---------------------------------------------------------------
ХУДОЖНИК РСФСР ЛЕНИНГРАД. 1966
OCR: Лев Ашкенази
---------------------------------------------------------------

Беря в руки эту книгу, вы можете себе позавидовать, дорогие товарищи
читатели.
Перед вами раскроются страницы, которые вам наверняка захочется снова и
снова перечи' тывать.
На любой странице перед вами раскроются строки, которые не уйдут из
вашей памяти.
Они оттачивают мысль и веселят душу. В любой из них искрится и бушует
умный и могучий смех, то радостный, то иронический, то одобрительный, то
осуждающий, то добродушный, то бичующий.
Эта книга -- Академия остроумия. Написал эту книгу писатель Эмиль
Кроткий, золотых слов мастер.
Ярким и глубоким является ее содержание. Факты и явления, подмеченные
Эмилем Кротким, любой из нас, безусловно, наблюдал вокруг себя. А начинаешь
их видеть как-то по-новому, уточненными и осмысленными. Люди и людские
характеры, о которых идет речь, безусловно, встречались любому из нас. А
начинаешь их понимать шире и глубже, чем понимал до сих пор.
Происходит это потому, что главным оружием писателя, оружием, которым
он блестяще владеет, является афоризм-- точная и ясная формула, изречение,
отчеканенная в немногих ело-вах мысль, иногда лирическая, иногда
юмористическая, а иногда остросатирическая.
Эта книга -- многостраничный стенд афоризмов одного из превосходных
мастеров лирики, юмора и сатиры.
Разумом и сердцем читатели ощущают силу и красоту таланта Эмиля
Кроткого, писателя, столь рано ушедшего от нас. Это умница, зоркий советский
человек, тонкий наблюдатель, острый по мысли, широкий по охвату тем, точный
в определениях, бесконечно веселый, искренне ненавидящий злое и отжившее. Он
говорит все то, что и мы хотим сказать. А творит он свои афоризмы виртуозно.
Он дает формулы, являющие пример предельной концентрации острой мысли
("У рака будущее позади"; "Все блохи -- выскочки"; "Внести свое в таблицу
умножения можно только переврав ее"; "Флюгер думал, что он указывает ветру,
куда дуть"), дает тонкие характеристики, могущие стать основой для создания
типа
литературном произведении ("Когда его толкали в трамвае, ему казалось,
что толчок этот отмечают все сейсмографы мира"; "Поминутно поглядывая на
часы, он клялся ей в верности навек"; "Каждую приставшую к нему мысль он по
прошествии трех дней считал своею"), дает великолепно сработанные каламбуры
и шутки ("У него тоже был соавтор: он писал с грехом пополам"; "В деле было
много данных и столько же взятых"; "Лифтер был настойчив, но и лифт умел
постоять за себя"). . .
Не буду больше приводить примеры. А то, увлекшись, незаметно для себя
процитирую все строки, которые вам, товарищи читатели, предстоит прочесть. А
они -- перед вами.
Рядом с ними вы увидите рисунки художника Бориса Ефимова, Перед вами
развернется пример превосходного творческого содружества. Рисунки Бориса
Ефимова -- это графические афоризмы, умные, яркие, выразительные, острые,
доходчивые, то злые, то добродушные, но всегда смешные. Они органически
сливаются со словом писателя, точно передают его мысль, вместе с тем делая
эту мысль зримой для наших глаз... Моя скромная роль исчерпана. Откройте
страницы книги,-- в прямой разговор с вами вступает Эмиль Кроткий -- золотых
слов мастер.
Александр Безыменский

    x x x



Он давно уже обещал собраться с мыслями, но собрание так и не
состоялось.

При виде потока автомобилей лошадь махнула хвостом на свое будущее.

Плавают разными стилями, тонут--одним.

Мудрецы и зубные врачи смотрят в корень.

Лифтер был настойчив, но и лифт умел постоять за себя.

У строителей воздушных замков всегда хватает стройматериала.

Хотел сказать новое слово в литературе, а сказал только: "Дайте аванс!"

Не расставался с книгой. Возьмет в библиотеке--и не вернет!

Душа его так часто уходила в пятки, что они стали одухотворенными.

Главным действующим лицом в пьесе был бездействующий директор.

Если ты хочешь быть впереди классиков--пиши предисловия к ним.

Каждая его комедия была драмой для режиссера и трагедией для зрителя.

-- Радио будит мысль. Даже в те часы, когда очень хочется спать.

Жаловался, что перо пишет плохо, а сам писал не лучше

У мыши всегда на сердце кошки скребут.

Человек с постоянным адресом: его хата всегда с краю.

Спички были готовы сгореть от стыда за выпустившую их фабрику, но никак
не могли зажечься.

Таланта у него, безусловно, нельзя было отнять: таланта у него не было.

-- Прислуживаться к начальству? Нет уж, увольте.. И его уволили.

Живопись не каша--ее и маслом испортить можно.

Всегда держал руки в карманах: не в государственном, так в
кооперативном.

Бездарное предисловие к талантливой книге подобно убогой прихожей,
ведущей в роскошную залу.

С ним обращались, как с запасным колесом автомобиля: считали
необходимым, но держали позади.

Грозы не любил. Видел в ней только перерасход электроэнергии.

Ребята рассматривали зверей в зоопарке, как иллюстрации к басням.

Она умудрилась перессорить всю квартиру, не выходя из своей комнаты.
Это была, так сказать, склочница-заочница.

Даже о плохих людях надо писать хорошие рассказы.

Много ездил, чтобы изучить жизнь, а изучил только расписание движения
поездов.

И в общую тетрадь можно вписывать собственные мысли.

Такт необходим не только в музыке.

Хорошая цитата подобна изюминке в хлебе, но не выпекай хлеб из одного
изюма!

На его палитре были все краски, кроме краски стыда.

Их роман был так короток, что правильней было бы называть его новеллой.
"
О лице .писателя судят не по приложенному к его книге портрету, а по
самой книге,

Курице было приятно, что в магазине ее продавали за цыпленка.

Так много курил, что всегда чувствовал во рту вкус копченого языка.

Осторожный редактор. Даже таблицу умножения печатает в дискуссионном
порядке.

Любил жаловаться. В библиотеке требовал только жалобную книгу.

Будь прост, но не слишком! Простейшее -- амеба.

Постоянные колебания простительны только маятнику.

Дерево было искалечено гвоздями, которыми к нему был прибит плакат: "Не
калечьте деревьев!".

Когда вагоновожатый ищет новых путей, вагон сходит с рельсов.

Скульптор увековечил свою ошибку в мраморе.

И траве приходится пробиваться.

Ничего не брал на свою ответственность. Говоря, что Земля вращается,
добавлял: "По словам Коперника".

Каждую приставшую к нему мысль он по прошествии трех дней считал своею,

Если бы все хватали звезды с неба, не было бы звездных ночей.

Ночью на безлюдной площади громкоговоритель походил на человека, разго~
варивающего с самим собой.

Автора настойчиво вызывали: публике хотелось посмотреть на человека,
написавшего такую плохую пьесу.

Через пропасть, отделявшую его от молодости, зубной врач перекинул
золотой мост.

Слушали оперу. А постановили что?

У рака будущее позади.

У него тоже был соавтор: он писал с грехом пополам.

Делать муху из слона нерентабельно: слишком много отходов.

Починочная мастерская чинила только препятствия заказчикам.

Вкрался в литературу, как опечатка.

Часы на цепочке, а время все же убегает.

Природа ее не интересовала: цветы она знала по шляпкам, зверей--по
горжеткам.

Родился в сорочке и ни разу с тех пор не менял ее.

Маникюрша знала всю подноготную своих клиенток.

Верх осторожности: ходя по комнате, соблюдать правила уличного
движения.

Радиоприемник сближает нас с отдаленными странами и ссорит с ближайшими
соседями.

Стихи не могут быть храбрее, благороднее, чище, чем их автор.

Если уж метать икру, то только черную.

Сказочно плохая продукция: скатерть-саморванка.

Драматург написал столько стандартных пьес, что получил возможность
приоб-рести стандартный домик.

Гордился оригинальностью. Радовался, когда о его картинах говорили: "Ни
на что не похоже

Перья у писателя были,--ему не хватало крыльев.

В картинной галерее было столько исторических личностей на конях, что
можно было подумать, будто историю наполовину делают лошади.

Хотел сказать "площадь Согласия", но по привычке сказал "площадь
Согласования".

Память ему не изменяла, но он изменял ей всегда, когда находил это
удобным.

Он был незлопамятен: не помнил зла, которое причинял другим,

Каждому свое, а иным и чужое.

Морская качка была изображена художником с таким сходством, что при
одном взгляде на картину тошнило.

Никем не доволен. Говорит о людях так, точно целый мир сидит перед ним
на скамье подсудимых.

Ушел из жизни. Постригся в "схемники".

Лошадь везли на грузовике, и она с грустью думала, что на ее родителях
только ездили

Если шофер верит в бессмертие, жизнь пассажира в опасности.

Добрая эпиграмма--то же, что ласковая сторожевая собака.

Это был человек умный на короткие дистанции.

На "бис" умирают только актеры.

Зубы у него уже не росли, хотя он постоянно держал их в стакане с
водой.

Геометрическая фигура: круглый дурак в квадрате.

Философы--как тарелки: они либо глубокие, либо мелкие.

Любил все человечество, кроме соседей по квартире.

Житейские драмы идут без репетиций.

С Пегасом ему не везло,--он ставил явно не на ту лошадь.

В домового ребята не верили. Они верили в домоуправа.

Когда диктор простужен, кашляет громкоговоритель.

Не все попугаи говорящие. Есть и пишущие.

Весна прошла. Он приносил ей уже не ландыши, а ландышевые капли.

Ему пришла в голову мысль, но, не застав никого, ушла.

В искусстве не все боги. На одного Аполлона приходится четверка
лошадей.

Она признавала лекарства только с латинскими названиями: в русском
переводе они на нее не действовали.

Пьеса наделала шуму: во всех ее действиях стреляли.
Это был человек, способный пойти на все, даже на премьеру заведомо
бездарной пьесы.

Был самолюбив. Давая свой адрес, говорил:
-- Памятник Пушкину стоит как раз против дома, где живу я.

В существование микробов не верил, но пил на всякий случай только
кипяченую воду.

Изобретение электролампочки удлинило жизнь мотыльков: они не сгорают
теперь в керосиновом пламени.

Повар мыслит порциями.

Горечь жизни приходится принимать без облаток.

Певцу аплодировали с опозданием: он хорошо пел двадцать лет назад.

Телефон-автомат держался гордецом и бессребреником: возвращал деньги и
не удостаивал ответом.

Если ты хорош--будь собой. Если плох--будь кем-нибудь другим.

Старая собака мечтала о вставной челюсти: ей еще хотелось- кусаться.

О заведующей продмагом с восхищением:
-- Сказочная женщина! Шахер-махерезада!

Она не понимала его, как бесхитростные ходики, вероятно, не понимают
хронометра.

Плохую песню они исполняли хором, раскладывая ответственность на всех
поющих.

Вернуть детство можно только впав в него.

Мужская парикмахерская "Далила".

Докладчик поминутно заявлял: "Я хотел бы остановиться",--и говорил, не
останавливаясь, три часа.

Когда комнату называют жилплощадью, в ней становится неуютно, как на
улице.

Хваля автора, перевирают его фамилию, браня--никогда.

Санитарная стенгазета "За здорово живешь".

Хорошо помнил своих прежних друзей и при встрече безошибочно не узнавал
их.

В деле было много данных и столько же взятых.

Подчиненных называл "ребятами", а о детях своих говорил "кадры".

Пепельница была так великолепна, что из уважения к ней он бросал окурки
на пол.

Лектор в планетарии держался, как заведующий Солнечной системой.

На бокс он всегда смотрел с удовольствием: приятно было, что бьют
других, а не его.

Поминутно поглядывая на часы, он клял-ся ей в верности навек.

Был до того светлой личностью, что хотелось надеть на него абажур.

Дружба и чай хороши, если они горячие, крепкие и не слишком сладкие.

Все классики были современниками, но не все современники будут
классиками.

В семейном альбоме мирно уживались родственники, ссорившиеся всю жизнь.

Знал, что душа--предрассудок, а все-таки она у него болела.
Лучшее средство от бессонницы--спать.

Разделенное горе меньше, разделенная радость больше.

Книга была написана до того слащаво, что мухи садились на нее тысячами.

Все пережитое ею было написано у нее на лице, а кое-где и подчеркнуто
морщинами.

О том, что он жил, узнали только из объявления о его смерти.

Старикам кажется, что в дни их молодости лестницы были не так круты.

Дожить до седых волос для бобра -- значит пойти на воротник.

Между супругами шли бои местного значения.
Мыши кормились рукописями, и кошка отказывалась их есть. Она не любила
литературы

Презирал весь мир. О земле говорил: "Круглая дура".

Не всякий живущий припеваючи певец.

В планетарии платят за то, чтобы взглянуть на небо, которого не
замечают над собой.

Актер волновался, исполняя в радиопередаче роль морского прибоя.

Передовая строительная контора "Домострой".

Книжный шкаф позабыли закрыть, и мухи оставили след в литературе.

Двухэтажный домишко считал себя недостроенным небоскребом.

Слов ему явно не хватало: он поминутно просил слова у председателя.

Это был, так сказать, снайпер непопадания.

Так много пил за чужое здоровье, что погубил свое.

Подсунул врачу чужой рентгеновский снимок и радовался, что у него не
нашли никакой болезни.

Шипы -- это принудительный ассортимент к розе.

На своей репутации безбожника он поставил крест.

Забытый писатель искал забвения в вине.

Рассказ был так короток, что едва прикрывал бездарность автора.

Пуговица жаловалась: -- Хоть в петлю полезай!

Улица была вымощена камнями преткновения.

С точки зрения воробья, автомобиль менее совершенен, чем лошадь: он не
дает навоза.

Самым ярким зрелищем в летнем театре был его пожар.

Карельская береза его уже не удовлетворяла. Он искал мебель из
генеалогического дерева.

Летом соседи дружили с ней, потому что пользовались ее холодильником. К
зиме дружба заметно охладевала.

После его шестого романа из времен раннего средневековья о нем
заговорили как о писателе с будущим.

Путешествовал по Крыму с путеводителем по Кавказу и удивлялся
неточности путеводителя.

Трамвай представлял собой поле брани.

Книга была из тех, которые хочется перевести на какой-нибудь совершенно
нераспространенный язык.

Из горя есть только один выход--в счастье.

У него был свой взгляд на искусство. Он предпочитал театру кино, потому
что там можно было не снимать калош.

Куклы в кукольном театре так походили на всамделишных актеров, что даже
интриговали друг против друга.

Шипящие и в азбуке занимают последнее место.

Виноват композитор, а бьют по клавишам.

Мысль о худшем делает плохое хорошим.

В жизни, как в поезде: жестких мест больше, чем мягких.

И сахарная болезнь несладка.

Это была не драка, а бокс: это были, так сказать, дружеские
кровоизлияния.

Неприятные телеграммы всегда приходят без опоздания.

Лицо ее было кругло и гладко, как патефонная пластинка, на которой не
сделано еще ни одной записи.

При одном взгляде на нее становилось ясно, что сценическим успехом
своим она обязана не столько Мельпомене, сколько Талии.

От вулкана не требуют, чтобы он стряхивал пепел в пепельницу.

Ребята играют в "классы", взрослые-- в классики.

Над входом в клуб красовалось полотнище "Добро пожаловать!", а на
двери--объявление: "Закрыто. Ход со двора".

Когда его толкали в трамвае, ему казалось, что толчок этот отмечают все
сейсмографы мира.

Человек без предрассудков: -- А почему бы, в сущности, не полечиться у
знахарки?!

Критик был связан с литературой долгими годами непонимания ее.

Одно -- говорить, другое -- дело делать. .. Но ведь можно и говорить
дело?

Плох тот писатель, которому не верят на слово.

Когда река сердится на запруду, она дает электроэнергию.

Сегодня он льстил тому, кого хаял вчера, -- он не любил повторяться.

Рыба думала, что ей не дают высказаться.

Села он не знал, города не чувствовал, и все, что бы он ни писал, было
ни к селу, ни к городу.

Астрономы считали ее звездой второй величины, но звезда не была с этим
согласна.

Как бы далеко ни ушла улитка, она не уходит от своего домика.

Стал уважать смородину, когда узнал, что в ней есть витамин "С".
Флюгер думал, что он указывает ветру, куда дуть.

Его болезненного воображения хватило бы на повесть в десять больничных
листов.

Устами осла говорил баснописец.

Хороший писатель боится быть непонятым, плохой -- опасается, что его
поймут.

В городе, среди электрических фонарей, луна казалась таким же
анахронизмом, как лошадь среди автомобилей.

Смотрят все, видят немногие.

В его действиях не было никакой системы, кроме нервной.

От акробата не требуют простоты. Его дело--ломаться.

Несколько десятков новых годов делают человека старым.

Робинзон, у которого семь Пятниц на неделе.

У электрической лампочки жизнь всегда на волоске висит.

Критик умалял авторов тем, что прибавлял к их именам "некий" или
"небезызвестный". Несколько сот лет назад он, несомненно, писал бы: "некий
Шекспир", "небезызвестный Сервантес...".

Злая собака мысленно лает даже тогда, когда молчит.

Земля ходит вокруг Солнца, но не обхаживает его.

От контакта положительного героя с отрицательным произошло короткое
замыкание, и в пьесе наступил полный мрак.

С возмущением говорил: -- Черт бы взял эти взятки. На черта, впрочем,
не очень надеялся: брал и сам.

Он был секретарем умного человека, и, когда говорили об умных людях,
вспоминали и его.

Лев так привык к многолюдству зоопарка, что считал годы, проведенные в
пустыне, понапрасну потерянными.

Внести свое в таблицу умножения можно только переврав ее.

Все артерии у него были сонные.

Телега всегда плетется в хвосте у лошади.

Витамин "А", витамин "В", витамин "С". . Дитя училось азбуке по
витаминам.

Неграмотные мухи грязнили плакат "Соблюдайте чистоту!".

По боли в сердце узнаешь о том, что оно существует.

Не падай духом--ушибешься!

Старичок лечил травами: пропишет какую ни на есть, а там хоть трава не
расти!

Солнце освещает путь, но оно же и слепит.

В яблоке завелся червь сомнения.

Их взаимоотношения были взаимоотношениями мозоли и ботинка.

Есть люди, в присутствии которых невежливо быть талантливым.

Мебель для подхалимов: стулья с гнутыми спинками.

Обилие пальм делало курорт похожим на вестибюль гостиницы.

Она содрала с него семь каракулевых шкурок.

Муха всегда не в своей тарелке, а в чужой.

Человек, знакомый со всеми играми, кроме игры ума.

Сюжеты своих картин он брал с потолка, расписанного другими.

Время уходило, и дети становились все выше, как прибрежные сваи в час
отлива.

Походил на Сократа--лысиной и женой.

Весной даже сапог сапогу шепчет на ушко что-то нежное.

Когда о романе или повести пишут "теплая вещь", мне кажется, что
продавец хочет всучить мне полушерстяной свитер.

Гардероб заменял ей книжный шкаф: по висевшим в нем платьям она читала
историю своей жизни.

Пейзаж "Сосновый лес" привлекал общее внимание рамой из красного
дерева.

Так часто менял свою точку зрения, что она превратилась в многоточие.
Съедобный гриб прячется, ядовитый всегда на виду.

Заботам ее не было конца. В Сочи она старалась загореть, в Москве
искала крем от загара.

Актриса так привыкла целоваться на сцене, перед публикой, что поцелуй
наедине казался ей неестественным.

Записки канатоходца: "Мой путь в искусстве".

Послушать футболистов, так вся история человечества--это история борьбы
за первенство в футболе.

Любил природу за то, что она ничем не может повредить ему по службе.

На собачьей выставке висели рядом плакаты: "Собака--Друг человека" и
"Остерегайтесь собак!".

Юморист бодро:
-- Ну, теперь юмор пойдет! За смех серьезно взялись.

Престарелый трагик ослабевшими рука--- ми привычно додушивал Дездемону.

Резолюция часто подобна покойнику: ее выносят и забывают.
Всем взял--умом, талантом, а кое с кого и деньгами.

Эта авторская привычка самовосхваления пошла с той поры, когда бог,
сотворив наш несовершенный мир, самонадеянно сказал: "Хорошо"

Живет с оглядкой. Во времена рыцарства он, несомненно, носил бы щит
сзади.

Суд потомства плох уже тем, что рассматривает дело в отсутствии
потерпевшего.

Увлеклась литератором. Он пленил ее, как петух курицу: своим пером.

Привык к районным масштабам. Жалуется на боль "в районе сердца".

Больших чувств она избегала, как крупных купюр, которые не всегда легко
разменять.

Знал, что происходит от обезьяны, но не помнил, от какой именно.

Так любила помогать друзьям в беде, что огорчалась, когда беды их
проходили.

Это был, что называется, рубаха-парень, и рубаха довольно грязная.

Копии с Тициана в домоуправлении не заверяются.

Влюблялся, как критиковал: не взирая на лица.

Младенец улыбался так кисло, точно его нашли в кислой капусте.

Писатель сидел в вольтеровском кресле и был явно не на своем месте.

И большие мерзавцы были когда-то маленькими.

На сцену смотрел, как в замочную скважину: подглядывал за чужой жизнью.

О лифте можно было сказать, что он работает без подъема.

Разгорячить рыбу можно только поджарив ее.

В каждой глыбе мрамора скрывается статуя. Надо только уметь извлечь ее
оттуда.

Не всякая испанка -- Кармен. Иногда она просто грипп.

В общем и целом роман редактору понравился. Он только предложил
заменить ревность соревнованием.

Богатый бережет ноги, бедный -- обувь.

Актер становится собой только тогда, когда изображает другого.

В продолжение всего доклада барометр в зале показывал "Сухо".

"Не рой другому яму"--принцип не для могильщиков.

Богу невыгодно быть безбожником.

Город, в котором тебе не везет, всегда кажется неинтересным по
архитектуре.

Даже выступая на собрании первым, он присоединялся к предыдущему
оратору.

Ее голос хотелось записать на патефонную пластинку, а
пластинку--разбить.

В нем заговорил голос предков-кочевников: он стал проситься в
командировку.

Андерсеновский король, оказывается, не был гол: на нем была надета
одежда из нейлона.

Даже на звезды он умудрялся смотреть свысока.

Бодрячок гип-гипертоник.

Неудачливый романист поник всеми главами своего романа.

Бульон из певчих птиц.

Оркестр был так безнадежно плох, что дирижер махнул на него рукой.

Докладчик бессовестно затянул доклад, но под конец в нем заговорила
совесть и говорила еще битых два часа.

Жаловалась то на зеленую тоску, то на черную меланхолию. Она любила
менять цвета.

Забытая мысль всегда кажется значительной,

Всю жизнь писал критические "подвалы". Ни одного критического
небоскреба на его совести не было.

Млечный Путь рисовался ему чем-то вроде пригородной железной дороги,
где вагоны переполнены молочницами с бидонами.

Бог его обидел и поступил совершенно правильно.

В том, что когда-нибудь изобретут искусственное сердце, он не
сомневался. Не сомневался он и в том, что, как только его изобретут, оно
тотчас же начнет болеть.

На Минеральных Водах он пил только кахетинское, а вернувшись,
жаловался, что воды ему не помогли.

О болтливом парикмахере: "Художник слова и кисти".
Писали вдвоем, а славы и на одного не хватило.

Его авторским девизом было: "Со счетом или на счету".

Спал в очках, чтобы лучше видеть сны.

Смотрящему через треснувшее стекло кажется, что мир раскололся.

Развращенная успехом у публики цирковая лошадь обижалась, когда ей мало
аплодировали.

Уборщица по телефону: -- Сегодня редакция не работает: у них творческий
день.

Спор с мужем из-за книг (в комнате тесно): -- Выбирай! Бальзак или я!

И духовную пищу надо присаливать.
-- Я открыто говорю (прикройте дверь!), что он взяточник.

Мать, стращая ребенка: -- Вот дядя возьмет тебя! А дяде не до чужих
ребят--он и своих бросил.

Беллетрист думал, что понимает язык журавлей, но журавли не были в этом
уверены.

Лучшее средство от седины--это лысина.

На всякого заведующего есть свой завидующий.

Верный компас всегда односторонен.

Детей до шестнадцати лет в кино не пускали, а тем, которые были старше,
смотреть фильм не хотелось.

В душу не верил, а сам был двоедушен.

Когда река выходит из себя--это наводнение.

Летчику не ставят в вину, что он "оторвался от земли".

Не все философы пьют цикуту. Иные -- и пиво.

Долго спорили о положительном герое и ушли, не расплатившись с
официантом.

Расчетливые эстрадники заказывали автору "монолог на двоих".

Ум не дается им, авось заумь поможет.

Если вор залез к вам в пустой карман, это еще не доказывает его
бескорыстия.

Заголовки его рассказов так полно выражали их содержание, что в самих
рассказах надобность отпадала.

Из разговора о пьесе:
-- Гвоздь сезона, а Островскому в подметки не годится!

Кузнец Вакула пользовался летательным аппаратом мощностью в одну
нечистую силу.

И волк приносит пользу, когда он становится шубой.

Смех убивает, но только достойное смеха.

В коммунальной квартире просыпаются не от шума, а от внезапно
наступившей тишины.

Едва на него находил плохой стих, как он тотчас сдавал его в журнал.

Лев жаловался, что львиную долю его рациона присваивает себе
укротитель.

Собака так привыкла к поклонникам своей хозяйки, что на мужа ее лаяла,
как на постороннего.

Весна хоть кого с ума сведет. Лед -- и тот тронулся.