Страница:
Мы рассказывали им правду о треножниках и о мире, о том, какую роль они могут сыграть в организации сопротивления. Сейчас уже нельзя было посылать их в наши штаб-квартиры. Напротив, они должны были оставаться в своих деревнях и поселках, организовывать группы до весеннего надевания шапок. Это должно было произойти много времени спустя после нашего ухода, чтобы избавить от подозрений. Они должны были найти место для жизни в стороне от людей в шапках, но так, чтобы оттуда можно было добывать пищу и наблюдать, набирая новых добровольцев. И там они должны были ждать новых указаний.
Мы мало что могли дать им: успех целиком зависел от их индивидуальных качеств и умения приспосабливаться к обстановке. Мы давали им средства связи. У нас с собой были голуби в клетках, и мы время от времени оставляли новобранцам пару. Эти птицы могли через большие расстояния вернуться к месту, где они вылупились из яйца. Они переносили сообщения на листочках бумаги, привязанных к лапам.
Мы сообщали новым добровольцам опознавательные знаки: лента, вплетенная в гриву лошади, шляпа определенного фасона и надетая под определенным углом, определенные жесты, крики птиц. Договаривались о месте, где будет оставлено сообщение для нас или наших сменщиков. В сообщении должен быть указан путь к их убежищу. Кроме этого, мы ничего не могли им дать. Мы шли все дальше и дальше по пути, указанному Джулиусом.
Вначале мы часто видели треножники. Но потом они встречались все реже и реже. Не зима вызывала их неактивность, а отдаленность от города. В земле, называемой Эллада, нам рассказывали, что они появляются лишь несколько раз в году, а в восточной части этой страны треножники появлялись лишь раз в год на церемонии надевания шапок, и не в маленьких поселках, как в Англии: родители свозили детей с больших расстояний в одно место, где им надевали шапки. Конечно, это вполне объяснимо. Треножники могли передвигаться быстро, гораздо быстрее лошади, и безостановочно, но расстояние даже для них имело значение. Районы вблизи города они неизбежно должны были посещать чаще, чем отдаленные места. Для нас было большим облегчением оказаться на территории, где в это время года ни одно металлическое полушарие на трех суставчатых ногах не появится на фоне горизонта. К тому же возникала еще одна мысль. Два города хозяев расположены по краям огромного континента. Чем дальше мы отходили от города, тем слабее становился их контроль над местностью. Не значило ли это, что на полпути между городами существует территория, где их контроля нет совсем, где люди не носят шапок и свободны? На самом деле, как мы узнали позже, контролируемые территории перекрывали друг друга, и на середине между ними находились главным образом океан на юге и ледяные пустыни на севере. Те же земли, дальше к югу, которые они не контролировали, хозяева превратили в абсолютную пустыню.
Наша задача не стала легче, как можно было подумать, оттого, что здесь треножники встречались реже. Наоборот, по-видимому, из-за своей редкости они вызывали особое преклонение. Мы наконец добрались до места, где за полуостровом между двумя морями были развалины огромного города. Он сравнительно мало зарос растительностью, но выглядел гораздо более древним, чем другие. В городе находились большие деревянные купола на трех столбах, куда вели ступени. Здесь люди молились. Проводились длинные службы с продолжительным пением и плачем. Над каждым куполом стояла модель треножника, выложенная золотыми листами.
Но мы и здесь сумели найти последователей. К тому времени мы стали очень искусны в своей работе.
Конечно, бывало и трудно. Хотя мы двигались на юг, в солнечные теплые земли, временами было холодно, особенно в высокогорных районах, и потому мы ночью, чтобы не замерзнуть, жались к своим лошадям. И долгие сухие дни в пустынных районах, когда мы беспокойно искали признаки воды, не столько для нас, сколько для лошадей. Мы полностью зависели от них, и для нас страшным ударом было, когда лошадь Фрица заболела и спустя несколько дней умерла. Я был настолько эгоистичным, что обрадовался, ведь это произошло не с моей лошадью, Кристом, которая мне очень нравилась. Если Фриц испытывал нечто подобное к своей лошади, то никак этого не проявлял.
Мы находились на краю пустыни и на большом удалении от обитаемых мест. Мы навьючили багаж на Криста и побрели в направлении ближайшей деревни. Уходя, мы видели, как с неба спустились большие отвратительные птицы и начали рвать мясо бедного животного. За час они очистят его до костей.
Это было утром. Мы шли весь день и половину следующего, прежде чем достигли нескольких хижин, жавшихся к небольшому оазису. Здесь не было никакой надежды получить лошадь, и мы шли еще три дня к поселку. Местные жители называли его городом, но он был не больше моей родной деревни Вертона. Здесь были лошади, а у нас было золото, чтобы заплатить за них. Трудности заключались в том, что в этой местности лошадей никогда не использовали для перевозки грузов. Украшенные дорогими попонами, они носили на себе важных и богатых людей. Мы не могли купить такую лошадь, потому что нанесли бы смертельное оскорбление местным обычаям, если бы взвалили на нее груз.
Но здесь были животные, которых я видел на рисунке в Белых горах. Тогда, глядя с любопытством на рисунок, я принял его за необъяснимый предмет древних. Теперь я увидел это животное в жизни. Выше лошади, оно покрыто жесткой коричневой шерстью, и у него на спине большой горб. Нам сказали, что в горбу находится запас воды, и животное может обходиться без воды дни и даже недели. Вместо копыт у него расплющенные ступни с пальцами. Голова на длинной шее очень уродлива, с отвислыми губами, большими желтыми зубами и отвратительным запахом. Животное кажется неуклюжим, но может передвигаться удивительно быстро и переносить большие тяжести.
У нас с Фрицем произошел спор. Я хотел купить одно такое животное, он возражал. Я испытал обычное раздражение, когда мы в чем-то расходились. Мои страстные доводы в защиту этого предложения встретились с его упорным несогласием. Я негодовал – он возражал еще спокойнее; я негодовал сильнее… и так далее. Я перечислял достоинства животного, а он просто возражал, что мы достигли пункта, где должны повернуть назад и возвращаться к пещерам. Сколько бы ни было полезно оно в этой местности, там, где его не знают, оно будет казаться странным, а наша задача – не привлекать к себе внимания. К тому же, вероятно, продолжал Фриц, животное, привыкшее к жаркому климату, заболеет и сдохнет в северных землях.
Конечно, он был совершенно прав, но мы два дня спорили, прежде чем я сдался. И даже признался, что меня привлекла прежде всего причудливость этого животного. Я уже видел себя (бедный Крист был тут же забыт) едущим по улицам незнакомого города на раскачивающейся спине животного, а вокруг толпятся люди и…
За ту же сумму мы купили двух ослов – это были маленькие, но сильные и послушные животные – и навьючили на них товары. У нас хватило денег и на покупку местных товаров: фиников, различных пряностей, шелков, красивых ковров. Все это позже мы с выгодой продали. Но у нас были и неудачи. Много трудностей принес нам язык. Торговаться можно было при помощи жестов, но чтобы говорить о свободе и борьбе с рабством, нужны слова. К тому же здесь очень был силен культ треножников. Повсюду виднелись полушария, под самыми большими из них стояли навесы, откуда жрецы трижды в день призывали верующих к молитве: на рассвете, в полдень и на закате. Мы вместе с остальными склоняли головы и что-то бормотали.
Так мы достигли обозначенной на карте реки – широкого теплого потока, который медленными змеиными изгибами тек по зеленой долине. И повернули назад.
Обратный путь был другим. Мы прошли через горы и выбрались к восточному берегу того моря, которое видели из развалин гигантского города на перешейке. Мы обогнули море с севера и запада и на этот раз хорошо использовали время, завоевав много последователей. Здесь говорили по-русски, а мы заранее немного изучили этот язык. Мы пришли на север, но лето перегоняло нас: земля была покрыта цветами, и я помню, как однажды мы целый день ехали в одуряющем аромате апельсинов, зреющих на ветках деревьев. По плану нам до наступления зимы нужно было вернуться к пещерам, и поэтому приходилось торопиться.
Конечно, мы одновременно приближались и к городу хозяев. Время от времени на горизонте показывались треножники. Впрочем, вблизи мы их не видели и были благодарны и за это. Точнее, не видели до дня охоты.
Много дней двигались мы вдоль большой реки, на которой, как и на той реке, по которой мы добирались до игр, шло большое движение. Там, где на пути нам встретились руины гигантского города, мы вступили в более возвышенную область. Земля была хорошо обработана, обширные участки занимали виноградники, с которых уже сняли урожай. Местность была густо населена, и мы остановились на ночь в городе на противоположном от руин берегу реки. За городом начиналась обширная равнина, освещенная осенним закатом.
Город был наполнен возбужденными толпами, люди приезжали за пятьдесят миль для того, чтобы присутствовать на следующий день на торжественной церемонии. Мы расспрашивали, и нам с готовностью ответили. То, что мы узнали, было ужасно.
Следующий день называли по-разному: день охоты или день наказания.
У меня на родине, в Англии, убийцу вешали – это жестоко и отвратительно, но по крайней мере понятна необходимость защиты невинных; к тому же это делалось быстро и как можно гуманнее. Здесь, напротив, преступников содержали в тюрьме до осеннего дня, когда созревал виноград и было готово свежее вино. Тогда приходил треножник, и приговоренных выпускали одного за другим. Треножник охотился за ними, а горожане смотрели, пили вино и обсуждали зрелище. Завтра предстояла охота на четверых – больше, чем за многие предыдущие годы. Поэтому зрители были особенно возбуждены. Новое вино не полагалось пить до завтрашнего дня, но было достаточно и старого, и многие утоляли им жажду, предвкушая завтрашнее развлечение.
– Мы можем уйти на рассвете. Нам незачем оставаться и видеть это.
Фриц спокойно взглянул на меня.
– Но мы должны, Уилл.
– Смотреть, как человека, сколь бы велико ни было его преступление, как зайца, преследует треножник? А другие люди в это время заключают пари, сколько он продержится? – Я рассердился и не скрывал этого. – Я не назвал бы это развлечением.
– Я тоже. Но все, связанное с треножниками, важно. Все равно как тогда, когда мы были в городе. Ничего нельзя упустить.
– Тогда ты и смотри. Я подожду тебя на следующей остановке.
– Нет. – Он говорил терпеливо, но решительно. – Нам приказано действовать вместе. К тому же на пути к следующей остановке Макс может оступиться, сбросить меня, и я сломаю шею.
Макс и Мориц – так он назвал наших ослов по какой-то истории, которую немецким детям рассказывали родители. Мы оба улыбнулись, представив себе, как основательный Макс спотыкается. Но я понял, что Фриц прав: наша задача – наблюдать и не отказываться от наблюдений, даже если они нам неприятны.
– Да уж ладно, – сказал я. – Но как только все будет кончено, мы выступим. Не хочу ни на одну минуту здесь задерживаться.
Он осмотрел кафе, где мы сидели. Посетители пели пьяными голосами, стучали стаканами по столам, расплескивая вино. Фриц кивнул:
– Я тоже.
Треножник пришел ночью. Утром он, как огромный часовой, стоял у города, неподвижный, молчаливый, как те треножники, что возвышались над турнирным полем в замке де ла Тур Роже и над полем игр. Наступил день праздника. Всюду были развешены флаги, от крыши к крыше через узкие улицы протянулись ленты, уличные торговцы вышли рано с горячими сосисками, сладостями, бутербродами с мясом и луком, лентами и безделушками. Я видел у одного из них лоток, на котором стояло с десяток маленьких деревянных треножников. Каждый треножник держал в вытянутом щупальце человечка. Торговец был веселый, краснощекий; и преуспевающий фермер, в гамашах, с седой головой, купил два треножника своим внукам: аккуратному мальчику и девочке с прической хвостиком шести-семи лет.
Шла борьба за лучшие места. Я не хотел добиваться одного из них, но Фриц уже заранее все обеспечил. Многие домовладельцы, чьи окна выходили на равнину, продавали места у них, и он купил для нас два места. Цена была высокая, но в нее входило вино и сосиски. А также использование увеличительных стекол.
Я уже видел в витрине множество биноклей и решил, что здесь центр их изготовления. Но тогда мне не ясна была связь с предстоящим зрелищем. Теперь я понял: под нами толпились люди, и солнце отражалось во множестве стекол. Неподалеку, там, где дорога круто спускалась в долину, кто-то установил телескоп на треноге. Владелец телескопа кричал:
– Замечательное зрелище! Пятьдесят грошей за десять секунд! Десять шиллингов за сцену смерти! Так близко, будто на другой стороне улицы!
Напряжение в толпе росло. Заключались пари, сколько продлится охота, далеко ли уйдет человек. Вначале мне казалось это нелепым. Я не понимал, как он вообще может уйти. Но кто-то в комнате объяснил мне. Преступнику дают лошадь. Конечно, треножник легко перегонит лошадь, но человек, используя складки местности, может продержаться даже с четверть часа.
Я спросил, сумел ли кто-нибудь спастись. Мой собеседник покачал головой. Теоретически это возможно: существовало правило, что за рекой охота кончается. Но за все годы, когда велась охота, никому не удалось туда добраться.
Неожиданно толпа зашумела. Я увидел, как на поле, над которым возвышался треножник, вывели оседланную лошадь. Служители в серых мундирах привели человека, одетого в белое. В бинокль я разглядел, что это высокий, очень худой мужчина примерно тридцати лет, выглядевший испуганным и озлобленным. Ему помогли сесть верхом, служители с обеих сторон держали поводья. Шум усилился. Послышался звон церковного колокола: пробило девять часов. При последнем ударе служители отскочили, хлопнув лошадь по боку. Она прыгнула вперед, и толпа испустила возбужденный крик.
Преступник скакал вниз по холму к отдаленно блестевшей реке. Он проскакал не менее четверти мили, прежде чем треножник шевельнулся. Поднялась огромная металлическая нога, затем другая. Треножник не торопился. Я подумал о человеке на лошади и ощутил его страх. Оглянулся. Фриц, как всегда, смотрел с невозмутимым выражением лица. А остальные… их лица вызывали у меня большее отвращение, чем то, что происходило снаружи.
Охота длилась недолго. Треножник настиг человека, когда тот поднимался по обнаженному коричневому склону виноградника. Щупальце подняло его с той аккуратностью, с какой девушка вдевает нитку в иголку. Зрители снова закричали. Щупальце держало бьющуюся куклу. А потом второе щупальце двинулось…
Меня вывернуло наизнанку. Я стремглав выбежал из комнаты.
Когда я вернулся, в комнате была уже другая атмосфера: лихорадочное возбуждение сменилось расслаблением. Люди пили вино и говорили об охоте. Плохой образец, решили они. Один из них, кажется, слуга из ближайшего замка графа, проиграл пари и особенно негодовал. Мое появление встретили смехом и язвительными замечаниями. Они говорили, что я чужеземец со слабыми нервами, и советовали мне подкрепиться вином. Снаружи тоже расслабление, почти пресыщение. Выплачивались ставки, шла оживленная торговля горячими пирожками и сладостями. Я заметил, что треножник вернулся на исходную позицию.
Постепенно напряжение снова стало нарастать. В десять часов церемония повторилась – с тем же самым ростом возбуждения, с теми же криками, когда началась охота. Вторая жертва доставила зрителям больше удовольствия. Преступник прекрасно владел лошадью и в первый раз сумел увернуться от щупальца под прикрытием деревьев. Когда он выбрался на открытое место, я хотел крикнуть ему, чтобы он оставался в укрытии. Но это не дало бы ему ничего, и он это знал: треножник мог вырвать вокруг него все деревья. Человек устремился к реке. Я видел, что впереди, в полумиле от него, была всего одна рощица. Но он не успел доскакать до нее. Щупальце двинулось к нему. Резко повернув лошадь, он сумел сначала увернуться, так что металлическая веревка ударилась о землю. Я подумал, что у него есть шанс добраться до рощи, а там уже близко река. Но вторая попытка треножника была точнее. Тело человека взвилось в воздух и было разорвано на части. Толпа затихла, и в чистом осеннем воздухе прозвучал крик агонии.
После этого убийства я не возвращался… Есть пределы, через которые я не смог переступить, даже повинуясь долгу. Фриц остался, но когда я потом увидел его, он был угрюм и даже более молчалив, чем обычно.
Несколько недель спустя мы добрались до пещер. Их мрачные глубины казались странно приветливыми – убежище от мира, в котором мы странствовали почти год. Нас окружили каменные стены, тепло мерцали огоньки ламп. Но самое главное – мы были свободны от напряжения, которое всегда испытывали, общаясь с людьми в шапках. А здесь нас окружали свободные люди.
Три дня мы отдыхали, исполняя лишь обычные обязанности. Затем получили очередные распоряжения от местного начальника – немца по имени Отто. Через два дня нам предстояло сделать доклад в месте, обозначенном точкой на карте. Отто сам не знал, где это.
Глава 3
Мы мало что могли дать им: успех целиком зависел от их индивидуальных качеств и умения приспосабливаться к обстановке. Мы давали им средства связи. У нас с собой были голуби в клетках, и мы время от времени оставляли новобранцам пару. Эти птицы могли через большие расстояния вернуться к месту, где они вылупились из яйца. Они переносили сообщения на листочках бумаги, привязанных к лапам.
Мы сообщали новым добровольцам опознавательные знаки: лента, вплетенная в гриву лошади, шляпа определенного фасона и надетая под определенным углом, определенные жесты, крики птиц. Договаривались о месте, где будет оставлено сообщение для нас или наших сменщиков. В сообщении должен быть указан путь к их убежищу. Кроме этого, мы ничего не могли им дать. Мы шли все дальше и дальше по пути, указанному Джулиусом.
Вначале мы часто видели треножники. Но потом они встречались все реже и реже. Не зима вызывала их неактивность, а отдаленность от города. В земле, называемой Эллада, нам рассказывали, что они появляются лишь несколько раз в году, а в восточной части этой страны треножники появлялись лишь раз в год на церемонии надевания шапок, и не в маленьких поселках, как в Англии: родители свозили детей с больших расстояний в одно место, где им надевали шапки. Конечно, это вполне объяснимо. Треножники могли передвигаться быстро, гораздо быстрее лошади, и безостановочно, но расстояние даже для них имело значение. Районы вблизи города они неизбежно должны были посещать чаще, чем отдаленные места. Для нас было большим облегчением оказаться на территории, где в это время года ни одно металлическое полушарие на трех суставчатых ногах не появится на фоне горизонта. К тому же возникала еще одна мысль. Два города хозяев расположены по краям огромного континента. Чем дальше мы отходили от города, тем слабее становился их контроль над местностью. Не значило ли это, что на полпути между городами существует территория, где их контроля нет совсем, где люди не носят шапок и свободны? На самом деле, как мы узнали позже, контролируемые территории перекрывали друг друга, и на середине между ними находились главным образом океан на юге и ледяные пустыни на севере. Те же земли, дальше к югу, которые они не контролировали, хозяева превратили в абсолютную пустыню.
Наша задача не стала легче, как можно было подумать, оттого, что здесь треножники встречались реже. Наоборот, по-видимому, из-за своей редкости они вызывали особое преклонение. Мы наконец добрались до места, где за полуостровом между двумя морями были развалины огромного города. Он сравнительно мало зарос растительностью, но выглядел гораздо более древним, чем другие. В городе находились большие деревянные купола на трех столбах, куда вели ступени. Здесь люди молились. Проводились длинные службы с продолжительным пением и плачем. Над каждым куполом стояла модель треножника, выложенная золотыми листами.
Но мы и здесь сумели найти последователей. К тому времени мы стали очень искусны в своей работе.
Конечно, бывало и трудно. Хотя мы двигались на юг, в солнечные теплые земли, временами было холодно, особенно в высокогорных районах, и потому мы ночью, чтобы не замерзнуть, жались к своим лошадям. И долгие сухие дни в пустынных районах, когда мы беспокойно искали признаки воды, не столько для нас, сколько для лошадей. Мы полностью зависели от них, и для нас страшным ударом было, когда лошадь Фрица заболела и спустя несколько дней умерла. Я был настолько эгоистичным, что обрадовался, ведь это произошло не с моей лошадью, Кристом, которая мне очень нравилась. Если Фриц испытывал нечто подобное к своей лошади, то никак этого не проявлял.
Мы находились на краю пустыни и на большом удалении от обитаемых мест. Мы навьючили багаж на Криста и побрели в направлении ближайшей деревни. Уходя, мы видели, как с неба спустились большие отвратительные птицы и начали рвать мясо бедного животного. За час они очистят его до костей.
Это было утром. Мы шли весь день и половину следующего, прежде чем достигли нескольких хижин, жавшихся к небольшому оазису. Здесь не было никакой надежды получить лошадь, и мы шли еще три дня к поселку. Местные жители называли его городом, но он был не больше моей родной деревни Вертона. Здесь были лошади, а у нас было золото, чтобы заплатить за них. Трудности заключались в том, что в этой местности лошадей никогда не использовали для перевозки грузов. Украшенные дорогими попонами, они носили на себе важных и богатых людей. Мы не могли купить такую лошадь, потому что нанесли бы смертельное оскорбление местным обычаям, если бы взвалили на нее груз.
Но здесь были животные, которых я видел на рисунке в Белых горах. Тогда, глядя с любопытством на рисунок, я принял его за необъяснимый предмет древних. Теперь я увидел это животное в жизни. Выше лошади, оно покрыто жесткой коричневой шерстью, и у него на спине большой горб. Нам сказали, что в горбу находится запас воды, и животное может обходиться без воды дни и даже недели. Вместо копыт у него расплющенные ступни с пальцами. Голова на длинной шее очень уродлива, с отвислыми губами, большими желтыми зубами и отвратительным запахом. Животное кажется неуклюжим, но может передвигаться удивительно быстро и переносить большие тяжести.
У нас с Фрицем произошел спор. Я хотел купить одно такое животное, он возражал. Я испытал обычное раздражение, когда мы в чем-то расходились. Мои страстные доводы в защиту этого предложения встретились с его упорным несогласием. Я негодовал – он возражал еще спокойнее; я негодовал сильнее… и так далее. Я перечислял достоинства животного, а он просто возражал, что мы достигли пункта, где должны повернуть назад и возвращаться к пещерам. Сколько бы ни было полезно оно в этой местности, там, где его не знают, оно будет казаться странным, а наша задача – не привлекать к себе внимания. К тому же, вероятно, продолжал Фриц, животное, привыкшее к жаркому климату, заболеет и сдохнет в северных землях.
Конечно, он был совершенно прав, но мы два дня спорили, прежде чем я сдался. И даже признался, что меня привлекла прежде всего причудливость этого животного. Я уже видел себя (бедный Крист был тут же забыт) едущим по улицам незнакомого города на раскачивающейся спине животного, а вокруг толпятся люди и…
За ту же сумму мы купили двух ослов – это были маленькие, но сильные и послушные животные – и навьючили на них товары. У нас хватило денег и на покупку местных товаров: фиников, различных пряностей, шелков, красивых ковров. Все это позже мы с выгодой продали. Но у нас были и неудачи. Много трудностей принес нам язык. Торговаться можно было при помощи жестов, но чтобы говорить о свободе и борьбе с рабством, нужны слова. К тому же здесь очень был силен культ треножников. Повсюду виднелись полушария, под самыми большими из них стояли навесы, откуда жрецы трижды в день призывали верующих к молитве: на рассвете, в полдень и на закате. Мы вместе с остальными склоняли головы и что-то бормотали.
Так мы достигли обозначенной на карте реки – широкого теплого потока, который медленными змеиными изгибами тек по зеленой долине. И повернули назад.
Обратный путь был другим. Мы прошли через горы и выбрались к восточному берегу того моря, которое видели из развалин гигантского города на перешейке. Мы обогнули море с севера и запада и на этот раз хорошо использовали время, завоевав много последователей. Здесь говорили по-русски, а мы заранее немного изучили этот язык. Мы пришли на север, но лето перегоняло нас: земля была покрыта цветами, и я помню, как однажды мы целый день ехали в одуряющем аромате апельсинов, зреющих на ветках деревьев. По плану нам до наступления зимы нужно было вернуться к пещерам, и поэтому приходилось торопиться.
Конечно, мы одновременно приближались и к городу хозяев. Время от времени на горизонте показывались треножники. Впрочем, вблизи мы их не видели и были благодарны и за это. Точнее, не видели до дня охоты.
* * *
Хозяева, как мы уже знали, по-разному обращались с людьми в шапках. Может, разнообразие человеческих обычаев забавляло их – сами они всегда представляли одну расу, и национальные различия, языки, войны, которые вели между собой народы, – все это было им совершенно незнакомо. Во всяком случае, хотя они покончили с войнами, все другие формы различий они поощряли. Так, в церемонии надевания шапок они подчинялись ритуалу, выработанному их рабами, и появлялись в определенное время с характерным звуком, совершая предписанные движения. На турнирах во Франции и на играх они терпеливо ждали, хотя их интересовали только рабы, которых они получали в конце. Возможно, как я уже сказал, это их забавляло. А может, они думали, что это соответствует их роли богов. Во всяком случае, мы увидели необычное и ужасное доказательство этого, когда от конца пути нас отделяло несколько сотен миль.Много дней двигались мы вдоль большой реки, на которой, как и на той реке, по которой мы добирались до игр, шло большое движение. Там, где на пути нам встретились руины гигантского города, мы вступили в более возвышенную область. Земля была хорошо обработана, обширные участки занимали виноградники, с которых уже сняли урожай. Местность была густо населена, и мы остановились на ночь в городе на противоположном от руин берегу реки. За городом начиналась обширная равнина, освещенная осенним закатом.
Город был наполнен возбужденными толпами, люди приезжали за пятьдесят миль для того, чтобы присутствовать на следующий день на торжественной церемонии. Мы расспрашивали, и нам с готовностью ответили. То, что мы узнали, было ужасно.
Следующий день называли по-разному: день охоты или день наказания.
У меня на родине, в Англии, убийцу вешали – это жестоко и отвратительно, но по крайней мере понятна необходимость защиты невинных; к тому же это делалось быстро и как можно гуманнее. Здесь, напротив, преступников содержали в тюрьме до осеннего дня, когда созревал виноград и было готово свежее вино. Тогда приходил треножник, и приговоренных выпускали одного за другим. Треножник охотился за ними, а горожане смотрели, пили вино и обсуждали зрелище. Завтра предстояла охота на четверых – больше, чем за многие предыдущие годы. Поэтому зрители были особенно возбуждены. Новое вино не полагалось пить до завтрашнего дня, но было достаточно и старого, и многие утоляли им жажду, предвкушая завтрашнее развлечение.
– Мы можем уйти на рассвете. Нам незачем оставаться и видеть это.
Фриц спокойно взглянул на меня.
– Но мы должны, Уилл.
– Смотреть, как человека, сколь бы велико ни было его преступление, как зайца, преследует треножник? А другие люди в это время заключают пари, сколько он продержится? – Я рассердился и не скрывал этого. – Я не назвал бы это развлечением.
– Я тоже. Но все, связанное с треножниками, важно. Все равно как тогда, когда мы были в городе. Ничего нельзя упустить.
– Тогда ты и смотри. Я подожду тебя на следующей остановке.
– Нет. – Он говорил терпеливо, но решительно. – Нам приказано действовать вместе. К тому же на пути к следующей остановке Макс может оступиться, сбросить меня, и я сломаю шею.
Макс и Мориц – так он назвал наших ослов по какой-то истории, которую немецким детям рассказывали родители. Мы оба улыбнулись, представив себе, как основательный Макс спотыкается. Но я понял, что Фриц прав: наша задача – наблюдать и не отказываться от наблюдений, даже если они нам неприятны.
– Да уж ладно, – сказал я. – Но как только все будет кончено, мы выступим. Не хочу ни на одну минуту здесь задерживаться.
Он осмотрел кафе, где мы сидели. Посетители пели пьяными голосами, стучали стаканами по столам, расплескивая вино. Фриц кивнул:
– Я тоже.
Треножник пришел ночью. Утром он, как огромный часовой, стоял у города, неподвижный, молчаливый, как те треножники, что возвышались над турнирным полем в замке де ла Тур Роже и над полем игр. Наступил день праздника. Всюду были развешены флаги, от крыши к крыше через узкие улицы протянулись ленты, уличные торговцы вышли рано с горячими сосисками, сладостями, бутербродами с мясом и луком, лентами и безделушками. Я видел у одного из них лоток, на котором стояло с десяток маленьких деревянных треножников. Каждый треножник держал в вытянутом щупальце человечка. Торговец был веселый, краснощекий; и преуспевающий фермер, в гамашах, с седой головой, купил два треножника своим внукам: аккуратному мальчику и девочке с прической хвостиком шести-семи лет.
Шла борьба за лучшие места. Я не хотел добиваться одного из них, но Фриц уже заранее все обеспечил. Многие домовладельцы, чьи окна выходили на равнину, продавали места у них, и он купил для нас два места. Цена была высокая, но в нее входило вино и сосиски. А также использование увеличительных стекол.
Я уже видел в витрине множество биноклей и решил, что здесь центр их изготовления. Но тогда мне не ясна была связь с предстоящим зрелищем. Теперь я понял: под нами толпились люди, и солнце отражалось во множестве стекол. Неподалеку, там, где дорога круто спускалась в долину, кто-то установил телескоп на треноге. Владелец телескопа кричал:
– Замечательное зрелище! Пятьдесят грошей за десять секунд! Десять шиллингов за сцену смерти! Так близко, будто на другой стороне улицы!
Напряжение в толпе росло. Заключались пари, сколько продлится охота, далеко ли уйдет человек. Вначале мне казалось это нелепым. Я не понимал, как он вообще может уйти. Но кто-то в комнате объяснил мне. Преступнику дают лошадь. Конечно, треножник легко перегонит лошадь, но человек, используя складки местности, может продержаться даже с четверть часа.
Я спросил, сумел ли кто-нибудь спастись. Мой собеседник покачал головой. Теоретически это возможно: существовало правило, что за рекой охота кончается. Но за все годы, когда велась охота, никому не удалось туда добраться.
Неожиданно толпа зашумела. Я увидел, как на поле, над которым возвышался треножник, вывели оседланную лошадь. Служители в серых мундирах привели человека, одетого в белое. В бинокль я разглядел, что это высокий, очень худой мужчина примерно тридцати лет, выглядевший испуганным и озлобленным. Ему помогли сесть верхом, служители с обеих сторон держали поводья. Шум усилился. Послышался звон церковного колокола: пробило девять часов. При последнем ударе служители отскочили, хлопнув лошадь по боку. Она прыгнула вперед, и толпа испустила возбужденный крик.
Преступник скакал вниз по холму к отдаленно блестевшей реке. Он проскакал не менее четверти мили, прежде чем треножник шевельнулся. Поднялась огромная металлическая нога, затем другая. Треножник не торопился. Я подумал о человеке на лошади и ощутил его страх. Оглянулся. Фриц, как всегда, смотрел с невозмутимым выражением лица. А остальные… их лица вызывали у меня большее отвращение, чем то, что происходило снаружи.
Охота длилась недолго. Треножник настиг человека, когда тот поднимался по обнаженному коричневому склону виноградника. Щупальце подняло его с той аккуратностью, с какой девушка вдевает нитку в иголку. Зрители снова закричали. Щупальце держало бьющуюся куклу. А потом второе щупальце двинулось…
Меня вывернуло наизнанку. Я стремглав выбежал из комнаты.
Когда я вернулся, в комнате была уже другая атмосфера: лихорадочное возбуждение сменилось расслаблением. Люди пили вино и говорили об охоте. Плохой образец, решили они. Один из них, кажется, слуга из ближайшего замка графа, проиграл пари и особенно негодовал. Мое появление встретили смехом и язвительными замечаниями. Они говорили, что я чужеземец со слабыми нервами, и советовали мне подкрепиться вином. Снаружи тоже расслабление, почти пресыщение. Выплачивались ставки, шла оживленная торговля горячими пирожками и сладостями. Я заметил, что треножник вернулся на исходную позицию.
Постепенно напряжение снова стало нарастать. В десять часов церемония повторилась – с тем же самым ростом возбуждения, с теми же криками, когда началась охота. Вторая жертва доставила зрителям больше удовольствия. Преступник прекрасно владел лошадью и в первый раз сумел увернуться от щупальца под прикрытием деревьев. Когда он выбрался на открытое место, я хотел крикнуть ему, чтобы он оставался в укрытии. Но это не дало бы ему ничего, и он это знал: треножник мог вырвать вокруг него все деревья. Человек устремился к реке. Я видел, что впереди, в полумиле от него, была всего одна рощица. Но он не успел доскакать до нее. Щупальце двинулось к нему. Резко повернув лошадь, он сумел сначала увернуться, так что металлическая веревка ударилась о землю. Я подумал, что у него есть шанс добраться до рощи, а там уже близко река. Но вторая попытка треножника была точнее. Тело человека взвилось в воздух и было разорвано на части. Толпа затихла, и в чистом осеннем воздухе прозвучал крик агонии.
После этого убийства я не возвращался… Есть пределы, через которые я не смог переступить, даже повинуясь долгу. Фриц остался, но когда я потом увидел его, он был угрюм и даже более молчалив, чем обычно.
Несколько недель спустя мы добрались до пещер. Их мрачные глубины казались странно приветливыми – убежище от мира, в котором мы странствовали почти год. Нас окружили каменные стены, тепло мерцали огоньки ламп. Но самое главное – мы были свободны от напряжения, которое всегда испытывали, общаясь с людьми в шапках. А здесь нас окружали свободные люди.
Три дня мы отдыхали, исполняя лишь обычные обязанности. Затем получили очередные распоряжения от местного начальника – немца по имени Отто. Через два дня нам предстояло сделать доклад в месте, обозначенном точкой на карте. Отто сам не знал, где это.
Глава 3
Зеленый человек на зеленой лошади
Путь занял у нас два дня, большую часть его мы ехали верхом. Приближалась зима, дни укорачивались, короткое бабье лето сменилось холодной неустойчивой погодой. Одно утро нам пришлось ехать под холодным дождем. Первую ночь мы провели в небольшой гостинице, но на второй день вечер застал нас в пустынной местности. Поблизости не видно было ни пастуха, ни пастушьей хижины.
Мы знали, что приближаемся к концу пути. На вершине холма мы остановили лошадей. Внизу лежало море. Волны бились о хмурый скалистый берег. Только… На севере, на самом краю видимости, что-то торчало, как поднятый палец. Я показал его Фрицу, он кивнул, и мы направились туда.
Подъехав ближе, мы увидели развалины замка на скалистом мысу. Еще ближе стала видна небольшая гавань, тоже в развалинах, но более современного вида. Вероятно, дома рыбаков. Когда-то здесь был рыбацкий поселок, но теперь он пустовал. Мы не видели признаков жизни ни в поселке, ни в замке, который черным силуэтом вырисовывался на фоне темнеющего неба. Разбитая дорога вела к воротам замка, где виднелась покосившаяся деревянная створка, обитая железом. Проехав в ворота, мы оказались во дворе.
Он был пуст и обширен, но мы спешились и привязали лошадей к железному пруту, который использовался для этой цели, наверно, и тысячу лет назад. Даже если мы неверно поняли отметку на карте, все равно нам придется отложить поиски на утро. Но я не мог поверить в то, что мы ошиблись. В амбразуре окна я рассмотрел отблески света и тронул Фрица за руку, показывая туда. Свет исчез и спустя миг появился дальше. Я догадался, что где-то есть дверь, и свет движется в том направлении. Мы пошли туда и увидели уходящего вниз коридора человека с лампой. Он поднял лампу, освещая наши лица.
– Вы немного опоздали. Мы ждали вас еще днем.
Я со смехом пошел вперед. Лица мне по-прежнему не было видно, но голос я узнал: Бинпол!
Часть помещений, выходящих главным образом в сторону моря, и подвалы были расчищены и приспособлены для жизни. Нас накормили горячим ужином: жаркое, домашнего приготовления хлеб с французским сыром в форме колеса, пыльно-белым снаружи, масляно-желтым изнутри, с прекрасным острым вкусом. Была и горячая вода для мытья, и постели с чистыми простынями. Мы отлично выспались под рокот волн, разбивающихся о скалы, и проснулись освеженными. Завтракали мы вместе со всеми, в том числе с Бинполом. Я узнал двоих или троих. Это все были члены группы, изучавшей чудеса древних. Пока мы ели, появился еще один знакомый человек. С улыбкой, хромая, к нам шел Джулиус.
– Добро пожаловать, Фриц. И Уилл. Приятно снова видеть вас.
Мы расспрашивали Бинпола и получали уклончивые ответы. Он сказал, что нам все объяснят утром. И после завтрака мы с Джулиусом и полудюжиной других пошли в большую комнату на первом этаже замка. Огромное окно выходило на море, в огромном очаге пылали дрова. Мы сели на стулья за длинный, грубо вырубленный стол без особого порядка. Заговорил Джулиус:
– Сначала я удовлетворю любопытство Уилла и Фрица. – Он посмотрел на нас. – Это одно из нескольких мест, где ведутся поиски средств, способных привести к поражению хозяев. Было выдвинуто много идей, в том числе немало очень остроумных. Но у всех них есть недостатки, и самый существенный – несмотря на ваши сообщения, мы очень мало знаем о враге.
Он немного помолчал.
– Этим летом на игры было послано второе трио. Только один его член сумел победить и был взят в город. С тех пор мы ничего о нем не знаем. Может, он еще спасется – мы надеемся на это, – но не можем от этого зависеть. Во всяком случае, сомнительно, чтобы он доставил нужную нам информацию. Решено, что прежде всего нам необходимо захватить одного из хозяев, и желательно живым, чтобы мы могли его изучить.
Должно быть, у меня на лице появилось скептическое выражение. Мне уже говорили, что лицо у меня все выражает. Во всяком случае, Джулиус сказал:
– Да, Уилл, можно подумать, что это немыслимо. Но не совсем так. Именно поэтому мы и вызвали вас. Вы видели треножник изнутри, когда вас доставляли в город. Вы уже описывали его нам, и достаточно подробно. Но если мы хотим захватить хозяина, его нужно извлечь из этой металлической крепости, в которой он шагает по нашей земле. И здесь будет полезна любая, даже самая незначительная деталь, которую вы сумеете вспомнить.
Фриц сказал:
– Вы говорите о том, чтобы захватить хозяина живым. Но как это сделать? Как только он выйдет из треножника, то через несколько секунд задохнется в нашей атмосфере.
– Правильное возражение, – сказал Джулиус, – но у нас есть на него ответ. Вы привезли с собой образец из города. Мы научились изготовлять зеленый воздух, которым дышат хозяева. В этом замке уже подготовлено герметическое помещение с шлюзом.
– Но если привести сюда треножник и тут разбить его, – продолжал возражать Фриц, – за ним явятся другие. Они легко смогут уничтожить весь замок.
– У нас есть герметический ящик, достаточно большой, чтобы вместить одного хозяина. Если мы сумеем захватить его дальше на берегу, то сюда его можно будет доставить на лодке.
– А как его захватить, сэр? – спросил я. – Не думаю, чтобы это было легко.
– Конечно, нелегко, – согласился Джулиус со мной. – Но мы изучали хозяев. Они педанты и всегда следуют заведенному порядку. Мы отметили время и место появления многих треножников. В пятидесяти милях к северу отсюда есть место, где раз в девять дней проходит треножник. Он идет по неровной местности на берегу моря. От одного его появления до другого у нас есть девять суток, чтобы выкопать яму и накрыть ее ветвями и землей. Треножник упадет, и нам останется извлечь хозяина, посадить в ящик и отнести в лодку, которая будет прятаться поблизости. Из вашего с Фрицем рассказа следует, что они дышат медленно – особой опасности, что он задохнется перед тем, как мы наденем на него маску, нет.
Фриц возразил:
– Они могут связаться с другими треножниками и с городами по невидимым лучам.
Джулиус улыбнулся:
– Мы можем справиться и с этим. Теперь расскажите нам о треножниках. Перед вами бумага и карандаш. Рисуйте, делайте чертежи. Вспоминайте все, до мельчайших подробностей.
Мы знали, что приближаемся к концу пути. На вершине холма мы остановили лошадей. Внизу лежало море. Волны бились о хмурый скалистый берег. Только… На севере, на самом краю видимости, что-то торчало, как поднятый палец. Я показал его Фрицу, он кивнул, и мы направились туда.
Подъехав ближе, мы увидели развалины замка на скалистом мысу. Еще ближе стала видна небольшая гавань, тоже в развалинах, но более современного вида. Вероятно, дома рыбаков. Когда-то здесь был рыбацкий поселок, но теперь он пустовал. Мы не видели признаков жизни ни в поселке, ни в замке, который черным силуэтом вырисовывался на фоне темнеющего неба. Разбитая дорога вела к воротам замка, где виднелась покосившаяся деревянная створка, обитая железом. Проехав в ворота, мы оказались во дворе.
Он был пуст и обширен, но мы спешились и привязали лошадей к железному пруту, который использовался для этой цели, наверно, и тысячу лет назад. Даже если мы неверно поняли отметку на карте, все равно нам придется отложить поиски на утро. Но я не мог поверить в то, что мы ошиблись. В амбразуре окна я рассмотрел отблески света и тронул Фрица за руку, показывая туда. Свет исчез и спустя миг появился дальше. Я догадался, что где-то есть дверь, и свет движется в том направлении. Мы пошли туда и увидели уходящего вниз коридора человека с лампой. Он поднял лампу, освещая наши лица.
– Вы немного опоздали. Мы ждали вас еще днем.
Я со смехом пошел вперед. Лица мне по-прежнему не было видно, но голос я узнал: Бинпол!
Часть помещений, выходящих главным образом в сторону моря, и подвалы были расчищены и приспособлены для жизни. Нас накормили горячим ужином: жаркое, домашнего приготовления хлеб с французским сыром в форме колеса, пыльно-белым снаружи, масляно-желтым изнутри, с прекрасным острым вкусом. Была и горячая вода для мытья, и постели с чистыми простынями. Мы отлично выспались под рокот волн, разбивающихся о скалы, и проснулись освеженными. Завтракали мы вместе со всеми, в том числе с Бинполом. Я узнал двоих или троих. Это все были члены группы, изучавшей чудеса древних. Пока мы ели, появился еще один знакомый человек. С улыбкой, хромая, к нам шел Джулиус.
– Добро пожаловать, Фриц. И Уилл. Приятно снова видеть вас.
Мы расспрашивали Бинпола и получали уклончивые ответы. Он сказал, что нам все объяснят утром. И после завтрака мы с Джулиусом и полудюжиной других пошли в большую комнату на первом этаже замка. Огромное окно выходило на море, в огромном очаге пылали дрова. Мы сели на стулья за длинный, грубо вырубленный стол без особого порядка. Заговорил Джулиус:
– Сначала я удовлетворю любопытство Уилла и Фрица. – Он посмотрел на нас. – Это одно из нескольких мест, где ведутся поиски средств, способных привести к поражению хозяев. Было выдвинуто много идей, в том числе немало очень остроумных. Но у всех них есть недостатки, и самый существенный – несмотря на ваши сообщения, мы очень мало знаем о враге.
Он немного помолчал.
– Этим летом на игры было послано второе трио. Только один его член сумел победить и был взят в город. С тех пор мы ничего о нем не знаем. Может, он еще спасется – мы надеемся на это, – но не можем от этого зависеть. Во всяком случае, сомнительно, чтобы он доставил нужную нам информацию. Решено, что прежде всего нам необходимо захватить одного из хозяев, и желательно живым, чтобы мы могли его изучить.
Должно быть, у меня на лице появилось скептическое выражение. Мне уже говорили, что лицо у меня все выражает. Во всяком случае, Джулиус сказал:
– Да, Уилл, можно подумать, что это немыслимо. Но не совсем так. Именно поэтому мы и вызвали вас. Вы видели треножник изнутри, когда вас доставляли в город. Вы уже описывали его нам, и достаточно подробно. Но если мы хотим захватить хозяина, его нужно извлечь из этой металлической крепости, в которой он шагает по нашей земле. И здесь будет полезна любая, даже самая незначительная деталь, которую вы сумеете вспомнить.
Фриц сказал:
– Вы говорите о том, чтобы захватить хозяина живым. Но как это сделать? Как только он выйдет из треножника, то через несколько секунд задохнется в нашей атмосфере.
– Правильное возражение, – сказал Джулиус, – но у нас есть на него ответ. Вы привезли с собой образец из города. Мы научились изготовлять зеленый воздух, которым дышат хозяева. В этом замке уже подготовлено герметическое помещение с шлюзом.
– Но если привести сюда треножник и тут разбить его, – продолжал возражать Фриц, – за ним явятся другие. Они легко смогут уничтожить весь замок.
– У нас есть герметический ящик, достаточно большой, чтобы вместить одного хозяина. Если мы сумеем захватить его дальше на берегу, то сюда его можно будет доставить на лодке.
– А как его захватить, сэр? – спросил я. – Не думаю, чтобы это было легко.
– Конечно, нелегко, – согласился Джулиус со мной. – Но мы изучали хозяев. Они педанты и всегда следуют заведенному порядку. Мы отметили время и место появления многих треножников. В пятидесяти милях к северу отсюда есть место, где раз в девять дней проходит треножник. Он идет по неровной местности на берегу моря. От одного его появления до другого у нас есть девять суток, чтобы выкопать яму и накрыть ее ветвями и землей. Треножник упадет, и нам останется извлечь хозяина, посадить в ящик и отнести в лодку, которая будет прятаться поблизости. Из вашего с Фрицем рассказа следует, что они дышат медленно – особой опасности, что он задохнется перед тем, как мы наденем на него маску, нет.
Фриц возразил:
– Они могут связаться с другими треножниками и с городами по невидимым лучам.
Джулиус улыбнулся:
– Мы можем справиться и с этим. Теперь расскажите нам о треножниках. Перед вами бумага и карандаш. Рисуйте, делайте чертежи. Вспоминайте все, до мельчайших подробностей.