Страница:
Агата Кристи
ТАЙНА «ГОЛУБОГО ПОЕЗДА»
Глава 1
Мужчина с седыми волосами
Ближе к полуночи площадь Конкорд пересек мужчина в тяжелой меховой шубе. В его походке и фигуре, однако, чувствовались неуверенность, нерешительность, которые никак не вязались с его кажущейся респектабельностью.
Маленький человечек с крысиным лицом… Глядя на него, вы могли бы решить, что он ровным счетом ничего из себя не представляет, но, подумав так, вы бы ошиблись: этот человек, на первый взгляд невзрачный, ничем не выдающийся, играл важную роль в судьбах мира. В империи, управляемой крысами, он был королем.
Вот и сейчас его возвращения ждали в посольстве.
Но у него были более важные дела, о которых там ничего не знали. В мерцающем лунном свете на его бледном лице отчетливо выделялся крючковатый нос.
Отец его был польским евреем, бродячим портным.
Ему наверняка понравились бы те дела, ради которых его сын ночью оказался на улице. Человек дошел до Сены, перешел через мост и очутился в одном из наименее респектабельных кварталов Парижа. Он остановился около высокого ветхого дома и поднялся на четвертый этаж. Ему не пришлось долго стучать: дверь сразу же открыла женщина, судя по всему, уже ожидавшая его. Не поздоровавшись, она помогла ему снять шубу и провела в безвкусно обставленную гостиную. Вспыхнула люстра, покрытая толстым слоем пыли, и ее мутный свет обнажил грубый макияж и широкие азиатские скулы женщины, выдавая и «профессию», и национальность той, кого звали Ольга Демидова.
— Все в порядке, детка?
— Все в порядке, Борис Иванович!
Он кивнул, пробормотав: «Не думаю, чтобы за мной следили», однако в его голосе слышалась тревога. Он подошел к окну, осторожно отодвинул штору, но тут же стремительно отпрянул назад.
— На противоположной стороне двое мужчин! Мне кажется… — Он запнулся и начал грызть ногти — верный признак волнения.
— Они стоят там давно, — попыталась успокоить его Ольга.
— Мне кажется, они наблюдают за домом.
— Возможно, — равнодушно согласилась она.
— Но ведь…
— Ну и что? Даже если это так, вам бояться нечего.
Чуть заметная жестокая усмешка тронула его губы.
— И правда…
Минуты две он молчал, а затем продолжил:
— Этот чертов американец сумеет позаботиться о себе как никто другой.
— Надеюсь.
Он снова подошел к окну.
— Бандюги, — процедил он брезгливо, — и, боюсь, хорошо известны полиции. Что ж, желаю им удачной охоты.
Ольга Демидова покачала головой.
— Если американец таков, как о нем рассказывают, то чем больше таких трусливых грабителей, тем лучше для него. — Она помолчала. — Я думаю о другом…
— О чем?
— Да так. Просто дважды за этот вечер по улице прошел мужчина. Мужчина с седыми волосами.
— И что из того?
— А то, что, проходя мимо этих двоих, он уронил перчатку. Один из них поднял ее и подал ему. Известный прием.
— Ты хочешь сказать, что этот седой их нанял?
— Что-то вроде этого.
Русский забеспокоился.
— Ты уверена, что сверток цел? Его не могли вскрыть? Вокруг него было так много шума, слишком много шума!
— Судите сами.
Женщина склонилась к камину, ловко разгребла угли. Под ними среди смятых газет лежал бумажный сверток. Женщина извлекла его и протянула мужчине.
— Гениально!
— Квартиру обыскивали дважды, копались даже в матраце…
— Я же сказал, что было слишком много шума. Споры о цене… Это было ошибкой.
Он развернул бумагу. Внутри была коричневая картонная коробочка.
Проверив содержимое, он быстро закрыл ее и снова завернул в бумагу. В это время пронзительно зазвенел звонок.
— Американец пунктуален, — заметила Ольга, взглянув на часы.
Она вышла из комнаты и через минуту вернулась вместе с высоким широкоплечим мужчиной, чье заокеанское происхождение было очевидным.
— Месье Краснин? — любезно спросил он.
— Да, это я. Я… я должен извиниться за… за неудобство места встречи. Но секретность — это главное. Не хочу, чтобы мое имя связывали с делами такого рода.
— Вот как? — Американец остался бесстрастным.
— Вы дали слово, что подробности нашей сделки не будут преданы огласке. Не так ли? Это одно из условий…
— Именно так мы и договаривались, — спокойно кивнул американец. Давайте товар.
— У вас деньги в купюрах?
— Да. — Американец, однако, не торопился предъявлять их.
После небольшой заминки Краснин жестом указал на сверток.
Американец, подойдя к настольной лампе, проверил содержимое.
Удовлетворенный, вынул из кармана толстый кожаный бумажник, извлек из него пачку и передал русскому. Тот внимательно пересчитал купюры.
— Порядок?
— Благодарю, месье. Все правильно.
Американец небрежно положил в карман сверток, поклонился Ольге.
— Всего доброго, мадемуазель. Всего доброго, месье Краснин.
Когда он ушел, взгляды оставшихся встретились.
Мужчина облизал пересохшие губы.
— Интересно, дойдет ли он до отеля? — пробормотал он.
Не сговариваясь, они посмотрели в окно. В этот момент американец выходил из подъезда. Две тени бесшумно последовали за ним. Преследуемый и преследователи скрылись в ночи. Первой нарушила молчание Ольга Демидова:
— Он дойдет благополучно. Можете не бояться… или не надеяться.
— Почему ты думаешь, что он дойдет благополучно? — озадаченно спросил Краснин.
— Человек, у которого так много денег, как у него, наверняка не дурак. Кстати, о деньгах… — И она выразительно посмотрела на него.
— Что?
— My chare[1], Борис Иванович!
Не очень охотно Краснин протянул ей две купюры. Она благодарно, но бесстрастно кивнула и сунула их под чулок.
Он недоуменно посмотрел на нее.
— Ты не жалеешь, Ольга?
— Жалею? О чем?
— О том, чем владела. Женщины, большинство из них, насколько я знаю, с ума сходят от таких вещей.
— Да, вы правы. Большинство женщин на этом помешаны. Но не я. А сейчас я думаю… — Она замолчала.
— О чем? — удивленно спросил Краснин.
— Американцу ничего не грозит, это правда, — задумчиво произнесла Ольга. — Но интересно, что будет потом, когда…
— Когда что?
— Он подарит их, конечно, женщине, — продолжала размышлять Ольга. — А вот что случится потом…
Она опять запнулась и подошла к окну. Вдруг она вскрикнула, подзывая своего компаньона.
— Вот он, ну, тот мужчина, о котором я говорила!
Стройный элегантный человек в цилиндре и накидке не спеша шел по улице.
Когда он оказался под фонарем, свет выхватил из темноты его седые волосы.
Маленький человечек с крысиным лицом… Глядя на него, вы могли бы решить, что он ровным счетом ничего из себя не представляет, но, подумав так, вы бы ошиблись: этот человек, на первый взгляд невзрачный, ничем не выдающийся, играл важную роль в судьбах мира. В империи, управляемой крысами, он был королем.
Вот и сейчас его возвращения ждали в посольстве.
Но у него были более важные дела, о которых там ничего не знали. В мерцающем лунном свете на его бледном лице отчетливо выделялся крючковатый нос.
Отец его был польским евреем, бродячим портным.
Ему наверняка понравились бы те дела, ради которых его сын ночью оказался на улице. Человек дошел до Сены, перешел через мост и очутился в одном из наименее респектабельных кварталов Парижа. Он остановился около высокого ветхого дома и поднялся на четвертый этаж. Ему не пришлось долго стучать: дверь сразу же открыла женщина, судя по всему, уже ожидавшая его. Не поздоровавшись, она помогла ему снять шубу и провела в безвкусно обставленную гостиную. Вспыхнула люстра, покрытая толстым слоем пыли, и ее мутный свет обнажил грубый макияж и широкие азиатские скулы женщины, выдавая и «профессию», и национальность той, кого звали Ольга Демидова.
— Все в порядке, детка?
— Все в порядке, Борис Иванович!
Он кивнул, пробормотав: «Не думаю, чтобы за мной следили», однако в его голосе слышалась тревога. Он подошел к окну, осторожно отодвинул штору, но тут же стремительно отпрянул назад.
— На противоположной стороне двое мужчин! Мне кажется… — Он запнулся и начал грызть ногти — верный признак волнения.
— Они стоят там давно, — попыталась успокоить его Ольга.
— Мне кажется, они наблюдают за домом.
— Возможно, — равнодушно согласилась она.
— Но ведь…
— Ну и что? Даже если это так, вам бояться нечего.
Чуть заметная жестокая усмешка тронула его губы.
— И правда…
Минуты две он молчал, а затем продолжил:
— Этот чертов американец сумеет позаботиться о себе как никто другой.
— Надеюсь.
Он снова подошел к окну.
— Бандюги, — процедил он брезгливо, — и, боюсь, хорошо известны полиции. Что ж, желаю им удачной охоты.
Ольга Демидова покачала головой.
— Если американец таков, как о нем рассказывают, то чем больше таких трусливых грабителей, тем лучше для него. — Она помолчала. — Я думаю о другом…
— О чем?
— Да так. Просто дважды за этот вечер по улице прошел мужчина. Мужчина с седыми волосами.
— И что из того?
— А то, что, проходя мимо этих двоих, он уронил перчатку. Один из них поднял ее и подал ему. Известный прием.
— Ты хочешь сказать, что этот седой их нанял?
— Что-то вроде этого.
Русский забеспокоился.
— Ты уверена, что сверток цел? Его не могли вскрыть? Вокруг него было так много шума, слишком много шума!
— Судите сами.
Женщина склонилась к камину, ловко разгребла угли. Под ними среди смятых газет лежал бумажный сверток. Женщина извлекла его и протянула мужчине.
— Гениально!
— Квартиру обыскивали дважды, копались даже в матраце…
— Я же сказал, что было слишком много шума. Споры о цене… Это было ошибкой.
Он развернул бумагу. Внутри была коричневая картонная коробочка.
Проверив содержимое, он быстро закрыл ее и снова завернул в бумагу. В это время пронзительно зазвенел звонок.
— Американец пунктуален, — заметила Ольга, взглянув на часы.
Она вышла из комнаты и через минуту вернулась вместе с высоким широкоплечим мужчиной, чье заокеанское происхождение было очевидным.
— Месье Краснин? — любезно спросил он.
— Да, это я. Я… я должен извиниться за… за неудобство места встречи. Но секретность — это главное. Не хочу, чтобы мое имя связывали с делами такого рода.
— Вот как? — Американец остался бесстрастным.
— Вы дали слово, что подробности нашей сделки не будут преданы огласке. Не так ли? Это одно из условий…
— Именно так мы и договаривались, — спокойно кивнул американец. Давайте товар.
— У вас деньги в купюрах?
— Да. — Американец, однако, не торопился предъявлять их.
После небольшой заминки Краснин жестом указал на сверток.
Американец, подойдя к настольной лампе, проверил содержимое.
Удовлетворенный, вынул из кармана толстый кожаный бумажник, извлек из него пачку и передал русскому. Тот внимательно пересчитал купюры.
— Порядок?
— Благодарю, месье. Все правильно.
Американец небрежно положил в карман сверток, поклонился Ольге.
— Всего доброго, мадемуазель. Всего доброго, месье Краснин.
Когда он ушел, взгляды оставшихся встретились.
Мужчина облизал пересохшие губы.
— Интересно, дойдет ли он до отеля? — пробормотал он.
Не сговариваясь, они посмотрели в окно. В этот момент американец выходил из подъезда. Две тени бесшумно последовали за ним. Преследуемый и преследователи скрылись в ночи. Первой нарушила молчание Ольга Демидова:
— Он дойдет благополучно. Можете не бояться… или не надеяться.
— Почему ты думаешь, что он дойдет благополучно? — озадаченно спросил Краснин.
— Человек, у которого так много денег, как у него, наверняка не дурак. Кстати, о деньгах… — И она выразительно посмотрела на него.
— Что?
— My chare[1], Борис Иванович!
Не очень охотно Краснин протянул ей две купюры. Она благодарно, но бесстрастно кивнула и сунула их под чулок.
Он недоуменно посмотрел на нее.
— Ты не жалеешь, Ольга?
— Жалею? О чем?
— О том, чем владела. Женщины, большинство из них, насколько я знаю, с ума сходят от таких вещей.
— Да, вы правы. Большинство женщин на этом помешаны. Но не я. А сейчас я думаю… — Она замолчала.
— О чем? — удивленно спросил Краснин.
— Американцу ничего не грозит, это правда, — задумчиво произнесла Ольга. — Но интересно, что будет потом, когда…
— Когда что?
— Он подарит их, конечно, женщине, — продолжала размышлять Ольга. — А вот что случится потом…
Она опять запнулась и подошла к окну. Вдруг она вскрикнула, подзывая своего компаньона.
— Вот он, ну, тот мужчина, о котором я говорила!
Стройный элегантный человек в цилиндре и накидке не спеша шел по улице.
Когда он оказался под фонарем, свет выхватил из темноты его седые волосы.
Глава 2
Месье Маркиз
Мужчина с седыми волосами, тихонько насвистывая, не спеша продолжал свой путь. Он казался абсолютно спокойным. Повернул направо, затем налево.
Неожиданно он остановился и внимательно прислушался. Определенно, он услышал какой-то звук: лопнуло колесо? стреляли? С минуту насмешливая улыбка играла на его губах, затем так же не спеша он продолжил свою прогулку.
Повернув за угол, он увидел, что представитель закона что-то записывал в блокноте, а два-три случайных прохожих топтались рядом. Мужчина с седыми волосами обратился к одному из них:
— Что-то случилось?
— Два грабителя напали на пожилого джентльмена, месье!
— Надеюсь, все обошлось благополучно?
— Да, месье. — Прохожий рассмеялся. — У того, на кого напали, а им оказался американец, был револьвер. Он выстрелил — они струсили и удрали. Полиция, как всегда, появилась слишком поздно.
Мужчина с седыми волосами равнодушно кивнул и продолжил свою прогулку, посвистывая. Перейдя через Сену, он оказался в более богатом квартале.
Минут через двадцать остановился у небольшого дома, отличавшегося строгостью архитектурных форм.
Это был магазин. Он не бросался в глаза: его владелец, торговец антиквариатом доктор Папаполоус был столь известен, что не нуждался в рекламе, большая часть его сделок совершалась отнюдь не за прилавком.
Месье Папаполоус жил в роскошной квартире на Елисейских полях, и резонно было предположить, что сейчас он находится именно там, но, как видно, человек с седыми волосами знал о его местонахождении: он очень уверенно позвонил в дверь, бросив взгляд на пустынную улицу. И не ошибся: дверь приоткрылась, и в проеме показался мужчина с золотыми кольцами в ушах, смуглый и невозмутимый.
— Добрый вечер! Хозяин у себя?
— Хозяин здесь, но он не принимает в это время.
— Думаю, меня он примет. Скажите ему, что его друг месье Маркиз хочет видеть его.
Человек шире открыл дверь и впустил позднего визитера.
Тот, кто назвался Маркизом, во время разговора со слугой прикрывал лицо рукой. Когда тот вернулся, чтобы сообщить, что месье Папаполоус будет рад принять гостя, облик последнего изменился. Слуга, по всей видимости, был совсем не любопытным или хорошо выдрессированным, ибо он не выказал никакого удивления, увидев на лице посетителя небольшую черную маску.
Проводя его до двери в конце холла, слуга открыл ее и негромко объявил:
«Месье Маркиз».
Человек, поднявшийся, чтобы поприветствовать странного гостя, был незаурядным. В его облике чувствовалось нечто почтенное и патриархальное.
Высокий лоб, ухоженная седая борода, величественные царственные манеры.
— Мой дорогой друг, — произнес месье Папаполоус.
Он хорошо говорил по-французски, и тембр его голоса был богат и звучен.
— Я должен извиниться за столь поздний визит — сказал гость.
— Ничего. Ничего, — ответил месье Папаполоус. — Сейчас интересное время ночи. И вечер у тебя был, наверняка, интересным.
— Не у меня лично.
— Не. у тебя лично, — повторил месье Папаполоус, — нет, нет, конечно, не у тебя. И что, есть какие-нибудь новости?
Он огляделся, и взгляд его утратил царственность и мягкость.
— Новостей нет. Попытка не состоялась. Да я и не ожидал иного.
— Вот именно, — согласился месье Папаполоус — Тем более что жестокость… — И он сделал жест, показывающий, что не приемлет ее.
Действительно, ничего подобного не могло быть связано с именем Папаполоуса и его сокровищами.
Его хорошо знали во многих европейских королевских семьях, и царственные особы дружески называли его Деметрусом. Он имел репутацию весьма осторожного человека. Все это вместе с его респектабельным обликом уже не раз позволяло рассеять малоприятные подозрения…
— Прямое нападение. — Месье Папаполоус покачал головой. — Иногда это срабатывает, но очень редко.
Собеседник пожал плечами.
— Зато экономит время, — заметил он, — и ровным счетом ничего не стоит, или почти ничего. Ладно, сделаем по-другому.
— О! — воскликнул антиквар, внимательно глядя на Маркиза.
Тот едва заметно кивнул:
— Я абсолютно уверен в твоей… репутации, — произнес антиквар.
Маркиз любезно улыбнулся.
— Думаю, — пробормотал он, — что и твоя репутация не пострадает.
— У тебя уникальные возможности… — В голосе антиквара послышались нотки зависти.
— Я сам их создаю, — сказал месье Маркиз.
Он встал и взял накидку, небрежно брошенную им на спинку стула.
— Буду информировать тебя по своим каналам, но наша договоренность должна остаться в силе, — как бы подытожил он.
— Я всегда держу свое слово. — Месье Папаполоус разволновался.
Маркиз улыбнулся и, не попрощавшись, закрыл за собой дверь.
Некоторое время месье Папаполоус пребывал в задумчивости, разглаживая свою почтенную белую бороду, а затем подошел к другой двери. Когда он повернул ручку, женщина, которая, вне всякого сомнения, подслушивала через замочную скважину, отпрянула. Месье Папаполоус не проявил ни удивления, ни раздражения. Для него это было в порядке вещей.
— Ну что, Зия?
— Я не слышала, как он ушел, — объяснила та.
Это была симпатичная молодая женщина с темными блестящими глазами, столь похожая на месье Папаполоуса, что сразу можно было сказать: перед вами отец и дочь.
— Жаль, — продолжала она сокрушенно — что нельзя слушать и одновременно смотреть через замочную скважину.
— Я сам частенько жалею об этом, — понимающе сказал месье Папаполоус.
— Значи, это и есть месье Маркиз, — тихо проговорила Зия. — Он всегда носит маску, отец?
— Всегда.
— Полагаю, что речь шла о рубинах? — после небольшой паузы спросила Зия.
Отец кивнул.
— Что ты думаешь, малышка? — Глаза его зажглись любопытством.
— О Маркизе?
— Да.
— Думаю, — тихо ответила Зия, — это большая редкость — англичанин, который так хорошо говорит по-французски!
Он не перебивал ее, слушая с милостивым интересом.
— Еще я думаю, — продолжила Зия, — что у него голова необычной формы.
— Большая, — согласился отец. — Неправдоподобно большая. Но так обычно бывает, когда надет парик.
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
Неожиданно он остановился и внимательно прислушался. Определенно, он услышал какой-то звук: лопнуло колесо? стреляли? С минуту насмешливая улыбка играла на его губах, затем так же не спеша он продолжил свою прогулку.
Повернув за угол, он увидел, что представитель закона что-то записывал в блокноте, а два-три случайных прохожих топтались рядом. Мужчина с седыми волосами обратился к одному из них:
— Что-то случилось?
— Два грабителя напали на пожилого джентльмена, месье!
— Надеюсь, все обошлось благополучно?
— Да, месье. — Прохожий рассмеялся. — У того, на кого напали, а им оказался американец, был револьвер. Он выстрелил — они струсили и удрали. Полиция, как всегда, появилась слишком поздно.
Мужчина с седыми волосами равнодушно кивнул и продолжил свою прогулку, посвистывая. Перейдя через Сену, он оказался в более богатом квартале.
Минут через двадцать остановился у небольшого дома, отличавшегося строгостью архитектурных форм.
Это был магазин. Он не бросался в глаза: его владелец, торговец антиквариатом доктор Папаполоус был столь известен, что не нуждался в рекламе, большая часть его сделок совершалась отнюдь не за прилавком.
Месье Папаполоус жил в роскошной квартире на Елисейских полях, и резонно было предположить, что сейчас он находится именно там, но, как видно, человек с седыми волосами знал о его местонахождении: он очень уверенно позвонил в дверь, бросив взгляд на пустынную улицу. И не ошибся: дверь приоткрылась, и в проеме показался мужчина с золотыми кольцами в ушах, смуглый и невозмутимый.
— Добрый вечер! Хозяин у себя?
— Хозяин здесь, но он не принимает в это время.
— Думаю, меня он примет. Скажите ему, что его друг месье Маркиз хочет видеть его.
Человек шире открыл дверь и впустил позднего визитера.
Тот, кто назвался Маркизом, во время разговора со слугой прикрывал лицо рукой. Когда тот вернулся, чтобы сообщить, что месье Папаполоус будет рад принять гостя, облик последнего изменился. Слуга, по всей видимости, был совсем не любопытным или хорошо выдрессированным, ибо он не выказал никакого удивления, увидев на лице посетителя небольшую черную маску.
Проводя его до двери в конце холла, слуга открыл ее и негромко объявил:
«Месье Маркиз».
Человек, поднявшийся, чтобы поприветствовать странного гостя, был незаурядным. В его облике чувствовалось нечто почтенное и патриархальное.
Высокий лоб, ухоженная седая борода, величественные царственные манеры.
— Мой дорогой друг, — произнес месье Папаполоус.
Он хорошо говорил по-французски, и тембр его голоса был богат и звучен.
— Я должен извиниться за столь поздний визит — сказал гость.
— Ничего. Ничего, — ответил месье Папаполоус. — Сейчас интересное время ночи. И вечер у тебя был, наверняка, интересным.
— Не у меня лично.
— Не. у тебя лично, — повторил месье Папаполоус, — нет, нет, конечно, не у тебя. И что, есть какие-нибудь новости?
Он огляделся, и взгляд его утратил царственность и мягкость.
— Новостей нет. Попытка не состоялась. Да я и не ожидал иного.
— Вот именно, — согласился месье Папаполоус — Тем более что жестокость… — И он сделал жест, показывающий, что не приемлет ее.
Действительно, ничего подобного не могло быть связано с именем Папаполоуса и его сокровищами.
Его хорошо знали во многих европейских королевских семьях, и царственные особы дружески называли его Деметрусом. Он имел репутацию весьма осторожного человека. Все это вместе с его респектабельным обликом уже не раз позволяло рассеять малоприятные подозрения…
— Прямое нападение. — Месье Папаполоус покачал головой. — Иногда это срабатывает, но очень редко.
Собеседник пожал плечами.
— Зато экономит время, — заметил он, — и ровным счетом ничего не стоит, или почти ничего. Ладно, сделаем по-другому.
— О! — воскликнул антиквар, внимательно глядя на Маркиза.
Тот едва заметно кивнул:
— Я абсолютно уверен в твоей… репутации, — произнес антиквар.
Маркиз любезно улыбнулся.
— Думаю, — пробормотал он, — что и твоя репутация не пострадает.
— У тебя уникальные возможности… — В голосе антиквара послышались нотки зависти.
— Я сам их создаю, — сказал месье Маркиз.
Он встал и взял накидку, небрежно брошенную им на спинку стула.
— Буду информировать тебя по своим каналам, но наша договоренность должна остаться в силе, — как бы подытожил он.
— Я всегда держу свое слово. — Месье Папаполоус разволновался.
Маркиз улыбнулся и, не попрощавшись, закрыл за собой дверь.
Некоторое время месье Папаполоус пребывал в задумчивости, разглаживая свою почтенную белую бороду, а затем подошел к другой двери. Когда он повернул ручку, женщина, которая, вне всякого сомнения, подслушивала через замочную скважину, отпрянула. Месье Папаполоус не проявил ни удивления, ни раздражения. Для него это было в порядке вещей.
— Ну что, Зия?
— Я не слышала, как он ушел, — объяснила та.
Это была симпатичная молодая женщина с темными блестящими глазами, столь похожая на месье Папаполоуса, что сразу можно было сказать: перед вами отец и дочь.
— Жаль, — продолжала она сокрушенно — что нельзя слушать и одновременно смотреть через замочную скважину.
— Я сам частенько жалею об этом, — понимающе сказал месье Папаполоус.
— Значи, это и есть месье Маркиз, — тихо проговорила Зия. — Он всегда носит маску, отец?
— Всегда.
— Полагаю, что речь шла о рубинах? — после небольшой паузы спросила Зия.
Отец кивнул.
— Что ты думаешь, малышка? — Глаза его зажглись любопытством.
— О Маркизе?
— Да.
— Думаю, — тихо ответила Зия, — это большая редкость — англичанин, который так хорошо говорит по-французски!
Он не перебивал ее, слушая с милостивым интересом.
— Еще я думаю, — продолжила Зия, — что у него голова необычной формы.
— Большая, — согласился отец. — Неправдоподобно большая. Но так обычно бывает, когда надет парик.
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
Глава 3
Огненное сердце
Миновав вращающиеся двери отеля «Савой», Руфус Ван Алдин подошел к конторке. Клерк почтительно приветствовал его.
— Рад видеть вас снова, мистер Ван Алдин!
Американский миллионер кивнул в ответ.
— Все в порядке?
— Да, сэр. Майор Найтон в номере.
Ван Алдин кивнул снова.
— Почта? — поинтересовался он.
— Ее уже отнесли вам, мистер Ван Алдин. Ой, одну минутку. — Клерк пошарил в конторке и вынул письмо. — Только что получили, — объяснил он, Руфус Ван Алдин взял письмо. Когда он увидел неровный женский почерк на конверте, выражение его лица резко изменилось. Оно потеплело, линия губ расслабилась. В эту минуту он мог показаться совсем другим человеком.
Держа письмо в руке, он пошел к лифту, и улыбка не сходила с его лица.
В гостиной его номера за столом сидел молодой человек, аккуратно сортируя корреспонденцию.
— Хэлло, Найтон!
— Рад видеть вас, сэр. Все в порядке?
— Конечно, — равнодушно ответил миллионер. — В Париже сейчас весьма скучно, хотя я получил что хотел.
Он мрачно улыбнулся.
— Как всегда, — тоже улыбнулся секретарь.
— Безусловно!
Он произнес это тоном, каким обычно говорят об общеизвестном факте.
Сняв пальто, повернулся к столу.
— Что-нибудь срочное есть?
— Не думаю, сэр. Все как обычно. Я еще не закончил…
Ван Алдин едва кивнул. Он редко выказывал похвалу или порицание. Его метод общения с подчиненными был весьма прост: он подвергал их суровому испытанию и оставлял лишь тех, кто успешно с ним справлялся. Отбирал людей он нетрадиционным способом. Найтона, например, Ван Алдин случайно повстречал на одном из швейцарских курортов месяца два назад. Обратил на него внимание и ознакомился с послужным списком, из которого узнал, что легкая хромота — следствие ранения во время войны. Найтон не делал секрета из того, что ищет работу, и спрашивал у миллионера, не порекомендует ли он его на какую-нибудь приличную должность.
Ван Алдин с самодовольной улыбкой вспоминал шок, в который впал молодой человек, когда ему была предложена должность секретаря.
— Но, но у меня нет опыта в таких делах, — смутился он.
— Это не важно! Для таких дел у меня есть три секретаря. Но я собираюсь в Англию на полгода, и мне нужен англичанин со связями, который знает жизнь этой страны.
Пока Ван Алдин не раскаивался в своем выборе.
Найтон оказался энергичным, умным и сообразительным человеком, к тому же с очаровательными манерами.
Секретарь показал на три или четыре письма.
— Было бы неплохо, если бы вы не откладывая ознакомились с ними. Самое важное — о Колтонском соглашении…
Но Руфус Ван Алдин сделал, протестующий жест.
— Не буду читать их на ночь. Подождут до утра, Все, кроме этого. — И он кивнул на письмо, которое держал в руке. Ричард Найтон понимающе улыбнулся.
— Миссис Кеттеринг? Она звонила вчера и сегодня. Кажется, хочет срочно видеть вас, сэр.
— Срочно?
Улыбка сошла с лица миллионера. Он распечатал конверт и начал читать письмо. Его лицо постепенно темнело, а губы сжимались в тонкую мрачную линию, которую на Уолл-стрит знали слишком хорошо. Найтон деликатно отвернулся, продолжая распечатывать и сортировать корреспонденцию.
Миллионер со злостью ударил кулаком по столу.
«Я не потерплю этого, — пробормотал он про себя. — Бедная маленькая девочка! Ну ничего, у нее есть отец, который не даст ее в обиду».
Несколько минут он ходил по комнате взад и вперед с угрюмо сдвинутыми бровями. Найтон по-прежнему сидел за столом. Вдруг Ван Алдин заторопился.
Он взял пальто, брошенное на спинку стула.
— Вы уходите, сэр?
— Да, я зайду к дочери.
— Если люди Колтона позвонят…
— Скажи, чтобы убирались к дьяволу! — воскликнул Ван Алдин.
— Хорошо, — спокойно отозвался Найтон.
Ван Алдин был уже в пальто и шел к двери, надевая шляпу. Перед тем как выйти, он задержался.
— Ты хороший парень, Найтон! Ты не дергаешь меня, когда я не в себе.
Найтон ограничился легкой улыбкой.
— Руфь — мой единственный ребенок, — продолжал Ван Алдин, — и никто не знает, что она значит для меня.
Добрая улыбка на миг озарила его лицо. Он опустил руку в карман.
— Хочешь кое-что увидеть, Найтон?
И он снова подошел к секретарю, достал коробочку, небрежно завернутую в бумагу, открыл ее. В ней оказался красный бархатный футляр с короной и инициалами, а в нем камни, красные как кровь.
— Боже мой! — воскликнул Найтон. — Они настоящие?
Ван Алдин довольно рассмеялся.
— Меня не удивляет твой вопрос. Среди этих рубинов три — самые большие в мире. Екатерина Великая носила их, Найтон. Тот, что в центре, называется Огненное сердце. Он прекрасен, ничего не скажешь.
— Однако, — пробормотал секретарь, — они, наверное, стоят целое состояние.
— Четыре или пять сотен тысяч долларов, — равнодушно сказал Ван Алдин.
— Не считая их исторической ценности, конечно.
— И вы вот так, запросто носите это в кармане?
Ван Алдин удовлетворенно рассмеялся.
— Вот именно. Это мой маленький подарок для Руфи.
Секретарь сдержанно улыбнулся.
— Теперь я понимаю, почему миссис Кеттеринг так волновалась, когда звонила, — заметил он.
— А вот тут ты ошибся. — Ван Алдин покачал головой. — Она ничего не знает, это сюрприз.
Он закрыл футляр и начал снова упаковывать его.
— Если бы ты знал, Найтон, как это трудно. Как мало мы можем сделать для тех, кого любим. Я мог бы купить огромный участок земли для Руфи, если бы в этом — был хоть какой-то смысл. Я могу надеть эти камни ей на шею и тем самым подарить миг, ну, или чуть больше радости, быть может, но…
Он покачал головой.
— Когда женщина несчастлива в собственном доме…
Он не закончил фразы. Секретарь понимающе кивнул. Он знал как никто репутацию Дерека Кеттеринга. Ван Алдин засунул пакет в карман, кивнул Найтону и вышел из комнаты.
— Рад видеть вас снова, мистер Ван Алдин!
Американский миллионер кивнул в ответ.
— Все в порядке?
— Да, сэр. Майор Найтон в номере.
Ван Алдин кивнул снова.
— Почта? — поинтересовался он.
— Ее уже отнесли вам, мистер Ван Алдин. Ой, одну минутку. — Клерк пошарил в конторке и вынул письмо. — Только что получили, — объяснил он, Руфус Ван Алдин взял письмо. Когда он увидел неровный женский почерк на конверте, выражение его лица резко изменилось. Оно потеплело, линия губ расслабилась. В эту минуту он мог показаться совсем другим человеком.
Держа письмо в руке, он пошел к лифту, и улыбка не сходила с его лица.
В гостиной его номера за столом сидел молодой человек, аккуратно сортируя корреспонденцию.
— Хэлло, Найтон!
— Рад видеть вас, сэр. Все в порядке?
— Конечно, — равнодушно ответил миллионер. — В Париже сейчас весьма скучно, хотя я получил что хотел.
Он мрачно улыбнулся.
— Как всегда, — тоже улыбнулся секретарь.
— Безусловно!
Он произнес это тоном, каким обычно говорят об общеизвестном факте.
Сняв пальто, повернулся к столу.
— Что-нибудь срочное есть?
— Не думаю, сэр. Все как обычно. Я еще не закончил…
Ван Алдин едва кивнул. Он редко выказывал похвалу или порицание. Его метод общения с подчиненными был весьма прост: он подвергал их суровому испытанию и оставлял лишь тех, кто успешно с ним справлялся. Отбирал людей он нетрадиционным способом. Найтона, например, Ван Алдин случайно повстречал на одном из швейцарских курортов месяца два назад. Обратил на него внимание и ознакомился с послужным списком, из которого узнал, что легкая хромота — следствие ранения во время войны. Найтон не делал секрета из того, что ищет работу, и спрашивал у миллионера, не порекомендует ли он его на какую-нибудь приличную должность.
Ван Алдин с самодовольной улыбкой вспоминал шок, в который впал молодой человек, когда ему была предложена должность секретаря.
— Но, но у меня нет опыта в таких делах, — смутился он.
— Это не важно! Для таких дел у меня есть три секретаря. Но я собираюсь в Англию на полгода, и мне нужен англичанин со связями, который знает жизнь этой страны.
Пока Ван Алдин не раскаивался в своем выборе.
Найтон оказался энергичным, умным и сообразительным человеком, к тому же с очаровательными манерами.
Секретарь показал на три или четыре письма.
— Было бы неплохо, если бы вы не откладывая ознакомились с ними. Самое важное — о Колтонском соглашении…
Но Руфус Ван Алдин сделал, протестующий жест.
— Не буду читать их на ночь. Подождут до утра, Все, кроме этого. — И он кивнул на письмо, которое держал в руке. Ричард Найтон понимающе улыбнулся.
— Миссис Кеттеринг? Она звонила вчера и сегодня. Кажется, хочет срочно видеть вас, сэр.
— Срочно?
Улыбка сошла с лица миллионера. Он распечатал конверт и начал читать письмо. Его лицо постепенно темнело, а губы сжимались в тонкую мрачную линию, которую на Уолл-стрит знали слишком хорошо. Найтон деликатно отвернулся, продолжая распечатывать и сортировать корреспонденцию.
Миллионер со злостью ударил кулаком по столу.
«Я не потерплю этого, — пробормотал он про себя. — Бедная маленькая девочка! Ну ничего, у нее есть отец, который не даст ее в обиду».
Несколько минут он ходил по комнате взад и вперед с угрюмо сдвинутыми бровями. Найтон по-прежнему сидел за столом. Вдруг Ван Алдин заторопился.
Он взял пальто, брошенное на спинку стула.
— Вы уходите, сэр?
— Да, я зайду к дочери.
— Если люди Колтона позвонят…
— Скажи, чтобы убирались к дьяволу! — воскликнул Ван Алдин.
— Хорошо, — спокойно отозвался Найтон.
Ван Алдин был уже в пальто и шел к двери, надевая шляпу. Перед тем как выйти, он задержался.
— Ты хороший парень, Найтон! Ты не дергаешь меня, когда я не в себе.
Найтон ограничился легкой улыбкой.
— Руфь — мой единственный ребенок, — продолжал Ван Алдин, — и никто не знает, что она значит для меня.
Добрая улыбка на миг озарила его лицо. Он опустил руку в карман.
— Хочешь кое-что увидеть, Найтон?
И он снова подошел к секретарю, достал коробочку, небрежно завернутую в бумагу, открыл ее. В ней оказался красный бархатный футляр с короной и инициалами, а в нем камни, красные как кровь.
— Боже мой! — воскликнул Найтон. — Они настоящие?
Ван Алдин довольно рассмеялся.
— Меня не удивляет твой вопрос. Среди этих рубинов три — самые большие в мире. Екатерина Великая носила их, Найтон. Тот, что в центре, называется Огненное сердце. Он прекрасен, ничего не скажешь.
— Однако, — пробормотал секретарь, — они, наверное, стоят целое состояние.
— Четыре или пять сотен тысяч долларов, — равнодушно сказал Ван Алдин.
— Не считая их исторической ценности, конечно.
— И вы вот так, запросто носите это в кармане?
Ван Алдин удовлетворенно рассмеялся.
— Вот именно. Это мой маленький подарок для Руфи.
Секретарь сдержанно улыбнулся.
— Теперь я понимаю, почему миссис Кеттеринг так волновалась, когда звонила, — заметил он.
— А вот тут ты ошибся. — Ван Алдин покачал головой. — Она ничего не знает, это сюрприз.
Он закрыл футляр и начал снова упаковывать его.
— Если бы ты знал, Найтон, как это трудно. Как мало мы можем сделать для тех, кого любим. Я мог бы купить огромный участок земли для Руфи, если бы в этом — был хоть какой-то смысл. Я могу надеть эти камни ей на шею и тем самым подарить миг, ну, или чуть больше радости, быть может, но…
Он покачал головой.
— Когда женщина несчастлива в собственном доме…
Он не закончил фразы. Секретарь понимающе кивнул. Он знал как никто репутацию Дерека Кеттеринга. Ван Алдин засунул пакет в карман, кивнул Найтону и вышел из комнаты.
Глава 4
На Керзон-стрит
Миссис Кеттеринг жила на Керзон-стрит. Привратник, открывший дверь, сразу узнал Ван Алдина. Улыбнувшись, он посторонился, пропуская его вперед, проводил до гостиной.
— В чем дело, дадди, куда это годится? — Женщина, сидевшая у окна, вскочила. — Я звонила майору Найтону весь день, пытаясь поймать тебя, но он не знал, когда ты вернешься.
Руфи Кеттеринг было двадцать восемь лет. Ее трудно было назвать красивой или хотя бы хорошенькой, но она была интересной женщиной. В молодости Ван Алдин был огненно-рыжим, и у Руфи волосы были золотисто-каштановыми, почти рыжими. Темные глаза и очень черные ресницы (скорее всего, крашеные). Руфь была высока, стройна и грациозна.
Беззаботный взгляд придавал ее лицу некоторое сходство с лицом мадонны Рафаэля. И лишь присмотревшись, можно было заметить, что очертания губ и подбородка были столь, же тяжелы и определенны, как и у отца. Это хорошо для мужчины, но не для женщины. С самого детства Руфь привыкла идти своей дорогой, и тот, кто оказывался на ее пути, быстро понимал, что имеет дело с истинной дочерью Ван Алдина.
— Найтон сказал, ты звонила. Я всего полчаса как вернулся из Парижа. Что все это значит насчет Дерека?
Руфь покраснела от злости.
— Это не поддается никакому описанию. Он перешел все границы. Он… он даже слушать меня не хочет! — В ее голосе слышались не только злость, но и недоумение.
— Меня он выслушает, — мрачно произнес Ван Алдин.
— Я почти не вижу его последний месяц. Он всюду появляется с этой женщиной.
— С какой женщиной?
— Мирель. Она танцует в «Пантеоне», ты знаешь…
Ван Алдин кивнул.
— Я ездила в Леконбери на прошлой неделе. Я… я все рассказала лорду Леконберийскому.. Он добр ко мне, и он мне сочувствует. Сказал, что как следует поговорит с Дереком.
— A! — воскликнул Ван Алдин.
— Что означает твое «а»?
— Только то, что ты подумала, Руфь. Бедный старый Леконбери… Тряпка! Вполне естественно, что он симпатизирует тебе и пытался тебя успокоить. Ведь его сын, наследник, женат на дочери богатейшего в Штатах человека… Но он одной ногой уже стоит в могиле, это знает каждый, как и то, что ничто из того, что он скажет, на Дерека не подействует.
— Неужели ты не можешь что-нибудь сделать, дадди? — воскликнула Руфь после минутной паузы.
— Могу. — Он помолчал, размышляя. — Есть несколько вещей, которые я могу сделать, но лишь одна из них имеет смысл. Насколько ты смела, Руфь?
Она пристально посмотрела на отца. Он утвердительно кивнул.
— Я имею в виду именно то, что сказал. Готова ли ты на весь мир признать, что совершила ошибку? Это единственный выход. Можешь ты все начать с начала?
— Ты имеешь в виду…
— Да, развод.
— Развод?
Ван Алдин сухо улыбнулся.
— Ты произнесла это слово, Руфь, словно никогда не слышала его раньше. Хотя твои друзья делают это чуть ли не каждый день.
— О, конечно, но…
Она запнулась, облизывая губы. Отец понимающе кивнул.
— Я знаю, Руфь, ты любишь меня, ты не хочешь, чтобы поползли слухи. Но я понял, и ты должна понять, что это — единственный путь. Я могу вернуть Дерека, но конец все равно один. Он — плохой человек, Руфь. И чем дальше, тем хуже. Представь, я кляну себя за то, что позволил тебе выйти за него замуж. Но тебе этого так хотелось. Мне казалось, что у него самые благие намерения, к тому же я пересек тебе однажды путь, милая…
Произнося последние слова, он не смотрел на нее.
А если бы взглянул, то увидел бы, как кровь прилила к ее лицу.
— Да, пересек, — мрачно подтвердила она.
— Было бы бессердечным сделать так во второй раз. Но если бы ты знала, как мне этого хотелось… Последние несколько лет ты была несчастна, бедняжка.
— Да, ты был не в восторге от моего замужества.
— Именно поэтому я и считаю, что это надо прекратить. — Он грохнул кулаком по столу. — Развяжи этот узел. Смотри в лицо фактам. Дерек Кеттеринг женился на тебе ради денег. Это ясно. Поэтому так все и вышло. Кончай с ним, Руфь.
Несколько секунд Руфь сидела опустив голову.
— Думаешь, он согласится?
Ван Алдин удивленно взглянул на нее.
— Да ему нечего будет возразить.
Она покраснела и облизала губы.
— О, конечно, нет, но…
Она замолчала. Отец пристально посмотрел ей в глаза.
— Ты о чем?
— Я хочу сказать… — Она замолчала, подбирая слова. — Он так просто этого не оставит…
— Ты имеешь в виду, что он будет сопротивляться? Пусть. Но ты не права: любой адвокат объяснит ему, что это бессмысленно.
— Но ты не думаешь… — Она опять запнулась. — Я не имею в виду открытую борьбу, но он наверняка попытается сделать мою жизнь невыносимой…
Отец с недоумением взглянул на нее.
— Начать процесс, ты это хочешь сказать?
Миссис Кеттеринг не ответила. Ван Алдин внимательно посмотрел на нее.
— Подойди ко мне, Руфь. Что тебя тревожит?
— Да нет, ничего. — В ее голосе не было уверенности.
— Ты боишься огласки, да? Предоставь это мне. Я сделаю все так, чтобы было как можно меньше шума и сплетен.
— Ну ладно, дадди, пусть так, если ты и впрямь уверен, что это лучший выход.
— У тебя еще остались какие-то иллюзии насчет этого парня?
— Нет.
Руфь произнесла это вполне естественно. Ван Алдин, казалось, был удовлетворен. Он потрепал дочь по плечу.
— Все будет хорошо, малышка. Не беспокойся. Ну а теперь давай забудем обо всем. Я привез тебе подарок из Парижа.
— Мне? Наверно, что-то очень красивое?
— Надеюсь, именно так ты это и оценишь. — Ван Алдин улыбнулся.
Он вынул сверток из кармана пальто и отдал его дочери. Аккуратно развернув его и распечатав коробочку, она открыла футляр. Длинное «ах!» сорвалось с ее губ. Руфь Кеттеринг обожала драгоценности.
— Дад! Это просто… это просто восхитительно!
— Прекрасные камни. — Ван Алдин был доволен. — Тебе они нравятся?
— Нравятся? Да они уникальны! Где ты достал их?
— Это мой секрет. Камни достались мне, конечно, конфиденциально. Они знаменитые. Видишь этот большой в середине? Возможно, ты слышала о нем. Это «Огненное сердце».
— Огненное сердце! — повторила Руфь.
Она вынула драгоценные камни из футляра и приложила их к груди. Глядя на Руфь, миллионер думал о женщинах, тех, что носили их, эти камни, с которыми были связаны трагедии, страдания, умопомешательства, особенно с Огненным сердцем. Однако, так по крайней мере казалось, попав в твердые руки Руфи Кеттеринг, он утратил свою роковую силу.
— В чем дело, дадди, куда это годится? — Женщина, сидевшая у окна, вскочила. — Я звонила майору Найтону весь день, пытаясь поймать тебя, но он не знал, когда ты вернешься.
Руфи Кеттеринг было двадцать восемь лет. Ее трудно было назвать красивой или хотя бы хорошенькой, но она была интересной женщиной. В молодости Ван Алдин был огненно-рыжим, и у Руфи волосы были золотисто-каштановыми, почти рыжими. Темные глаза и очень черные ресницы (скорее всего, крашеные). Руфь была высока, стройна и грациозна.
Беззаботный взгляд придавал ее лицу некоторое сходство с лицом мадонны Рафаэля. И лишь присмотревшись, можно было заметить, что очертания губ и подбородка были столь, же тяжелы и определенны, как и у отца. Это хорошо для мужчины, но не для женщины. С самого детства Руфь привыкла идти своей дорогой, и тот, кто оказывался на ее пути, быстро понимал, что имеет дело с истинной дочерью Ван Алдина.
— Найтон сказал, ты звонила. Я всего полчаса как вернулся из Парижа. Что все это значит насчет Дерека?
Руфь покраснела от злости.
— Это не поддается никакому описанию. Он перешел все границы. Он… он даже слушать меня не хочет! — В ее голосе слышались не только злость, но и недоумение.
— Меня он выслушает, — мрачно произнес Ван Алдин.
— Я почти не вижу его последний месяц. Он всюду появляется с этой женщиной.
— С какой женщиной?
— Мирель. Она танцует в «Пантеоне», ты знаешь…
Ван Алдин кивнул.
— Я ездила в Леконбери на прошлой неделе. Я… я все рассказала лорду Леконберийскому.. Он добр ко мне, и он мне сочувствует. Сказал, что как следует поговорит с Дереком.
— A! — воскликнул Ван Алдин.
— Что означает твое «а»?
— Только то, что ты подумала, Руфь. Бедный старый Леконбери… Тряпка! Вполне естественно, что он симпатизирует тебе и пытался тебя успокоить. Ведь его сын, наследник, женат на дочери богатейшего в Штатах человека… Но он одной ногой уже стоит в могиле, это знает каждый, как и то, что ничто из того, что он скажет, на Дерека не подействует.
— Неужели ты не можешь что-нибудь сделать, дадди? — воскликнула Руфь после минутной паузы.
— Могу. — Он помолчал, размышляя. — Есть несколько вещей, которые я могу сделать, но лишь одна из них имеет смысл. Насколько ты смела, Руфь?
Она пристально посмотрела на отца. Он утвердительно кивнул.
— Я имею в виду именно то, что сказал. Готова ли ты на весь мир признать, что совершила ошибку? Это единственный выход. Можешь ты все начать с начала?
— Ты имеешь в виду…
— Да, развод.
— Развод?
Ван Алдин сухо улыбнулся.
— Ты произнесла это слово, Руфь, словно никогда не слышала его раньше. Хотя твои друзья делают это чуть ли не каждый день.
— О, конечно, но…
Она запнулась, облизывая губы. Отец понимающе кивнул.
— Я знаю, Руфь, ты любишь меня, ты не хочешь, чтобы поползли слухи. Но я понял, и ты должна понять, что это — единственный путь. Я могу вернуть Дерека, но конец все равно один. Он — плохой человек, Руфь. И чем дальше, тем хуже. Представь, я кляну себя за то, что позволил тебе выйти за него замуж. Но тебе этого так хотелось. Мне казалось, что у него самые благие намерения, к тому же я пересек тебе однажды путь, милая…
Произнося последние слова, он не смотрел на нее.
А если бы взглянул, то увидел бы, как кровь прилила к ее лицу.
— Да, пересек, — мрачно подтвердила она.
— Было бы бессердечным сделать так во второй раз. Но если бы ты знала, как мне этого хотелось… Последние несколько лет ты была несчастна, бедняжка.
— Да, ты был не в восторге от моего замужества.
— Именно поэтому я и считаю, что это надо прекратить. — Он грохнул кулаком по столу. — Развяжи этот узел. Смотри в лицо фактам. Дерек Кеттеринг женился на тебе ради денег. Это ясно. Поэтому так все и вышло. Кончай с ним, Руфь.
Несколько секунд Руфь сидела опустив голову.
— Думаешь, он согласится?
Ван Алдин удивленно взглянул на нее.
— Да ему нечего будет возразить.
Она покраснела и облизала губы.
— О, конечно, нет, но…
Она замолчала. Отец пристально посмотрел ей в глаза.
— Ты о чем?
— Я хочу сказать… — Она замолчала, подбирая слова. — Он так просто этого не оставит…
— Ты имеешь в виду, что он будет сопротивляться? Пусть. Но ты не права: любой адвокат объяснит ему, что это бессмысленно.
— Но ты не думаешь… — Она опять запнулась. — Я не имею в виду открытую борьбу, но он наверняка попытается сделать мою жизнь невыносимой…
Отец с недоумением взглянул на нее.
— Начать процесс, ты это хочешь сказать?
Миссис Кеттеринг не ответила. Ван Алдин внимательно посмотрел на нее.
— Подойди ко мне, Руфь. Что тебя тревожит?
— Да нет, ничего. — В ее голосе не было уверенности.
— Ты боишься огласки, да? Предоставь это мне. Я сделаю все так, чтобы было как можно меньше шума и сплетен.
— Ну ладно, дадди, пусть так, если ты и впрямь уверен, что это лучший выход.
— У тебя еще остались какие-то иллюзии насчет этого парня?
— Нет.
Руфь произнесла это вполне естественно. Ван Алдин, казалось, был удовлетворен. Он потрепал дочь по плечу.
— Все будет хорошо, малышка. Не беспокойся. Ну а теперь давай забудем обо всем. Я привез тебе подарок из Парижа.
— Мне? Наверно, что-то очень красивое?
— Надеюсь, именно так ты это и оценишь. — Ван Алдин улыбнулся.
Он вынул сверток из кармана пальто и отдал его дочери. Аккуратно развернув его и распечатав коробочку, она открыла футляр. Длинное «ах!» сорвалось с ее губ. Руфь Кеттеринг обожала драгоценности.
— Дад! Это просто… это просто восхитительно!
— Прекрасные камни. — Ван Алдин был доволен. — Тебе они нравятся?
— Нравятся? Да они уникальны! Где ты достал их?
— Это мой секрет. Камни достались мне, конечно, конфиденциально. Они знаменитые. Видишь этот большой в середине? Возможно, ты слышала о нем. Это «Огненное сердце».
— Огненное сердце! — повторила Руфь.
Она вынула драгоценные камни из футляра и приложила их к груди. Глядя на Руфь, миллионер думал о женщинах, тех, что носили их, эти камни, с которыми были связаны трагедии, страдания, умопомешательства, особенно с Огненным сердцем. Однако, так по крайней мере казалось, попав в твердые руки Руфи Кеттеринг, он утратил свою роковую силу.