Страница:
Таковы другие, сделанные им, предупреждения относительно миссионера, все — требующие малого расхода и не сопряженные ни с усилиями, ни с трудностями, причем применительно ко мне многие из них излишни.
Пункт X. О предстоящих затруднениях.
ЧАСТЬ III.
Пункт 11-й. О практическом осуществлении дела.
ПРИМЕЧАНИЯ
Пункт X. О предстоящих затруднениях.
1. «Иной может опасаться, следует ли смущать совесть москвитян, которые сами по себе крайне просты, мыслию об их схизме: ибо, в конце концов, невежественные люди в простоте своей может быть спасутся» [
24].
Но этого затруднения можно избежать, так как я не намереваюсь много толковать с этими наиболее простыми людьми; наоборот, если мне представится к тому возможность, я имею в виду даже вовсе не упоминать о схизме, а только буду увещевать их к добродетелям и внушать им ненависть к порокам.
2. «Весьма тяжко пострадает тот, кто осмелится обличать русских в их обрядах. Проповедовать не дается никакой возможности, кроме того, что немногие приходят в церковь» [ 25]. Это затруднение не внушает опасений, так как я и не имею намерения проповедовать в церкви, а думаю пребывать только при дворе.
3. «Придворные с великим князем постоянно слышат много недостойного о католиках и о Римском первосвященнике от купцов, которые все еретики. Напротив, никогда не слышат о почти неисчетном числе католиков, о множестве дел благочестия, об единодушном согласии в вере и о величии нашего богослужения» [ 26].
{34} И против этого также возможно (извлечь) некоторое целебное средство из исторических трудов, которые я желаю выполнить и указать им (выяснить) величие и святость, неизменно пребывающие в святой Римской церкви, ссылками на другие истории или же посредством специального трактата о Христианской истории.
4. «У них есть, или они говорят, что есть тела святых Бориса и Глеба, Петра митрополита, Алексея и некоего монаха Сергия, которые нетленны, и, как они постоянно утверждают, совершают чудеса, возвращают зрение слепым, больных излечивают, — хотя это очевидно басни» [ 27]. Я же заметил бы, что он (Поссевин) ошибся, сказавши, что это — басни, так как факты не могут лгать. Да, кроме того, и русские униаты совершают службы этим святым и посвятили им не малое количество церквей. Вот почему в этом отношении не следует быть слишком щепетильным, подобно отцу Поссевину.
5. «Весьма трудно, чтоб москвитяне оставили русское богослужение или переменили бы его на латинское, или хотя бы нам позволили употреблять последнее. В этом отношении если бы пришлось им сделать временную уступку, то следовало бы тщательно рассмотреть, верно ли переведены их чтения из Священного Ветхого Завета и Евангелия. А это, может быть, никогда никем и из греков не было сделано и не может быть легко сделано. Ибо я доселе не знаю никого, кто бы знал московский язык и свойства этих фраз вместе с греческим или латинским языком и в то же время заложил бы некоторое твердое основание в богословии. И епископы русинов [Речь идет о русских в польских владениях, ибо в подлиннике у Посс. стоит: episcopi Ruthenorum qui Poloniae regi subditi sunt.] порой совершают богослужение по-гречески, но вряд ли кто из них знает этот язык. Поэтому и от них, если кто присоединится к нам, нельзя на это надеяться, тем более, что хотя бы они были искусны и в обоих языках, в богословии они совершенно неопытны. А следует ли одному или двум поручать столь великое дело — об этом да судит Ваше Блаженство» [ 28]. И по этому поводу замечу, что я мало озабочен (вопросом) должны ли москвитяне перейти от греческого обряда к римскому или заменять употребление языка русского греческим или латинским, так как святою церковью уже допущены эти различия обрядов и языков. Единственное, что нужно для спасения москвитян, есть выяснение им заблуждения греков и пересмотр их переводов (книг) и исправление таковых, {35} если в том встретится надобность; каковое дело, превосходя, может быть, силы одного человека, потребовало бы или многих переводчиков, или же многих проверяющих одного. И потому я стараюсь исключительно о том, чтобы приобрести хотя бы посредственные познания в греческих писаниях и в московской речи настолько, чтобы быть в состоянии заметить какие-либо наиболее грубые заблуждения и растолковать это москвитянам, делая им только некоторые комментарии к их переводу, по способу современных начeтчиков (в Писании) и истолкователей, ибо таким образом они увидят, что их Писание не подвергается хуле; по поводу же истолкования Писания они придут к познанию и ошибок их переводов, (ошибок), в которых нет недостатка, в чем я уже имел случай убедиться некоторым опытом. И я держусь мнения, что москвитяне не сопротивлялись бы столь упорно исправлению своих Писаний, если бы им до очевидности были указаны заключающиеся в них ошибки [ 29]. Для такого доказательства нужно, я полагаю, знание не только латинского языка и греческого, но и еврейского, более же всего — основательное понимание языка славянского, вследствие чего я предоставил себе двухлетний срок, чтобы достигнуть до некоторой степени красноречия в этом языке, хотя он мне и родной.
Ответ автора (т. е. Поссевина) [ 30] на предложенные затруднения: «Но нам повелевает надеяться на лучшее Тот, у Кого не изнеможет всяк глагол, и Кто особенно в наш век, на Востоке, Западе и Юге, в разных местах утвердил торжество Креста над идолами и соделал в короткое время, что на одном и том же латинском языке у различнейших народов совершается богослужение». И между прочими частностями он отмечает следующее: «с придворными можно заводить разговоры о благочестии и составлять и издавать в свет книжки на их языке». Я же, соображаясь с этим, начертал нижеследующий план моих занятий в этих краях.
Но этого затруднения можно избежать, так как я не намереваюсь много толковать с этими наиболее простыми людьми; наоборот, если мне представится к тому возможность, я имею в виду даже вовсе не упоминать о схизме, а только буду увещевать их к добродетелям и внушать им ненависть к порокам.
2. «Весьма тяжко пострадает тот, кто осмелится обличать русских в их обрядах. Проповедовать не дается никакой возможности, кроме того, что немногие приходят в церковь» [ 25]. Это затруднение не внушает опасений, так как я и не имею намерения проповедовать в церкви, а думаю пребывать только при дворе.
3. «Придворные с великим князем постоянно слышат много недостойного о католиках и о Римском первосвященнике от купцов, которые все еретики. Напротив, никогда не слышат о почти неисчетном числе католиков, о множестве дел благочестия, об единодушном согласии в вере и о величии нашего богослужения» [ 26].
{34} И против этого также возможно (извлечь) некоторое целебное средство из исторических трудов, которые я желаю выполнить и указать им (выяснить) величие и святость, неизменно пребывающие в святой Римской церкви, ссылками на другие истории или же посредством специального трактата о Христианской истории.
4. «У них есть, или они говорят, что есть тела святых Бориса и Глеба, Петра митрополита, Алексея и некоего монаха Сергия, которые нетленны, и, как они постоянно утверждают, совершают чудеса, возвращают зрение слепым, больных излечивают, — хотя это очевидно басни» [ 27]. Я же заметил бы, что он (Поссевин) ошибся, сказавши, что это — басни, так как факты не могут лгать. Да, кроме того, и русские униаты совершают службы этим святым и посвятили им не малое количество церквей. Вот почему в этом отношении не следует быть слишком щепетильным, подобно отцу Поссевину.
5. «Весьма трудно, чтоб москвитяне оставили русское богослужение или переменили бы его на латинское, или хотя бы нам позволили употреблять последнее. В этом отношении если бы пришлось им сделать временную уступку, то следовало бы тщательно рассмотреть, верно ли переведены их чтения из Священного Ветхого Завета и Евангелия. А это, может быть, никогда никем и из греков не было сделано и не может быть легко сделано. Ибо я доселе не знаю никого, кто бы знал московский язык и свойства этих фраз вместе с греческим или латинским языком и в то же время заложил бы некоторое твердое основание в богословии. И епископы русинов [Речь идет о русских в польских владениях, ибо в подлиннике у Посс. стоит: episcopi Ruthenorum qui Poloniae regi subditi sunt.] порой совершают богослужение по-гречески, но вряд ли кто из них знает этот язык. Поэтому и от них, если кто присоединится к нам, нельзя на это надеяться, тем более, что хотя бы они были искусны и в обоих языках, в богословии они совершенно неопытны. А следует ли одному или двум поручать столь великое дело — об этом да судит Ваше Блаженство» [ 28]. И по этому поводу замечу, что я мало озабочен (вопросом) должны ли москвитяне перейти от греческого обряда к римскому или заменять употребление языка русского греческим или латинским, так как святою церковью уже допущены эти различия обрядов и языков. Единственное, что нужно для спасения москвитян, есть выяснение им заблуждения греков и пересмотр их переводов (книг) и исправление таковых, {35} если в том встретится надобность; каковое дело, превосходя, может быть, силы одного человека, потребовало бы или многих переводчиков, или же многих проверяющих одного. И потому я стараюсь исключительно о том, чтобы приобрести хотя бы посредственные познания в греческих писаниях и в московской речи настолько, чтобы быть в состоянии заметить какие-либо наиболее грубые заблуждения и растолковать это москвитянам, делая им только некоторые комментарии к их переводу, по способу современных начeтчиков (в Писании) и истолкователей, ибо таким образом они увидят, что их Писание не подвергается хуле; по поводу же истолкования Писания они придут к познанию и ошибок их переводов, (ошибок), в которых нет недостатка, в чем я уже имел случай убедиться некоторым опытом. И я держусь мнения, что москвитяне не сопротивлялись бы столь упорно исправлению своих Писаний, если бы им до очевидности были указаны заключающиеся в них ошибки [ 29]. Для такого доказательства нужно, я полагаю, знание не только латинского языка и греческого, но и еврейского, более же всего — основательное понимание языка славянского, вследствие чего я предоставил себе двухлетний срок, чтобы достигнуть до некоторой степени красноречия в этом языке, хотя он мне и родной.
Ответ автора (т. е. Поссевина) [ 30] на предложенные затруднения: «Но нам повелевает надеяться на лучшее Тот, у Кого не изнеможет всяк глагол, и Кто особенно в наш век, на Востоке, Западе и Юге, в разных местах утвердил торжество Креста над идолами и соделал в короткое время, что на одном и том же латинском языке у различнейших народов совершается богослужение». И между прочими частностями он отмечает следующее: «с придворными можно заводить разговоры о благочестии и составлять и издавать в свет книжки на их языке». Я же, соображаясь с этим, начертал нижеследующий план моих занятий в этих краях.
ЧАСТЬ III.
Пункт 11-й. О практическом осуществлении дела.
Обращаюсь теперь в частности к тому способу, которым, как я полагаю, эта задача могла бы перейти в дело практическое. И потому сначала этот способ (проект) я повергаю на усмотрение Вашего Высокопреосвященства для обсуждения — пригоден ли он или {36} бесполезен, смиреннейше умоляя благоволить даровать ему Ваше покровительство и сделать из него то, что окажется наилучшим.
Итак, предполагая, как необходимое (условие успеха) содействие благодати Божией, истинное понимание Его Славы и дозволение и миссию со стороны Св. Апостольского Престола, я мог бы отважиться на это предприятие при следующих условиях:
1) Требуется найти способ проникнуть ко двору великого князя [ 31].
2) Стараться искать случая часто беседовать с ним и снискать его расположение.
3) Сохранить это расположение и заслужить еще благодарность и награды.
4) Быть осмотрительным при принятии наград, какого бы рода они не были.
5) Не оскорблять никого из епископов, бояр и иных особ.
6) Добиться дозволения печатать мои труды, по предварительном рассмотрении их епископами, дабы не пало на них никакого запрещения.
7) Наконец, с Божией помощью, раскрыть мое намерение.
О вышесказанных способах действия.
И во 1) о том, как проникнуть в Московию?
Можно проехать в нее через Россию (per la Russia), Валахию и Константинополь с послом вел. князя и с купцами; но ни из одного из этих мест я не желал бы направляться в территорию или область, подвластную князю, прежде, нежели бы был призван им, а этого я попробовал бы достигнуть следующим образом:
Так как из всех других писаний история есть наиболее полезная, во многих отношениях желательная и наименее подверженная оспариванию, то я, еще пребывая в Риме, хотел бы составить труд по христианской истории, который только в общих чертах касался бы церковной истории других наций, но зато не упускал бы (из вида) ни единой подробности о первоосновах, об успехах или упадке и утрате веры христианской среди всех наших народностей, каковы поляки, богемцы, москвитяне, болгары, черкасы (circassi), xopваты, босняки и иные [ 32]. К этому я желал бы еще присоединить перевод какого-нибудь духовного труда, легкого и удобопонятного, но полезного и забавного (giocondo), как например, «Театра Мира» [ 33] или «Церковной Монархии» Цаморры [ 34], и вместе с этим еще другие любопытные книги.
{37} Эти книги я желал бы увезти с собою или в Константинополь, или же скорее в Смоленск (Smolenca) в Россию, и послать князю историю с какою-нибудь другою книгою, духовною, оставивши прочие у себя и обещая (прислать) ему и эти, когда они будут хорошо просмотрены, и потому (намерен) просить его милостиво благоволить дозволить мне одному с его разрешения явиться и лично выразить ему свое глубокое почтение составлением (в честь его) предисловие (к книгам):
Что обозревая все личности, принадлежащие к нашим, вышесказанным народностям, я не мог в настоящее время найти никого, равного ему по величию (что не было бы ложью), и что поэтому ему одному подобает посвятить труд, содержащий в себе описание религии, войны и мира всей нашей народности, так как он среди нее — величайшая особа, способная наилучшим образом защищать и возвеличивать ее достоинство. И что поэтому я решился не служить никому иному, кроме достойнейшего из наших народных князей, и охотно отдал бы себя на служение ему, если бы только был способен к чему-либо, дарованием ли или трудами. И что, хотя все это еще ничтожно мало, тем не менее, я надеюсь не быть отринутым со стороны его светлости и милости. Я намекнул бы далее на то, что мог бы служить ему по части языков латинского, итальянского (volgare), испанского, хорватского, немецкого и греческого, как в качестве переводчика, так и в качестве посланника, а если бы ему благоугодно было, то и в качестве наставника его сыновей (при изучении) этих языков или же, скорее, как наставник в каком-нибудь свободном искусстве, пользуясь их же природным наречием. Таково было бы вступление ко двору.
Во 2) о сближении с государем.
Но так как знание языков является украшением скорее грамматика, и переводчика, нежели личности, желающей достигнуть до некоторой степени влиятельности при государе, дабы беседовать с ним почаще и более надежным образом, — то коснувшись языков только мимоходом, потребовалось бы, прежде всего, сделаться опытным (человеком) в знаниях по преимуществу государственных, касающихся религии, мира и войны; обладая в этом уже некоторыми начатками познаний, я при помощи чтения надеюсь достигнуть известного успеха. Не следует сверх того пренебрегать и низшими из свободных наук и искусств, и по этой части я уже перевел кое-что на хорватский язык, чтобы потом, с незначительными изменениями, изложить это на московском наречии; и таким образом я, по мере {38} слабых сил своих, обработал курс поэзии, красноречия, арифметики и грамматики, и несколько книжек духовного содержания [ 35]. Еще я сделал опыт перевода (курса) казуистики (li casi di coscienza) [ 36] и философии, что не показалось мне слишком трудным после моего вышеуказанного упражнения в славянском языке. Но более всего нужна мне была бы математика, хотя бы только для того, чтобы иметь со временем возможность доказать этому народу необходимость исправления календаря и невежество греков, которые этого не понимают.
О медицине и о законоведении мне нечего заботиться, ввиду того, что первая не приличествует сану духовному, а второе бесполезно для моей цели, тем более что изложение законоведения, хотя бы и в переводе, никогда не было бы принято в этих краях, или же вызвало бы волнения и смуты.
Что касается, следовательно, других историй, изящной словесности и духовных творений, то сколько из них я смог бы перевесть, столько же и желал бы выпустить в свет, с дозволения князя и по просмотре их епископами, ничуть не касаясь споров о вере, а занимаясь только другими полезными и приятными материями. Но политических рассуждений я вовсе не думаю когда-либо переводить и опубликовывать, хотя и постараюсь запастись ими для самого себя и для того, чтобы иметь возможность пользоваться ими только устно, в советах князю, дабы таким образом поддерживать и сохранять его милость (ко мне).
Возражение.Но можно сказать: каким образом добьешься ты, посредством изящных искусств и наук, благосклонности того, кто не только пренебрегает ими, но еще и ненавидит и воспрещает их, чтобы вместе с ними не проникли в государство различия мнений и религий и смуты, как полагают некоторые писатели и как кажется и Поссевину [ 37], дабы государь не был превзойден кем из своих подданных в мудрости.
Отвечаю, что князь Московский со всеми своими подвластными не ненавидит, а наоборот любит воспитание умов и свободные искусства и науки (le facolta' liberali) и покровительствует им; так как по природе omnis homo scire appetit («всякий человек стремится к знанию») и никто не может любить невежества; что же касается страха перед новшествами, то (в этом отношении) достаточно запретить общение с чужеземцами.
Князь скорее даже любит пособия (средства), ведущие к наукам, если может получить их легко без ущерба для своего авто{39}ритета посредством людей ученых и влиятельных, как мы это видели выше, в пункте 5-м, на примерах Максимилиана монаха и Юрия казначея, которые, ради своих знаний, были призваны князем и пользовались его милостью. Что же касается того, будто он, будучи невежественным, желает казаться ученейшим сам более, нежели иметь при себе начитанных и искусных людей, способных давать ему добрые советы и притом против латин, то я не могу поверить, чтобы это действительно было так.
В чем же причина отсутствия там всякой словесности?
Отвечаю, что с того времени, как москвитяне вышли из рабства татарского (чему едва минуло 200 лет) они, будучи хитры и обманчивы, начали сразу мерить все на свой ум и относиться подозрительно ко всем другим нациям, кроме греков, и воспретили общение с ними, потому что опасались быть всеми обманутыми, так что поддерживались сношения с одними только греками, которые ими считались необходимыми для дел религиозных. Но так как в настоящее время греки не занимаются ни искусствами, ни науками, так что они сами — слепые и вожди слепых, то каковы были учители, таковыми же свойственно было стать и ученикам, (то есть) грубыми и необразованными. И это не диво относительно столь отдаленно живущих народов, как скоро тоже самое случалось даже с другими, столь близкими к латинам и грекам. Да и сами римляне оставались более двухсот лет без сколько-нибудь значительной словесности. И даже первые творцы ее, греки, и те ее совершенно утратили. Сверх того и язык наш настолько труден, что даже и среди латин редки говорящие на нем в совершенстве. Вот почему, хотя бы какой-нибудь грек и добился познаний в чем-либо, тем не менее нечего опасаться, чтобы он мог обучать этому москвитян, за незнанием языка, которому он не будет в состоянии научаться.
Итак, невежество москвитян происходит не из ненависти или запрещения наук, а от невежества их учителей, от трудности языка и подозрительности их к тем, которые могли бы научить их.
3) О сохранении благосклонности и о том, как заслужить награды.
Так как причиною милости являются не одни языки, науки и словесность и не одно уменье рассуждать о государственных вопросах, но и восхваление государя, если он того заслуживает, то у нас, поэтому, не будет недостатка в темах в похвалу современным и древним великим князьям, как в прозе, так и в поэзии, и в частности в одной стихотворной форме, никем еще не {40} примененной (кроме разве одного Овидия, насколько можно предполагать по некоторым его выражениям), а именно в стихах на нашем языке, но по образцу и по метрике латинским, что мне удавалось выполнять не дурно. А с дозволения государя иногда можно будет еще представить и на сцене некоторые подвиги их святых и князей.
И, наконец, для того, чтобы государь был принужден вознаградить чем-либо старания, Юрий указал способ к тому в похвале брату Товию, правителю Венгрии, где говорится:
«Кроме того, никто не смотрел прилежнее его за доходами царства, никто не сдавал выгоднее на откуп подати, копи, пастбища, соляные варницы, никто не придумывал тоньше способов собирания денег. Этим одним приобретается у царей вернейший залог благодарности: так что и король Иоанн признавался, что он царствует благодаря особенной деятельности этого мужа» [ 38] и пр.
Итак, этот пример в том, что в нем есть хорошего, будет служить (и нам) образцом для подражания, насколько окажется возможным для слабых сил. Впрочем, для того, чтобы быть в состоянии во всех сказанных вещах держаться всегда средины и чтобы, желая восхвалять, не казаться льстецом и из советника не превратиться в судью всеми ненавидимого, требуются благие наставления и инструкции вашего высокопр-ства, преподававшиеся уже другим в подобных же случаях, каковых (наставлений) я и буду ожидать от вас со смирением и мольбами даровать мне их для успеха моего дела. Кроме того, буду оберегаться внушать государю что-либо кроме того, что прежде всего клонится к славе Божией и что не было бы предварительно хорошо обдумано, дабы не причинить вреда подданным или вызвать в них отвращения.
4-е и 5-е). О принятии наград и о том, как избежать нерасположения туземцев.
В этом отношении я вполне полагаюсь на инструкции вашего высокопр-ства и, может быть, не желал бы даже и ничего принимать, чтобы внушать менее подозрений, а расходовал бы (полученное) на бедных или на печатание книг; если же впоследствии представилась бы возможность занять какой-либо служебный пост, не неприличествующий духовному сану, придется сообразоваться с указаниями Промысла (Божия). Избегая же почестей, может быть, окажется легче влиять на души и менее будет возбуждаться зависти среди придворных. Так, что если и без принятия на себя особых поручений (обязанностей, lі carichi) можно было бы продолжать оста{41}ваться приближенным князя и сохранять некоторое влияние на него, то лучше было бы вовсе воздержаться от них (от таких отличий).
6) О книгах, которые следовало бы напечатать.
Пользуясь уже некоторым вниманием со стороны князя, можно было бы испросить разрешения делать некоторые собрания и в определенное время читать розарий (по четкам) и произносить некоторые увещания к добродетели. Это могло бы привлечь множество народа, как вещь новая для тех мест, где проповедь не в обычае. И потому желательно было бы сначала изложить в особом труде, а затем и напечатать о способах исповеди и экзамена совести, а также издать Розарий, Стелларий, Венец Господень, Службу Мадонне и разного рода размышления и духовные упражнения, в виду того, что москвитянам, очень склонным к религии, эти новые и необычные вещи не могут не понравиться, если будут предварительно одобрены епископами.
Затем, при переводе и печатании книг следует тотчас по издании одного сочинения о светских материях издавать другое о духовных и так продолжать все время, попеременно. Из сочинений духовных (di devozione) (кроме книг молитвенного содержания) надо составить еще церковную историю и трактат de notis Ecclesiae и другие тому подобные, как, например, о вопросах совести (казуистике) и некоторых важнейших вопросах богословия. Вслед за этим надо написать историю князя и его времени; и если бы, по счастью, такие упражнения ему понравились, надо убедить его послать меня в Венецию для составления и перевода других книг. А пользуясь этим случаем, Святейший Престол мог бы послать письма и увещания к соединению.
7) О конечном предприятии.
Наконец, после стольких обходов и намеков, которые могут растянуться на четыре или пять или даже более лет, как будет угодно Господу, надо будет своевременно, с Божией помощью, раскрыть князю настоящее, истинное намерение. Начавши с благодарности за оказанную благосклонность и с прославления его доблестей и воодушевивши его жаждою славы и еще больших подвигов, надо будет затем увещевать его начать войну против общих врагов христиан, турок, и по этому поводу выставить на вид, что пророчества об одолении оттоманов не подходят ни к кому другому более, чем к нему, и что ему исполнить это будет легче, нежели какому-либо иному государю, лишь бы только ему благоприятствовали единоверные ему греки посредством возмущений против турок. Бол{42}гары же, сербы, босняки, валахи и богдановцы (Bogdanesi) охотно поступят точно также из любви к государю, одинакового с ними наречия и одинаковой народности. (Этими) и другими доводами надо постараться приохотить его к такому делу. И если он воспламенится мечтами о такой славе, следует затем намекнуть, что для этого будет недостаточно его подданных без помощи западных государей, так как москвитяне не знают военного дела в том совершенстве, в каком оно в ходу у католиков. И потому, если он пожелает, то пусть пошлет меня к этим католическим государям, ибо от них он наверное получит и мастеров дела, и помощь, и советы. Но для этого предварительно потребуется религиозная уния с ними, и потому надо просить его разрешить прения (об этом) и расследование истины для заключения унии, необходимой даже и в том случае, если бы он и одолел Турок, ибо ему никогда не достигнуть мира с католическими государями, если он будет разной с ними религии.
Если же дело дойдет до этого пункта, до переговоров об унии, то да благоугодно будет Всемилостивейшему Господу привести все к славе и чести Своей!
1641.
Итак, предполагая, как необходимое (условие успеха) содействие благодати Божией, истинное понимание Его Славы и дозволение и миссию со стороны Св. Апостольского Престола, я мог бы отважиться на это предприятие при следующих условиях:
1) Требуется найти способ проникнуть ко двору великого князя [ 31].
2) Стараться искать случая часто беседовать с ним и снискать его расположение.
3) Сохранить это расположение и заслужить еще благодарность и награды.
4) Быть осмотрительным при принятии наград, какого бы рода они не были.
5) Не оскорблять никого из епископов, бояр и иных особ.
6) Добиться дозволения печатать мои труды, по предварительном рассмотрении их епископами, дабы не пало на них никакого запрещения.
7) Наконец, с Божией помощью, раскрыть мое намерение.
О вышесказанных способах действия.
И во 1) о том, как проникнуть в Московию?
Можно проехать в нее через Россию (per la Russia), Валахию и Константинополь с послом вел. князя и с купцами; но ни из одного из этих мест я не желал бы направляться в территорию или область, подвластную князю, прежде, нежели бы был призван им, а этого я попробовал бы достигнуть следующим образом:
Так как из всех других писаний история есть наиболее полезная, во многих отношениях желательная и наименее подверженная оспариванию, то я, еще пребывая в Риме, хотел бы составить труд по христианской истории, который только в общих чертах касался бы церковной истории других наций, но зато не упускал бы (из вида) ни единой подробности о первоосновах, об успехах или упадке и утрате веры христианской среди всех наших народностей, каковы поляки, богемцы, москвитяне, болгары, черкасы (circassi), xopваты, босняки и иные [ 32]. К этому я желал бы еще присоединить перевод какого-нибудь духовного труда, легкого и удобопонятного, но полезного и забавного (giocondo), как например, «Театра Мира» [ 33] или «Церковной Монархии» Цаморры [ 34], и вместе с этим еще другие любопытные книги.
{37} Эти книги я желал бы увезти с собою или в Константинополь, или же скорее в Смоленск (Smolenca) в Россию, и послать князю историю с какою-нибудь другою книгою, духовною, оставивши прочие у себя и обещая (прислать) ему и эти, когда они будут хорошо просмотрены, и потому (намерен) просить его милостиво благоволить дозволить мне одному с его разрешения явиться и лично выразить ему свое глубокое почтение составлением (в честь его) предисловие (к книгам):
Что обозревая все личности, принадлежащие к нашим, вышесказанным народностям, я не мог в настоящее время найти никого, равного ему по величию (что не было бы ложью), и что поэтому ему одному подобает посвятить труд, содержащий в себе описание религии, войны и мира всей нашей народности, так как он среди нее — величайшая особа, способная наилучшим образом защищать и возвеличивать ее достоинство. И что поэтому я решился не служить никому иному, кроме достойнейшего из наших народных князей, и охотно отдал бы себя на служение ему, если бы только был способен к чему-либо, дарованием ли или трудами. И что, хотя все это еще ничтожно мало, тем не менее, я надеюсь не быть отринутым со стороны его светлости и милости. Я намекнул бы далее на то, что мог бы служить ему по части языков латинского, итальянского (volgare), испанского, хорватского, немецкого и греческого, как в качестве переводчика, так и в качестве посланника, а если бы ему благоугодно было, то и в качестве наставника его сыновей (при изучении) этих языков или же, скорее, как наставник в каком-нибудь свободном искусстве, пользуясь их же природным наречием. Таково было бы вступление ко двору.
Во 2) о сближении с государем.
Но так как знание языков является украшением скорее грамматика, и переводчика, нежели личности, желающей достигнуть до некоторой степени влиятельности при государе, дабы беседовать с ним почаще и более надежным образом, — то коснувшись языков только мимоходом, потребовалось бы, прежде всего, сделаться опытным (человеком) в знаниях по преимуществу государственных, касающихся религии, мира и войны; обладая в этом уже некоторыми начатками познаний, я при помощи чтения надеюсь достигнуть известного успеха. Не следует сверх того пренебрегать и низшими из свободных наук и искусств, и по этой части я уже перевел кое-что на хорватский язык, чтобы потом, с незначительными изменениями, изложить это на московском наречии; и таким образом я, по мере {38} слабых сил своих, обработал курс поэзии, красноречия, арифметики и грамматики, и несколько книжек духовного содержания [ 35]. Еще я сделал опыт перевода (курса) казуистики (li casi di coscienza) [ 36] и философии, что не показалось мне слишком трудным после моего вышеуказанного упражнения в славянском языке. Но более всего нужна мне была бы математика, хотя бы только для того, чтобы иметь со временем возможность доказать этому народу необходимость исправления календаря и невежество греков, которые этого не понимают.
О медицине и о законоведении мне нечего заботиться, ввиду того, что первая не приличествует сану духовному, а второе бесполезно для моей цели, тем более что изложение законоведения, хотя бы и в переводе, никогда не было бы принято в этих краях, или же вызвало бы волнения и смуты.
Что касается, следовательно, других историй, изящной словесности и духовных творений, то сколько из них я смог бы перевесть, столько же и желал бы выпустить в свет, с дозволения князя и по просмотре их епископами, ничуть не касаясь споров о вере, а занимаясь только другими полезными и приятными материями. Но политических рассуждений я вовсе не думаю когда-либо переводить и опубликовывать, хотя и постараюсь запастись ими для самого себя и для того, чтобы иметь возможность пользоваться ими только устно, в советах князю, дабы таким образом поддерживать и сохранять его милость (ко мне).
Возражение.Но можно сказать: каким образом добьешься ты, посредством изящных искусств и наук, благосклонности того, кто не только пренебрегает ими, но еще и ненавидит и воспрещает их, чтобы вместе с ними не проникли в государство различия мнений и религий и смуты, как полагают некоторые писатели и как кажется и Поссевину [ 37], дабы государь не был превзойден кем из своих подданных в мудрости.
Отвечаю, что князь Московский со всеми своими подвластными не ненавидит, а наоборот любит воспитание умов и свободные искусства и науки (le facolta' liberali) и покровительствует им; так как по природе omnis homo scire appetit («всякий человек стремится к знанию») и никто не может любить невежества; что же касается страха перед новшествами, то (в этом отношении) достаточно запретить общение с чужеземцами.
Князь скорее даже любит пособия (средства), ведущие к наукам, если может получить их легко без ущерба для своего авто{39}ритета посредством людей ученых и влиятельных, как мы это видели выше, в пункте 5-м, на примерах Максимилиана монаха и Юрия казначея, которые, ради своих знаний, были призваны князем и пользовались его милостью. Что же касается того, будто он, будучи невежественным, желает казаться ученейшим сам более, нежели иметь при себе начитанных и искусных людей, способных давать ему добрые советы и притом против латин, то я не могу поверить, чтобы это действительно было так.
В чем же причина отсутствия там всякой словесности?
Отвечаю, что с того времени, как москвитяне вышли из рабства татарского (чему едва минуло 200 лет) они, будучи хитры и обманчивы, начали сразу мерить все на свой ум и относиться подозрительно ко всем другим нациям, кроме греков, и воспретили общение с ними, потому что опасались быть всеми обманутыми, так что поддерживались сношения с одними только греками, которые ими считались необходимыми для дел религиозных. Но так как в настоящее время греки не занимаются ни искусствами, ни науками, так что они сами — слепые и вожди слепых, то каковы были учители, таковыми же свойственно было стать и ученикам, (то есть) грубыми и необразованными. И это не диво относительно столь отдаленно живущих народов, как скоро тоже самое случалось даже с другими, столь близкими к латинам и грекам. Да и сами римляне оставались более двухсот лет без сколько-нибудь значительной словесности. И даже первые творцы ее, греки, и те ее совершенно утратили. Сверх того и язык наш настолько труден, что даже и среди латин редки говорящие на нем в совершенстве. Вот почему, хотя бы какой-нибудь грек и добился познаний в чем-либо, тем не менее нечего опасаться, чтобы он мог обучать этому москвитян, за незнанием языка, которому он не будет в состоянии научаться.
Итак, невежество москвитян происходит не из ненависти или запрещения наук, а от невежества их учителей, от трудности языка и подозрительности их к тем, которые могли бы научить их.
3) О сохранении благосклонности и о том, как заслужить награды.
Так как причиною милости являются не одни языки, науки и словесность и не одно уменье рассуждать о государственных вопросах, но и восхваление государя, если он того заслуживает, то у нас, поэтому, не будет недостатка в темах в похвалу современным и древним великим князьям, как в прозе, так и в поэзии, и в частности в одной стихотворной форме, никем еще не {40} примененной (кроме разве одного Овидия, насколько можно предполагать по некоторым его выражениям), а именно в стихах на нашем языке, но по образцу и по метрике латинским, что мне удавалось выполнять не дурно. А с дозволения государя иногда можно будет еще представить и на сцене некоторые подвиги их святых и князей.
И, наконец, для того, чтобы государь был принужден вознаградить чем-либо старания, Юрий указал способ к тому в похвале брату Товию, правителю Венгрии, где говорится:
«Кроме того, никто не смотрел прилежнее его за доходами царства, никто не сдавал выгоднее на откуп подати, копи, пастбища, соляные варницы, никто не придумывал тоньше способов собирания денег. Этим одним приобретается у царей вернейший залог благодарности: так что и король Иоанн признавался, что он царствует благодаря особенной деятельности этого мужа» [ 38] и пр.
Итак, этот пример в том, что в нем есть хорошего, будет служить (и нам) образцом для подражания, насколько окажется возможным для слабых сил. Впрочем, для того, чтобы быть в состоянии во всех сказанных вещах держаться всегда средины и чтобы, желая восхвалять, не казаться льстецом и из советника не превратиться в судью всеми ненавидимого, требуются благие наставления и инструкции вашего высокопр-ства, преподававшиеся уже другим в подобных же случаях, каковых (наставлений) я и буду ожидать от вас со смирением и мольбами даровать мне их для успеха моего дела. Кроме того, буду оберегаться внушать государю что-либо кроме того, что прежде всего клонится к славе Божией и что не было бы предварительно хорошо обдумано, дабы не причинить вреда подданным или вызвать в них отвращения.
4-е и 5-е). О принятии наград и о том, как избежать нерасположения туземцев.
В этом отношении я вполне полагаюсь на инструкции вашего высокопр-ства и, может быть, не желал бы даже и ничего принимать, чтобы внушать менее подозрений, а расходовал бы (полученное) на бедных или на печатание книг; если же впоследствии представилась бы возможность занять какой-либо служебный пост, не неприличествующий духовному сану, придется сообразоваться с указаниями Промысла (Божия). Избегая же почестей, может быть, окажется легче влиять на души и менее будет возбуждаться зависти среди придворных. Так, что если и без принятия на себя особых поручений (обязанностей, lі carichi) можно было бы продолжать оста{41}ваться приближенным князя и сохранять некоторое влияние на него, то лучше было бы вовсе воздержаться от них (от таких отличий).
6) О книгах, которые следовало бы напечатать.
Пользуясь уже некоторым вниманием со стороны князя, можно было бы испросить разрешения делать некоторые собрания и в определенное время читать розарий (по четкам) и произносить некоторые увещания к добродетели. Это могло бы привлечь множество народа, как вещь новая для тех мест, где проповедь не в обычае. И потому желательно было бы сначала изложить в особом труде, а затем и напечатать о способах исповеди и экзамена совести, а также издать Розарий, Стелларий, Венец Господень, Службу Мадонне и разного рода размышления и духовные упражнения, в виду того, что москвитянам, очень склонным к религии, эти новые и необычные вещи не могут не понравиться, если будут предварительно одобрены епископами.
Затем, при переводе и печатании книг следует тотчас по издании одного сочинения о светских материях издавать другое о духовных и так продолжать все время, попеременно. Из сочинений духовных (di devozione) (кроме книг молитвенного содержания) надо составить еще церковную историю и трактат de notis Ecclesiae и другие тому подобные, как, например, о вопросах совести (казуистике) и некоторых важнейших вопросах богословия. Вслед за этим надо написать историю князя и его времени; и если бы, по счастью, такие упражнения ему понравились, надо убедить его послать меня в Венецию для составления и перевода других книг. А пользуясь этим случаем, Святейший Престол мог бы послать письма и увещания к соединению.
7) О конечном предприятии.
Наконец, после стольких обходов и намеков, которые могут растянуться на четыре или пять или даже более лет, как будет угодно Господу, надо будет своевременно, с Божией помощью, раскрыть князю настоящее, истинное намерение. Начавши с благодарности за оказанную благосклонность и с прославления его доблестей и воодушевивши его жаждою славы и еще больших подвигов, надо будет затем увещевать его начать войну против общих врагов христиан, турок, и по этому поводу выставить на вид, что пророчества об одолении оттоманов не подходят ни к кому другому более, чем к нему, и что ему исполнить это будет легче, нежели какому-либо иному государю, лишь бы только ему благоприятствовали единоверные ему греки посредством возмущений против турок. Бол{42}гары же, сербы, босняки, валахи и богдановцы (Bogdanesi) охотно поступят точно также из любви к государю, одинакового с ними наречия и одинаковой народности. (Этими) и другими доводами надо постараться приохотить его к такому делу. И если он воспламенится мечтами о такой славе, следует затем намекнуть, что для этого будет недостаточно его подданных без помощи западных государей, так как москвитяне не знают военного дела в том совершенстве, в каком оно в ходу у католиков. И потому, если он пожелает, то пусть пошлет меня к этим католическим государям, ибо от них он наверное получит и мастеров дела, и помощь, и советы. Но для этого предварительно потребуется религиозная уния с ними, и потому надо просить его разрешить прения (об этом) и расследование истины для заключения унии, необходимой даже и в том случае, если бы он и одолел Турок, ибо ему никогда не достигнуть мира с католическими государями, если он будет разной с ними религии.
Если же дело дойдет до этого пункта, до переговоров об унии, то да благоугодно будет Всемилостивейшему Господу привести все к славе и чести Своей!
1641.
ПРИМЕЧАНИЯ
1а. Revue des questions historiques, janvier, 1896, p. 196. См. русский перевод в «Русском Обозрении» 1896 года, февраль, стр. 938–955.
2а. Archiv fur slavische Philologie, B. VI, 1882, s. 120. «Русское Обозрение», стр. 941–943.
1. Кардинал Автоний Барберини, префект Пропаганды. Illustrissimo титулование, присвоенное в то время кардиналам.
2. Здесь, вероятно, намек на эфиопское посольство 1539 г. Іоbi Ludolfi.... Historia Aethiopica, Francofurti ad Moenum, 1681, 1. II, c. 16, n°12.
3. Здесь разумеется конгрегация de Propaganda Fide, которая давала временные стипендии Крижаничу, и под надзором которой он находился в Греческой коллегии. Archiv fur slav. Philologie, VI, 1882, 120 «Русское Обозрение», стр. 941–943.
4. Иезуит Антоний Поссевин был послан папой Григорием XIII в Москву. Через его посредство осуществился десятилетний мирный договор между Иоанном IV и Стефаном Баторием 15 января 1582 г. Посольство Поссевина в Польшу и Россию описано в моей книге: La Eussie et le Saint-Siege, Paris, 1897, t. II, p. 21 sqq.
5. Есть два относящихся сюда комментария Поссевина: 1) De rebus moscoviticis commentarius ad Gregorium XIII Pontificem Maximum; 2) Alter commentarius de rebus moscoviticis ad religionem speetantibus. Оба, вместе с некоторыми другими меньшими сочинениями носят общий титул: Moscovia и были не раз напечатаны. Я цитирую по Плантинскому изданию 1587 г., в Антверпене.
6. Оба приведенные места Поссевина заимствованы главным образом со страниц 92, 93 и 112, но не буквально, а по смыслу, как и вообще во всем сочинении. Здесь должно указать значительный анахронизм. Собственно датой разделения Церквей обыкновенно принимается середина XI века. В предыдущем X веке узы единства между Востоком и Западом не были еще окончательно развязаны. Посему великий князь Владимир почитается как святой и в униатской церкви. Вместо «500» Поссевин должен был написать «около 600».
7. Для отношений к Константинополю см. соч. Каптерева: «Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях». Москва, 1885.
8. Знаменитый Герберштейн предпринял два дипломатических путешествия в Россию. Его богатое содержанием сочинение издавалось часто. Я цитую по лучшему изданию: Herum Moscoviticarum Commentarii Sigismundi Liberi Baronis in Herberstain,Basiliae, 1571. — Приведенные здесь места находятся у Поссевина, стр. 22, 25, 93, 96, 97, 99, 100; у Герберштейна, стр. 15.
9. Стр. 91. В этом месте Поссевин говорит о невежестве священников и монахов.
10. Оlаі Маgnі Gentium Septentrionalium Historiae Breviarium,Lugduni Bat, 1645. p. 504.
11. Стр. 55, 59.
12. Стр. 121.
13. Стр. 40–42.
14. Эти три примера взяты у Герберштейна, стр. 43. История афонского монаха Максима грека представлена неточно. Утверждений о Марке греке и Юрии греке (Траханиоте) нельзя проверить.
15. Стр. 54.
16. Мало удачный намек на так называемого Лжедимитрия.
17. Стр. 111.
18. Так в текcте. Разумеется приводимый ниже (стр. 103 внизу) вопрос: Che dunque e la causa che la non ci sia nessuna sorte di letteratura?
19. Стр. 43.
20. Стр. 66.
21. См. выше примеч. 3.
22. Стр. 111.
23. Именно Поссевин, стр. 69–78.
24. Поссевин, стр. 110.
25. Там же, 111.
26. Там же.
27. Там же, 114. В критике Поссевина Крижанич становится на ту же точку зрения как Кульчинский. Specimen Ecclesiae Ruthenae (ed. Martinov), Parisiis, s. a., p. 8, 32, 45, 61.
28. Там же, 115. Последние слова обращены к папе Григорию XIII.
29. Позднейшая реформа церковных книг с ее глубокими последствиями есть лучшее доказательство против утверждения Крижанича.
30. Именно, Поссевин. 116, 119.
31. Государем Московским был тогда Михаил Феодорович.
32. Под Черкасами разумеются Малороссы.
33. Под таким заглавием ходило несколько сочинений; нельзя определить, о котором здесь идет речь.
34. Monarchia mystica de la Iglesia hecha da hierogliftcos sacados de humanas y divinas letros, compuesta por el F. F. Laurencio de Zamora, Impressa en Barcelona ano 1608.
35. Особенно известна грамматика Крижанича.
36. Так называли введение к нравственному богословию.
37. стр. 98.
38. В архиве Пропаганды, насколько я мог исследовать, нет следа подобной инструкции.
2а. Archiv fur slavische Philologie, B. VI, 1882, s. 120. «Русское Обозрение», стр. 941–943.
1. Кардинал Автоний Барберини, префект Пропаганды. Illustrissimo титулование, присвоенное в то время кардиналам.
2. Здесь, вероятно, намек на эфиопское посольство 1539 г. Іоbi Ludolfi.... Historia Aethiopica, Francofurti ad Moenum, 1681, 1. II, c. 16, n°12.
3. Здесь разумеется конгрегация de Propaganda Fide, которая давала временные стипендии Крижаничу, и под надзором которой он находился в Греческой коллегии. Archiv fur slav. Philologie, VI, 1882, 120 «Русское Обозрение», стр. 941–943.
4. Иезуит Антоний Поссевин был послан папой Григорием XIII в Москву. Через его посредство осуществился десятилетний мирный договор между Иоанном IV и Стефаном Баторием 15 января 1582 г. Посольство Поссевина в Польшу и Россию описано в моей книге: La Eussie et le Saint-Siege, Paris, 1897, t. II, p. 21 sqq.
5. Есть два относящихся сюда комментария Поссевина: 1) De rebus moscoviticis commentarius ad Gregorium XIII Pontificem Maximum; 2) Alter commentarius de rebus moscoviticis ad religionem speetantibus. Оба, вместе с некоторыми другими меньшими сочинениями носят общий титул: Moscovia и были не раз напечатаны. Я цитирую по Плантинскому изданию 1587 г., в Антверпене.
6. Оба приведенные места Поссевина заимствованы главным образом со страниц 92, 93 и 112, но не буквально, а по смыслу, как и вообще во всем сочинении. Здесь должно указать значительный анахронизм. Собственно датой разделения Церквей обыкновенно принимается середина XI века. В предыдущем X веке узы единства между Востоком и Западом не были еще окончательно развязаны. Посему великий князь Владимир почитается как святой и в униатской церкви. Вместо «500» Поссевин должен был написать «около 600».
7. Для отношений к Константинополю см. соч. Каптерева: «Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях». Москва, 1885.
8. Знаменитый Герберштейн предпринял два дипломатических путешествия в Россию. Его богатое содержанием сочинение издавалось часто. Я цитую по лучшему изданию: Herum Moscoviticarum Commentarii Sigismundi Liberi Baronis in Herberstain,Basiliae, 1571. — Приведенные здесь места находятся у Поссевина, стр. 22, 25, 93, 96, 97, 99, 100; у Герберштейна, стр. 15.
9. Стр. 91. В этом месте Поссевин говорит о невежестве священников и монахов.
10. Оlаі Маgnі Gentium Septentrionalium Historiae Breviarium,Lugduni Bat, 1645. p. 504.
11. Стр. 55, 59.
12. Стр. 121.
13. Стр. 40–42.
14. Эти три примера взяты у Герберштейна, стр. 43. История афонского монаха Максима грека представлена неточно. Утверждений о Марке греке и Юрии греке (Траханиоте) нельзя проверить.
15. Стр. 54.
16. Мало удачный намек на так называемого Лжедимитрия.
17. Стр. 111.
18. Так в текcте. Разумеется приводимый ниже (стр. 103 внизу) вопрос: Che dunque e la causa che la non ci sia nessuna sorte di letteratura?
19. Стр. 43.
20. Стр. 66.
21. См. выше примеч. 3.
22. Стр. 111.
23. Именно Поссевин, стр. 69–78.
24. Поссевин, стр. 110.
25. Там же, 111.
26. Там же.
27. Там же, 114. В критике Поссевина Крижанич становится на ту же точку зрения как Кульчинский. Specimen Ecclesiae Ruthenae (ed. Martinov), Parisiis, s. a., p. 8, 32, 45, 61.
28. Там же, 115. Последние слова обращены к папе Григорию XIII.
29. Позднейшая реформа церковных книг с ее глубокими последствиями есть лучшее доказательство против утверждения Крижанича.
30. Именно, Поссевин. 116, 119.
31. Государем Московским был тогда Михаил Феодорович.
32. Под Черкасами разумеются Малороссы.
33. Под таким заглавием ходило несколько сочинений; нельзя определить, о котором здесь идет речь.
34. Monarchia mystica de la Iglesia hecha da hierogliftcos sacados de humanas y divinas letros, compuesta por el F. F. Laurencio de Zamora, Impressa en Barcelona ano 1608.
35. Особенно известна грамматика Крижанича.
36. Так называли введение к нравственному богословию.
37. стр. 98.
38. В архиве Пропаганды, насколько я мог исследовать, нет следа подобной инструкции.