Во втором сеансе связи наш международный экипаж рассказал о тех символах, которые мы взяли с собой в космос. Берталан Фаркаш показал флаги и гербы наших стран, макет монумента "Освобождение", воздвигнутого на горе Геллерт в Будапеште. Фигурка солдата на этом макете выполнена из золота. Показали мы и макет Чепельского телеграфа, который принял в 1919 году приветствие Владимира Ильича Ленина революционной Венгерской республике. Филателистов, наверное, очень заинтересовало сообщение о том, что некоторое количество конвертов мы погасим на борту венгерскими и советскими штемпелями.
Перед телекамерой появляется забавный медвежонок в скафандре. Мы видим его и на своем мониторе.
- Это герой наших детских телепередач! - поясняет Берталан,- он очень хорошо подружился с невесомостью. Видите, как весело кувыркается!
Вместе с ним на борту и олимпийский мишка.
- Ты своего плохо кормишь,- журит Берталана Джанибеков,- он меньше нашего!
- Просто он еще молодой,- смеется Берци,- и не такой опытный космонавт, как ваш медвежонок.
Продолжаются вопросы. Мы подробно рассказываем о приборах.
Еще в начале пресс-конференции журналисты спросили меня:
- В чем преемственность научных экспериментов, подготовленных учеными социалистических стран?
- Преемственность эта заключается в том,- поясняю я,- что сейчас мы выполняем не только советско-венгерские эксперименты, но и продолжаем те, что проводили международные экипажи до нас. Это, например, чехословацкий эксперимент "Оксиметр", эксперимент ГДР "Аудио", болгарский - "Спектр", польские эксперименты... Каждый международный экипаж, побывав на борту орбитальной станции, оставил здесь приборы, с которыми работал. Те, кто полетит позже, продолжат исследования с помощью этой же аппаратуры.
Болгарское телевидение просит подробнее рассказать, как экипаж работает с прибором "Спектр".
- Очень хороший прибор,- говорит Берталан Фаркаш,- с ним удобно работать, функционирует он надежнo. Спасибо создателям "Спектра"! Мы надеемся, что полученные результаты будут интересными. Надо отметить, что с помощью прибора "Спектр" международный экипаж проводит весьма обширную программу исследований. В эксперименте "Заря", например, изучались спектральные характеристики атмосферы на восходе и заходе Солнца, когда оно просвечивает большую толщу воздушной оболочки нашей планеты.
- Как видите,- говорим мы,- хотя с нами и нет болгарского космонавта, идут эксперименты, подготовленные учеными Болгарии, других стран. Эстафета братства продолжается!
- Теперь весьма деликатный вопрос,- предупреждает Центр. - Ходят слухи, будто Валерий Рюмин уговаривает Берталана сбрить усы. Женская общественность Венгрии встревожена. Поступают телеграммы протеста. Внесено встречное предложение - Рюмину отпустить усы! Просим внести ясность.
- Это я напутал! - выкручивается Рюмин. - Оказывается, между "Орионами" был такой уговор: Фаркаш сбривает усы, если Кубасов их отращивает. А Валерий еще пока не собирается, так что успокойте женщин!..
На станции веселое оживление.
- А вообще-то мы подумаем,- добавляю я на правах одной из участвовавших в заключении "договора" сторон.
Еще перед стартом я заметил Берталану в разговоре:
- Тебя не смущает, что Георгий Иванов был первым космонавтом с усами, и вот, как видишь, случилась неудача. Боюсь, может, и в самом деле усы плохая примета?!
Берци нехотя, но все-таки пообещал сбрить усы на станции.
И вдруг такое ходатайство в защиту, да от кого - от женщин. Надо что-то решать.
- А это земля - земля моей родины: немного, всего крошечный пакетик,- с гордостью показывает телезрителям Берталан.
Пожалуй, это действительно первая земля, побывавшая в космосе.
- Какая она, Берталан? - спрашивают из Центра управления полетом.
- Дорогая, очень дорогая и любимая земля! - по голосу Фаркаша нетрудно догадаться, какие трогательные чувства испытывает он в этот момент.
Плывет над планетой космический дом. Наша беседа подходит к концу.
- А если бы вам встретились представители какой-нибудь внеземной цивилизации, как бы вы с ними объяснились? - задают вопрос Леониду Попову.
- Есть только один язык, доступный пониманию другой цивилизации,- язык мира и дружбы.
Наверное, это действительно так!
Вот и закончилась пресс-конференция. Собираем флаги, гербы, фигурки, миниатюрные книги на венгерском языке.
Сегодня мы выступаем не только в роли интервьюируемых, но и как орбитальные почтмейстеры: нам предстоит проштемпелевать конверты космической почты и, кроме того, оставить на них свои автографы. Установить на штемпелях дату гашения - минутное дело. Теперь надо приготовить подушечку, с помощью которой наносится красящий состав. Но где она? Что-то не видно.
- Ребята, не попадалась вам новенькая подушечка, ее должны были прислать?
- Вроде не было ее в посылках,- отвечает Попов,- надо спросить Землю.
- Посылали, это точно,- следует подтверждение. - Если не найдете, не знаем, чем ее и заменить... Почтовики говорят, что красящий состав в подушечке разбавляют керосином, но где вам его взять? А еще они советуют использовать материал из авторучек...
- Из авторучек? - в каком-то озарении переспрашивает Берци. И тут же:
- А пасту, пасту из шариковых ручек или фломастеров можно?
- Из шариковых, наверное, можно, из фломастеров нe стоит - жидковато получится.
- Сложная проблема,- резюмируем мы.
- И в самом деле непростой вопрос,- соглашаются в Центре. - Может быть, сами что-нибудь придумаете, а?
- Шариковые ручки-то у нас под давлением,- не знаю только, для кого поясняю я. - Если распилить стержень, паста разбрызгается...
- А вы попробуйте водить стержнем по штемпелю,- советуют в ЦУПе.
- И получится просто капля...
- Ваша правда. Распиливать нельзя, а то выкраситесь с ног до головы...
- Ничего, у нас через недельку банный день,- отвечает "Днепр-1".
- Вопрос оказался серьезнее, чем мы думали. Почему-то считалось, что подушечка у вас есть.
- А кто нам ее дал?
- Да вот выяснилось, что никто.
Видно, Земля посчитала проблему исчерпанной и немного погодя справилась у Лени, готов ли автомат "Строка" принять телеграмму. Отвечаем утвердительно и принимаем следующий текст:
"Космонавтам Кубасову и Фаркашу. Коллектив ЦНИИ физики Венгерской Академии наук поздравляет вас, желает вам дальнейшей успешной работы. Надеемся, что "Пилле" работает хорошо".
- Спасибо, "Пилле" работает действительно хорошо,- отвечаем мы физикам, создавшим для замеров на борту доз космического излучения легкий, помещающийся на ладони прибор. Он в полной мере оправдывает свое название: "пилле" - по-венгерски "бабочка".
- Наша смена заканчивает с вами работу. Напоминаем: в следующий сеанс связи у вас телерепортаж о символической деятельности...
Следующая смена, еще "свеженькая", начинает сеанс с шутки:
- "Днепры", тут ваши жены в один голос предлагают сделать все наоборот: "Орионов" оставить на станции, а вас вернуть на Землю, отдохнете в профилактории недельку, потом снова на борт...
- Да ведь "Орионы" не согласятся, да и нам тяжеловато будет на Земле так и проведем недельку в реадаптации.
- Начинаем символическую деятельность,- сообщаю в Центр. - Взяли штемпели... Вот, гасим конверты...
- А чем? - уже узнав о наших затруднениях, интересуется новая смена.
- Выкрутились,- уклончиво отвечает Попов. - Валера придумал... Вы нам лучше музыку дайте...
- Через десять секунд будет вам музыка. Из "Белоснежки и семи гномов" годится?
Покончив с конвертами, подписываем свидетельства о полете международного экипажа на борту орбитального комплекса. Оно гласит:
"Настоящим удостоверяется, что в соответствии с соглашением о сотрудничестве между странами - участницами программы "Интеркосмос" в период с 26 мая по 3 июня 1980 года на борту орбитального комплекса "Салют-6" "Союз-35" - "Союз-36" выполнен полет международного экипажа в составе граждан СССР и ВНР, в ходе которого проводились исследования в интересах науки и народного хозяйства. Члены международного экипажа - космонавты..."
Расписываемся на 20 таких свидетельствах. По одному достанется каждому из нас. Мой экземпляр в память об этом полете займет свое место на стене рабочего кабинета - рядом со свидетельством о первом в истории международном космическом полете по программе "Союз" - "Аполлон"...
Берци теперь предстоит вести телерепортаж для соотечественников, и он не может скрыть некоторого волнения.
- Берталан,- просят для начала с Земли,- продемонстрируйте нам, как вы плаваете в невесомости.
Берци с удовольствием выполняет это пожелание - плавает, кувыркается, крутит сальто. Бела Мадьяри, наблюдающий пируэты на огромных ЦУПовских телеэкранах, спрашивает:
- У вас что, на борту холодно и ты греешься унтятами?
- Просто они ему очень приглянулись,- отвечаю за Берци. - Вот он и не расстается с ними. А на мне обычные полетные туфли.
- У нас здесь 25 градусов,- объясняет Берталан. - А унтята мне с первого дня понравились - очень мягкие, двигаться в них очень удобно, а туфлями еще заденешь что-нибудь...
- Опасается окно высадить,- комментирует Рюмин.
- Вот именно, а в унтятах, если и толкну кого невзначай, не больно,- на полном серьезе поясняет Фаркаш.
- А синяков у тебя нет?
- Пока нет, надеюсь, и в оставшиеся двое суток обойдется без столкновений...
Берци рассказывает о своих впечатлениях, о том, как выглядит отсюда наша планета, его родная Венгрия.
Пока Берталан красовался на экране, взвесив все "за" и "против", единодушно решаем подвергнуть его гусарские усы косметической операции, то есть просто подстричь. Тем более что в нашей насыщенной программе образовалось небольшое "окно". Отлавливаем брыкающуюся "жертву" (благо не очень сопротивляется), тащим к креслу, фиксируем, чтобы не уплыла. Обреченный Берци уже, видимо, смирился с насилием, и мы теперь можем спокойно подбирать парикмахерский инструмент. Первым делом вооружаемся пылесосом, без него в космосе не обходится ни одна подобная операция. Как признанного всеми нами специалиста по уборке станции, назначаем Попова ответственным за этот снаряд. У Рюмина работа более квалифицированная - ему орудовать ножницами, да не какими-нибудь, а самыми большими из тех, что есть на станции. Длиной они сантиметров под тридцать. Этим инструментом мне довелось резать стальной лист, чтобы изготовить дополнительные кассеты для кинокамеры...
Дружно набрасываемся на несчастного Берци. Конечно, для полного сервиса не хватает белых крахмальных салфеток, халатов, но в целом мы действуем как заправские цирюльники. Я держу клиента за голову обеими руками, Валерий угрожающе водит перед лицом могучими лезвиями. На мгновение отвлекаюсь от клиента, тянусь рукой к кнопке дистанционного управления кинокамерой, чтобы запечатлеть эту картину.
Хищно щелкают ножницы, и Берци провожает скорбным взглядом уплывающие в пылесос волосинки. Черновая обработка окончена, и теперь я маленькими ножницами пытаюсь придать оставшейся растительности форму усов.
Берци как будто успокоился. Видимо, понял, что перед ним квалифицированные мастера-брадобреи, да и у инструмента моего не такой уж страшный вид.
- Не волнуйся, целы твои усы, даже красивее стали. Когда вернемся на Землю, твоя Анико и не заметит ничего, если только мы ей кинофильм не покажем...
Берци доволен таким исходом: и слово сдержал, и при усах остался. Теперь на радостях он и сам решил выступить в роли космического парикмахера. Есть добровольцы? Мне еще рановато - перед самым стартом навестил парикмахера. Может, Валерия заставить: давно ведь на орбите?
Тот соглашается, но изображает, что очень напуган предстоящей операцией. Только мы уже опытнее: мигом скручиваем его, сажаем в кресло. Берци с ножницами наперевес мечется вокруг Валерия, Леня с великолепно отработанной реакцией поглощает пылесосом клочки волос. Под общий хохот снимаем эту сцену на пленку. Немногие могут похвастаться прической, сделанной на околоземной орбите, где каких-нибудь 20 лет назад и менее сложные вещи были проблемой!
ГЛАВА IX
ПРОФЕССИЯ: КОСМОНАВТ
"Разминайтесь в нужных частотах!". - Вопросы для "Опроса". - Циркуляр для "господ инженеров". - Экзаменационные страсти. - Человек или автомат. На борту - порядок!
Крутит наш комплекс виток за витком, сменяются на борту день и ночь, но лишь металлические шторки на иллюминаторах создают иллюзию ночи. Только 20 минут в течение времени витка за бортом темно. Это уже кое-что, в первые дни на орбите солнце вообще не заходило за горизонт.
Утром я спустился в "Союз-35", чтобы продолжить подготовку корабля к нашему возвращению. Кстати, я не оговорился - действительно спустился, если под спуском иметь в виду перемещение в направлении к центру Земли. Ведь станция с пристыкованными к ней кораблями плыла тогда, вытянувшись в струнку к поверхности планеты. Это так называемый режим гравитационной стабилизации, ранее неизвестный, никем не предсказанный, открытый совсем недавно в ходе первой длительной экспедиции на "Салюте-6". Повинуясь законам небесной механики, станция в таком положении - строго вертикально - постоянно, по мере своего вращения вокруг планеты, поворачивается (относительно, скажем, стороннего неземного наблюдателя) и всегда остается обращенной "торцом" к земной поверхности.
Авторами и исполнителями этого динамического режима стали космонавты Юрий Романенко и Георгий Гречко - первый основной экипаж "Салюта-6". Поначалу, занявшись природоведческими и народнохозяйственными наблюдениями, они испытывали трудности. Из-за вращательного движения комплекса вокруг центра масс получалось так, что интересовавшие их объекты либо уплывали из иллюминатора и надо было то и дело менять позицию, либо вовсе исчезали из поля зрения.
Тогда экипаж и предложил для подобной работы, а также для технологических экспериментов, которым мешают всевозможные ускорения станции из-за двигателей ориентации, режим гравитационной стабилизации. Его открытие - пример неожиданностей, подстерегающих специалистов даже в такой классической, устоявшейся дисциплине, как небесная механика. А ведь, казалось бы, могли же предвидеть такой режим ученые-баллистики, умеющие решать куда более сложные задачи...
Нечто похожее произошло и со мной, когда я впервые стартовал в космос на "Союзе-6". Я не мог тогда сориентировать корабль по звездам, потому что не был в состоянии определить свое собственное положение в аппарате. Разумеется, в нем царила темнота, этого было достаточно, чтобы потерять представление, где "низ" и "верх", где "стены" и "потолок". На Земле точное представление об ориентации в направлении "верх-низ" дает сила тяжести, а в космосе этот привычный компас отказывает. Как ни странно, это открытие было неожиданностью...
Я в "Союзе-35", далеко от орбитальной станции, но прекрасно улавливаю, когда "Днепры" приступают к утренней физзарядке: станция вибрирует, особенно это заметно, если кто-то начинает растягивать амортизаторы для тренировки рук. Вроде бы что значат каких-нибудь 50-70 килограммов по сравнению с тоннами массы орбитального комплекса! Тем не менее наш дом раскачивается, и ощутимо. Страшного ничего нет, важно только растягивать амортизаторы с частотой, отличной от частоты колебаний, присущих самой станции, как и любой другой конструкции, чтоб не возникала опасность резонанса, прогрессирующих колебаний комплекса...
Пока "Днепры" завершают свой утренний туалет, прикидываю, как лучше выполнить всю запланированную на день программу. До отбоя еще далеко, хотя бодрствуем мы целых 16 часов - это по написанному режиму, на самом деле мы спим, как правило, не более 5 часов в сутки.
Собственно, "полезная" работа - научные эксперименты, наблюдения занимает 6-8 часов, остальное время уходит на всевозможные обслуживающие операции. Для нас, экспедиции посещения, сделали исключение, разрешив отбой не в 23 часа, как у основного экипажа, а в полночь.
Сегодня дежурный оператор ЦУПа спросил, в каком объеме уже выполнена, по нашим оценкам, программа научных экспериментов. Пришлось подвести приблизительные итоги. Вышло, что процентов 80-85 запланированных дел мы уже осилили.
Систематически контролируя ход нашей работы, ЦУП старается не дергать по пустякам, не отвлекать экипаж, не сбивать с ритма: короткий обмен информацией, уточнение задания, консультации - вот и все. Есть у нас и эксперименты, вовсе не требующие радиообмена. Вот, например, эксперимент "Опрос". На мой взгляд, весьма важный и для сегодняшней космонавтики, а тем более для будущих длительных полетов, в том числе и в дальнем космосе. Впрочем, предмет "Опроса" - изучение психического состояния космонавтов важен и для обычной деятельности людей.
Каждому из членов экипажа предлагается письменно ответить на девять групп вопросов, касающихся изменений аппетита, вкусовых ощущений, сна, самооценки активности движения, изменения внешности, потребления, препаратов из бортовой аптечки, а также использования свободного времени. Кроме того, к нашему полету советские и венгерские специалисты подготовили дополнительный вопросник, с его помощью предполагается установить эмоциональное состояние космонавтов, взаимоотношения между членами экипажа.
Проанализировав самооценки, сравнив их с полученными ранее, специалисты смогут установить динамику адаптации, понять характер психологической перестройки, выделить наиболее уязвимые зоны. Тест позволяет оценить такие индивидуальные переменные, как круг и направленность интересов, эмоциональная устойчивость, настроение и работоспособность. Иными словами, психологи стремятся проследить изменение отношения к внешним раздражителям, воздействующим на космонавтов в полете.
Специалисты накопили уже интересный материал об адаптации человека к необычным условиям, есть у них и данные нескольких международных экспедиций, в том числе советско-американского космического полета. Но это только начало; психологические аспекты профессии космонавта, специфика столь неординарных коллективов, как экипаж космической экспедиции, особенно интернациональной, еще мало изучены специалистами, и каждый полет дает пищу для размышлений.
Уже сейчас они с полной определенностью отмечают, что в первую очередь космонавт реагирует на изменения в еде и сне, на уровень внешних раздражителей: звук, цвет, температуру... Сразу же привлекает его внимание и необычность ощущения опоры, неоднозначное представление о положении своего тела в пространстве. А вот на физические усилия, чтобы передвигаться и принимать ту или иную позу, космонавт обращает внимание лишь после трех пяти суток полета...
Я много раз на страницах этой книги употреблял термины "космонавт", "профессия космонавта". Думаю, стоит если и не сформулировать эти понятия, то хотя бы очертить тот круг знаний, навыков, личных качеств, необходимых людям этой редкой пока профессии.
Когда-то, еще перед первым моим стартом, я сказал, что космонавт - "это обычная профессия в необычных условиях". Но ведь необычные, даже экстремальные, условия не редкость и на Земле. Цену им знают полярники и пожарные, диспетчеры Аэрофлота, летчики и моряки, да, впрочем, всех не перечислишь...
Морякам-подводникам, как и нам, приходится подолгу жить и работать в ограниченном пространстве, в искусственной атмосфере, постоянно общаться с узким кругом лиц. И они вынуждены переносить шумы, вибрацию, ощущать недостаток движения, испытывать чувство оторванности от дома, родной земли.
Кстати, именно в морской стихии приходится нам проводить напряженные тренировки перед полетом. Я имею в виду "учения", когда моделируется приводнение космического корабля в штормовое море. Испытывать жестокую болтанку, сидя в креслах-ложементах,- это еще не самое неприятное. Проигрывается и аварийный вариант. Отцепившись от крана, корабль плюхается в воду и становится игрушкой разгулявшейся стихии. Как ни качает, но это пока терпимо, по крайней мере сидишь в кресле, тебя не бьет о выступы интерьера. Но вот команда: "Покинуть корабль!" Отстегнуты ремни, и тут уж берегись: надо не просто избежать столкновений со стенками корабля, но и, открыв люк, выбраться наружу. В скафандрах, с прикрепленными к ним плавсредствами и НАЗом - носимым аварийным запасом - это почти цирковой трюк. Так что приходится попотеть в буквальном смысле слова. Снаружи соленый пот смывается не менее соленой водой, но легче не становится. Плавсредство - это просто надувной оранжевый мешок под мышками, утонуть он не даст, но ты как взлетающий на штормовой волне поплавок.
В такой обстановке нужно вскрыть НАЗ и достать из него радио- и светосигнальные средства, чтобы по этим ориентирам тебя могли отыскать моряки-спасатели.
Менять скафандры на гидрокостюм и наоборот приходилось после нескольких часов плавания "Союза" в штормовом море, а это - серьезное испытание даже для тренированного вестибулярного аппарата. К тому же переодеваться приходилось в отчаянной духоте: инструкторы ввели "отказ" - "неисправность в энергопитании системы кондиционирования и вентиляции..."
Да, космонавты познают трудности многих "земных" профессий, но кроме того, они вынуждены испытывать длительное время невесомость, ставящую многие привычные понятия с ног на голову.
Вот и другая особенность нашей профессии - подготовка к полету длится неизмеримо дольше самого полета. К тому же нет, пожалуй, такого навыка, который рано или поздно не пригодился бы на борту космического корабля или долговременной станции.
Часто спрашивают, какое образование должен иметь космонавт, какой необходим ему объем знаний? Ответить могу, исходя из своего опыта.
Окончив Московский авиационный институт, я, признаться, и не предполагал, что мне, например, пригодятся некоторые полученные в его стенах практические навыки и теоретические знания по сварке. И вот в 1969 году неожиданно понадобился этот старый "багаж": на "Союзе-6" мне пришлось выполнить первую космическую сварку. Разумеется, перед полетом я много тренировался, но давалось все гораздо легче, быстрее.
А как я жалел перед вторым своим космическим полетом, что не овладел английским. В школе и институте, даже в аспирантуре учил немецкий. Участие в программе "Союз" - "Аполлон" потребовало срочно освоить английский. И тут туго мне пришлось: ведь раньше было гораздо больше свободного времени... Вот и посудите сами, много ли должен уметь космонавт?
Программа нашей подготовки строится так, что знания охватывают практически все аспекты полета, все его элементы. Тем не менее очень трудно предусмотреть любую "мелочь". Вот почему в полной мере относим к себе мудрую сентенцию из старого циркуляра Морского технического комитета:
"Никакая инструкция не может перечислить всех обязанностей должностного лица, предусмотреть все отдельные случаи и дать наперед соответствующие указания, а поэтому господа инженеры должны проявлять инициативу и, руководствуясь знанием своей специальности... прилагать все усилия для оправдания своего назначения".
Плакат с этими словами висит на стене у нас в греческом зале. Думается, они очень точно определяют тот поистине бесконечный перечень знаний, а главное, сам образ мышления не "господ", но инженеров от космонавтики...
Этот старый циркуляр и натолкнул меня на мысль обобщить накопленный нами опыт в виде своеобразных заповедей космонавта. Должен оговориться, что некоторые мысли были высказаны еще Сергеем Павловичем Королевым. Итак, вот они:
помни, что в инструкции всего не предусмотришь, настоящий космонавт должен знать немного больше, чем она предписывает;
инициатива инициативой, но старайся всегда придерживаться инструкции, иначе тебя посчитают недисциплинированным, а на тренировках еще и снизят оценку;
если ты на орбите, никогда не спеши, даже в том случае, когда что-то произошло: секунда на орбите ничего не решает;
старайся всегда советоваться с ЦУПом, но и сам проявляй инициативу;
помни, что космический корабль - не самолет, а поэтому, если какая-нибудь динамическая операция не получается сразу, не старайся ее выполнить простым повторением;
выдавая в полете команды на управление, будь внимателен; для этого всегда контролируй свои действия по пульту и мысленно;
терпение, способность овладеть своими эмоциями - эти качества необходимо постоянно вырабатывать;
не сочиняй, точно записывай и наговаривай, что видишь и чувствуешь;
летай дольше, помни: полет стоит дорого;
героем можешь ты не быть, но космонавтом быть обязан...
...После завершения обширной программы подготовки - волнительная пора: экзамены, зачеты (и практические и теоретические). Только в отличие от любой студенческой сессии их огромное множество. Перед каждым полетом надо выдержать по 30-40 таких испытаний. Оценки идут по обычной пятибалльной системе, но экзаменаторы признают только отличные ответы: одна-две четверки допускаются в порядке исключения, а уж тройка вообще исключена.
К каждому экзамену готовимся очень тщательно, засиживаясь далеко за полночь. И все же, когда приходит момент встречи с комиссией, чувствуешь знакомый каждому студенту предэкзаменационный "мандраж".
Хотя почти все члены комиссии знакомые коллеги-специалисты, но экзамен есть экзамен, во время которого жди любых сюрпризов. В приеме экзаменов участвуют несколько сот квалифицированных разработчиков ракетно-космических систем. А ты перед ними - один-одинешенек, и, конечно, без шпаргалок!
Перед телекамерой появляется забавный медвежонок в скафандре. Мы видим его и на своем мониторе.
- Это герой наших детских телепередач! - поясняет Берталан,- он очень хорошо подружился с невесомостью. Видите, как весело кувыркается!
Вместе с ним на борту и олимпийский мишка.
- Ты своего плохо кормишь,- журит Берталана Джанибеков,- он меньше нашего!
- Просто он еще молодой,- смеется Берци,- и не такой опытный космонавт, как ваш медвежонок.
Продолжаются вопросы. Мы подробно рассказываем о приборах.
Еще в начале пресс-конференции журналисты спросили меня:
- В чем преемственность научных экспериментов, подготовленных учеными социалистических стран?
- Преемственность эта заключается в том,- поясняю я,- что сейчас мы выполняем не только советско-венгерские эксперименты, но и продолжаем те, что проводили международные экипажи до нас. Это, например, чехословацкий эксперимент "Оксиметр", эксперимент ГДР "Аудио", болгарский - "Спектр", польские эксперименты... Каждый международный экипаж, побывав на борту орбитальной станции, оставил здесь приборы, с которыми работал. Те, кто полетит позже, продолжат исследования с помощью этой же аппаратуры.
Болгарское телевидение просит подробнее рассказать, как экипаж работает с прибором "Спектр".
- Очень хороший прибор,- говорит Берталан Фаркаш,- с ним удобно работать, функционирует он надежнo. Спасибо создателям "Спектра"! Мы надеемся, что полученные результаты будут интересными. Надо отметить, что с помощью прибора "Спектр" международный экипаж проводит весьма обширную программу исследований. В эксперименте "Заря", например, изучались спектральные характеристики атмосферы на восходе и заходе Солнца, когда оно просвечивает большую толщу воздушной оболочки нашей планеты.
- Как видите,- говорим мы,- хотя с нами и нет болгарского космонавта, идут эксперименты, подготовленные учеными Болгарии, других стран. Эстафета братства продолжается!
- Теперь весьма деликатный вопрос,- предупреждает Центр. - Ходят слухи, будто Валерий Рюмин уговаривает Берталана сбрить усы. Женская общественность Венгрии встревожена. Поступают телеграммы протеста. Внесено встречное предложение - Рюмину отпустить усы! Просим внести ясность.
- Это я напутал! - выкручивается Рюмин. - Оказывается, между "Орионами" был такой уговор: Фаркаш сбривает усы, если Кубасов их отращивает. А Валерий еще пока не собирается, так что успокойте женщин!..
На станции веселое оживление.
- А вообще-то мы подумаем,- добавляю я на правах одной из участвовавших в заключении "договора" сторон.
Еще перед стартом я заметил Берталану в разговоре:
- Тебя не смущает, что Георгий Иванов был первым космонавтом с усами, и вот, как видишь, случилась неудача. Боюсь, может, и в самом деле усы плохая примета?!
Берци нехотя, но все-таки пообещал сбрить усы на станции.
И вдруг такое ходатайство в защиту, да от кого - от женщин. Надо что-то решать.
- А это земля - земля моей родины: немного, всего крошечный пакетик,- с гордостью показывает телезрителям Берталан.
Пожалуй, это действительно первая земля, побывавшая в космосе.
- Какая она, Берталан? - спрашивают из Центра управления полетом.
- Дорогая, очень дорогая и любимая земля! - по голосу Фаркаша нетрудно догадаться, какие трогательные чувства испытывает он в этот момент.
Плывет над планетой космический дом. Наша беседа подходит к концу.
- А если бы вам встретились представители какой-нибудь внеземной цивилизации, как бы вы с ними объяснились? - задают вопрос Леониду Попову.
- Есть только один язык, доступный пониманию другой цивилизации,- язык мира и дружбы.
Наверное, это действительно так!
Вот и закончилась пресс-конференция. Собираем флаги, гербы, фигурки, миниатюрные книги на венгерском языке.
Сегодня мы выступаем не только в роли интервьюируемых, но и как орбитальные почтмейстеры: нам предстоит проштемпелевать конверты космической почты и, кроме того, оставить на них свои автографы. Установить на штемпелях дату гашения - минутное дело. Теперь надо приготовить подушечку, с помощью которой наносится красящий состав. Но где она? Что-то не видно.
- Ребята, не попадалась вам новенькая подушечка, ее должны были прислать?
- Вроде не было ее в посылках,- отвечает Попов,- надо спросить Землю.
- Посылали, это точно,- следует подтверждение. - Если не найдете, не знаем, чем ее и заменить... Почтовики говорят, что красящий состав в подушечке разбавляют керосином, но где вам его взять? А еще они советуют использовать материал из авторучек...
- Из авторучек? - в каком-то озарении переспрашивает Берци. И тут же:
- А пасту, пасту из шариковых ручек или фломастеров можно?
- Из шариковых, наверное, можно, из фломастеров нe стоит - жидковато получится.
- Сложная проблема,- резюмируем мы.
- И в самом деле непростой вопрос,- соглашаются в Центре. - Может быть, сами что-нибудь придумаете, а?
- Шариковые ручки-то у нас под давлением,- не знаю только, для кого поясняю я. - Если распилить стержень, паста разбрызгается...
- А вы попробуйте водить стержнем по штемпелю,- советуют в ЦУПе.
- И получится просто капля...
- Ваша правда. Распиливать нельзя, а то выкраситесь с ног до головы...
- Ничего, у нас через недельку банный день,- отвечает "Днепр-1".
- Вопрос оказался серьезнее, чем мы думали. Почему-то считалось, что подушечка у вас есть.
- А кто нам ее дал?
- Да вот выяснилось, что никто.
Видно, Земля посчитала проблему исчерпанной и немного погодя справилась у Лени, готов ли автомат "Строка" принять телеграмму. Отвечаем утвердительно и принимаем следующий текст:
"Космонавтам Кубасову и Фаркашу. Коллектив ЦНИИ физики Венгерской Академии наук поздравляет вас, желает вам дальнейшей успешной работы. Надеемся, что "Пилле" работает хорошо".
- Спасибо, "Пилле" работает действительно хорошо,- отвечаем мы физикам, создавшим для замеров на борту доз космического излучения легкий, помещающийся на ладони прибор. Он в полной мере оправдывает свое название: "пилле" - по-венгерски "бабочка".
- Наша смена заканчивает с вами работу. Напоминаем: в следующий сеанс связи у вас телерепортаж о символической деятельности...
Следующая смена, еще "свеженькая", начинает сеанс с шутки:
- "Днепры", тут ваши жены в один голос предлагают сделать все наоборот: "Орионов" оставить на станции, а вас вернуть на Землю, отдохнете в профилактории недельку, потом снова на борт...
- Да ведь "Орионы" не согласятся, да и нам тяжеловато будет на Земле так и проведем недельку в реадаптации.
- Начинаем символическую деятельность,- сообщаю в Центр. - Взяли штемпели... Вот, гасим конверты...
- А чем? - уже узнав о наших затруднениях, интересуется новая смена.
- Выкрутились,- уклончиво отвечает Попов. - Валера придумал... Вы нам лучше музыку дайте...
- Через десять секунд будет вам музыка. Из "Белоснежки и семи гномов" годится?
Покончив с конвертами, подписываем свидетельства о полете международного экипажа на борту орбитального комплекса. Оно гласит:
"Настоящим удостоверяется, что в соответствии с соглашением о сотрудничестве между странами - участницами программы "Интеркосмос" в период с 26 мая по 3 июня 1980 года на борту орбитального комплекса "Салют-6" "Союз-35" - "Союз-36" выполнен полет международного экипажа в составе граждан СССР и ВНР, в ходе которого проводились исследования в интересах науки и народного хозяйства. Члены международного экипажа - космонавты..."
Расписываемся на 20 таких свидетельствах. По одному достанется каждому из нас. Мой экземпляр в память об этом полете займет свое место на стене рабочего кабинета - рядом со свидетельством о первом в истории международном космическом полете по программе "Союз" - "Аполлон"...
Берци теперь предстоит вести телерепортаж для соотечественников, и он не может скрыть некоторого волнения.
- Берталан,- просят для начала с Земли,- продемонстрируйте нам, как вы плаваете в невесомости.
Берци с удовольствием выполняет это пожелание - плавает, кувыркается, крутит сальто. Бела Мадьяри, наблюдающий пируэты на огромных ЦУПовских телеэкранах, спрашивает:
- У вас что, на борту холодно и ты греешься унтятами?
- Просто они ему очень приглянулись,- отвечаю за Берци. - Вот он и не расстается с ними. А на мне обычные полетные туфли.
- У нас здесь 25 градусов,- объясняет Берталан. - А унтята мне с первого дня понравились - очень мягкие, двигаться в них очень удобно, а туфлями еще заденешь что-нибудь...
- Опасается окно высадить,- комментирует Рюмин.
- Вот именно, а в унтятах, если и толкну кого невзначай, не больно,- на полном серьезе поясняет Фаркаш.
- А синяков у тебя нет?
- Пока нет, надеюсь, и в оставшиеся двое суток обойдется без столкновений...
Берци рассказывает о своих впечатлениях, о том, как выглядит отсюда наша планета, его родная Венгрия.
Пока Берталан красовался на экране, взвесив все "за" и "против", единодушно решаем подвергнуть его гусарские усы косметической операции, то есть просто подстричь. Тем более что в нашей насыщенной программе образовалось небольшое "окно". Отлавливаем брыкающуюся "жертву" (благо не очень сопротивляется), тащим к креслу, фиксируем, чтобы не уплыла. Обреченный Берци уже, видимо, смирился с насилием, и мы теперь можем спокойно подбирать парикмахерский инструмент. Первым делом вооружаемся пылесосом, без него в космосе не обходится ни одна подобная операция. Как признанного всеми нами специалиста по уборке станции, назначаем Попова ответственным за этот снаряд. У Рюмина работа более квалифицированная - ему орудовать ножницами, да не какими-нибудь, а самыми большими из тех, что есть на станции. Длиной они сантиметров под тридцать. Этим инструментом мне довелось резать стальной лист, чтобы изготовить дополнительные кассеты для кинокамеры...
Дружно набрасываемся на несчастного Берци. Конечно, для полного сервиса не хватает белых крахмальных салфеток, халатов, но в целом мы действуем как заправские цирюльники. Я держу клиента за голову обеими руками, Валерий угрожающе водит перед лицом могучими лезвиями. На мгновение отвлекаюсь от клиента, тянусь рукой к кнопке дистанционного управления кинокамерой, чтобы запечатлеть эту картину.
Хищно щелкают ножницы, и Берци провожает скорбным взглядом уплывающие в пылесос волосинки. Черновая обработка окончена, и теперь я маленькими ножницами пытаюсь придать оставшейся растительности форму усов.
Берци как будто успокоился. Видимо, понял, что перед ним квалифицированные мастера-брадобреи, да и у инструмента моего не такой уж страшный вид.
- Не волнуйся, целы твои усы, даже красивее стали. Когда вернемся на Землю, твоя Анико и не заметит ничего, если только мы ей кинофильм не покажем...
Берци доволен таким исходом: и слово сдержал, и при усах остался. Теперь на радостях он и сам решил выступить в роли космического парикмахера. Есть добровольцы? Мне еще рановато - перед самым стартом навестил парикмахера. Может, Валерия заставить: давно ведь на орбите?
Тот соглашается, но изображает, что очень напуган предстоящей операцией. Только мы уже опытнее: мигом скручиваем его, сажаем в кресло. Берци с ножницами наперевес мечется вокруг Валерия, Леня с великолепно отработанной реакцией поглощает пылесосом клочки волос. Под общий хохот снимаем эту сцену на пленку. Немногие могут похвастаться прической, сделанной на околоземной орбите, где каких-нибудь 20 лет назад и менее сложные вещи были проблемой!
ГЛАВА IX
ПРОФЕССИЯ: КОСМОНАВТ
"Разминайтесь в нужных частотах!". - Вопросы для "Опроса". - Циркуляр для "господ инженеров". - Экзаменационные страсти. - Человек или автомат. На борту - порядок!
Крутит наш комплекс виток за витком, сменяются на борту день и ночь, но лишь металлические шторки на иллюминаторах создают иллюзию ночи. Только 20 минут в течение времени витка за бортом темно. Это уже кое-что, в первые дни на орбите солнце вообще не заходило за горизонт.
Утром я спустился в "Союз-35", чтобы продолжить подготовку корабля к нашему возвращению. Кстати, я не оговорился - действительно спустился, если под спуском иметь в виду перемещение в направлении к центру Земли. Ведь станция с пристыкованными к ней кораблями плыла тогда, вытянувшись в струнку к поверхности планеты. Это так называемый режим гравитационной стабилизации, ранее неизвестный, никем не предсказанный, открытый совсем недавно в ходе первой длительной экспедиции на "Салюте-6". Повинуясь законам небесной механики, станция в таком положении - строго вертикально - постоянно, по мере своего вращения вокруг планеты, поворачивается (относительно, скажем, стороннего неземного наблюдателя) и всегда остается обращенной "торцом" к земной поверхности.
Авторами и исполнителями этого динамического режима стали космонавты Юрий Романенко и Георгий Гречко - первый основной экипаж "Салюта-6". Поначалу, занявшись природоведческими и народнохозяйственными наблюдениями, они испытывали трудности. Из-за вращательного движения комплекса вокруг центра масс получалось так, что интересовавшие их объекты либо уплывали из иллюминатора и надо было то и дело менять позицию, либо вовсе исчезали из поля зрения.
Тогда экипаж и предложил для подобной работы, а также для технологических экспериментов, которым мешают всевозможные ускорения станции из-за двигателей ориентации, режим гравитационной стабилизации. Его открытие - пример неожиданностей, подстерегающих специалистов даже в такой классической, устоявшейся дисциплине, как небесная механика. А ведь, казалось бы, могли же предвидеть такой режим ученые-баллистики, умеющие решать куда более сложные задачи...
Нечто похожее произошло и со мной, когда я впервые стартовал в космос на "Союзе-6". Я не мог тогда сориентировать корабль по звездам, потому что не был в состоянии определить свое собственное положение в аппарате. Разумеется, в нем царила темнота, этого было достаточно, чтобы потерять представление, где "низ" и "верх", где "стены" и "потолок". На Земле точное представление об ориентации в направлении "верх-низ" дает сила тяжести, а в космосе этот привычный компас отказывает. Как ни странно, это открытие было неожиданностью...
Я в "Союзе-35", далеко от орбитальной станции, но прекрасно улавливаю, когда "Днепры" приступают к утренней физзарядке: станция вибрирует, особенно это заметно, если кто-то начинает растягивать амортизаторы для тренировки рук. Вроде бы что значат каких-нибудь 50-70 килограммов по сравнению с тоннами массы орбитального комплекса! Тем не менее наш дом раскачивается, и ощутимо. Страшного ничего нет, важно только растягивать амортизаторы с частотой, отличной от частоты колебаний, присущих самой станции, как и любой другой конструкции, чтоб не возникала опасность резонанса, прогрессирующих колебаний комплекса...
Пока "Днепры" завершают свой утренний туалет, прикидываю, как лучше выполнить всю запланированную на день программу. До отбоя еще далеко, хотя бодрствуем мы целых 16 часов - это по написанному режиму, на самом деле мы спим, как правило, не более 5 часов в сутки.
Собственно, "полезная" работа - научные эксперименты, наблюдения занимает 6-8 часов, остальное время уходит на всевозможные обслуживающие операции. Для нас, экспедиции посещения, сделали исключение, разрешив отбой не в 23 часа, как у основного экипажа, а в полночь.
Сегодня дежурный оператор ЦУПа спросил, в каком объеме уже выполнена, по нашим оценкам, программа научных экспериментов. Пришлось подвести приблизительные итоги. Вышло, что процентов 80-85 запланированных дел мы уже осилили.
Систематически контролируя ход нашей работы, ЦУП старается не дергать по пустякам, не отвлекать экипаж, не сбивать с ритма: короткий обмен информацией, уточнение задания, консультации - вот и все. Есть у нас и эксперименты, вовсе не требующие радиообмена. Вот, например, эксперимент "Опрос". На мой взгляд, весьма важный и для сегодняшней космонавтики, а тем более для будущих длительных полетов, в том числе и в дальнем космосе. Впрочем, предмет "Опроса" - изучение психического состояния космонавтов важен и для обычной деятельности людей.
Каждому из членов экипажа предлагается письменно ответить на девять групп вопросов, касающихся изменений аппетита, вкусовых ощущений, сна, самооценки активности движения, изменения внешности, потребления, препаратов из бортовой аптечки, а также использования свободного времени. Кроме того, к нашему полету советские и венгерские специалисты подготовили дополнительный вопросник, с его помощью предполагается установить эмоциональное состояние космонавтов, взаимоотношения между членами экипажа.
Проанализировав самооценки, сравнив их с полученными ранее, специалисты смогут установить динамику адаптации, понять характер психологической перестройки, выделить наиболее уязвимые зоны. Тест позволяет оценить такие индивидуальные переменные, как круг и направленность интересов, эмоциональная устойчивость, настроение и работоспособность. Иными словами, психологи стремятся проследить изменение отношения к внешним раздражителям, воздействующим на космонавтов в полете.
Специалисты накопили уже интересный материал об адаптации человека к необычным условиям, есть у них и данные нескольких международных экспедиций, в том числе советско-американского космического полета. Но это только начало; психологические аспекты профессии космонавта, специфика столь неординарных коллективов, как экипаж космической экспедиции, особенно интернациональной, еще мало изучены специалистами, и каждый полет дает пищу для размышлений.
Уже сейчас они с полной определенностью отмечают, что в первую очередь космонавт реагирует на изменения в еде и сне, на уровень внешних раздражителей: звук, цвет, температуру... Сразу же привлекает его внимание и необычность ощущения опоры, неоднозначное представление о положении своего тела в пространстве. А вот на физические усилия, чтобы передвигаться и принимать ту или иную позу, космонавт обращает внимание лишь после трех пяти суток полета...
Я много раз на страницах этой книги употреблял термины "космонавт", "профессия космонавта". Думаю, стоит если и не сформулировать эти понятия, то хотя бы очертить тот круг знаний, навыков, личных качеств, необходимых людям этой редкой пока профессии.
Когда-то, еще перед первым моим стартом, я сказал, что космонавт - "это обычная профессия в необычных условиях". Но ведь необычные, даже экстремальные, условия не редкость и на Земле. Цену им знают полярники и пожарные, диспетчеры Аэрофлота, летчики и моряки, да, впрочем, всех не перечислишь...
Морякам-подводникам, как и нам, приходится подолгу жить и работать в ограниченном пространстве, в искусственной атмосфере, постоянно общаться с узким кругом лиц. И они вынуждены переносить шумы, вибрацию, ощущать недостаток движения, испытывать чувство оторванности от дома, родной земли.
Кстати, именно в морской стихии приходится нам проводить напряженные тренировки перед полетом. Я имею в виду "учения", когда моделируется приводнение космического корабля в штормовое море. Испытывать жестокую болтанку, сидя в креслах-ложементах,- это еще не самое неприятное. Проигрывается и аварийный вариант. Отцепившись от крана, корабль плюхается в воду и становится игрушкой разгулявшейся стихии. Как ни качает, но это пока терпимо, по крайней мере сидишь в кресле, тебя не бьет о выступы интерьера. Но вот команда: "Покинуть корабль!" Отстегнуты ремни, и тут уж берегись: надо не просто избежать столкновений со стенками корабля, но и, открыв люк, выбраться наружу. В скафандрах, с прикрепленными к ним плавсредствами и НАЗом - носимым аварийным запасом - это почти цирковой трюк. Так что приходится попотеть в буквальном смысле слова. Снаружи соленый пот смывается не менее соленой водой, но легче не становится. Плавсредство - это просто надувной оранжевый мешок под мышками, утонуть он не даст, но ты как взлетающий на штормовой волне поплавок.
В такой обстановке нужно вскрыть НАЗ и достать из него радио- и светосигнальные средства, чтобы по этим ориентирам тебя могли отыскать моряки-спасатели.
Менять скафандры на гидрокостюм и наоборот приходилось после нескольких часов плавания "Союза" в штормовом море, а это - серьезное испытание даже для тренированного вестибулярного аппарата. К тому же переодеваться приходилось в отчаянной духоте: инструкторы ввели "отказ" - "неисправность в энергопитании системы кондиционирования и вентиляции..."
Да, космонавты познают трудности многих "земных" профессий, но кроме того, они вынуждены испытывать длительное время невесомость, ставящую многие привычные понятия с ног на голову.
Вот и другая особенность нашей профессии - подготовка к полету длится неизмеримо дольше самого полета. К тому же нет, пожалуй, такого навыка, который рано или поздно не пригодился бы на борту космического корабля или долговременной станции.
Часто спрашивают, какое образование должен иметь космонавт, какой необходим ему объем знаний? Ответить могу, исходя из своего опыта.
Окончив Московский авиационный институт, я, признаться, и не предполагал, что мне, например, пригодятся некоторые полученные в его стенах практические навыки и теоретические знания по сварке. И вот в 1969 году неожиданно понадобился этот старый "багаж": на "Союзе-6" мне пришлось выполнить первую космическую сварку. Разумеется, перед полетом я много тренировался, но давалось все гораздо легче, быстрее.
А как я жалел перед вторым своим космическим полетом, что не овладел английским. В школе и институте, даже в аспирантуре учил немецкий. Участие в программе "Союз" - "Аполлон" потребовало срочно освоить английский. И тут туго мне пришлось: ведь раньше было гораздо больше свободного времени... Вот и посудите сами, много ли должен уметь космонавт?
Программа нашей подготовки строится так, что знания охватывают практически все аспекты полета, все его элементы. Тем не менее очень трудно предусмотреть любую "мелочь". Вот почему в полной мере относим к себе мудрую сентенцию из старого циркуляра Морского технического комитета:
"Никакая инструкция не может перечислить всех обязанностей должностного лица, предусмотреть все отдельные случаи и дать наперед соответствующие указания, а поэтому господа инженеры должны проявлять инициативу и, руководствуясь знанием своей специальности... прилагать все усилия для оправдания своего назначения".
Плакат с этими словами висит на стене у нас в греческом зале. Думается, они очень точно определяют тот поистине бесконечный перечень знаний, а главное, сам образ мышления не "господ", но инженеров от космонавтики...
Этот старый циркуляр и натолкнул меня на мысль обобщить накопленный нами опыт в виде своеобразных заповедей космонавта. Должен оговориться, что некоторые мысли были высказаны еще Сергеем Павловичем Королевым. Итак, вот они:
помни, что в инструкции всего не предусмотришь, настоящий космонавт должен знать немного больше, чем она предписывает;
инициатива инициативой, но старайся всегда придерживаться инструкции, иначе тебя посчитают недисциплинированным, а на тренировках еще и снизят оценку;
если ты на орбите, никогда не спеши, даже в том случае, когда что-то произошло: секунда на орбите ничего не решает;
старайся всегда советоваться с ЦУПом, но и сам проявляй инициативу;
помни, что космический корабль - не самолет, а поэтому, если какая-нибудь динамическая операция не получается сразу, не старайся ее выполнить простым повторением;
выдавая в полете команды на управление, будь внимателен; для этого всегда контролируй свои действия по пульту и мысленно;
терпение, способность овладеть своими эмоциями - эти качества необходимо постоянно вырабатывать;
не сочиняй, точно записывай и наговаривай, что видишь и чувствуешь;
летай дольше, помни: полет стоит дорого;
героем можешь ты не быть, но космонавтом быть обязан...
...После завершения обширной программы подготовки - волнительная пора: экзамены, зачеты (и практические и теоретические). Только в отличие от любой студенческой сессии их огромное множество. Перед каждым полетом надо выдержать по 30-40 таких испытаний. Оценки идут по обычной пятибалльной системе, но экзаменаторы признают только отличные ответы: одна-две четверки допускаются в порядке исключения, а уж тройка вообще исключена.
К каждому экзамену готовимся очень тщательно, засиживаясь далеко за полночь. И все же, когда приходит момент встречи с комиссией, чувствуешь знакомый каждому студенту предэкзаменационный "мандраж".
Хотя почти все члены комиссии знакомые коллеги-специалисты, но экзамен есть экзамен, во время которого жди любых сюрпризов. В приеме экзаменов участвуют несколько сот квалифицированных разработчиков ракетно-космических систем. А ты перед ними - один-одинешенек, и, конечно, без шпаргалок!