Куин Джулия. Все в его поцелуе

Джулия Куин
Все в его поцелуе

Пролог

   Год 1815-й, за десять лет до того, как наша история принимает серьезный оборот...
   В отношениях с отцом Гарет Сент-Клер придерживался четырех основных принципов, позволявших ему сохранять хорошее настроение и душевное спокойствие.
   Первый: не заводить никаких разговоров с отцом, если в этом нет крайней необходимости.
   Второй: если разговор неизбежен – следует быть предельно кратким.
   Третий: в случаях, когда не требовалось ничего более существенного, чем простое приветствие, при этом всегда должен был присутствовать кто-то третий.
   И наконец, четвертый: друзей должно быть как можно больше, чтобы было кому пригласить его к себе на школьные каникулы.
   Он стремился как можно больше времени проводить вне дома, подальше от отца. Гарет отработал свою систему до совершенства и был неприятно удивлен и раздосадован, когда ему в категоричной форме приказали вернуться из школы домой в Клер-Холл.
   Курс обучения в Итоне заканчивался через два месяца, и жизнь в колледже была в полном разгаре: занятия перемежались спортивными играми и тайными посещениями – естественно поздно ночью – местной пивной с обильными возлияниями в обществе женщин.
   О таком времяпрепровождении мечтает любой молодой человек восемнадцати лет от роду. И он был уверен, что если ему удастся держаться подальше от отца, то и в девятнадцать лет его жизнь будет такой же безоблачной. Осенью он должен был, как и все его закадычные друзья, поступить в Кембридж, а там он намеревался продлить блаженные дни, не забывая, впрочем, и об учебе.
   Гарет оглядел холл родного дома и стал нервно насвистывать. Что, черт возьми, понадобилось от него барону – так он привык называть про себя отца. Ричард Сент-Клер уже давно заявил, что не желает иметь ничего общего со своим младшим сыном, а за его обучение платит лишь потому, что так положено. Что на самом деле означало, и это знали все: если отец не пошлет Гарета учиться в привилегированную школу, его осудят и друзья, и соседи.
   Изредка пути Гарета и его отца все же пересекались, и тогда барон пускался в длительные рассуждения о том, каким разочарованием стало для него рождение второго сына.
   А это, в свою очередь, вело к тому, что у Гарета появлялось желание еще больше разочаровать отца. Чтобы оправдать ожидания, так сказать.
   Чувствуя себя в родном доме чужим, Гарет нетерпеливо постукивал ногой, ожидая, пока дворецкий доложит отцу о его приезде. За прошедшие девять лет он провел так мало времени в этом доме, что ему было трудно считать его своим. Слава Богу, что это нагромождение камней, принадлежащее его отцу, со временем перейдет к его старшему брату Джорджу. Ни дом, ни часть состояния Сент-Клеров не достанутся Гарету, так что он понимал, что ему придется самому пробивать себе дорогу в жизни.
   Он предполагал после окончания Кембриджа поступить на военную службу, ибо не готов был принять духовный сан.
   Гарет плохо помнил свою мать: она погибла в результате несчастного случая, когда ему было пять лет, но он помнил, как она ерошила ему волосы и смеялась над его серьезностью.
   – Мой маленький чертенок, – ворковала она, а потом добавляла шепотом: – Всегда оставайся таким.
   И он прилежно следовал ее совету, а потому сомневался, что англиканская церковь захочет принять его в свое лоно.
   – Мастер Гарет. – Услышав голос дворецкого, Гарет поднял голову. Гилфойл, как обычно, говорил отрывистыми фразами. – Ваш отец примет вас. Он в своем кабинете.
   Гарет кивнул и направился в любимую комнату отца. Здесь барон читал свои нравоучения, здесь пророчил, что сын никогда ничего не добьется в жизни, здесь он вслух размышлял о том, что ему не следовало иметь второго сына, что на Гарета зря тратится семейный бюджет и что он порочит честь семьи.
   Да, подумал Гарет, постучавшись в дверь, счастливых воспоминаний об этом месте у него нет.
   – Войди!
   Гарет толкнул тяжелую дубовую дверь и вошел. Отец сидел за письменным столом и что-то писал. Гарет отметил про себя, что отец выглядит неплохо. Впрочем, он всегда прекрасно себя чувствовал. Лорд Сент-Клер был здоровым и сильным и выглядел на двадцать лет моложе своих пятидесяти лет. Он выглядел человеком, которого такому мальчишке, как Гарет, следовало бы уважать.
   Гарет терпеливо ждал, пока отец поднимет голову, но тот словно его не замечал, и тогда Гарет кашлянул. Никакой реакции не последовало. Гарет опять кашлянул. Отец упорно занимался своими делами. Гарет стиснул зубы. Это было обычным поведением отца – игнорировать сына, давая тем самым ему понять, что считает его ничтожеством, не достойным внимания барона Сент-Клера.
   Гарет перебрал в уме несколько вариантов своего поведения, а потом небрежно прислонился к косяку и принялся насвистывать.
   Барон тут же вскинул голову.
   – Прекрати, – резко приказал он. Гарет поднял бровь и перестал свистеть.
   – И встань прямо. Господи, сколько раз я тебе говорил, что свистеть неприлично? Гарет немного помолчал и спросил:
   – Я должен что-то на это ответить или это был риторический вопрос?
   Лицо отца стало пунцовым.
   Гарет знал, что его намеренно насмешливый тон разозлит барона, но иногда было чертовски трудно держать язык за зубами. Он потратил годы на то, чтобы завоевать любовь отца, а теперь, отчаявшись, махнул на все рукой.
   И если ему удается сделать отца таким же несчастным, каким старик делал его, – так тому и быть. Гарет даже чувствовал некое удовлетворение. Должен же человек получать удовольствие там, где это возможно.
   – Я удивлен, что ты приехал. Гарет озадаченно нахмурился:
   – Ты же просил меня приехать.
   Он никогда не осмеливался открыто выказывать неповиновение отцу. В мечтах Гарет всегда давал ему отпор. Он говорил барону все, что о нем думает, но в реальности его наглость, как правило, ограничивалась насмешливым свистом или угрюмыми взглядами.
   – Да, просил. – Отец слегка откинулся на спинку стула. – Тем не менее, если я чего-либо прошу от тебя, я никогда не жду, что ты правильно истолкуешь мое желание.
   Гарет промолчал.
   Отец встал и подошел к столу, где стоял графин с бренди.
   – Ты, вероятно, удивлен, зачем я тебя позвал. Гарет молча кивнул, но так как отец не удосужился взглянуть на него, он добавил:
   – Да, сэр.
   Барон сделал порядочный глоток бренди и заставил сына ждать, пока он явно наслаждался отличным напитком. Потом он обернулся и, глядя на сына холодным оценивающим взглядом, сказал:
   – Я наконец решил, как ты можешь принести пользу семье Сент-Клеров.
   Голова Гарета дернулась от удивления.
   – Вот как, сэр?
   Его отец сделал еще один глоток и, выдержав паузу, произнес:
   – Ты женишься.
   – Сэр? – Гарет чуть было не поперхнулся.
   – Этим летом, – подтвердил лорд Сент-Клер.
   Гарет схватился за спинку стула, чтобы не упасть. Господи, да ему же всего восемнадцать! Он слишком молод, чтобы жениться. А как же Кембридж? Разве сможет он там учиться, будучи женатым? И где прикажете ему жить с женой?
   А... Боже милостивый, на ком он должен жениться?
   – Это отличная партия, – продолжал барон, не обращая внимания на реакцию Гарета. – А приданое, несомненно, улучшит наше финансовое положение.
   – Наше финансовое положение, сэр, – тупо повторил Гарет.
   Лорд Сент-Клер оценивающе посмотрел на сына.
   – Наше имущество заложено и перезаложено, еще год, и мы вообще все потеряем.
   – Но... как?
   – Итон дорогое заведение, – отрезал барон.
   «Вряд ли Итон мог довести семью до банкротства, – в отчаянии подумал Гарет. – Неужели только я в этом виноват?»
   – Ты, конечно, меня разочаровал, – сказал барон, – но я выполнил свои обязательства. Ты получил образование, приличествующее джентльмену. У тебя была лошадь, одежда и крыша над головой. Настало время поступить, как подобает мужчине.
   – Кто?
   – А?
   – Кто? – чуть громче произнес Гарет. – На ком я должен жениться?
   – На Мэри Уинтроп, – безапелляционно заявил барон.
   Гарет похолодел.
   – Мэри...
   – Дочь Роутена.
   Будто Гарет этого не знал!
   – Она будет отличной женой, – продолжал барон. – Послушной. А ты, если захочешь развлекаться в городе со своими дружками, можешь запереть ее в деревне.
   – Но, отец, Мэри...
   – Я сделал предложение от твоего имени, брачный контракт уже подписан. Дело решенное.
   Гарету стало трудно дышать. Нельзя насильно заставить человека жениться.
   – Роутен хочет, чтобы свадьба была в июле. Я сказал ему, что мы не возражаем.
   – Но... Мэри... Я не могу жениться на ней.
   Брови барона поползли вверх.
   – Ты можешь, и ты женишься.
   – Но отец, она... она...
   – Простушка? – ухмыльнулся барон. – А какая разница, кто окажется под тобой в постели? А больше у тебя не будет с ней никаких дел. – Он подошел к сыну почти вплотную. – Все, что от тебя требуется, – это появиться в церкви. Ты меня понял?
   Гарет промолчал.
   Он знал Мэри Уинтроп всю свою жизнь. Она была старше его на год, а их поместья соседствовали уже более века. Детьми они дружили, но очень скоро выяснилось, что у Мэри не все в порядке с головой. Он оставался ее защитником, когда бывал дома, и не раз бился в кровь с теми, кто обзывал ее или пытался воспользоваться ее добротой.
   Но жениться на ней! Она была как малое дитя. Жениться на ней грешно. Но даже если это и не так, он никогда бы этого не вынес. Она вряд ли была способна понять, что именно должно происходить между ними, если они станут мужем и женой. Он никогда не сможет лечь с ней в постель. Никогда.
   Гарет смотрел на отца, не в силах вымолвить хотя бы слово. В первый раз в жизни у него не было готового ответа, ни единого дерзкого замечания. Какие слова подходят для такого случая?
   – Я вижу, мы понимаем друг друга, – улыбнулся барон.
   – Нет! – вырвалось у Гарета. – Нет! Я не могу!
   Барон прищурился.
   – Ты будешь там, даже если мне придется тебя связать.
   – Нет! – Гарету казалось, что у него в горле застрял комок. – Отец, Мэри... она же ребенок. Она никогда не станет взрослой. И ты об этом прекрасно знаешь. Я не могу на ней жениться – это большой грех!
   Барон тихо засмеялся:
   – Пытаешься убедить меня, что ты, именно ты, неожиданно обрел веру?
   – Нет, но...
   – Никаких обсуждений, ты меня понял? Роутен выделяет дочери щедрое приданое. А что ему еще остается делать, чтобы сбыть с рук идиотку?
   – Не говорите так о ней, – прошептал Гарет. Возможно, он и не хотел жениться на Мэри, но он знал ее всю жизнь, и она не заслуживала того, чтобы ее обзывали идиоткой.
   – Это будет самый благородный поступок в твоей жизни. Роутен дает за дочерью такие деньги, что я смогу выделить тебе содержание, на которое ты сможешь жить, как тебе захочется.
   – Содержание, – глухо откликнулся Гарет.
   – Не думаешь же ты, что я доверю тебе все деньги. Тебе?
   – А как же учеба в колледже? – осмелился поинтересоваться Гарет.
   – Можешь посещать занятия. Благодари за это свою невесту. Она на это согласилась, как только был подписан брачный контракт.
   Гарет стоял, пытаясь привести в порядок дыхание и мысли. Отец знал, как много значил для него Кембридж. Это был единственный пункт, в котором их мнения совпадали: джентльмен должен получить образование, достойное джентльмена. Не важно, что Гарету действительно нравилось учиться, а для лорда Сент-Клера посещение Кембриджа было всего лишь данью светскому обществу. Но уже давно было решено – Гарет будет учиться в Кембридже и получит ученую степень.
   А теперь оказалось, что лорд Сент-Клер понял, что не сможет платить за обучение младшего сына. И когда же он собирался сообщить ему об этом? Когда он начнет паковать вещи, собираясь в Кембридж?
   – Все обговорено, Гарет. И жениться должен ты. Джордж – наследник, и я не могу допустить, чтобы на нашей родословной было пятно. Кроме того, – барон поджал губы, – я бы не стал подвергать твоего брата такому...
   – А меня, значит, можете? – Неужели отец так его ненавидит? И совсем о нем не думает? Гарет ни разу не слышал от барона ободряющего слова. – Почему? – Гарет не узнал своего голоса, это был жалобный стон раненого зверя. – Почему?
   Отец молчал, он стоял и так крепко держался за край стола, что у него побелели костяшки пальцев. А Гарет почему-то не мог оторвать взгляда от рук отца!
   – Я ваш сын, – прошептал он, все еще глядя на руки отца и страшась посмотреть ему в лицо. – Ваш сын. Как вы могли так поступить с собственным сыном?
   И тут отец, который всегда славился своими резкими ответами, гнев которого всегда был холодным, как лед, а не обжигающим, как пламя, взорвался. Он оторвал руки от стола, и комната огласилась громоподобным ревом:
   – Господи, неужели ты до сих пор ничего не понял? Ты не мой сын! Ты никогда им не был! Ты внебрачный ребенок, паршивый щенок, которого твоя мать прижила с кем-то, когда я уезжал.
   Долго сдерживаемая и подавляемая злость ураганом вырвалась из груди Гарета и сжала так, что он не мог дышать.
   – Нет! – Он в отчаянии мотал головой. Этого не могло быть! Ему даже в голову ничего подобного не приходило. Он был копией отца. Тот же нос, те же...
   – Я кормил тебя, одевал и представил миру как своего сына. Я содержал тебя, тогда как другой человек вышвырнул бы тебя на улицу. А теперь настало время вернуть должок.
   – Нет, этого не может быть. Я так похож на тебя. Я...
   С минуту лорд Сент-Клер молчал, а потом заметил:
   – Злополучное совпадение, уверяю тебя.
   – Но...
   – Я мог бы отказаться от тебя, когда ты родился. Мог бы выгнать вас с матерью на улицу, но я этого не сделал. – Он обошел стол и приблизился к Гарету. – Я тебя признал, и ты мой сын по закону. И ты мой должник, – тихо, с горечью добавил он.
   – Нет. – Голос Гарета наконец обрел ту убежденность, которая ему потребуется, чтобы жить дальше. – Я этого не сделаю.
   – Я откажусь от тебя, – предупредил барон. – Я не дам тебе ни единого пенни. И можешь забыть свои мечты о Кембридже...
   – Нет, – повторил Гарет, но его голос звучал иначе. Он понял, что это конец. Конец детства, наивности, и начало...
   Одному Богу известно, началом чего это было!
   – Я от тебя отказываюсь, – прошипел его отец... нет, не его отец. – Между нами все кончено.
   – Да будет так, – ответил Гарет.
   И ушел.

Глава 1

   Прошло десять лет. И вот мы встречаемсяс нашей героиней, которую, надо сказать, никто неназовет скромным и застенчивым цветочком.
   Действиепроисходит на ежегодном музыкальном вечереу Смайт-Смитов примерно за десять минут до того, какгосподин Моцарт начал ворочаться в своей могиле.
   – Зачем мы это делаем? – громко спросила Гиацинта Бриджертон.
   – Затем, что мы хорошие, добрые люди, – ответила ее невестка, расположившаяся – да поможет им Бог – в первом ряду.
   – Неужели результаты прошлых лет тебя ничему не научили... – настаивала Гиацинта, глядя на пустое кресло рядом с Пенелопой.
   – Гиацинта?
   Гиацинта нетерпеливо обернулась к Пенелопе.
   – Сиди спокойно.
   Гиацинта тяжело вздохнула, но перестала вертеться.
   Музыкальный вечер. К счастью, его устраивали один раз в году, потому что Гиацинта не сомневалась, что ее ушам понадобится не меньше года, чтобы прийти в нормальное состояние.
   Она снова вздохнула, на этот раз намного громче.
   – Я не уверена, что я такая уж хорошая и добрая.
   – Я тоже в этом не уверена, – отозвалась Пенелопа, – но я тем не менее решила в тебя поверить.
   – Рискованный шаг.
   – Я тоже так думаю. Гиацинта глянула на нее искоса.
   – Впрочем, у тебя не было выбора.
   Пенелопа повернулась к ней.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Колин ведь отказался тебя сопровождать, не так ли? – Колин, брат Гиацинты, уже год был женат на Пенелопе.
   Пенелопа обиженно поджала губы.
   – Мне нравится, когда я права. – Гиацинта торжествующе посмотрела на бедную Пенелопу.
   – Ты просто невыносима.
   – Знаю, – Гиацинта наклонилась к Пенелопе, – но ты меня все равно любишь, признайся.
   – Я ни в чем не признаюсь до конца вечера.
   – После того, как мы все оглохнем?
   – После того, как мы увидим, что ты вела себя прилично.
   – Ты теперь принадлежишь к нашей семье, тебе придется полюбить меня. Обязана – по брачному контракту.
   – Забавно, но я не припомню такого пункта.
   – И впрямь забавно, а я вот точно помню.
   Пенелопа рассмеялась:
   – Не знаю, как тебе это удается, Гиацинта, но при всей своей несносности ты всегда очаровательна.
   – У меня особый дар.
   – Что ж, за то, что ты пришла сюда со мной сегодня вечером, тебе полагается поощрение.
   – Разумеется, на самом деле я воплощение доброты и дружелюбия.
   Девушка с тоской наблюдала за происходившим на небольшой импровизированной сцене. Каждый год Гиацинта клялась себе, что не пойдет на концерт, но каким-то образом оказывалась на вечере и ободряюще улыбалась четырем девушкам на сцене, безбожно искажавшим замечательные произведения классиков.
   – В прошлом году я хотя бы сидела в конце зала, – жалобно сказала она.
   – Верно. – Пенелопа повернулась к ней и посмотрела на нее с подозрением. – Как тебе это удалось? Фелисити, Элоиза и я – мы все сидели в первом ряду.
   – Удачно выбрала момент, чтобы скрыться в дамской комнате. На самом деле...
   – Не вздумай проделать нечто подобное сегодня. Если ты оставишь меня здесь одну...
   – Не волнуйся, я буду страдать рядом с тобой до конца. Но, – добавила Гиацинта, упершись пальцем в грудь Пенелопе – этот жест ее мать наверняка сочла бы вульгарным, – я желаю, чтобы моя преданность была отмечена особо.
   – Почему у меня такое чувство, – жалобно сказала Пенелопа, – что в один прекрасный момент, когда я меньше всего буду этого ожидать, ты потребуешь от меня какого-либо одолжения?
   – Не понимаю, о чем ты говоришь, – удивилась Гиацинта.
   – О, посмотри, вон идет леди Данбери!
   – Миссис Бриджертон, мисс Бриджертон, – отдуваясь, поприветствовала их леди Данбери.
   – Добрый вечер, леди Данбери, – ответила пожилой графине Пенелопа. – Мы заняли вам место в первом ряду.
   Леди Данбери слегка ударила тростью по лодыжке Пенелопы.
   – Вы всегда думаете о других.
   – Да, – смущенно пробормотала Пенелопа, – я...
   – Ха. – Это было одно из любимых выражений графини. – Подвинься, Гиацинта, – приказала она. – Я сяду между вами.
   Девушка послушно подвинулась.
   – Мы с Пенелопой как раз обсуждали, почему люди приходят на эти концерты.
   – Не знаю, как вы, – графиня обернулась к Гиацинте, – но она, – последовал поворот головы в сторону Пенелопы, – здесь по той же причине, что и я.
   – Чтобы послушать музыку? – чересчур вежливо спросила Гиацинта.
   Лицо леди Данбери сморщилось в улыбке.
   – Ты всегда нравилась мне, Гиацинта Бриджертон.
   – А вы – мне.
   – Думаю, это потому, что ты время от времени приходишь ко мне, чтобы почитать вслух.
   – Я прихожу каждую неделю, – напомнила Гиацинта.
   – Время от времени... каждую неделю... хм. Какая разница, если тебе не приходится делать это каждый день!
   Гиацинта благоразумно предпочла промолчать, а то леди Данбери, чего доброго, сумеет добиться согласия девушки навещать ее каждый день.
   – И хочу добавить, что на прошлой неделе ты поступила отвратительно, остановившись на странице, где бедная Присцилла чуть было не сорвалась со скалы.
   – А что вы читаете? – поинтересовалась Пенелопа.
   – «Мисс Баттеруорт и Безумный барон». И она пока еще жива.
   – Ты прочитала дальше?
   – Нет, но это нетрудно предугадать. Мисс Баттеруорт уже висела и на доме, и на дереве.
   – И она все еще цела? – удивилась Пенелопа.
   – Я сказала, что она висела, а не что ее повесили, – буркнула Гиацинта. – А жаль, следовало бы!
   – Независимо от этого с твоей стороны было нечестно оставить меня в напряжении, – пожаловалась графиня.
   – А это был конец главы, – ничуть не раскаиваясь, заявила Гиацинта. – К тому же разве терпение не является добродетелью?
   – Ничего подобного, – заявила леди Данбери. – А если ты так считаешь, ты меньше женщина, чем я думала.
   Никто не понимал, почему Гиацинта навещала леди Данбери каждый вторник, чтобы читать ей вслух, но девушке нравилось проводить время с графиней. У леди Данбери было много причуд, но Гиацинта обожала ее.
   – Вместе вы представляете угрозу обществу, – заметила Пенелопа.
   – Цель моей жизни, – провозгласила графиня, – быть угрозой как можно большему числу людей, поэтому я воспринимаю ваши слова, миссис Бриджертон, как комплимент.
   – Почему, выражаясь высокопарно, вы всегда называете меня миссис Бриджертон? – спросила Пенелопа.
   – Так звучит внушительнее.
   Гиацинта усмехнулась. К старости она хотела бы стать точно такой же, как леди Данбери. Она любила пожилую графиню больше, чем многих людей ее возраста. После того как Гиацинта пробыла три сезона на ярмарке невест, она немного подустала от людей, которых видела каждый день. Хотя то, что и раньше ее восхищало и возбуждало – балы, вечеринки, поклонники, – пока не потеряло своей прелести, в этом она должна была себе признаться. Гиацинта не принадлежала к тем девушкам, которые вечно жаловались на богатства и привилегии, которые их заставляли терпеть.
   Но что-то ушло. У нее уже не захватывало дыхание, когда она входила в бальный зал. Танец стал просто танцем, а не магическим кружением, как в прошлые годы. Ушло восхищение – вот что она поняла.
   К сожалению, всякий раз, когда она делилась своими умозаключениями с матерью, ответ был один и тот же – найди себе мужа. Это, по убеждению Вайолет Бриджертон, должно было все изменить.
   Как же!
   Мать Гиацинты уже давно перестала говорить околичностями, когда дело касалось ее четвертой – самой младшей из дочерей. Это был ее личный крестовый поход.
   Забудьте о Жанне д'Арк. Она, Вайолет Бриджертон, живет в районе Мейфэр в Лондоне, и ни мор, ни чума, ни вероломный возлюбленный не остановят ее поисков, пока все восемь ее детей не обретут счастья в браке. Оставались только двое, Грегори и Гиацинта, но Грегори только что исполнилось двадцать четыре, а этот возраст считался (весьма несправедливо, по мнению Гиацинты) вполне допустимым для холостого джентльмена.
   Но ведь ей всего двадцать два! Единственным утешением для ее матери был тот факт, что старшая дочь Элоиза уже достигла возраста двадцати восьми лет, когда наконец стала невестой. По сравнению с ней Гиацинта вообще еще была в пеленках.
   Никто бы не мог сказать, что Гиацинта не пользовалась успехом, но даже ей приходилось признать, что она потихоньку движется к критическому возрасту. С момента ее дебюта в свете три года назад ей было сделано несколько предложений, но не так много, если учесть ее внешность – она не была самой хорошенькой девушкой в городе, но симпатичнее половины предполагаемых невест, а ее приданое было не самым большим, но вполне достаточным, чтобы на него нашлись охотники.
   Ее родословная была безупречной. Ее старший брат, как и ее отец до него, был виконтом Бриджертоном, и хотя это был не самый высокий титул в стране, семья пользовалась популярностью и была достаточно влиятельной. К тому же ее сестра Дафна стала герцогиней Гастингс, а сестра Франческа – графиней Килмартин.
   Если мужчина стремился породниться с могущественными родами Британии, Бриджертоны были не самыми последними в их списке.
   Но если задуматься над выбором времени для предложений, которые она получила, то картина вырисовывалась неприятная.
   Три предложения в ее первый сезон.
   Два – во второй.
   Одно – в прошлом году.
   И пока ни одного в этом.
   Похоже, ее популярность пошла на спад. Это было настолько очевидно, что не имело смысла спорить на эту тему. Хотя мало кто из представителей высшего общества, как мужчин, так и женщин, мог перехитрить, переговорить или переспорить Гиацинту Бриджертон.
   Возможно, именно этим и объяснялось то, что предложения руки и сердца убывали с такой катастрофической скоростью.
   «Ну и что?» – она, наблюдая за девушками, ходившими по небольшой сцене, сооруженной в огромной гостиной. Еще неизвестно, приняла бы она какое-либо из вышеупомянутых шести предложений. Трое претендентов были охотниками за приданым, двое – дураками, а последний – занудлив до зевоты.
   Лучше уж остаться незамужней, чем приковать себя к скучному мужу, который замучит ее глупыми разговорами. Даже ее мать, которая была неисправимой свахой, не сумела разубедить девушку.
   Что же касается нынешнего сезона... что ж, если мужчины Британии не в состоянии оценить внутренние достоинства интеллигентной девушки, имеющей собственное мнение, это их проблемы, а не ее.
   Леди Данбери постучала тростью по полу, чуть было не задев ступню Гиацинты.
   – Послушайте, кто-нибудь из вас видел моего внука?
   – Какого внука? – поинтересовалась Гиацинта.
   – Как – какого? – нетерпеливо переспросила леди Данбери. – Того, которого я люблю больше других.
   Гиацинта даже не стала скрывать своего изумления.
   – Мистер Сент-Клер будет сегодня здесь?
   – Я и сама в это почти не верю, – фыркнула графиня. – Я все время жду, что через потолок вот-вот пробьется божественный луч...
   – Кажется, это богохульство, хотя я не уверена, – сморщила нос Пенелопа.
   – Ничего подобного. – Гиацинта даже не взглянула на невестку. – А почему он должен прийти?