Кристи Агата. Убийство в доме викария

Агата КРИСТИ


УБИЙСТВО В ДОМЕ ВИКАРИЯ

Глава 1

   Немалого труда стоило мне выбрать день и час, с которого надо начать рассказ, но я наконец остановил свой выбор на одной из сред, когда мы собрались ко второму завтраку. Беседа, в общем, не касалась того, о чем я собираюсь рассказать, но все же в ней промелькнуло нечто, оказавшее влияние на последующие события.
   Разделавшись с куском вареного мяса (надо сказать, на редкость жесткого), который мне пришлось разрезать как хозяину дома, я вернулся на свое место и с горячностью, отнюдь не приличествующей моему сану, заявил, что тот, кто убьет полковника Протеро, поистине облагодетельствует мир.
   Мой юный племянник, Деннис, тут же выпалил:
   – Тебе это припомнят, когда найдут старика плавающим в луже крови. Вот и Мэри покажет на тебя, верно, Мэри? Скажет на суде, как ты кровожадно размахивал кухонным ножом!
   Мэри служит у нас временно, в надежде на лучшее положение и более солидный заработок, – она громко, официальным тоном объявила: «Зелень» и брякнула треснутое блюдо под нос Деннису с самым воинственным видом.
   Моя жена спросила голосом, полным сочувствия:
   – Он тебя очень замучил?
   Я не сразу нашелся с ответом – Мэри, швырнув на стол зелень, сунула почти что мне в лицо другое блюдо, с крайне непривлекательными непропеченными клецками. Я сказал:
   – Благодарю вас, не надо, – после чего она грохнула блюдо на стол и вылетела из комнаты.
   – Какая я ужасная хозяйка – просто беда, – сказала моя жена, и мне послышались нотки искреннего раскаяния в ее голосе.
   Я готов был с ней согласиться. Жену мою зовут Гризельда – имя для жены священнослужителя в высшей степени подходящее. Но на этом все подобающие ее положению качества и исчерпываются. Кротости в ней нет ни капли.
   Я всегда придерживался мнения, что священнику лучше не жениться. И по сию пору остается тайной, как мне взбрело в голову умолять Гризельду выйти за меня замуж – всего через двадцать четыре часа после нашего знакомства. Как я полагал до того, женитьба – серьезнейший шаг, который требует длительного обдумывания и подготовки, и самое важное в браке – сходство вкусов и склонностей.
   Гризельда моложе меня почти на двадцать лет. Она поразительно хороша собой и абсолютно неспособна серьезно относиться к чему бы то ни было. Она ничего не умеет делать толком, и жить с ней в одном доме – чистое мучение. Весь мой приход для нее что-то вроде цирка или зверинца, созданного ей на потеху. Я попытался сформировать ее ум, но потерпел полную неудачу. Более, чем когда-либо, я убежден, что служителю церкви подобает жить в одиночестве. Я не раз намекал на это Гризельде, но она только заливалась смехом.
   – Дорогая моя, – сказал я, – если бы ты хоть чуточку постаралась…
   – А я стараюсь, – откликнулась Гризельда. – Только, знаешь, мне кажется, что, чем больше я стараюсь, тем хуже получается. Ничего не поделаешь – я не создана для домашнего хозяйства, это ясно. Я решила, что лучше бросить все на Мэри, примириться с неудобствами и питаться этой неудобоваримой гадостью.
   – А о муже ты подумала, радость моя? – укорил я ее и добавил, следуя примеру лукавого, который цитировал Священное писание ради своих целей: – Она устраивает все в доме своем …
   – Ты подумай, как тебе сказочно повезло: тебя не бросили на растерзание львам, – живо перебила Гризельда. – А то еще и на костер мог бы угодить. Стоит ли поднимать шум из-за невкусной еды и невыметенной пыли с дохлыми осами! Расскажи-ка мне лучше про полковника Протеро. У ранних христиан было одно преимущество – они не знали церковных старост.
   – Надутый старый грубиян, – заметил Деннис. – Недаром первая жена от него сбежала.
   – По-моему, ничего другого ей и не оставалось, – сказала моя жена.
   – Гризельда! – строго оборвал ее я. – Я не потерплю, чтобы ты говорила подобные вещи.
   – Ну, милый мой, – с нежностью сказала жена. – Расскажи мне про него. Из-за чего весь сыр-бор разгорелся? Может, из-за мистера Хоуза, из-за того, что он ежеминутно кланяется, кивает и крестится?
   Хоуз – мой новый помощник. Он прослужил в нашем приходе чуть больше трех недель, придерживается правил Высокой Церкви и постится по пятницам. А полковник Протеро – непримиримый противник всех и всяческих ритуалов.
   – На этот раз – нет. Хотя походя он об этом упомянул. Нет, все неприятности начались с этой злосчастной фунтовой бумажки миссис Прайс Ридли.
   Миссис Прайс Ридли – достойный член нашей общины. Во время ранней обедни в годовщину смерти своего сына она положила в кружку для пожертвований фунтовую банкноту. Позже, читая вывешенную для сведения паствы справку о пожертвованиях, она была поражена в самое сердце тем, что самой крупной банкнотой значилась бумажка в десять шиллингов.
   Она пожаловалась мне, а я вполне резонно заметил, что она, должно быть, запамятовала.
   – Мы все уже не так молоды, – добавил я, стараясь как можно тактичнее уладить дело. – Годы берут свою дань, от этого не уйдешь.
   Как ни странно, мои слова оказали противоположное действие. Она заявила, что творятся странные вещи, и она чрезвычайно удивлена, что я этого не замечаю. После этого миссис Прайс Ридли, как я догадываюсь, явилась с жалобами к полковнику Протеро. Протеро из тех людей, которые обожают скандалить по любому поводу. Он и устроил скандал. К сожалению, для скандала он выбрал среду. А я утром по средам даю уроки в церковной дневной школе, и это превращает меня в комок нервов, так что я до конца дня не могу прийти в себя.
   – Что ж тут такого – надо же и ему хоть чем-то развлечься, – сказала моя жена с видом праведного и беспристрастного судьи. – Около него никто не увивается, называя его нашим дорогим викарием^[1], и никто ему не дарит жутких расшитых туфель, а к Рождеству – теплых ночных носочков. И жена и дочь его видеть не могут. Наверно, ему приятно хоть в чем-то почувствовать себя важной персоной.
   – Но ведь для этого вовсе не обязательно оскорблять других, – не без горячности ответил я. – Мне кажется, он даже не понял, какие выводы можно сделать из его слов. Хочет проверить все церковные счета – на случай растрат. Растрат, так и сказал. Не думает же он, что я прикарманиваю церковные средства!
   – О тебе никто такого не подумает, мой родной, – сказала Гризельда. – Ты настолько выше всех подозрений, что просто грех не воспользоваться такой возможностью. Вот было бы здорово, если бы ты присвоил пожертвования на миссионерскую работу. Терпеть не могу миссионеров – я их всегда ненавидела.
   Я бы упрекнул жену за нехристианские чувства, но тут Мэри внесла полусырой рисовый пудинг. Я попробовал слабо протестовать, но Гризельда заявила, что японцы всегда едят недоваренный рис и от этого у них так хорошо варят мозги.
   – Попомни мои слова, – сказала она, – если бы ты всю неделю, до самого воскресенья, ел рисовый пудинг, ты произнес бы сногсшибательную проповедь, честное слово.
   – Боже упаси, – содрогнувшись, ответил я. Затем продолжал:
   – Протеро зайдет завтра вечером, и мы вместе просмотрим все счета. А сегодня мне нужно закончить свою речь для МКАЦ. Я тут искал цитату и так зачитался «Реальностью» каноника Ширли, что не успел написать все до конца. А ты сегодня что собираешься делать, Гризельда?
   – Исполнять свой долг, – сказала Гризельда. – Свой долг супруги пастыря. Чай со сплетнями в половине пятого. – А кого ты пригласила?
   Гризельда стала перечислять по пальцам, сияя напускной добродетельно:
   – Миссис Прайс Ридли, мисс Уэзерби, мисс Хартнелл и это чудовище – мисс Марпл.
   – А мне мисс Марпл даже нравится, – возразил я. – По крайней мере, она не лишена чувства юмора.
   – Самая жуткая сплетница во всей деревне, – сказала Гризельда. – Всегда знает до мелочей все, что здесь творится, и всегда от всех ждет самого худшего.
   Как я уже говорил, Гризельда гораздо моложе меня. В моем возрасте люди понимают, что самые худшие ожидания обычно оправдываются.
   – Меня можешь к чаю не ждать, Гризельда? – заявил Деннис.
   – Ах ты разбойник! – воскликнула Гризельда.
   Деннис благоразумно спасся бегством, а мы с Гризельдой перешли ко мне в кабинет.
   – Ума не приложу, кого бы еще позвать, – сказала Гризельда, усаживаясь на мой письменный стол. – Может, доктора Стоуна и мисс Крэм? И еще, пожалуй, миссис Лестрэндж. Между прочим, я к ней вчера заходила и не застала ее. Да, миссис Лестрэндж надо непременно подать к чаю. Она такая таинственная – приехала, сняла дом в деревне и носа из него не кажет, а? Сразу приходят в голову детективные романы. Представляешь – «Кто была эта таинственная дама с бледным и прекрасным лицом? Что таилось в ее прошлом? Никто не ведал. В ней было нечто роковое». По-моему, доктор Хэйдок что-то про нее знает.
   – Ты читаешь слишком много детективов, – кротко заметил я.
   – А ты-то сам? – парировала она. – Я вчера весь дом перевернула, искала «Пятно на лестнице», пока ты писал тут проповедь. Наконец прихожу спросить тебя, не попадалась ли книга тебе, и что я вижу?
   У меня хватило совести покраснеть.
   – Да я просто нечаянно на нее наткнулся. Потом какая-то фраза случайно попалась мне на глаза, и…
   – Знаю я эти случайные фразы, – сказала Гризельда. И напыщенно произнесла, словно читая по книге: – «И тут случилось нечто поразительное – Гризельда встала, прошла через всю комнату и нежно поцеловала своего пожилого мужа». – Сказано – сделано.
   – Это и вправду «нечто поразительное»? – спросил я ее.
   – Ты еще спрашиваешь, – ответила Гризельда. – Ты хоть понимаешь, Лен, что я могла выйти замуж за министра, за баронета, за процветающего дельца, за трех младших офицеров и бездельника с изысканными манерами, а я вместо этого выбрала тебя? Разве это не поразило тебя в самое сердце?
   – Тогда – поразило, – признался я. – Я частенько задумывался, почему ты так поступила.
   Гризельда залилась смехом.
   – А потому, что я почувствовала себя такой неотразимой, – прошептала она. – Остальные считали, что я просто чудо, и, разумеется, для каждого из них я была бы отличной женой. Но ведь я – воплощение всего, что ты не любишь и не одобряешь, а ты передо мной не мог устоять! Мое тщеславие просто не выдержало этого. Знаешь, куда приятнее, когда тебя втайне обожают, сознавая, что это грех, чем когда тобой гордятся и выставляют напоказ. Я причиняю тебе кучу неудобств, я тебя непрерывно шокирую, и, несмотря ни на что, ты любишь меня до безумия. Ты меня любишь до безумия, а?
   – Разумеется, я к тебе очень привязан, дорогая.
   – Вот как! Лен, ты меня обожаешь. Помнишь, как я осталась в городе, а тебе послала телеграмму – ты ее не получил, потому что сестра почтмейстерши разрешилась двойней и она забыла ее передать? Ты потерял голову, принялся звонить в Скотленд-Ярд и вообще устроил жуткий переполох.
   Есть вещи, о которых вспоминать бывает весьма неприятно. В упомянутом случае я действительно вел себя довольно глупо. Я сказал:
   – Извини, дорогая, но я хотел бы заняться своей речью для МКАЦ.
   Гризельда страдальчески вздохнула, взъерошила, потом снова пригладила мои волосы и сказала:
   – Ты меня недостоин. Нет, правда! Закручу роман с художником. Клянусь, что закручу. Представляешь себе, какие сплетни пойдут по всему приходу?
   – Их и без того предостаточно, – мягко заметил я. Гризельда расхохоталась, послала мне воздушный поцелуй и выпорхнула через застекленную дверь.

Глава 2

   Нет, с Гризельдой нет никакого сладу! После ленча я встал из-за стола в прекрасном настроении, чувствуя, что готов написать действительно вдохновенное обращение к Мужской Конгрегации Англиканской Церкви. И вот никак не могу сосредоточиться и места себе не нахожу.
   Когда я, успокоившись, был готов приступить к работе, в кабинет словно ненароком забрела Летиция Протеро. Я не случайно употребил слово «забрела». Мне приходилось читать романы, в которых молодые люди просто лопаются от бьющей через край энергии – joie de vivre – волшебной жизнерадостной юности… Но мне лично почему-то попадаются молодые люди, скорее напоминающие бесплотные призраки.
   В этот день Летиция была особенно похожа на бесплотную тень. Она очень хорошенькая девушка, высокая, светленькая, но какая-то неприкаянная. Она забрела ко мне, рассеянно стащила с головы желтый беретик и с отсутствующим видом пробормотала:
   – А! Это вы…
   От Старой Усадьбы идет тропа через лес, прямо к нашей садовой калитке, поэтому гости по большей части проходят в эту калитку и прямо к двери кабинета – дорогой в обход идти далеко, только ради того, чтобы войти с парадного входа. Появление Петиции меня не удивило, но ее поведение вызвало легкую досаду.
   Если человек приходит в дом священника, стоит ли удивляться, увидев самого священника?
   Она вошла и упала, словно подкошенная, в одно из больших кресел. Подергала себя, непонятно для чего, за прядку волос, уставилась в потолок.
   – А Денниса тут у вас нет?
   – Я его не видел после ленча. Насколько я понял, он собирался идти играть в теннис на ваших кортах.
   – А-а… – протянула Летиция. – Лучше бы он не ходил. Там ни души нету.
   – Он сказал, что вы его пригласили.
   – Может, и пригласила. Только в пятницу. А сегодня вторник.
   – Среда, – сказал я.
   – Ой! Кошмар. Значит, я в третий раз позабыла, что меня звали на ленч.
   Впрочем, это ее не особенно беспокоило.
   – А где Гризельда?
   – Я думаю, вы найдете ее в мастерской в саду, она позирует Лоуренсу Реддингу.
   – У нас тут из-за него такая склока разгорелась, – сказала Летиция. – Сами знаете, какой у меня папочка. Жуткий папочка.
   – Какая скло… – то есть, о чем вы говорите? – спросил я.
   – Да все из-за того, что он меня пишет. А папочка узнал. Интересно, почему это я не имею права позировать в купальном костюме? Если я на пляже в нем сижу, то могу и на портрете, а?
   Летиция помолчала, потом снова заговорила.
   – Чепуха какая-то – отец, видите ли, отказывает молодому человеку от дома. Мы с Лоуренсом прямо обалдели. Я буду ходить сюда, к вам в мастерскую, можно?
   – Нельзя, дорогая моя, – сказал я. – Если ваш отец запретил – нельзя.
   – Ох, боже ты мой, – вздохнула Летиция. – Вы все как сговорились, сил моих нет! Издергана. До предела. Если бы у меня были деньги, я бы сбежала, а без денег куда денешься? Если бы папочка, как порядочный человек, приказал долго жить, у меня бы все устроилось.
   – Летиция, такие слова говорить не следует.
   – А что? Если он не хочет, чтобы я ждала его смерти, пусть не жадничает, как последний скряга. Неудивительно, что мама от него ушла. Знаете, я много лет думала, что она умерла. А тот молодой человек, к которому она ушла, – он что, был симпатичный?
   – Это случилось до того, как ваш отец приехал сюда.
   – Интересно, как она жила потом. Я уверена, что Анна вот-вот закрутит роман с кем-нибудь. Анна меня ненавидит – нет, обращается нормально, но – ненавидит. Стареет, и ей это не по вкусу. В таком возрасте и срываешься с цепи, сами знаете.
   Хотел бы я знать – неужели Летиция собирается до вечера сидеть у меня в кабинете?
   – Вам мои граммофонные пластинки не попадались? – спросила она.
   – Нет.
   – Вот досада! Я их где-то забыла. И собака куда-то сбежала. Часики тоже, наручные – только они все равно не ходят. Ох, спать хочется! Не пойму, отчего, – я встала только в одиннадцать. Жизнь так изматывает, правда? Господи! Надо идти. В три часа мне покажут раскоп, который сделал доктор Стоун.
   Я взглянул на часы и заметил, что уже без двадцати пяти четыре.
   – Ой! Не может быть! Кошмар. Ждут ли они меня, или уже ушли? Надо пойти, посмотреть…
   Она встала и побрела из комнаты, бросив через плечо:
   – Вы скажете Деннису, ладно?
   Я механически ответил «Да», а когда понял, что не имею представления, что именно надо сказать Деннису, было уже поздно. Но поразмыслив, я решил, что это, вероятно, не имело никакого значения. Я задумался о докторе Стоуне – это был знаменитый археолог, недавно он остановился в гостинице «Голубой Кабан» и начал раскопки на участке, входящем во владения полковника Протеро. Они с полковником уже несколько раз спорили не на шутку. Забавно, что он пригласил Летицию посмотреть на раскопки.
   Мне подумалось, что Летиция Протеро довольно остра на язычок. Интересно, поладит ли она с секретаршей археолога, мисс Крэм. Мисс Крэм – пышущая здоровьем особа двадцати пяти лет, шумная, румяная, переполнена до краев молодой жизненной энергией, и рот у нее полон зубов – кажется, их там даже больше положенного.
   В деревне мнения разделились: одни считают, что она такая же, как все, другие придерживаются мнения, что это молодая особа строгих правил, которая намерена при первой же возможности сделаться миссис Стоун. Она во всем – полная противоположность Летиции.
   Насколько я понимал, жизнь в Старой Усадьбе действительно текла не очень счастливо. Полковник Протеро женился второй раз лет пять тому назад. Вторая миссис Протеро отличалась замечательной, хотя несколько необычной, красотой. Я и раньше догадывался, что у нее не очень хорошие отношения с падчерицей.
   Меня прервали еще раз. На этот раз пришел мой помощник, Хоуз. Он хотел узнать подробности моего разговора с Протеро. Я сказал, что полковник посетовал на его «католические пристрастия», но что цель его визита была иная. Со своей стороны я тоже выразил протест и недвусмысленно дал ему понять, что придется следовать моим указаниям. В общем, Хоуз принял мои замечания вполне мирно.
   Когда он ушел, я стал винить себя за то, что не могу относиться к нему теплее. Я глубоко убежден, что христианину совершенно не подобает испытывать такие безотчетные симпатии и антипатии к своим ближним.
   Я вздохнул, заметив, что стрелки часов на письменном столе показывают без четверти пять, что на самом деле означало половину пятого, и прошел в гостиную.
   Четыре моих прихожанки сидели там, держа в руках чашки с чаем. Гризельда восседала за чайным столом, стараясь выглядеть как можно естественнее в этой обстановке, но, напротив, казалась еще более неуместной, чем в обычное время.
   Я пожал руки всем по очереди и сел между мисс Марпл и мисс Уэзерби.
   Мисс Марпл – седовласая старая дама с необыкновенной приятностью в манерах, а мисс Уэзерби – неиссякаемый источник злословия. Мисс Марпл, безусловно, гораздо опаснее.
   – Мы тут как раз говорили о докторе Стоуне и мисс Крэм, – сладким как мед голоском сказала Гризельда.
   У меня в голове промелькнули дурацкие стишки, которые сочинил Деннис:
   «Мисс Крэм даст фору всем».
   Меня обуревало невесть откуда накатившее желание сказать эту строчку вслух и посмотреть, что будет, но, к счастью, я совладал с собой.
   Мисс Уэзерби выразительно сказала:
   – Порядочные девушки так не поступают, – и неодобрительно поджала тонкие губы.
   – Как не поступают? – спросил я.
   – Не идут в секретарши к холостому мужчине, – сказала мисс Уэзерби замогильным голосом.
   – О, дорогая моя, – сказала мисс Марпл. – По-моему , женатые куда хуже. Вспомните бедняжку Молли Картер.
   – Конечно, женатые мужчины, когда живут не дома, ведут себя из рук вон плохо, – согласилась мисс Уэзерби.
   – И даже когда живут дома, с женой, – негромко заметила мисс Марпл. – Помнится…
   Я поспешил прервать эти небезопасные воспоминания.
   – Помилуйте, – сказал я. – В наше время девушка может поступить на службу, как и мужчина.
   – И выехать за город? И остановиться в той же гостинице? – сурово произнесла миссис Прайс Ридли.
   Мисс Уэзерби шепнула мисс Марпл:
   – Спальни на одном этаже…
   Мисс Хартнелл, дама закаленная и жизнерадостная – бедняки боятся ее, как огня, – заявила громогласно и энергично:
   – Бедняга не успеет оглянуться, как его опутают по рукам и ногам. Он же прост, как нерожденное дитя, – всякому видно.
   Удивительно, куда нас иногда заводят привычные выражения! Ни одна из присутствующих дам и помыслить не могла о том, чтобы упомянуть о настоящем младенце, пока он не воркует в колыбельке, у всех на глазах.
   – Позорище – иначе не скажешь, – продолжала мисс Хартнелл с присущей ей бестактностью. – Он же на добрых двадцать пять лет старше ее!
   Три женских голоса, наперебой, словно стараясь заглушить эту неловкую фразу, заговорили хором и невпопад о Пикнике для мальчиков из хора, о неприятном случае на последнем Митинге матерей, о сквозняках в церкви. Мисс Марпл смотрела на Гризельду ласково сияющими глазами.
   – Вам не кажется, – сказала моя жена, – что мисс Крэм просто нравится интересная работа? А доктор Стоун для нее просто руководитель, и только.
   Ответом было полное молчание. Все четыре дамы были явно с ней не согласны. Молчание нарушила мисс Марпл; погладив Гризельду по руке, она сказала:
   – Душечка, вы так молоды. Молодость так неопытна и доверчива!
   Гризельда возмущенно отпарировала, что она вовсе не так уж неопытна и доверчива.
   – Естественно, – продолжала мисс Марпл, пропустив возражения мимо ушей, – вы всегда думаете обо всех только самое хорошее.
   – А вы серьезно считаете, что она хочет выскочить замуж за этого лысого зануду?
   – Насколько я понимаю, в средствах он не стеснен, – сказала мисс Марпл. – Боюсь, что характер у него вспыльчивый. Вчера он повздорил с полковником Протеро.
   Все дамы были заинтригованы.
   – Полковник Протеро назвал его неучем.
   – Полковник Протеро мог сказать такую чепуху, это в его духе, – заметила миссис Прайс Ридли.
   – Конечно, в его духе, но я не уверена, что это такая уж чепуха, – сказала мисс Марпл. – Помните, как у нас тут побывала одна женщина, – по ее словам, из общества социального обеспечения, – собрала пожертвования по подписке и как в воду канула. Оказалось, что она не имела к этому обществу никакого отношения. Мы все привыкли верить людям на слово – слишком уж мы доверчивы.
   Вот уж не подумал бы, что мисс Марпл может страдать от доверчивости!
   – Там был еще какой-то шум из-за молодого человека, художника – мистера Реддинга – не так ли? – спросила мисс Уэзерби.
   Мисс Марпл кивнула.
   – Полковник Протеро отказал ему от дома. Кажется, он писал Летицию в купальном костюме.
   – А я с самого начала видела , что между ними что-то есть, – сказала миссис Прайс Ридли. – Молодой человек вокруг нее слишком увивался. Жаль, что у девушки нет родной матери. Мачеха никогда ее не заменит.
   – Я бы этого не сказала, – вмешалась мисс Хартнелл. – Миссис Протеро старается, как может.
   – Девушки всегда себе на уме, – посетовала миссис Прайс Ридли.
   – Настоящий роман, правда? – сказала сентиментальная мисс Уэзерби. – Он такой красивый?
   – Но распущенный, – бросила мисс Хартнелл. – А чего еще ждать? Художник! Париж! Натурщицы! И без ничего!..
   – Писал ее в купальном костюме, – заметила миссис Прайс Ридли. – Не совсем прилично.
   – Он и мой портрет пишет, – сказала Гризельда.
   – Но ведь не в купальном костюме, душечка, – сказала мисс Марпл.
   – Подумаешь – могло быть и хуже, – заявила Гризельда.
   – Шалунья! – сказала мисс Хартнелл, у которой хватило чувства юмора, чтобы понять шутку. Остальные дамы были слегка шокированы.
   – Милая Летиция уже рассказала вам об этих неприятностях? – обратилась ко мне мисс Марпл.
   – Мне?
   – Ну да. Я видела, как она прошла садом и повернула к двери вашего кабинета.
   От мисс Марпл ничто не укроется. Возделывание клумб – превосходная дымовая завеса, а привычка наблюдать за птичками в сильный бинокль оказывается как нельзя более кстати.
   – Да, она об этом упомянула, – признался я.
   – У мистера Хоуза был очень встревоженный вид, – добавила мисс Марпл. – Надеюсь, он не переутомился на работе.
   – Ах! – живо воскликнула мисс Уэзерби. – Совсем из головы вылетело! У меня есть для вас новость. Я видела, как доктор Хэйдок выходил из дома миссис Лестрэндж.
   Все переглянулись.
   – Может, ей нездоровилось, – сказала миссис Прайс Ридли.
   – В таком случае – болезнь скоропостижная, – сказала мисс Хартнелл. – Я видела, как она расхаживает по саду в три часа дня, и с виду – здоровехонька.
   – Должно быть, они давно знакомы с доктором Хэйдоком, – сказала миссис Прайс Ридли. – Сам-то он об этом помалкивает.
   – Любопытно, – сказала мисс Уэзерби. – Ведь он об этом ни словечка не обронил.
   – Если хотите знать… – начала Гризельда тихим и таинственным голосом. Все наклонились к ней, заинтригованные до крайности.
   – Мне все доподлинно известно. Ее муж был миссионером. Жуткая история. Его съели , представляете себе? Буквально съели. А ее заставили стать главной женой их вождя. Доктор Хэйдок спас ее – он там был, в экспедиции.
   На некоторое время возникло всеобщее замешательство, а потом мисс Марпл сказала с упреком, но не сдержав ласковой улыбки: «Какая шалунья!» Она похлопала Гризельду по руке и наставительно заметила:
   – Очень неразумно, моя душечка. Когда выдумываешь небылицы, люди непременно им верят. А это может вызвать осложнения.
   В гостиной явно повеяло холодком. Две дамы встали и начали прощаться.
   – Интересно, есть ли что-нибудь между Реддингом и Летицией Протеро, – сказала мисс Уэзерби. – Мне кажется это вполне вероятным. А как вам кажется, мисс Марпл?
   Мисс Марпл призадумалась.
   – Я бы этого не сказала. Только не Летиция. По-моему, тут замешано совсем иное лицо.