— Она не так уж и молода.
   — Какое это имеет значение? Женщине столько лет, на сколько она выглядит. По моему мнению, ей еще нечего стыдиться своего возраста…
   — Она красива, согласен! — сказал Пуаро. — Но красота — это еще не все. Все головы, за исключением одной, повернулись в ее сторону, когда она появилась на пляже, не из-за ее красоты…
   — А потому, что в ней что-то есть, а? «Изюминка», верно?
   Пуаро молчал. Майор проследил за его взглядом и спросил:
   — Что это вас там так заинтересовало?
   — Исключение, — ответил Пуаро. — Человек, который не повернул головы, когда она шла по пляжу.
   Загорелому блондину, удостоившемуся внимания Пуаро, было лет сорок. Сидя на песке, он курил трубку и читал «Таймс».
   — Да ведь это ее муж! — воскликнул майор. — Это Маршалл!
   — Я знаю, — промолвил Пуаро.
   Майор издал негромкий смешок, похожий на кудахтанье. Будучи холостяком, он разделял мужей на три категории: «препятствия», «помехи» и «ширмы».
   — На вид он ничего, — заключил майор. — Из уравновешенных. Интересно, принесли ли мой «Таймс»…
   Он встал и направился к отелю.
   Пуаро повернул голову в сторону Стефена Лейна. Пастор смотрел на Арлену Маршалл и Патрика Редферна. Его глаза встретились с глазами Пуаро.
   — Эта женщина — исчадие ада, — процедил он. — Вы так не думаете?
   — Трудно сказать, — медленно произнес Пуаро.
   Глаза Стефена горели мистическим огнем.


2


   Когда Розамунда Дарнли села рядом с Эркюлем Пуаро, он не стал скрывать своего удовольствия.
   Впоследствии Пуаро сам признался, что он испытывал перед Розамундой Дарнли больше восхищения, чем перед любой другой женщиной в мире. Ему нравились ее врожденное благородство, ее грациозный силуэт, царственная посадка головы, уложенные ровными блестящими волнами темные волосы и очарование лукавой улыбки. Темно-синее платье, отделанное белым, было того самого простенького покроя, за которым стоят большие деньги. Розамунда Дарнли, владелица фирмы «Роз Монд», была одним из лучших модельеров Лондона.
   — Честно говоря, мне здесь не нравится, — сказала она. — Вот я и думаю, что я здесь делаю?
   — Но ведь это не первый ваш приезд сюда?
   — Верно. Я уже приезжала в этот отель два года тому назад на Пасху. Тогда здесь было меньше народа.
   Эркюль Пуаро внимательно посмотрел на нее и мягко произнес:
   — У вас что-то не ладится. Или я ошибаюсь?
   Она отрицательно покачала головой. Опустив глаза, она вздохнула:
   — Я увидела привидение. Вот что со мной!
   — Привидение?
   — Да!
   — Какое? Кто вам привиделся?
   — Я сама.
   — А! — воскликнул Пуаро и ласково спросил:
   — Вам причинили боль?
   — Огромную. Вы знаете, когда возвращаешься в прошлое…
   Отдавшись своим мыслям, она на время умолкла и потом продолжила:
   — Вообразите себе мое детство! Вы, конечно, не сможете, потому что вы не англичанин…
   — Я все же попробую, — сказал Пуаро. — У вас было очень… очень английское детство?
   — Более английское, чем вы думаете. Сельская местность, большой старый дом, лошади, собаки, прогулки под дождем, горящие дрова в камине, садовые яблоки, нехватка денег, дешевенькие платья, запущенный сад…
   — И вам захотелось вернуться в прошлое?
   Она покачала головой.
   — В прошлое не вернешься. Никогда! Но, если бы это было возможно, мне бы хотелось избрать другой жизненный путь.
   — Меня удивляют ваши слова, — сказал Пуаро.
   — Меня тоже, — ответила она.
   Они вместе засмеялись.
   — Во время моей молодости, — начал рассказывать Пуаро, — такие далекие времена — существовала забавная игра. Вас спрашивали: «Если бы вы были не вы, кем бы вы хотели быть?» Ответ писали в дамские альбомы, обтянутые красивой синей кожей с золотым обрезом. Ответить на этот вопрос бывало так непросто! — Не сомневаюсь, — согласилась Розамунда. — Нельзя же захотеть превратиться в диктатора или принцессу королевской крови. А друзей знаешь слишком хорошо! Помнится, я однажды познакомилась с очаровательной парой. Они производили впечатление, что продолжают нежно любить друг друга даже после долгих лет брака. Каждый из них окружал другого непрестанным вниманием, и я позавидовала счастливой участи этой женщины. Если бы это оказалось возможным, я с большой радостью поменялась бы с нею местами. Позже я узнала, что вот уже одиннадцать лет, как эти двое, оставаясь наедине, не говорят друг другу ни единого слова.
   Она вновь засмеялась и заключила:
   — Мораль этой истории: никому не завидуйте!
   Немного помолчав, Пуаро сказал:
   — И все же, мадемуазель, у вас должно быть много завистников.
   — Разумеется, — ответила Розамунда.
   Подумав, она добавила с иронической улыбкой:
   — Конечно, я из числа преуспевающих женщин. Моя работа дает мне моральное — творческое — удовлетворение, и одновременно приносит мне все финансовые блага. Я зарабатываю много денег, я не уродлива и мне есть, что сказать…
   Помолчав несколько секунд, она еще шире улыбнулась и закончила:
   — Зато у меня нет мужа! В этом плане я потерпела фиаско…
   — Если вы не вышли замуж, то лишь потому, что мужчины не умеют выражать словами свои чувства, — галантно заметил Пуаро. — Вы остались незамужней, не будучи к тому вынужденной, а по собственному выбору.
   — Вот вы мне это говорите, а сами, в глубине души, думаете, что женщина может быть счастлива, только если у нее есть муж и дети.
   — Обзавестись мужем и детьми — это общий удел всех женщин, — с живостью возразил Пуаро, — тогда как добиться славы и достичь высокого социального положения доступно лишь одной женщине из ста, даже из тысячи!
   Розамунда сделала гримаску.
   — Тем не менее, я всего лишь невезучая старая дева! И сейчас меня это угнетает. Я была бы намного счастливее, живя на гроши с неотесанным мужем и сворой детей, путающихся у меня под ногами! Вы со мной согласны?
   Пуаро поклонился:
   — Если это ваше мнение, то оно и мое.
   Она расхохоталась, и хорошее настроение вернулось к ней.
   — Как бы то ни было, месье Пуаро, — сказала она, закуривая сигарету, — вы умеете разговаривать с женщинами. Я чувствую себя теперь полностью расположенной защищать — даже от вас, если пожелаете, — позицию работающей женщины. Если задуматься, то вы правы! Мне повезло… и я это хорошо знаю!
   — Значит, на нашем прекрасном пляже все обстоит отлично?
   — Да!
   Пуаро достал из портсигара одну из своих любимых тоненьких сигарет, закурил и, следя глазами за завитками дыма, спросил:
   — Если я хорошо понял, мистер… нет, капитан Маршалл — ваш старый знакомый?
   Она взглянула на него в изумлении.
   — Откуда вы это знаете? Вам Кен сказал?
   Пуаро покачал головой.
   — Мне никто ничего не говорил. Не забывайте, что я детектив. Этот вывод напрашивался сам собой.
   — Я не понимаю вас.
   — Подумайте, и все поймете!
   Руки маленького детектива задвигались в красноречивых жестах.
   — Подумайте! Вот уж неделя, как я вижу вас здесь веселой, беззаботной, радующейся жизни. Сегодня же, ни с того, ни с сего вы вдруг пускаетесь в разговоры о привидениях и о добром старом времени! Что произошло? Новых постояльцев в отеле не прибавилось за исключением капитана Маршалла, приехавшего вчера с женой и дочерью. И ваше настроение немедленно меняется на глазах. Что ж здесь неясного?
   — Вы правы, — призналась Розамунда Дарнли. — Мы с Кеннетом Маршаллом, можно сказать, вместе воспитывались. Наши родители были соседями, и Кеннет всегда очень хорошо ко мне относился. Разумеется, не без оттенка снисходительности — ведь он был на четыре года старше меня. Я его очень давно потеряла из вида. По меньшей мере, пятнадцать лет назад…
   — Да, это действительно давно, — согласился Пуаро.
   Они помолчали, затем Пуаро спросил:
   — Он симпатичный человек?
   — Кен очарователен, — немедленно ответила Розамунда с большой теплотой в голосе. — Он один из лучших людей, которых я знаю. Очень спокойный, очень сдержанный. Его можно упрекнуть только в одном: он вступает в немыслимые браки!
   — Вот как?
   — Когда речь заходит о женщине, — продолжала Розамунда, — Кеннет утрачивает способность думать! Вы помните дело Мартингдейлов?
   Пуаро поморщил брови.
   — Мартингдейлов?… Это не та история с отравлением мышьяком?
   — Та самая. Это случилось семнадцать или восемнадцать лет назад. Жену обвинили в убийстве мужа…
   — Но ее оправдали, доказав, что она и не помышляла его отравлять?
   — Совершенно верно… Ну так вот, после оправдательного приговора, Кен женился на ней. Представляете себе, что он сделал?
   — Хорошо, а если она была невиновна?
   Розамунда Дарнли досадливо взмахнула рукой.
   — Она была невиновна. Во всяком случае, так думали… Так что же, мало на свете женщин, чтобы жениться на той, которую еще недавно обвинили в убийстве?
   Пуаро не ответил. Он знал, что ему достаточно хранить молчание, чтобы Розамунда Дарнли продолжила свой рассказ. Что она и сделала.
   — Конечно, — сказала она, — он был тогда очень молод — ему только что исполнился двадцать один год — и очень влюблен в нее. Она умерла через год после их замужества, родив Линду. Я думаю, что это причинило ему большое горе. Потом он стал кутить, но недолго. Наверное, искал забвения…
   Немного помолчав, она продолжала:
   — А потом появилась Арлена Стюарт. В ту пору она играла в ревю, и из-за нее лорд Кардингтон начал бракоразводный процесс. Он был страшно увлечен ею, и все думали, что они поженятся, как только это станет возможным. Лорд Кардингтон развелся, но брака не последовало. Она подала на него в суд за нарушение брачного обещания, разыгрался скандал… и, в конце концов, явился этот дурачок Кен и женился на ней! Ну, не глупо ли?
   — Да, это безумный поступок, — мягко произнес Пуаро. — Однако у капитана есть оправдание: она очень красива.
   — Никто не утверждает обратного. Я полагаю, что сэр Роджер Эрскин придерживался того же мнения. После его смерти, согласно составленному им завещанию, она получила все его состояние. Поднялся страшный скандал. Я думала, что это откроет Кену глаза, однако ошиблась. Сама я в ту пору уже очень давно с ним не виделась, но мне сказали, что он отнесся к этой истории совершенно спокойно! Хотела бы я знать, почему? Надо полагать, что по отношению к ней он находится в полном ослеплении…
   — Может быть, есть и другие причины?
   — Гордость? Что бы ни случилось, не опускать головы?… Возможно. По правде говоря, я не знаю, что он думает о ней, не знаю, любит ли он ее… И никто этого не знает!
   — А что она? — спросил Пуаро.
   Розамунда невесело улыбнулась.
   — Она самая корыстная женщина из всех, кого я знаю. «Искательница золота» номер один! Что, впрочем, не мешает ей коллекционировать ощущения. Как только в радиусе ста метров от нее появляется мало-мальски привлекательный мужчина, она выступает в поход… Она такая!
   — Я заметил, — согласился Пуаро. — Эта женщина видит вокруг себя одних лишь мужчин.
   — Сегодня она выбрала себе в жертвы Патрика Редферна. Он — легкая добыча: красивый простодушный молодой человек, влюбленный в свою жену, не Казанова. Не могу сказать, что я в восторге от Кристины Редферн, хотя мне и нравится ее аккуратный и опрятный вид, но мне все же жаль ее. У нее нет ни малейшего шанса победить Арлену!
   — Я разделяю ваше мнение, — мрачно проговорил Пуаро.
   — До брака Кристина преподавала в колледже. Она из тех людей, которые верят в господство духа над материей. Боюсь, что ее убеждениям будет нанесен сокрушительный удар!
   Пуаро закинул головой в знак согласия.
   — Какая гадкая история, — сказала Розамунда, вставая. — И право, досадно, что здесь никто ничего не может сделать!

 

 
   Стоя перед зеркалом у себя в номере, Линда Маршалл без тени снисхождения рассматривала свое лицо. Оно ей решительно не нравилось. Резко выступающие скулы и веснушки были, на ее взгляд, столь же мало привлекательны, как и волосы, мягкие, но всегда растрепанные, столь же некрасивы, как и глаза, светло-карий цвет которых казался ей глупым, как и агрессивно выступающий вперед подбородок. Ее рот и зубы были еще ничего, но разве зубы входят в расчет? И не прыщик ли это собирается выскочить у нее на носу?
   При ближайшем рассмотрении, она с облегчением констатировала, что это был не прыщик, но, тем не менее, пришла в выводу, что шестнадцать лет — это непереносимая кара.
   Да, кара. Что это за возраст, шестнадцать лет? Никому неизвестно. Неловкая, как молодой жеребенок, и свирепая, как сторожевой пес, Линда страдала от своей неуклюжести и еще больше от того, что не была ни женщиной, ни девочкой. В школе все еще обходилось. Но она закончила учебу, и никто, казалось, не имел ни малейшего представления о ее будущем. Отец собирался отправить ее на следующую зиму в Париж, но это ей совершенно не улыбалось. Правда и то, что ей больше хотелось оставаться дома. Она осознала это недавно, но четко: она ненавидела Арлену.
   Ее лицо стало жестким, и она проговорила вполголоса:
   — Грязная тварь!.. Она грязная тварь!
   Всем известно, что на свете нет ничего хуже, чем иметь мачеху. И это правда! Нельзя сказать, что Арлена обращалась с ней плохо, нет. Но она ее игнорировала. А когда она, казалась, замечала существование Линды, в ее взгляде всегда сквозило нечто вроде насмешливого презрения. Она подавляла бедную Линду своей грациозностью и своим шиком. Рядом с ней не чувствовать себя неуклюжей и смешной было невозможно!
   К тому же, было в Арлене что-то еще…
   Что? Трудно сказать. Линда не преуспела в анализе своих эмоций и раскладывании их по полочкам, и ее брови сдвинулись.
   — Она дурная женщина, вот что, — проговорила она. — Дурная…
   Да, конечно, дурная, Но этим дело не ограничивалось. Здесь было что-то еще. Что-то такое, что Арлена делала с людьми. Взять, например, папу. Он так теперь изменился… Странная история. Перед Линдой вставали картины недавнего прошлого: отец приезжает за ней в колледж, отец увозит ее в путешествие по морю… А затем дом, отец с Арленой. Он вроде бы оставался таким же, как раньше. И в то же время был совершенно другим…
   «И все так и будет продолжаться, — думала Линда. — Дни за днями, месяцы за месяцами… Нет, я этого не перенесу!»
   Ее безотрадная жизнь нескончаемо расстилалась перед нею, и она видела впереди лишь череду дней, отравленных присутствием Арлены. Линда еще слишком близка к детству, и год пока казался ей вечностью.
   Она осознала, что ненавидит Арлену. «Я убью ее, — подумала она. — Я хочу, чтобы она умерла!»
   Устремив взгляд поверх зеркала, она посмотрела на море. Пейзаж был действительно живописным. Вернее, он мог бы им быть — со своими пляжами, бухточками, узенькими тропинками. И сколько здесь неисследованных уголков! А гроты! Она еще не видела их, но дети Кахуэнов утверждают, что они есть…
   — Если бы Арлена уехала, — вздохнула Линда, — нам было бы здесь так хорошо!
   Она вспомнила вечер их приезда. В час прилива море покрывало дамбу, и им пришлось добираться на лодке. Издали отель казался необыкновенно красивым. А когда они сошли на землю, сидящая на террасе высокая темноволосая женщина бросилась к ним навстречу, воскликнув:
   — Кеннет! Да не может быть!
   Отец очень удивился:
   — Розамунда!
   Линда подвергла Розамунду строжайшему экзамену со всей строгостью своих шестнадцати лет и пришла к заключению, что это очень приятная женщина. Прическа была ей к лицу, тогда как большинство женщин причесаны плохо, так как они не задумываются о том, что им идет.
   К тому же, Розамунда была с ней очень мила, не обращалась с ней, как с маленькой, не говорила ей ничего неприятного и смотрела на нее, как на нормального человека. Линда была за все это ей благодарна.
   Папа тоже казался довольным этой встречей и, словно помолодев, смеялся, как ребенок. Заметив это, Линда подумала, что ей редко доводится слышать отцовский смех. «Хотелось бы мне знать, каким папа был в моем возрасте…» Эта проблема оказалась ей не под силу, и она перестала над ней размышлять.
   Ее вдруг поразила другая мысль. Какой приятной стала бы здесь жизнь, если бы их было только трое: папа, мисс Дарнли и она! Счастливые картины вставали перед ее глазами: папа и мисс Дарнли, смеясь, бегают друг за другом по пляжу, сцены купания, прогулки в гротах…
   Затем ее лицо снова нахмурилось.
   Арлена… Можно ли чувствовать себя счастливой, когда рядом Арлена? Это исключено. По крайней мере для нее, Линды. Нельзя чувствовать себя счастливой рядом с тем, кого ты ненавидишь. А она, без малейшего сомнения, ненавидит Арлену.
   Линда удивилась, увидев в зеркале свое побледневшее лицо со странно застывшими глазами и заметила, что ее ногти впились ей в ладони…

 

 
   Кеннет Маршалл постучался в комнату своей жены. Когда она откликнулась, он открыл дверь и вошел.
   Арлена была уже одета. Сидя перед туалетным столиком, затянутая в зеленое, переливающееся всеми цветами радуги платье, она сосредоточенно красила ресницы.
   — Это ты? — спросила она.
   — Да. Я пришел узнать, готова ли ты.
   — Дай мне еще одну минуту.
   Он подошел к окну и стал смотреть на море. Его лицо было, как обычно, невозмутимо-спокойно.
   — Арлена, — произнес он.
   — Да?
   — Ты уже встречалась с Редфернами?
   — Конечно, — охотно ответила она. — На каком-то коктейле, не помню где. Он показался мне очень милым.
   — Ты знала, что он здесь?
   Она широко раскрыла глаза.
   — Конечно же, нет, дорогой! Я очень удивилась, увидев его!
   — А я думал, что тебя привлекло сюда его присутствие, — спокойно сказал Маршалл. — Ты так стремилась сюда приехать!
   Она положила коробочку с тушью на столик и, повернувшись к мужу, улыбнулась:
   — Я не помню, кто мне рассказал об этом пляже. Кажется, Райленды. Они говорили, что это прелестный, еще малоизвестный уголок… Тебе здесь не нравится?
   — Это не исключено.
   — Да что ты, дорогой, что на тебя нашло? Ты же обожаешь купаться и загорать. Я уверена, что тебе тут очень хорошо.
   — По-моему здесь главным образом хорошо тебе!
   Она не ответила и с удивлением устремила на него взгляд своих больших глаз.
   — Милый Кеннет! Да как ты можешь говорить такие ужасные вещи?
   — Я тебя знаю, Арлена, — невозмутимо проговорил он, — и знаю, на что ты способна. Редферны — счастливая пара. Тебе действительно необходимо внести раздор в их супружескую жизнь?
   — Ты несправедлив! Я не понимаю, с чего это ты на меня набросился. Что я такого сделала? Ничего! Разве моя вина, если он…
   — Если он что?
   Ее ресницы затрепетали и, смутившись, она ответила:
   — Ну, если мужчины бегают за мной! Я здесь причем. Их не переделаешь!
   — Значит, ты допускаешь, что он ухаживает за тобой?
   — Он совершает ошибку!
   Она подошла к мужу.
   — Послушай, Кеннет, разве ты не знаешь, что я люблю тебя одного?
   Она смотрела на него своими восхитительными глазами, окаймленными огромными ресницами, глазами, перед которыми могли устоять лишь немногие мужчины.
   Кеннет Маршалл долго не сводил с нее взгляда. Лицо его оставалось строгим. Спокойным голосом он сказал ей:
   — Я ведь тебя хорошо знаю, Арлена…

 

 
   С южной стороны отеля к пляжу спускались террасы. Там же начиналась тропинка, огибающая по верху обрыва весь юго-западный берег острова. В пяти минутах ходьбы внизу от тропинки вела лестница, спускающаяся к высеченным в скале террасам, значившимся на карте острова под названием «Солнечный карниз». Там, прямо в камне были сделаны углубления в виде ниш с удобными сидениями.
   После ужина Патрик Редферн с женой присели в одной из этих ниш. Ночь была светлая, и лунные отблески играли на воде.
   — Какой прекрасный вечер! — воскликнул Патрик. — Правда, Кристина?
   — Да.
   Ответ был произнесен таким тоном, что ему стало не по себе. Он замолчал, устремив взгляд прямо перед собой.
   — Ты знал, что эта женщина будет здесь? — спросила Кристина после недолгого молчания.
   — Я не понимаю, о чем ты говоришь, — ответил он, повернувшись к ней.
   — Ты прекрасно все понимаешь!
   — Послушай, Кристина, я не знаю, что с тобой происходит…
   Она перебила его, и голос ее чуть задрожал:
   — Что со мной происходит? Вернее будет спросить, что происходит с тобой!
   — Со мной? Ничего.
   — Нет, Патрик. Приехать сюда хотел ты. Ты так меня уговаривал, что я согласилась. Я ведь хотела поехать в Тинтейджел, где… мы провели наш медовый месяц. Но ты стоял на своем. Ты хотел, чтобы мы приехали сюда…
   — А разве это не прелестный уголок?
   — Может быть. Но ты хотел приехать сюда, зная, что она будет здесь!
   — Она? Кто она?
   — Миссис Маршалл!… Ты влюблен в нее!
   — Ради бога, Кристина, не говори глупостей! С каких это пор ты стала разыгрывать сцены ревности?
   В его негодовании чувствовалось что-то наигранное, фальшивое.
   — Мы были так счастливы, — сказала Кристина.
   — Были счастливы? Конечно! Мы и сейчас счастливы! Но наше счастье долго не продлится, если ты будешь устраивать мне сцены каждый раз, когда мне случится заговорить с какой-либо женщиной!
   — Ты же знаешь, что дело не в этом!
   — Извини меня, но ты должна понять, что вступив в брак, можно по-прежнему сохранять хорошие отношения с другими людьми. Нельзя же во всем видеть зло. Если я не могу заговорить с красивой женщиной без того, чтобы ты не заключила, что я влюблен в нее, то…
   Он не договорил, закончив фразу шутовской дрожью, которой он постарался придать максимально комический вид.
   — Ты влюблен в нее, — коротко сказала Кристина.
   — Да не говори ты глупостей! Я с ней едва перебросился парой слов!
   — Это ложь.
   — Уж не собираешься же ты ревновать меня к любой красивой женщине, которая нам встретится?
   — Она не просто красивая женщина!… Она опасная женщина. Я знаю, о чем говорю. Она причинит тебе зло, Патрик. Я умоляю тебя, забудь ее, и уедем отсюда!
   — Не будь смешной, Кристина! — воскликнул он. — И давай не ссориться, ладно?
   — Я и не собираюсь ссориться.
   — В таком случае, веди себя, как разумный человек. Ну, нам пора идти.
   Он встал.
   После недолгого колебания, она тоже поднялась.
   — Хорошо, пойдем, — ответила она и направилась к лестнице.
   Стоящий на нижней платформе Эркюль Пуаро горестно закачал головой.
   Он все слышал. Большинство людей, очутившись свидетелями интимного разговора, стараются отойти в сторону, но Эркюль Пуаро был неподвластен такого рода соображениям.
   «К тому же, — объяснял он много позже своему другу Гастингсу, — речь ведь шла об убийстве.»
   «Но ведь убийство еще не было совершено», — заметил ему тогда Гастингс.
   «Верно, — признался Пуаро. — Но оно уже было предначертано.»
   «Так почему же вы его не предотвратили?»
   И Эркюлю Пуаро со вздохом пришлось объяснять, как он уже один раз делал это в Египте, что если кто-то задумывает кого-то убить, его трудно заставить изменить свое решение.
   Совесть не мучила Пуаро упреками. Неизбежного не избежать.


3


   Розамунда Дарнли и Кеннет Маршалл сидели на траве на вершине Чайкиной скалы. Сюда по утрам приходили те отдыхающие, которые искали покоя.
   — Здесь чувствуешь себя далекой от всего мира, — сказала Розамунда. И это очень приятно.
   — Да, — ответил Кеннет.
   Он лег, приник лицом к земле и вдохнул запах невысокой травы.
   — Хорошо пахнет. Розамунда, вы помните дюны в Шипли?
   — Еще бы!
   — Отличное было время!
   — Да.
   — Вы знаете, что вы мало изменились?
   — О нет, наоборот. Я очень изменилась.
   — Вы преуспели, нажили себе состояние, сделались знаменитостью, но остались прежней Розамундой!
   — Если бы это было так!
   — Что означает этот вздох?
   — Ничего! Просто жаль, что, взрослея, люди теряют иллюзии и не остаются теми прелестными маленькими существами, какими они были в детстве.
   — Но, мое дорогое дитя, насколько я помню, вы никогда не были прелестным маленьким существом! Вы очень часто страшно сердились и однажды в приступе гнева чуть не задушили меня!
   Она рассмеялась.
   — А вы помните, как мы ходили с Тоби охотиться на водяных крыс?
   На протяжении нескольких минут они предавались воспоминаниям о давнишних приключениях, затем умолкли. Пальцы Розамунды играли с замочком сумки.
   — Кеннет!
   Маршал снова лежал, уткнувшись лицом в траву.
   — Кеннет, — повторила она, — вы не перестанете со мной разговаривать, если я скажу вам что-то ужасно нескромное?
   Прежде чем ответить, он перевернулся на спину и сел.
   — Я не представляю себе, как вы можете сказать что-то, что покажется мне нескромным. Вы же знаете, мы старые друзья…
   Эти слова доставили ей удовольствие, но она не подала вида.
   — Кеннет, почему вы не разведетесь? — спросила она.
   Лицо Маршалла изменилось, стало жестким, и недавнее счастливое выражение его исчезло. Он вынул из кармана трубку и, не отвечая, стал набивать ее.
   — Простите меня, если я причинила вам боль, — извинилась она.
   — Вы не причинили мне боли, — тихо произнес он.
   — Ну так что же?
   — То, что вы не можете понять…
   — Вы… Вы так ее любите?
   — Дело не в этом. Но я женился на ней.
   — Я знаю. Но ведь… у нее было прошлое.
   Он сосредоточенно набивал трубку.
   — Может быть, — ответил он.
   — Вам ничего не стоит развестись, Кен.