухи присосались к большой. Всегда ненавидел эту породу.
– Нельзя ненавидеть людей, – возразила шокированная Розалин. – Это грешно.
– По-твоему, Клоуды тебя не ненавидят? Они были добры к тебе?
– Они не причинили мне никакого вреда, – с сомнением отозвалась Розалин.
– Но с радостью бы это сделали, малышка. – Он рассмеялся. – Если бы они не так дрожали за собственную шкуру, тебя однажды утром нашли бы с ножом в спине.
Она поежилась:
– Не говори такие ужасные вещи.
– Ну, может быть, это был бы не нож, а стрихнин в супе.
Розалин уставилась на него, ее губы дрожали.
– Ты шутишь…
Дэвид вновь стал серьезным:
– Не бойся, Розалин. Я о тебе позабочусь. Им придется иметь дело со мной.
– Если это правда, – запинаясь, спросила она, – что они ненавидят нас… ненавидят меня… то почему бы нам не уехать в Лондон? Там мы были бы в безопасности – вдали от них.
– Деревня тебе на пользу, девочка. Ты ведь знаешь, что в Лондоне тебе становится хуже.
– Это было, когда его бомбили… – Розалин задрожала и закрыла глаза. – Я никогда этого не забуду…
– Еще как забудешь! – Дэвид осторожно взял ее за плечи и слегка встряхнул. – Выбрось это из головы, Розалин. Ты была контужена, но теперь все кончено. Бомб больше нет. Не думай о них. Доктор сказал, что сельская жизнь и деревенский воздух пойдут тебе на пользу. Вот почему я держу тебя подальше от Лондона.
– В самом деле? А я подумала…
– Что ты подумала?
– Что ты хочешь быть здесь из-за нее, – медленно сказала Розалин.
– Из-за нее?
– Ты знаешь, о ком я. О той девушке, которая служила в армии.
Лицо Дэвида внезапно стало суровым.
– Линн Марчмонт?
– Она что-то значит для тебя, Дэвид?
– Линн – невеста этого тупоголового бычка, Роули.
– Я видела, как ты разговаривал с ней тем вечером.
– Ради бога, Розалин…
– И ты ведь встречался с ней после этого, не так ли?
– Я столкнулся с ней возле фермы однажды утром, когда ездил верхом.
– И будешь сталкиваться снова.
– Конечно, буду! Это крошечная деревушка. Тут шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из Клоудов. Но если ты думаешь, что я влюбился в Линн Марчмонт, то ты ошибаешься. Она заносчивая и неприятная девица со злым языком. Пускай Роули с ней справляется. Нет, Розалин, она не в моем вкусе.
– Ты уверен, Дэвид? – с сомнением спросила девушка.
– Конечно, уверен.
– Я знаю, ты не любишь, когда я гадаю на картах, – робко проговорила Розалин. – Но они говорят правду. Карты сказали, что девушка, приехавшая из-за моря, принесет нам несчастье. Потом в нашу жизнь войдет незнакомый брюнет – он тоже грозит бедой. Еще выпала карта, означающая смерть, и…
– Ох уж эти мне незнакомые брюнеты! – Дэвид рассмеялся. – Советую тебе держаться от них подальше. Сколько же в тебе суеверий! – Продолжая смеяться, он направился к двери, но, выйдя из дома, нахмурился и пробормотал: – Черт бы тебя побрал, Линн! Вернулась из-за моря и расстроила все планы. – Дэвид понимал, что намеренно идет туда, где надеялся встретить девушку, которую только что проклинал.
Розалин наблюдала, как он шагал по саду к калитке, выходящей на дорожку через поле. Потом она поднялась к себе в спальню и стала перебирать одежду в гардеробе. Ей нравилось трогать новое норковое манто – она и представить себе не могла, что у нее когда-нибудь будет такое. Розалин все еще была в спальне, когда горничная сообщила, что пришла миссис Марчмонт.
Адела сидела в гостиной, поджав губы. Ее сердце колотилось вдвое быстрее обычного. Она уже несколько дней пыталась заставить себя обратиться за помощью к Розалин, но со свойственной ей нерешительностью откладывала этот момент. А еще ее удерживало то, что отношение Линн внезапно изменилось. Теперь она категорически возражала против того, чтобы ее мать просила взаймы у вдовы Гордона.