– У нас есть свой домашний театр. Нам это очень нравится, два-три спектакля в год получается. Мы покупаем готовых кукол, а костюмы я иногда шью. Допустим, «Царя Ирода» ставили, таких покупных костюмов не найти. Первый спектакль у нас получился почти случайно. У детей была любимая сказка про зайчика, они ее наизусть знали. Я нарисовала декорации, просто на картоне: зайчик, зайчиха, белочка. На двухъярусной кровати мы сделали занавески, а звук мы записали на магнитофон, получилось с музыкой. Родственники и друзья пришли – мы показали. Всем так понравилось, что мы стали дальше этим заниматься.
– А как строится христианское воспитание в вашей семье? Понятно, что в храм дети ходят. А тексты Евангелия, Библии вы читаете с ними?
– Мы не читаем их каждый день. Но как только начинается Великий пост, мы распределяем с мужем: один читает Писание средним, другой – младшим. Со старшими особый разговор, они сами занимаются. Малышам батюшка читает адаптированные тексты, евангельские рассказы, а со средними, это 4–8 лет, мы читаем Евангелие. У нас вообще есть традиция на ночь читать книжки, художественную литературу: кому сказки, кому что поинтересней. Группируем по возрасту. Бабушка когда приезжает, читает жития святых, пересказанные для детей. Старшая дочь названа в честь Марии Египетской.
Я помню, что когда она была еще маленькой, мы с ней ездили в храм, до метро было далеко идти, и я решила, что пора ребенку знать житие своей святой. При пересказе этого жития я столкнулась с трудностями, жалко, что тогда не записала свой вариант. Потому что сумела как-то обойти все острые вопросы, которые ей пока еще рано было знать. Маше так понравилось, что она потом на своем дне рождения всем пересказывала.
– Как вы вообще книжки для детей выбираете?
– Конечно, мы фильтруем, что они читают. У меня такая традиция: прежде чем дать ребенку книгу, я читаю ее сама. Мне нравится детская литература, поэтому я обычно с удовольствием сама проглядываю. Я считаю, что православное образование – это не монашеское образование. Представление о том, что ребенка нужно готовить к монашеской жизни, а если он вдруг случайно не сможет, то станет ученым, врачом и так далее, в корне неверно. Главное – готовить их к обычной простой жизни. Поэтому, конечно, их круг чтения не ограничивается православными авторами. Но если человеку дано, тогда он посвятит себя Богу целиком. А настаивать на каких-то вещах, с детства готовить к чему-то, нет, пусть сам разберется.
– Ваши дети ходят в обычную школу. У их сверстников, мягко говоря, много не очень приятных увлечений, как вы своих от этого ограждаете?
– Мне кажется, что надо дошкольному воспитанию уделить внимание. Если ребенок к чему-то привык, смотрю по своим детям, если у него есть какие-то склонности, если есть какие-то симпатии, то они так и сохраняются по жизни. Даже если что-то наносное попадает, я не говорю сразу: «Ой бяка, выкинь немедленно». Лучше сначала просто согласиться, что это может быть интересно, а потом исподволь сказать, что мне не очень нравится. И часто дети после этого добровольно отказываются от чего-то, что раньше вызывало бурный интерес. Мне кажется, надо действовать мягко, потому что если строго сказать, то возникает противодействие. Очень важно еще до школы, пока они не влились в общественную жизнь, постараться заложить в ребенке стержень, чтоб он не боялся быть не таким, как все.
У меня старший сын совершенно не комплексует, если его друзья от чего-то в восторге, а ему это не нравится. И они его слушают, потому что он – человек со стержнем. Старшие девчонки никогда не выражали желания ходить на дискотеки. Причем я их никогда в этом не ограничивала. Разве что между делом говорила, что там музыка громкая. При этом на балы они ездят. Целый год ходили заниматься, причем даже не бальными танцами, а настоящими старинными – польки, падеграсы и так далее. У них есть очень красивые бальные платья. На самом деле в глубине души каждая девочка мечтает не в короткой юбке подрыгаться, а именно принцессой нарядиться.
– Отпустите ли вы дочку с подружкой на дискотеку, если она попросит?
– Отпущу, если буду знать, что там нет наркотиков и все более-менее под контролем. На школьную дискотеку, например. Они видели школьные дискотеки, потому что их устраивают в последний день перед каникулами, у кого-то еще уроки, а кто-то уже собирается на дискотеку. В общем, мои пожаловались, что там душно и шумно. По-моему, к чему с детства лежит душа ребенка, то и будет. Ребенок душой будет тяготеть к тому, что в него заложили изначально, поэтому от родителей зависит очень многое. Я смотрю на своих старших и вижу в них себя, свои плюсы и минусы. Тут уж какой хочешь, чтоб был ребенок, таким самому надо быть. И к сожалению, бывает, что минусы вылезают сильнее, чем плюсы.
– Как вы учите детей молиться?
– Специально мы не учим. Мы ходим в храм, они видят, как люди молятся. Каждый вечер после ужина, мы читаем общее семейное правило, на котором должны присутствовать все. Младшие вливаются. Вечернее правило все вместе целиком читаем. Утреннее правило об легченное: просто перед школой прочитывают несколько молитв.
– Бывает ли, что дети отказываются в храм идти: «не хочу» – и все?
– Такое бывает у маленьких. В 4 года: «Хочу есть, не хочу ехать, надоело». Мы тогда говорим: «Хорошо, тогда оставайся один, а мы едем на машине, там еще пароходик по дороге увидим». И как-то слово за слово, смотришь – собрался и поехал.
– Есть ли у старших нецерковные друзья, не получается ли у них болезненного разрыва от того, что дома все совсем иначе, чем у них?
– Дома не совсем все другое. Мы живем обычной жизнью. Мы и телевизор смотрим, когда нормальные фильмы. С друзьями они много общаются, даже иногда мы берем их друзей с собой в храм, они умещаются в нашей машине, у нас микроавтобус.
– Получается ли как-то регулировать круг общения?
– Бывает, что мне кто-то не нравится, кого они приводят. Тогда надо сделать такое особенное лицо, мол, «кто же это, что ты с ним дружишь?». Активно выразить свое отношение, не запрещая ничего. Через некоторое время глядишь – а друг-то и поменялся уже.
– Приносят ли они слова какие-нибудь нехорошие?
– Приносят, всякие приносят. Стоит один раз объяснить, что это совершенно неприемлемые слова, вопрос решается. Но если слово входит в привычку, то следует строгое наказание. Я всегда спрашиваю: «Ты слышал, чтоб мама, или папа, или старшие братья и сестры, так говорили? Нет? Все. Чтобы больше этого не было». Но через это лучше пройти. Пусть с самого начала знают, что есть запрещенные слова, чем потом.
– Какие у вас развлечения, ходите ли вы в театр?
– Да, и театр, цирк. Но тут проблемы финансовые. Билет в цирк самый дешевый стоит 500 р. Считайте, нужно пять тысяч, чтобы сходить в театр, в цирк. Это если билеты дешевые. А есть билеты по тысяче рублей. Когда нам дарят или управа пожертвует, мы с удовольствием идем. Я считаю, что классическое воспитание должно быть. Сейчас у нас нет музыкальной школы поблизости, а с преподавателем музыки не сложилось: она занималась четыре часа с четверыми по очереди и требовала абсолютной тишины. Четыре часа я держала весь дом, чтобы никто не пикнул, а это очень непросто. Сейчас начнем с новым заниматься. В связи с финансовыми вопросами мы выбираем бесплатные кружки. Одна дочка ходит на гимнастику, другая на фехтование, на волейбол, есть у них ансамбль «Ландыш серебристый», хор. Практически все так или иначе поют. Я считаю, что разницы большой нет, чем заниматься. Главное – творческое развитие.
– Играют ли ваши дети в компьютерные игры?
– Это бич. Мы как-то прозевали, потому что старшие дети очень спокойно к этому относились: поиграли – забыли. А вот со средним сыном сейчас стоит конкретная проблема, у него началась компьютерная болезнь. Мы стараемся потихонечку его отучить, потому что на него еще действует запрет, когда говорят «нельзя, и все». Но если он поиграет, то видно, что у него есть внутренняя зависимость. К сожалению, когда он подрастет, тут уже неизвестно что будет. У старших детей у всех есть компьютеры, у каждого свой, мы к этому спокойно относимся, потому что они не зацикливаются на этом. Но теперь мы ввели ограничения, в учебные дни мы не играем. Можно поиграть в выходные и в каникулы. Пока так, а там видно будет.
– Осознают ли дети, что они – дети священника?
– Они осознают, особенно когда я начинаю стыдить: «Как вам не стыдно! Что скажут, батюшкины дети, а так себя ведете!» Я думаю, мои слова над ними висят как дамоклов меч, хотя в жизни это обычные дети. Когда мы перешли в обычную школу, я им все равно сшила гимназические платья, как раньше. И когда они принесли фотографии классов, их поставили сзади. Всех. Мои все девочки оказались сзади в своих классических белых свисающих пелеринах. Я увидела, что все выглядят совершенно по-другому. Они мялись, но все-таки сказали, что выбиваются из общего вида, а учителя им заявили, что они «как из деревни». Я сделала вывод для себя: пока они не получили психологическую травму, лучше пускай ходят в классическом офисном стиле: юбка до середины колен и белая блузка. И дома я не заставляю их ходить в сарафане или юбке до полу, кто-то в брюках ходит, кто-то в шортах. Но в школу в брюках я их не пускаю.
И летом на отдыхе они одеты как все: надо – в купальниках, надо – в шортах. У нас брюк как таковых нет, но есть спортивные костюмы. А платья я им стараюсь шить красивые, чтобы хотелось носить.
– Куда вы ездите летом, на отдых?
– В основном на даче сидим. Когда в семье постоянно маленькие, ехать на море, на юг, противопоказано. Когда был перерыв между детьми побольше, мы ездили на машине в Крым. Получилось очень хорошо, всем понравилось. Но у нас и на даче хорошо: лес, речка. Если погода позволяет, то мы на речке постоянно или на велосипедах катаемся, теннисный стол у нас есть, качели, за грибами любим ходить.
– Когда у детей возникают личные вопросы, психологические переживания, они идут к маме или папе?
– В основном к маме. Старшие у меня девчонки, так что они точно к маме. Как дальше будет с мальчишками, когда они подрастут, пока непонятно. Но, наверное, будут какие-то вопросы с папой решать. В общем, я пока справляюсь и с духовными вопросами. Но если надо решить бытового плана пастырские вопросы, например кому сколько поститься, я, конечно, отправляю к папе, потому что это надо у священника спрашивать, как он благословит.
– Исповедуются дети у папы или у другого священника?
– Если причащаются у папы, то и исповедуются у него. Но у нас есть очень хороший батюшка, который старше папы, и мы к нему обращаемся. Скоро ведь женихи пойдут, будут сталкиваться личные интересы, тут лучше другой священник, чтобы был совет со стороны. Да и проблемы с родителями не будешь же с папой обсуждать.
– Кстати, о женихах. Наверное, есть какие-то мальчики?
– Пока ничего серьезного. Хотя, конечно, я морально готовлюсь. Начинаем иногда обсуждать, кто куда переедет, если Маша выйдет замуж. Придется ей комнату освобождать. Мне очень жалко от себя отпускать. Лучше принять еще кого-то, чем отдать. Хотя, наверное, жалко, скорее, себя, я понимаю, что в какой-то момент надо отпустить ребенка, иначе потом не сложится. Очень важно вовремя отпустить.
– Вы готовите их к будущей семейной жизни, учите убираться, готовить?
– Старшая дочь полностью готова. Она все умеет готовить, отлично печет. Я не заставляла, ей было просто интересно. Ребенок обычно, когда мама что-то делает, говорит: «давай вместе». И в этот момент нужно не гнать его, а делать вместе. Вот я пекла, пекла пироги, а потом надоело. И вдруг слышу: «Мам, а давай я испеку, если ты не хочешь?» Вторая и третья дочки тоже подтягиваются. В московской квартире у нас посудомоечная и стиральная машинки, а когда на дачу выезжаем, надо мыть посуду в холодной воде и стирать. Посуды очень много. Поэтому я им и в городе говорю: «Надо учиться стирать и мыть посуду, потому что на даче не будет посудомойки». Каждый стирает свое белье – носочки, трусики. Я устраиваю день стирки, они разбирают тазики – и вперед.
– Но ведь надо же ими отдыхать, у них все-таки детство…
– Знаете, у нас есть одноклассники, у которых мамы ушли с работы, чтобы посвятить себя воспитанию ребенка. И такая мама часто жалуется, что у нее нет ни сил, ни времени: бегом из школы в бассейн, потом рисование, потом футбол, музыка. Приходит к учительнице: «Можно мы не все уроки будем делать, мы не успеваем?» Мне кажется, что это неправильно. Если у ребенка есть какое-то особое желание, например рисование, можно заниматься. Если нет желания, то не надо специально его насиловать. Попробовать можно, но не все сразу. Хотя, конечно, бездельничать не надо, чем-то ребенок должен быть занят. У нас учительница начальной школы считает, что если ребенок не наигрался до школы, то в первом классе он будет играть.
– А когда вы сами замуж выходили, трудно было вести хозяйство?
– Меня мама заставляла, но готовить мне и самой было интересно. У нас в школе была учительница, которой я до сих пор благодарна, она меня и шить научила, и консервировать. Уроки труда были настоящие. Вот сейчас я смотрю, как у моих девочек труд в школе устроен, так они пиццу готовят: принесли готовый корж, нарезали колбаски, сыр натерли и в микроволновку поставили. Так разве научишься? И свекрови своей я тоже благодарна, она всегда мне разрешала на кухне и суп сварить, и еще что-то по-своему сделать.
– Бывает ли вам иногда грустно, что не состоялась ваша карьера физика-ядерщика?
– Бывает грустно. Но когда я пошла на работу и столкнулась с настоящими учеными, я подумала, что из меня большого физика не выйдет. Может, и вышло бы, если трудиться, но когда я увидела ученых, подумала, что лучше «молчать и сойти за умную». Я не жалею. Я получила прекрасное образование. На самом деле оно все равно востребовано. Во-первых, непросто детям объяснить школьную физику неподготовленному человеку. Но самое главное, я считаю, что муж с женой должны соответствовать друг другу. Если бы у меня не было образования, у меня был бы другой муж, потому что такого мужа я бы не потянула. Мужу надо соответствовать, чтобы на равных можно было что-то обсуждать. Мне кажется, когда нет общих интересов, семья по-настоящему сложиться не может. У нее просто не будет основы, потому что одного эмоционального и телесного контакта маловато. Жена ведь не домохозяйка, а помощница.
Светлана Соколова
– А как строится христианское воспитание в вашей семье? Понятно, что в храм дети ходят. А тексты Евангелия, Библии вы читаете с ними?
– Мы не читаем их каждый день. Но как только начинается Великий пост, мы распределяем с мужем: один читает Писание средним, другой – младшим. Со старшими особый разговор, они сами занимаются. Малышам батюшка читает адаптированные тексты, евангельские рассказы, а со средними, это 4–8 лет, мы читаем Евангелие. У нас вообще есть традиция на ночь читать книжки, художественную литературу: кому сказки, кому что поинтересней. Группируем по возрасту. Бабушка когда приезжает, читает жития святых, пересказанные для детей. Старшая дочь названа в честь Марии Египетской.
Я помню, что когда она была еще маленькой, мы с ней ездили в храм, до метро было далеко идти, и я решила, что пора ребенку знать житие своей святой. При пересказе этого жития я столкнулась с трудностями, жалко, что тогда не записала свой вариант. Потому что сумела как-то обойти все острые вопросы, которые ей пока еще рано было знать. Маше так понравилось, что она потом на своем дне рождения всем пересказывала.
– Как вы вообще книжки для детей выбираете?
– Конечно, мы фильтруем, что они читают. У меня такая традиция: прежде чем дать ребенку книгу, я читаю ее сама. Мне нравится детская литература, поэтому я обычно с удовольствием сама проглядываю. Я считаю, что православное образование – это не монашеское образование. Представление о том, что ребенка нужно готовить к монашеской жизни, а если он вдруг случайно не сможет, то станет ученым, врачом и так далее, в корне неверно. Главное – готовить их к обычной простой жизни. Поэтому, конечно, их круг чтения не ограничивается православными авторами. Но если человеку дано, тогда он посвятит себя Богу целиком. А настаивать на каких-то вещах, с детства готовить к чему-то, нет, пусть сам разберется.
– Ваши дети ходят в обычную школу. У их сверстников, мягко говоря, много не очень приятных увлечений, как вы своих от этого ограждаете?
– Мне кажется, что надо дошкольному воспитанию уделить внимание. Если ребенок к чему-то привык, смотрю по своим детям, если у него есть какие-то склонности, если есть какие-то симпатии, то они так и сохраняются по жизни. Даже если что-то наносное попадает, я не говорю сразу: «Ой бяка, выкинь немедленно». Лучше сначала просто согласиться, что это может быть интересно, а потом исподволь сказать, что мне не очень нравится. И часто дети после этого добровольно отказываются от чего-то, что раньше вызывало бурный интерес. Мне кажется, надо действовать мягко, потому что если строго сказать, то возникает противодействие. Очень важно еще до школы, пока они не влились в общественную жизнь, постараться заложить в ребенке стержень, чтоб он не боялся быть не таким, как все.
У меня старший сын совершенно не комплексует, если его друзья от чего-то в восторге, а ему это не нравится. И они его слушают, потому что он – человек со стержнем. Старшие девчонки никогда не выражали желания ходить на дискотеки. Причем я их никогда в этом не ограничивала. Разве что между делом говорила, что там музыка громкая. При этом на балы они ездят. Целый год ходили заниматься, причем даже не бальными танцами, а настоящими старинными – польки, падеграсы и так далее. У них есть очень красивые бальные платья. На самом деле в глубине души каждая девочка мечтает не в короткой юбке подрыгаться, а именно принцессой нарядиться.
– Отпустите ли вы дочку с подружкой на дискотеку, если она попросит?
– Отпущу, если буду знать, что там нет наркотиков и все более-менее под контролем. На школьную дискотеку, например. Они видели школьные дискотеки, потому что их устраивают в последний день перед каникулами, у кого-то еще уроки, а кто-то уже собирается на дискотеку. В общем, мои пожаловались, что там душно и шумно. По-моему, к чему с детства лежит душа ребенка, то и будет. Ребенок душой будет тяготеть к тому, что в него заложили изначально, поэтому от родителей зависит очень многое. Я смотрю на своих старших и вижу в них себя, свои плюсы и минусы. Тут уж какой хочешь, чтоб был ребенок, таким самому надо быть. И к сожалению, бывает, что минусы вылезают сильнее, чем плюсы.
– Как вы учите детей молиться?
– Специально мы не учим. Мы ходим в храм, они видят, как люди молятся. Каждый вечер после ужина, мы читаем общее семейное правило, на котором должны присутствовать все. Младшие вливаются. Вечернее правило все вместе целиком читаем. Утреннее правило об легченное: просто перед школой прочитывают несколько молитв.
– Бывает ли, что дети отказываются в храм идти: «не хочу» – и все?
– Такое бывает у маленьких. В 4 года: «Хочу есть, не хочу ехать, надоело». Мы тогда говорим: «Хорошо, тогда оставайся один, а мы едем на машине, там еще пароходик по дороге увидим». И как-то слово за слово, смотришь – собрался и поехал.
– Есть ли у старших нецерковные друзья, не получается ли у них болезненного разрыва от того, что дома все совсем иначе, чем у них?
– Дома не совсем все другое. Мы живем обычной жизнью. Мы и телевизор смотрим, когда нормальные фильмы. С друзьями они много общаются, даже иногда мы берем их друзей с собой в храм, они умещаются в нашей машине, у нас микроавтобус.
– Получается ли как-то регулировать круг общения?
– Бывает, что мне кто-то не нравится, кого они приводят. Тогда надо сделать такое особенное лицо, мол, «кто же это, что ты с ним дружишь?». Активно выразить свое отношение, не запрещая ничего. Через некоторое время глядишь – а друг-то и поменялся уже.
– Приносят ли они слова какие-нибудь нехорошие?
– Приносят, всякие приносят. Стоит один раз объяснить, что это совершенно неприемлемые слова, вопрос решается. Но если слово входит в привычку, то следует строгое наказание. Я всегда спрашиваю: «Ты слышал, чтоб мама, или папа, или старшие братья и сестры, так говорили? Нет? Все. Чтобы больше этого не было». Но через это лучше пройти. Пусть с самого начала знают, что есть запрещенные слова, чем потом.
– Какие у вас развлечения, ходите ли вы в театр?
– Да, и театр, цирк. Но тут проблемы финансовые. Билет в цирк самый дешевый стоит 500 р. Считайте, нужно пять тысяч, чтобы сходить в театр, в цирк. Это если билеты дешевые. А есть билеты по тысяче рублей. Когда нам дарят или управа пожертвует, мы с удовольствием идем. Я считаю, что классическое воспитание должно быть. Сейчас у нас нет музыкальной школы поблизости, а с преподавателем музыки не сложилось: она занималась четыре часа с четверыми по очереди и требовала абсолютной тишины. Четыре часа я держала весь дом, чтобы никто не пикнул, а это очень непросто. Сейчас начнем с новым заниматься. В связи с финансовыми вопросами мы выбираем бесплатные кружки. Одна дочка ходит на гимнастику, другая на фехтование, на волейбол, есть у них ансамбль «Ландыш серебристый», хор. Практически все так или иначе поют. Я считаю, что разницы большой нет, чем заниматься. Главное – творческое развитие.
– Играют ли ваши дети в компьютерные игры?
– Это бич. Мы как-то прозевали, потому что старшие дети очень спокойно к этому относились: поиграли – забыли. А вот со средним сыном сейчас стоит конкретная проблема, у него началась компьютерная болезнь. Мы стараемся потихонечку его отучить, потому что на него еще действует запрет, когда говорят «нельзя, и все». Но если он поиграет, то видно, что у него есть внутренняя зависимость. К сожалению, когда он подрастет, тут уже неизвестно что будет. У старших детей у всех есть компьютеры, у каждого свой, мы к этому спокойно относимся, потому что они не зацикливаются на этом. Но теперь мы ввели ограничения, в учебные дни мы не играем. Можно поиграть в выходные и в каникулы. Пока так, а там видно будет.
– Осознают ли дети, что они – дети священника?
– Они осознают, особенно когда я начинаю стыдить: «Как вам не стыдно! Что скажут, батюшкины дети, а так себя ведете!» Я думаю, мои слова над ними висят как дамоклов меч, хотя в жизни это обычные дети. Когда мы перешли в обычную школу, я им все равно сшила гимназические платья, как раньше. И когда они принесли фотографии классов, их поставили сзади. Всех. Мои все девочки оказались сзади в своих классических белых свисающих пелеринах. Я увидела, что все выглядят совершенно по-другому. Они мялись, но все-таки сказали, что выбиваются из общего вида, а учителя им заявили, что они «как из деревни». Я сделала вывод для себя: пока они не получили психологическую травму, лучше пускай ходят в классическом офисном стиле: юбка до середины колен и белая блузка. И дома я не заставляю их ходить в сарафане или юбке до полу, кто-то в брюках ходит, кто-то в шортах. Но в школу в брюках я их не пускаю.
И летом на отдыхе они одеты как все: надо – в купальниках, надо – в шортах. У нас брюк как таковых нет, но есть спортивные костюмы. А платья я им стараюсь шить красивые, чтобы хотелось носить.
– Куда вы ездите летом, на отдых?
– В основном на даче сидим. Когда в семье постоянно маленькие, ехать на море, на юг, противопоказано. Когда был перерыв между детьми побольше, мы ездили на машине в Крым. Получилось очень хорошо, всем понравилось. Но у нас и на даче хорошо: лес, речка. Если погода позволяет, то мы на речке постоянно или на велосипедах катаемся, теннисный стол у нас есть, качели, за грибами любим ходить.
– Когда у детей возникают личные вопросы, психологические переживания, они идут к маме или папе?
– В основном к маме. Старшие у меня девчонки, так что они точно к маме. Как дальше будет с мальчишками, когда они подрастут, пока непонятно. Но, наверное, будут какие-то вопросы с папой решать. В общем, я пока справляюсь и с духовными вопросами. Но если надо решить бытового плана пастырские вопросы, например кому сколько поститься, я, конечно, отправляю к папе, потому что это надо у священника спрашивать, как он благословит.
– Исповедуются дети у папы или у другого священника?
– Если причащаются у папы, то и исповедуются у него. Но у нас есть очень хороший батюшка, который старше папы, и мы к нему обращаемся. Скоро ведь женихи пойдут, будут сталкиваться личные интересы, тут лучше другой священник, чтобы был совет со стороны. Да и проблемы с родителями не будешь же с папой обсуждать.
– Кстати, о женихах. Наверное, есть какие-то мальчики?
– Пока ничего серьезного. Хотя, конечно, я морально готовлюсь. Начинаем иногда обсуждать, кто куда переедет, если Маша выйдет замуж. Придется ей комнату освобождать. Мне очень жалко от себя отпускать. Лучше принять еще кого-то, чем отдать. Хотя, наверное, жалко, скорее, себя, я понимаю, что в какой-то момент надо отпустить ребенка, иначе потом не сложится. Очень важно вовремя отпустить.
– Вы готовите их к будущей семейной жизни, учите убираться, готовить?
– Старшая дочь полностью готова. Она все умеет готовить, отлично печет. Я не заставляла, ей было просто интересно. Ребенок обычно, когда мама что-то делает, говорит: «давай вместе». И в этот момент нужно не гнать его, а делать вместе. Вот я пекла, пекла пироги, а потом надоело. И вдруг слышу: «Мам, а давай я испеку, если ты не хочешь?» Вторая и третья дочки тоже подтягиваются. В московской квартире у нас посудомоечная и стиральная машинки, а когда на дачу выезжаем, надо мыть посуду в холодной воде и стирать. Посуды очень много. Поэтому я им и в городе говорю: «Надо учиться стирать и мыть посуду, потому что на даче не будет посудомойки». Каждый стирает свое белье – носочки, трусики. Я устраиваю день стирки, они разбирают тазики – и вперед.
– Но ведь надо же ими отдыхать, у них все-таки детство…
– Знаете, у нас есть одноклассники, у которых мамы ушли с работы, чтобы посвятить себя воспитанию ребенка. И такая мама часто жалуется, что у нее нет ни сил, ни времени: бегом из школы в бассейн, потом рисование, потом футбол, музыка. Приходит к учительнице: «Можно мы не все уроки будем делать, мы не успеваем?» Мне кажется, что это неправильно. Если у ребенка есть какое-то особое желание, например рисование, можно заниматься. Если нет желания, то не надо специально его насиловать. Попробовать можно, но не все сразу. Хотя, конечно, бездельничать не надо, чем-то ребенок должен быть занят. У нас учительница начальной школы считает, что если ребенок не наигрался до школы, то в первом классе он будет играть.
– А когда вы сами замуж выходили, трудно было вести хозяйство?
– Меня мама заставляла, но готовить мне и самой было интересно. У нас в школе была учительница, которой я до сих пор благодарна, она меня и шить научила, и консервировать. Уроки труда были настоящие. Вот сейчас я смотрю, как у моих девочек труд в школе устроен, так они пиццу готовят: принесли готовый корж, нарезали колбаски, сыр натерли и в микроволновку поставили. Так разве научишься? И свекрови своей я тоже благодарна, она всегда мне разрешала на кухне и суп сварить, и еще что-то по-своему сделать.
– Бывает ли вам иногда грустно, что не состоялась ваша карьера физика-ядерщика?
– Бывает грустно. Но когда я пошла на работу и столкнулась с настоящими учеными, я подумала, что из меня большого физика не выйдет. Может, и вышло бы, если трудиться, но когда я увидела ученых, подумала, что лучше «молчать и сойти за умную». Я не жалею. Я получила прекрасное образование. На самом деле оно все равно востребовано. Во-первых, непросто детям объяснить школьную физику неподготовленному человеку. Но самое главное, я считаю, что муж с женой должны соответствовать друг другу. Если бы у меня не было образования, у меня был бы другой муж, потому что такого мужа я бы не потянула. Мужу надо соответствовать, чтобы на равных можно было что-то обсуждать. Мне кажется, когда нет общих интересов, семья по-настоящему сложиться не может. У нее просто не будет основы, потому что одного эмоционального и телесного контакта маловато. Жена ведь не домохозяйка, а помощница.
Светлана Соколова
Протоиерей Николай Соколов (р. 1950) – настоятель храма Святителя Николая в Толмачах при Третьяковской галерее, декан миссионерского факультета Свято-Тихоновского гуманитарного университета (ПСТГУ), духовник и член правления фонда Всехвального апостола Андрея Первозванного и фонда Национальной Славы России, духовник Олимпийской сборной команды РФ. Окончил Московскую государственную консерваторию им. П. И. Чайковского. Династия священников Соколовых не прерывается уже 300 лет.
Светлана Соколова (р. 1948) – заведующая сектором Третьяковской галереи. Окончила Московскую государственную консерваторию имени П. И. Чайковского. Вырастила троих детей.
– В этом возрасте никто такого не предполагает. С отцом Николаем мы встретились, когда мне было 18 лет. Мы тогда оба учились в музыкальном училище им. М. М. Ипполитова-Иванова, потом вместе поступили в консерваторию. А поженились уже на стадии окончания Консерватории. То есть сначала было 7 лет совместной учебы и дружбы. Но к чему я это говорю: примерно за полгода до нашего венчания Наталья Николаевна Соколова, мама отца Николая, спросила меня: «Светочка, я знаю, что вы с Коленькой любите друг друга, а если он вдруг станет священником? Ведь ты знаешь, что это его мечта…» А в те годы (70-е годы XX века) решиться стать женой священника было, действительно, непросто. Я ей ответила: «Мне все равно». А она говорит: «Ты знаешь, что Коленьку могут и в деревню послать служить, у нас судьбы-то разные». А мне это было, действительно, все равно, я не
лукавила. Так и по сей день – все равно где, лишь бы с ним. Когда любишь человека, тебе могут расписать, какие бывают сложности, но это абсолютно не страшно. Конечно, я не могла поначалу и предположить, что буду матушкой. Но даже если так – меня это абсолютно не пугало.
К тому же я уже знала уклад священнической семьи. Уже знала и маму, и папу, и сестер, и братьев отца Николая – с одним из них, Серафимом – будущим владыкой Сергием, мы учились вместе. И с Катенькой, старшей сестрой, она тоже заканчивала Ипполитовское училище. Вхождение в мир православной семьи было для меня настолько гармоничным и естественным, что я даже не могу определить момент, когда все это стало мне близким и родным.
– Что из общения со свекровью и свекром было для вас особенно значимо? Что осталось в памяти, ключевые события?
– Для меня ключевым событием было прежде всего знакомство.
Мы с отцом Николаем очень долго дружили, учились 7 лет вместе, и он уже во время учебы оказывал мне какие-то знаки внимания. У нас с ним были замечательные творческие отношения: мы оба были скрипачами, и музыкальное общение переросло в духовное. Надо сказать, что я сама – из нецерковной семьи, и родители были некрещеные. Конечно, в плане моральном, плане воспитательном и в моей семье на первом месте были некоторые христианские ценности – верность, порядочность, уважение к личности, трудолюбие, хотя никто себе не давал в этом отчета. Ведь в те времена люди боялись произнести даже слово о Боге, и многие понятия были искажены, достаточно вспомнить про «гордость советского человека» и общее отношение к Церкви как таковой. И честь и хвала отцу Николаю, который столько лет со мной встречался, но никогда не давил, не принуждал. Да, мы с ним часто заходили в храм, он меня воцерковлял, но при этом никогда слова «должна» не было. И вот поэтому Господь меня посетил по доброй воле. Но я могу признаться, что приняла и познала веру Божию через отца Николая. И я всегда его считала своим духовником по жизни. Он знал все мои девчачьи переживания, я знала все его мальчуковые. У нас с ним абсолютно не было никаких закрытых тем, и это великое дело. Конечно, о семье его родителей я не знала, то есть поначалу он меня боялся показывать.
А летом 1973 года, когда мое обучение в консерватории шло к концу, он мне говорит: «Свет, давай поедем к нам в Гребнево[1]. 10 августа празднуется Гребневская икона Божьей Матери, это большой праздник». И вот я первый раз в жизни поехала утром на службу. Пока из Москвы выбралась, пока доехала в эту подмосковную усадьбу, служба уже почти закончилась. Николай меня встречал с автобуса. «Пойдем, я тебе храм покажу», – говорит. Идем по направлению к церкви, а все уже выходят из дверей церковных после отпуста. И тут я первый раз увидела Коли-ну маму, Наталью Николаевну. Она у него была высокая, представительного вида, настоящая матушка. Я растерялась, перепугалась, у меня прям коленки затряслись. Он говорит: «Чего ты боишься?» Но я не стала Коленьке в тот момент объяснять, просто во мне такой трепет был. И когда мы познакомились, это было уже недалеко от их домика. Он говорит: «Мам, это вот Света приехала». Она стала со мной общаться так просто, как будто знала меня давным-давно. И меня это очень расположило, мой страх весь куда-то ушел. Там на Гребневской собираются все, кто может собраться. Большая семья, много друзей. Все садятся на большую террасу чай пить. Вообще это все надо видеть и почувствовать. Мама отца Николая сразу мне говорит: «Так, детки, садитесь, сами себе наливайте, Светочка, пойдем». Она меня сразу уводит, а Коленьке говорит: «А ты, Коленька, иди, иди». Она меня увела в комнатку, мы с ней сели, она на кроватку, я на стульчик. И она мне говорит: «Светочка, давай поговорим, мы же с тобой первый раз видимся». Вообще трепет у меня перед ней так и сохранился – трепет по жизни. У нас с ней замечательные отношения. И я могу пожелать любой женщине, чтобы у нее была такая свекровь.
Вот мы сели, и разговор такой идет. Она говорит: «Светочка, знаю, сколько лет вы дружите, а Колька все в монахи собирается. Но какой из него монах! Вот Симка – это монах. Это у него с рождения». И действительно, так. Про владыку Сергия если рассказывать, то это отдельный разговор.
– То есть отец Николай открыто говорил, что пойдет в монастырь?
– Да, у него всегда была идея, что он пойдет в монастырь. А с другой стороны, вроде как говорил, что и без меня жизни нет.
А Наталья Николаевна продолжает: «Какой из Кольки монах?! Как девчонка проходит, он должен пальто подать, руку поцеловать…» Бабушка его так воспитала. Коля у нас на курсе вообще был такой единственный. И поэтому все девочки сразу млели от этого. Это настолько было неординарно в наших студенческих кругах. Я слушаю Колину маму, а она вдруг говорит: «Я знаю, что он тебя любит, а вот ты мне скажи, ты его любишь?»
– Прям так сразу?
– Сразу. Наталья Николаевна очень пря мой человек, в ней нет лукавства по жизни. Это может не нравиться, но если она решила что– то сказать, то скажет невзирая на лица, ранги, чины, и будь любезен – выслушай. И все слушают. Перед таким человеком лукавить тоже неудобно. Поэтому я ответила как есть: «Люблю». Вот тогда она мне про участь священническую и сказала, сразу, в первый же наш разговор: «А знаешь, Светочка, Коля хочет, уже не знаю как монахом, но священником точно быть, как папа наш». Я говорю: «Ну, в общем-то, знаю». Она мне обеспокоенно: «Но ты ведь участь священническую не знаешь». Но я общалась столько лет с Колей, и он меня уже посвятил во многие вещи. Я уже более-менее представляла историю Русской Православной Церкви после 1917 года. А его бабушка, дедушка – живые свидетели, исповедники, знали, что такое тюрьмы, аресты, ожидание ночного звонка в дверь. И конечно, он мне открыл глаза на многие вещи. Я сказала да, знаю, что Коля хочет быть священником, но сейчас-то он учится в консерватории. Она говорит: «Ты знаешь, Свет, он пошел в консерваторию из-за тебя, потому что ты там учишься». Она не сказала, «по дурости», но это примерно так и звучало. Вот такая первая встреча. А с папочкой, с отцом Владимиром, мы тоже в этот день встретились. Сначала мы с мамой поговорили, и я расплакалась, а потом и она расплакалась, по-доброму меня обняла. Но были хорошие слезы. И она мне сразу сказала: «Светочка, что же, креститься надо, он тебя любит». А я говорю: «Он же все равно в монахи пойдет». Действительно, в моем сознании в то время, было, что мы с ним очень хорошие друзья, без этого друга я себе вообще не мыслила какую-то дальнейшую жизнь. Она говорит: «В какие монахи, нет, вы поженитесь». Я говорю: «Но если он не хочет, как же мы поженимся?» А она мне все время говорила: «А ты то?» А я отвечала: «Но я же не буду ему предложение делать, женись на мне». А потом мы пошли на террасу, где накрывался обеденный стол, отец Владимир сидел под иконой во главе стола, а протиснуться к нему было невозможно – народу много. Я говорю: «Давайте, я помогу девочкам накрывать на стол». А отец Владимир вдруг услышал, что я там предлагаю на другом конце, и говорит: «Нет, Светочка, ты у нас сегодня гостья». Я тогда еще не знала, как отвечать священнику, когда тебя приглашают к столу. А батюшка всех детей и гостей раздвинул и говорит: «Ты иди ко мне, садись рядышком». Я ужасно сконфузилась. Как только не провалилась в погреб тут же, не знаю, но представляю свой вид. А батюшка уже говорит: «Иди, иди сюда». И Коля мне говорит: «Иди, раз папа говорит». А папа Коленьке: «А ты, Коленька, помогай сестрам, каждому свое». Теперь еще и Коленьки рядом нет, я, конечно, в глубокой растерянности.
А Колин папа видел, что я смущаюсь. Он вообще был светлейший человек, излучал духовное тепло. Уже потом, много лет спустя, когда у нас с Коленькой сложилась семья, дети, бытовая суета, дедушка, отец Владимир, приходил, и все-все становилось легче под взглядом его сияющих светлых глаз. Дети умиротворялись, правда, он разрешал внукам делать с ним все, что они хотят. Младшему внуку, который сейчас священником стал, он вообще все разрешал. Тот – малыш еще – садится верхом на деда, я говорю: «Дай дедушке отдохнуть!» А дедушка отвечает: «Светочка, я отдыхаю».
– А как вы крестились?
– Думали, где мне креститься, потому что в то время креститься взрослому человеку было очень и очень непросто. Уже и в то время у нас семья Соколовых и семья Кречетовых[2] по жизни переплетались. Сейчас отец Николай Кречетов, дай Бог ему здоровья, стал у нас благочинным. А его родной брат – отец Валериан Кречетов служил многие годы в подмосковном Отрадном. И отец Владимир говорит: «Надо повести Светочку к отцу Валерьяну». И все было абсолютно так, как надо. Меня повели сначала к одному их знакомому чудесному священнику, он со мной провел первую беседу и многое мне объяснил. Главным образом, что значит крещение, что значит греховный. И я решила, что мне надо рассказать про свои грехи. Я тогда уже понимала, что надо исповедоваться. А он говорит: «Если у тебя есть грех, который тебя очень тяготит, тогда ты мне покайся. Но вообще, при крещении ты у нас младенцем будешь». Вот с того дня я и стала младенцем. Так я собиралась креститься, и к этому много приложил сил и молитв дедушка моего Коли – Николай Евграфович Пестов. Он жил рядом с Елоховским собором, и мы приходили к нему по окончании занятий. Николай Евграфович любил беседовать в своем кабинете, но говорил, что когда больше двух человек, то это потерянное время. И вот мы с ним уходили в кабинет, и он мне многие вещи рассказывал. А потом, когда услышал, что я буду креститься, то вдруг сказал: «А я буду твоим крестным! На крещение, Наташенька, я не поеду, но крестным буду».
Светлана Соколова (р. 1948) – заведующая сектором Третьяковской галереи. Окончила Московскую государственную консерваторию имени П. И. Чайковского. Вырастила троих детей.
«Когда любишь человека…»
– Если бы вам в 16–17 лет сказали, что вы будете супругой священника, как бы вы к этому отнеслись?– В этом возрасте никто такого не предполагает. С отцом Николаем мы встретились, когда мне было 18 лет. Мы тогда оба учились в музыкальном училище им. М. М. Ипполитова-Иванова, потом вместе поступили в консерваторию. А поженились уже на стадии окончания Консерватории. То есть сначала было 7 лет совместной учебы и дружбы. Но к чему я это говорю: примерно за полгода до нашего венчания Наталья Николаевна Соколова, мама отца Николая, спросила меня: «Светочка, я знаю, что вы с Коленькой любите друг друга, а если он вдруг станет священником? Ведь ты знаешь, что это его мечта…» А в те годы (70-е годы XX века) решиться стать женой священника было, действительно, непросто. Я ей ответила: «Мне все равно». А она говорит: «Ты знаешь, что Коленьку могут и в деревню послать служить, у нас судьбы-то разные». А мне это было, действительно, все равно, я не
лукавила. Так и по сей день – все равно где, лишь бы с ним. Когда любишь человека, тебе могут расписать, какие бывают сложности, но это абсолютно не страшно. Конечно, я не могла поначалу и предположить, что буду матушкой. Но даже если так – меня это абсолютно не пугало.
К тому же я уже знала уклад священнической семьи. Уже знала и маму, и папу, и сестер, и братьев отца Николая – с одним из них, Серафимом – будущим владыкой Сергием, мы учились вместе. И с Катенькой, старшей сестрой, она тоже заканчивала Ипполитовское училище. Вхождение в мир православной семьи было для меня настолько гармоничным и естественным, что я даже не могу определить момент, когда все это стало мне близким и родным.
– Что из общения со свекровью и свекром было для вас особенно значимо? Что осталось в памяти, ключевые события?
– Для меня ключевым событием было прежде всего знакомство.
Мы с отцом Николаем очень долго дружили, учились 7 лет вместе, и он уже во время учебы оказывал мне какие-то знаки внимания. У нас с ним были замечательные творческие отношения: мы оба были скрипачами, и музыкальное общение переросло в духовное. Надо сказать, что я сама – из нецерковной семьи, и родители были некрещеные. Конечно, в плане моральном, плане воспитательном и в моей семье на первом месте были некоторые христианские ценности – верность, порядочность, уважение к личности, трудолюбие, хотя никто себе не давал в этом отчета. Ведь в те времена люди боялись произнести даже слово о Боге, и многие понятия были искажены, достаточно вспомнить про «гордость советского человека» и общее отношение к Церкви как таковой. И честь и хвала отцу Николаю, который столько лет со мной встречался, но никогда не давил, не принуждал. Да, мы с ним часто заходили в храм, он меня воцерковлял, но при этом никогда слова «должна» не было. И вот поэтому Господь меня посетил по доброй воле. Но я могу признаться, что приняла и познала веру Божию через отца Николая. И я всегда его считала своим духовником по жизни. Он знал все мои девчачьи переживания, я знала все его мальчуковые. У нас с ним абсолютно не было никаких закрытых тем, и это великое дело. Конечно, о семье его родителей я не знала, то есть поначалу он меня боялся показывать.
А летом 1973 года, когда мое обучение в консерватории шло к концу, он мне говорит: «Свет, давай поедем к нам в Гребнево[1]. 10 августа празднуется Гребневская икона Божьей Матери, это большой праздник». И вот я первый раз в жизни поехала утром на службу. Пока из Москвы выбралась, пока доехала в эту подмосковную усадьбу, служба уже почти закончилась. Николай меня встречал с автобуса. «Пойдем, я тебе храм покажу», – говорит. Идем по направлению к церкви, а все уже выходят из дверей церковных после отпуста. И тут я первый раз увидела Коли-ну маму, Наталью Николаевну. Она у него была высокая, представительного вида, настоящая матушка. Я растерялась, перепугалась, у меня прям коленки затряслись. Он говорит: «Чего ты боишься?» Но я не стала Коленьке в тот момент объяснять, просто во мне такой трепет был. И когда мы познакомились, это было уже недалеко от их домика. Он говорит: «Мам, это вот Света приехала». Она стала со мной общаться так просто, как будто знала меня давным-давно. И меня это очень расположило, мой страх весь куда-то ушел. Там на Гребневской собираются все, кто может собраться. Большая семья, много друзей. Все садятся на большую террасу чай пить. Вообще это все надо видеть и почувствовать. Мама отца Николая сразу мне говорит: «Так, детки, садитесь, сами себе наливайте, Светочка, пойдем». Она меня сразу уводит, а Коленьке говорит: «А ты, Коленька, иди, иди». Она меня увела в комнатку, мы с ней сели, она на кроватку, я на стульчик. И она мне говорит: «Светочка, давай поговорим, мы же с тобой первый раз видимся». Вообще трепет у меня перед ней так и сохранился – трепет по жизни. У нас с ней замечательные отношения. И я могу пожелать любой женщине, чтобы у нее была такая свекровь.
Вот мы сели, и разговор такой идет. Она говорит: «Светочка, знаю, сколько лет вы дружите, а Колька все в монахи собирается. Но какой из него монах! Вот Симка – это монах. Это у него с рождения». И действительно, так. Про владыку Сергия если рассказывать, то это отдельный разговор.
– То есть отец Николай открыто говорил, что пойдет в монастырь?
– Да, у него всегда была идея, что он пойдет в монастырь. А с другой стороны, вроде как говорил, что и без меня жизни нет.
А Наталья Николаевна продолжает: «Какой из Кольки монах?! Как девчонка проходит, он должен пальто подать, руку поцеловать…» Бабушка его так воспитала. Коля у нас на курсе вообще был такой единственный. И поэтому все девочки сразу млели от этого. Это настолько было неординарно в наших студенческих кругах. Я слушаю Колину маму, а она вдруг говорит: «Я знаю, что он тебя любит, а вот ты мне скажи, ты его любишь?»
– Прям так сразу?
– Сразу. Наталья Николаевна очень пря мой человек, в ней нет лукавства по жизни. Это может не нравиться, но если она решила что– то сказать, то скажет невзирая на лица, ранги, чины, и будь любезен – выслушай. И все слушают. Перед таким человеком лукавить тоже неудобно. Поэтому я ответила как есть: «Люблю». Вот тогда она мне про участь священническую и сказала, сразу, в первый же наш разговор: «А знаешь, Светочка, Коля хочет, уже не знаю как монахом, но священником точно быть, как папа наш». Я говорю: «Ну, в общем-то, знаю». Она мне обеспокоенно: «Но ты ведь участь священническую не знаешь». Но я общалась столько лет с Колей, и он меня уже посвятил во многие вещи. Я уже более-менее представляла историю Русской Православной Церкви после 1917 года. А его бабушка, дедушка – живые свидетели, исповедники, знали, что такое тюрьмы, аресты, ожидание ночного звонка в дверь. И конечно, он мне открыл глаза на многие вещи. Я сказала да, знаю, что Коля хочет быть священником, но сейчас-то он учится в консерватории. Она говорит: «Ты знаешь, Свет, он пошел в консерваторию из-за тебя, потому что ты там учишься». Она не сказала, «по дурости», но это примерно так и звучало. Вот такая первая встреча. А с папочкой, с отцом Владимиром, мы тоже в этот день встретились. Сначала мы с мамой поговорили, и я расплакалась, а потом и она расплакалась, по-доброму меня обняла. Но были хорошие слезы. И она мне сразу сказала: «Светочка, что же, креститься надо, он тебя любит». А я говорю: «Он же все равно в монахи пойдет». Действительно, в моем сознании в то время, было, что мы с ним очень хорошие друзья, без этого друга я себе вообще не мыслила какую-то дальнейшую жизнь. Она говорит: «В какие монахи, нет, вы поженитесь». Я говорю: «Но если он не хочет, как же мы поженимся?» А она мне все время говорила: «А ты то?» А я отвечала: «Но я же не буду ему предложение делать, женись на мне». А потом мы пошли на террасу, где накрывался обеденный стол, отец Владимир сидел под иконой во главе стола, а протиснуться к нему было невозможно – народу много. Я говорю: «Давайте, я помогу девочкам накрывать на стол». А отец Владимир вдруг услышал, что я там предлагаю на другом конце, и говорит: «Нет, Светочка, ты у нас сегодня гостья». Я тогда еще не знала, как отвечать священнику, когда тебя приглашают к столу. А батюшка всех детей и гостей раздвинул и говорит: «Ты иди ко мне, садись рядышком». Я ужасно сконфузилась. Как только не провалилась в погреб тут же, не знаю, но представляю свой вид. А батюшка уже говорит: «Иди, иди сюда». И Коля мне говорит: «Иди, раз папа говорит». А папа Коленьке: «А ты, Коленька, помогай сестрам, каждому свое». Теперь еще и Коленьки рядом нет, я, конечно, в глубокой растерянности.
А Колин папа видел, что я смущаюсь. Он вообще был светлейший человек, излучал духовное тепло. Уже потом, много лет спустя, когда у нас с Коленькой сложилась семья, дети, бытовая суета, дедушка, отец Владимир, приходил, и все-все становилось легче под взглядом его сияющих светлых глаз. Дети умиротворялись, правда, он разрешал внукам делать с ним все, что они хотят. Младшему внуку, который сейчас священником стал, он вообще все разрешал. Тот – малыш еще – садится верхом на деда, я говорю: «Дай дедушке отдохнуть!» А дедушка отвечает: «Светочка, я отдыхаю».
– А как вы крестились?
– Думали, где мне креститься, потому что в то время креститься взрослому человеку было очень и очень непросто. Уже и в то время у нас семья Соколовых и семья Кречетовых[2] по жизни переплетались. Сейчас отец Николай Кречетов, дай Бог ему здоровья, стал у нас благочинным. А его родной брат – отец Валериан Кречетов служил многие годы в подмосковном Отрадном. И отец Владимир говорит: «Надо повести Светочку к отцу Валерьяну». И все было абсолютно так, как надо. Меня повели сначала к одному их знакомому чудесному священнику, он со мной провел первую беседу и многое мне объяснил. Главным образом, что значит крещение, что значит греховный. И я решила, что мне надо рассказать про свои грехи. Я тогда уже понимала, что надо исповедоваться. А он говорит: «Если у тебя есть грех, который тебя очень тяготит, тогда ты мне покайся. Но вообще, при крещении ты у нас младенцем будешь». Вот с того дня я и стала младенцем. Так я собиралась креститься, и к этому много приложил сил и молитв дедушка моего Коли – Николай Евграфович Пестов. Он жил рядом с Елоховским собором, и мы приходили к нему по окончании занятий. Николай Евграфович любил беседовать в своем кабинете, но говорил, что когда больше двух человек, то это потерянное время. И вот мы с ним уходили в кабинет, и он мне многие вещи рассказывал. А потом, когда услышал, что я буду креститься, то вдруг сказал: «А я буду твоим крестным! На крещение, Наташенька, я не поеду, но крестным буду».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента