Страница:
Пантелей с помощью Насти гнездо вампирское вывел, вроде как, а затем… В общем, непонятно, что произошло между Пантелеем и Настей, но та вдруг, не собрав даже вещичек, отправилась с колдуном. Села на пароходик, идущий вверх по реке, и уплыла. Все удивились, конечно, но ничего странного в том не было, если разобраться. Настю в невесты в городе никто не хотел, по всем известной причине. Пантелей хоть и не юноша, но с виду не старше сорока и не урод, может быть, именно такой жених ей нужен и был. К тому же Пантелей колдун сильный, соответственно и человек богатый. С ним и охрана была, и прислуга. Что еще надо?
На веревке ее никто не тащил, сняли они с Пантелеем каюту первого класса на двоих, по палубе прогуливались, Настя даже улыбалась. И когда Маша начала бить тревогу, ей никто не поверил, что дело нечисто.
— А с чего ты взяла, что там что-то не так?
Удивило сначала Машу то, что Настя, девушка спокойная и обстоятельная, даже педантичная, в отличие от своей младшей взбалмошной сестры, не взяла из дома ничего из того, что полагала всегда ценным. Остались многие амулеты, остались немногие ее драгоценности, включая наследственные, без которых бы она точно никуда не поехала. А самое главное — нашла Маша дома сестринский амулет от сглаза, морока и самое главное — ментального доминирования, который она вообще не снимала нигде, кроме бани. И вот тут то подозрения машины разгорелись пожаром.
Она собрала все деньги, что у нее были, выяснила, докуда шел пароход, на котором отправились сестра с Пантелеем, и взяла билет до того же места. До Нижнего Новгорода. Там она прожила около месяца — следы сестры и колдуна потерялись. Деньги стремительно подходили к концу, и когда ей, наконец, удалось выяснить, что Пантелей со свитой и какой-то девушкой уплыли в Тверь, денег ей хватило только на билет. Даже на еду толком не оставалось. Пришлось ей взять «за харчи» работу от шкипера на борту парохода, по выведению тараканов (позор то какой!). Но до Твери добралась.
В Твери след колдуна она взяла быстро. Тот направился в Великореченск, по одному ему ведомой причине. А заодно Маша узнала, что направился он туда со свитой, но без сестры. Подозревая худшее, она направилась следом, банально украв деньги на билет на тверском базаре (вот где магия то помогла!). И при этом совершив преступление такой тяжести, что Анфисины розги ей бы щекоткой показались — кража с помощью колдовства по закону приравнивается к преступлению против устоев, и подведомственно Тайной комиссии Департамента благочиния. В то время как за счет ловкости рук в нашем городке четырьмя месяцами ассенизаторства и иных тяжких работ.
В Великореченске же она след Пантелея обнаружила сразу, с помощью заклятий поиска. Раньше они не работали, кстати, а тут он расслабился, перестал след свой скрывать. Нашла, настигла — а остальное я сам видел. Как ни банально звучит, а нашла она вместо всего приключений на свою задницу.
Так, за рассказами, дошли до дома Васьки-некроманта. Васька жил крепко, богато. Двухэтажный дом из бревен в два охвата, за могучим частоколом. У калитки деревянный резной молоток на цепи висит, стучите, мол. Я и постучал. Почувствовал легкую щекотку вдоль позвоночника от магического прикосновения. Это Васька проверил, кто пришел. Тоже выпендреж своего рода — типа, «смотрите, сколько сил у меня, даже на такую ерунду тратить не жалко». Затем дверь сама распахнулась перед нами.
— Пошли. — пригласил я во двор свою спутницу.
Мы вошли в калитку, Маша оглядела двор, в котором раньше не была ни разу. Устроился Васька действительно неплохо. Двор был обширен, что для центра даже такого городка, как наш Великореченск, было куда как необычно. Город стеной ограничен, расширяться особенно не будешь, а у Васьки во дворе простор и красота. Красота такая, какую сам Васька за таковую почитает. Своеобразная.
Тут тебе и резная беседка, и огромная баня, построенная в виде терема, с резьбой и Жар-птицами на коньках крыши. Тут и гараж аж на три машины, в котором через открытые настежь ворота все три и видны, включая новенькую «Чайку», и пруд с фонтаном даже, где чашу в виде морской раковины три голых мраморных эльфийки держат, а в самум пруду золотые рыбки плавают. И даже на резном дубовом крыльце самого Васькиного дома стоят две голые эльфийки из заморского мрамора, одна с луком, другая с тонким мечом. Вроде как вход охраняют, ну и Ваське нравится. Васька, даром что некромант, а живчик еще тот, и до девок страсть как повадлив.
К ноге одной из эльфиек, той, что с мечом, привязан крупный кабанчик, явно нервничающий. При нашем появлении он хрюкнул и укрылся за крыльцом. Видать, решил, что мы пришли на шашлык извести его безвинно.
Едва мы к крыльцу подошли, как украшенная заговоренным металлом деревянная дверь распахнулась. Однако открыл ее не сам Васька, а высокая, белокожая, огненно-рыжая девица в странной высокой шапочке вроде турецкой фески, расшитой золотым бисером по черному шелку, и в свободно свисающем черном же платье. На равномерно бледном лице выделялись лишь изумрудно-зеленые, пронзительные глаза и причудливо изогнутые красные полные губы. Красивая девка, хоть и очень странная.
Раньше эту девицу я у Васьки не видел. Хоть это и не удивительно. Они у него часто сменяются.
Девица не сказала ни слова, лишь томно улыбнулась, не размыкая губ, и делала приглашающий жест рукой. Мы прошли через сени, встав на минутку на коврик из заговоренного мочала, собравший всю грязь с наших сапог, и зашли в горницу.
Васька сидел в резном, с позолотой и красным бархатом кресле, за столом из карельской березы, и пил чай из огромной расписной кружки, хрупая попутно крендельки с маком, которых целая горка была навалена в хрустальную вазу гномьей работы.
— Здорова, Сань! — поприветствовал он меня, не вставая и показал жестом на стулья вокруг стола, приглашая присаживаться.
Маленькие Васькины глазки оценивающе скользнули по моей спутнице, перескочили на рыжую, продолжающую загадочно улыбаться, и на этом их бег завершился. Рыжая ему все же больше, чем колдунья Маша понравилась.
— И тебе не болеть! — ответил я на приветствие и сел на стул.
Маша тоже присела и сразу ухватила пригоршню крендельков из вазы. Крендельки один за другим начали отправляться к ней в рот, где были с невероятной скоростью разгрызаемы ее мелкими белыми зубками.
— Чаю нальешь? — спросил я Ваську.
— Налью. Чего не налить? — кивнул колдун, после чего обернулся к рыжей и скомандовал: — Чайку гостям принеси.
Та, не говоря ни слова, вышла из горницы, покачивая бедрами. Бедра были красивые, и походка очень вдохновляющая. Настолько, что я ощутил некое волнение. Я снова обернулся к Ваське.
Васька, даром, что профессия у него самая мрачная, с виду был сущим аллегорическим изображением вкуса к жизни. Маленького роста, круглолицый, безбородый, розовый как порося и как порося же упитанный, одетый в красный парчовый халат, обнажавший его жирную безволосую грудь, он в самую последнюю очередь вызывал ассоциации со смертью и загробным миром, что являлись его профессией. Больше он напоминал удачливого кондитера.
— Чего хотел? — спросил он меня. — Небось, узнать, чего я узнал от твоего клиента?
— Клиента? — удивилась Маша.
— Клиента. — кивнул некромант. — Санек его завалил, вот и его клиент. Точнее даже два клиента, просто один из них интересный, а другой не очень.
— Чем интересный? — живо заинтересовался я. — И кто из них?
Васька задумался, помолчал. Затем спросил как бы невзначай:
— Ты в Лесную Долину когда собираешься?
Вот ведь гад скаредный. Нет, чтобы товарищу помочь просто так, не ожидая ответной услуги.
— Пока не собираюсь. Завтра к гномам поеду, в Серые горы. Оттуда что надо?
Васька пожевал губами в задумчивости, сказал:
— Подумаю. Может и надо что. Хоть и вряд ли. Мне Вместилище духа надо. На демона. Заказ у меня, понимаешь, из Твери. У дочки купца первой гильдии Кочерыгина дочь бесом мается. Я ее смотрел — так там демон целый в ней сидит, не бес. Надо бы гнать, а где я потом другого демона найду? И коробки такой нет у меня, только на малого беса.
Понятно. Васька старается одним выстрелом целое стадо зайцев разбомбить. А заодно всех их зажарить. Ему, как некроманту и колдуну большой силы изгнать беса или демона из страдальца большого труда не составляет. За это заплатит ему купец Кочерыгин, и заплатит немало. Васька задешево не работает. Откуда все эти эльфийки мраморные? От заработков. Свинья, небось, тоже от них. Но вот какое дело: демон, изгнанный из страдальца, может быть заключен во Вместилище духа, а колдун, туда его загнавший, сможет этим демоном командовать как хочет. Что куда важнее для него, чем на купеческой дщери заработать.
— А если призвать демона? — спросила вдруг Маша.
Я аж крякнул и поморщился. Вот те на, сильная колдунья, вроде, насколько я помню, а такие, с позволения сказать, детские вопросы задает.
— Маш, демон призванный одно задание твое выполнит и уйдет в свой план. — объяснил ей я. — Служить не будет. И ты ему чем-то заплатишь, и он не продешевит. А если демона изгнанного перехватить, так он под обещание того, что когда-то ты его отпустишь, не один десяток лет на тебя проработает. Ему то что, десяток другой годов? Пустяк. Он вечный.
— Надо же. А я и не знала. — удивилась она.
При этих словах Васька на Машу покосился с оттенком недоверия, затем спросил:
— Погодь, милая… Так ты та колдунья, что Анфиса-урядница завтра пороть должна?
Маша густо покраснела и явно разозлилась. Васька специально спросил с подначкой, разозлить и хотел. Вот паскудник. Васька мужик совсем не злой, если честно, скорее даже добрый, но ехидный — страсть.
— Вась, не смущай девушку. Никто ничего не должен. Ошибка вышла. — вступился я за молодую колдунью. — Отпустила ее Анфиса, а теперь мы вместе работаем.
— Отпустила, говоришь… — с сомнением протянул Васька. — Ладно, как скажешь. Хотя, за такие вопросы… Долго работать будете? И над чем?
— Вот у тебя и хотим узнать, есть у нас с ней работа, или нет.
Васька кивнул головой.
— Так и думал. Даже ждал тебя. Могу сказать, что работа там есть, а вот доказать это не смогу. Чаю попьем, потом расскажу.
Действительно, в горницу вошла рыжая, неся поднос с фарфоровым чайником и чашками. Подошла к столу. Расставила перед нами блюдца, на них — чашки и начала разливать ароматный чай. Она приблизилась ко мне, и я вдруг почувствовал некое возбуждение. Очень даже определенного плана возбуждение. Захотелось мне эту рыжую так, что хоть сразу на стол ее вали и юбки задирай.
Более того, мне показалось, что нечто подобное промелькнуло на лице и у Маши. По крайней мере, она уставилась на рыжую и нервно облизнула губы, на какой-то момент перестав даже грызть крендельки. И задышала тяжко. И в глазах что-то такое появилось, что легко поверишь — вот-вот кинется.
Я чуть задумался и меня осенило. Так и есть, как же я сразу то не догадался? С чего это такой красотке у себя дома в феске ходить, будто есть что прятать? А ей и вправду есть что прятать! Это же не человек, это тифлинг! Вот это да, ай да Васька! Даром что на колобка похож! А сам то! Казанова всех рас и народов!
О тифлингах надо рассказать, иначе не поймете. Откуда этот малочисленный народ появился — теорий много, но самой правдоподобной мне кажется самая же и распространенная. Тифлинги получились от сношений человеческих женщин с демонами-инкубами, а также человеческих мужчин с суккубами. Выжить в таких связях невозможно, что инкуб, что суккуб обычного человека насмерть затрахать способны. Но с помощью кое-каких снадобий и эликсиров все же люди выживали. И в таком случае человеческая женщина всегда, даже после единого раза, дает потомство, и суккуб, демон желания, тоже рожает. И вот от таких потомков и пошел род тифлингов.
С виду тифлинги совсем как люди. Разве что очень белокожие, даже бледные, всегда с глазами очень яркого цвета. Есть и зеленые глаза, есть и голубые, а есть и антрацитово-черные. Волосы у них тоже всего трех цветов — белые как снег, рыжие как огонь и черные как сажа. Главное же отличие одно — рога. У мужчин-тифлингов рога подлиннее и загибаются назад, а у женщин — совсем коротенькие конические рожки, и под такой «феской» их скрыть совсем не трудно.
Главной же особенностью женщин-тифлингов является их легендарная сексуальность. Или сексапильность. Или и то, и другое, как хотите называйте. По проверенным слухам, те из мужчин, которым довелось разделить постель с такой «тифлингиссой», считали, что лучше любовницу и представить себе невозможно. Хотели бы представить, но не получается. И говорят, что рога не мешают и не колются. И даже не пугают.
Верю. Потому что от рыжей, что чай разливает, явно исходят некие весьма могучие флюиды. Это у женщин-тифлингов такая природная магия. А учитывая, что предпочитают они и мужчин, и женщин, то понятными становятся и пересохшие губы Маши. На нее полудемонесса тоже подколдовывает между делом. А магии, кстати, я никакой не ощущаю. Ту магию, которая естественная, природная, присуща существу от рождения, обычными средствами ощутить нельзя. Хотя… какая-то теплая волна есть, а магию я как холод чувствую обычно.
— Ты поаккуратней. — негромко сказал рыжей Васька. — Не пугай гостей.
Догадался, что она делает. Та лишь загадочно улыбнулась, но давить прекратила. Меня, по крайней мере, «отпустило». Машу вроде тоже. Она лишь слюну проглотила и, застеснявшись, отвела взгляд. И теперь удивляйся, с чего это вдруг о тифлингах такие легенды? Впрочем, с «не пугай гостей» Васька тоже переборщил. И ни капли я не испугался. А вовсе даже наоборот.
О мужчинах же тифлинговского рода легенды чуть другие. Их, например, до появления «новых людей» в этом мире очень любили использовать в качестве телохранителей. Реакция у них невероятная и они умеют отводить глаза. Глаза отводить, на самом деле, умеют многие, тот же Васька отведет — мало не покажется, но тифлинги делают это естественно, не тратя сил. Как тифлинессы соблазняют всех вокруг, сами того не замечая, исключительно по привычке. Вот как нас сейчас. И главное — даже для мага практически незаметно.
Еще были они почти что непревзойденными мечниками. Когда мы, пришлые, принесли в этот мир огнестрельное оружие, каста тифлингов-телохранителей почти что выродилась за последний век. Как и все долго живущие нелюди, а живут тифлинги лет по пятьсот, консервативны они и привержены традициям. Привыкли мечами драться, а там хоть трава не расти. Но, по слухам, в последние годы вроде бы стали они тоже стрельбе учиться, и с успехом немалым. И каста вроде как возрождается, снова слышно о них стало, но, вроде бы, по тем же слухам, они на что-то другое перепрофилировались.
— Ну ладно, Вась, не тяни, расскажи, что узнал от покойников.
— Ага, от покойников. — кивнул Васька и шумно отхлебнул чай с блюдца, захрупав крендельком. — Покойников среди них, собственно говоря, всего один. Телохранитель. А второй не только не покойник, а даже не «непокойник».
— А кто? — поразился я.
— Считай, что голем.
— Да ну… а то я големов не видел…
— Таких — не видел. — отрезал Васька. — И я не видел. Я, если честно, не знал, как его назвать, вот и назвал големом. Голема всегда делают, собирают, даже если он из плоти. А вот этот… этот раньше вампиром был. Его никто не собирал, он так и был, одним куском. Ты знаешь, как вампир получается?
— Ну да… Вроде бы. Когда вампир кусает человека, он его убивает, выпуская душу. Если дает умирающему пить свою кровь, то делит с ним своего демона, который, затем и управляет трупом.
— Верно. Я, как некромант, могу плоть вампира разрушить, даже на расстоянии. — слегка прихвастнул Васька. — Мертвое мне подвластно, а вампир — мертв. Демон же тогда вырвется и улетит. Уйдет на свой план бытия и в наш никогда не вернется. Но кто-то сумел вырвать демона из плоти вампира, оставив всю силу вампирского тела на месте. О таком слышал?
Нет, о таком я решительно ничего не слышал и нигде не читал, хоть книги по монстрологии покупаю везде и всюду, и расспрашиваю каждого, кто в этом предмете сведущ. Работа у меня такая, нельзя мне «клиентуру» не знать.
— Затем, или до того, над вампиром провели работу. Плоть его частично обратили в кремень. Не просто так, а как в каждую клетку его организма по песчинке подкинули. Заклинанием перемещения. Ты хоть представляешь, какое оно по сложности было? Как раздробить каждую песчинку в тачке песка, а затем заставить ее переместиться с такой точностью, что каждая попала в свою ячейку?
— Ты так сможешь? — спросил я.
— Шутишь? Да ни в жизнь! — замахал короткими ручками Васька. — Тут не знаю кем надо быть, чтобы эдакое осилить.
— А зачем?
— Что зачем?
— Осиливать.
— Так он почти неуязвимым получился. Его пуля не пробьет.
Я задумался, затем сказал:
— Стоп, стоп. Как так — не пробьет? Я его двумя выстрелами уложил. Никакой сверхкрепости не вижу. На гуля кладбищного и то больше тратишь подчас.
О целом магазине десятимиллиметровых пуль из пистолета, что Батый в него выпустил, я упоминать не стал. Батый в грудь стрелял, а любой нечисти сразу надо в голову целиться, если на у нечисти есть, разумеется.
— Повезло тебе. Лари! — окликнул он тифлингессу.
— Да, милый? — откликнулась та.
Батюшки, а голос то! Такая по телефону соблазнит так, что дырку в лавке трахнешь.
— Дай мне вон ту шкатулочку… Ага, бронзовую. — сказал Васька и та, покачивая волшебно бедрами, поднесла ему просимое.
Васька откинул пружинную крышечку и достал оттуда нечто, напоминающее рваный клочок пергамента.
— Ты сказку про пражского голема из старого мира помнишь? — спросил он.
— Примерно, в общих чертах. — кивнул я. — В пражском гетто какой-то раввин для защиты евреев от всех подряд придумал голема. Вылепил его из глины, вложил в рот клочок пергамента с именем бога, и тот ожил. Что-то в этом духе.
— Примерно. — кивнул Васька, дуя на чай в блюдце, потянулся к вазочке с крендельками и заскользил пальцами по гладкой поверхности — все крендельки быстро и ловко успела погрызть Маша. — На самом деле, надо было пражским властям того еврейского чернокнижника на костер тащить и жечь как можно скорее. Глину он оживил, как же. Оживи ее поди. Неживое, или ранее живым не бывшее, не оживляется, правило любой магии номер раз. Анимируется — да, но не оживляется. Думаю, что началось как раз с такого же заклятия, как и в нашем случае — перемещения песка в чей-то организм. А потом окружающим сказали, что вроде как из глины вылеплен. На ощупь похоже, кстати.
— А с именем бога чего?
— А ничего. Знаешь что это? — он ткнул пальцем в клочок пергамента из шкатулки.
— Нет.
— Это кусок кожи с этого самого вампира. Если содрать с кого-то кожу, начертать, как я понимаю, вот это самое заклятие, и вложить тому в рот, то получится оный самый голем. В данном случае — анимированный вампир, выполняющий приказы хозяина, неуязвимый для магии и почти неуязвимый для любого оружия. И знаешь, что случилось?
— Что?
— Одна из твоих пуль попала ему как раз туда, где лежал этот кусочек его собственной кожи. И разорвала его, разрушив целостность заклятия. Шанс повторить — один на миллион. Пока клочок цел и он у него внутри — ты ничего не сможешь с этой дрянью сделать. Разве что взорвать.
Васька замолчал с многозначительным видом. Да и был с чего такой вид иметь — если он прав, то действительно, попасть так, чтобы разрушить пергамент с управляющим заклятием… В следующий раз может и не хватить меткости. А вот насчет взорвать…
— А срубить башку?
— Можно. — кивнул собеседник. — Но топор завязнет, или чем там рубить собираешься. Я же не просто так рассказывал, как его песком набивали.
Ага. — кивнул я, подтверждая, что усвоил информацию. — Вась, так что у нас с преступностью деяний в этом случае?
— Если реально, то никак. — поморщился Васька. — Вампиры вне закона, нигде не сказано, что по отношению к ним существуют запретные чары. Другое дело, что это самый вампирский голем напал на человека. Это уже преступно, но…
Васька лишь скроил совсем тоскливую гримасу, и я закончил фразу за него:
— Никто не может доказать, что этот вампир-голем был работой рук упомянутого колдуна.
— Верно, соображаешь. — подтвердил некромант.
— Хорошо. А что по второму покойнику?
— По второму, если честно, тоже не все в порядке. И тоже слабо доказуемо.
— Что именно?
— А то, что в покойнике ничего не осталось. Его даже подъять невозможно.
Васька так и сказал — «подъять». Надо же, каких мы слов нахватались, это тебе не простецкое «поднять».
— Ты объясни, я все же в некромантии этой твоей…
— Для того чтобы труп подъять, надо хоть за что-то зацепиться. За сознание умирающее, за след души, за что угодно. Надо установить связь между малым — отрезанным пальцем, например, и целым, что лежит в круге. А в этом — пустота, будто он никогда живым и не был. Хоть пополам его пили, все без толку. При этом ясно, что был он живым, и есть на нем след заклятия, которым это проделано.
— Прочитать сможешь?
— Не, куда мне! — отмахнулся Васька. — Очень сложное. И ожог у него на груди от сгоревшего амулета. Думаю, что в этом амулете и было заклятие прошито. Как клиент помер, так его и почистило.
— Ты об этом говорила? — спросил я Машу.
— Об этом. Этот амулет — телепорт, но для нематериальной составляющей.
— А ты откуда знаешь? — решил уточнить я.
— Оттуда, что это не Пантелея работа изначально. Он его модифицировал. Такие амулеты для перемещения духа делал еще мой учитель.
— А Пантелей…
— Пантелей тоже его ученик. Только разошлись они раньше, лет тридцать назад. Наверное. Это я так прикидываю.
— Отсюда ты его и знаешь?
— Отсюда и знаю. — кивнула колдунья. — Я его раньше только на фотографиях видела, до того, как он снова в Царицыне появился.
— А учитель твой где?
— Умер недавно. Год назад, примерно. Он старый был.
В общем, посидели мы у Васьки еще с полчаса, но уже ничего полезного не выудили. Что он знал, то нам и сказал. Пусть не много, но и немало. Самое главное, для меня самого все уже ясно стало — волшба Пантелея зла и незаконна, а потому, если дело правильно повернуть, можно добиться того, что за него награду предложат. Можно. Но не сейчас. Пока доказательств маловато.
Васька со своей демонической Лари, по прежнему таинственно улыбающейся, вышли проводить нас на крыльцо. Мой взгляд снова упал на поросенка, привязанного к ноге эльфийской статуи.
— Вась, а это что? Пополнение коллекции искусства?
— Да нет! — отмахнулся тот. — Оказал тут услугу малую Петру-мяснику, за бесплатно вроде как, а он возьми, да и притащи кабанчика. Ума не приложу, что с ним теперь делать. И отказаться неловко было.
— А ты его умертви, затем подыми и двор охранять заставь. — подначил я Ваську. — Будет такой свинский охранный зомби. На страх врагам.
Тот, судя по всему, пропустил мое заявление мимо ушей, и мы распрощались.
5
На веревке ее никто не тащил, сняли они с Пантелеем каюту первого класса на двоих, по палубе прогуливались, Настя даже улыбалась. И когда Маша начала бить тревогу, ей никто не поверил, что дело нечисто.
— А с чего ты взяла, что там что-то не так?
Удивило сначала Машу то, что Настя, девушка спокойная и обстоятельная, даже педантичная, в отличие от своей младшей взбалмошной сестры, не взяла из дома ничего из того, что полагала всегда ценным. Остались многие амулеты, остались немногие ее драгоценности, включая наследственные, без которых бы она точно никуда не поехала. А самое главное — нашла Маша дома сестринский амулет от сглаза, морока и самое главное — ментального доминирования, который она вообще не снимала нигде, кроме бани. И вот тут то подозрения машины разгорелись пожаром.
Она собрала все деньги, что у нее были, выяснила, докуда шел пароход, на котором отправились сестра с Пантелеем, и взяла билет до того же места. До Нижнего Новгорода. Там она прожила около месяца — следы сестры и колдуна потерялись. Деньги стремительно подходили к концу, и когда ей, наконец, удалось выяснить, что Пантелей со свитой и какой-то девушкой уплыли в Тверь, денег ей хватило только на билет. Даже на еду толком не оставалось. Пришлось ей взять «за харчи» работу от шкипера на борту парохода, по выведению тараканов (позор то какой!). Но до Твери добралась.
В Твери след колдуна она взяла быстро. Тот направился в Великореченск, по одному ему ведомой причине. А заодно Маша узнала, что направился он туда со свитой, но без сестры. Подозревая худшее, она направилась следом, банально украв деньги на билет на тверском базаре (вот где магия то помогла!). И при этом совершив преступление такой тяжести, что Анфисины розги ей бы щекоткой показались — кража с помощью колдовства по закону приравнивается к преступлению против устоев, и подведомственно Тайной комиссии Департамента благочиния. В то время как за счет ловкости рук в нашем городке четырьмя месяцами ассенизаторства и иных тяжких работ.
В Великореченске же она след Пантелея обнаружила сразу, с помощью заклятий поиска. Раньше они не работали, кстати, а тут он расслабился, перестал след свой скрывать. Нашла, настигла — а остальное я сам видел. Как ни банально звучит, а нашла она вместо всего приключений на свою задницу.
Так, за рассказами, дошли до дома Васьки-некроманта. Васька жил крепко, богато. Двухэтажный дом из бревен в два охвата, за могучим частоколом. У калитки деревянный резной молоток на цепи висит, стучите, мол. Я и постучал. Почувствовал легкую щекотку вдоль позвоночника от магического прикосновения. Это Васька проверил, кто пришел. Тоже выпендреж своего рода — типа, «смотрите, сколько сил у меня, даже на такую ерунду тратить не жалко». Затем дверь сама распахнулась перед нами.
— Пошли. — пригласил я во двор свою спутницу.
Мы вошли в калитку, Маша оглядела двор, в котором раньше не была ни разу. Устроился Васька действительно неплохо. Двор был обширен, что для центра даже такого городка, как наш Великореченск, было куда как необычно. Город стеной ограничен, расширяться особенно не будешь, а у Васьки во дворе простор и красота. Красота такая, какую сам Васька за таковую почитает. Своеобразная.
Тут тебе и резная беседка, и огромная баня, построенная в виде терема, с резьбой и Жар-птицами на коньках крыши. Тут и гараж аж на три машины, в котором через открытые настежь ворота все три и видны, включая новенькую «Чайку», и пруд с фонтаном даже, где чашу в виде морской раковины три голых мраморных эльфийки держат, а в самум пруду золотые рыбки плавают. И даже на резном дубовом крыльце самого Васькиного дома стоят две голые эльфийки из заморского мрамора, одна с луком, другая с тонким мечом. Вроде как вход охраняют, ну и Ваське нравится. Васька, даром что некромант, а живчик еще тот, и до девок страсть как повадлив.
К ноге одной из эльфиек, той, что с мечом, привязан крупный кабанчик, явно нервничающий. При нашем появлении он хрюкнул и укрылся за крыльцом. Видать, решил, что мы пришли на шашлык извести его безвинно.
Едва мы к крыльцу подошли, как украшенная заговоренным металлом деревянная дверь распахнулась. Однако открыл ее не сам Васька, а высокая, белокожая, огненно-рыжая девица в странной высокой шапочке вроде турецкой фески, расшитой золотым бисером по черному шелку, и в свободно свисающем черном же платье. На равномерно бледном лице выделялись лишь изумрудно-зеленые, пронзительные глаза и причудливо изогнутые красные полные губы. Красивая девка, хоть и очень странная.
Раньше эту девицу я у Васьки не видел. Хоть это и не удивительно. Они у него часто сменяются.
Девица не сказала ни слова, лишь томно улыбнулась, не размыкая губ, и делала приглашающий жест рукой. Мы прошли через сени, встав на минутку на коврик из заговоренного мочала, собравший всю грязь с наших сапог, и зашли в горницу.
Васька сидел в резном, с позолотой и красным бархатом кресле, за столом из карельской березы, и пил чай из огромной расписной кружки, хрупая попутно крендельки с маком, которых целая горка была навалена в хрустальную вазу гномьей работы.
— Здорова, Сань! — поприветствовал он меня, не вставая и показал жестом на стулья вокруг стола, приглашая присаживаться.
Маленькие Васькины глазки оценивающе скользнули по моей спутнице, перескочили на рыжую, продолжающую загадочно улыбаться, и на этом их бег завершился. Рыжая ему все же больше, чем колдунья Маша понравилась.
— И тебе не болеть! — ответил я на приветствие и сел на стул.
Маша тоже присела и сразу ухватила пригоршню крендельков из вазы. Крендельки один за другим начали отправляться к ней в рот, где были с невероятной скоростью разгрызаемы ее мелкими белыми зубками.
— Чаю нальешь? — спросил я Ваську.
— Налью. Чего не налить? — кивнул колдун, после чего обернулся к рыжей и скомандовал: — Чайку гостям принеси.
Та, не говоря ни слова, вышла из горницы, покачивая бедрами. Бедра были красивые, и походка очень вдохновляющая. Настолько, что я ощутил некое волнение. Я снова обернулся к Ваське.
Васька, даром, что профессия у него самая мрачная, с виду был сущим аллегорическим изображением вкуса к жизни. Маленького роста, круглолицый, безбородый, розовый как порося и как порося же упитанный, одетый в красный парчовый халат, обнажавший его жирную безволосую грудь, он в самую последнюю очередь вызывал ассоциации со смертью и загробным миром, что являлись его профессией. Больше он напоминал удачливого кондитера.
— Чего хотел? — спросил он меня. — Небось, узнать, чего я узнал от твоего клиента?
— Клиента? — удивилась Маша.
— Клиента. — кивнул некромант. — Санек его завалил, вот и его клиент. Точнее даже два клиента, просто один из них интересный, а другой не очень.
— Чем интересный? — живо заинтересовался я. — И кто из них?
Васька задумался, помолчал. Затем спросил как бы невзначай:
— Ты в Лесную Долину когда собираешься?
Вот ведь гад скаредный. Нет, чтобы товарищу помочь просто так, не ожидая ответной услуги.
— Пока не собираюсь. Завтра к гномам поеду, в Серые горы. Оттуда что надо?
Васька пожевал губами в задумчивости, сказал:
— Подумаю. Может и надо что. Хоть и вряд ли. Мне Вместилище духа надо. На демона. Заказ у меня, понимаешь, из Твери. У дочки купца первой гильдии Кочерыгина дочь бесом мается. Я ее смотрел — так там демон целый в ней сидит, не бес. Надо бы гнать, а где я потом другого демона найду? И коробки такой нет у меня, только на малого беса.
Понятно. Васька старается одним выстрелом целое стадо зайцев разбомбить. А заодно всех их зажарить. Ему, как некроманту и колдуну большой силы изгнать беса или демона из страдальца большого труда не составляет. За это заплатит ему купец Кочерыгин, и заплатит немало. Васька задешево не работает. Откуда все эти эльфийки мраморные? От заработков. Свинья, небось, тоже от них. Но вот какое дело: демон, изгнанный из страдальца, может быть заключен во Вместилище духа, а колдун, туда его загнавший, сможет этим демоном командовать как хочет. Что куда важнее для него, чем на купеческой дщери заработать.
— А если призвать демона? — спросила вдруг Маша.
Я аж крякнул и поморщился. Вот те на, сильная колдунья, вроде, насколько я помню, а такие, с позволения сказать, детские вопросы задает.
— Маш, демон призванный одно задание твое выполнит и уйдет в свой план. — объяснил ей я. — Служить не будет. И ты ему чем-то заплатишь, и он не продешевит. А если демона изгнанного перехватить, так он под обещание того, что когда-то ты его отпустишь, не один десяток лет на тебя проработает. Ему то что, десяток другой годов? Пустяк. Он вечный.
— Надо же. А я и не знала. — удивилась она.
При этих словах Васька на Машу покосился с оттенком недоверия, затем спросил:
— Погодь, милая… Так ты та колдунья, что Анфиса-урядница завтра пороть должна?
Маша густо покраснела и явно разозлилась. Васька специально спросил с подначкой, разозлить и хотел. Вот паскудник. Васька мужик совсем не злой, если честно, скорее даже добрый, но ехидный — страсть.
— Вась, не смущай девушку. Никто ничего не должен. Ошибка вышла. — вступился я за молодую колдунью. — Отпустила ее Анфиса, а теперь мы вместе работаем.
— Отпустила, говоришь… — с сомнением протянул Васька. — Ладно, как скажешь. Хотя, за такие вопросы… Долго работать будете? И над чем?
— Вот у тебя и хотим узнать, есть у нас с ней работа, или нет.
Васька кивнул головой.
— Так и думал. Даже ждал тебя. Могу сказать, что работа там есть, а вот доказать это не смогу. Чаю попьем, потом расскажу.
Действительно, в горницу вошла рыжая, неся поднос с фарфоровым чайником и чашками. Подошла к столу. Расставила перед нами блюдца, на них — чашки и начала разливать ароматный чай. Она приблизилась ко мне, и я вдруг почувствовал некое возбуждение. Очень даже определенного плана возбуждение. Захотелось мне эту рыжую так, что хоть сразу на стол ее вали и юбки задирай.
Более того, мне показалось, что нечто подобное промелькнуло на лице и у Маши. По крайней мере, она уставилась на рыжую и нервно облизнула губы, на какой-то момент перестав даже грызть крендельки. И задышала тяжко. И в глазах что-то такое появилось, что легко поверишь — вот-вот кинется.
Я чуть задумался и меня осенило. Так и есть, как же я сразу то не догадался? С чего это такой красотке у себя дома в феске ходить, будто есть что прятать? А ей и вправду есть что прятать! Это же не человек, это тифлинг! Вот это да, ай да Васька! Даром что на колобка похож! А сам то! Казанова всех рас и народов!
О тифлингах надо рассказать, иначе не поймете. Откуда этот малочисленный народ появился — теорий много, но самой правдоподобной мне кажется самая же и распространенная. Тифлинги получились от сношений человеческих женщин с демонами-инкубами, а также человеческих мужчин с суккубами. Выжить в таких связях невозможно, что инкуб, что суккуб обычного человека насмерть затрахать способны. Но с помощью кое-каких снадобий и эликсиров все же люди выживали. И в таком случае человеческая женщина всегда, даже после единого раза, дает потомство, и суккуб, демон желания, тоже рожает. И вот от таких потомков и пошел род тифлингов.
С виду тифлинги совсем как люди. Разве что очень белокожие, даже бледные, всегда с глазами очень яркого цвета. Есть и зеленые глаза, есть и голубые, а есть и антрацитово-черные. Волосы у них тоже всего трех цветов — белые как снег, рыжие как огонь и черные как сажа. Главное же отличие одно — рога. У мужчин-тифлингов рога подлиннее и загибаются назад, а у женщин — совсем коротенькие конические рожки, и под такой «феской» их скрыть совсем не трудно.
Главной же особенностью женщин-тифлингов является их легендарная сексуальность. Или сексапильность. Или и то, и другое, как хотите называйте. По проверенным слухам, те из мужчин, которым довелось разделить постель с такой «тифлингиссой», считали, что лучше любовницу и представить себе невозможно. Хотели бы представить, но не получается. И говорят, что рога не мешают и не колются. И даже не пугают.
Верю. Потому что от рыжей, что чай разливает, явно исходят некие весьма могучие флюиды. Это у женщин-тифлингов такая природная магия. А учитывая, что предпочитают они и мужчин, и женщин, то понятными становятся и пересохшие губы Маши. На нее полудемонесса тоже подколдовывает между делом. А магии, кстати, я никакой не ощущаю. Ту магию, которая естественная, природная, присуща существу от рождения, обычными средствами ощутить нельзя. Хотя… какая-то теплая волна есть, а магию я как холод чувствую обычно.
— Ты поаккуратней. — негромко сказал рыжей Васька. — Не пугай гостей.
Догадался, что она делает. Та лишь загадочно улыбнулась, но давить прекратила. Меня, по крайней мере, «отпустило». Машу вроде тоже. Она лишь слюну проглотила и, застеснявшись, отвела взгляд. И теперь удивляйся, с чего это вдруг о тифлингах такие легенды? Впрочем, с «не пугай гостей» Васька тоже переборщил. И ни капли я не испугался. А вовсе даже наоборот.
О мужчинах же тифлинговского рода легенды чуть другие. Их, например, до появления «новых людей» в этом мире очень любили использовать в качестве телохранителей. Реакция у них невероятная и они умеют отводить глаза. Глаза отводить, на самом деле, умеют многие, тот же Васька отведет — мало не покажется, но тифлинги делают это естественно, не тратя сил. Как тифлинессы соблазняют всех вокруг, сами того не замечая, исключительно по привычке. Вот как нас сейчас. И главное — даже для мага практически незаметно.
Еще были они почти что непревзойденными мечниками. Когда мы, пришлые, принесли в этот мир огнестрельное оружие, каста тифлингов-телохранителей почти что выродилась за последний век. Как и все долго живущие нелюди, а живут тифлинги лет по пятьсот, консервативны они и привержены традициям. Привыкли мечами драться, а там хоть трава не расти. Но, по слухам, в последние годы вроде бы стали они тоже стрельбе учиться, и с успехом немалым. И каста вроде как возрождается, снова слышно о них стало, но, вроде бы, по тем же слухам, они на что-то другое перепрофилировались.
— Ну ладно, Вась, не тяни, расскажи, что узнал от покойников.
— Ага, от покойников. — кивнул Васька и шумно отхлебнул чай с блюдца, захрупав крендельком. — Покойников среди них, собственно говоря, всего один. Телохранитель. А второй не только не покойник, а даже не «непокойник».
— А кто? — поразился я.
— Считай, что голем.
— Да ну… а то я големов не видел…
— Таких — не видел. — отрезал Васька. — И я не видел. Я, если честно, не знал, как его назвать, вот и назвал големом. Голема всегда делают, собирают, даже если он из плоти. А вот этот… этот раньше вампиром был. Его никто не собирал, он так и был, одним куском. Ты знаешь, как вампир получается?
— Ну да… Вроде бы. Когда вампир кусает человека, он его убивает, выпуская душу. Если дает умирающему пить свою кровь, то делит с ним своего демона, который, затем и управляет трупом.
— Верно. Я, как некромант, могу плоть вампира разрушить, даже на расстоянии. — слегка прихвастнул Васька. — Мертвое мне подвластно, а вампир — мертв. Демон же тогда вырвется и улетит. Уйдет на свой план бытия и в наш никогда не вернется. Но кто-то сумел вырвать демона из плоти вампира, оставив всю силу вампирского тела на месте. О таком слышал?
Нет, о таком я решительно ничего не слышал и нигде не читал, хоть книги по монстрологии покупаю везде и всюду, и расспрашиваю каждого, кто в этом предмете сведущ. Работа у меня такая, нельзя мне «клиентуру» не знать.
— Затем, или до того, над вампиром провели работу. Плоть его частично обратили в кремень. Не просто так, а как в каждую клетку его организма по песчинке подкинули. Заклинанием перемещения. Ты хоть представляешь, какое оно по сложности было? Как раздробить каждую песчинку в тачке песка, а затем заставить ее переместиться с такой точностью, что каждая попала в свою ячейку?
— Ты так сможешь? — спросил я.
— Шутишь? Да ни в жизнь! — замахал короткими ручками Васька. — Тут не знаю кем надо быть, чтобы эдакое осилить.
— А зачем?
— Что зачем?
— Осиливать.
— Так он почти неуязвимым получился. Его пуля не пробьет.
Я задумался, затем сказал:
— Стоп, стоп. Как так — не пробьет? Я его двумя выстрелами уложил. Никакой сверхкрепости не вижу. На гуля кладбищного и то больше тратишь подчас.
О целом магазине десятимиллиметровых пуль из пистолета, что Батый в него выпустил, я упоминать не стал. Батый в грудь стрелял, а любой нечисти сразу надо в голову целиться, если на у нечисти есть, разумеется.
— Повезло тебе. Лари! — окликнул он тифлингессу.
— Да, милый? — откликнулась та.
Батюшки, а голос то! Такая по телефону соблазнит так, что дырку в лавке трахнешь.
— Дай мне вон ту шкатулочку… Ага, бронзовую. — сказал Васька и та, покачивая волшебно бедрами, поднесла ему просимое.
Васька откинул пружинную крышечку и достал оттуда нечто, напоминающее рваный клочок пергамента.
— Ты сказку про пражского голема из старого мира помнишь? — спросил он.
— Примерно, в общих чертах. — кивнул я. — В пражском гетто какой-то раввин для защиты евреев от всех подряд придумал голема. Вылепил его из глины, вложил в рот клочок пергамента с именем бога, и тот ожил. Что-то в этом духе.
— Примерно. — кивнул Васька, дуя на чай в блюдце, потянулся к вазочке с крендельками и заскользил пальцами по гладкой поверхности — все крендельки быстро и ловко успела погрызть Маша. — На самом деле, надо было пражским властям того еврейского чернокнижника на костер тащить и жечь как можно скорее. Глину он оживил, как же. Оживи ее поди. Неживое, или ранее живым не бывшее, не оживляется, правило любой магии номер раз. Анимируется — да, но не оживляется. Думаю, что началось как раз с такого же заклятия, как и в нашем случае — перемещения песка в чей-то организм. А потом окружающим сказали, что вроде как из глины вылеплен. На ощупь похоже, кстати.
— А с именем бога чего?
— А ничего. Знаешь что это? — он ткнул пальцем в клочок пергамента из шкатулки.
— Нет.
— Это кусок кожи с этого самого вампира. Если содрать с кого-то кожу, начертать, как я понимаю, вот это самое заклятие, и вложить тому в рот, то получится оный самый голем. В данном случае — анимированный вампир, выполняющий приказы хозяина, неуязвимый для магии и почти неуязвимый для любого оружия. И знаешь, что случилось?
— Что?
— Одна из твоих пуль попала ему как раз туда, где лежал этот кусочек его собственной кожи. И разорвала его, разрушив целостность заклятия. Шанс повторить — один на миллион. Пока клочок цел и он у него внутри — ты ничего не сможешь с этой дрянью сделать. Разве что взорвать.
Васька замолчал с многозначительным видом. Да и был с чего такой вид иметь — если он прав, то действительно, попасть так, чтобы разрушить пергамент с управляющим заклятием… В следующий раз может и не хватить меткости. А вот насчет взорвать…
— А срубить башку?
— Можно. — кивнул собеседник. — Но топор завязнет, или чем там рубить собираешься. Я же не просто так рассказывал, как его песком набивали.
Ага. — кивнул я, подтверждая, что усвоил информацию. — Вась, так что у нас с преступностью деяний в этом случае?
— Если реально, то никак. — поморщился Васька. — Вампиры вне закона, нигде не сказано, что по отношению к ним существуют запретные чары. Другое дело, что это самый вампирский голем напал на человека. Это уже преступно, но…
Васька лишь скроил совсем тоскливую гримасу, и я закончил фразу за него:
— Никто не может доказать, что этот вампир-голем был работой рук упомянутого колдуна.
— Верно, соображаешь. — подтвердил некромант.
— Хорошо. А что по второму покойнику?
— По второму, если честно, тоже не все в порядке. И тоже слабо доказуемо.
— Что именно?
— А то, что в покойнике ничего не осталось. Его даже подъять невозможно.
Васька так и сказал — «подъять». Надо же, каких мы слов нахватались, это тебе не простецкое «поднять».
— Ты объясни, я все же в некромантии этой твоей…
— Для того чтобы труп подъять, надо хоть за что-то зацепиться. За сознание умирающее, за след души, за что угодно. Надо установить связь между малым — отрезанным пальцем, например, и целым, что лежит в круге. А в этом — пустота, будто он никогда живым и не был. Хоть пополам его пили, все без толку. При этом ясно, что был он живым, и есть на нем след заклятия, которым это проделано.
— Прочитать сможешь?
— Не, куда мне! — отмахнулся Васька. — Очень сложное. И ожог у него на груди от сгоревшего амулета. Думаю, что в этом амулете и было заклятие прошито. Как клиент помер, так его и почистило.
— Ты об этом говорила? — спросил я Машу.
— Об этом. Этот амулет — телепорт, но для нематериальной составляющей.
— А ты откуда знаешь? — решил уточнить я.
— Оттуда, что это не Пантелея работа изначально. Он его модифицировал. Такие амулеты для перемещения духа делал еще мой учитель.
— А Пантелей…
— Пантелей тоже его ученик. Только разошлись они раньше, лет тридцать назад. Наверное. Это я так прикидываю.
— Отсюда ты его и знаешь?
— Отсюда и знаю. — кивнула колдунья. — Я его раньше только на фотографиях видела, до того, как он снова в Царицыне появился.
— А учитель твой где?
— Умер недавно. Год назад, примерно. Он старый был.
В общем, посидели мы у Васьки еще с полчаса, но уже ничего полезного не выудили. Что он знал, то нам и сказал. Пусть не много, но и немало. Самое главное, для меня самого все уже ясно стало — волшба Пантелея зла и незаконна, а потому, если дело правильно повернуть, можно добиться того, что за него награду предложат. Можно. Но не сейчас. Пока доказательств маловато.
Васька со своей демонической Лари, по прежнему таинственно улыбающейся, вышли проводить нас на крыльцо. Мой взгляд снова упал на поросенка, привязанного к ноге эльфийской статуи.
— Вась, а это что? Пополнение коллекции искусства?
— Да нет! — отмахнулся тот. — Оказал тут услугу малую Петру-мяснику, за бесплатно вроде как, а он возьми, да и притащи кабанчика. Ума не приложу, что с ним теперь делать. И отказаться неловко было.
— А ты его умертви, затем подыми и двор охранять заставь. — подначил я Ваську. — Будет такой свинский охранный зомби. На страх врагам.
Тот, судя по всему, пропустил мое заявление мимо ушей, и мы распрощались.
5
Следующим пунктом нашего путешествия снова стал околоток. Намерен я был пообщаться не с кем-нибудь, а с самим Господином Становым Приставом, Степаном Битюговым. Маше посещать повторно околоток очень не хотелось, это было заметно сразу, но я на ее присутствии настоял. Мало ли что подтвердить придется? А Маша, как ни крути, свидетельница.
Когда мы подошли к большому подворью, огороженному частоколом с колючкой поверху, в котором находились и сам околоток, и маленький острог на десяток камер, и известная «банька», Маша поморщилась, но ничего не сказала. Было тихо, на крыльце болтали и курили двое урядников в форме. Вдоль забора выстроились пять уряднических «виллисов». Лошадей вообще не было видно, видать, всех в конюшню загнали. Вообще утро воскресенья — самое тихое время в городе. Кто кутил с пятницы на субботу и с субботы на воскресенье, как раз сейчас отсыпаются. А кто кутит каждый день, все равно по утрам спит.
Мы прошли мимо дежурного урядника, сидящего за столом и читающего газету, и поприветствовавшего нас кивком, затем по коридору дошли до кабинета Степана. Я постучал в дверь, оттуда донеслось: «Войдите». Ну, мы и вошли.
Степан сидел за столом, перед ним стояла огромная чайная кружка, возле нее, на тарелочке, два бутерброда, с сыром и колбасой.
— Да вот, все пожрать некогда. — сказал Степан, перехватив мой взгляд. — Хотите чаю?
— Нет, спасибо, только что напились. — отказался я.
— А девушка? — уточнил Степан.
— Нет, спасибо. — пискнула Маша, подавленная размерами человека, сидящего перед нами.
Действительно, непривычного человека Степан поражал. Росту в нем было больше двух метров, а весу больше ста пятидесяти килограмм. Ладони были как лопаты, пальцы как обрубки черенка от нее же. Кожаную форменную куртку он снял, сидел в серой рубашке с расстегнутым воротом, рукава которой очень выразительно обтягивали бицепсы толщиной с бедро нормального человека. Плечи были ровно в два раза шире моих, хоть я на узкоплечесть не жалуюсь.
Голос у Степана соответствовал внешности. Казалось, будто какое-то чудовище научили говорить, и затем заперли в металлической бочке. Вот оно оттуда и говорило. Лицо же нашего станового пристава производило обманчивое впечатление. Эдакое сонно-туповатое, и эмоции на нем вообще не отражались. Тот, кто принимал его за дурака, потом обычно в этом раскаивался — Степан был еще умен как змий, и именно благодаря ему в городе, несмотря на всю местную вольницу, было относительно тихо.
Когда мы подошли к большому подворью, огороженному частоколом с колючкой поверху, в котором находились и сам околоток, и маленький острог на десяток камер, и известная «банька», Маша поморщилась, но ничего не сказала. Было тихо, на крыльце болтали и курили двое урядников в форме. Вдоль забора выстроились пять уряднических «виллисов». Лошадей вообще не было видно, видать, всех в конюшню загнали. Вообще утро воскресенья — самое тихое время в городе. Кто кутил с пятницы на субботу и с субботы на воскресенье, как раз сейчас отсыпаются. А кто кутит каждый день, все равно по утрам спит.
Мы прошли мимо дежурного урядника, сидящего за столом и читающего газету, и поприветствовавшего нас кивком, затем по коридору дошли до кабинета Степана. Я постучал в дверь, оттуда донеслось: «Войдите». Ну, мы и вошли.
Степан сидел за столом, перед ним стояла огромная чайная кружка, возле нее, на тарелочке, два бутерброда, с сыром и колбасой.
— Да вот, все пожрать некогда. — сказал Степан, перехватив мой взгляд. — Хотите чаю?
— Нет, спасибо, только что напились. — отказался я.
— А девушка? — уточнил Степан.
— Нет, спасибо. — пискнула Маша, подавленная размерами человека, сидящего перед нами.
Действительно, непривычного человека Степан поражал. Росту в нем было больше двух метров, а весу больше ста пятидесяти килограмм. Ладони были как лопаты, пальцы как обрубки черенка от нее же. Кожаную форменную куртку он снял, сидел в серой рубашке с расстегнутым воротом, рукава которой очень выразительно обтягивали бицепсы толщиной с бедро нормального человека. Плечи были ровно в два раза шире моих, хоть я на узкоплечесть не жалуюсь.
Голос у Степана соответствовал внешности. Казалось, будто какое-то чудовище научили говорить, и затем заперли в металлической бочке. Вот оно оттуда и говорило. Лицо же нашего станового пристава производило обманчивое впечатление. Эдакое сонно-туповатое, и эмоции на нем вообще не отражались. Тот, кто принимал его за дурака, потом обычно в этом раскаивался — Степан был еще умен как змий, и именно благодаря ему в городе, несмотря на всю местную вольницу, было относительно тихо.