– Ездил – по делам.
   – Ясно. – Недружелюбно спросила:
   – А зачем вернулись?
   Он улыбнулся. Добродушно сказал:
   – Допустим, увидеться с вами, Ирис.
   И вдруг притянул ее к себе, весело оглядел танцующих, в движениях появилась неожиданная ловкость.
   Страх и наслаждение овладели Ирис:
   С тех пор Антони стал частью ее жизни. Она видела его каждую неделю.
   Они встречались в парке, различных дансингах, за обедом он оказывался возле нее.
   Единственным местом, куда он никогда не приходил, был дом на Эльвестон Сквер. Прошло некоторое время, пока она это заметила. Да, искусно удавалось ему отклонять ее предложения. Когда она наконец это поняла, то нимало удивилась. Значит, он и Розмари…
   Затем, к ее изумлению, Джордж – беспечный, ничего не замечающий Джордж – вдруг заговорил с ней про него.
   – Что это за парень, Антони Браун, с которым ты встречаешься? Что ты про него знаешь?
   Ирис удивленно на него посмотрела.
   – Про него? Ну, он был другом Розмари!
   Лицо Джорджа свело судорогой. Он прикрыл глаза. Мрачно, с трудом проговорил:
   – Да, конечно. Так это он был?
   Ирис воскликнула голосом, полным раскаяния:
   – Прости. Мне не следовало тебе напоминать. Джордж покачал головой. Спокойно произнес:
   – Нет, нет. Я не хочу ее забывать. Всегда буду помнить. Ведь прежде всего, – он запнулся, покосился в сторону, – у ее имени особый смысл. Розмари – это воспоминание. – Он внимательно посмотрел на нее. – Я не хочу, чтобы ты забыла свою сестру, Ирис.
   У нее перехватило дыхание.
   – Не забуду. Джордж продолжал:
   – Но поговорим про этого парня, Антони Брауна. Возможно, он нравился Розмари, но не верю, что она хорошо знала его. Будь с ним осторожней, Ирис. Ты теперь очень богатая девушка.
   Ирис вспыхнула.
   – Тони… Антони – у него самого куча денег. Иначе зачем бы ему жить в «Клеридже», когда у него в Лондоне дом.
   Джордж улыбнулся. Пробормотал:
   – Респектабельность требует затрат. Кстати, дорогая, никто о нем ничего не знает.
   – Он американец.
   – Может быть. Если так, странно, почему за него не поручится посольство. И к нам он не заходит, так ведь?
   – Ну, это понятно, он чувствует твою недоброжелательность!
   Джордж покачал головой.
   – Кажется, мне следует вмешаться… Хочу тебя заранее предупредить: я поговорю с Люциллой.
   – С Люциллой! – возмутилась Ирис. Джорджу стало не по себе.
   – А что? Я имел в виду, не тяжело ли Люцилле проводить с тобой время? Ездить по гостям – и все такое прочее?
   – Да, действительно, она трудится, как бобер.
   – Словом, если что не так, ты, крошка, об этом скажи. Присмотрим кого-нибудь еще. Помоложе и получше. Я не хочу, чтобы ты скучала.
   – Я не скучаю, Джордж. Совсем не скучаю. Джордж пробубнил:
   – Значит, договорились. Я не охотник до увеселений – и никогда им не был. А ты себе ни в чем не отказывай. Скупиться не надо.
   Вот такой он всегда – добрый, неловкий, неумелый.
   Правда, его обещанию или угрозе «поговорить» с миссис Дрейк насчет Антони Брауна не суждено было осуществиться; благосклонная судьба распорядилась иначе, и тетушке Люцилле стало не до того.
   Пришла телеграмма от ее сына. Этот лоботряс, надоедливый, как бельмо на глазу, умел поиграть на струнах чувствительной материнской души, извлекая из этого дела неплохой гонорар.
   «Можешь ли выслать двести фунтов? Положение отчаянное. Жизнь или смерть. Виктор».
   Люцилла заплакала.
   – Виктор – благороднейшая душа. Он знает, как тяжело его матери, и никогда не стал бы ко мне обращаться, значит, положение у него безвыходное. Не иначе. Я живу в постоянном страхе, что он застрелится.
   – Не застрелится, – равнодушно проговорил Джордж.
   – Вы его не знаете. Я мать и лучше знаю своего сына. Не прощу себе, если не выполню его просьбу. У меня найдутся для этого деньги.
   Джордж вздохнул.
   – Послушайте, Люцилла. Я пошлю телеграмму одному из моих корреспондентов, и мы тотчас же выясним, что за беда с ним приключилась. Вот вам мой совет: пусть узнает, почем фунт лиха. Ведь вы только губите его.
   – Вы бессердечны, Джордж. Бедному мальчику никогда не везло…
   Джордж воздержался от пререканий. Какой прок спорить с женщиной. Он лишь заметил:
   – Я немедленно поручу это дело Руфи. Через день мы получим ответ.
   Люцилла немного успокоилась. Двести фунтов, в конце концов, урезали до пятидесяти, а чтобы и эту сумму сократить, Люцилла и слушать не хотела.
   Ирис знала, Джордж расплатился собственными деньгами, он только притворился, что продал акции Люциллы. Его щедрость восхитила ее, и она не стала этого скрывать.
   Он ответил без обиняков:
   – Я так на это дело смотрю: в стаде всегда есть поганая овца. А значит, кто-то должен нести это бремя. Не мне, так кому-нибудь еще придется отстегивать деньги Виктору, пока бог не приберет его.
   – Но ты-то при чем? Он же не твой родственник.
   – Родственники Розмари – мои родственники.
   – Джордж, ты прелесть. Но не мне ли нести эту обузу? Ведь ты же называешь меня денежным мешком.
   Он ухмыльнулся.
   – Ну, пока тебе не исполнился двадцать один год, и говорить не о чем. А будь ты поумнее, ты бы и заикаться об этом не стала. Давай вот о чем договоримся: когда этот бездельник сообщит, что покончит с собой, если срочно не получит пару сотен, ты ненароком заметь, что хватит ему и двадцати фунтов… А я наберусь смелости упомянуть о десятке. Силенок у нас не хватит, чтобы бороться с материнскими чувствами, но сократить требуемую сумму мы сможем. Договорились? А о том, что Виктор с собой не покончит, и говорить нечего, не такой он! Кто грозится самоубийством, никогда этого не сделает.
   Никогда? Ирис вспомнилась Розмари. Она отогнала эту мысль. А Джордж про Розмари не подумал. Его мысли занимал обнаглевший обворожительный мошенник из далекого Рио-де-Жанейро.
   Все это было на руку Ирис, поскольку материнские заботы отвлекли внимание Люциллы от ее отношений с Антони Брауном.
   Итак – «Что вам еще угодно, мадам?» Джордж на себя не похож! Ирис не могла больше этого выносить. Когда все началось? Что послужило тому причиной?
   Теперь, вспоминая прошлое, Ирис затруднялась точно определить эту минуту. Едва умерла Розмари, Джордж сделался очень рассеянным, временами почти что погружаясь в забытье, он, казалось, не замечал окружающего. Он постарел, обрюзг. Впрочем, всего этого и следовало ожидать. Но когда именно его оцепенение перешагнуло всякие границы?
   Кажется, она впервые заметила это после их стычки из-за Антони Брауна, когда он посмотрел на нее блуждающим бессмысленным взглядом. Потом у него появилась привычка возвращаться рано домой и закрываться у себя в кабинете. Не похоже было, чтобы он чем-нибудь там занимался. Однажды она вошла к нему и увидела, что он сидит за столом, тупо уставившись в пространство. Когда она появилась, он окинул ее усталым безжизненным взглядом. Он походил на помешанного, но на ее вопрос, что случилось, коротко ответил:
   – Ничего.
   В течение нескольких дней он слонялся по комнатам с потухшими глазами, словно человек, опасающийся за свой рассудок.
   Никто не обращал на него особого внимания. И Ирис тоже не обращала. Мало ли неприятностей бывает у деловых людей.
   Затем вдруг ни с того ни с сего он начал время от времени задавать вопросы. Тогда ей показалось, что он попросту спятил.
   – Послушай, Ирис, Розмари когда-нибудь говорила с тобой?
   Ирис внимательно посмотрела на него.
   – Разумеется, Джордж. Говорила – а о чем?
   – О себе… своих друзьях… что с ней происходит. Счастлива она или нет. Вот об этом.
   Ей показалось, что она читает его мысли. Видимо, он узнал о неудачной любви Розмари. Ирис робко произнесла:
   – Она много об этом не говорила. Ведь она всегда была занята – дела всякие…
   – Разумеется, а ты в то время была ребенком. Да. И все-таки, мне казалось, она могла тебе о чем-нибудь рассказать.
   В глазах его светилось нетерпение – он глядел на нее взглядом ожидающей поощрения собаки. Ирис не хотела причинять ему боль. Во всяком случае, Розмари сама ей ни о чем не рассказывала. Она покачала головой. Джордж вздохнул. Выдавил:
   – Впрочем, какое это имеет значение.
   В другой раз он неожиданно спросил, кто были ближайшие подруги у Розмари. Ирис задумалась.
   – Глория Кинг. Миссис Атвелл – Мейси Атвелл. Джин Реймонд.
   – Она им доверяла? – Хм, не знаю.
   – Я хотел спросить: как ты думаешь, не могла ли она им что-нибудь рассказать?
   – Просто не знаю… Думаю, вряд ли… А что она должна была им рассказать?
   Тут же она пожалела, что задала этот вопрос. Ответ Джорджа поразил ее.
   – Розмари никогда не говорила, что она кого-то боится?
   – Боится? – удивилась Ирис.
   – Мне хотелось бы знать, были ли у Розмари какие-нибудь враги?
   – Женщины?
   – Нет, нет, совсем другое. Настоящие враги. Кто-то… ну как тебе объяснить… кто-то… кто имел что-то против нее?
   Откровенная растерянность Ирис смутила его. Он покраснел, пробормотал:
   – Глупо, я знаю. Но просто не представляю, что и подумать.
   После этого прошло два или три дня, потом он начал расспрашивать ее о Фаррадеях.
   – Часто ли встречалась с ними Розмари? Ирис мало что могла ему рассказать.
   – Не знаю, Джордж.
   – Она про них что-нибудь говорила?
   – Нет.
   – Что их сближало?
   – Розмари интересовалась политикой.
   – Да. Заинтересовалась, когда познакомилась с ними в Швейцарии. Прежде политика занимала ее, как прошлогодний снег.
   – Думаю, Стефан Фаррадей приохотил ее. Он обычно давал ей памфлеты и всякую всячину.
   Джордж спросил:
   – А что Сандра Фаррадей думала об этом?
   – О чем?
   – О том, что ее муж снабжал Розмари памфлетами? Ирис почувствовала себя неловко:
   – Не знаю. Джордж промолвил:
   – Она очень сдержанная женщина. Холодна как лед. Но, говорят, без ума от Фаррадея. Такая женщина не потерпит соперницу.
   – Вероятно.
   – С Розмари у нее были хорошие отношения?
   Ирис медленно сказала:
   – Не думаю. Розмари подшучивала над Сандрой. Говорила, что женщина, напичканная политикой, похожа на чучело, вроде детской лошадки. И знаешь, Сандра действительно смахивает на лошадь. Розмари часто повторяла: «Ей бы следовало поубавить спеси».
   Джордж хмыкнул. Спросил:
   – По-прежнему встречаешься с Антони Брауном?
   – Довольно часто, – холодно ответила Ирис, но Джордж не стал повторять своих предостережений. Напротив, он, казалось, этим заинтересовался.
   – Он ведь немало побродил по свету? Веселая жизнь. Он тебе об этом рассказывал?
   – Нет. Он действительно много путешествовал.
   – Полагаю, не бесцельно. – Видимо, так.
   – Чем он занимается? – Не знаю.
   – Вроде бы связан с фирмами, изготовляющими оружие?
   – Он никогда об этом не рассказывал.
   – Ну что ж, не говори ему, что я спрашивал. Просто полюбопытствовал. Прошлой осенью он частенько захаживал к Дьюсбери – к председателю Юнайтед Армз Компани… Розмари довольно часто виделась с Антони, не так ли?
   – Да… да, виделась.
   – Но она не очень хорошо знала его – обычное мимолетное знакомство. Он часто приглашал ее в дансинги, да?
   – Да.
   – Знаешь, я был изрядно удивлен, что она пригласила его на день рождения. Я не понимал: неужели она так хорошо знает его?
   Ирис тихо заметила:
   – Он очень хорошо танцует.
   – Да… да, разумеется.
   В голове Ирис замелькали непрошенные видения. Круглый стол в «Люксембурге», притушенные огни, цветы. Непрекращающееся дребезжание джаза. Вокруг стола семеро – она сама, Антони Браун, Розмари, Стефан Фаррадей, Руфь Лессинг, Джордж и справа от него жена Стефана Фаррадея – леди Александра Фаррадей, с бесцветными прямыми волосами, глубоко очерченными ноздрями, надменным, хорошо поставленным голосом. Такая веселая компания подобралась – или нет?
   И посреди вечера Розмари… нет, нет, лучше не думать об этом. Лучше припомнить, как она сама сидит подле Тони – в этот вечер она впервые увидела его во плоти. До этого существовало лишь имя, тень, маячившая в холле или помогающая Розмари спуститься к поджидающему у подъезда такси.
   Тони…
   Ирис очнулась. Джордж повторил вопрос.
   – Странно, что он вскоре после этого куда-то исчез. Куда он уехал, ты не знаешь?
   Она неопределенно ответила:
   – На Цейлон, думаю, или в Индию…
   – И он больше не вспоминал о том вечере?
   Ирис вспылила:
   – С чего бы? Зачем нам об этом разговаривать?
   Джордж покраснел.
   – Нет, нет, разумеется. Извини. Кстати, пригласи Брауна с нами пообедать. Мне бы хотелось с ним встретиться.
   Ирис обрадовалась. Джордж явно исправлялся.
   Приглашение было подобающим образом вручено и принято, но в последний момент дела заставили Антони уехать на север, и он не смог прийти.
   Как-то в конце июля Джордж поверг в изумление Ирис и Люциллу, сообщив им, что он купил загородный дом.
   – Купил дом? – не поверила Ирис. – А я думала, мы снимем на два месяца дом в Горинге.
   – Не лучше ли иметь свой собственный, а? Круглый год можем проводить там уик-энды.
   – Где это? У реки?
   – Не совсем. Но не в этом дело. Суссекс. Мерлингхем. Литтл Прайерз называется. Двенадцать акров – маленький домик в стиле Георга.
   – Как же ты купил, а мы даже не видели?
   – Представилась возможность. Его только что пустили в продажу. И я цап-царап.
   Миссис Дрейк сказала:
   – Видимо, предстоит колоссальная работа, надо будет все отремонтировать.
   Джордж ответил не задумываясь:
   – О, не стоит беспокоиться. Этим займется Руфь. Упоминание о Руфи Лессинг, многоопытном секретаре Джорджа, было воспринято торжественным молчанием. Руфь пользовалась большим влиянием – практически она была членом семьи. Привлекательная, пунктуальная во всем, она сочетала колоссальную работоспособность с врожденной тактичностью… Розмари постоянно твердила:
   – Пусть этим займется Руфь. На нее можно полностью положиться. Поручим это Руфи.
   Любое затруднение всякий раз улаживалось многоопытными руками мисс Лессинг. Улыбающаяся, ненавязчивая, она преодолевала любые препятствия. Поговаривали, что конторой управляет не столько Джордж, сколько она. Он полностью ей доверял и каждый раз полагался на ее суждение. Казалось, у нее не было ни собственных нужд, ни собственных желаний.
   И тем не менее замечание Джорджа вызвало раздражение Люциллы.
   – Дорогой Джордж, я нисколько не сомневаюсь в способности мисс Лессинг, но лишь хотела бы заметить, что женщины нашей семьи могли бы по своему вкусу подобрать расцветку собственной гостиной! Следовало бы спросить совета у Ирис. О себе я не говорю. Я не в счет. Но Ирис может обидеться.
   Это замечание озадачило Джорджа.
   – Я хотел преподнести вам сюрприз.
   Люцилла улыбнулась.
   – Какой вы еще ребенок, Джордж.
   Вмешалась Ирис:
   – Расцветка меня нисколько не волнует. Руфь великолепно все сделает. Вкус у нее отменный. А что мы будем там делать? Полагаю, там есть корт.
   – Да, а в шести милях площадка для гольфа, и всего лишь около четырнадцати миль от моря. Более того, у нас там будут соседи. Думаю, знакомые никогда не помешают.
   – Какие соседи? – неприязненно спросила Ирис. Джордж не смог посмотреть ей в глаза.
   – Фаррадеи, – сказал он. – Они живут примерно в полутора милях сразу за парком.
   Ирис опешила. Но тут же ей пришло в голову, что вся эта тщательно продуманная операция по приобретению и оборудованию загородного дома служила прикрытием одной-единственной цели – установить со Стефаном и Сандрой более близкие отношения. Когда дачные усадьбы примыкают друг к другу, между соседями волей-неволей завязываются контакты. Как он точно все предусмотрел! Для чего? Какая мысль терзает его? Стоит ли выбрасывать столько денег ради достижения какой-то необъяснимой цели?
   Подозрение, что Розмари и Стефан имели более чем дружеские отношения? Странное проявление посмертной ревности? Она не находила объяснений.
   Чего Джордж добивается от Фаррадеев? К чему эти непонятные вопросы, которыми он донимает ее? Что за чудачество?
   Этот странный, затуманенный взгляд по вечерам! Люцилла объясняла его слишком большим количеством портвейна. Ох уж эта Люцилла!
   Нет, это не чудачество. Когда он сидел, погруженный в забытье, казалось, непреодолимое волнение, сдобренное изрядной порцией апатии, отнимает у него последние силы.
   Большую часть августа они провели за городом в Литтл Прайерз. Ужасный дом! Ирис вздрогнула. Она ненавидела его. Внешне симпатичный, добротный дом, тщательно отделанный и меблированный. (Руфь Лессинг знала свое дело!) И странная, пугающая пустота. Они не жили там. Они его занимали. Как солдаты в войну занимают наблюдательный пост.
   Ужаснее всего была давящая обыденность летнего существования. Уик-энды, теннис, дружеские обеды с Фар-радеями. Сандра была очаровательна – как и подобает любезной соседке, встретившейся на даче со старыми друзьями. Она познакомила Джорджа и Ирис с местными достопримечательностями, разговаривала с ними о лошадях и относилась к возрасту Люциллы с достаточным почтением.
   И никому было неведомо, что скрывается за этим бледным, улыбающимся, словно маска, лицом. Женщина-сфинкс.
   Что касается Стефана, то они мало видели его. Он был очень занят, дела не оставляли ему времени. Ирис казалось, что они могли бы встречаться и почаще, но он сознательно этого избегает.
   Так прошли август и сентябрь, и в октябре было решено возвращаться в Лондон.
   Ирис облегченно вздохнула. Может быть, после возвращения Джордж придет в себя?
   И вот вдруг прошлой ночью ее разбудил осторожный стук в дверь. Ирис включила свет, посмотрел время – всего лишь час.
   Она натянула халат и подошла к двери. Подумала, так будет приличнее, чем просто крикнуть «Войдите».
   За дверью стоял Джордж. Он еще не ложился, на нем был вечерний костюм. Дышал он прерывисто, лицо было странного голубого оттенка.
   Он сказал:
   – Ирис, спустись в кабинет. Мне надо с тобой поговорить. Мне надо с кем-нибудь поговорить.
   Полусонная, теряясь в догадках, она безропотно повиновалась ему.
   В кабинете он прикрыл дверь и указал ей на кресло, стоящее подле стола, сам расположился напротив. Он пододвинул ей коробку с сигаретами, вынул одну, закурил, это далось ему не сразу, руки дрожали.
   Она спросила:
   – Что случилось, Джордж?
   Страх охватил ее. Он был бледен, словно мертвец, и говорил, задыхаясь, как человек, пробежавший большое расстояние.
   – Я больше не могу. Я этого не вынесу. Ты должна мне сказать… Правда ли это… возможно ли…
   – О чем ты, Джордж?
   – Ты не могла не заметить. Ведь она должна была что-нибудь сказать. Была какая-то причина…
   Ирис удивленно смотрела на него. Он потер лоб.
   – Ты не понимаешь, о чем я говорю. Я вижу. Не пугайся, крошка. Ты должна мне помочь. Припомни что сможешь. Постой, постой, никак не соберусь с мыслями, но ты сейчас все поймешь… Посмотри-ка эти письма.
   Он отпер один из ящиков письменного стола и достал оттуда два листка бумаги.
   – Прочти, – сказал Джордж, подавая листки.
   Ирис внимательно посмотрела на оказавшуюся в ее руке бумагу. Там черным по белому значилось: «Ты думаешь, что твоя жена совершила самоубийство. Нет. Ее убили». Вторая записка: «Твоя жена, Розмари, не покончила с собой. Ее убили».
   Ошеломленная, Ирис не могла отвести взгляда от писем.
   Джордж продолжал:
   – Я получил их три месяца назад. Сначала решил, что шутка – жестокая, подлая шутка. Потом подумал: с чего бы Розмари стала себя убивать?
   Ирис повторила заученным голосом:
   – Нервное истощение в результате инфлюэнцы.
   – Да, но ты подумай, это же сущий вздор, не так ли? Сколько людей болеет инфлюэнцей, а потом испытывают нервное истощение – и что?
   Ирис с усилием произнесла:
   – Может быть, она была несчастна?
   – Да, допустим, – спокойно ответил Джордж. – Но что ни говори, не понимаю, как это Розмари покончила с собой только из-за того, что она была несчастна. Она могла этим пугать, но не думаю, чтобы она действительно осуществила свою угрозу.
   – Но ведь она все-таки это сделала, Джордж! Какое тут может быть другое объяснение? Да и вся эта дрянь, которую нашли у нее в сумочке, доказывает правильность сделанного вывода.
   – Знаю. Все подтверждается. Но как только я это получил, – он дотронулся пальцем до анонимок, – у меня в голове все перевернулось. И чем больше я об этом думаю, тем сильнее чувство: что-то тут не так. Вот почему я задавал тебе эти бесконечные вопросы – про врагов Розмари. А также – не обмолвилась ли она когда ненароком, будто кто-то внушает ей страх. Неизвестный, убивший ее, должен был иметь на то основание…
   – Джордж, ты сходишь с ума.
   – Иногда и мне тоже так кажется. А потом вдруг меня охватывает уверенность, что я прав. Нужно все узнать. Выяснить. Помоги мне, Ирис. Подумай. Вспомни. Главное – вспомни. Все до мельчайших подробностей. Ведь если ее убили, значит, убийца в тот вечер сидел с нами за одним столом. Согласна?
   Разумеется, она была с этим согласна. Следовательно, не следует противиться воспоминаниям. Нужно все вспомнить. Музыка, барабанная дробь, притушенные огни кабаре, снова яркий свет и распростертая на столе Розмари с посиневшим, сведенным судорогой лицом.
   Ирис задрожала. Ее охватил страх – панический страх. Нужно подумать… все воскресить… вспомнить. Во имя Розмари.
   Прочь забвение.

2. Руфь Лессинг

   Руфь Лессинг не покидали, лишь временами притуплялись в суматохе заполненного делами дня воспоминания о жене ее хозяина Розмари Бартон.
   Розмари ей не нравилась, на то были причины. Но до того ноябрьского утра, когда она впервые встретилась с Виктором Дрейком, она и не осознавала, сколь велика ее неприязнь.
   Та беседа с Виктором положила начало всему, привела поезд в движение. До этого все ее чувства и мысли были настолько скрыты в глубинах сознания, что не имели реального значения.
   Она была предана Джорджу. С самого начала. Когда она впервые пришла к нему, холодная, уверенная в себе двадцатитрехлетняя женщина, то сразу же поняла, насколько ему необходима опека. Она подбирала ему приятелей, направляла увлечения. Она удерживала его от различных сомнительных авантюр и благословляла тогда, когда необходимо было рискнуть. И ни разу в течение их продолжительного сотрудничества она не дала Джорджу повода усомниться в ее работоспособности, внимательности и исполнительности. Ее внешность радовала глаз, особое удовольствие Джорджу доставляли аккуратные темные блестящие волосы, великолепно сшитые свеженакрахмаленные блузки, маленькие жемчужины в мочках красиво очерченных ушей, бледное, чуть припудренное лицо, слегка подкрашенные розовой помадой губы.
   В ней не было недостатков.
   Ему нравилась независимая, уверенная манера ее поведения, деловитость, полное отсутствие фамильярности. Когда он рассказывал ей о своих личных делах, она сочувственно выслушивала и всегда давала полезные советы.
   Кроме, однако, его супружества. Она не одобряла его. Тем не менее примирилась с этим событием и оказала бесценную помощь в свадебных приготовлениях, сняв с плеч миссис Марло добрую долю забот.
   После свадьбы отношения Руфи с ее шефом сделались менее доверительными. Она продолжала заниматься делами, и Джордж в этом отношении мог полностью на нее положиться.
   Опыта ей было не занимать, и Розмари вскоре поняла, какую бесценную помощь в самых разных делах может оказать ей секретарь ее мужа.
   Джордж, Розмари, Ирис-все называли ее Руфь, и она часто приходила позавтракать на Эльвестон Сквер. Теперь ей было уже двадцать девять, но выглядела она точно так же, как и в двадцать три.
   С Джорджем ей не было нужды ни о чем разговаривать, она великолепно чувствовала все оттенки его душевного состояния. Она точно могла сказать, когда послесвадебная восторженность сменилась любовным экстазом, знала, когда этот экстаз уступил место иному чувству, которому нелегко было подобрать определение. В то время ей нередко приходилось подправлять его мелкие ошибки.
   Однако как бы ни был рассеян Джордж, Руфь Лессинг никогда не заостряла на этом внимания. И он ей был за это благодарен.
   В то ноябрьское утро он впервые сказал ей про Виктора Дрейка.
   – Руфь, у меня есть для вас одно довольно неприятное поручение.
   Она вопросительно посмотрела на него. Говорить, что она его выполнит, не стоило. Это и так было понятно.
   – В каждой семье есть паршивая овца, – сказал Джордж.
   Она понимающе кивнула.
   – Это кузен моей жены – боюсь, совершеннейший оболтус. Он разорил свою мать – глупая простофиля распродала свои жалкие акции, которые она для него собирала. Он начал с подделки чека в Оксфорде, дело замяли, с тех пор он мотается по свету – и везде гадит.
   Руфь слушала без особого интереса. Подобные типы были ей известны. Они выращивали апельсины, разводили цыплят, бродяжничали по дорогам Австралии, подзарабатывали на бойнях в Новой Зеландии. Они везде пакостничали, нигде не останавливались надолго и проматывали деньги, едва успев их заработать. Такие люди не интересовали ее. Она предпочитала людей с положением.
   – Сейчас он снова объявился в Лондоне и, как мне стало известно, надоедает моей жене. Последний раз она видела его, когда еще была школьницей, и вот этот негодяй с великосветскими манерами вымогает у нее деньги. Этого я не допущу. Мы договорились встретиться в двенадцать часов в гостинице. Я хочу поручить это дело вам. Не хочется иметь с ним ничего общего. Я его никогда не видел, видеть не желаю и не хочу, чтобы Розмари с ним встречалась. Я думаю, встреча приобретет официальный характер, если появится незаинтересованное лицо.