Страница:
– Можно подумать, – согласилась я. – Танцевать, пусть даже со складным ножом в кармане, неудобно, да и незачем. Поэтому нож могли взять из куртки, когда он понадобился.
– К сожалению, личность молодого человека гардеробщик не запомнил, а куртка была как куртка, темная, поролоновая. Вот только вешалка на его куртке была привинчена маленькими болтиками, для крепости, – эту особенность одежды гардеробщик, профессионально, что ли, заметил. Ребят, которые подняли Севина, расспрашивали уже в милиции и порознь, и вместе, и в правдивости их показаний сомнений не возникало. Студенты, неделю тому назад вернулись с практики из села. В вестибюле они тоже никого не видели, но одну существенную деталь все же сообщили. Когда они спускались вниз, на лестнице их остановила девушка. Или она спускалась тоже, или поднималась – этого они не могли решить, но она остановила их и попросила закурить. Показалась им чуточку пьяной, долго и неловко разминала сигарету, порвала ее, извинилась, попросила вторую, долго прикуривала. И вот, после того что они увидели в туалете и услышали в милиции, у них появилось подозрение, что она просто старалась их на лестнице задержать. А если так, то она знала, что происходит в туалетной комнате, дала возможность кому-то свести счеты с Севиным, а потом спрятаться в углу за шторой и, когда Сазонов вошел в туалет, подняться наверх. К сожалению, про девушку они вспомнили уже после расспросов в милиции, просто до этого не могли связать эту встречу с тем, что произошло. Одета девушка, по их словам, была не то в голубое, не то в зеленое платье – здесь у них единого мнения не было, но лицо ее они запомнили хорошо. Когда работники милиции вместе с ними вернулись в кафе, то было уже поздно. Среди немногих одевающихся посетителей девушки не нашли… Этим пока все и закончилось… Вот такая неприятная история. Конечно, и парня жалко, это само собой, да и на нашей репутации пятно – не сумели свидетеля уберечь. – Борис Борисович глянул на часы. – Что-то задерживается наше начальство, это на него не похоже… Ага, вот и он звонит.
И Борис Борисович пошел открывать дверь.
– Машина подвела. Выехали из Ордынки и встали прямо на шоссе. Я своему шоферу выговор закатил – у милиции машина на полпути останавливаться никак не должна, понятно, кажется. Спасибо автоинспекторам – подвезли… А вам от Максима Крылова привет. Точно не помню, но думаю, что передавал.
– Спасибо! – только и оставалось ответить мне.
Спросить, зачем мое начальство каталось за сто километров в Ордынку и встречалось там с Максимом, не позволяла субординация, и, хотя полковник держался со мной просто, я старалась ее соблюдать. Но я подумала, что мне и так это расскажут. И даже подумала, что это может иметь какое-то отношение ко мне.
Как обычно, Борис Борисович принес нам по стакану крепкого, со вкусом заваренного, чаю. Полковник выпил один стакан, отказался от второго, что, как я уже знала, было признаком его плохого настроения.
– Про девушку, конечно, рассказал? – спросил он Бориса Борисовича.
– Рассказал.
– И про мальчика?
– И про мальчика рассказал. А что, не нужно было?
– Почему не нужно – мне меньше говорить придется. До сих пор не пойму, как это ты догадываешься, что тебе нужно рассказать, а что нет?
Полковник отодвинул стакан, положил локти на стол.
– Вот так! – насупился он. – Прохлопали мальчика, детективы!
Он произнес это таким тоном, что даже я, не имеющая к этой истории никакого отношения, почувствовала какую-то долю вины. Корпоративное мышление, сказал бы Максим.
– Всего не учтешь, согласен, – продолжал полковник, – и рисковать нам зачастую приходится. Так это нам, наш риск – он по уставу положен. А если случилось, что мы человека, который нам помочь хотел, от ножа уберечь не могли – тут уж никакие оправдания в зачет не идут. Никонову попало, конечно, а Сазонова вообще от дела отстранили. И правильно. Даже не потому, что с него главный спрос, а потому, что он уже себя в кафе засветил, и пользы от него не будет.
Я слушала полковника и жалела лейтенанта Сазонова. Понимала, что у него сейчас на душе, хотя, честно говоря, не могла бы его в чем-то обвинить. Случилось непредвиденное, как сказал Борис Борисович.
– И не осталось ни одной зацепочки, – продолжал полковник. – Так, один мираж зелено-голубой. Официанток расспросить, может, и упомнят, кто где сидел, Только, по-моему, пустое это дело. Официантки – народ болтливый, разговоры пойдут, конечно, и мы виновников вообще от кафе отпугнем, а тогда нам их нипочем не найти. Можно, правда, насильников и поискать – Никонов говорит, что девушку, похоже, на машине привезли. Так ведь еще не зима, все машины на ходу, это мы сколько там шариться будем, все впотьмах. И подумал я к этому делу с другого боку подойти.
Полковник Приходько как-то вопросительно посмотрел на меня. И вот тут-то я начала соображать, зачем, он меня пригласил. Я постаралась спокойно и согласно встретить его взгляд, и чуть заметная тень одобрения появилась в его обычно холодных серых глазах.
– Да, Евгения Сергеевна, вижу – догадываетесь. В надежде на вас я и попросил передать это мутное дело в наш отдел. Должны мы с вами разыскать преступников. Любой ценой должны отыскать. Найдем и об этом в газетах напишем, чтобы люди нашу уверенность почувствовали, что никому мы не позволим безнаказанно покушаться ни на чью-то жизнь, ни на девичью честь. Доверил нам народ такие обязанности, и должны мы их выполнять.
Я не сразу нашлась, что сказать, а мне не хотелось, чтобы полковник расценил мое молчание, как некую неуверенность или еще что.
– Буду стараться, – просто ответила я.
– Я это знаю, – кивнул полковник. – Другого ответа и не ждал, но всё равно приятно услышать.
Он опять облокотился на стол, взгляд его потеплел, он даже усмехнулся чуть, видимо, каким-то своим мыслям.
– Тут еще такое дело… Мой начальник сегодня мне лекцию прочитал. Ладно, не при всех, а после заседания. А начал он так: «Это, конечно, хорошо, что полковник Приходько промашку ребят из уголовного розыска принял как свою собственную беду и помощь пообещал, и догадываюсь, на кого он рассчитывает. Так не думает ли полковник Приходько, что уж очень он удобно устроился, законспирировал у себя в отделе молодую женщину, на гулянки с хапугами ее посылает, в Обском море чуть не утопил. Правда, дело Аллаховой закончил «на пятерку» и победителей вроде бы не судят, но не слишком ли свободно работает начальник отдела, прямо не отдел, а «сыскное бюро полковника Приходько». Вот так он мне выговаривал, а я молчал. Да и что мог сказать? Прав он, если по правде-то. Спаивал вас у Аллаховой и в Обском море чуть не утопил – было такое. Старый стал, видимо, сам путного ничего посоветовать не мог и не ожидал, что вы такую разведку боем устроите. Не учел. Угнаться за вами, молодежью, уже не могу. Как, Борис Борисович, может, мне уже пора на бережок – рыбку ловить?
– Так вы рыбку-то, по-моему, сроду не ловили, – заметил Борис Борисович.
– Не ловил, верно. Всю жизнь, как помню, только разную шпану да жуликов ловлю. Значит, поздно мне на рыбную ловлю переучиваться. Я тут сам себе однажды ревизию устроил, подумал: узнай я заранее, что, вы надумали на Обское море ехать, отговорил бы вас от лишнего риска, и, кто знает, добрались бы мы до фальшивых накладных Аллаховой? Конечно, не в оправдание себе, просто факты привожу. Но, если бы вы тогда с моря живой не вернулись, я бы из милиции ушел. За ненадобностью, как несоответствующий. Все время я за вас в ответе, Евгения Сергеевна, и не забывал этого ни на минуту. Но и вы не забывайте, прошу вас…
– Я не забываю. Спасибо вам, товарищ полковник…
Что еще я могла сказать в ответ на эти по-отцовски теплые слова?
– И все еще вас в секрете держу. Погоны ваши только издали показал. Хотя и собирался было вам форму вернуть, раздумал пока. И начальство со мной согласилось. Понятно, что последняя ниточка по делу Конюховой и Севина в кафе уходит, другой нет. А в кафе оперуполномоченного в форме не пошлешь. Но сказали мне: «Смотри, полковник, все время по краю ходишь, и везет тебе пока что, везет!» Что ж, ответил я, правильно, везет! И оба по столу постучали, шутя, конечно, но постучали, вот как сейчас.
И полковник Приходько даже без улыбки постучал костяшками пальцев по столу.
– Столешница-то пластмассовая, – ухмыльнулся Борис Борисович.
– Да ну? Тогда я по стулу постучу, стул-то, поди, у тебя все же деревянный… Видите, Евгения Сергеевна, расхвастался я перед начальством и отступать после таких заверений некуда. Ловить будем паразита этого. И поймаем, обязательно поймаем. Налей-ка мне, Борис Борисович, еще стаканчик. Я вот на Евгению Сергеевну посмотрел, и настроение у меня, прямо говорю, улучшилось.
Борис Борисович принес полковнику чаю. Я отказалась. Говорить мне было нечего, спрашивать пока тоже не о чем, и я сидела, что называется, «сложа ручки». Но вот полковник Приходько отодвинул пустой стакан, повозился на стуле за столом, устраиваясь поудобнее, – это означало, что инструкция будет длинная, и я приготовилась слушать. Я никогда и ничего не записывала, память у меня была хорошая, полковник это знал, и похоже, ему нравилось, что у меня с собой даже записной книжки нет. Да и записывать пока тоже было бы нечего, план поиска был несложен поначалу, продолжение его зависело от обстоятельств, которые ни полковник, ни я предугадать бы не смогли.
– По убийству Севина шуму в кафе поднимать не будем. Чтобы эту компанию не спугнуть. Судя по всему, бывают они в кафе часто. Даже если главный виновник и притаился, то остальные, думаю, придут, по старой памяти. Бояться им вроде нечего, подозрений на них нет. Да и мы еще наведем «тень на плетень». В «Вечерке» напечатаем статью, вообще о работе молодежных кафе, что пока там слаб общественный надзор, имеются случаи злостного хулиганства, виновники задержаны, ведется следствие. На «Капельки» ссылаться не станем, и все это будет сущей правдой – есть у нас задержанные из других кафе. Вот за такой статьей я и ездил к Крылову, – работник он опытный, ему много объяснять не нужно. Он тут же при мне и статью написал. А я ее тут же в редакцию «Вечерки» отвез.
– Статью мог и здесь Петр Иванович написать, – заметила я.
– Мог, конечно. Но я подумал, что кафе – тема молодежная и Крылов как журналист более подойдет. Притом у меня была к нему просьба, так сказать, частного порядка.
Мне пора было догадаться, что полковник ездил к Максиму не только за статьей.
– Скажите, Евгения Сергеевна, – спросил он, – вы танцевать любите?
– Не очень.
– Да ну? – как бы весьма удивился полковник. – Так совсем и не танцуете?
– Не совсем, конечно. Кто теперь не танцует, тем более что сейчас на это особого умения не требуется. Было бы настроение…
– Вот, вот – настроение. А пока вы у меня работаете, вам было не до танцев?
– Почему же, танцевала, и не раз. По долгу службы даже. На вечере у Аллаховой, с Башковым на его квартире. Но я догадываюсь, вы хотите, чтобы я еще потанцевала.
– Правильно догадываетесь, хочу. Очень хочу. Я даже вам и кавалера подыскал.
Теперь все причины поездки полковника в Ордынку стали понятны. Появляться в кафе одной не с руки, прикреплять ко мне кого-либо в спутники из состава милиции полковник тоже не хотел. А Крылов – журналист, и его появление в кафе никаких подозрений ни у кого не вызовет. И конечно, полковник понимал, что в паре с Максимом я буду чувствовать себя свободнее, нежели с незнакомым мне человеком. Я кивнула согласно:
– Надеюсь, что мы с вашим кавалером станцуемся.
– Я тоже так думаю, – подытожил полковник, причем опять серьезно, без улыбки, как бы давая понять, что шуткам тут уже нет места, идет обсуждение моментов работы, работы серьезной и нелегкой для меня. – Искать зелено-голубую девушку я поручил людям, даже не нашего городского отделения, вместе с ребятами, которые эту девушку видели. Искать будут осторожно, не дыша, на цыпочках. Как найдут, покажут вам издали и сами со сцены долой, – тут полковник глянул на меня и вздохнул чуть. – На этом мой сценарий и заканчивается. Дальше начинается ваша импровизация с Максимом Крыловым. Ваша партия. Как это в балете называется, когда танцуют вдвоем?
– Па-де-де, кажется.
– Вот это самое – па-де-де… Попытаться за эту зелено-голубую зацепиться, а через нее и на остальную компанию выйти. Коли они в это кафе наладились, то – если не спугнуть – еще придут. Молодежь – она осторожничать не умеет. Конечно, пока вы в кафе танцевать будете, мы здесь тоже сложа руки сидеть не станем. Ножичек тот в лаборатории исследуют – может, что-нибудь на нем от хозяина осталось, что не успела смыть вода. Мои Шерлоки Холмсы будут потихоньку район просеивать – машину искать. Если верить собачке, то Конюхову к этой остановке на машине привезли. И почему именно к этой остановке, а не к какой другой? Над этим уже здесь мы будем голову ломать. А вам, главное, за зелено-голубую зацепиться.
– А может, она к нашей истории ни с какого боку? Простая случайность.
– И такое может оказаться. Что делать – версию эту нужно доработать, другой нет. И здесь Максим Крылов – вам не везде помощник, придется действовать одной, я думаю. Соло, так сказать.
Полковник Приходько опять взглянул на меня и опять нахмурился. Догадаться, о чем он подумал, мне уже было нетрудно.
– Да, Евгения Сергеевна, да! Пожалейте вы меня, старого, чтобы мне по ночам спокойно спалось. Не испытывайте судьбу, без крайней-то необходимости. Рискованный вы все же человек. А ведь эти молодцы – это вам не наши жулики-хапуги, это молодые люди, и уж коли они за нож взялись… их на сентиментальной лирике не купишь… Единственно, чем мы поначалу сможем вам помочь: там на задах кафе переулочек есть, и в нем по субботам будет стоять машина, «москвичок» зелененький, номер у него 32–71. Шофер в нем наш, естественно, и по радио связь с нами через телефон у дежурного. Это на всякий пожарный случай. Не забудете номер?
– Не забуду, – пообещала я.
Итак… Опять мне предстояло входить в чужой образ, выдавать себя за женщину, которой я не хотела бы в настоящей жизни быть.
Мне на самом деле было нелегко.
Когда-то я успешно играла на студенческой сцене, и там, если мне удавалась роль, были довольны и зрители, и я сама. Но то было искусство, а оно всегда несет радость. Сейчас от того, как я сыграю свою роль, у кого-то надолго сломается жизнь.
Все верно – совершивший зло должен быть наказан. Это закон – мера социальной защиты. Нарушитель с этим не согласен, он прячется. Почти всегда. Прежде чем наказать, его нужно найти. Его можно искать явочным порядком. Современный Шерлок Холмс находит нарушителя, применяя изощренные методы современной дедукции, и мы неизменно уважаем такого Шерлока Холмса. Иногда его уважает даже сам преступник.
В моем случае не так. Мне придется отыскать нарушителя, прячась и подглядывая. И частым приемом моего поиска будет обыкновенная ложь. Ложь – это всегда нехорошо, чего уж хорошего… Но Закон не допускает исключений, и нарушитель должен быть найден.
Любой ценой?..
На этот вопрос нет однозначного ответа. И в моем случае цену поиска определяю только я.
Это была элементарная схема моих рассуждений, которая объясняла, почему мне было нелегко. Преступнику повезло, ему удалось замести все следы, и обязательства, взятые полковником, вынуждали его применить, возможно, единственно надежный способ расследования…
Уже дома, готовясь к посещению кафе, я серьезно задумалась: а в чем я туда пойду. Я должна привлечь чье-то внимание, значит, должна выглядеть соответственно своей роли: молодая незамужняя женщина, не очень строгого поведения, само собой… торговый работник – значит, какие-то возможности одеться. Я могу пойти в кафе и в платье, и в брюках. Но брюки – это желательно джинсы «Ренглер». Я знала, конечно, что в последнее время в моду вошли комбинезоны и брюки «бананы». Ни «Ренглера», ни «бананов» в моем гардеробе не было.
Я решила поначалу обойтись тем, что есть. Но все-таки недооценила предусмотрительности начальника. Полковник Приходько, как обычно, продумал все мелочи и учел все возможности, которые были в поле его предвидения.
Я еще размышляла у открытой дверки шкафа, когда нам в дверь позвонили.
Посыльный – молодой человек в пуховой куртке и отечественных джинсах – принес большую картонную коробку. На мой вопрос: не ошибся ли он адресом, так как мы ничего не заказывали, он сказал, что принес точно, куда нужно. Я спросила – откуда у него такая уверенность, он взглянул на меня еще раз и сказал, что все верно, добавив «до свидания!», ушел, оставив меня стоять с коробкой в руках.
– Любопытное кино! – изрек возникший за моей спиной Петр Иванович. – Раньше в таких коробках кавалеры присылали бальные платья дамам своего сердца.
– Вы начитались Бальзака, – заявила я. – Но в данном случае, кажется, недалеки от истины. Если исключить даму сердца, пожалуй.
– А кавалер?
– Да и кавалер, догадываюсь, не тот. Не бальзаковский.
Я развязала ленточку на коробке. На самом деле – там было платье. Вернее, не платье, а тот самый комбинезон. Материал, из которого он был сшит, выглядел скромным на вид. Но я ведь была еще и товароведом и могла распознать качество изделия. На месте была и «фирма» – черная полоска с золотыми буквами на нагрудном кармане, конечно, это был тот самый комбинезон «Ренглер» и о таком комбинезоне женщина моего возраста и другого настроя могла только мечтать.
– Там еще что-то лежит, – заметил Петр Иванович. Я достала из коробки и развернула бумагу – это оказалась изящная сумочка под цвет комбинезона. Мало того – в сумочке лежала пачка сигарет «Мальборо» и зажигалка фирмы «Ронсон».
Полковник Приходько, как мог, использовал свои возможности.
Петру Ивановичу догадаться о «кавалере» было уже нетрудно, как и сделать вывод, что мне опять предстоит работа «на вражеской территории». Настроения это ему не прибавило, но он соблюдал правила игры и ни о чем меня не спросил.
– Ваша новая спецодежда, – только заметил он.
– Вы намекаете на рабочий покрой? – попробовала отшутиться я.
– Намекаю. Для строителя-штукатура одежда вполне подходящая.
– А в сумочке удобно носить мастерок, – поддержала я.
Полковник Приходько профессионально точно определил мой размер – комбинезон пришелся как нельзя по фигуре. Мне хотелось, естественно, поглядеть, как я в нем выгляжу – мое комнатное зеркало позволяло это сделать только по частям. Большое зеркало имелось в комнате Петра Иваныча – осталось от его жены, он собирался выставить его в переднюю, для меня, но в передней не находилось места. Я направилась к Петру Иванычу. Чтобы меня не стеснять, он вышел на кухню. Я было хотела сказать, что он мне не мешает, но сообразила, что таких слов в данной ситуации говорить мужчине – какого бы возраста он ни был – мне не следовало.
Наглядевшись, я направилась на кухню, показаться Петру Иванычу.
Он кивнул одобрительно.
– Нормально. Как говорят наши высокоученые дети, которым школьный курс русской литературы, к сожалению, не помог обогатить словарный запас.
– Но вы как-никак дополнительно упражнялись в русском языке, – напрашивалась я.
– Упражнялся, – сказал Петр Иваныч, – что ж, «моей Людмиле любая шапка хороша…» – уклонился он. – Но, как я понимаю, такое одеяние требует и соответствующей обуви – что-то лаковое и, желательно, на высоком каблуке. Я ни разу не видел вас на высоком каблуке. Видимо, это идет от привычки твердо стоять на земле, а высокий каблук создает ощущение зыбкости, неустойчивости. Кстати – не примите как комплимент, – классические формы тоже обходят высокий каблук. Могли бы вы, скажем, представить Венеру Милосскую в туфлях на высоком каблуке?
– Не могу, – согласилась я. – Но и, вообще, во что-либо одетой ее не представляю.
– Что ж, вы правы – любая тряпка на ней будет выглядеть пошлостью. Но вернемся к нашим… каблукам. А туристские ботинки на «вибраме» в моду еще не вошли?
– Ну что вы?
– Ничего невероятного. Например, я никогда бы не подумал, что покрой комбинезона станет когда-либо бальным платьем. Тем более что туристские ботинки у вас есть, и почти новые.
– Пожалуй, танцевать в них будет неудобно.
– Ах, вы собираетесь еще и танцевать?
– А что же мне еще остается делать в комбинезоне престижной фирмы «Ренглер»? Хотя… я бы с большим удовольствием отправилась в нем затирать потолки на соседней девятиэтажке.
Поплакаться в жилетку Петру Иванычу не удалось, в дверь позвонил Максим – я уже знала манеру его звонка.
На Максиме был новый костюм и полосатый яркий галстук, который своей нагловатой вычурностью как нельзя более подходил к моему модному комбинезону.
В руках Максим держал коробку.
– Так-так! – подытожил Петр Иваныч. – Максим при галстуке и тоже с коробкой. А мы как раз только что говорили о твоей коробке.
– О коробке?
– Ну, не о ней, а о том, что внутри. Ты не ошибся номером?
– Кажется, нет, – сразу встревожился Максим. – Тридцать восьмой.
– Не ошиблись, не ошиблись, – сказала я, забирая у него коробку. – Вы никогда не ошибаетесь, Максим. Тем более что сейчас у вас такой эрудированный консультант.
Я уже не стала ни удивляться, ни переспрашивать. Я просто вынула из коробки туфли, надела их и прошлась по передней, прищелкивая высокими каблучками.
Кафе «Капельки»
Вечер был ясный и тихий. Подмораживало. На улице уже горели светильники. Я шла рядом с Максимом, положив руку на его локоть. Мои новые каблучки задорно постукивали по мерзлому асфальту, однако самочувствие у меня было несколько меланхоличное, не было того настроя, который появляется, когда идешь на интересное «дело».
И все же молодого человека в мохеровом беретике я заметила, думаю, раньше, нежели Максим.
Вернее, раньше обратила на него внимание.
Он шел нам навстречу и, зажав в зубах сигарету, весьма натурально – чуточку излишне натурально – ощупывал карманы в поисках спичек.
Я придержала Максима за локоть.
Молодой человек круто повернулся к нам, и я узнала посыльного, который принес коробку от полковника Приходько. Прохожих поблизости не было, тем не менее он держался как посторонний человек, которому просто понадобились спички.
Максим не курил, но я знала, что сейчас у него есть с собой спички и сигареты, впрочем, и у меня в сумочке лежала пачка «Мальборо» и газовая зажигалка «Ронсон».
Максим неторопливо полез в карман.
– Она сидит за вторым столиком, слева от оркестра, – молодой человек говорил тихо и ожидающе поглядывал, как Максим зажигает спичку. – Брюнетка, в красной вышитой безрукавке и белой блузке – не спутаете. Вместе с ней молодой человек. – Он наклонился, дохнул на спичку, она погасла. – Извините! – сказал он и продолжал: – Вторая пара за столиком наши – практиканты из школы милиции. Когда увидят вас, рассчитаются, и вы займете их места. Официантка – Лиля Прохорова – чаевые берет, не стесняется… – он прикурил от второй спички. – Удачи вам, Евгения Сергеевна, – и, не взглянув на меня, прошел мимо.
– Так… – сказал Максим.
– Так, – подтвердила я.
– Значит, пришли. Теперь нам нужно без шуму и пыли проникнуть в это заведение.
Мы подошли к кафе. За стеклом двери висела табличка: «мест нет!». Табличка была выполнена со вкусом, золотыми буквами на черном фоне, что, видимо, должно было утешать посетителя, которому отказывают в приеме. Два молодых человека в пуховых куртках и с хорошей шевелюрой, заменяющей им головные уборы, растерянно переминались у дверей. Очевидно, они уже стучали, но уйти не могли – музыка, доносившаяся из кафе, притягивала их, как магнит.
Максим вежливо потеснил молодых людей и постучал в дверное стекло. Ему пришлось стучать, пока за стеклом не возникла сурово насупленная физиономия швейцара в коричневой «фирменной» куртке. Максим достал удостоверение с крупными буквами «Пресса» на картонной обложке, приложил к стеклу и уверенно, даже не дожидаясь реакции швейцара, приглашающе протянул мне руку. Я, признаться, замешкалась – уж очень чугунная была фигура швейцара, закаленного в битвах у входных дверей, однако он, хотя и без особой готовности – как бы в сомнении, – но приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы Максим успел пропихнуть меня и пробраться сам.
Молодые люди наивно сунулись было следом.
– Куды! – только и сказал швейцар и закрыл дверь на задвижку.
Гардеробщик принял нашу одежду, повесил на один номер, Максим сунул номерок в свой карман. Я кивнула в сторону швейцара:
– К сожалению, личность молодого человека гардеробщик не запомнил, а куртка была как куртка, темная, поролоновая. Вот только вешалка на его куртке была привинчена маленькими болтиками, для крепости, – эту особенность одежды гардеробщик, профессионально, что ли, заметил. Ребят, которые подняли Севина, расспрашивали уже в милиции и порознь, и вместе, и в правдивости их показаний сомнений не возникало. Студенты, неделю тому назад вернулись с практики из села. В вестибюле они тоже никого не видели, но одну существенную деталь все же сообщили. Когда они спускались вниз, на лестнице их остановила девушка. Или она спускалась тоже, или поднималась – этого они не могли решить, но она остановила их и попросила закурить. Показалась им чуточку пьяной, долго и неловко разминала сигарету, порвала ее, извинилась, попросила вторую, долго прикуривала. И вот, после того что они увидели в туалете и услышали в милиции, у них появилось подозрение, что она просто старалась их на лестнице задержать. А если так, то она знала, что происходит в туалетной комнате, дала возможность кому-то свести счеты с Севиным, а потом спрятаться в углу за шторой и, когда Сазонов вошел в туалет, подняться наверх. К сожалению, про девушку они вспомнили уже после расспросов в милиции, просто до этого не могли связать эту встречу с тем, что произошло. Одета девушка, по их словам, была не то в голубое, не то в зеленое платье – здесь у них единого мнения не было, но лицо ее они запомнили хорошо. Когда работники милиции вместе с ними вернулись в кафе, то было уже поздно. Среди немногих одевающихся посетителей девушки не нашли… Этим пока все и закончилось… Вот такая неприятная история. Конечно, и парня жалко, это само собой, да и на нашей репутации пятно – не сумели свидетеля уберечь. – Борис Борисович глянул на часы. – Что-то задерживается наше начальство, это на него не похоже… Ага, вот и он звонит.
И Борис Борисович пошел открывать дверь.
3
Полковник Приходько хмуро кивнул мне, устроился за столом. Извинился за опоздание.– Машина подвела. Выехали из Ордынки и встали прямо на шоссе. Я своему шоферу выговор закатил – у милиции машина на полпути останавливаться никак не должна, понятно, кажется. Спасибо автоинспекторам – подвезли… А вам от Максима Крылова привет. Точно не помню, но думаю, что передавал.
– Спасибо! – только и оставалось ответить мне.
Спросить, зачем мое начальство каталось за сто километров в Ордынку и встречалось там с Максимом, не позволяла субординация, и, хотя полковник держался со мной просто, я старалась ее соблюдать. Но я подумала, что мне и так это расскажут. И даже подумала, что это может иметь какое-то отношение ко мне.
Как обычно, Борис Борисович принес нам по стакану крепкого, со вкусом заваренного, чаю. Полковник выпил один стакан, отказался от второго, что, как я уже знала, было признаком его плохого настроения.
– Про девушку, конечно, рассказал? – спросил он Бориса Борисовича.
– Рассказал.
– И про мальчика?
– И про мальчика рассказал. А что, не нужно было?
– Почему не нужно – мне меньше говорить придется. До сих пор не пойму, как это ты догадываешься, что тебе нужно рассказать, а что нет?
Полковник отодвинул стакан, положил локти на стол.
– Вот так! – насупился он. – Прохлопали мальчика, детективы!
Он произнес это таким тоном, что даже я, не имеющая к этой истории никакого отношения, почувствовала какую-то долю вины. Корпоративное мышление, сказал бы Максим.
– Всего не учтешь, согласен, – продолжал полковник, – и рисковать нам зачастую приходится. Так это нам, наш риск – он по уставу положен. А если случилось, что мы человека, который нам помочь хотел, от ножа уберечь не могли – тут уж никакие оправдания в зачет не идут. Никонову попало, конечно, а Сазонова вообще от дела отстранили. И правильно. Даже не потому, что с него главный спрос, а потому, что он уже себя в кафе засветил, и пользы от него не будет.
Я слушала полковника и жалела лейтенанта Сазонова. Понимала, что у него сейчас на душе, хотя, честно говоря, не могла бы его в чем-то обвинить. Случилось непредвиденное, как сказал Борис Борисович.
– И не осталось ни одной зацепочки, – продолжал полковник. – Так, один мираж зелено-голубой. Официанток расспросить, может, и упомнят, кто где сидел, Только, по-моему, пустое это дело. Официантки – народ болтливый, разговоры пойдут, конечно, и мы виновников вообще от кафе отпугнем, а тогда нам их нипочем не найти. Можно, правда, насильников и поискать – Никонов говорит, что девушку, похоже, на машине привезли. Так ведь еще не зима, все машины на ходу, это мы сколько там шариться будем, все впотьмах. И подумал я к этому делу с другого боку подойти.
Полковник Приходько как-то вопросительно посмотрел на меня. И вот тут-то я начала соображать, зачем, он меня пригласил. Я постаралась спокойно и согласно встретить его взгляд, и чуть заметная тень одобрения появилась в его обычно холодных серых глазах.
– Да, Евгения Сергеевна, вижу – догадываетесь. В надежде на вас я и попросил передать это мутное дело в наш отдел. Должны мы с вами разыскать преступников. Любой ценой должны отыскать. Найдем и об этом в газетах напишем, чтобы люди нашу уверенность почувствовали, что никому мы не позволим безнаказанно покушаться ни на чью-то жизнь, ни на девичью честь. Доверил нам народ такие обязанности, и должны мы их выполнять.
Я не сразу нашлась, что сказать, а мне не хотелось, чтобы полковник расценил мое молчание, как некую неуверенность или еще что.
– Буду стараться, – просто ответила я.
– Я это знаю, – кивнул полковник. – Другого ответа и не ждал, но всё равно приятно услышать.
Он опять облокотился на стол, взгляд его потеплел, он даже усмехнулся чуть, видимо, каким-то своим мыслям.
– Тут еще такое дело… Мой начальник сегодня мне лекцию прочитал. Ладно, не при всех, а после заседания. А начал он так: «Это, конечно, хорошо, что полковник Приходько промашку ребят из уголовного розыска принял как свою собственную беду и помощь пообещал, и догадываюсь, на кого он рассчитывает. Так не думает ли полковник Приходько, что уж очень он удобно устроился, законспирировал у себя в отделе молодую женщину, на гулянки с хапугами ее посылает, в Обском море чуть не утопил. Правда, дело Аллаховой закончил «на пятерку» и победителей вроде бы не судят, но не слишком ли свободно работает начальник отдела, прямо не отдел, а «сыскное бюро полковника Приходько». Вот так он мне выговаривал, а я молчал. Да и что мог сказать? Прав он, если по правде-то. Спаивал вас у Аллаховой и в Обском море чуть не утопил – было такое. Старый стал, видимо, сам путного ничего посоветовать не мог и не ожидал, что вы такую разведку боем устроите. Не учел. Угнаться за вами, молодежью, уже не могу. Как, Борис Борисович, может, мне уже пора на бережок – рыбку ловить?
– Так вы рыбку-то, по-моему, сроду не ловили, – заметил Борис Борисович.
– Не ловил, верно. Всю жизнь, как помню, только разную шпану да жуликов ловлю. Значит, поздно мне на рыбную ловлю переучиваться. Я тут сам себе однажды ревизию устроил, подумал: узнай я заранее, что, вы надумали на Обское море ехать, отговорил бы вас от лишнего риска, и, кто знает, добрались бы мы до фальшивых накладных Аллаховой? Конечно, не в оправдание себе, просто факты привожу. Но, если бы вы тогда с моря живой не вернулись, я бы из милиции ушел. За ненадобностью, как несоответствующий. Все время я за вас в ответе, Евгения Сергеевна, и не забывал этого ни на минуту. Но и вы не забывайте, прошу вас…
– Я не забываю. Спасибо вам, товарищ полковник…
Что еще я могла сказать в ответ на эти по-отцовски теплые слова?
– И все еще вас в секрете держу. Погоны ваши только издали показал. Хотя и собирался было вам форму вернуть, раздумал пока. И начальство со мной согласилось. Понятно, что последняя ниточка по делу Конюховой и Севина в кафе уходит, другой нет. А в кафе оперуполномоченного в форме не пошлешь. Но сказали мне: «Смотри, полковник, все время по краю ходишь, и везет тебе пока что, везет!» Что ж, ответил я, правильно, везет! И оба по столу постучали, шутя, конечно, но постучали, вот как сейчас.
И полковник Приходько даже без улыбки постучал костяшками пальцев по столу.
– Столешница-то пластмассовая, – ухмыльнулся Борис Борисович.
– Да ну? Тогда я по стулу постучу, стул-то, поди, у тебя все же деревянный… Видите, Евгения Сергеевна, расхвастался я перед начальством и отступать после таких заверений некуда. Ловить будем паразита этого. И поймаем, обязательно поймаем. Налей-ка мне, Борис Борисович, еще стаканчик. Я вот на Евгению Сергеевну посмотрел, и настроение у меня, прямо говорю, улучшилось.
Борис Борисович принес полковнику чаю. Я отказалась. Говорить мне было нечего, спрашивать пока тоже не о чем, и я сидела, что называется, «сложа ручки». Но вот полковник Приходько отодвинул пустой стакан, повозился на стуле за столом, устраиваясь поудобнее, – это означало, что инструкция будет длинная, и я приготовилась слушать. Я никогда и ничего не записывала, память у меня была хорошая, полковник это знал, и похоже, ему нравилось, что у меня с собой даже записной книжки нет. Да и записывать пока тоже было бы нечего, план поиска был несложен поначалу, продолжение его зависело от обстоятельств, которые ни полковник, ни я предугадать бы не смогли.
– По убийству Севина шуму в кафе поднимать не будем. Чтобы эту компанию не спугнуть. Судя по всему, бывают они в кафе часто. Даже если главный виновник и притаился, то остальные, думаю, придут, по старой памяти. Бояться им вроде нечего, подозрений на них нет. Да и мы еще наведем «тень на плетень». В «Вечерке» напечатаем статью, вообще о работе молодежных кафе, что пока там слаб общественный надзор, имеются случаи злостного хулиганства, виновники задержаны, ведется следствие. На «Капельки» ссылаться не станем, и все это будет сущей правдой – есть у нас задержанные из других кафе. Вот за такой статьей я и ездил к Крылову, – работник он опытный, ему много объяснять не нужно. Он тут же при мне и статью написал. А я ее тут же в редакцию «Вечерки» отвез.
– Статью мог и здесь Петр Иванович написать, – заметила я.
– Мог, конечно. Но я подумал, что кафе – тема молодежная и Крылов как журналист более подойдет. Притом у меня была к нему просьба, так сказать, частного порядка.
Мне пора было догадаться, что полковник ездил к Максиму не только за статьей.
– Скажите, Евгения Сергеевна, – спросил он, – вы танцевать любите?
– Не очень.
– Да ну? – как бы весьма удивился полковник. – Так совсем и не танцуете?
– Не совсем, конечно. Кто теперь не танцует, тем более что сейчас на это особого умения не требуется. Было бы настроение…
– Вот, вот – настроение. А пока вы у меня работаете, вам было не до танцев?
– Почему же, танцевала, и не раз. По долгу службы даже. На вечере у Аллаховой, с Башковым на его квартире. Но я догадываюсь, вы хотите, чтобы я еще потанцевала.
– Правильно догадываетесь, хочу. Очень хочу. Я даже вам и кавалера подыскал.
Теперь все причины поездки полковника в Ордынку стали понятны. Появляться в кафе одной не с руки, прикреплять ко мне кого-либо в спутники из состава милиции полковник тоже не хотел. А Крылов – журналист, и его появление в кафе никаких подозрений ни у кого не вызовет. И конечно, полковник понимал, что в паре с Максимом я буду чувствовать себя свободнее, нежели с незнакомым мне человеком. Я кивнула согласно:
– Надеюсь, что мы с вашим кавалером станцуемся.
– Я тоже так думаю, – подытожил полковник, причем опять серьезно, без улыбки, как бы давая понять, что шуткам тут уже нет места, идет обсуждение моментов работы, работы серьезной и нелегкой для меня. – Искать зелено-голубую девушку я поручил людям, даже не нашего городского отделения, вместе с ребятами, которые эту девушку видели. Искать будут осторожно, не дыша, на цыпочках. Как найдут, покажут вам издали и сами со сцены долой, – тут полковник глянул на меня и вздохнул чуть. – На этом мой сценарий и заканчивается. Дальше начинается ваша импровизация с Максимом Крыловым. Ваша партия. Как это в балете называется, когда танцуют вдвоем?
– Па-де-де, кажется.
– Вот это самое – па-де-де… Попытаться за эту зелено-голубую зацепиться, а через нее и на остальную компанию выйти. Коли они в это кафе наладились, то – если не спугнуть – еще придут. Молодежь – она осторожничать не умеет. Конечно, пока вы в кафе танцевать будете, мы здесь тоже сложа руки сидеть не станем. Ножичек тот в лаборатории исследуют – может, что-нибудь на нем от хозяина осталось, что не успела смыть вода. Мои Шерлоки Холмсы будут потихоньку район просеивать – машину искать. Если верить собачке, то Конюхову к этой остановке на машине привезли. И почему именно к этой остановке, а не к какой другой? Над этим уже здесь мы будем голову ломать. А вам, главное, за зелено-голубую зацепиться.
– А может, она к нашей истории ни с какого боку? Простая случайность.
– И такое может оказаться. Что делать – версию эту нужно доработать, другой нет. И здесь Максим Крылов – вам не везде помощник, придется действовать одной, я думаю. Соло, так сказать.
Полковник Приходько опять взглянул на меня и опять нахмурился. Догадаться, о чем он подумал, мне уже было нетрудно.
– Да, Евгения Сергеевна, да! Пожалейте вы меня, старого, чтобы мне по ночам спокойно спалось. Не испытывайте судьбу, без крайней-то необходимости. Рискованный вы все же человек. А ведь эти молодцы – это вам не наши жулики-хапуги, это молодые люди, и уж коли они за нож взялись… их на сентиментальной лирике не купишь… Единственно, чем мы поначалу сможем вам помочь: там на задах кафе переулочек есть, и в нем по субботам будет стоять машина, «москвичок» зелененький, номер у него 32–71. Шофер в нем наш, естественно, и по радио связь с нами через телефон у дежурного. Это на всякий пожарный случай. Не забудете номер?
– Не забуду, – пообещала я.
Итак… Опять мне предстояло входить в чужой образ, выдавать себя за женщину, которой я не хотела бы в настоящей жизни быть.
Мне на самом деле было нелегко.
Когда-то я успешно играла на студенческой сцене, и там, если мне удавалась роль, были довольны и зрители, и я сама. Но то было искусство, а оно всегда несет радость. Сейчас от того, как я сыграю свою роль, у кого-то надолго сломается жизнь.
Все верно – совершивший зло должен быть наказан. Это закон – мера социальной защиты. Нарушитель с этим не согласен, он прячется. Почти всегда. Прежде чем наказать, его нужно найти. Его можно искать явочным порядком. Современный Шерлок Холмс находит нарушителя, применяя изощренные методы современной дедукции, и мы неизменно уважаем такого Шерлока Холмса. Иногда его уважает даже сам преступник.
В моем случае не так. Мне придется отыскать нарушителя, прячась и подглядывая. И частым приемом моего поиска будет обыкновенная ложь. Ложь – это всегда нехорошо, чего уж хорошего… Но Закон не допускает исключений, и нарушитель должен быть найден.
Любой ценой?..
На этот вопрос нет однозначного ответа. И в моем случае цену поиска определяю только я.
Это была элементарная схема моих рассуждений, которая объясняла, почему мне было нелегко. Преступнику повезло, ему удалось замести все следы, и обязательства, взятые полковником, вынуждали его применить, возможно, единственно надежный способ расследования…
Уже дома, готовясь к посещению кафе, я серьезно задумалась: а в чем я туда пойду. Я должна привлечь чье-то внимание, значит, должна выглядеть соответственно своей роли: молодая незамужняя женщина, не очень строгого поведения, само собой… торговый работник – значит, какие-то возможности одеться. Я могу пойти в кафе и в платье, и в брюках. Но брюки – это желательно джинсы «Ренглер». Я знала, конечно, что в последнее время в моду вошли комбинезоны и брюки «бананы». Ни «Ренглера», ни «бананов» в моем гардеробе не было.
Я решила поначалу обойтись тем, что есть. Но все-таки недооценила предусмотрительности начальника. Полковник Приходько, как обычно, продумал все мелочи и учел все возможности, которые были в поле его предвидения.
Я еще размышляла у открытой дверки шкафа, когда нам в дверь позвонили.
Посыльный – молодой человек в пуховой куртке и отечественных джинсах – принес большую картонную коробку. На мой вопрос: не ошибся ли он адресом, так как мы ничего не заказывали, он сказал, что принес точно, куда нужно. Я спросила – откуда у него такая уверенность, он взглянул на меня еще раз и сказал, что все верно, добавив «до свидания!», ушел, оставив меня стоять с коробкой в руках.
– Любопытное кино! – изрек возникший за моей спиной Петр Иванович. – Раньше в таких коробках кавалеры присылали бальные платья дамам своего сердца.
– Вы начитались Бальзака, – заявила я. – Но в данном случае, кажется, недалеки от истины. Если исключить даму сердца, пожалуй.
– А кавалер?
– Да и кавалер, догадываюсь, не тот. Не бальзаковский.
Я развязала ленточку на коробке. На самом деле – там было платье. Вернее, не платье, а тот самый комбинезон. Материал, из которого он был сшит, выглядел скромным на вид. Но я ведь была еще и товароведом и могла распознать качество изделия. На месте была и «фирма» – черная полоска с золотыми буквами на нагрудном кармане, конечно, это был тот самый комбинезон «Ренглер» и о таком комбинезоне женщина моего возраста и другого настроя могла только мечтать.
– Там еще что-то лежит, – заметил Петр Иванович. Я достала из коробки и развернула бумагу – это оказалась изящная сумочка под цвет комбинезона. Мало того – в сумочке лежала пачка сигарет «Мальборо» и зажигалка фирмы «Ронсон».
Полковник Приходько, как мог, использовал свои возможности.
Петру Ивановичу догадаться о «кавалере» было уже нетрудно, как и сделать вывод, что мне опять предстоит работа «на вражеской территории». Настроения это ему не прибавило, но он соблюдал правила игры и ни о чем меня не спросил.
– Ваша новая спецодежда, – только заметил он.
– Вы намекаете на рабочий покрой? – попробовала отшутиться я.
– Намекаю. Для строителя-штукатура одежда вполне подходящая.
– А в сумочке удобно носить мастерок, – поддержала я.
Полковник Приходько профессионально точно определил мой размер – комбинезон пришелся как нельзя по фигуре. Мне хотелось, естественно, поглядеть, как я в нем выгляжу – мое комнатное зеркало позволяло это сделать только по частям. Большое зеркало имелось в комнате Петра Иваныча – осталось от его жены, он собирался выставить его в переднюю, для меня, но в передней не находилось места. Я направилась к Петру Иванычу. Чтобы меня не стеснять, он вышел на кухню. Я было хотела сказать, что он мне не мешает, но сообразила, что таких слов в данной ситуации говорить мужчине – какого бы возраста он ни был – мне не следовало.
Наглядевшись, я направилась на кухню, показаться Петру Иванычу.
Он кивнул одобрительно.
– Нормально. Как говорят наши высокоученые дети, которым школьный курс русской литературы, к сожалению, не помог обогатить словарный запас.
– Но вы как-никак дополнительно упражнялись в русском языке, – напрашивалась я.
– Упражнялся, – сказал Петр Иваныч, – что ж, «моей Людмиле любая шапка хороша…» – уклонился он. – Но, как я понимаю, такое одеяние требует и соответствующей обуви – что-то лаковое и, желательно, на высоком каблуке. Я ни разу не видел вас на высоком каблуке. Видимо, это идет от привычки твердо стоять на земле, а высокий каблук создает ощущение зыбкости, неустойчивости. Кстати – не примите как комплимент, – классические формы тоже обходят высокий каблук. Могли бы вы, скажем, представить Венеру Милосскую в туфлях на высоком каблуке?
– Не могу, – согласилась я. – Но и, вообще, во что-либо одетой ее не представляю.
– Что ж, вы правы – любая тряпка на ней будет выглядеть пошлостью. Но вернемся к нашим… каблукам. А туристские ботинки на «вибраме» в моду еще не вошли?
– Ну что вы?
– Ничего невероятного. Например, я никогда бы не подумал, что покрой комбинезона станет когда-либо бальным платьем. Тем более что туристские ботинки у вас есть, и почти новые.
– Пожалуй, танцевать в них будет неудобно.
– Ах, вы собираетесь еще и танцевать?
– А что же мне еще остается делать в комбинезоне престижной фирмы «Ренглер»? Хотя… я бы с большим удовольствием отправилась в нем затирать потолки на соседней девятиэтажке.
Поплакаться в жилетку Петру Иванычу не удалось, в дверь позвонил Максим – я уже знала манеру его звонка.
На Максиме был новый костюм и полосатый яркий галстук, который своей нагловатой вычурностью как нельзя более подходил к моему модному комбинезону.
В руках Максим держал коробку.
– Так-так! – подытожил Петр Иваныч. – Максим при галстуке и тоже с коробкой. А мы как раз только что говорили о твоей коробке.
– О коробке?
– Ну, не о ней, а о том, что внутри. Ты не ошибся номером?
– Кажется, нет, – сразу встревожился Максим. – Тридцать восьмой.
– Не ошиблись, не ошиблись, – сказала я, забирая у него коробку. – Вы никогда не ошибаетесь, Максим. Тем более что сейчас у вас такой эрудированный консультант.
Я уже не стала ни удивляться, ни переспрашивать. Я просто вынула из коробки туфли, надела их и прошлась по передней, прищелкивая высокими каблучками.
Кафе «Капельки»
1
Нам не было особой необходимости появляться в «Капельках» слишком рано. Вечерняя программа начиналась в семь часов. Не доезжая до кафе две остановки, мы выбрались из троллейбуса и пошли пешком.Вечер был ясный и тихий. Подмораживало. На улице уже горели светильники. Я шла рядом с Максимом, положив руку на его локоть. Мои новые каблучки задорно постукивали по мерзлому асфальту, однако самочувствие у меня было несколько меланхоличное, не было того настроя, который появляется, когда идешь на интересное «дело».
И все же молодого человека в мохеровом беретике я заметила, думаю, раньше, нежели Максим.
Вернее, раньше обратила на него внимание.
Он шел нам навстречу и, зажав в зубах сигарету, весьма натурально – чуточку излишне натурально – ощупывал карманы в поисках спичек.
Я придержала Максима за локоть.
Молодой человек круто повернулся к нам, и я узнала посыльного, который принес коробку от полковника Приходько. Прохожих поблизости не было, тем не менее он держался как посторонний человек, которому просто понадобились спички.
Максим не курил, но я знала, что сейчас у него есть с собой спички и сигареты, впрочем, и у меня в сумочке лежала пачка «Мальборо» и газовая зажигалка «Ронсон».
Максим неторопливо полез в карман.
– Она сидит за вторым столиком, слева от оркестра, – молодой человек говорил тихо и ожидающе поглядывал, как Максим зажигает спичку. – Брюнетка, в красной вышитой безрукавке и белой блузке – не спутаете. Вместе с ней молодой человек. – Он наклонился, дохнул на спичку, она погасла. – Извините! – сказал он и продолжал: – Вторая пара за столиком наши – практиканты из школы милиции. Когда увидят вас, рассчитаются, и вы займете их места. Официантка – Лиля Прохорова – чаевые берет, не стесняется… – он прикурил от второй спички. – Удачи вам, Евгения Сергеевна, – и, не взглянув на меня, прошел мимо.
– Так… – сказал Максим.
– Так, – подтвердила я.
– Значит, пришли. Теперь нам нужно без шуму и пыли проникнуть в это заведение.
Мы подошли к кафе. За стеклом двери висела табличка: «мест нет!». Табличка была выполнена со вкусом, золотыми буквами на черном фоне, что, видимо, должно было утешать посетителя, которому отказывают в приеме. Два молодых человека в пуховых куртках и с хорошей шевелюрой, заменяющей им головные уборы, растерянно переминались у дверей. Очевидно, они уже стучали, но уйти не могли – музыка, доносившаяся из кафе, притягивала их, как магнит.
Максим вежливо потеснил молодых людей и постучал в дверное стекло. Ему пришлось стучать, пока за стеклом не возникла сурово насупленная физиономия швейцара в коричневой «фирменной» куртке. Максим достал удостоверение с крупными буквами «Пресса» на картонной обложке, приложил к стеклу и уверенно, даже не дожидаясь реакции швейцара, приглашающе протянул мне руку. Я, признаться, замешкалась – уж очень чугунная была фигура швейцара, закаленного в битвах у входных дверей, однако он, хотя и без особой готовности – как бы в сомнении, – но приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы Максим успел пропихнуть меня и пробраться сам.
Молодые люди наивно сунулись было следом.
– Куды! – только и сказал швейцар и закрыл дверь на задвижку.
Гардеробщик принял нашу одежду, повесил на один номер, Максим сунул номерок в свой карман. Я кивнула в сторону швейцара: