Кривин Феликс Давидович. Карета прошлого

   Бог так и сделал, и люди сразу перестали понимать друг друга. Каждый вытащил из кучи свой камень и спрятал его себе за пазуху.
   Так окончилось творение столпа и началось столпотворение.
   1964
   ВАЛААМОВА ОСЛИЦА
   И заговорила ослица человеческим голосом:
   - Со слов Валаама...
   Разинули рты святые угодники: шутка сказать - со слов Валаама!
   И никто не знает, кто такой Валаам. Но, наверно, кто-то такой, раз на него ссылаются.
   Слушают святые угодники.
   На ус мотают.
   Пример берут.
   С ослов Валаама.
   1964
   ПРИТЧИ ЦАРЯ СОЛОМОНА
   - Лучше открытое обличение, нежели тайная любовь!
   Прежде подданные тайно любили царя, но, услышав такую притчу, перешли к открытому обличению:
   - И это называется царь!
   - Подумаешь - Соломон Мудрый!
   - Считает себя мудрым, а на самом деле дурак дураком!
   Подданные обличали вовсю. Они не щадили ни Соломона, ни его жен, ни его роскошных хоромов. Как перемывают грязную посуду, так они перемывали косточки царя.
   И тогда Соломон сказал еще одну притчу.
   Он сказал:
   - Кто хранит уста свои, тот бережет душу свою, а кто широко раскрывает рот, тому беда!
   И подданные захлопнули рты.
   Подданные замолчали.
   Подданные по-прежнему тайно любили царя.
   1964
   ИЗБИЕНИЕ МЛАДЕНЦЕВ
   Палач тяжело дышал.
   - Сил моих нет! Прямо детский сад, а не серьезное заведение!
   - Чтобы рубить головы, нужно свою сохранить на плечах, - мягко улыбнулся царь Ирод.
   - Трудно с ними, - всхлипнул палач. - Сущие ведь младенцы!
   - Младенцы? - Ирод встал из-за стола. - Младенцы? - Ирод вышел на середину кабинета. - Запомни, палач: если думать о будущем, младенцы - это самый опасный возраст. Сегодня младенец, а завтра... Младенцы быстро растут.
   1964
   ОВЦЫ И КОЗЛИЩА
   Стали отделять овец от козлищ.
   - Ты кто есть?
   - Овечка.
   - А откуда рога?
   - Честным трудом добыты.
   - А борода?
   - В поте лица нажита.
   - Проходи, проходи, овечка!
   Отделяют дальше.
   - Ты кто?
   - Овечка.
   - Где ж твоя борода?
   - Беда ободрала.
   - А твои рога?
   - Нужда обломала.
   - Проходи, проходи, овечка!
   Проходят козлища, лезут, прут, нагоняют страх на честных овечек. "Ох, трясутся овечки, - настали трудные времена: не знаешь, когда бороду отпускать, когда подстригаться!"
   1964
   ОДИН В ТРЕХ ЛИЦАХ
   - Итак, голосуется первое предложение, - сказал бог-отец. - Кто за? Кто против? Кто воздержался?
   - Я воздержался, - поднял руку бог-сын.
   - Опомнись, сынок! На кого ты поднимаешь руку?
   - Я ни на кого... Я просто так... голосую...
   Старый бог рвал на груди балахон и метал громы и молнии:
   - На меня? На самого? Не выйдет! Я себя породил, я себя и убью... когда сочту нужным...
   - Простите, я хотел сказать...
   - Нет, мальчик, шалишь!
   - Я не шалю, - пробормотал мальчик и вдруг почувствовал себя мужчиной. - Но мне надоело... распинаться...
   - Ах, ты не хочешь распинаться? Тогда мы сами тебя распнем!
   И бог-отец отдал соответствующее распоряжение.
   - А как же быть с обязанностями бога-сына? - спросил святой дух, который до этого сидел тихо.
   - Ну, это я беру на себя, - успокоил его старый бог. - Тем более, что я сам себя породил - так что мне это и по штату положено. - И он заговорил громче, одновременно от имени отца и сына: - Итак, голосуется первое предложение. Кто за? Кто против? Кто воздержался?
   - Я воздержался, - сказал осмелевший дух.
   - И ты, брат? Как же это? От кого, от кого, а от тебя не ждал.
   Говоря это, бог лихорадочно соображал, как бы разделаться со святым духом. Дух сидел тихо, но руки не опускал.
   - Ладно, сдашь мне дела и - чтоб духа твоего не было!
   Духа не было. Бог остался один. Один в трех лицах.
   - Итак, голосуется первое предложение. Кто за? Кто против? Кто воздержался? - Бог посмотрел вокруг и вздохнул с облегчением: - Принято единогласно.
   1964
   ФОМА НЕВЕРНЫЙ
   - Сейчас я пройду по воде, как по суху, - сказал Учитель.
   Ученики дружно выразили одобрение. Один Фома усомнился:
   - Может, не ходить? А вдруг утонете?
   - Он всегда сомневается! - зашумели ученики. - Валяйте, Учитель, если что - мы поддержим!
   Учитель встал и пошел. По воде, как по суху.
   - Встретимся на том берегу! - крикнул он восхищенным зрителям.
   - А теперь я поднимусь по воздуху, как по лестнице, - сказал он на том берегу.
   - А вдруг разобьетесь? - усомнился Фома, верный своему неверию.
   Учитель взмахнул руками и оторвался от земли.
   - Браво, браво! - кричали ученики. - Мы так и знали, мы так и верили!
   - А теперь, - сказал Учитель, опускаясь с неба на землю, - меня распнут на кресте.
   - Господь с тобой! - перекрестился Фома. - Как можно говорить такое?
   На него зашикали.
   - Меня распнут на кресте, - продолжал Учитель, - вобьют в меня гвозди...
   - Слушайте! Слушайте!
   - ...из моих ран потечет кровь...
   - Слушайте! Слушайте!
   - ...потом я умру. А потом воскресну.
   Ученики затаили дыхание. В тишине раздался тревожный голос Фомы:
   - А вдруг не воскреснешь?
   - Это уже слишком! - возмутились ученики. - Учитель - и не воскреснет! Кто ж тогда воскреснет? Уж не ты ли, Фома?
   Учитель подождал, пока они успокоились. Потом сказал:
   - К сожалению, не все от меня зависит. Для того, чтоб меня распяли, меня нужно сначала предать. Кто согласен меня предать?
   - Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я! Я!
   Ровно одиннадцать Я. Один Фома воздержался.
   - Не все сразу, не все сразу! - замахал руками Учитель. - Для того, чтоб предать, одного вполне достаточно. Пусть это будет... - Учитель обвел взглядом учеников. - Ты, Фома!
   Ученик рухнул на колени:
   - Учитель! Я люблю вас. Учитель, я не могу вас предать!
   - Он не может предать! Вы слышите? - шумели ученики. - Учитель, поручи это дело нам! Любому из нас!
   Для того, чтоб воскреснуть, человек должен сначала умереть, это очевидная истина. Но неверный Фома этого не понимал - и он упирался, тянул всех назад, когда все остальные дружной толпой провожали Учителя на Голгофу.
   1964
   ПОСЛЕДНИЙ РОМУЛ
   Все началось при Ромуле и кончилось при Ромуле, будто и не было этих двенадцати веков триумфов и побед, будто не было величия Римской республики и могущества Римской империи, и славы, славы, немеркнущей славы ее полководцев, консулов, императоров и рабов.
   Последний Ромул - Ромул Августул Момилл (что отличает его от первого просто Ромула) - живет на вилле, построенной еще знаменитым Лукуллом, которого, возможно, тоже не было... А было - что?
   Сначала семь холмов и посреди них - волчица, кормящая мать, воспитавшая основателя вечного города (ничего нет вечного на земле - поздняя мудрость, неизвестная основателям). Первый Ромул построил город, и с этого, собственно, все началось... а может, и не с этого, потому что тот Ромул давно уже стал легендой.
   Выкормыш волчицы. Смешно сказать! И придумают же такое!
   Последний Ромул смеется. Он представляет, как тот, первый, строил город без лопаты и топора, без всякого нужного инструмента. С одной волчицей, смеется последний Ромул.
   Без инструмента, смеется он, даже эту виллу не построишь. Правда, вилла построена хорошо, этот Лукулл, был он там или не был, видно, любил пожить. А кто не любит? Да, вилла неплохо построена. Сам Одоакр, король, останавливается здесь во время охоты.
   Король Одоакр останавливается здесь, и Августул Момилл принимает его, как настоящий хозяин, и даже сидит с ним за одним столом. И тогда Одоакр называет его императором - в шутку, конечно, но не без основания, потому что Ромул ведь и вправду был императором... Был или не был? Кажется, все-таки был.
   Тарквиний Гордый, Помпеи Великий, Антонин Благочестивый... Доблестный Марий, потерпев поражение, сказал знаменитую фразу: "Возвести своему господину, что ты видел Мария сидящим на развалинах Карфагена". Непокорный Катилина, потерпев поражение, сказал знаменитую фразу: "Я затушу развалинами пожар, который хочет уничтожить меня". Последний Ромул смеется: от всей истории остались одни знаменитые фразы. А может быть, и их тоже не было?
   Трубят рога. Входит варвар Одоакр. Король Одоакр. Он хлопает Ромула по плечу, опирается на его плечо и так проходит к столу, где для него уже все приготовлено. Он садится, он пьет ("Твое здоровье, Ромул!"). Он рассказывает что-то смешное - и сам смеется, и Ромул смеется. Он разрывает мясо руками и глотает его, и заливает вином...
   - Погляди, - говорит Одоакр, - какую я приволок волчицу.
   Удачная охота. Сегодня хороший день. И вечер будет хороший.
   Сколько лет Рим воевал с варварами, а все таи просто - посадить варвара на престол.
   Последний Ромул стоит над телом мертвой волчицы.
   1968
   СВЯТОЙ ДОМИНИК
   Окончив земные дела, святой Доминик отправился к богу.
   - Ну, что там у нас? - встретил его господь. - Я, понимаешь, оторвался от земли, руки не доходят.
   - Слава богу! - сказал Доминик. - Святая инквизиция не дремлет.
   - Слава богу! - согласился господь.
   - У нас теперь порядок, - докладывал Доминик. - Чуть что - и готово!
   - Готово? Это хорошо. Ну, а как нравится тебе у нас, на небе?
   Доминик промолчал.
   - Говори, говори, не стесняйся!
   - Разрешите донести... Я тут встретил одного... Уж очень какой-то веселый...
   - Веселый? Ну, это не беда! Они у меня все пьяны от счастья.
   - Разрешите донести, этот был не от счастья.
   Господь насторожился:
   - Не от счастья? А от чего? Я, понимаешь, оторвался от неба...
   - На все воля божья, - напомнил Доминик. - Прикажи, господи!
   И господь приказал.
   Тихо-тихо стало на небе. Приумолкли силы небесные, и одно только слышалось: "Разрешите донести... Разрешите донести... Разрешите донести..."
   - Вот теперь у нас полный порядок! - потирал руки святой Доминик. Слава богу!
   - Слава богу! - хором вторили силы небесные.
   - Слава богу! - говорил господь бог.
   И попробовал бы он не сказать! Интересно, как бы он тогда выглядел...
   1964
   НЕЧИСТАЯ СИЛА
   Не стало бесам житья, отовсюду их изгоняют. Только вселится бес в человека, а тут уже целая куча праведников:
   - Чур тебя, нечистая сила! Изыди!
   Изошли бесы, кто в чем стоял, и удалились в изгнание. Бредут по грешной земле, на судьбу свою плачутся.
   - Совести у них нет, - плачется Бес Совестный.
   - Черствые сердца, - плачется Бес Сердечный.
   И вдруг им навстречу праведник. В темноте не видать, но у бесов на праведников особое чутье.
   - Ноше вам почтение! - поклонился Бес Церемонный. - Позволено будет спросить: откуда путь держите?
   - Из города. Бесов гонял.
   Притихли бесы, опустили глаза, чтоб в темноте не блестели.
   - А это хорошее дело - бесов гонять? - осторожно спросил Бес Совестный.
   - Видно, хорошее, если за него деньги платят, - сказал праведник и пошел своей дорогой.
   Призадумались бесы: вот ведь как устроился человек. Кого-то там погонял - и деньги в кармане. И сердце у него не болит, и совесть его не мучит...
   - Я бы так, наверно, не смог, - вздохнул Бес Церемонный.
   - Платят, видно, на совесть, - между прочим сказал Бес Совестный. - А работа ничего. Чистая работа.
   Бес Сердечный молчал. А когда заговорил, то высказал общее мнение:
   - Айда-ка и мы в город, бесов гонять!
   По дороге запаслись одежонкой, подзубрили молитвы - и закипела работа!
   Поначалу было трудно: известно, дело непривычное. Но потом изловчились, во вкус вошли. Иного беса можно б и не изгонять, а они и его изгоняют.
   - Нечего с ними церемониться! - говорит Бес Церемонный.
   - У нас работа на совесть! - заявляет Бес Совестный.
   А Бес Сердечный только сплюнет в сердцах да еще на руки поплюет для надежности.
   Раздобрели бесы, остригли хвосты, животы отпустили - такие тебе стали праведники!
   - Чур тебя! - говорят. - Изыди, нечистая сила!
   Раз, два сказал - и деньги в кармане, так почему б не сказать? Любит нечистая сила чистую работу!
   1964
   АНТИМИР
   Жил-был антиквар. Он такого насмотрелся в своих древностях, что ему стало тошно жить на свете. И тогда он махнул на все рукой, написал завещание и отправился в антимир.
   В те далекие времена антимир находился на седьмом небе, но это мало радовало его обитателей.
   - Ох, - вздыхали они тихомолком, - ох, ох, ох!
   Зато правил антимиром неунывающий король Антиох.
   События происходили в 9341 году - 1439 году по земному летосчислению. Как вы помните, в этом году Базельский собор, недовольный правлением папы Евгения Четвертого, выдвинул в пику ему своего антипапу. А так как для антипапы, по мнению некоторых, больше подходил антимир, то его вскорости туда и переселили.
   Вот так они все и встретились - антипапа, антиквар и король Антиох, веселый правитель антимира.
   - Ну, что там на земле новенького? - спросил Антиох.
   - Хорошего мало, - покачал головой антиквар. - Говорят, прикончили Цезаря. (Цезаря прикончили давным-давно, но для любителя древностей это было самым новым событием.) Ох, что творится!
   - Не говорите "ох", - сказал король Антиох. - У нас на седьмом небе это не принято. У нас принято смеяться. А чтоб не лопнуть от смеха, лучшее средство - охота на антилоп.
   И король Антиох отправился на охоту.
   Между тем антипапа знакомился с обстановкой, поскольку антимир был для него новой областью. Для этого он призвал к себе местного дворника Антипа.
   - Слушай, дворник, ты тут крутишься при дворе. Посвяти меня в дела антимирские.
   - Наше дело десятое, - отмахнулся Антип.
   - Не гневи антихриста, дворник.
   - Наше дело десятое.
   Прогнал его антипапа и призвал антиквара, человека ученого.
   - Ты, антиквар, ученый человек, а мы, ты знаешь, университетов не кончали. Покопайся там в своих книгах, вычитай - что оно такое: антимир!
   Пока антиквар копался, антипапа времени не терял. Выпросил у Антиоха престол, сел на него и задумался.
   "Антимир... Ан-тимир... Анти-мир... Есть! Надоумил антихрист! Антимир значит война! Война во славу антихриста!"
   - Война? - помрачнел Антиох. - Ох, что ж это будет?
   - Не говорите "ох"! - одернул его антипапа. - Вы что, забыли, где вы находитесь?
   - На седьмом небе, - спохватился король. - Ох!.. простите, я хотел не ох... Ох, я совсем запутался...
   - Выпутывайтесь сами, - сказал антипапа, - а я иду объявлять войну. Некогда разводить антимонии.
   И он объявил войну, которая вошла в историю под названием Великих Антихристовых походов. Одни умирали за антихриста, другие умирали против него, но все умирали совершенно одинаково, и последним словом каждого было привычное слово "ох".
   - Не говорите "ох", - наставлял умирающих антипапа, но они все равно говорили.
   В конце концов на седьмом небе остался только сам антипапа, Антиох, антиквар и дворник Антип, для которого война была дело десятое.
   - Что-то я в последнее время мало радуюсь, - корил себя король Антиох. - Я сам себе становлюсь антипатичным.
   А антиквар сидел в своих книгах, сидел да вдруг как выскочит!
   - Докопался! - кричит. - Я уже докопался!
   - Докопались без тебя, - осадил его антипапа. - Антимир - значит война, поскольку мир - это мир, а анти - это анти...
   - Да нет же, не война! Здесь мир совсем в другом смысле. Мир - земля, антимир - небо! Мы ведь на небе!
   - Что же ты раньше не сказал? - просиял антипапа и потрепал антиквара по щеке. - Чудак человек, надо было сказать раньше!
   - А мы тут воюем, - сообщил невоевавший дворник АНТИП. - Столько народу перевели... Мое, конечно, дело десятое...
   - Блаженны павшие во славу антихриста, - сказал антипапа и воздел очи горе. - Они теперь там, на восьмом небе!
   И было так приятно чувствовать себя в антимире, который вовсе не означает войну, а означает нечто совсем другое, что все облегченно вздохнули:
   - Ох!
   Но тут же зажали рты и радостно улыбнулись.
   1964
   ПРАЗДНИК НА УЛИЦЕ ВАРФОЛОМЕЯ
   В жизни каждого Варфоломея есть своя Варфоломеевская ночь. Была такая ночь и у святого Варфоломея.
   Она пришла с большим опозданием, где-то в середине средних веков, когда о самом апостоле уже почти забыли. Но он не унывал, он знал, что и на его улице будет когда-нибудь праздник.
   И вот наконец...
   Варфоломей побрился, надел свой лучший костюм и вышел на улицу. На улице была ночь. Варфоломеевская ночь.
   - Спасибо, родные, порадовали старика, - бормотал Варфоломей, глядя на бурные события этой ночи. - Господь не забудет святых ваших дел!
   К нему подошли двое.
   - Именем Варфоломея! - сказали они и взяли святого за шиворот...
   Была ночь. Варфоломеевская ночь.
   Варфоломеевская ночь, но уже без Варфоломея.
   1964
   ПРОСТАЯ СТАРУШКА
   Старушка подошла к костру, на котором горел Ян Гус, и сунула в него вязанку хвороста.
   - О святая простота! - воскликнул Ян Гус.
   Старушка была растрогана.
   - Спасибо на добром слове, - сказала она и сунула в костер еще вязанку.
   Ян Гус молчал. Старушка стояла в ожидании. Потом она спросила:
   - Что же ты молчишь? Почему не скажешь: "О святая простота"?
   Ян Гус поднял глаза. Перед ним стояла старушка. Простая старушка.
   Не просто простая старушка, а старушка, гордая своей простотой.
   1964
   ПАМЯТНИК МИГЕЛЮ СЕРВЕТУ
   Кальвин сжег Мигеля Сервета. Кальвинисты воздвигли ему памятник.
   - Вот здесь, - говорили кальвинисты, - на этом самом месте, безвременно сгорел великий Сервет. Как жаль, что он не дожил до своего памятника! Если б он так безвременно не сгорел, он бы сейчас порадовался вместе с нами!
   - Но, - говорили кальвинисты, - он недаром сгорел. Да, да, друзья, великий Сервет сгорел не напрасно! Ведь если б он здесь не сгорел, откуда б мы знали, где ему ставить памятник?
   1964
   ОТРЕЧЕНИЕ ГАЛИЛЕЯ
   - Между нами говоря, дорогой Галилей, я и сам думаю, что она вертится. - Отец инквизитор покрутил пальцем, показывая, как вертится Земля. - Но одно дело - думаю, а другое - говорю. Вы ученый человек, неужели вы до сих пор не поняли разницы?
   - Нет, я понял, - сказал Галилей, - и именно поэтому я говорю, а не только думаю.
   - В таком случае говорите так, чтобы вас никто не слышал. А то ведь - я не хочу вас пугать - у вас могут произойти неприятности... Вспомните Джордано Бруно.
   Галилей вспомнил. "Я уже стар, - подумал он, - и у меня впереди большая работа. Это очень большая работа, и не хочется умереть, не закончив ее..."
   Святая церковь пышно праздновала отречение Галилея. Рекой лилось вино, приготовленное из крови спасителя. А когда был провозглашен тост за дружбу науки и религии, отец инквизитор подмигнул Галилею и шепнул:
   - А все-таки она вертится!
   1964
   НЬЮТОНОВО ЯБЛОКО
   - Послушайте, Ньютон, как вы сделали это свое открытие, о котором теперь столько разговору?
   - Сам не знаю, как... Просто стукнуло в голову...
   - Яблоко стукнуло? А ведь признайтесь, это яблоко было из моего сада...
   Они стояли каждый в своем дворе и переговаривались через забор, по-соседски.
   - Вот видите, моя ветка свешивается к вам во двор, а вы имеете привычку здесь сидеть, я это давно приметил.
   Ньютон смутился.
   - Честное слово, не помню, что это было за яблоко.
   На другой день, когда Ньютон пришел на свое излюбленное место, ветка была спилена. За забором под своей яблоней сидел сосед.
   - Отдыхаете? - кивнул соседу Ньютон.
   - Угу...
   Так сидели они каждый день - Ньютон и сосед за забором. Ветки не было, солнце обжигало Ньютону голову, и ему ничего не оставалось, как заняться изучением световых явлений.
   А сосед сидел и ждал, пока ему на голову упадет яблоко.
   Может, оно и упало, потому что яблок было много и все они были свои. Но сейчас это трудно установить. Имени соседа не сохранила история.
   1965
   СПЕКТРАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ
   На вкус и на цвет товарищей нет, и когда Ньютон заговорил сразу о семи цветах, у него стало в семь раз меньше товарищей.
   - Он и прежде любил утверждать, что белое - это черное, - припоминали бывшие товарищи. - А теперь выходит, что белое - это красное, оранжевое, желтое, зеленое, голубое, синее и фиолетовое? Так, что ли, надо его понимать?
   Все знали, как надо понимать, и все ничего не понимали. И тогда, чтобы им объяснить, Ньютон взял семь цветов и соединил в один белый цвет.
   - Ну, знаете! Семь цветов - в один! - зашептались вокруг.
   И у Ньютона стало еще в семь раз меньше товарищей.
   1965
   ИЗВОЗЧИКИ ГОРОДА ГЛАЗГО
   Извозчики города Глазго съезжались на свой очередной сбор...
   Стояла зябкая, слякотная погода. В такую погоду хорошо иметь за спиной веселого седока, потому что ничто так не согревает, как разговор, - это отлично знают извозчики.
   Но веселые седоки брели в этот день пешком, возложив на транспорт только свои надежды. На городской транспорт возлагались сегодня очень большие надежды, и, возможно, поэтому он подвигался так тяжело.
   Слет проходил на центральной торговой площади. Первые ряды занимали многоконные дилижансы, за ними шли двуконные кареты, одноконные пролетки, а в самом конце толпилась безлошадная публика.
   Среди этой публики находился и Джемс Уатт.
   Разговор шел на уровне дилижансов. Там, наверху, говорилось о том, что лошади - наше будущее, что если мы хотим быстрее прийти к нашему будущему, то, конечно, лучше к нему приехать на лошадях.
   Одноконные пролетки подавали унылые реплики. Дескать, не в коня корм. Дескать, конь о четырех ногах и то спотыкается.
   Но эти реплики не достигали высокого уровня дилижансов.
   - Дайте мне сказать! - крикнул безлошадный Уатт. - У меня идея!
   - Где ваша лошадь, сэр?
   - У меня нет лошади. У меня идея.
   На него прищурились десятки насмешливых глаз. Десятки ртов скривились в брезгливой гримасе:
   - Нам не нужны идеи, сэр. Нам нужны лошади.
   Потому что лошади - наше будущее, и если мы хотим быстрее прийти к нашему будущему, то, конечно, лучше к нему приехать на лошадях.
   Собрание проходило успешно. Отмечалось, что за истекший год городской транспорт увеличился на несколько лошадиных сил, а за текущий год он увеличится еще на несколько лошадиных сил...
   Потому что лошади - наше будущее, и если мы хотим быстрее прийти к нашему будущему, то, конечно, лучше к нему приехать на лошадях.
   - Дайте мне сказать!
   Стояла зябкая, слякотная погода. Моросил дождь, и Уатт прятал под плащом модель своего паровоза. Он прятал ее не от дождя, а от этих десятков глаз, которым ни к чему паровоз, когда идет такой серьезный разговор о транспорте.
   Настоящий, большой разговор о транспорте.
   О будущем нашего транспорта.
   Об огромных его перспективах.
   ...Разъезжались на лошадях.
   1966
   ОСТРОВ ЛИЛИПУТОВ
   Если бы у лилипутов не было Гулливера, то как бы лилипуты писали свою историю?
   Но у лилипутов был Гулливер...
   "Лемюэль Гулливер, лилипут по рождению, воспитанию и вероисповеданию. Происходил из довольно низкого рода, но сумел подняться до невиданных высот и высоко поднять знамя нашей великой, славной Лилипутии..."
   Лилипуты читают эти строки и вырастают в собственных глазах.
   1966
   ТРИ МОНАХА
   Три нищих монаха входили в богатый город.
   - Сейчас посмотрим, крепка ли вера у здешних жителей!
   Вышел один из них на базарную площадь, где обычно собирался народ, и провозгласил:
   - Братия, я пришел, чтобы научить вас надевать штаны через голову!
   Вера у жителей была крепка: "Ну, слава богу!", "Справедливая мысль!", "И как мы сами до этого не додумались?"
   Монаха щедро наградили, и жители стали осваивать новый метод.
   Нелегкое это дело - надевать штаны через голову, да в получается как-то не так... Но жители не видели, как получается, потому что глаза у всех были закрыты штанами.
   Прошло какое-то время, и решил второй монах посмотреть, крепка ли вера у жителей города. Вышел на базарную площадь и возгласил:
   - Братия, надевая штаны через голову, не следует забывать о ногах!
   Вера у жителей была крепка: "Ну, слава богу!", "Справедливая мысль!", "И как мы сами до этого не додумались?"
   Это уже и вовсе трудно: надевать штаны и через ноги, и через голову. Жители забросили все дела и с утра до вечера возились со своими штанами. А монах вернулся к товарищам - он свое получил.
   Прошло еще время, и выходит на площадь третий монах:
   - Братия, я знаю, как надевать штаны!
   Вера у жителей была крепка по-прежнему: "Как?", "Как?" "Расскажи!", "Научи!", "Посоветуй!"
   И сказал им этот третий:
   - У кого голова на плечах, тот не станет тянуть штаны через голову, а будет надевать их непосредственно на ноги.
   Переглянулись жители - у всех вроде головы на плечах. Как же это получилось?
   И тут каждый вспомнил, какие муки пришлось ему пережить, надевая штаны через голову. "Ну, слава богу!", "Справедливая мысль!", "И как мы сами до этого не додумались?"
   Наградили и этого монаха, и уж хотели надевать штаны по-новому, а в сущности, по старому доброму методу, да только в городе не нашлось штанов.
   ...Три богатых монаха уходили из нищего города...
   1956
   ДУЛЬСИНЕЯ ТОБОССКАЯ
   Семейная хроника
   Действие происходит в доме Дульсинеи, у очага.
   В глубине сцены большой портрет Дон-Кихота. Под ним кресло, в кресле Санчо Панса, толстый мужчина лет 60. Рядом с ним, на низенькой скамеечке, Дульсинея, толстая женщина лет 45, вяжет кофту.
   Санчо Панса (заключая рассказ). А потом я закрыл ему глаза...
   Дульсинея. Ах, Санчо, вы опять разрываете мне сердце! Вот уже сколько лет вы разрываете мне сердце, а я все не могу прийти в себя. Но, пожалуйста, вернитесь к тому месту, где вы встретились с этим рыцарем и ваш господин сказал...
   Санчо Панса (возвращается к тому месту). Он сказал: "Сеньор, если вы не разделяете мнение, что Дульсинея Тобосская - самая красивая дама, то я всажу в вас это мнение вместе с моим копьем!"
   Дульсинея (ликуя и сочувствуя). Бедный рыцарь! Он был на волосок от смерти!
   Санчо Панса. Определенно. Но он не захотел спорить, он сказал, что лично ему не попадалось ни одной приличной женщины и что, быть может, такой и является Дульсинея Тобосская. Он сказал, что наш сеньор счастливее его.