Она покачала головой, прижав руки к груди:
   – У меня больше ничего нет.
   Он бросил ей какую-то одежду:
   – Могу выделить вам вот это.
   – Но что же наденете вы?
   – Я обойдусь одной рубашкой.
   Она порывисто коснулась его руки, выступавшей из закатанного рукава.
   – Вы замерзли. Эта рубашка у вас из льна? Она недостаточно теплая. – И поскольку он не ответил, она твердо добавила: – Вы не можете отдать мне вашу рубашку. Я не возьму.
   Ангус посмотрел на ее маленькую ручку, представил себе, как эта ручка скользит по его плечу, потом по груди… Ему уже не было холодно.
   – Сэр Грин! – тихо позвала она. – Что с вами такое?
   Он оторвал взгляд от ее руки, а потом заглянул ей в глаза, чем и совершил огромную ошибку. Эти очи цвета зеленой травы, которые весь вечер смотрели на него со страхом, раздражением, смущением, а чаще всего с выражением невинного желания, теперь были полны тревоги и сочувствия.
   И это совершенно лишило его мужества.
   Ангуса охватил старый, как мир, страх, присущий всем мужчинам, – словно его тело сознавало то, что отказывался понимать ум, – что это та самая, единственная, и как бы упорно он ни сопротивлялся, она так или иначе будет мучить его вечно.
   Хуже того – если она когда-нибудь решит прекратить это, он посадит ее на цепь рядом с собой, пока она не начнет изводить его снова.
   Иисусе, виски и Роберт Брюс! Какая ужасная участь!
   Он принялся снимать с себя верхнюю рубашку, злясь на впечатление, которое производит на него Маргарет. Стоило ее ручке прикоснуться к его руке, и он сразу же увидел всю свою жизнь, простирающуюся перед ним.
   Он кончил раздеваться и затопал к двери.
   – Я подожду, пока вы оденетесь.
   Она смотрела на него, и по телу ее пробегала легкая дрожь.
   – И снимите с себя все мокрое, – приказал он.
   – Я не могу надеть вашу рубашку на голое тело, – возразила она.
   – Можете и наденете. У вас будет воспаление легких, а я буду виноват.
   Он увидел, что она расправила плечи, а в глазах ее появилось твердое выражение.
   – Вы не имеете права мне приказывать.
   – Либо вы снимете с себя мокрое, либо я сделаю это сам. Выбирайте.
   Она пробурчала что-то себе под нос. Ангус не расслышал все слова в точности, но то, что он расслышал, не очень подходило благовоспитанной леди.
   – Кто-то должен побранить вас за ваши выражения, – улыбнулся он.
   – Кто-то должен побранить вас за ваше высокомерие.
   – Вы делаете это весь вечер, – заметил он.
   Она произнесла что-то неразборчивое, и Ангус успел скрыться за дверью прежде, чем она снова бросит в него башмак.
   Когда Маргарет высунула голову за дверь, Ангуса нигде не было. Это ее удивило. Она знала этого огромного шотландца всего пару часов, но была совершенно уверена, что он не принадлежал к тем, кто способен оставить хорошо воспитанную леди в трактире, предоставив ей самой о себе заботиться.
   Она тихо закрыла дверь, не желая привлекать к себе внимание, и на цыпочках прошла по коридору. Наверное, в «Славном малом» нежелательное внимание ей не грозит – Ангус громко объявил, что она его жена, и только дурак станет нарываться на ссору с человеком такого телосложения. Но испытания минувшего дня сделали Маргарет осторожной.
   Оглядываясь назад, она понимала, что попытка проделать дорогу до Гретна-Грин самостоятельно была глупостью, но что ей оставалось делать? Не может же она позволить Эдварду жениться на одной из этих ужасных девиц, за которыми он ухаживает.
   Она дошла до лестницы и посмотрела вниз.
   – Проголодались?
   Маргарет подпрыгнула примерно на фут и испустила короткий, но весьма громкий крик.
   Ангус ухмыльнулся:
   – Я не хотел вас напугать.
   – Нет, хотели.
   – Ну ладно, – согласился он. – Но вы неплохо отыгрались на моих ушах.
   – Так вам и надо. Незачем прятаться на лестнице.
   – На самом деле, – сказал он, предлагая ей руку, – я не собирался прятаться. Я бы не ушел из коридора, если бы мне не показалось, что я слышу голос своей сестры.
   – Вот как? И вы нашли ее? Это была она?
   Ангус выгнул густую черную бровь:
   – Вас, кажется, сильно волнует, нашел ли я особу, с которой вы даже не знакомы.
   – Я знакома с вами, – заметила она. Они шли по главному залу «Славного малого», и Маргарет старалась держаться подальше от света лампы. – И хотя вы меня очень раздражаете, мне бы хотелось, чтобы вы нашли вашу сестру.
   – Как, мисс Пеннипейкер, а я-то решил, что я вам нравлюсь. Вы ведь только что признались в этом.
   – Я сказала, – язвительно проговорила она, – что вы меня раздражаете.
   – Ну конечно. И делаю это нарочно.
   Этими словами он заработал возмущенный взгляд. Ангус потрепал ее по подбородку.
   – Это очень забавно – раздражать вас. Давно уже меня ничто так не забавляло.
   – Мне это не кажется забавным.
   – Ну разумеется, – весело сказал он, вводя ее в маленькую столовую. – Держу пари, что я единственный, кто осмеливается противоречить вам.
   – Вас послушать, так я просто какая-то фурия.
   Он отодвинул для нее стул.
   – Разве я не прав?
   – Правы, – промямлила она. – Но все равно я не фурия.
   – Конечно, нет. – Он уселся напротив. – Но вы привыкли всегда поступать по-своему.
   – И вы тоже.
   – Задет.
   Она наклонилась вперед, и в ее зеленых глазах появился понимающий блеск.
   – Именно поэтому вас так возмутило непослушание вашей сестры. Вам кажется невыносимым, что она пошла наперекор вашей воле.
   Ангус заерзал. Все было забавно и прекрасно, пока он разбирался в личности Маргарет, но теперь они поменялись местами, и это было уже неприемлемо.
   – Анна шла наперекор моей воле с первого же дня своего появления на свет.
   – Я не говорила, что она кроткая и смиренная и делает все, что вы скажете…
   – Иисусе, виски и Роберт Брюс, – пробормотал он себе под нос. – Хотел бы я, чтобы это было так…
   Она пропустила мимо ушей его странную присказку.
   – Но, Ангус, – оживленно сказала она, помогая себе жестами, – разве раньше она не слушалась вас, если речь шла о важных вещах? Разве она сделала что-то такое, что полностью разрушило вашу жизнь? – Он замер на мгновение, потом покачал головой. – Вот видите? – Маргарет улыбнулась, страшно довольная собой. – Вот почему вы в таком смятении.
   На лице его появилось до такой степени надменное выражение, что это было почти комично.
   – Мужчины никогда не бывают в смятении.
   На лице ее появилось до такой степени лукавое выражение, что это было почти смешно.
   – Прошу прощения, но в данный момент я вижу именно мужчину, пребывающего в смятении.
   Некоторое время они смотрели друг на друга через стол, и наконец Ангус сказал:
   – Если вы поднимете брови еще выше, мне придется вытаскивать их из ваших волос.
   Маргарет попыталась ответить в том же духе – он видел это по ее глазам, – но смешная сторона происходящего одержала верх, и она расхохоталась.
   Хохочущая Маргарет Пеннипейкер – видеть такое дано не всякому, и Ангус никогда еще не созерцал кого-то с таким удовольствием. Ее раскрытый рот образовал очаровательную улыбку, в глазах светилось настоящее веселье. Она задохнулась и наконец опустила голову и прижалась лбом к руке.
   – Ах Боже мой, – сказала она, отбрасывая рукой изящный завиток каштановых волос. – Мои волосы, о Боже мой.
   – А ваша прическа всегда расстраивается, когда вы смеетесь? Потому что – должен сказать – завиток этот весьма очарователен.
   Она смущенно пригладила волосы.
   – За день они растрепались, конечно. У меня не было времени заново заколоть их перед ужином…
   – Вам ни к чему меня уверять. Я совершенно уверен, что обычно каждый ваш волосок лежит на месте.
   Маргарет нахмурилась. Она всегда гордилась своим аккуратным и опрятным видом, но слова Ангуса – который на самом деле хотел сделать ей комплимент – почему-то заставили ее почувствовать себя сущей занудой.
   От дальнейших размышлений на эту тему ее спасло появление Джорджа, трактирщика.
   – А, вот и вы! – загремел он, с грохотом ставя на стол глиняное блюдо. – Обсушились, да?
   – Так хорошо, что и не ожидали, – ответил Ангус, кивая с таким видом, какой напускают на себя мужчины, когда обмениваются одним им понятными намеками.
   Маргарет закатила глаза.
   – Ну, вас ждет истинное удовольствие, – сказал Джордж, – потому что у жены было приготовлено немного хаггиса на завтра. Конечно, пришлось его подогреть. Нельзя же есть холодный хаггис.
   Маргарет сильно сомневалась, что у горячего хаггиса необычайно аппетитный вид, но не стала высказывать свое мнение по этому вопросу.
   Ангус помахал рукой, направляя к себе исходящий от блюда аромат – Маргарет скорее назвала бы это трудновыносимым запахом, – и вдохнул его, как бы совершая некий ритуал.
   – Ох, Маккаллум, – сказал он, и речь его прозвучала с таким шотландским прононсом, какого Маргарет не слышала за весь день, – если его вкус хоть немного соответствует его запаху, ваша жена – сущий гений.
   – Ясное дело, гений, – ответил Джордж, схватил две тарелки с подсобного стола и поставил перед гостями. – Она ведь вышла за меня!
   Ангус от всей души рассмеялся и панибратски хлопнул трактирщика по спине. Маргарет почувствовала, как к горлу подступает возражение, и кашлянула, чтобы не выпустить его наружу.
   – Минуточку, – сказал Джордж, – нужно принести подходящий нож.
   Маргарет посмотрела ему вслед, а потом перегнулась через стол и прошипела:
   – Из чего сделано это блюдо?
   – А разве вы не знаете? – Ангус явно наслаждался ее огорчением.
   – Я знаю, что пахнет оно отвратительно.
   – Ц-ц-ц. Вы так серьезно оскорбили нашу национальную кухню, а оказывается, даже не знали, о чем говорите?
   – Скажите мне, из чего оно сделано, – сказала она, окончательно разозлившись.
   – Берут сердце, крошат его вместе с печенью и легкими, – ответил он, произнося слова так, что перед Маргарет четко предстали все кровавые подробности. – Потом добавляют хорошего почечного жира, лука, овсяной крупы – и набивают этим бараний желудок.
   – Что я такого сделала? – воскликнула Маргарет, вопрошая пространство. – Чем я заслужила это?
   – Да бросьте, – отмахнулся Ангус, – он вам понравится. Все англичане любят потроха.
   – Я не люблю. И никогда их не ем.
   – Тогда вы попадете в затруднительное положение.
   – Я не могу это есть, – испуганно сказала Маргарет.
   – Неужели вы хотите обидеть Джорджа?
   – Нет, но…
   – Вы сказали мне, что придаете большое значение хорошим манерам, разве не так?
   – Да, но…
   – Вы готовы? – спросил Джордж, вбегая в комнату с горящими глазами. – Потому что я подам вам такой хаггис, какого сам Господь Бог не едал. – С этими словами он взмахнул ножом, и вид у трактирщика был такой странный, что Маргарет пришлось отшатнуться на целый фут, иначе нос ее стал бы чуточку короче.
   Джордж пропел несколько тактов довольно претенциозного и напыщенного гимна, предвещающего трапезу, как решила Маргарет, а потом широким гордым взмахом руки вонзил нож в хаггис, взрезав его на показ всему миру.
   И на понюх.
   – Помоги мне, Господи, – сказала Маргарет. Никогда еще она не обращалась к Господу так искренне.
   – Вы когда-нибудь видали такую красоту? – восхищенно спросил Джордж.
   – Я возьму себе половину, – заявил Ангус. Маргарет слабо улыбнулась, пытаясь не дышать.
   – Она возьмет маленькую порцию, – сказал за нее Ангус. – Аппетит у нее теперь не тот, что прежде.
   – Ах да, – отозвался Джордж, – младенец. Значит, вы будете еще только на первых месяцах, да?
   Маргарет решила, что «первые» обозначают «до беременности», и кивнула.
   Ангус одобрительно поднял бровь. Маргарет сердито посмотрела на него. Судя по его виду, ему очень понравилось, что она наконец-то приняла участие в смехотворной лжи, и это страшно разозлило Маргарет.
   – От запаха вас может малость затошнить, – сказал Джордж, – но для ребенка нет ничего лучше доброго хаггиса, так что вы хотя бы попробуйте кусочек «нет-благодарю-вас» – так это называет моя двоюродная бабушка Милли.
   – Это было бы чудесно, – через силу проговорила Маргарет.
   – Вот, прошу вас, – сказал Джордж, подавая ей огромную порцию.
   Маргарет смотрела на гору еды у себя на тарелке и пыталась удержаться от приступа тошноты. Если это означает «нет, благодарю вас», то сколько же хаггиса оказалось бы на ее тарелке, если бы она сказала «да, с удовольствием»?
   – Скажите, – проговорила она как можно сдержаннее, – как выглядит ваша двоюродная бабушка?
   – Ах, она красивая женщина. Сильная, как бык, и такая же крупная.
   Маргарет снова посмотрела на свою тарелку.
   – Да, – пробормотала она, – так я и подумала.
   – Попробуйте, – поторопил ее Джордж, – если вам понравится, я велю жене приготовить завтра хугга-мугги.
   – Хугга-мугги?
   – Это то же самое, что и хаггис, – пришел ей на помощь Ангус. – Но он сделан не из бараньего желудка, а из рыбьего.
   – Как… мило.
   – Так, значит, я скажу ей набить рыбий желудок.
   Маргарет в ужасе смотрела, как трактирщик отгарцевал обратно на кухню.
   – Мы не станем питаться здесь и завтра, – прошипела она. – Я не буду возражать, если мы переедем в другой трактир.
   – А вы не ешьте хугга-мугги. – Ангус положил себе в рот огромный кусок хаггиса и принялся жевать.
   – А как я могу этого избежать, когда вы столько наговорили о том, что в соответствии с хорошими манерами следует хвалить стряпню трактирщика?
   Ангус все еще жевал, так что ему удалось уклониться от ответа. Потом он сделал добрый глоток эля.
   – Вы даже не хотите попробовать? – Он указал на нетронутый хаггис у нее на тарелке.
   Она покачала головой, в ее огромных зеленых глазах выразилось нечто похожее на панический страх.
   – Не могу. Это очень странно, Ангус, и я не понимаю, почему я так считаю, но уверяю вас – если я съем хотя бы кусочек этого хаггиса, я просто умру.
   Он запил хаггис новым глотком эля, посмотрел на нее со всей серьезностью, на какую только был способен, и спросил:
   – Вы в этом уверены?
   Она кивнула.
   – Ну что же, если так… – Он протянул руку, взял у нее тарелку и переложил все ее содержимое себе. – Не могу позволить, чтобы такой добрый хаггис пропадал зря.
   Маргарет обвела взглядом комнату:
   – Интересно, а нет ли у него хлеба?
   – Вы голодны?
   – Я умираю с голоду.
   – Если вы продержитесь еще десять минут и не умрете, старый Джордж непременно принесет сыр и пудинг.
   Вздох, который при этих словах испустила Маргарет, был предельно искренним.
   – Вам понравится наш шотландский десерт, – продолжал Ангус. – Никаких потрохов.
   Но неподвижный взгляд Маргарет был устремлен на окно. Полагая, что она просто смотрит в пространство по причине голода, Ангус сказал:
   – Если нам повезет, Джордж подаст кранахан. Лучшего пудинга вы еще не едали.
   Она ничего не ответила, поэтому он пожал плечами и погрузил в рот остаток хаггиса. Иисусе, виски и Роберт Брюс, вкус у него чудесный, Ангус и не понимал, как сильно проголодался, и воистину ничего нет лучше доброго хаггиса. Маргарет понятия не имеет, что она упустила.
   Кстати, Маргарет… Он оглянулся на нее. Она смотрела в окно, прищурив глаза. «Неужели ей требуются очки?» – подумал Ангус.
   – Моя матушка делала самый сладкий кранахан по эту сторону озера Ломонд, – сказал он, полагая, что кто-то должен поддерживать разговор. – Сливки, овсяная мука, сахар, ром. При одной мысли о нем у меня слюнки…
   Маргарет ахнула. Ангус уронил вилку. Было что-то такое в ее возгласе, от чего у него похолодела кровь.
   – Эдвард, – прошептала она. Потом выражение ее лица сменилось с удивленного на мрачное, и с гневным видом, который мог бы напугать Лох-несское чудовище, она вскочила из-за стола и бросилась из комнаты.
   Ангус положил вилку и тяжко вздохнул. Из кухни плыл сладкий запах кранахана. Ему захотелось в отчаянии удариться головой об стол. Что ему выбрать?
   Маргарет? (И он посмотрел на дверь, за которой она исчезла.)
   Или кранахан? (И он с тоской посмотрел на дверь кухни.)
   Маргарет?
   Или кранахан?
   – Проклятие, – пробормотал он, вставая. Пожалуй, все-таки Маргарет.
   И, покидая кранахан, он с замиранием сердца подумал, что этот выбор скорее всего окончательно решил его участь.

Глава 4

   Дождь перестал, но сырой ночной воздух ударил в лицо Маргарет, когда она выбежала из двери «Славного малого». Маргарет вытягивала шею то вправо, то влево. Она видела Эдварда в окно. Она была в этом уверена.
   Краешком глаза она заметила пару, быстро переходящую улицу. Эдвард. Золотистые светлые волосы выдавали его с головой.
   – Эдвард! – окликнула она, торопливо направляясь в сторону уходящей пары. – Эдвард Пеннипейкер! – Маргарет подобрала юбки и побежала, окликая брата по имени: – Эдвард!
   Мужчина обернулся. Он был ей не знаком.
   – П-прошу прощения, – пробормотала она, отступая. – Я приняла вас за своего брата.
   Красивый белокурый незнакомец изящно наклонил голову:
   – Ничего страшного.
   – Такой густой туман, – объяснила Маргарет, – а я смотрела в окно…
   – Уверяю вас, ничего страшного. Вы меня извините. – И молодой человек положил руку на плечи женщины, стоявшей рядом с ним, и привлек ее к себе. – Нам с женой нужно идти.
   Маргарет кивнула. Новобрачные. Она поняла, что это новобрачные, по тому, какое тепло прозвучало в его голосе при слове «жена».
   Это были новобрачные, и, как все остальные в Гретна-Грин, они скорее всего бежали из дома, и их семьи, вероятно, сейчас рвут и мечут. Но вид у пары был такой счастливый, что Маргарет вдруг почувствовала себя усталой, одинокой и старой, множество грустных мыслей, о наличии которых у себя она никогда не подозревала, промелькнуло в голове.
   – Неужели нужно было уйти прямо перед пудингом?
   Она заморгала и обернулась. Ангус – как только может такой крупный человек двигаться так бесшумно? – стоял, нависая, перед ней, сердито сверкая глазами и подбоченившись. Маргарет ничего не сказала. У нее просто не было сил, чтобы говорить.
   – Я думаю, что тот, кого вы увидели, не ваш брат.
   Она покачала головой.
   – Тогда ради всего святого, сударыня, не закончить ли нам наш ужин?
   Невольная улыбка появилась у нее на губах. Никаких упреков, никаких обидных слов вроде «Глупая женщина, почему вы убежали в ночь?». Просто – «Не закончить ли нам наш ужин?».
   Что за человек?
   – Это хорошая мысль, – сказала она и оперлась о предложенную ей руку. – И я могу даже попробовать хаггис. Но запомните – только попробовать. Я уверена, что он мне не понравится, но, как вы сказали, того требует вежливость.
   Он поднял брови, и было что-то в его лице с густыми широкими бровями, темными глазами и слегка крючковатым носом, от чего сердце у Маргарет на мгновение замерло.
   – Ах, – ворчливо сказал он, направляясь к трактиру. – Неужели чудеса никогда не кончатся? Неужели вы хотите сказать, что на самом деле слушали меня?
   – Я слушаю почти все, что вы говорите!
   – Вы предлагаете попробовать хаггис только потому, что знаете, что я съел вашу порцию.
   Щеки Маргарет предательски вспыхнули.
   – Ага. – Улыбка у него была просто волчьей. – И за это я собираюсь заставить вас съесть завтра хугга-мугги.
   – А нельзя ли мне попробовать этот кранополи, о котором вы говорили? Тот, что со сливками и сахаром?
   – Это называется кранахан, и если вы постараетесь не поддевать меня всю дорогу до трактира, я, может быть, попрошу мистера Маккаллума подать вам капельку.
   – Ох, как вы любезны, – язвительно проговорила она. Ангус замер на месте.
   – Вы сказали «ох»?
   Маргарет удивленно заморгала глазами:
   – Не знаю. Может быть.
   – Иисусе, виски и Роберт Брюс, вы превращаетесь в шотландку.
   – Почему вы все время произносите эту фразу?
   На этот раз пришла очередь Ангусу удивленно заморгать.
   – Я совершенно уверен, что ни разу до этого момента не принимал вас за шотландку.
   – Не глупите. Я имела в виду фразу насчет Сына Божьего, языческих духов и вашего шотландского героя.
   Он пожал плечами и отворил дверь в трактир.
   – Это моя личная коротенькая молитва.
   – Мне почему-то кажется, что ваш викарий найдет ее довольно святотатственной.
   – Здесь мы называем их священниками, и потом, как вы думаете, кто научил меня этой молитве?
   Они как раз входили в маленькую столовую, и Маргарет чуть не споткнулась о его ногу.
   – Вы шутите.
   – Если вы собираетесь провести какое-то время в Шотландии, вам придется узнать, что мы народ более прагматический, чем те, кто живет в более теплом климате.
   – Я никогда не слышала, чтобы выражение «в более теплом климате» звучало как оскорбление, – пробормотала Маргарет, – но вам, кажется, это удалось.
   Ангус отодвинул для нее стул, сел сам, а потом продолжил свои разглагольствования:
   – Всякий стоящий человек с ранних лет узнает, что, попав трудное положение, нужно обратиться к тем силам, которым он больше всего доверяет, силам, от которых он зависит.
   Маргарет посмотрела на него с непониманием и раздражением:
   – О чем это вы говорите?
   – Когда я чувствую потребность призвать высшие силы, я говорю «Иисусе, виски и Роберт Брюс» – И это выражение исполнено смысла.
   – Вы буйнопомешанный.
   – Будь я не таким покладистым, – сказал он, делая знак трактирщику принести сыру, – то мог бы на это обидеться.
   – А вы помолитесь Роберту Брюсу, – посоветовала она.
   – Почему бы и нет? Я уверен, что у него больше времени, чтобы присматривать за мной, чем у Иисуса. В конце концов, Иисусу нужно присматривать за всем этим дурацким миром, даже за англичанками вроде вас.
   – Это не так, – твердо сказала Маргарет, мотая головой в такт своим словам, – это совершенно не так.
   Ангус посмотрел на нее, почесал висок и сказал:
   – Возьмите сыру.
   Маргарет удивилась, но сыр взяла и откусила кусочек.
   – Вкусный.
   – Я бы отметил превосходство шотландских сыров, но вы, конечно, и так уже немного усомнились насчет превосходства вашей национальной кухни.
   – Это после хаггиса?
   – Именно из-за хаггиса мы, шотландцы, сильнее и крупнее, чем англичане.
   Она фыркнула – изящно, как подобает леди.
   – Вы невыносимы.
   Ангус откинулся назад, положил голову на руки, согнутые в локтях. Вид у него был вполне сытого человека, человека, знающего, кто он и что собирается делать в жизни.
   Маргарет не могла оторвать от него глаз.
   – Возможно, – согласился он, – но все меня очень любят.
   Она бросила в него кусочком сыра.
   Ангус поймал его, сунул в рот и стал жевать с волчьим аппетитом.
   – А вы любите бросаться всякими вещами, да?
   – Забавно, но я никогда не испытывала такой склонности до того, как встретила вас.
   – А у нас все говорят, что я пробуждаю в людях их лучшие качества.
   Маргарет хотела было что-то сказать, но только вздохнула.
   – И что вы хотели сказать?
   – Я хотела оскорбить вас.
   – И почему же передумали?
   Она пожала плечами:
   – Я вас даже не знаю. А мы сидим и препираемся, точно давно женатая пара. Это совершенно непонятно.
   Ангус задумчиво рассматривал ее. Вид у Маргарет был усталый, невеселый и немного озадаченный, словно она в конце концов сбавила скорость и поняла, что находится в Шотландии и ужинает с каким-то незнакомым человеком, который чуть было не поцеловал ее менее часа назад.
   Предмет пристального рассматривания ворвался в его мысли с настойчивым вопросом:
   – Вам не кажется?
   Ангус простодушно улыбнулся.
   – Вы ожидали, что я выскажусь на эту тему? – осведомился он. И встретил довольно яростный взгляд. – Хорошо, вот что я думаю. Я думаю, что дружба расцветает быстрее всего в необычных обстоятельствах. Благодаря событиям, с которых начался этот вечер, и общей цели, которая объединяет нас, неудивительно, что мы сидим здесь и наслаждаемся совместной трапезой так, будто знаем друг друга много лет.
   – Да, но…
   У Ангуса мелькнула мысль о том, какой великолепной была бы его жизнь при отсутствии в английском языке слов «да» и «но», а потом прервал ее словами:
   – Спросите меня о чем-нибудь.
   Она несколько раз моргнула, а потом отозвалась:
   – Прошу прощения?
   – Вы хотели узнать обо мне побольше? Сейчас вам предоставляется такая возможность. Спросите меня о чем-нибудь.
   Маргарет задумалась. Она дважды раскрыла рот, вопрос вертелся у нее на кончике языка, но она никак не решалась задать его. Наконец она подалась вперед и спросила:
   – Хорошо. Почему у вас такая страсть защищать женщин?
   Вокруг рта у него появились крошечные морщинки. То была едва заметная реакция, и Ангус быстро справился с ней. Но Маргарет внимательно наблюдала за ним. Ее вопрос явно взволновал его.
   Ангус крепко сжал руку, державшую кружку с элем, и сказал:
   – Любой джентльмен придет на помощь леди.
   Маргарет покачала головой, ей вспомнилось, какой бешеный, почти смертоносный вид был у него, когда он расправлялся с теми, кто напал на нее.
   – Причина не только эта, и мы с вами оба это понимаем. Что-то произошло в вашей жизни. – Голос у нее зазвучал тише, в нем появились успокаивающие нотки. – Или с кем-то, кого вы любите.
   Настало мучительно долгое молчание, а потом Ангус сказал: