Но он оказался не единственным, у кого от проблем крыша поехала. Настоятель монастыря был в его команде.
   - Он сказал, что предзнаменования так плохи, - криво ухмыляясь, сказал Ворон, - что они не позволяют никому здесь останавливаться. Они даже выгоняют людей.
   Часть сказанного я понял и сам; Ворон успел немного научить меня этому языку. Монах сказал, что-то такое насчет страшной бури, надвигающейся с севера. Увидев, что этот раунд мне никак не выиграть, я послал их обоих к черту, добавив еще несколько словечек, которые могли бы сильно расстроить мою маму, ковыряющуюся в картофельных грядках. После чего отправился к лошадям, чтобы пожаловаться им на все свои невзгоды. Лошади мне посочувствовали.
   Ворон собрал все необходимое, и мы тронулись дальше. Я спрашивал себя, сколько нам осталось до края света. Мы уже забрались так далеко, что и представить невозможно.
   Мы почти не разговаривали. Не потому, что я злился. Я давно уже стал фаталистом. Мне казалось, Ворон размышляет над тем, что сказал монах. Он и не заметил, что я понял ту часть беседы. С севера надвигается страшная буря.
   На наречии Самоцветных городов слово "страшный" имело с полдюжины значений. "Дьявольский" в том числе.
   Когда мы добрались до края леса, почти совсем стемнело.
   - Дальше придется идти пешком, - сказал Ворон. - Настоятель говорил, что дорога через лес хорошая, но в темноте нам все равно придется нелегко.
   Я что-то проворчал в ответ. На лес мне было наплевать. Меня удивили странные холмы на той стороне. Никогда не видел ничего похожего. Со всех сторон окруженные степью, поросшие рыжевато-коричневой сухой травой, своими гладкими очертаниями они напоминали горбы гигантских животных. Которые задремали, подобрав под Тебя ноги и спрятав голову так, что ее было не разглядеть.
   Они были очень сухие, эти холмы. Уже не хватало света, чтобы разглядеть их как следует, но перед тем, как совсем стемнело, я успел заметить на горбах несколько выжженных проплешин.
   Лес тоже весь иссох. Деревья, по большей части, напоминали неряшливый грязноватый дубняк с ломкими остроконечными, как у падуба, листьями синевато-серого цвета. Не то что северные дубы, с их темно-зеленой сочной листвой.
   Через лес протекало жалкое подобие ручейка. Мы умылись сами, окатили водой лошадей, слегка перекусили. Я слишком устал, чтобы тратить остатки сил на разговоры, сказал только:
   - Не думаю, что выдержу еще пятнадцать миль. Вдобавок в гору.
   Спустя полминуты он удивил меня, ответив:
   - Я тоже не уверен, что выдержу. Выше головы не прыгнешь.
   - Опять бедро беспокоит?
   - Да.
   - Надо бы на него взглянуть.
   - Костоправ продырявил мне ногу, пусть он ее и лечит. Поехали, пока хоть какие-то силы есть.
   Мы одолели еще около шести миль. Последние две - вверх по склону поросшего сухой травой холма. Потом, не сговариваясь, в изнеможении одновременно остановились.
   - Придется передохнуть часок, прежде чем двигать дальше, - сказал Ворон.
   Упрямая скотина.
   Мы не пробыли там и пяти минут, как я снова заметил признаки той дьявольской бури на севере.
   - Ворон, - позвал я.
   Он взглянул туда. Ничего не сказал. Только вздохнул и стал вместе со мной считать молнии.
   В звездном небе по-прежнему не было ни единого облачка.
   Глава25
   Осторожно поднявшись на перевал, Жабодав, на спине которого восседал Плетеный, остановился. Его колотила дрожь.
   Существование этого места они впервые ощутили за много миль отсюда. С тех пор сила его ауры непрерывно нарастала. Нарастало и вызываемое ею раздражение. Они были порождениями тьмы, а здесь находилась крепость их врага, цитадель света. Таких мест оставалось совсем немного.
   Их следовало отыскать и стереть с лица земли. - Незнакомая магия, прошептал Плетеный. - Мне это не нравится.
   Он окинул взглядом северную часть неба. Посланцев дерева-бога не было видно, но они находились где-то там. Неуютно чувствовать себя зажатыми между ними и этим местом.
   - Нам лучше сделать дело побыстрей, - сказал Плетеный.
   Жабодав вовсе не хотел связываться ни с каким делом. Будь у него выбор, он обошел бы это место стороной.
   Собственно, выбор у него был. Правда, небогатый. Он мог просто удрать однажды, отказавшись повиноваться Плетеному. Но эту возможность следовало держать про запас. А пока он подчинялся требованиям своего господина, иногда рациональным, а чаще - идиотским или вовсе лишенным всякого смысла. Подчинялся, выжидая благоприятного случая.
   В их армии сейчас насчитывалось две тысячи человек. Когда командиры остановились на перевале, люди буквально с ног валились от изнеможения. Двое, по приказу Плетеного, помогли ему спешиться.
   Все солдаты, без исключения, теперь были богачами. Их мешки трещали по швам, набитые до отказа редкостными сокровищами, награбленными в захваченных городах или перешедшими по наследству от убитых соратников. Редко кто задерживался в этой армии дольше двух месяцев. Среди двух тысяч оставалась едва ли сотня таких, кто пересек море вместе с Хромым. Не успевшие дезертировать вовремя вряд ли могли рассчитывать на долгую жизнь.
   Плетеный наклонился к уху Жабодава.
   - Мразь, - прошептал он. - Подонки. Все, до единого.
   Что верно, то верно. Те, в ком была хоть искра смелости или порядочности, дезертировали очень быстро.
   Плетеный опять взглянул на небо. Намек на улыбку тронул его изуродованные губы.
   - Вперед! - прошептал он.
   ***
   Солдаты постанывали и ворчали, снова взяв оружие, но подчинились приказу. Плетеный пристально смотрел на монастырь. Храм каким-то образом подтачивал его уверенность в себе, хотя никаких конкретных причин для этого не было.
   - Ступай! - потрепал он по загривку Жабодава. - Разнюхай что к чему.
   Затем он собрал уцелевших колдунов из далеких северных лесов. Последнее время от стариков было не много пользы, но теперь нашлось дело и для них.
   ***
   Все произошло внезапно. Только что стояла тихая ночь; лишь стрекотали кузнечики, да солдаты беспокойно шевелились, нервничая перед предстоящим штурмом. И вдруг весь воздух заполнился атакующими мантами. Они налетели небольшими группами, со всех направлений сразу, но на этот раз не молнии стали их главным оружием.
   Первые манты, пронесшиеся словно призраки, сбросили вниз мясистые предметы, похожие на сардельки четырехфутовой длины. Повсюду вспыхнули маслянистые языки пламени. Удар был нанесен точно. Жабодав бешено взвыл, оказавшись в кольце огня. Солдаты истошно кричали. Лошади ржали и вставали на дыбы. Загорелись фургоны с грузом.
   Плетеный тоже вопил бы от бешенства, если б мог. Но на вопли не было времени. Он только что начал готовить своим врагам западню. Но именно тогда, когда он полностью сконцентрировался на этом, его застигли врасплох.
   Пламя охватило его тело. Теперь он больше не мог думать ни о чем другом.
   Он очень серьезно пострадал, прежде чем успел укрыться в коконе защитных заклинаний. Его обуглившееся, переломанное тело распростерлось на земле. Боль была ужасной, но еще ужасней была бушевавшая в нем ярость.
   Огненные пузыри продолжали падать. Сбросив груз, манты возвращались, чтобы метать молнии. Плетеный напряг всю свою колдовскую силу и подключил к ней двух шаманов. Теперь один из них поддерживал его полуразрушенный остов, а второй находил места разрывов в плетеном туловище Хромого, сращивал и укреплял оборвавшиеся концы колдовских чар.
   То, что оставалось от тела Плетеного, взмахнуло обугленной рукой. Из черноты ночи на землю, кувыркаясь, упала манта. Вокруг нее, потрескивая, плясали маленькие молнии.
   Плетеный снова взмахнул рукой.
   Жабодав ринулся в атаку на монастырь. Большинство солдат следовало за ним. Быстрая успешная атака сулила им защиту под монастырскими стенами от ужаса, упавшего с неба.
   Но ужас продолжал преследовать их по пятам. Огненные пузыри падали вокруг Хромого, расцветая оранжевыми всполохами пламени, уничтожая припасы и военное снаряжение. Но, окружив себя защитой. Плетеный забыл об огне. Он вернулся к прерванному нападением занятию.
   Жабодав был уже совсем рядом с храмом, когда из-за монастырских стен вырвалось нечто, отбросившее его в сторону с такой же легкостью, с какой человек щелчком отшвыривает муху. Солдаты вокруг него попадали на землю.
   Нигде нельзя было найти укрытия от тварей, атакующих с неба. Хотя несколько человек продолжали беспрепятственно продвигаться вперед. Почему?
   Несколько мант спустились совсем низко, вибрируя плавниками-крыльями. Жабодав подобрался и в отчаянном прыжке взметнулся в воздух. Его челюсти сомкнулись на трепещущей черной плоти.
   ***
   Пока два колдуна извлекали нечто из дымящихся остатков фургона. Плетеный продолжал шептать заклинания. Глядя на шаманов, он радостно улыбался, не обращая никакого внимания на продолжавшуюся вокруг бойню.
   Старики несли змею из обсидиана, тело которой, прямое, словно стрела, достигало десяти футов в длину и шести дюймов в толщину. Змея была сделана изумительно, вплоть до тончайших подробностей. Ее рубиновые глаза сверкали, когда в них отражались огни пожара. Старые знахари пошатывались под весом ее тела. Один из них ругался, обожженный жаром, исходившим от рептилии.
   Плетеный улыбнулся своей ужасной улыбкой. Беззвучным шепотом он принялся напевать темную колдовскую песню.
   И вот обсидиановая змея начала изменяться.
   Она судорожно дернулась, ощутив в себе дыхание жизни. Она расправила крылья, громадные крылья тьмы, которые отбрасывали тень даже там, где тени от них не могло быть. Красные глаза вспыхнули, будто кто-то приоткрыл заслонки над огнями самой жаркой кузницы ада. Страшные когти, сияющие, как обсидиановые ножи, полосовали воздух. Жуткий хриплый визг вырвался из пасти, утыканной острыми черными зубами. Тварь дышала неровно, ее обжигающее дыхание слабело. Она пристально уставилась на ближайший костер и снова судорожно дернулась, пытаясь вырваться.
   Плетеный кивнул. Шаманы разжали пальцы, освобождая тварь. Она захлопала черными крыльями и нырнула в огонь. Она купалась в пламени, словно свинья в грязи. Плетеный одобрительно улыбнулся. Его губы прошептали последние заклинания.
   Огонь костра угасал, пожираемый тварью. Тогда она бросилась в следующий очаг пламени, потом еще и еще.
   Плетеный позволил змее порезвиться несколько минут. Затем интонации его шепота резко изменились, стали требовательными. Теперь он уже командовал. Тварь протестующе взвизгнула, изрыгнув язык пламени, но повиновалась приказу. Испуская скрипучие вопли, она поднялась в воздух и исчезла в ночи.
   Теперь Плетеный перенес все свое внимание на Храм Отдохновения Путников. Настало время узнать, на какое колдовство способны защитники монастыря без посторонней помощи.
   Лесные шаманы подняли Плетеного на руки и понесли его к монастырской стене.
   Глава26
   Побелевшие пальцы Боманца нестерпимо болели. Он намертво вцепился в какой-то выступ на спине воздушного кита. Чудище летело достаточно низко, чтобы вспышки молний, полыхание огня и царивший внизу хаос дали старику ясное представление о том падении, которое ему предстояло, если б он хоть на мгновение ослабил свою хватку. Молчун с Душечкой были рядом и по-прежнему неотступно следили за ним. Одно неправильно понятое движение, и Молчун тут же даст ему пинка под зад, а заодно получит прекрасную возможность выяснить, умеет ли колдун летать. Пришло время решающих испытаний. Белая Роза получила приказ остановить древнее зло здесь, где можно было рассчитывать на помощь тех, кто подвергся его нападению. На этот раз она включила Боманца в свой план.
   У старика было такое чувство, что этот план целиком опирался на него.
   Она ничего не объясняла. Может, ей нравилась роль таинственной женщины. А может быть, просто не доверяла ему.
   Теперь здесь распоряжался он. До тех пор, пока не совершит ошибку. Тогда, сопровождаемый пинком под зад, он получит возможность пропеть лебединую песню, прежде чем рухнет в огненный ад внизу.
   В речи менгиров редко проскальзывали оттенки чувств. Но в голосе того, что возник за левым плечом старика, сквозило разочарование.
   - Он опять сумел закрыться. Его не берут ни огонь, ни молнии, - доложил валун.
   Надежды на удачу с самого начала были призрачными, но попытаться все равно стоило.
   - А его сторонники? - спросил старик.
   - Опять уничтожены или рассеяны. Но само чудовище непобедимо. Хотя оно жестоко пострадало, его муки только усиливают его злобу.
   - Непобедимых не бывает. Дайте мне только подобраться к нему поближе.
   Ненавистный Боманцу канюк вдруг страшно раскудахтался:
   - Какая великая личность, а? Ха! Да этот мертвяк прихлопнет тебя как муху, Сиф Шрам!
   Боманц молча отвернулся и посмотрел вниз, но его желудок сразу запротестовал. Проклятая птица, похоже, всерьез вознамерилась его разозлить. Оптимизм канюка даже забавлял. Старик прошел суровую школу самоконтроля. Он был женат целых тридцать лет.
   - Разве не пришла пора твоим собратьям сделать свой ход, валун? - Колдун улыбнулся беззаботной улыбкой человека, не имевшего никаких задних мыслей.
   Некая идейка, словно нарыв, зрела на задворках его сознания. Похоже, он нащупал способ поставить подлого стервятника на место.
   - Скоро придет, - сказал менгир. - А какова будет твоя лепта в этой потехе?
   Прежде чем колдун успел подобрать ответ, снова раздался скрипучий визг канюка:
   - Какого черта! Что там такое?
   Боманц резко обернулся. Мерзкая птица не боялась ничего на свете, но теперь в ее вопле явно слышался страх.
   Громадные черные крылья распростерлись в ночи, скрыв от глаз луну и звезды. Вспышка пламени отразилась в светящихся дьявольским умом глазах. Следующая вспышка осветила пасть, полную огромных остроконечных зубов. Эти горящие злобой глаза уставились на тех, кто находился на спине воздушного кита.
   Молчун лихорадочно сделал несколько пассов, отводящих опасность. Никакого толку.
   Боманц не мог понять, что это такое. Оно не имело отношения к Властелину, не было порождением Курганья. Старик считал себя экспертом по всем происходившим оттуда орудиям зла. Он полагал, что ему известны каждое перышко, каждая косточка, каждый клочок плоти этих созданий. Но оно не имело отношения и к Империи Госпожи, иначе та не преминула бы им воспользоваться, когда находилась в зените своего могущества. Значит, тварь была трофеем, захваченным в одном из городов, разоренных после того, как Хромой откололся от Империи.
   Но откуда бы ни взялась эта тварь, она была смертельно опасна. Боманц начал погружаться в транс, из которого ему было легче ответить на вызов сверхъестественных сил.
   Как только он открыл к себе доступ энергии из другого уровня реальности, его охватил страх.
   - Переходите на другой уровень! - закричал он менгиру со шрамом. - Прямо сейчас! Отзывайте мант! Всем держаться подальше, от проклятой бестии!
   По краю крыльев, рассекавших ночь, плясал огонь. Тварь приближалась к воздушному киту с быстротой молнии.
   Боманц произнес самое сильное охранное заклинание, какое знал. Ночь сотряслась от крика боли, испущенного тварью. Но та лишь немного отклонилась в сторону. Туша воздушного кита вздрогнула от удара.
   Менгиры один за другим, с легкими хлопками, исчезали со спины кита.
   Говорящий канюк взмыл в воздух, суматошно хлопая крыльями и ругаясь, как портовый грузчик. Молодые манты визжали от страха. Братья Крученые ринулись к Боманцу, что-то выкрикивая. Он их не понимал, но похоже, они собирались сбросить его вниз.
   Душечка остановила братьев взмахом руки. В брюхе кита разверзлась дыра; оттуда вырвался шар кипящего огня. Его крылья-плавники свернулись от нестерпимого жара, вдоль всего тела прокатилась судорожная волна. Костяшки пальцев Боманца побелели. Он хотел отступить назад, но его намертво вцепившиеся во что-то руки жили своей жизнью и отказывались повиноваться.
   Второй взрыв снова вспорол брюхо левиафана. Он стал проваливаться вниз. Неразбериха переросла в панику.
   - Мы падаем! - заорал своей невнятной варварской скороговоркой один из братьев Крученых. - О боже! Мы падаем!
   Душечка поймала взгляд Боманца и на языке жестов властно отдала приказ:
   - Сделай что-нибудь! Немедленно! - Она совсем не казалась напуганной.
   Прежде чем он успел ответить, весь воздух наполнился струями ледяной воды, хлынувшей из отверстий в спине воздушного кита. Несмотря на исчезновение менгиров, подъемная сила великана продолжала падать, и теперь он сбрасывал балласт через верхние клапаны, надеясь заодно сбить огонь.
   Холодная вода, во всяком случае, погасила панику.
   Пробиваясь сквозь стену водяной пыли, из ночной темноты начали возвращаться манты. Они отдыхали несколько мгновений, пока к ним на спины карабкались их малыши и другие обитатели Равнины Страха. Как только очередная манта набирала полностью вес, который могла поднять, она ползла к скользкому наклонному желобу, который позволял ей разогнаться, чтобы взмыть в воздух.
   Еще один взрыв потряс воздушного гиганта. Его туша начала медленно оседать посередине.
   Душечка приблизилась к Боманцу. С таким видом, будто намеревалась лично сбросить его за борт, если он сейчас же не предпримет хоть что-нибудь, вместо того чтобы глупо таращиться и трястись от страха.
   Как только ей удавалось оставаться такой дьявольски спокойной? Ведь им предстояло умереть через несколько минут.
   Старик прикрыл глаза, попытался сосредоточиться на творце постигшей их катастрофы. Он взвинчивал сам себя.
   Не зная, что представляло собой чудовище, он не мог позволить ему устрашить себя. Ведь он был тот самый Боманц, который сразил в бою праотца всех драконов. Тот самый Боманц, который прошел сквозь огонь, воду и медные трубы, не побоявшись бросить вызов самой Госпоже, когда та была в расцвете сил и могущества.
   Правда, тогда он стоял обеими ногами на твердой земле.
   Негромким уверенным голосом он начал бормотать мантры сосредоточения, перемежая их циклами релаксации. Это позволило ему отделить свой дух от плоти.
   Спустя мгновение он оказался в чреве кита, проплыл сквозь пламя и увидел черного пожирателя огня. Тварь купалась в пламени. Она была ненасытна. Только одно это и спасало пока воздушного левиафана от неминуемой огненной погибели.
   Боманц присовокупил все свое искусство к усилиям пытавшегося защититься кита и к утихомиривающей пламя прожорливости черной твари. Языки пламени начали понемногу опадать. Колдун старался, чтобы его действия оставались неуловимыми, незаметными для хищника. Но у бестии на уме было лишь одно: насыщаться огнем. Еще немного, и воздушный кит сумеет в одиночку управиться с пожаром.
   Когда пожиратель огня вознамерился пробить следующий газовый пузырь, Боманц отшвырнул его прочь. Тварь пыталась прорваться снова и снова, пока не впала во временный паралич.
   Воспользовавшись моментом, Боманц исподволь пустил в дело тончайшие щупальца своей магии. С ювелирной точностью он заблокировал все команды Плетеного, заменив их одним категорическим императивом: уничтожь его! Истреби его тьмой, истреби его огнем! Ни на что невзирая, избавь мир от его пагубного присутствия!
   Наконец Боманц вернулся в свою плоть. Он снова увидел громадные, окаймленные огнем крылья, заслонившие половину звезд на небе. Но вот крылья сложились. Тварь начала падать по направлению к тому месту, которое Праотец-Дерево хотел защитить любой ценой.
   Боманц взглянул на Молчуна и Душечку. Смуглый угрюмый колдун улыбнулся краешком рта, кивнул и сделал легкий жест в подтверждение того, что работа была сделана добротно.
   Может быть, его наконец вычеркнут из черного списка?
   Он посмотрел вниз, чтобы увидеть, как пожиратель огня наносит удар. Змей резко нырнул и скрылся за оградой монастыря. Значит, Хромой сумел все-таки туда пробиться.
   Воздушный кит тоже продолжал свое медленное падение. Сейчас он находился в пределах досягаемости Плетеного. Туша небесного гиганта покоробилась, напоминая перетянутую посередине сардельку. В ней не осталось балласта. Кит не мог управлять своим движением. Он оказался во власти ветров и дрейфовал на юг, продолжая терять высоту.
   Молчун и Душечка приблизились к Боманцу.
   - Зачем вы остались? - спросил он. - Почему не убрались отсюда к чертовой матери?
   Молчун стал передавать Душечке вопрос старика на языке знаков. - Да прекрати ты мельтешить пальцами! - взорвался колдун. - Ты прекрасно можешь говорить.
   Молчун не ответил, лишь одарил его тяжелым взглядом.
   Воздушный кит накренился и провалился вниз. Боманца отшвырнуло к самому краю, но он успел схватиться за ножку какого-то органа, за которую и держался, едва избежав падения с высоты в три тысячи футов. Мимо прокатился клубок опаляющего пламени. Старик ругался, но цеплялся изо всех сил. Левиафан продолжал раскачиваться и содрогаться, издавая глухие бухающие звуки, крики боли.
   Случайная искра вызвала взрыв еще одного газового пузыря. На этот раз ничего нельзя было сделать. Игра почти закончилась.
   Боманц приготовился умереть через несколько минут. Против собственных ожиданий, он был не слишком этим расстроен. Скорее, разозлен. Разве достойно великого Боманца уйти в мир иной вот так, простой пешкой в чужой игре, без рукоплесканий публики, без великой битвы, погибнуть в которой не зазорно? Сгинуть, не превратившись в легенду?
   Оставалось только изрыгать проклятия. Что он и делал.
   ***
   Его мысль, более подвижная, чем когда-либо, отчаянно металась, пытаясь отыскать способ наверняка убедиться, что Плетеный не минует той же участи.
   Такого способа не было. Боманц не имел никакого оружия, кроме пожирателя огня, который превратился в летящее копье и больше не зависел от его воли.
   Воздушный кит опускался все быстрее. Огонь расползся, охватив всю заднюю часть его тела. Перетяжка посередине туши почти сомкнулась. Чертова громадина вот-вот должна была переломиться пополам.
   - Надо спешить, - сказал Боманц. - Эта половина сейчас отвалится.
   Он начал карабкаться по крутому скату, перебираясь на переднюю часть кита. Молчун и Душечка ползли вслед за ним.
   Раздался очередной взрыв. Молчун потерял равновесие и сорвался вниз. Душечка ухватилась одной рукой за орган, напоминавший дерево, а другой поймала пролетавшего мимо нее Молчуна и одним рывком поставила его на ноги.
   - Это не женщина, - пробормотал Боманц. - Будь я проклят.
   Задняя половина воздушного кита теперь опускалась чуть быстрее, чем передняя. Повторные взрывы разбрасывали во все стороны куски китовой плоти. Пылающие кометы во мраке ночи. Продолжая непрерывно ругаться, Боманц карабкался все дальше, с каждой секундой все больше удивляясь, зачем это ему нужно.
   Затем к нему стал возвращаться страх, дитя беспомощности. Все его выдающиеся способности сейчас были ни к чему. Оставалось только ползти, спасаясь от наступающего огня. Ползти до тех пор, пока не придет момент учиться летать.
   Новый сильный взрыв разорвал тушу кита. Боманц упал. Задняя часть чудища наконец отвалилась и отлетела в сторону, объятая пламенем. Остаток туши резко подпрыгнул в воздухе, пытаясь вернуться в горизонтальное положение. При этом его мотало из стороны в сторону, раскачивая с боку на бок. Старый колдун цеплялся за что попало и сыпал проклятиями, как тот канюк.
   Вдруг его ухо уловило тонкий хнычущий звук.
   Футах в пяти он увидел светящиеся глаза маленькой манты. Когда передняя часть кита выровнялась, он пополз в ту сторону.
   - Ну что, тебя забыли, малыш? Иди-ка сюда. Детеныш зашипел, зафыркал и даже попытался пустить молнию. Получилась крошечная голубая искорка. Боманц выудил его из зарослей.
   - Смотри-ка, совсем крошечный. Не мудрено, что они тебя не заметили, а?
   Детеныш оказался размером с некрупную кошку. Вряд ли ему было больше месяца от роду.
   Боманц осторожно пристроил его на левом плече. Детеныш почти сразу перестал сопротивляться. Казалось, он даже был доволен, что его одиночество кончилось.
   Старый колдун возобновил свое путешествие.
   Воздушный кит восстановил устойчивость насколько мог. Боманц осторожно пристроился поближе к краю. Он взглянул вниз как раз вовремя, чтобы увидеть, как падающая часть тела кита ударилась об землю.
   Молчун и Душечка присоединились к старику. Их лица, как обычно, казались бесстрастными масками. Одна темная, другая - светлая. Молчун пристально смотрел на землю. Душечку, похоже, больше интересовала маленькая манта.
   - Под нами две тысячи футов, - сказал Боманц. - Время еще есть. Падать будем долго. Нас должно беспокоить другое.
   Этим другим были язычки пламени, окаймлявшие место, откуда оторвалась задняя часть кита.
   Любой из них в любую минуту мог добраться до следующего газового пузыря.
   - Нам остается пробраться вперед так далеко, как мы сможем, и надеяться на лучшее, - добавил колдун, постаравшись вложить в голос как можно больше надежды. А ее-то он почти не испытывал.
   Молчун кивнул.
   Боманц огляделся. Монастырь, подожженный пожирателем огня, горел вовсю. Значит, его план сработал. Отчасти. Но, прислушавшись повнимательней, он почувствовал, как среди пожарища катается бурлящий клубок ярости и боли.
   Хромой снова уцелел.
   И его план сработал. Отчасти.
   Глава27
   Я не верил своим глазам. Ворон сломался. Бедро мучило его куда сильнее, чем он хотел показать.