Инспектор сказал, что несомненно так оно и есть, потом спросил:
   — Кто у вас вчера останавливался, миссис Беллинг? Были приезжие?
   — Сейчас, дайте сообразить. Мистер Морсби и мистер Джоунз — это коммерсанты — и еще молодой джентльмен из Лондона. Больше никого. Да в это время года больше и не бывает. Зимой здесь очень спокойно. Да, был еще один молодой джентльмен, приехал последним поездом. Я его назвала «носатый молодой человек». Он еще не поднимался.
   — Последним поездом? — переспросил Нарракот. — Тем, что прибывает в десять часов? Не думаю, что нам стоит из-за него волноваться. А вот по поводу другого, что из Лондона? Вам он знаком?
   — В жизни не видела. Но уж не коммерсант, нет, пожалуй, благороднее. Не припомню сейчас его имени, но можно посмотреть в книге записей. Сегодня утром уехал первым поездом в Эксетер, и все. В шесть десять. Очень интересно. Хотелось бы знать, что ему здесь понадобилось?
   — И он ничего не говорил о своих делах?
   — Ни слова.
   — А из дому он выходил?
   — Приехал в обед, ушел около половины пятого, а вернулся примерно в двадцать минут седьмого.
   — И куда же он выходил?
   — Ни малейшего представления, сэр. Может быть, просто прогуляться. Это было еще до того, как пошел снег, но день для прогулок все равно был не слишком приятный.
   — В четыре тридцать ушел и в шесть двадцать вернулся… — задумчиво произнес инспектор. — Довольно странно. Он не упоминал капитана Тревильяна?
   Миссис Беллинг решительно покачала головой.
   — Нет, мистер Нарракот, никого он не упоминал. Было ему, видно, только до себя. Ничего молодой человек, приятной наружности, но какой-то, можно сказать, озабоченный.
   Инспектор кивнул и отправился познакомиться с книгой записей.
   — Джеймс Пирсон, Лондон, — сказал он. — Это нам ничего не говорит. Придется навести справки о мистере Джеймсе Пирсоне.
   Инспектор двинулся в столовую в поисках майора Барнэби.
   Майор был там один. Он пил смахивающий на бурду кофе, перед ним была развернута «Тайме».
   — Майор Барнэби?
   — Это я.
   — Инспектор Нарракот из Эксетера.
   — Доброе утро, инспектор. Что-нибудь новенькое?
   — Да, сэр. Полагаю, есть кое-что. Даже могу сказать об этом с уверенностью.
   — Рад слышать, — сухо отозвался майор, нисколько ему не веря.
   — Так вот, есть тут некоторые обстоятельства, о которых мне нужна информация, — сказал инспектор. — Надеюсь получить ее от вас.
   — Чем смогу, помогу, — сказал Барнэби.
   — Как по-вашему, были у капитана Тревильяна враги?
   — Ни единого в мире, — не задумываясь, ответил Барнэби.
   — А этот человек, Эванс, вы считаете, он заслуживает доверия?
   — Полагаю, да. Тревильян, я знаю, доверял ему.
   — Не возникло ли между ними неприязни из-за его женитьбы?
   — Неприязни? Нет. Тревильян был раздосадован: он не любил менять привычки. Старый холостяк, понимаете.
   — Кстати о холостяках. Капитан Тревильян не был женат, вы не знаете, он не оставил завещания? И если да, как вы думаете, кто унаследует его имущество?
   — Тревильян сделал завещание, — не замедлил ответить Барнэби.
   — Вот как.., вам это известно?
   — Да. Он назначил меня душеприказчиком. Так и сказал.
   — А как он распорядился деньгами?
   — Этого я не знаю.
   — По-видимому, он был хорошо обеспечен?
   — Тревильян был богатым человеком, — подтвердил Барнэби. — Я бы сказал, он был обеспечен гораздо лучше, чем это можно предположить.
   — У него есть родственники?
   — Есть сестра, племянники, племянницы. Я никогда не видел никого из них, но, по-моему, в ссоре они не были.
   — А его завещание? Вам известно, где он его хранил?
   — «Уолтере и Кирквуд», здешняя адвокатская контора. Там оно и составлено.
   — Тогда, может быть, вы, как душеприказчик, сходите со мной сейчас к «Уолтерсу и Кирквуду»? Мне бы хотелось как можно скорее иметь представление об этом завещании.
   Барнэби встревоженно взглянул на инспектора.
   — Что это значит? — спросил он. — При чем тут завещание?
   Но инспектор Нарракот не был расположен раньше времени раскрывать свои карты.
   — Случай не так прост, как мы полагали, — сказал он. — Между прочим, у меня к вам есть еще вопрос. Как я понял, майор Барнэби, вы спросили доктора Уоррена, не наступила ли смерть в пять — пять двадцать?
   — Ну да, — хрипло произнес майор.
   — Почему вы назвали именно это время?
   — А что? — спросил Барнэби.
   — Наверное, что-то вы при этом имели в виду?
   Последовала значительная пауза, прежде чем майор собрался с ответом. Инспектора Нарракота это еще больше насторожило. Значит, Барнэби и в самом деле пытается что-то скрыть. Наблюдать за ним при этом было прямо-таки смешно.
   — Ну, а если бы я сказал пять двадцать пять, — вызывающе спросил майор, — или без двадцати шесть, или четыре двадцать? Какое это имеет значение?
   — Да, вы правы, сэр, — миролюбиво сказал Нарракот: сейчас ему не хотелось вступать с майором в спор. Но он дал себе слово, что еще до исхода дня докопается до сути. — Есть еще одна любопытная деталь, — продолжал он.
   — А именно?
   — Это касается сдачи в аренду Ситтафорд-хауса. Не знаю, что об этом думаете вы, но мне все это представляется весьма странным.
   — Если вас интересует мое мнение, — сказал Барнэби, — чертовски странное дело.
   — Вы так считаете?
   — Все так считают.
   — В Ситтафорде?
   — И в Ситтафорде и в Экземптоне. У этой дамы, должно быть, не все дома.
   — Ну, о вкусах не спорят, — заметил инспектор.
   — Чертовски странный вкус для такой дамочки.
   — Вы с ней знакомы?
   — Знаком, ведь я был у нее в доме, когда…
   — Когда что?.. — спросил Нарракот, потому что майор вдруг замолчал.
   — Ничего, — сказал Барнэби.
   Инспектор Нарракот пристально посмотрел на него. Очевидное смущение, замешательство майора Барнэби не ускользнули от него. Он чуть было не проговорился. А о чем?
   «Всему свое время, — сказал себе Нарракот. — Сейчас не стоит раздражать его».
   — Так вы, сэр, говорите, что были в Ситтафорд-хаусе. Давно эта дама живет там?
   — Около двух месяцев.
   Майору очень хотелось сгладить впечатление от своих неосторожных слов. Это стремление сделало его более разговорчивым, чем обычно.
   — С дочерью?
   — Да.
   — Как она объясняет выбор своей резиденции?
   — Да вот… — Майор задумался и потер нос. — Она из тех женщин, что очень много говорят — красоты природы.., вдали от остального мира.., что-то вроде этого. Но…
   Наступила неловкая пауза. Инспектор Нарракот пришел ему на помощь:
   — Вас поразила неестественность ее поведения?
   — Да, похоже, что так. Она — светская женщина. Одевается весьма изысканно, дочь — изящная, красивая девица. Естественным для них было бы остановиться в «Ритце», или в «Кларидже», или еще в каком-нибудь большом отеле. Вы представляете себе, в каком?
   Нарракот кивнул.
   — В общем они не из тех, что держатся особняком, так? — спросил он. — Не считаете ли вы, что они, скажем, скрываются?
   Майор Барнэби решительно замотал головой:
   — Нет, нет! Ничего подобного. Они очень общительны, даже, пожалуй, слишком общительны. Я считаю, что в таком маленьком местечке, как Ситтафорд, ни к чему слишком частые встречи, и когда приглашения так и сыплются на вас, то немного неловко. Они чрезвычайно сердечные, гостеприимные люди, но, по английским представлениям, по-моему, чересчур.
   — Колониальная черта, — сказал инспектор.
   — Думаю, да.
   — У вас нет оснований считать, что они раньше были знакомы с капитаном Тревильяном?
   — Решительно никаких.
   — Вы убеждены в этом?
   — Джо бы мне сказал.
   — А вы не думаете, что тут могло иметь место стремление познакомиться с капитаном?
   Это была несомненно неожиданная для майора идея. Он размышлял над ней несколько минут.
   — Да-а, такое мне никогда в голову не приходило. Конечно, они были очень приветливы с ним. Но этим они ничего не добились от Джо. Впрочем, это их обычная манера держаться. Чрезмерная приветливость присуща жителям колоний, — добавил этот истый защитник Британии.
   — Ну ладно. Теперь относительно дома. Как я понимаю, его построил капитан Тревильян?
   — Да.
   — И никто в нем никогда больше не жил? Я хочу сказать — он раньше не сдавался?
   — Никогда.
   — Тогда не похоже, чтобы интерес проявили именно к дому. Загадка. Почти наверняка дом не имеет никакого отношения к этому случаю, и справедливо заключить, что это случайное совпадение. А дом, который занял капитан Тревильян, «Орешники», он кому принадлежит?
   — Мисс Ларпент, дама средних лет. Она уехала на зиму в пансион в Челтенхем. Каждый год уезжает. Дом обычно запирает. Или сдает, что удается нечасто.
   Здесь, кажется, ничто не подавало надежды. Инспектор обескуражен но покачал головой.
   — Вильямсоны, как я понимаю, были посредниками? — спросил он.
   — Да.
   — Их контора в Экземптоне?
   — Рядом с «Уолтерсом и Кирквудом».
   — А! Тогда, если вы не против, зайдем по пути.
   — Не возражаю. Кирквуда все равно не застанете в конторе раньше десяти. Вы же знаете, что такое адвокаты.
   — Значит, отправляемся.
   Майор, который уже давно покончил со своим завтраком, кивнул в знак согласия и поднялся.

Глава 7
Завещание

   В конторе Вильямсонов навстречу им услужливо поднялся молодой человек:
   — Доброе утро, майор Барнэби.
   — Доброе утро.
   — Ужасная история, — бойко заговорил молодой человек. — Подобного в Экземптоне давно не случалось.
   Майор только поморщился.
   — Это инспектор Нарракот, — сказал он.
   — О! — восторженно произнес молодой человек.
   — Мне нужна информация, которой, я думаю, вы располагаете, — сказал инспектор. — Насколько мне известно, вы занимались наймом Ситтафорд-хауса?
   — Для миссис Уиллет? Да, занимались.
   — Пожалуйста, сообщите мне подробности о том, как это происходило. Дама обратилась лично или письменно?
   — Письменно. Она написала… Дайте вспомнить… — Он выдвинул ящик, порылся в картотеке. — Да, из Карлтон-отеля, Лондон.
   — Она упоминала Ситтафорд-хаус?
   — Нет, в письме просто говорилось, что она хочет снять на зиму дом, и что он должен находиться в Дартмуре, и в нем должно быть по меньшей мере восемь комнат. Близость железнодорожной станции и города не имела значения.
   — Ситтафорд-хаус значился у вас в списках?
   — Нет. Но он оказался единственным домом, который соответствовал этим требованиям. Дама упомянула в письме, что она может платить до двенадцати гиней. Это обстоятельство окончательно убедило меня, что надо написать капитану Тревильяну и спросить, не захочет ли он сдать дом. Капитан ответил утвердительно, и мы порешили дело.
   — И миссис Уиллет даже не смотрела на дом?
   — Нет. Она дала согласие и подписала договор без предварительного осмотра. Позднее она приехала сюда, добралась до Ситтафорда, встретилась с капитаном Тревильяном, договорилась с ним насчет столового серебра, белья и всего прочего и осмотрела дом.
   — Она осталась довольна?
   — Она пришла и сказала, что восхищена.
   — А что думаете по этому поводу вы? — спросил инспектор Нарракот, пристально глядя на него. Молодой человек пожал плечами.
   — Бизнес с недвижимостью учит ничему не удивляться, — заметил он.
   На этом философском заключении они и расстались. Инспектор поблагодарил молодого человека за помощь.
   — Не за что, право, одно удовольствие, уверяю вас. И он, вежливо улыбаясь, проводил их до дверей. Контора «Уолтере и Кирквуд», как и говорил майор Барнэби, была по соседству. Когда они явились туда, им сказали, что мистер Кирквуд только что прибыл, и провели к нему в кабинет.
   Мистер Кирквуд был человеком почтенного возраста с кротостью во взоре. Уроженец Экземптона, он унаследовал от отца еще дедовскую долю в фирме.
   Он поднялся, изобразил на лице печаль и за руку поздоровался с майором.
   — Доброе утро, майор Барнэби, — сказал он. — Это страшное потрясение. Очень страшное. Бедный Тревильян.
   Он пытливо взглянул на Нарракота, и майор Барнэби в двух словах объяснил его появление.
   — Вы ведете это дело, инспектор Нарракот!
   — Да, мистер Кирквуд. Я пришел к вам, так как по ходу следствия мне потребовались от вас определенные сведения.
   — Я буду счастлив дать их вам, если мне надлежит это сделать, — сказал адвокат.
   — Речь о завещании покойного капитана Тревильяна, — сказал Нарракот. — Я слышал, оно у вас тут, в конторе.
   — Это верно.
   — Оно было сделано давно?
   — Пять или шесть лет назад. Я не ручаюсь сейчас за точность даты.
   — Мне бы очень хотелось, мистер Кирквуд, поскорее познакомиться с содержанием этого завещания. Возможно, оно имеет важное значение для дела.
   — Вы так думаете? — сказал адвокат. — Ну да, конечно, мне бы надо сообразить, что вам, разумеется, виднее, инспектор. Так вот, — и он взглянул на второго посетителя, — майор Барнэби и я, мы оба, являемся душеприказчиками по завещанию. Если он не имеет возражений…
   — Никаких.
   — Тогда, инспектор, я не вижу причин для отклонения вашей просьбы.
   Взяв трубку телефона, стоявшего на столе, он сказал несколько слов. Через две-три минуты в комнату вошел клерк, положил перед адвокатом запечатанный конверт и тут же удалился. Мистер Кирквуд взял пакет, вскрыл его ножом для разрезания бумаги, достал внушительного вида документ, прокашлялся и принялся читать:
 
   — «Я, Джозеф Артур Тревильян, Ситтафорд-хаус, Ситтафорд, графство Девон, сегодня, августа тринадцатого дня тысяча девятьсот двадцать шестого года, объявляю свою последнюю волю:
   1. Я назначаю Джона Эдварда Барнэби, коттедж № 1, Ситтафорд, и Фредерика Кирквуда, Экземптон, моими душеприказчиками.
   2. Я завещаю Роберту Генри Эвансу, который долго и преданно служил мне, сумму в сто фунтов стерлингов, свободную от налога на наследство, в его собственное распоряжение, при условии, что он будет у меня на службе в момент моей смерти и не получит предупреждения об увольнении.
   3. Я завещаю названному выше Джону Эдварду Барнэби в знак нашей дружбы, а также моего расположения и любви к нему все мои спортивные трофеи, включая коллекцию голов и шкур зверей, кубки первенства и призы, которыми меня наградили за достижения в разных видах спорта, а также прочую принадлежащую мне охотничью добычу.
   4. Я завещаю все мое движимое и недвижимое имущество, по-иному неразмещенное этим завещанием или каким-либо дополнением к нему, моим душеприказчикам под опеку, чтобы они истребовали его, продали и обратили в деньги.
   5. Я уполномочиваю моих душеприказчиков оплатить похороны, расходы по завещанию и долги, выплатить соответствующие суммы наследникам по этому моему завещанию или каким-либо дополнениям к нему, все пошлины, связанные со смертью, и иные денежные суммы.
   6. Я уполномочиваю моих душеприказчиков остаток этих денег или средств, обращенных на время в ценные бумаги, переданный им под опеку, разделить на четыре равные части, или доли.
   7. После упомянутого выше раздела я уполномочиваю моих душеприказчиков выплатить одну такую четвертую часть, или долю, опекаемого моей сестре Дженнифер Гарднер в ее полное распоряжение.
   Я уполномочиваю моих душеприказчиков остающиеся три таких равных части, или доли, опекаемого выплатить по одной каждому из троих детей моей покойной сестры Мэри Пирсон, в полное распоряжение каждого из них.
   В удостоверение чего я, вышеназванный Джозеф Артур Тревильян, к сему приложил свою руку в день, и год, означенные в начале изложенного.
   Подписано вышеназванным завещателем, как его последняя воля, в присутствии нас обоих; и в это же самое время, в его и наше присутствие, мы учиняем здесь свои подписи как свидетели».
 
   Мистер Кирквуд вручил документ инспектору:
   — Заверено в этой конторе двумя моими клерками.
   Инспектор задумался, пробежал глазами завещание.
   — «Моя покойная сестра Мэри Пирсон», — сказал он. — Вы можете что-нибудь сказать мне о миссис Пирсон, мистер Кирквуд?
   — Очень немного. Она умерла, мне кажется, лет десять назад. Ее муж, биржевой маклер, умер еще раньше. Насколько мне известно, она никогда не приезжала сюда к капитану Тревильяну.
   — Пирсон, — повторил инспектор. — И еще одно: размер состояния капитана Тревильяна не упоминается. Какую сумму, вы полагаете, оно может составить?
   — Это трудно точно сказать, — ответил мистер Кирквуд, испытывая, как и все адвокаты, удовольствие от превращения простого вопроса в сложную проблему. — Это связано с движимым и недвижимым имуществом. Кроме Ситтафорд-хауса капитан владеет кое-какой собственностью неподалеку от Плимута, а различные капиталовложения, которые он делал время от времени, изменились в стоимости.
   — Я просто хочу получить приблизительное представление, — сказал инспектор Нарракот.
   — Мне бы не хотелось брать на себя…
   — Самую грубую оценку, ориентировочную. Ну, например, двадцать тысяч фунтов. Как вы считаете?
   — Двадцать тысяч фунтов? Почтеннейший сэр, состояние капитана Тревильяна составит, по крайней мере, вчетверо большую сумму. Восемьдесят или даже девяносто тысяч фунтов было бы гораздо вернее.
   — Я вам говорил, что Тревильян богатый человек, — напомнил Барнэби.
   Инспектор Нарракот поднялся.
   — Большое спасибо вам, мистер Кирквуд, за сведения, которые вы мне дали, — сказал он.
   — Вы полагаете, они вам будут полезны?
   Адвокат, несомненно, сгорал от любопытства, но инспектор не был расположен тут же удовлетворить его.
   — В подобных случаях все приходится принимать во внимание, — уклончиво сказал он. — Между прочим, нет ли у вас адреса этой Дженнифер Гарднер да и семейства Пирсон? Кстати, как их по именам?
   — Мне ничего не известно о Пирсонах. Адрес миссис Гарднер — «Лавры», Уолдон-роуд, Эксетер.
   Инспектор записал его к себе в книжку.
   — Этого достаточно, чтобы двигаться дальше, — сказал он. — А вы не знаете, сколько детей оставила покойная миссис Пирсон?
   — Кажется, троих. Две девочки и мальчик. Или два мальчика и девочка. Не могу точно вспомнить.
   Инспектор кивнул, спрятал записную книжку, еще раз поблагодарил адвоката и откланялся.
   Когда они вышли на улицу, он вдруг повернулся к своему спутнику.
   — А теперь, сэр, — сказал он, — выкладывайте мне правду об этой истории с двадцатью пятью минутами шестого.
   Майор Барнэби покраснел от возмущения.
   — Я вам уже говорил, что…
   — Вы меня не проведете. Утаиваете сведения — вот что вы делаете, майор Барнэби. Что-то ведь побудило вас назвать доктору Уоррену именно это время. И я даже представляю себе, что именно.
   — Если вы знаете, зачем же вы меня спрашиваете? — заворчал майор.
   — Надо полагать, вы были осведомлены, что определенное лицо условилось встретиться с капитаном Тревильяном примерно в это время. Разве не так?
   Майор Барнэби вытаращил глаза.
   — Ничего подобного! — огрызнулся он. — Ничего подобного!
   — Поосторожнее, майор Барнэби. А как же насчет мистера Джеймса Пирсона?
   — Джеймса Пирсона? Джеймс Пирсон, кто это? Вы говорите об одном из племянников Тревильяна?
   — Я считаю — вероятный племянник. У него ведь был один по имени Джеймс?
   — Понятия не имею. У Тревильяна были племянники, я знаю. Но как их зовут, не имею ни малейшего представления.
   — Молодой человек, о котором идет речь, вчера вечером был в «Трех коронах». Вы, наверно, узнали его?
   — Я не узнал никого! — заревел майор. — Да и не узнал бы: в жизни не видел никого из племянников Тревильяна.
   — Но вы же знали, что капитан Тревильян ждал вчера днем племянника?
   — Нет! — проорал майор.
   Люди на улице оглядывались и смотрели на него.
   — Черт побери, вы же хотите знать правду! Так я не знаю ничего ни о каких встречах. А племянники Тревильяна, может быть, они где-нибудь в Тамбукту, откуда я знаю о них.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента