Страница:
Романцев предпочел отмолчаться.
— Ваш старший сын неделями не посещает школу, а младший не может выйти на прогулку в собственный двор. Да, у Феликса обширные связи в преступном мире, и он настоятельно рекомендовал своим подопечным оставить вашу семью в покое. Но влияние Ураева имеет свои границы, и оно не распространяется на множество мелких группировок и банд, на которые частенько обрушивались ваши удары.
— Подопечные Ураева мне не по зубам, — горько улыбнулся Романцев.
— Вот и я о том же говорю, — согласился Стоун. — Так долго не могло продолжаться. Ваша жена нервничала и опасалась не только за вас, но и за жизнь детей. Феликс также нервничал, эта работа отнимала у него много времени и сил. Он не мог гарантировать стопроцентную безопасность вашей семьи, пока вы сами не подключитесь к решению этой проблемы. В конце концов это всем надоело. Ураев, предварительно переговорив со мной, посоветовал вашей жене сменить на время место жительства. Ну а я помог реализовать эту идею. Сейчас ваша семья в безопасности, за пределами нашей бедной страны, а ваши дети наконец имеют возможность жить полнокровной жизнью.
— Выходит, она меня не бросила? — полувопросительно сказал Романцев.
— Не знаю, — пожал плечами Стоун. — Мне ваша жена ничего об этом не доложила. Она была на грани нервного срыва. Да что там говорить, у нее была настоящая истерика. Нет, не знаю. Она вам не оставила записку?
— Все-таки она меня бросила.
У Романцева вспыхнуло лицо, когда он вспомнил записку жены, обнаруженную им в пустой квартире, куда он вернулся после бесславной поездки в Нижний.
— Да, она меня бросила...
Он поднял сухие воспаленные глаза и с удивлением посмотрел на Стоуна.
— Спасибо, Стоун. Оказывается, я вас плохо изучил. Вы иногда способны на благородные поступки.
На лице Стоуна промелькнула легкая улыбка.
— Не стоит благодарности. Теперь у меня есть ниточка, за которую я могу вас дергать.
— Какая уж там ниточка, — отмахнулся Романцев. — Это настоящий стальной трос. Даже в этом случае вы остались верны себе.
— Что остается делать, если вы так быстро забываете старых друзей, — безмятежно улыбнулся Стоун. — В последнее время вы наделали кучу ошибок. Всегда можно добиться большего, если только не пытаться расшибить лоб о первое попавшееся на пути препятствие. Но вы не знаете кружных путей, вы вообще умеете ходить только по прямой.
— Что делать, таким меня воспитали, — иронично заметил Романцев. — Иногда мне хотелось бросить к чертовой матери эти крысиные гонки, называющиеся у нас борьбой с преступностью, и заняться каким-нибудь другим делом. Например, податься в бизнес. Как вы думаете, Стоун, у меня получилось бы?
— Я в этом не сомневаюсь, — кивнул Стоун, — но при одном условии, что бизнесом вы будете заниматься не в нашей стране. Собственно, это и есть ваше призвание, жаль, что в наше время талантливым людям зачастую приходится заниматься не своим делом. Вы могли бы стать очень богатым человеком. Вас искушали?
— И неоднократно, — признался Романцев. — Предложения были самые заманчивые. Я ведь хорошо знаю Запад изнутри, слава Богу, поездил. И связи кое-какие, несмотря на все ваши усилия, остались. Но последние полгода мне уже никто ничего не предлагает. Устали от моей тупости. Так что там у вас за сверхъестественные вещи?
Стоун тяжело вздохнул и мрачно посмотрел на Романцева.
— Я не стал бы употреблять этот термин, хотя временами он мне кажется наиболее подходящим. Давайте для начала проанализируем вашу поездку в Нижний, это поможет вам лучше понять разницу между вещами естественными и сверхъестественными. В Нижнем у вас было мало шансов на успех. Полгода вы охотились за боевиками из «эскадрона смерти» и наконец накрыли их в Москве. Это было весной, так?
— Не совсем, — уточнил Романцев. — Четверо ушли. То есть все главари.
— Правильно, — кивнул Стоун. — Так все и было. Ушли самые отпетые. В Москву им обратного хода не было, поэтому они вынырнули в Нижнем. У них остались кое-какие связи с мафией в Поволжье, и они решили пустить здесь корни. Очень скоро они принялись за прежнее, да так успешно, что подмяли под себя самарскую группу ликвидаторов. Одним словом, способные парни.
— Они терроризировали все Поволжье, — хмуро заметил Романцев.
— И вы подготовили операцию по захвату этой группы. На этот раз вы действовали очень осторожно. Вы привлекли к участию в операции минимальное количество людей и надеялись на успех. Вы даже не проинформировали о готовящейся операции начальника Управления. Нижегородский РУОП вы тем более не сочли нужным поставить в известность, опасаясь утечки информации. Вы не доверяли никому, но в этом вас трудно упрекнуть. Всего задействовано было десять человек, не считая вас и двоих ваших людей, которых вы внедрили в один из местных преступных кланов. Эти двое и должны были вывести вас на ликвидаторов. Они подготовили соответствующий заказ для группы, и вы собирались взять их с поличным. В роли живца выступало сразу трое ваших сотрудников. Вы надеялись, что удастся втянуть в это дело всю преступную группировку.
— До сих пор не могу понять, где я прокололся, — мрачно заметил Романцев.
— Все очень просто, — пожал плечами Стоун. — Вы не учли в своих планах самой малости. Эти двое местных уже давно были на примете у ваших нижегородских коллег. В свою очередь, верхушка РУОП, включая начальника, тесно связаны с местной организованной преступностью, ну а те периодически нуждались в услугах квалифицированных ликвидаторов. Они быстро разобрались что к чему и решили вам эту группу не отдавать. Сами понимаете, кому понравится, когда чужой охотник забредет на его территорию? Предсказать ход дальнейших событий не так уж трудно. Сотрудники РУОП сделали все, чтобы посадить своих московских коллег в лужу. Машину, в которой находились двое местных, работающих на вас, встретила засада из омоновцев. Они устроили пальбу прямо в центре города, изрешетив машину пулями и ухлопав при этом ваших людей. Заодно эффектно продемонстрировали обывателям, что с преступностью у нас разговор короткий. Ваши люди были сосредоточены в условленном месте, оберегая сотрудников, изображающих из себя живца. За двумя квартирами, где сидели «торпеды», наблюдало всего по одному человеку. Тем временем кто-то, а мы с вами знаем, кто это был, шепнул пару слов ликвидаторам, и те испарились. Вы узнали об этом от своих наблюдателей и приказали им даже и не пытаться их остановить. И правильно сделали. После драки кулаками не машут. Ну а потом вы и вовсе занялись глупостями. Зачем вы ворвались в Управление и захватили начальника? Извините, арестом я это не могу назвать. Какой в этом был смысл?
— Я был вне себя от ярости, — признался Романцев. — Даже если не считать этой акции, у меня на полковника Стасова давно имеется зуб, но его опекает начальник Управления. Да что там зуб, у меня на Стасова тонна компромата, вот я и решил его повязать.
— Глупо, — пожал плечами Стоун. — Хорошо, хоть нижегородцы оказались умнее, чем вы, и не стали устраивать с вами перестрелку из-за своего начальника.
— Он сам их попросил об этом, — хмыкнул Романцев.
— В Москве вы вообще учудили нечто из ряда вон выходящее, — продолжил Стоун. — Во всяком случае, мне не приходилось слышать о подобных вещах. Зачем вы избили этого человека? Да еще сделали это в кабинете министра.
— Они хотели отпустить его, — раздраженно ответил Романцев.
— Поэтому вы взяли на себя роль верховного судьи, — стараясь скрыть улыбку, заметил Стоун. — После этого меня нисколько не удивляет решение министра отстранить вас от должности.
— Что вы ко мне пристали, Стоун? — вспылил Романцев. — Я же сказал, эти негодяи терроризировали все Поволжье. Я бы их взял, если бы не эта сволочь Стасов.
— Они лишь выполняли работу, за которую им хорошо платили. Но эти люди не работали на Авторитета, во всяком случае, мы не можем утверждать этого наверняка. Вам приходилось слышать об Авторитете?
«Вот оно», — екнуло сердце у Романцева. Он давно уже догадался, к чему клонит Стоун. Наконец это имя прозвучало, и его худшие опасения подтвердились.
— Еще сравнительно недавно я считал Авторитета легендой, — признался Романцев. — В преступной среде есть большие мастера придумывать подобные байки.
— Когда вы услышали о нем в первый раз?
— Год назад, — вспомнил Романцев. — Признаюсь, я не поверил. Я посчитал это... за фантастические домыслы. В рассказах об Авторитете содержится слишком много такого, во что здравому рассудку невозможно поверить.
— Но постепенно ваше отношение к этим рассказам стало меняться? — спросил Стоун.
— Да, — Романцев не смог скрыть удивления. — Откуда вы это знаете? Впрочем, можете не отвечать. Вы были правы, утверждая, что мафия буквально озверела в последнее время и вместе с тем крестные отцы напуганы до смерти. Должна же существовать некая причина, объясняющая такое их поведение. Кто-то их здорово напугал. А ведь эти люди не из робкого десятка. Я вообще слабо себе представляю, чем можно напугать нашу мафию. Неужели все это правда, и Авторитет не легенда, а реально существующий человек?
— Мы пришли к однозначному выводу, что это правда, — обреченно вздохнул Стоун. — Эти знания нам дорого стоили. Цена явно не соответствует тому количеству информации, которой мы располагаем на сегодняшний день. Мы даже не можем точно сказать, идет ли речь об одном человеке или группе лиц. Но этих знаний оказалось достаточно, чтобы прийти к неприятному для нас выводу: с подобным противником нам еще не приходилось сталкиваться.
— Вы говорили, что занимаетесь этой проблемой третий год.
— Да, примерно с середины девяносто пятого. Вы должны помнить, что ситуация в стране начиная с девяносто четвертого стала постепенно улучшаться. Проблемы существовали, но мы начали выходить из тупика.
— На чем вы это основываете? — спросил Романцев, не скрывая своего недоверия.
— На голых фактах, дорогой Романцев. Закончился передел собственности, естественный отбор шел полным ходом. В стране появились люди, кровно заинтересованные, чтобы их деньги не лежали на счетах, а работали, принося доходы. Не нужно думать, что все деловые люди, или «новые русские», как вы их называете, сплошь отпетые подлецы и мошенники. Пришло время, когда большинство этих людей осознали простую истину — дальше так продолжаться не может, нужно возрождать страну и цивилизованное общество, а самим становиться законопослушными гражданами. Я говорил уже, что вакханалия насилия всем осточертела, в том числе и самим преступникам. У людей, особенно у людей богатых, появилась ностальгия по стабильности и порядку. И они готовы были работать в этом направлении, а вы знаете, энергии нашим деловым людям не занимать. Постепенно положение стало улучшаться, даже капиталы стали возвращаться обратно в страну. Я упоминал в разговоре, что мы имеем доверительные отношения с Западом. Не будем наивными, Запад никогда не был заинтересован, чтобы Россия была сильной страной.
— Зачем им нужен сильный, к тому же непредсказуемый в своих действиях конкурент, — добавил Романцев.
— Правильно, — подтвердил Стоун. — Не нужен. Они никогда этого и не скрывали. Но не будем отказывать тому же Западу в прагматизме и умении просчитывать варианты. Они там не дураки, это вам хорошо известно. Скажите, зачем Западу соседство с гигантской страной, обладающей мощным арсеналом оружия массового уничтожения, у руля которой вот-вот встанет отечественная Коза ностра? На своем собственном опыте они уже успели убедиться, что русская мафия — «самая лучшая мафия в мире». Наша организованная преступность вышла на международную арену и принялась подминать под себя другие ранее прославленные преступные организации. Сколько лет итальянцы пытались внедрить между различными конкурирующими кланами соглашение по типу «Римского купола»?
— Почти сотня лет наберется, — сказал Романцев. — Наши соотечественники уже прошли этот этап. И очень быстро.
— Да, «успехи» нашей мафии впечатляют. И не только нас, но и Запад. Так что Запад все же заинтересован, чтобы мы побыстрее превращались в цивилизованную страну. Ради этого они готовы с нами сотрудничать. Итак, перспективы у нас были неплохие. А если кто-либо из деловых людей хотел продолжать вести бизнес по-старому, у нас было чем на таких повлиять. Капиталы стали возвращаться в страну, возросли инвестиции западных партнеров...
— Ну? И что случилось? — не вытерпел Романцев, заметив что Стоун опять ушел в себя.
— Случилось? Да, именно так — случилось. Именно тогда замок был разрушен в первый раз.
Стоун сцепил пальцы на уровне живота и некоторое время пытливо смотрел на Романцева, словно пытался понять, правильно ли тот воспринимает смысл сказанного. Но Романцев все прекрасно понимал. Его вновь стали терзать дурные предчувствия.
— И тогда вы впервые услышали об Авторитете? — спросил Романцев.
— Да, это случилось осенью девяносто пятого. Дела к тому времени складывались достаточно успешно. Федеральная программа по борьбе с организованной преступностью и коррупцией в госаппарате вкупе с некоторыми удачными действиями правительства в сфере налогообложения и кредитно-финансовой политики стали приносить свои плоды. А потом мы столкнулись с неприятностями. Это как в шахматах. У вас стоит явно выигрышная позиция, и вдруг вы обнаруживаете, что чья-то невидимая рука смешала фигуры и остается задуматься, как свести партию хотя бы вничью.
— Ну и? — нетерпеливо переспросил Романцев. — А при чем здесь Авторитет?
— На первый взгляд все выглядело вполне естественно, — неопределенно пожал плечами Стоун. — Истоки этого нового кризиса лежали на поверхности. Серия исчезновений довольно влиятельных в нашей стране лиц, ряд резких заявлений со стороны правительства и администрации, и все это на фоне истерической шумихи, поднятой средствами массовой информации. В итоге мы скатились ниже предыдущей отметки. Да, я повторяю, на первый взгляд все выглядело вполне естественно. Кроме одного, — Стоун сделал эффектную паузу, — этого кризиса не должно было быть. Ему неоткуда было взяться. Я уверен в этом на все сто процентов. И первые лица государства разделяют мою уверенность.
— Но кризис все же разразился, — кивнул Романцев. — Впрочем, это для меня не новость.
— Это ни для кого не является новостью, — уточнил Стоун, — в том числе и для правительства. Наша реакция несколько запоздала, и мы объявили крестовый поход против мафии уже только с наступлением нового, девяносто шестого года. Как вы помните, он закончился полным провалом. Но еще задолго до этого, осенью девяносто пятого, в преступном мире прозвучало слово «Авторитет», и мне сразу же стало об этом известно.
— Я хотел бы узнать подробности, — попросил Романцев.
— В то время существовала группа промышленников, в основном это директора крупных сырьевых предприятий, которая при поддержке влиятельных госчиновников и правления двух московских коммерческих банков занималась крупными спекуляциями в сфере поставок сырья и энергоресурсов на Запад. В основном здесь были задействованы предприниматели из Тюмени, Волгограда, Уфы и Братска. Все узлы завязаны на Москву. Эта группа, кстати, далеко не самая мощная в стране, имела тесные связи с местной и зарубежной организованной преступностью. Одним словом, это был крепкий мафиозный клан с достаточно продуманной жесткой организационной структурой. В результате сделок, проворачиваемых этой группой, часть экспортной выручки оседала на секретных счетах западных банков. Только в трех городах: Цюрихе, Гамбурге и Франкфурте-на-Майне — они имели на банковских счетах около полумиллиарда долларов, еще двести миллионов они вложили в недвижимость и произведения искусства. Примерно столько же осталось внутри России, но структура вложения этих финансов была такова, что государство и общество ничего с этого не имели.
— Вы уговорили их вернуть деньги? — недоверчиво спросил Романцев.
— Не совсем так, — уточнил Стоун. — Мы заключили с лидерами этой группы соглашение, по которому они обязались в течение двух лет вернуть денежные средства в Россию, а мы со своей стороны предоставили гарантии безопасности для них самих и их денег.
— А если бы эти люди не согласились на ваши условия?
— У них начались бы неприятности, — жестко сказал Стоун. — Причем не только с нашей стороны, но и со стороны западных партнеров. В конце концов, что они в этом случае теряют? Ничего. Деньги остаются при них, но работают на Россию, а взамен правительство закрывает глаза на источник появления этих денег.
— Достаточно цинично, — хмыкнул Романцев.
— Простых путей не бывает, — парировал Стоун.
— Вы об этом уже говорили. Ну и что из всего этого вышло?
— Поначалу все шло гладко. По предварительному соглашению с правительством эти люди стали вкладывать деньги в экономику страны. Не скажу, чтобы они были в восторге от нашей затеи, но у них не было иного выхода. Это, кстати, не единичное явление, и к осени девяносто пятого в страну возвратились миллиарды долларов...
— Похищенных у ее народа, — подал голос Романцев.
— Похищенных, ворованных, какая разница? — поморщился Стоун. — Для нас было важно другое — вернуть эти средства и заставить деловых людей найти им лучшее применение внутри страны.
— И здесь кто-то вмешался в ваш расклад, — перебил его Романцев.
— И спутал нам все карты, — кивнул Стоун.
— Но у вас, как я понял, имелись все средства, чтобы нажать на этих людей и заставить их выполнить свои обязательства.
— Мы использовали все, — Стоун поморщился, как от сильной зубной боли. — Весь арсенал. Естественно, мы задали им кое-какие вопросы. Но вразумительных ответов не добились. Эти парни словно белены объелись. Я сам разговаривал с несколькими. Внешне это вполне нормальные люди, размышляют здраво и логично, но стоит им начать действовать...
— Одним словом, кто-то манипулирует этими людьми. Так?
— Да, именно так, — подтвердил Стоун. — Но доказать это не представляется возможным. Мы привлекли к решению этой проблемы видных психиатров, но они лишь разводят руками. Да и сами эти люди не вполне отдают себе отчет в том, что они делают.
Стоун надолго замолчал. Романцев посмотрел на часы. Разговор затянулся. На Стоуна это не похоже. У него каждое слово на вес золота, а каждый час расписан на месяц вперед. Особенно Романцева обеспокоила та часть беседы, которая касалась Авторитета. Он еще никогда не видел Стоуна столь беспомощным в изложении сути проблемы. Последний час Стоун кружил вокруг да около этой темы, словно опасался, что Романцев сочтет его за параноика, если он перейдет к изложению конкретных фактов. Стоун явно растерян. Даже не столько растерян, сколько напуган. Романцев представил себе, чем же можно так напугать этого человека, но ему ничего стоящего не пришло на ум. Пока Стоун молчал, Романцев понял одну простую истину — лучше бы ему так и оставаться мертвым. Потому что Романцев — это последняя ставка Стоуна и тех, кто за ним стоит. Чтобы понять это, не нужно иметь семь пядей во лбу. Механизм уже запущен. Романцев не знал, что на этот раз задумал Стоун, зато он хорошо знал самого Стоуна. У него появились предчувствие, что ему придется отработать каждую минуту этого странного бесконечного разговора. И работа эта будет похлеще той, что выполняют грешники в аду.
— Им угрожали, — наконец подал голос Стоун. — Два человека исчезли, через неделю трупы были подброшены на квартиру одному их приятелю. У самого этого приятеля похитили младшего сына.
— Обычная уголовщина, — заметил Романцев.
— Вот, вот, — казалось, обрадовался Стоун. — И мы поначалу так думали. Но вот что интересно. Мы рыли землю от усердия, но так и не смогли обнаружить тех, кто это сделал.
— Ничего удивительного, — пожал плечами Романцев. — Я бы удивился, если было наоборот.
— Нет, вы меня не поняли. На этот раз мы очень старались, — Стоун сделал ударение на предпоследнем слове. — Признаюсь в одном небольшом грехе. Мы применяли некоторые... — Стоун задумался, выбирая подходящее определение, — весьма специфические методы дознавания.
— Пытки? Называйте вещи своими именами, Стоун.
— В этом не было нужды, — сухо произнес Стоун. — Зачем пытки, если существуют психотропные средства.
— Выяснили что-нибудь?
— Мы прощупали три десятка человек. И только у двоих оказалась нужная нам информация. Это они первые произнесли — «АВТОРИТЕТ». Мы выцарапали эту информацию из самых дальних уголков их подсознания. Собственно, больше информации никакой не было, остальное — бессвязный бред, не поддающийся расшифровке. На всякий случай мы прогнали все это через самые мощные компьютеры, но успеха не добились. Тогда мы решили поставить еще один эксперимент. Мы подвергли мозг оставшихся двадцати восьми человек воздействию этой информации. Реакция превзошла все ожидания. Они вели себя так, как будто их посадили на раскаленный кол. Но не все. Семеро никак не отреагировали на эту информацию.
— С тех пор, вы, очевидно, продвинулись в своих поисках?
— Весьма слабо. Не забывайте, мы вынуждены соблюдать строжайшую секретность. А ученые... ученые лишь разводят руками. Даже самые современные... гм... методы не позволяют получить ответы на интересующие нас вопросы: кто подчинил себе волю этих людей? Каким образом неизвестному лицу или лицам удается достигать такого эффекта? Какова природа этого воздействия — наркотики, гипноз, шантаж, что-то другое? Каковы конечные цели? И так далее...
— Да, любопытно было бы узнать, какую цель ставит перед собой этот самый таинственный Авторитет.
— Когда я задумываюсь над этим, мне становится не по себе, — признался Стоун. — Но все это пока напоминает гадание на кофейной гуще. Нам не удалось обнаружить ни одного человека, способного снабдить нас нужной информацией, и вместе с тем тысячи людей действуют так, как будто ими руководят из единого центра. И действуют чертовски эффективно.
— Наверху знают об этом?
— Далеко не в полном объеме, — горько улыбнулся Стоун. — Поймите, если я приду к ним с этой историей, меня тут же отправят в психушку. Наверху ни черта не понимают, что происходит. Эти умники наперебой выдвигают свои объяснения и строят прожектерские планы. Поэтому я вынужден дозировать информацию, избегая любых упоминаний об Авторитете. Сами понимаете, если наверху возникнет паника, это еще сильнее ухудшит ситуацию. То же самое касается и наших западных партнеров, им я пока не сообщал об этой проблеме. В конечном итоге, — Стоун замялся, — я несколько вышел за пределы своих полномочий. А что мне оставалось делать? Поймите, Романцев, Авторитет существует, это не легенда, а жестокая реальность.
— Откуда такая уверенность? — спросил Романцев.
Стоун извлек носовой платок и вытер градом кативший по лицу пот.
— Мы потеряли две группы аналитиков, вплотную занимавшихся этой проблемой. Одну в мае, вторую в августе.
— Я об этом ничего не слышал, — нахмурился Романцев.
— Об этом никто ничего не слышат, — уточнил Стоун. — Это были уникальные в своем роде операции.
— Тем не менее кто-то добрался до ваших людей? — покачал головой Романцев. — Что-то здесь не сходится. Как это могло случиться?
— Скоро вы все узнаете, — сказал Стоун. — Скоро вы узнаете о многих вещах, о которых человеческому рассудку лучше бы ничего не знать. Знакомство с накопленной по этому делу информацией — это резкий и очень мощный удар по психике и, я бы даже сказал, по основным устоям сложившейся у каждого человека единой картины мира. Эта информация представляет опасность для психики даже таких подготовленных людей, как мы с вами, что уж говорить о дилетантах. Но у меня нет другого выхода. Вы и Ураев — единственное, что у меня осталось. Я вас берег на самый крайний случай.
Стоун поднялся из-за стола и посмотрел на часы.
— Вес, время разговоров закончилось. Через сутки мы начинаем.
— Начинаем? — переспросил Романцев. — Начинаем что?
— Начинаем операцию. Самую дорогостоящую и самую опасную операцию в истории спецслужб.
— И самую странную, — добавил Романцев, поднимаясь со стула.
— Да, чертовски странную, — добавил Стоун.
Часть стены ушла вниз, открыв дверной проем. Стоун кивком пригласил Романцева следовать за ним.
— У нас один шанс из ста, а возможно, и меньше. Ваша задача, Романцев, использовать этот шанс и сделать это прежде, чем до вас доберутся.
— Не пугайте меня, Стоун, — буркнул Романцев, направляясь к выходу. — Я и так уже мертв.
7
— Ваш старший сын неделями не посещает школу, а младший не может выйти на прогулку в собственный двор. Да, у Феликса обширные связи в преступном мире, и он настоятельно рекомендовал своим подопечным оставить вашу семью в покое. Но влияние Ураева имеет свои границы, и оно не распространяется на множество мелких группировок и банд, на которые частенько обрушивались ваши удары.
— Подопечные Ураева мне не по зубам, — горько улыбнулся Романцев.
— Вот и я о том же говорю, — согласился Стоун. — Так долго не могло продолжаться. Ваша жена нервничала и опасалась не только за вас, но и за жизнь детей. Феликс также нервничал, эта работа отнимала у него много времени и сил. Он не мог гарантировать стопроцентную безопасность вашей семьи, пока вы сами не подключитесь к решению этой проблемы. В конце концов это всем надоело. Ураев, предварительно переговорив со мной, посоветовал вашей жене сменить на время место жительства. Ну а я помог реализовать эту идею. Сейчас ваша семья в безопасности, за пределами нашей бедной страны, а ваши дети наконец имеют возможность жить полнокровной жизнью.
— Выходит, она меня не бросила? — полувопросительно сказал Романцев.
— Не знаю, — пожал плечами Стоун. — Мне ваша жена ничего об этом не доложила. Она была на грани нервного срыва. Да что там говорить, у нее была настоящая истерика. Нет, не знаю. Она вам не оставила записку?
— Все-таки она меня бросила.
У Романцева вспыхнуло лицо, когда он вспомнил записку жены, обнаруженную им в пустой квартире, куда он вернулся после бесславной поездки в Нижний.
— Да, она меня бросила...
Он поднял сухие воспаленные глаза и с удивлением посмотрел на Стоуна.
— Спасибо, Стоун. Оказывается, я вас плохо изучил. Вы иногда способны на благородные поступки.
На лице Стоуна промелькнула легкая улыбка.
— Не стоит благодарности. Теперь у меня есть ниточка, за которую я могу вас дергать.
— Какая уж там ниточка, — отмахнулся Романцев. — Это настоящий стальной трос. Даже в этом случае вы остались верны себе.
— Что остается делать, если вы так быстро забываете старых друзей, — безмятежно улыбнулся Стоун. — В последнее время вы наделали кучу ошибок. Всегда можно добиться большего, если только не пытаться расшибить лоб о первое попавшееся на пути препятствие. Но вы не знаете кружных путей, вы вообще умеете ходить только по прямой.
— Что делать, таким меня воспитали, — иронично заметил Романцев. — Иногда мне хотелось бросить к чертовой матери эти крысиные гонки, называющиеся у нас борьбой с преступностью, и заняться каким-нибудь другим делом. Например, податься в бизнес. Как вы думаете, Стоун, у меня получилось бы?
— Я в этом не сомневаюсь, — кивнул Стоун, — но при одном условии, что бизнесом вы будете заниматься не в нашей стране. Собственно, это и есть ваше призвание, жаль, что в наше время талантливым людям зачастую приходится заниматься не своим делом. Вы могли бы стать очень богатым человеком. Вас искушали?
— И неоднократно, — признался Романцев. — Предложения были самые заманчивые. Я ведь хорошо знаю Запад изнутри, слава Богу, поездил. И связи кое-какие, несмотря на все ваши усилия, остались. Но последние полгода мне уже никто ничего не предлагает. Устали от моей тупости. Так что там у вас за сверхъестественные вещи?
Стоун тяжело вздохнул и мрачно посмотрел на Романцева.
— Я не стал бы употреблять этот термин, хотя временами он мне кажется наиболее подходящим. Давайте для начала проанализируем вашу поездку в Нижний, это поможет вам лучше понять разницу между вещами естественными и сверхъестественными. В Нижнем у вас было мало шансов на успех. Полгода вы охотились за боевиками из «эскадрона смерти» и наконец накрыли их в Москве. Это было весной, так?
— Не совсем, — уточнил Романцев. — Четверо ушли. То есть все главари.
— Правильно, — кивнул Стоун. — Так все и было. Ушли самые отпетые. В Москву им обратного хода не было, поэтому они вынырнули в Нижнем. У них остались кое-какие связи с мафией в Поволжье, и они решили пустить здесь корни. Очень скоро они принялись за прежнее, да так успешно, что подмяли под себя самарскую группу ликвидаторов. Одним словом, способные парни.
— Они терроризировали все Поволжье, — хмуро заметил Романцев.
— И вы подготовили операцию по захвату этой группы. На этот раз вы действовали очень осторожно. Вы привлекли к участию в операции минимальное количество людей и надеялись на успех. Вы даже не проинформировали о готовящейся операции начальника Управления. Нижегородский РУОП вы тем более не сочли нужным поставить в известность, опасаясь утечки информации. Вы не доверяли никому, но в этом вас трудно упрекнуть. Всего задействовано было десять человек, не считая вас и двоих ваших людей, которых вы внедрили в один из местных преступных кланов. Эти двое и должны были вывести вас на ликвидаторов. Они подготовили соответствующий заказ для группы, и вы собирались взять их с поличным. В роли живца выступало сразу трое ваших сотрудников. Вы надеялись, что удастся втянуть в это дело всю преступную группировку.
— До сих пор не могу понять, где я прокололся, — мрачно заметил Романцев.
— Все очень просто, — пожал плечами Стоун. — Вы не учли в своих планах самой малости. Эти двое местных уже давно были на примете у ваших нижегородских коллег. В свою очередь, верхушка РУОП, включая начальника, тесно связаны с местной организованной преступностью, ну а те периодически нуждались в услугах квалифицированных ликвидаторов. Они быстро разобрались что к чему и решили вам эту группу не отдавать. Сами понимаете, кому понравится, когда чужой охотник забредет на его территорию? Предсказать ход дальнейших событий не так уж трудно. Сотрудники РУОП сделали все, чтобы посадить своих московских коллег в лужу. Машину, в которой находились двое местных, работающих на вас, встретила засада из омоновцев. Они устроили пальбу прямо в центре города, изрешетив машину пулями и ухлопав при этом ваших людей. Заодно эффектно продемонстрировали обывателям, что с преступностью у нас разговор короткий. Ваши люди были сосредоточены в условленном месте, оберегая сотрудников, изображающих из себя живца. За двумя квартирами, где сидели «торпеды», наблюдало всего по одному человеку. Тем временем кто-то, а мы с вами знаем, кто это был, шепнул пару слов ликвидаторам, и те испарились. Вы узнали об этом от своих наблюдателей и приказали им даже и не пытаться их остановить. И правильно сделали. После драки кулаками не машут. Ну а потом вы и вовсе занялись глупостями. Зачем вы ворвались в Управление и захватили начальника? Извините, арестом я это не могу назвать. Какой в этом был смысл?
— Я был вне себя от ярости, — признался Романцев. — Даже если не считать этой акции, у меня на полковника Стасова давно имеется зуб, но его опекает начальник Управления. Да что там зуб, у меня на Стасова тонна компромата, вот я и решил его повязать.
— Глупо, — пожал плечами Стоун. — Хорошо, хоть нижегородцы оказались умнее, чем вы, и не стали устраивать с вами перестрелку из-за своего начальника.
— Он сам их попросил об этом, — хмыкнул Романцев.
— В Москве вы вообще учудили нечто из ряда вон выходящее, — продолжил Стоун. — Во всяком случае, мне не приходилось слышать о подобных вещах. Зачем вы избили этого человека? Да еще сделали это в кабинете министра.
— Они хотели отпустить его, — раздраженно ответил Романцев.
— Поэтому вы взяли на себя роль верховного судьи, — стараясь скрыть улыбку, заметил Стоун. — После этого меня нисколько не удивляет решение министра отстранить вас от должности.
— Что вы ко мне пристали, Стоун? — вспылил Романцев. — Я же сказал, эти негодяи терроризировали все Поволжье. Я бы их взял, если бы не эта сволочь Стасов.
— Они лишь выполняли работу, за которую им хорошо платили. Но эти люди не работали на Авторитета, во всяком случае, мы не можем утверждать этого наверняка. Вам приходилось слышать об Авторитете?
«Вот оно», — екнуло сердце у Романцева. Он давно уже догадался, к чему клонит Стоун. Наконец это имя прозвучало, и его худшие опасения подтвердились.
— Еще сравнительно недавно я считал Авторитета легендой, — признался Романцев. — В преступной среде есть большие мастера придумывать подобные байки.
— Когда вы услышали о нем в первый раз?
— Год назад, — вспомнил Романцев. — Признаюсь, я не поверил. Я посчитал это... за фантастические домыслы. В рассказах об Авторитете содержится слишком много такого, во что здравому рассудку невозможно поверить.
— Но постепенно ваше отношение к этим рассказам стало меняться? — спросил Стоун.
— Да, — Романцев не смог скрыть удивления. — Откуда вы это знаете? Впрочем, можете не отвечать. Вы были правы, утверждая, что мафия буквально озверела в последнее время и вместе с тем крестные отцы напуганы до смерти. Должна же существовать некая причина, объясняющая такое их поведение. Кто-то их здорово напугал. А ведь эти люди не из робкого десятка. Я вообще слабо себе представляю, чем можно напугать нашу мафию. Неужели все это правда, и Авторитет не легенда, а реально существующий человек?
— Мы пришли к однозначному выводу, что это правда, — обреченно вздохнул Стоун. — Эти знания нам дорого стоили. Цена явно не соответствует тому количеству информации, которой мы располагаем на сегодняшний день. Мы даже не можем точно сказать, идет ли речь об одном человеке или группе лиц. Но этих знаний оказалось достаточно, чтобы прийти к неприятному для нас выводу: с подобным противником нам еще не приходилось сталкиваться.
— Вы говорили, что занимаетесь этой проблемой третий год.
— Да, примерно с середины девяносто пятого. Вы должны помнить, что ситуация в стране начиная с девяносто четвертого стала постепенно улучшаться. Проблемы существовали, но мы начали выходить из тупика.
— На чем вы это основываете? — спросил Романцев, не скрывая своего недоверия.
— На голых фактах, дорогой Романцев. Закончился передел собственности, естественный отбор шел полным ходом. В стране появились люди, кровно заинтересованные, чтобы их деньги не лежали на счетах, а работали, принося доходы. Не нужно думать, что все деловые люди, или «новые русские», как вы их называете, сплошь отпетые подлецы и мошенники. Пришло время, когда большинство этих людей осознали простую истину — дальше так продолжаться не может, нужно возрождать страну и цивилизованное общество, а самим становиться законопослушными гражданами. Я говорил уже, что вакханалия насилия всем осточертела, в том числе и самим преступникам. У людей, особенно у людей богатых, появилась ностальгия по стабильности и порядку. И они готовы были работать в этом направлении, а вы знаете, энергии нашим деловым людям не занимать. Постепенно положение стало улучшаться, даже капиталы стали возвращаться обратно в страну. Я упоминал в разговоре, что мы имеем доверительные отношения с Западом. Не будем наивными, Запад никогда не был заинтересован, чтобы Россия была сильной страной.
— Зачем им нужен сильный, к тому же непредсказуемый в своих действиях конкурент, — добавил Романцев.
— Правильно, — подтвердил Стоун. — Не нужен. Они никогда этого и не скрывали. Но не будем отказывать тому же Западу в прагматизме и умении просчитывать варианты. Они там не дураки, это вам хорошо известно. Скажите, зачем Западу соседство с гигантской страной, обладающей мощным арсеналом оружия массового уничтожения, у руля которой вот-вот встанет отечественная Коза ностра? На своем собственном опыте они уже успели убедиться, что русская мафия — «самая лучшая мафия в мире». Наша организованная преступность вышла на международную арену и принялась подминать под себя другие ранее прославленные преступные организации. Сколько лет итальянцы пытались внедрить между различными конкурирующими кланами соглашение по типу «Римского купола»?
— Почти сотня лет наберется, — сказал Романцев. — Наши соотечественники уже прошли этот этап. И очень быстро.
— Да, «успехи» нашей мафии впечатляют. И не только нас, но и Запад. Так что Запад все же заинтересован, чтобы мы побыстрее превращались в цивилизованную страну. Ради этого они готовы с нами сотрудничать. Итак, перспективы у нас были неплохие. А если кто-либо из деловых людей хотел продолжать вести бизнес по-старому, у нас было чем на таких повлиять. Капиталы стали возвращаться в страну, возросли инвестиции западных партнеров...
— Ну? И что случилось? — не вытерпел Романцев, заметив что Стоун опять ушел в себя.
— Случилось? Да, именно так — случилось. Именно тогда замок был разрушен в первый раз.
Стоун сцепил пальцы на уровне живота и некоторое время пытливо смотрел на Романцева, словно пытался понять, правильно ли тот воспринимает смысл сказанного. Но Романцев все прекрасно понимал. Его вновь стали терзать дурные предчувствия.
— И тогда вы впервые услышали об Авторитете? — спросил Романцев.
— Да, это случилось осенью девяносто пятого. Дела к тому времени складывались достаточно успешно. Федеральная программа по борьбе с организованной преступностью и коррупцией в госаппарате вкупе с некоторыми удачными действиями правительства в сфере налогообложения и кредитно-финансовой политики стали приносить свои плоды. А потом мы столкнулись с неприятностями. Это как в шахматах. У вас стоит явно выигрышная позиция, и вдруг вы обнаруживаете, что чья-то невидимая рука смешала фигуры и остается задуматься, как свести партию хотя бы вничью.
— Ну и? — нетерпеливо переспросил Романцев. — А при чем здесь Авторитет?
— На первый взгляд все выглядело вполне естественно, — неопределенно пожал плечами Стоун. — Истоки этого нового кризиса лежали на поверхности. Серия исчезновений довольно влиятельных в нашей стране лиц, ряд резких заявлений со стороны правительства и администрации, и все это на фоне истерической шумихи, поднятой средствами массовой информации. В итоге мы скатились ниже предыдущей отметки. Да, я повторяю, на первый взгляд все выглядело вполне естественно. Кроме одного, — Стоун сделал эффектную паузу, — этого кризиса не должно было быть. Ему неоткуда было взяться. Я уверен в этом на все сто процентов. И первые лица государства разделяют мою уверенность.
— Но кризис все же разразился, — кивнул Романцев. — Впрочем, это для меня не новость.
— Это ни для кого не является новостью, — уточнил Стоун, — в том числе и для правительства. Наша реакция несколько запоздала, и мы объявили крестовый поход против мафии уже только с наступлением нового, девяносто шестого года. Как вы помните, он закончился полным провалом. Но еще задолго до этого, осенью девяносто пятого, в преступном мире прозвучало слово «Авторитет», и мне сразу же стало об этом известно.
— Я хотел бы узнать подробности, — попросил Романцев.
— В то время существовала группа промышленников, в основном это директора крупных сырьевых предприятий, которая при поддержке влиятельных госчиновников и правления двух московских коммерческих банков занималась крупными спекуляциями в сфере поставок сырья и энергоресурсов на Запад. В основном здесь были задействованы предприниматели из Тюмени, Волгограда, Уфы и Братска. Все узлы завязаны на Москву. Эта группа, кстати, далеко не самая мощная в стране, имела тесные связи с местной и зарубежной организованной преступностью. Одним словом, это был крепкий мафиозный клан с достаточно продуманной жесткой организационной структурой. В результате сделок, проворачиваемых этой группой, часть экспортной выручки оседала на секретных счетах западных банков. Только в трех городах: Цюрихе, Гамбурге и Франкфурте-на-Майне — они имели на банковских счетах около полумиллиарда долларов, еще двести миллионов они вложили в недвижимость и произведения искусства. Примерно столько же осталось внутри России, но структура вложения этих финансов была такова, что государство и общество ничего с этого не имели.
— Вы уговорили их вернуть деньги? — недоверчиво спросил Романцев.
— Не совсем так, — уточнил Стоун. — Мы заключили с лидерами этой группы соглашение, по которому они обязались в течение двух лет вернуть денежные средства в Россию, а мы со своей стороны предоставили гарантии безопасности для них самих и их денег.
— А если бы эти люди не согласились на ваши условия?
— У них начались бы неприятности, — жестко сказал Стоун. — Причем не только с нашей стороны, но и со стороны западных партнеров. В конце концов, что они в этом случае теряют? Ничего. Деньги остаются при них, но работают на Россию, а взамен правительство закрывает глаза на источник появления этих денег.
— Достаточно цинично, — хмыкнул Романцев.
— Простых путей не бывает, — парировал Стоун.
— Вы об этом уже говорили. Ну и что из всего этого вышло?
— Поначалу все шло гладко. По предварительному соглашению с правительством эти люди стали вкладывать деньги в экономику страны. Не скажу, чтобы они были в восторге от нашей затеи, но у них не было иного выхода. Это, кстати, не единичное явление, и к осени девяносто пятого в страну возвратились миллиарды долларов...
— Похищенных у ее народа, — подал голос Романцев.
— Похищенных, ворованных, какая разница? — поморщился Стоун. — Для нас было важно другое — вернуть эти средства и заставить деловых людей найти им лучшее применение внутри страны.
— И здесь кто-то вмешался в ваш расклад, — перебил его Романцев.
— И спутал нам все карты, — кивнул Стоун.
— Но у вас, как я понял, имелись все средства, чтобы нажать на этих людей и заставить их выполнить свои обязательства.
— Мы использовали все, — Стоун поморщился, как от сильной зубной боли. — Весь арсенал. Естественно, мы задали им кое-какие вопросы. Но вразумительных ответов не добились. Эти парни словно белены объелись. Я сам разговаривал с несколькими. Внешне это вполне нормальные люди, размышляют здраво и логично, но стоит им начать действовать...
— Одним словом, кто-то манипулирует этими людьми. Так?
— Да, именно так, — подтвердил Стоун. — Но доказать это не представляется возможным. Мы привлекли к решению этой проблемы видных психиатров, но они лишь разводят руками. Да и сами эти люди не вполне отдают себе отчет в том, что они делают.
Стоун надолго замолчал. Романцев посмотрел на часы. Разговор затянулся. На Стоуна это не похоже. У него каждое слово на вес золота, а каждый час расписан на месяц вперед. Особенно Романцева обеспокоила та часть беседы, которая касалась Авторитета. Он еще никогда не видел Стоуна столь беспомощным в изложении сути проблемы. Последний час Стоун кружил вокруг да около этой темы, словно опасался, что Романцев сочтет его за параноика, если он перейдет к изложению конкретных фактов. Стоун явно растерян. Даже не столько растерян, сколько напуган. Романцев представил себе, чем же можно так напугать этого человека, но ему ничего стоящего не пришло на ум. Пока Стоун молчал, Романцев понял одну простую истину — лучше бы ему так и оставаться мертвым. Потому что Романцев — это последняя ставка Стоуна и тех, кто за ним стоит. Чтобы понять это, не нужно иметь семь пядей во лбу. Механизм уже запущен. Романцев не знал, что на этот раз задумал Стоун, зато он хорошо знал самого Стоуна. У него появились предчувствие, что ему придется отработать каждую минуту этого странного бесконечного разговора. И работа эта будет похлеще той, что выполняют грешники в аду.
— Им угрожали, — наконец подал голос Стоун. — Два человека исчезли, через неделю трупы были подброшены на квартиру одному их приятелю. У самого этого приятеля похитили младшего сына.
— Обычная уголовщина, — заметил Романцев.
— Вот, вот, — казалось, обрадовался Стоун. — И мы поначалу так думали. Но вот что интересно. Мы рыли землю от усердия, но так и не смогли обнаружить тех, кто это сделал.
— Ничего удивительного, — пожал плечами Романцев. — Я бы удивился, если было наоборот.
— Нет, вы меня не поняли. На этот раз мы очень старались, — Стоун сделал ударение на предпоследнем слове. — Признаюсь в одном небольшом грехе. Мы применяли некоторые... — Стоун задумался, выбирая подходящее определение, — весьма специфические методы дознавания.
— Пытки? Называйте вещи своими именами, Стоун.
— В этом не было нужды, — сухо произнес Стоун. — Зачем пытки, если существуют психотропные средства.
— Выяснили что-нибудь?
— Мы прощупали три десятка человек. И только у двоих оказалась нужная нам информация. Это они первые произнесли — «АВТОРИТЕТ». Мы выцарапали эту информацию из самых дальних уголков их подсознания. Собственно, больше информации никакой не было, остальное — бессвязный бред, не поддающийся расшифровке. На всякий случай мы прогнали все это через самые мощные компьютеры, но успеха не добились. Тогда мы решили поставить еще один эксперимент. Мы подвергли мозг оставшихся двадцати восьми человек воздействию этой информации. Реакция превзошла все ожидания. Они вели себя так, как будто их посадили на раскаленный кол. Но не все. Семеро никак не отреагировали на эту информацию.
— С тех пор, вы, очевидно, продвинулись в своих поисках?
— Весьма слабо. Не забывайте, мы вынуждены соблюдать строжайшую секретность. А ученые... ученые лишь разводят руками. Даже самые современные... гм... методы не позволяют получить ответы на интересующие нас вопросы: кто подчинил себе волю этих людей? Каким образом неизвестному лицу или лицам удается достигать такого эффекта? Какова природа этого воздействия — наркотики, гипноз, шантаж, что-то другое? Каковы конечные цели? И так далее...
— Да, любопытно было бы узнать, какую цель ставит перед собой этот самый таинственный Авторитет.
— Когда я задумываюсь над этим, мне становится не по себе, — признался Стоун. — Но все это пока напоминает гадание на кофейной гуще. Нам не удалось обнаружить ни одного человека, способного снабдить нас нужной информацией, и вместе с тем тысячи людей действуют так, как будто ими руководят из единого центра. И действуют чертовски эффективно.
— Наверху знают об этом?
— Далеко не в полном объеме, — горько улыбнулся Стоун. — Поймите, если я приду к ним с этой историей, меня тут же отправят в психушку. Наверху ни черта не понимают, что происходит. Эти умники наперебой выдвигают свои объяснения и строят прожектерские планы. Поэтому я вынужден дозировать информацию, избегая любых упоминаний об Авторитете. Сами понимаете, если наверху возникнет паника, это еще сильнее ухудшит ситуацию. То же самое касается и наших западных партнеров, им я пока не сообщал об этой проблеме. В конечном итоге, — Стоун замялся, — я несколько вышел за пределы своих полномочий. А что мне оставалось делать? Поймите, Романцев, Авторитет существует, это не легенда, а жестокая реальность.
— Откуда такая уверенность? — спросил Романцев.
Стоун извлек носовой платок и вытер градом кативший по лицу пот.
— Мы потеряли две группы аналитиков, вплотную занимавшихся этой проблемой. Одну в мае, вторую в августе.
— Я об этом ничего не слышал, — нахмурился Романцев.
— Об этом никто ничего не слышат, — уточнил Стоун. — Это были уникальные в своем роде операции.
— Тем не менее кто-то добрался до ваших людей? — покачал головой Романцев. — Что-то здесь не сходится. Как это могло случиться?
— Скоро вы все узнаете, — сказал Стоун. — Скоро вы узнаете о многих вещах, о которых человеческому рассудку лучше бы ничего не знать. Знакомство с накопленной по этому делу информацией — это резкий и очень мощный удар по психике и, я бы даже сказал, по основным устоям сложившейся у каждого человека единой картины мира. Эта информация представляет опасность для психики даже таких подготовленных людей, как мы с вами, что уж говорить о дилетантах. Но у меня нет другого выхода. Вы и Ураев — единственное, что у меня осталось. Я вас берег на самый крайний случай.
Стоун поднялся из-за стола и посмотрел на часы.
— Вес, время разговоров закончилось. Через сутки мы начинаем.
— Начинаем? — переспросил Романцев. — Начинаем что?
— Начинаем операцию. Самую дорогостоящую и самую опасную операцию в истории спецслужб.
— И самую странную, — добавил Романцев, поднимаясь со стула.
— Да, чертовски странную, — добавил Стоун.
Часть стены ушла вниз, открыв дверной проем. Стоун кивком пригласил Романцева следовать за ним.
— У нас один шанс из ста, а возможно, и меньше. Ваша задача, Романцев, использовать этот шанс и сделать это прежде, чем до вас доберутся.
— Не пугайте меня, Стоун, — буркнул Романцев, направляясь к выходу. — Я и так уже мертв.
7
— Здесь вы будете работать.
Романцев посмотрел по сторонам и неодобрительно покачал головой. Помещение, в котором они оказались, было почти точной копией комнаты, которую они только что покинули. Стены, покрытые светло-серым пористым материалом, сливались с молочной белизной пола и потолка. Помещение напоминало операционную палату в госпитале, из которой предварительно вынесли все оборудование, а хирургический стол заменили обычным, письменным. На его черной матовой поверхности размещались четыре стопки из разноцветных папок. Рядом стояло кресло, обтянутое белоснежной кожей. В противоположном углу комнаты находился еще один стол, чуть меньших размеров, и два стула из светлого пластика. Романцев еще раз обвел глазами комнату, но к увиденному при первом осмотре добавить было нечего.
Романцев посмотрел по сторонам и неодобрительно покачал головой. Помещение, в котором они оказались, было почти точной копией комнаты, которую они только что покинули. Стены, покрытые светло-серым пористым материалом, сливались с молочной белизной пола и потолка. Помещение напоминало операционную палату в госпитале, из которой предварительно вынесли все оборудование, а хирургический стол заменили обычным, письменным. На его черной матовой поверхности размещались четыре стопки из разноцветных папок. Рядом стояло кресло, обтянутое белоснежной кожей. В противоположном углу комнаты находился еще один стол, чуть меньших размеров, и два стула из светлого пластика. Романцев еще раз обвел глазами комнату, но к увиденному при первом осмотре добавить было нечего.