Кроних Григорий. Поиск в темноте (сборник)

   – Очень похож на вышибалу, которого кинорежиссеры ставят в дверях дореволюционных кабаков.
   Максим поправлял галстук перед зеркалом:
   – Подходит! – согласился он. – Так ему, наверное, и сейчас, в эпоху цветных телевизоров, частенько приходится выполнять дореволюционные обязанности. Современный человек, – философствовал он, посматривая на меня в зеркало, – когда перепьет, то в манерах своих двигается тоже не в будущее, а в прошлое, иногда довольно далеко. Культура – весьма тонкий налет, водка без труда стирает его начисто.
   – А ее здесь подают?
   – Водку-то? Конечно, нет. Но легкое вино, думаю, есть. А водку, в конце концов, можно и с собой принести.
   В танцевальный зал на второй этаж вела широкая лестница с ковровой дорожкой. Двери в туалет находились где-то под лестницей, за тяжелыми шторами.
   Я тихо сказала Максиму:
   – Загляните туда, где все случилось.
   Он достал сигарету, спички и, прикуривая на ходу, непринужденно направился под лестницу, и я сумела убедиться, что из вестибюля вход в туалетные комнаты фактически не просматривается, что в свое время и учел убийца Миши Севина.
   Мы поднялись в зал.
   Налево у стены на овальной, приподнятой над полом площадке разместился оркестр: аккордеон, две электрогитары и барабан; точнее, барабанов было несколько – три или четыре малых барабанчика вокруг большого. Лихой широкоплечий «ударник» трудился вовсю, задавая основной ритм.
   Середину зала заполняла плотная толпа танцующих. Смотреть на эту беспорядочно шевелящуюся толпу было любопытно, но не более того, каждый изображал, что хотел, не интересуясь, как это выглядит со стороны. Я уже несколько поотвыкла от таких массовых зрелищ, невольно вспомнила, как на одном из прошлых институтских вечеров решили использовать старорежимную польку-бабочку, – мне понравилось, но подруги заявили, что это не современный, слишком «запрограммированный» танец.
   На краю эстрадной площадки стоял юноша с бакенбардами и пел в микрофон:

 
Не прожить нам в мире этом
Без потерь, без потерь…
 

   Слова куда как подходили к случаю, который привел нас сюда.
   Столики в зале располагались полукругом возле трех стен, я ничего не видела за танцующими, но Максим что-то рассмотрел, оглянулся и я пошла за ним.
   Второй столик слева от оркестра, как можно было заключить по приборам, занимали четверо, но сейчас там сидели двое, два молодых человека – один в замшевой куртке, второй – в пиджаке. Они не спеша потягивали пиво, рассеянно поглядывали на танцующих. Заметив нас с Максимом, коротко переглянулись и разлили остатки пива по стаканам.
   У стены, между зашторенными окнами, стоял просторный «ресторанный» буфет, официантка, – видимо, это и была Лиля Прохорова – молодая плотная женщина в модном седом парике, выставляла на буфетную полку бутылки из ящика. Максим подошел к официантке, она только развела руками, видимо, ответив, что мест нет. Максим улыбнулся просяще – как он вообще никогда не улыбался – и довольно ловко сунул в кармашек белого передничка зеленую бумажку. Прохорова только покачала головой, оглянулась, соображая, куда можно пристроить пару стульев. И тогда один из молодых людей подозвал официантку, быстро рассчитался, и они оба ушли, даже не взглянув на меня.
   Тут и барабанщик лихо отбил заключительные аккорды, стукнул по тарелке. Плотная толпа танцующих распалась на отдельные группы, начала редеть, а места за столиками стали заполняться.
   Темно-красную безрукавку я заметила еще издали и успела разглядеть девушку, прежде чем она подошла. Максим усадил меня, но сам продолжал стоять у столика, как бы не желая мешать официантке сменить приборы, а я догадалась, что он тоже заметил девушку в красной безрукавке. Кавалер ее шел следом и замешкался, и Максим предупредительно подвинул девушке стул:
   – Пожалуйста!
   – Благодарю, – коротко уронила она.
   Голос ее был глуховатый, равнодушно-спокойный. Она не взглянула на Максима и опустилась на стул, даже не притронувшись к нему руками, как бы заранее зная, что стул окажется на месте.
   Она, вероятно, одних лет со мной, четкие крупные черты лица, тонкие губы и хорошо вылепленный подбородок. Не знаю, как там с интеллектом, но характер у нее, несомненно, был. Глаза серые и холодные, чуть навыкате – как у артиста Дворжецкого, которого я хорошо запомнила по кинофильму «Бег». Она чуть скользнула взглядом по моему лицу, и я почему-то – совершенно непроизвольно – ощутила непонятный холодок тревожного предчувствия.

2

   «Интуиция должна только помогать отыскивать факты, но не заменять их», – эту заповедь полковника Свиридова, который вел спецдисциплины в школе милиции, я запомнила очень хорошо, хотя бы потому, что сама частенько грешила вот такими интуитивными домыслами и получала серьезные замечания от полковника. Но если мои домыслы в дальнейшем оправдывались, он обязательно отмечал это на очередном семинаре, добавляя: «Однако следователь без интуиции и фантазии никогда не станет хорошим следователем».
   Я не собиралась подкреплять своей интуицией предположение ребят, которых эта девушка когда-то задержала на лестнице. А мое тревожное предчувствие могло появиться и оттого, что я частенько в воображении проигрывала эту встречу.
   Ее спутник остановился возле стола.
   – У нас новые соседи, – сказал он.
   – Да, если не возражаете, – ответил Максим.
   – Почему же, пожалуйста. Парни до вас здесь сидели, куда как скучные.
   У него были тонкие губы и внушительный нос, который этаким утесом возвышался на его плоском лице. На убийцу он в моем представлении не тянул, но ко всему остальному… Впрочем, фразу он построил довольно литературно, проявив если не уровень образования, то наличие, во всяком случае, какой-то начитанности. Официантка успела заменить нам приборы, фрукты уже лежали в общей вазе на столе. Максим заказал бутылку сухого.
   – И еще два фужера, пожалуйста.
   – Я вам поставила, – сказала официантка.
   – Дополнительно, – попросил Максим.
   Следуя правилам хорошего тона, Максим отлил вина в свой фужер, затем наполнил три остальных и свой и подвинул два фужера нашим соседям.
   – Не откажитесь, – он приглашающе поднял бокал. – За знакомство!
   У меня появилось опасение, что Максим слишком поспешно идет на сближение, но у него все выглядело так мило и непосредственно, что трудно было заподозрить со стороны какой-либо корыстный интерес. Мы познакомились.
   Девушка назвала себя Ларой, – не знаю, как она была записана в паспорте, могла быть и Валерией, и Калерией, и Ларисой. Молодой человек, сообщив, что он Вика – Викентий, – особых детективных проблем у меня не вызывал. Пригляделась к его узкоплечей фигуре, чистеньким пальчикам и тому, с каким изяществом он держал тоненькую ножку фужера… – нет, вряд ли эта рука могла ткнуть ножом Мишу Севина, именно ткнуть – расчетливо и сильно, а не ударить с размаху, когда не уверен, куда попадешь.
   На буфете у Лили Прохоровой стояли в стаканчике белые хризантемы. Максим опять отправился к официантке, еще одна бумажка опустилась в ее кармашек, и он вернулся с двумя хризантемами. Я пристроила цветок в нагрудном кармане комбинезона; у Лары такого кармана не было на безрукавке, я достала из сумочки безопасную булавку (всегда стараюсь иметь при себе пару таких булавок, при необходимости им можно найти и неожиданное применение, в чем я убедилась в той же школе милиции, когда один наш оперативник-практикант вышел из затруднения с помощью такой вот булавки), и Максим учтиво и ловко пристегнул вторую хризантему к отвороту темно-красной безрукавки и заработал сдержанное «благодарю!».
   Барабанщик на эстраде приглашающе ударил колотушкой по тарелкам, молодой бард с норвежскими бакенбардами выбросил перед собой черную змейку микрофонного шнура:

 
Я под стеклом, я на витрине
Смотрю в окно в дождливый час…
 

   Вика поднялся, вопросительно глянул на меня. Тогда и Максим подал руку своей соседке и повел ее следом за нами.
   Современный танец хорош тем, что при желании можно установить какую-то дистанцию между собой и партнером и даже замкнуться на себе, не выглядя при этом ни невежей, ни недотрогой. Вика не настаивал на тесном контакте и солировал против меня, резво покачиваясь с боку на бок.

 
Папа, подари, папа, подари,
Папа, подари мне куклу!..
 

   Максим танцевал с Ларой неподалеку от нас, я поймала его взгляд, одобряюще чуть улыбнулась ему. Вика принял это на свой счет и усиленно заработал плечами.
   Закончив играть, оркестранты сели за свой столик и принялись за пиво, устроив таким образом длинный перерыв.
   Пока Лара не проявляла ко мне какого-либо заметного любопытства, и это меня беспокоило – нужно было как-то закрепить случайное знакомство. Зато Вика усердно старался привлечь мое внимание. Как я уже заметила, в начитанности ему отказать было нельзя, но пользовался он своими знаниями неумело, шутки его были плоски, а темы скучны. Лара слушала Вику со снисходительной усмешкой, и можно было безошибочно заключить, что какими-либо симпатиями у нее он не пользовался. Нет! Если даже направление нашего поиска правильно, не ради него она рисковала тогда на лестнице, это лишний раз убеждало меня, что к преступлению в туалете Вика не имеет прямого отношения.
   Кафе закрывалось в одиннадцать часов. Наша программа с Максимом была отработана заранее. Где-то после десяти он раза два взглянул на ручные часы.
   – Не опоздаешь? – спросила я.
   – Пожалуй, нужно идти. Пока до Толмачева доберусь…
   – Улетаете? – спросила Лара.
   – Да, в командировку. Оставляю вам на вечер Женю. Не давайте ей скучать!
   – Постараемся! – с готовностью откликнулся Вика.
   – Пойдем, – сказала я Максиму, – я тебя до дверей провожу.
   Максим положил на стол деньги, чтобы официантку не обеспокоил наш обоюдный уход, поклонился Ларе, кивнул Вике, и мы спустились в вестибюль.
   Получив свое пальто, Максим передал мне номерок с вешалки. Выразительно поглядел на меня. Говорить было нечего, все уже было обговорено заранее, а рядом находились швейцар и гардеробщик. Конечно, он хотел бы сказать, чтобы я вела себя поосторожнее… Я только, кивнула ему, поцеловала в щеку и он ушел.

3

   Я вернулась в зал. Лара сидела за столиком одна.
   – А Вика? – спросила я.
   – Знакомых увидел.
   За пятым от нас столиком шумела подвыпившая компания. Вика был среди них.
   Я понимала, что кафе вот-вот закроют, это обязывало меня как-то поторопиться. Пока я не знала о Ларе – кроме имени – ровным счетом ничего. Со спокойным холодком она держалась в отдалении, я не находила уместного пути к более тесному знакомству. В любую минуту она могла просто уйти, не приходить больше сюда, и с таким трудом закинутая паутинка может оборваться надолго, если не навсегда.
   И пока я маялась, отыскивая какие-либо ходы, полковник Приходько уже нашел их раньше меня. Лара обратила внимание на мой комбинезон. Престижность и ценность нынешнего швейного – да и не только швейного – изделия определяется его фирменной маркой, и если раньше ее скромно ставили где-либо на подкладке, то нынешние фавориты моды навязчиво выносят знак своей фирмы на видное место: либо на задний карман, либо спереди, на оторочку грудного кармана, как на моем комбинезоне.
   Фирма «Ренглер» была, разумеется, Ларе знакома, и она поинтересовалась, где я сумела достать такой шикарный комбинезон. И когда узнала, что я работаю у самых истоков импортного благополучия, ее интерес ко мне несколько возрос. Я подтвердила свои возможности, рассчитывая, конечно, на полковника Приходько, так как швейный импорт на наш склад обычно не попадал.
   – Мне звонить не стоит, телефон у завскладом на столе стоит, – сказала я.
   – Понятно. Тогда я вам свой телефон напишу, – она вытащила из стаканчика на столе бумажную салфетку. – Вот только чем?
   Я могла бы сказать, что мне достаточно его услышать, но решила не показывать здесь своих способностей, а достала из сумочки долгопишущий стержень от авторучки – в моей сумочке было достаточно таких вроде бы случайных вещей, начиная от кусочка пластилина, уже упомянутых булавок и бритвенного лезвия, завернутого в ленточку лейкопластыря.
   Лара записала телефон на салфетке.
   – Домашний? – поинтересовалась я.
   – Какой домашний? В новостройке живу. Это – поликлиника районная.
   – А кого спросить?
   – Да, чего же я… – и она приписала: «Лариса Шарапова».
   – Врач?
   – Стоматолог.
   – Это хорошо.
   – Чего «хорошо»?
   – Прибегу к вам, когда зубы заболят.
   Я засунула салфетку в сумочку. Шарапова подняла бокал, допила вино. Поставила бокал, задумчиво повертела его на столе.
   – Скажите…
   – Да, – отозвалась я.
   – Максим, конечно, вам не муж?
   – Конечно, не муж. У Максима жена – геолог. Он сидит в редакции, она путешествует с экспедицией по тайге.
   Я немного, что называется, брала грех на душу, так говоря про Максима, – на самом деле у него была жена геолог, только сейчас ее не было в живых. Но сейчас она была мне нужна, я уже догадывалась, в какую сторону повернет наш разговор.
   – Счастливая жена, – заключила Лара. – Я бы так не смогла.
   – Что не смогли?
   – Оставлять мужа одного и не беспокоиться, видимо. Вас-то она хотя бы знает.
   – Ах, вы вон о чем… Мой дядя знал Максима еще школьником, он Максиму почти как отец, Максим извечный дядин партнер в шахматы, и я для него значу меньше, чем пешка на шахматной доске.
   – Так уж?
   – Представьте себе. Я живу у дяди недавно, никого здесь не знаю, никуда не хожу, – я начала играть свою роль. – Сегодня дядя упросил Максима вывести меня в люди. Максиму нужно ехать в командировку, но он согласился показать мне кафе. И вот я здесь, одна. Поэтому так рада нашему застольному знакомству.
   Шарапова взглянула на часы.
   – Заканчивается наша программа, кафе в одиннадцать закроют.
   – Как жаль! – и я забросила еще паутинку. – С удовольствием продолжила бы наш вечер. Но мой дядя рано ложится спать.
   Шарапова поколебалась чуть. Лично ее, видимо, не тянуло к продолжению знакомства, но она опять взглянула на черную полоску с золотыми буквами на кармашке моего комбинезона… Вряд ли у меня что-либо получилось бы без забот полковника Приходько.
   – Можно пойти ко мне, – нехотя сказала она. – У меня дяди нет.
   – Но музыка, надеюсь, есть?
   – Вот музыки навалом.
   – Ну и чудесно!
   – Только соседи, понимаете?
   – Мы потихоньку.
   – И выпить ничего нет.
   – А это мы устроим. – И я забросила еще одну паутинку: – Вот танцор у нас один.
   – Танцор? – Шарапова взглянула на меня пытливо, как бы стараясь понять, какой я в эти слова вкладываю смысл. Усмехнулась, – неприятная у нее получилась усмешка, что ж, я сама на нее напрашивалась. – Слушай! – она впервые обратилась ко мне на «ты». – Вон взгляни на тот столик, где Вика. Видишь, он с таким жгучим брюнетом разговаривает. С усами.
   – Вижу с усами.
   – Пашка Фоминых. Только он себя Полем зовет, как бы по-французски, хотя Францию, пожалуй, на карте не найдет. Экспедитор в гастрономе. Но танцует хорошо, спортсмен все-таки в прошлом. Вот его и пригласим для комплекта.
   Я вначале было зацепилась за «спортсмена», но тут же сообразила, что Шарапова – по всему похоже – равнодушна и к нему.
   – Так он вроде в той компании на месте, – сказала я.
   – Нет, там случайный набор. Пашка погулять не дурак, а своей зарплаты ему на неделю не хватает.
   В это время Вика и черноусый Поль оглянулись на наш столик, видимо, разговор шел обо мне – новая дама в их колоде. Лара коротко махнула рукой, и Вика тут же подошел.
   – Чего там Поль отирается?
   – Известно чего. Девчонки парня привели с деньгами. Ну и Поль тут же, сбоку.
   – Так и думала. Иди зови его, ко мне поедем.
   – Кого звать – парня?
   – Вика, золото мое бестолковое! Поля зови.
   – Так не пойдет.
   Я достала из сумочки четвертную, положила ее к деньгам, которые оставил Максим, подвинула их Вике.
   – Пожалуйста! – попросила я. – Сообразите у нашей официантки, что нам понадобится… Нет, не нужно ее сюда звать, что вы! Идите к ней, пока она возле буфета. Карманы у вас в пиджаке имеются, надеюсь. Попутно за столик рассчитайтесь, – расщедрилась я.
   – Да не блести там бутылками-то, – сказала Шарапова. – Подведешь Лильку под монастырь.
   – Ее-то? – восхищенно удивился Вика. – Что ты. Да Лильку никаким рентгеном не высветишь.
   Он отправился к официантке. На вазе нашего стола осталось последнее яблоко, Лариса разрезала его пополам.
   – Тебе половина и мне половина… – припомнила она слова хорошей старой песни, и только я понимала, как такие хорошие слова не подходят нам сейчас.
   Вика вернулся с оттопыренным карманом пиджака и бумажным кульком.
   – Лилька закуски подбросила.
   – Иди зови Поля. Теперь придет.
   На самом деле Вике уговаривать Поля не пришлось, там за столом», кроме даровой выпивки, видимо, ему больше ничего «не светило», а тут имелся свежий «кадр» и можно было на что-то рассчитывать.
   Когда они подходили к нам, я пригляделась к Полю – стесняться мне было уже нечего, я вошла в роль. Если Вика был не очень, то Поль с его нагловатой улыбочкой, черными вульгарными усиками и плотными ляжками, затянутыми в джинсы, совсем показался мне противным… И вот тут я подумала, что, если бы загодя не подозревала ребят в черном, мерзком преступлении, возможно, мое суждение о них было бы иное, могло случиться, что и Лариса, и все эти ребята ни в чем не виновны и сцена на лестнице – случайное совпадение, которое стало для нас в милиции точкой отсчета, так как ничего другого не оказалось. Настроения такая мысль мне, конечно, не прибавила, но мой режиссер разработал программу, и так или иначе, а мне придется проиграть ее до конца…

4

   Молодой бард на эстраде объявил последним номером «белый танец» – дамы приглашают кавалеров.
   – Вы танцуйте, а я с бутылками, – заявил Вика. – Давайте ваши номерки, я одежду получу, а то в очереди стоять придется. Жду в вестибюле…
   Лариса равнодушно кивнула мне в сторону Поля, я подала ему руку, и он повел меня в круг. Я полагала, что «белый танец» – это вальс, но здесь каждый танцевал, что хотел. Поль положил мне обе руки на талию, я свои ему на плечи. Ладони у него были горячие, их тепло чувствовалось даже через ткань комбинезона. Я потерпела сколько могла, потом опустила руки, и мы вышли из круга.
   Музыкантам на эстраду танцующие бросали смятые рублевки, молодой певец, передвигаясь по эстраде, небрежно подвигал их носками ботинок к барабанщику, тот, пристукивая, палочками по полу, загонял рублевки под барабан.
   Лариса поднялась нам навстречу из-за стола.
   – Пошли, а то застрянем.
   Вика с охапкой наших пальто дожидался в углу вестибюля.
   – А мы как? – спросил он. – До утра?
   Уверена, что Ларисе он такой вопрос бы не задал, разговор шел, следовательно, обо мне. Она взглянула на меня, видимо, ей было любопытно, как я отнесусь к такому предложению, которое могло обещать мне не только музыку и танцы.
   – Что вы? – натурально испугалась я. – Меня дядя потеряет. Я на два часа такси закажу.
   – Не закажете, – усомнился Вика.
   – Попробую. Я везучая. Говорите адрес.
   Лариса опять поколебалась чуть, и я опять не могла понять причины. И это все настораживало меня. Наконец она сказала адрес… Номер дома был мне уже знаком – та самая девятиэтажка. В моем поиске в темноте уже «тепло»…
   Телефон-автомат находился в углу вестибюля. Я удачно оттеснила двух мальчиков из очереди, они поворчали, но уступили, набрала номер, который сообщил мне полковник.
   – Танечка! – закричала я в трубку. – Закажи мне такси на два часа. Обязательно, милая!
   «Я вас понял, – ответил спокойный мужской голос. – Такси будет, говорите адрес… Я стою неподалеку от кафе, если нужно…»
   Когда мы вышли на улицу, я увидела в полуквартале от нас зеленый «Москвич». Капот был поднят, водитель копался в моторе. Я показала на него Вике.
   – Вон машинка стоит, добегите. Может, довезет.
   – Так он распрягся.
   – Нет, уже капот закрывает. Поторопитесь, а то кто другой раньше вас сообразит.
   На самом деле от кафе к «Москвичу» припустил еще один молодой человек. Они подбежали вдвоем. Шофер, не зная, кто имеет отношение ко мне, отказал обоим. Тогда подошла я и «уговорила» водителя.
   Я забралась с ребятами на заднее сиденье, привалилась в угол машины, пригляделась к водителю и убедилась, что раньше с ним не встречалась. Он тоже взглянул на мое отражение в зеркале. Машину вел мастерски, легко и плавно вписывался в повороты и, переключая скорости, не захватывал головку ручки в горсть, а держал ее свободно, как держат теннисный мяч. Рация у него была, вероятно, встроена в приемник, который сейчас голосом Толкуновой мурлыкал: «Поговори со мною, мама!»
   Он высадил нас возле той самой телефонной будки. Я подала ему трешку, он взял ее и незаметно пожал мне пальцы.
   – Спасибо! – сказала я и выбралась из машины.
   Это было то самое место, где когда-то подняли мертвую Зою Конюхову. Я невольно пригляделась к поребрику дороги, как бы ожидая увидеть там какие-либо оставшиеся следы. Это получилось непроизвольно, и я тут же подобралась внутренне – в моем положении нельзя позволить себе проявление незапланированных эмоций.
   Лифт у девятиэтажки уже не работал: хочешь развлекаться вечером – ходи пешком! Правда, этого не было написано на железной табличке, привешенной к дверке, там стояло деловитое: «лифт работает с 7 до 21». И все.
   Квартира Ларисы была на пятом этаже.
   Однокомнатная, обставленная стандартной мебелью: мягкая широкая тахта, недорогая стенка с керамическими безделушками, праздничной посудой. Несколько десятков книг. Лариса сбросила туфли, забралась с ногами на тахту, предложив мне устраиваться рядом. Вика по-хозяйски отправился на кухню и забрякал там тарелками и стаканами. Поль также уверенно покопался среди магнитофонных катушек на полке, поставил Высоцкого. Потом тоже сел на тахту и сразу же положил руку на мое плечо. Я не стала изображать недотрогу. Вика притащил с кухни поднос с рюмками, тарелками, вилками. Откупорил бутылку коньяку, которой его снабдила официантка. Ребята вели себя просто и непосредственно, но я была уверена, что они здесь только «друзья дома», не более того.
   Зоя Конюхова, возможно, тоже побывала у Шараповой. Могла бывать. Но чтобы все произошло здесь?.. Симпатий особых Лариса у меня не вызывала – даже если исключить сцену на лестнице, – но и думать, что она могла опуститься до такой грязи… что-то мне мешало. Нет, последнюю свою ночь Зоя Конюхова провела не здесь…
   Набор записей Высоцкого у Ларисы оказался неплохой.
   – Так это же все я, – сказал Вика.
   Оказалось, что он заведует дискотекой при клубе железнодорожников и все пленки записаны у него. Он поставил танцевальную музыку, меня опять перехватил Поль, отказываться мне было нельзя – я же сама напрашивалась на «танцора». Однако, танцуя со мной, он начал хамить, я перевела все в шутку и также шутя шлепнула его ладонью. Он не обиделся, а Вика, похоже, остался доволен, что я сумела поставить Поля на место.
   Лариса присматривалась ко мне, видимо, стараясь понять, что я за птица. Что-то в моем поведении было ей непонятно, но она не спрашивала ни о чем, а, прищурившись, поглядывала на меня.
   Наконец в дверь позвонили, это оказался шофер такси – вызывать нас сигналом с улицы он постеснялся и не поленился подняться на пятый этаж.
   Вика и Поль без малейшего намека на возможность кому-либо остаться здесь отправились одеваться. Я напрасно ожидала, что Шарапова пригласит меня заглянуть к ней. Не пригласила. Молча проводила до двери, кивнула. И все.
   В такси я села рядом с шофером, лицо его было мне незнакомо, похоже, это был настоящий шофер настоящего такси. Ребята жили ближе, нежели я. Они вполголоса о чем-то беседовали на заднем сиденье, кажется, разговор шел о том, кому меня провожать, и я так и не поняла: оставшийся принял это в награду или в нагрузку к сегодняшнему вечеру? Поль попросил водителя остановиться, перегнулся с заднего сиденья, чмокнул меня в щеку.
   – Чао, сестренка!
   Я остановила такси возле цирка. Вика проводил меня, мне не хотелось показывать, где я живу, остановилась у соседнего дома. Вика остался единственным звеном, которое могло связать меня и с Шараповой, и со всеми другими, кто мог быть. Мне не следовало его терять. Он сказал мне номер телефона дискотеки, даже записал его авторучкой на моей ладошке, очень просил позвонить. Я вытерпела неизбежный ритуал прощания и побежала в чужой подъезд, подождала, пока Вика уйдет, и поднялась в свою квартиру.
   Конечно, Петр Иванович не спал, в комнате его горел свет, он щелкнул выключателем, как только услышал, что я вошла.

«Сыщики-разбойники»

   От автора: была раньше такая детская игра, которая, как и многие другие, исчезла из обихода нынешнего молодого поколения, даже я не могу точно восстановить ее в памяти, но содержание понятно из названия – «сыщики» ловят «разбойников».

1

   – Как я понял, уверенности, что вы вышли на интересующих нас людей, у вас нет?
   Я поколебалась с ответом, но решила пока не упоминать про свою интуицию. Да и на самом деле, чем бы я могла эту интуицию хоть как-то подтвердить?