Страница:
Глубоко внутри, под обволакивающей его пеленой страха, Лебедь был хорошим человеком. При малейшей возможности он говорил за шадар.
Позади большого стояли два стола поменьше, за которыми, тем не менее, расположились персоны более значительные. Они восседали на высоких стульях и смотрели на всех сверху вниз, точно пара тощих старых грифов. Оба в свое время предвосхитили приход Протектора, которой пока не удавалось найти подходящего предлога для того, чтобы от них избавиться, хотя они частенько ее раздражали.
По правую руку от нее сидел Генерал-инспектор Протоколов, Чандра Гокхейл. Судя по титулу, его роль сводилась к фиксации и прославлению, но на самом деле все обстояло совсем иначе. Он контролировал финансы и большую часть общественных работ. Старый, лысый, худой, как змея, и вдвое более подлый. Своему назначению он был обязан отцу Радиши. До самых последних дней войны с Хозяевами Теней его роль была крайне незначительной. Именно война стала причиной того, что значение и самой его должности, и его личное влияние существенно расширились. И вдобавок Чандра Гокхейл всегда был готов прибрать к рукам любой, хотя бы незначительный клочок бюрократической власти, до которого смог дотянуться. Он был стойким приверженцем Радиши и непоколебимым врагом Черного Отряда. Что не помешало бы ему, с учетом «ласочьей» натуры, в мгновение ока поменять свои приоритеты, если бы выяснилось, что это повлечет за собой значительные преимущества.
Человек за столом слева был в каком-то смысле еще хуже. Арджана Друпада, жрец культа Рави-Лемма, не имеющий даже представления о том, что такое братская любовь. Он носил официальный титул Пурохита, что означает, более или менее точно, Княжеский Капеллан. На самом же деле именно он был истинным голосом жречества. Выполняя их волю, он вступил в альянс с Радишей в то время, когда она готова была пойти на любые отчаянные уступки, лишь бы обрести поддержку. Подобно Гокхейлу, Друпада интересовался не столько благом Таглиоса, сколько борьбой за власть и прочими политическими играми. Но абсолютно циничным манипулятором он не был. Его частые нравственные увещевания заставляли Протектора вздергивать нос даже чаще, чем постоянные увертки и протесты Генерал-инспектора, который жалел денег на все. Внешне Друпада был знаменит копной буйных седых волос, напоминающей развороченный стог сена, – им явно требовался хороший гребень, а их владелец, похоже, забыл, что это такое.
Только сами Гокхейл и Друпада не подозревали о том, что их дни сочтены. Протектор Всея Таглиоса не питала к ним ни малейшего расположения.
Последний член Совета отсутствовал. Как обычно. Великий Генерал, Могаба, предпочитал сражаться, что для него означало грабить тех, кого он рассматривал как своих врагов. По его мнению, перепалки во Дворце лишь отвлекали от настоящего дела.
Однако в данный момент на первый план выступила текущая ситуация. Произошли кое-какие Инциденты. Имелись кое-какие Свидетели, которым предстояло Дать Свои Показания. Чувствовалось, что Протектор недовольна.
Поднялся Лозан Лебедь и поманил к себе сержанта Серых, застывшего во мраке позади двух стариков.
– Гопал Сингх. – Никто не обратил внимания на необычное имя. Возможно, он был новообращенный. Случаются и более странные вещи. – Сингх со своими людьми патрулировал район, примыкающий непосредственно ко Дворцу на северной стороне. Сегодня днем они обнаружили молитвенное колесо, установленное на одном из мемориальных столбов перед северным входом. К ручкам колеса было прикреплено двенадцать копий сутры.
Лебедь продемонстрировал маленький бумажный свиток таким образом, чтобы свет упал на написанное. Текст был выдержан в духовном стиле. Лебедь не знал таглиосского алфавита и не смотрел в свиток, однако не сделал ни одной ошибки, докладывая, что там написано.
– Раджахарма. Долг Князей. Знай: Княжеский Сан – это доверие. Князь – облеченный высшей властью и наиболее добросовестный слуга народа.
Лебедь не узнал этот стих, такой древний, что некоторые ученые приписывали его авторство кому-то из Князей Света и относили еще к тем временам, когда боги вручали законы предкам нынешних людей. Но Радише Драх этот стих был знаком. И Пурохите тоже. Кто-то укоризненно поднял палец, обращаясь к обитателям Дворца с предостережением и упреком.
Душелов тоже поняла это. Сразу же уловив суть проблемы, она заявила:
– Только монаху Бходи может придти в голову сделать выговор княжескому дому. А их, как известно, очень мало. – Этот культ, в основе которого лежали миролюбие и высокая нравственность, был еще очень молод и насчитывал в своих рядах совсем немного сторонников. К тому же во время войны он пострадал почти так же сильно, как последователи Кины. Один из принципов Бходи состоял в том, что они отказывались защищать себя. – Я хочу, чтобы нашли человека, который сделал это, – произнесла она голосом сварливого старика.
– М-м-м… – Это все, что сумел выдавить из себя Лебедь.
Спорить с Протектором было неразумно, но такое поручение выходило за пределы возможностей Серых.
Одной из самых пугающих черт Душелова была ее кажущаяся способность читать мысль. На самом деле такой способности у нее не было, в чем, правда, она никогда не признавалась открыто. Пусть люди верят в то, во что им хочется. Это так удобно. Она сказала Лебедю:
– Он же Бходи и, значит, сам отдастся в наши руки. Его даже искать не придется.
– Как это?
– В одной из деревушек Семхи растет дерево, которое называют Деревом Бходи. Очень старое, предмет особого почитания Бходи. Репутацию этому дереву создал, отдохнув в его тени, Бходи-Проливший-Свет. Бходи считают его своей самой большой святыней. Сообщи им, что я прикажу срубить их Дерево, если человек, который установил это молитвенное колесо, не явится ко мне. Причем сделаю это, не откладывая. – На сей раз Душелов использовала голос мелочной, мстительной старухи.
Мурген сделал в уме пометку: сказать Сари, чтобы человека, которого ищет Протектор, убрали за пределы ее досягаемости. Если Душелов и впрямь уничтожит эту святыню, у нее появятся тысячи новых врагов.
Лозан Лебедь открыл было рот, собираясь заговорить, но Душелов перебила его:
– Мне плевать, если они возненавидят меня, Лебедь. Меня интересует только одно – чтобы они подчинялись любому моему повелению. Как бы там ни было, кулак Бходи на меня не поднимут. Не станут они пятнать свою карму.
Циничная женщина наш Протектор.
– Уладь это, Лебедь.
Лозан вздохнул:
– Сегодня вечером появилось еще несколько дымовых «картинок». Одна была гораздо больше, чем прежде. И снова во всех присутствовал символ Черного Отряда.
По его приказанию вперед выступил еще один свидетель-шадарит; он рассказал о том, что толпа забросала их камнями, но не упомянул о демоне Ниасси.
Эти новости никого не удивили: именно они были одной из причин, почему собрался Совет. Радиша спросила, требовательно, но без огня в глазах:
– Как такое могло произойти? Почему ты не помешал этому? Твои люди стоят на каждом углу, не так ли? Чандра? – Она посмотрела на человека, которому было доподлинно известно, как дорого обходится содержание всех этих Серых.
Гокхейл величественно склонил голову.
Пока Радиша задавала свои вопросы, в душе Лебедя поднялась мощная волна протеста, а вместе с ней неизвестно откуда взялось и мужество. В конце концов, хуже того, что с ним случилось, уже не будет. Это не в силах Радиши. И Протектора тоже. Он спросил:
– Ты вообще когда-нибудь выходишь из Дворца? А стоило хотя бы разок изменить облик и отправиться на прогулку. Как Сарагоз в рассказах о фейри. На улицах полно народу. Одни спят прямо посреди дороги, другие перешагивают через них. Проходы между домами и переулки задыхаются от бездомных. Иногда скученность настолько велика, что можно убить человека в десяти футах от моих людей и уйти незамеченным. Люди, играющие в эти игры с дымовыми картинками, вовсе не глупы. А если они и в самом деле из Отряда, то не глупы тем более. Хотя бы потому, что умудрились уцелеть, несмотря на все, что против них предпринималось. Они используют толпу как прикрытие точно так же, как в свое время использовали скалы, деревья и кусты. Они не носят формы. Они ничем не выделяются. И уж, конечно, они не иноземцы. Если ты действительно хочешь схватить их, издай указ, что они обязаны носить особого покроя красные шляпы. – Мужество Лебедя просто било ключом. Но оно было направлено не против Радиши. Она – не по своей охоте, а под давлением Душелова – издала несколько указов, незабываемых по своей абсурдности. – Доктрина Отряда для этих людей – не пустой звук, и они не околачиваются поблизости, когда появляются их дымовые эмблемы. До сих пор мы не можем даже вычислить, каким образом эти картинки возникают.
Из горла Душелова вырвалось глухое рычание. Это означало, что она сомневается в способности Лебедя узнать хоть что-то. Его мужество тут же начало таять, точно оплывающая свеча. На лбу выступил пот. Он знал, что, имея дело с этой безумной, ходит по туго натянутому канату. Его терпели, как запаршивевшее домашнее животное, однако причины такой снисходительности были ясны только самой колдунье. Она очень часто руководствовалась в своих действиях сиюминутным капризом, который в любой момент мог обернуться чем-то прямо противоположным.
Его могли сместить в любой момент. Найдутся и другие. Душелова не интересовали факты, непреодолимые препятствия или простые трудности. Ее интересовали результаты.
Лебедь сбавил тон:
– К числу плюсов можно отнести то, что даже самые ловкие наши осведомители не обнаружили ничего, кроме этих «шалостей» с картинками. Следовательно, их можно рассматривать как всего лишь низкопробную и мелкую неприятность. Даже если за всем этим стоят те немногие из Черного Отряда, кто сумел уцелеть… и даже с учетом вечерних беспорядков.
– Им никогда и не стать ничем, кроме «мелкой неприятности». – На этот раз Душелов говорила голосом решительной девочки-подростка. – С ними покончено. Я вырвала у Отряда сердце, когда похоронила всех их вожаков. – Теперь это был мужской голос, голос человека, привыкшего к неукоснительному повиновению. Но уже сам тот факт, что эти слова прозвучали, был равносилен косвенному признанию, что кое-кто из членов Отряда, возможно, все еще жив, а повышенная интонация, с которой был произнесен конец фразы, свидетельствовала о потенциальной неуверенности. Существовал целый ряд вопросов, связанных с тем, что именно произошло на Равнине Сияющего Камня, на которые сама Душелов не могла дать ответ. – Вот если они сумеют вызвать их из мертвых, тогда я и начну беспокоиться.
Она не знала, возможно ли это.
Поистине, мало что происходит так, как мы планируем. Ее бегство вместе с Лебедем было делом чистой удачи. Но Душелов была не из тех, кто верит, что сияющий лик Фортуны будет обращен к ней всегда.
– Вероятно, ты права. Только это и важно, если я правильно тебя понял.
– Другие Силы Зашевелились, – с расстановкой сказала Душелов голосом сивиллы.
– Появились новые слухи, связанные с Обманниками, – сообщила Радиша, вызвыв всеобщую испуганную реакцию, в том числе и у бестелесного шпиона. – Недавно из Деджагора, Мельдермая, Годжи и Дантиля пришли сообщения о людях, убитых в классической манере Душил.
Лебедь уже явно пришел в себя.
– Когда речь идет о классической работе Душил, только убийцы и знают, что именно произошло. Они не террористы в обычном понимании этого слова. Тела пройдут через их религиозные обряды и будут похоронены в святом месте.
Радиша проигнорировала его замечания.
– Сегодня удушение произошло здесь. В Таглиосе. Жертва – некий Перхюль Кноджи. Он умер в доме радости, специализирующемся на очень молоденьких девушках. Считается, что таких мест больше не существует, и все же они есть. – Это было обвинение. Серым вменялось в обязанность громить такого рода притоны. Но Серые работали на Протектора, а Протектора это не волновало. – Я так понимаю, у нас по-прежнему продается все, что угодно.
Национальная мораль пребывала в коллапсе, и в этом некоторые винили Черный Отряд. Другие считали, что виновато правящее семейство. Находились даже те, кто упрекал Протектора. На самом деле не имело значения, кто именно виноват, равно как и тот факт, что большинство самых грязных пороков поселились здесь почти с тех самых пор, как первая грязная хибарка выросла на берегу реки. Таглиос изменился. И люди, впавшие в отчаяние, готовы на все, чтобы выжить. В такой ситуации только дурак может рассчитывать на хороший результат.
– Кто такой Перхюль Кноджи? – спросил Лебедь, оглянувшись через плечо на своего собственного писца. Его интересовало, почему Радише известно об этом убийстве, а ему нет. – Может быть, он просто получил то, за чем пришел? Увеселения с молоденькими девицами иногда заканчиваются весьма печально.
– Очень может быть, что Кноджи действительно получил по заслугам, – сказала Радиша с оттенком горького сарказма. – Как веднаит он сейчас обсуждает это со своим богом, так я себе представляю. Нас интересует не мораль этого человека, Лебедь. Все дело в его положении. Он был одним из главных помощников Генерал-инспектора. Собирал налоги в Чессе и на побережье, в восточных областях. Его смерть создаст нам проблемы на месяцы. Подведомственные ему области приносили существенную часть годового дохода.
– Может быть, кто-то из должников…
– Его юная приятельница осталась жива. Именно она позвала на помощь. Явились те, кто в таких местах призван улаживать неприятности. Это – работа Душил. Убийство, совершенное в качестве вступительного взноса. Правда, кандидат в Душилы оказался не на высоте. Тем не менее, с помощью своего румеля он сумел-таки сломать Кноджи шею.
– Так их захватили.
– Нет. Там была та, кого они называют Дщерью Ночи. Наблюдала за удушением.
Итак, парни с крепкими мускулами испугались до умопомрачения, как только узнали ее. Ни гунни, ни шадар не хотели верить, что Дщерь Ночи была просто отвратительной молодой женщиной, а не мистической фигурой. Среди таглиосцев, какой бы религии они ни придерживались, мало у кого хватило бы мужества попытаться в чем-то помешать ей.
– Хорошо, – уступил Лебедь. – Похоже, это и в самом деле были Душилы. Но откуда известно, что там присутствовала Дщерь Ночи?
Душелов рявкнула, не сдержав раздражения:
– Оттуда, что она сама сказала им, кто она такая, кретин! «Я – Дщерь Ночи. Я – Дщерь Тьмы, Которая Грядет. Отправляйся к моей матери или молись зверям опустошения в Год Черепов». Типичный для нее зловещий набор. – Теперь голос Душелова звучал монотонно, больше всего напоминая голос образованного скептика среднего уровня. – Не забывай, что она настоящий вампир, а в детстве была точной копией моей сестры.
Дщерь Ночи не боялась никого и ничего. Она знала, что ее духовная мать – Кина-Разрушитель, Темная Мать – обеспечит ее защиту. Даже несмотря на то, что эта богиня просыпалась не чаще, чем раз в десять лет. Слухи о Дщери Ночи никогда не утихали среди городских низов. Очень многие люди верили, что она действительно та, кем себя провозглашает. И это лишь добавляло ей власти над человеческим воображением.
Другой слух, со временем угасший, связывал Черный Отряд с предсказанной Киной Годом Черепов, который наступит тогда, когда таглиосское государство встанет на путь предательства своих наемных защитников.
Обманники и Отряд оказывали на людей в чем-то схожее психологическое воздействие, в результате чего молва значительно преувеличивала их численность. Превращение в призраков сделало и тех, и других более пугающими.
Важнее всего, однако, было то, что Дщерь Ночи появилась в самом Таглиосе. И проявила себя публично. А там, где проходила Дщерь Ночи, за ней по пятам, точно верный шакал, следовал вождь всех Обманников, живая легенда, живой святой Душил Нарайян Сингх – и тоже делал свое злое дело.
Мурген подумал, что, может быть, ему стоит прервать свою миссию, чтобы предостеречь Сари, посоветовать ей отозвать всех, кто уже начал действовать, и оценить ситуацию с учетом этих новостей. Хотя, скорее всего, остановить раскручивающийся маховик событий сейчас уже не удастся. Что бы ни происходило.
Нарайян Сингх был самый заклятым врагом Черного Отряда. Ни Могабу, ни даже Душелова, старого, очень старого противника Отряда, не ненавидели так страстно, как Нарайяна Сингха. Сингх и сам, мягко говоря, не питал любви к Отряду. Когда-то он позволил себя захватить. И потом потратил немало времени, досаждая Отряду с помощью самых разных приверженцев зла. Многих он считал своими должниками, и ему нравилось собирать долги, а его богине, должно быть, нравилось попустительствовать ему в этом.
Тайный Совет, как обычно, очень скоро выродился в нытье и тыканье друг в друга пальцем. При этом Пурохита и Генерал-инспектор маневрировали, пытаясь сваливать вину друг на друга и, если удастся, на Лебедя. Пурохита мог рассчитывать на поддержку трех «ручных» жрецов – если только это не противоречило планам Душелова. Генерал-инспектор обычно имел счастье опираться на поддержку Радиши.
Эти перебранки были, как правило, продолжительными, но мелочными, скорее символическими, чем затрагивающими существо дела. Протектор не позволяла им разрастаться в то, чего не одобряла.
Мурген уже собрался удалиться – его присутствие так и не было замечено, – но тут в зал ворвались два княжеских стражника и направились к Лозану Лебедю, хотя он не был их капитаном.
Возможно, они просто не сочли нужным беспокоить непредсказуемого Протектора, свою официальную начальницу.
Лебедь выслушал их, а потом ударил кулаком по крышке стола.
– Проклятие! Я так и знал, что это больше, чем «мелкая неприятность».
Он протопал мимо Пурохиты, одарив его презрительным взглядом. Эти двое терпеть не могли друг друга.
Началось, подумал Мурген. Тогда – срочно обратно на склад До Трана. То, что пришло в движение, уже не остановить. Однако нужно немедленно рассказать находящимся в штабе о Нарайяне и Дщери Ночи, чтобы они как можно быстрее занялись ими.
7
Позади большого стояли два стола поменьше, за которыми, тем не менее, расположились персоны более значительные. Они восседали на высоких стульях и смотрели на всех сверху вниз, точно пара тощих старых грифов. Оба в свое время предвосхитили приход Протектора, которой пока не удавалось найти подходящего предлога для того, чтобы от них избавиться, хотя они частенько ее раздражали.
По правую руку от нее сидел Генерал-инспектор Протоколов, Чандра Гокхейл. Судя по титулу, его роль сводилась к фиксации и прославлению, но на самом деле все обстояло совсем иначе. Он контролировал финансы и большую часть общественных работ. Старый, лысый, худой, как змея, и вдвое более подлый. Своему назначению он был обязан отцу Радиши. До самых последних дней войны с Хозяевами Теней его роль была крайне незначительной. Именно война стала причиной того, что значение и самой его должности, и его личное влияние существенно расширились. И вдобавок Чандра Гокхейл всегда был готов прибрать к рукам любой, хотя бы незначительный клочок бюрократической власти, до которого смог дотянуться. Он был стойким приверженцем Радиши и непоколебимым врагом Черного Отряда. Что не помешало бы ему, с учетом «ласочьей» натуры, в мгновение ока поменять свои приоритеты, если бы выяснилось, что это повлечет за собой значительные преимущества.
Человек за столом слева был в каком-то смысле еще хуже. Арджана Друпада, жрец культа Рави-Лемма, не имеющий даже представления о том, что такое братская любовь. Он носил официальный титул Пурохита, что означает, более или менее точно, Княжеский Капеллан. На самом же деле именно он был истинным голосом жречества. Выполняя их волю, он вступил в альянс с Радишей в то время, когда она готова была пойти на любые отчаянные уступки, лишь бы обрести поддержку. Подобно Гокхейлу, Друпада интересовался не столько благом Таглиоса, сколько борьбой за власть и прочими политическими играми. Но абсолютно циничным манипулятором он не был. Его частые нравственные увещевания заставляли Протектора вздергивать нос даже чаще, чем постоянные увертки и протесты Генерал-инспектора, который жалел денег на все. Внешне Друпада был знаменит копной буйных седых волос, напоминающей развороченный стог сена, – им явно требовался хороший гребень, а их владелец, похоже, забыл, что это такое.
Только сами Гокхейл и Друпада не подозревали о том, что их дни сочтены. Протектор Всея Таглиоса не питала к ним ни малейшего расположения.
Последний член Совета отсутствовал. Как обычно. Великий Генерал, Могаба, предпочитал сражаться, что для него означало грабить тех, кого он рассматривал как своих врагов. По его мнению, перепалки во Дворце лишь отвлекали от настоящего дела.
Однако в данный момент на первый план выступила текущая ситуация. Произошли кое-какие Инциденты. Имелись кое-какие Свидетели, которым предстояло Дать Свои Показания. Чувствовалось, что Протектор недовольна.
Поднялся Лозан Лебедь и поманил к себе сержанта Серых, застывшего во мраке позади двух стариков.
– Гопал Сингх. – Никто не обратил внимания на необычное имя. Возможно, он был новообращенный. Случаются и более странные вещи. – Сингх со своими людьми патрулировал район, примыкающий непосредственно ко Дворцу на северной стороне. Сегодня днем они обнаружили молитвенное колесо, установленное на одном из мемориальных столбов перед северным входом. К ручкам колеса было прикреплено двенадцать копий сутры.
Лебедь продемонстрировал маленький бумажный свиток таким образом, чтобы свет упал на написанное. Текст был выдержан в духовном стиле. Лебедь не знал таглиосского алфавита и не смотрел в свиток, однако не сделал ни одной ошибки, докладывая, что там написано.
– Раджахарма. Долг Князей. Знай: Княжеский Сан – это доверие. Князь – облеченный высшей властью и наиболее добросовестный слуга народа.
Лебедь не узнал этот стих, такой древний, что некоторые ученые приписывали его авторство кому-то из Князей Света и относили еще к тем временам, когда боги вручали законы предкам нынешних людей. Но Радише Драх этот стих был знаком. И Пурохите тоже. Кто-то укоризненно поднял палец, обращаясь к обитателям Дворца с предостережением и упреком.
Душелов тоже поняла это. Сразу же уловив суть проблемы, она заявила:
– Только монаху Бходи может придти в голову сделать выговор княжескому дому. А их, как известно, очень мало. – Этот культ, в основе которого лежали миролюбие и высокая нравственность, был еще очень молод и насчитывал в своих рядах совсем немного сторонников. К тому же во время войны он пострадал почти так же сильно, как последователи Кины. Один из принципов Бходи состоял в том, что они отказывались защищать себя. – Я хочу, чтобы нашли человека, который сделал это, – произнесла она голосом сварливого старика.
– М-м-м… – Это все, что сумел выдавить из себя Лебедь.
Спорить с Протектором было неразумно, но такое поручение выходило за пределы возможностей Серых.
Одной из самых пугающих черт Душелова была ее кажущаяся способность читать мысль. На самом деле такой способности у нее не было, в чем, правда, она никогда не признавалась открыто. Пусть люди верят в то, во что им хочется. Это так удобно. Она сказала Лебедю:
– Он же Бходи и, значит, сам отдастся в наши руки. Его даже искать не придется.
– Как это?
– В одной из деревушек Семхи растет дерево, которое называют Деревом Бходи. Очень старое, предмет особого почитания Бходи. Репутацию этому дереву создал, отдохнув в его тени, Бходи-Проливший-Свет. Бходи считают его своей самой большой святыней. Сообщи им, что я прикажу срубить их Дерево, если человек, который установил это молитвенное колесо, не явится ко мне. Причем сделаю это, не откладывая. – На сей раз Душелов использовала голос мелочной, мстительной старухи.
Мурген сделал в уме пометку: сказать Сари, чтобы человека, которого ищет Протектор, убрали за пределы ее досягаемости. Если Душелов и впрямь уничтожит эту святыню, у нее появятся тысячи новых врагов.
Лозан Лебедь открыл было рот, собираясь заговорить, но Душелов перебила его:
– Мне плевать, если они возненавидят меня, Лебедь. Меня интересует только одно – чтобы они подчинялись любому моему повелению. Как бы там ни было, кулак Бходи на меня не поднимут. Не станут они пятнать свою карму.
Циничная женщина наш Протектор.
– Уладь это, Лебедь.
Лозан вздохнул:
– Сегодня вечером появилось еще несколько дымовых «картинок». Одна была гораздо больше, чем прежде. И снова во всех присутствовал символ Черного Отряда.
По его приказанию вперед выступил еще один свидетель-шадарит; он рассказал о том, что толпа забросала их камнями, но не упомянул о демоне Ниасси.
Эти новости никого не удивили: именно они были одной из причин, почему собрался Совет. Радиша спросила, требовательно, но без огня в глазах:
– Как такое могло произойти? Почему ты не помешал этому? Твои люди стоят на каждом углу, не так ли? Чандра? – Она посмотрела на человека, которому было доподлинно известно, как дорого обходится содержание всех этих Серых.
Гокхейл величественно склонил голову.
Пока Радиша задавала свои вопросы, в душе Лебедя поднялась мощная волна протеста, а вместе с ней неизвестно откуда взялось и мужество. В конце концов, хуже того, что с ним случилось, уже не будет. Это не в силах Радиши. И Протектора тоже. Он спросил:
– Ты вообще когда-нибудь выходишь из Дворца? А стоило хотя бы разок изменить облик и отправиться на прогулку. Как Сарагоз в рассказах о фейри. На улицах полно народу. Одни спят прямо посреди дороги, другие перешагивают через них. Проходы между домами и переулки задыхаются от бездомных. Иногда скученность настолько велика, что можно убить человека в десяти футах от моих людей и уйти незамеченным. Люди, играющие в эти игры с дымовыми картинками, вовсе не глупы. А если они и в самом деле из Отряда, то не глупы тем более. Хотя бы потому, что умудрились уцелеть, несмотря на все, что против них предпринималось. Они используют толпу как прикрытие точно так же, как в свое время использовали скалы, деревья и кусты. Они не носят формы. Они ничем не выделяются. И уж, конечно, они не иноземцы. Если ты действительно хочешь схватить их, издай указ, что они обязаны носить особого покроя красные шляпы. – Мужество Лебедя просто било ключом. Но оно было направлено не против Радиши. Она – не по своей охоте, а под давлением Душелова – издала несколько указов, незабываемых по своей абсурдности. – Доктрина Отряда для этих людей – не пустой звук, и они не околачиваются поблизости, когда появляются их дымовые эмблемы. До сих пор мы не можем даже вычислить, каким образом эти картинки возникают.
Из горла Душелова вырвалось глухое рычание. Это означало, что она сомневается в способности Лебедя узнать хоть что-то. Его мужество тут же начало таять, точно оплывающая свеча. На лбу выступил пот. Он знал, что, имея дело с этой безумной, ходит по туго натянутому канату. Его терпели, как запаршивевшее домашнее животное, однако причины такой снисходительности были ясны только самой колдунье. Она очень часто руководствовалась в своих действиях сиюминутным капризом, который в любой момент мог обернуться чем-то прямо противоположным.
Его могли сместить в любой момент. Найдутся и другие. Душелова не интересовали факты, непреодолимые препятствия или простые трудности. Ее интересовали результаты.
Лебедь сбавил тон:
– К числу плюсов можно отнести то, что даже самые ловкие наши осведомители не обнаружили ничего, кроме этих «шалостей» с картинками. Следовательно, их можно рассматривать как всего лишь низкопробную и мелкую неприятность. Даже если за всем этим стоят те немногие из Черного Отряда, кто сумел уцелеть… и даже с учетом вечерних беспорядков.
– Им никогда и не стать ничем, кроме «мелкой неприятности». – На этот раз Душелов говорила голосом решительной девочки-подростка. – С ними покончено. Я вырвала у Отряда сердце, когда похоронила всех их вожаков. – Теперь это был мужской голос, голос человека, привыкшего к неукоснительному повиновению. Но уже сам тот факт, что эти слова прозвучали, был равносилен косвенному признанию, что кое-кто из членов Отряда, возможно, все еще жив, а повышенная интонация, с которой был произнесен конец фразы, свидетельствовала о потенциальной неуверенности. Существовал целый ряд вопросов, связанных с тем, что именно произошло на Равнине Сияющего Камня, на которые сама Душелов не могла дать ответ. – Вот если они сумеют вызвать их из мертвых, тогда я и начну беспокоиться.
Она не знала, возможно ли это.
Поистине, мало что происходит так, как мы планируем. Ее бегство вместе с Лебедем было делом чистой удачи. Но Душелов была не из тех, кто верит, что сияющий лик Фортуны будет обращен к ней всегда.
– Вероятно, ты права. Только это и важно, если я правильно тебя понял.
– Другие Силы Зашевелились, – с расстановкой сказала Душелов голосом сивиллы.
– Появились новые слухи, связанные с Обманниками, – сообщила Радиша, вызвыв всеобщую испуганную реакцию, в том числе и у бестелесного шпиона. – Недавно из Деджагора, Мельдермая, Годжи и Дантиля пришли сообщения о людях, убитых в классической манере Душил.
Лебедь уже явно пришел в себя.
– Когда речь идет о классической работе Душил, только убийцы и знают, что именно произошло. Они не террористы в обычном понимании этого слова. Тела пройдут через их религиозные обряды и будут похоронены в святом месте.
Радиша проигнорировала его замечания.
– Сегодня удушение произошло здесь. В Таглиосе. Жертва – некий Перхюль Кноджи. Он умер в доме радости, специализирующемся на очень молоденьких девушках. Считается, что таких мест больше не существует, и все же они есть. – Это было обвинение. Серым вменялось в обязанность громить такого рода притоны. Но Серые работали на Протектора, а Протектора это не волновало. – Я так понимаю, у нас по-прежнему продается все, что угодно.
Национальная мораль пребывала в коллапсе, и в этом некоторые винили Черный Отряд. Другие считали, что виновато правящее семейство. Находились даже те, кто упрекал Протектора. На самом деле не имело значения, кто именно виноват, равно как и тот факт, что большинство самых грязных пороков поселились здесь почти с тех самых пор, как первая грязная хибарка выросла на берегу реки. Таглиос изменился. И люди, впавшие в отчаяние, готовы на все, чтобы выжить. В такой ситуации только дурак может рассчитывать на хороший результат.
– Кто такой Перхюль Кноджи? – спросил Лебедь, оглянувшись через плечо на своего собственного писца. Его интересовало, почему Радише известно об этом убийстве, а ему нет. – Может быть, он просто получил то, за чем пришел? Увеселения с молоденькими девицами иногда заканчиваются весьма печально.
– Очень может быть, что Кноджи действительно получил по заслугам, – сказала Радиша с оттенком горького сарказма. – Как веднаит он сейчас обсуждает это со своим богом, так я себе представляю. Нас интересует не мораль этого человека, Лебедь. Все дело в его положении. Он был одним из главных помощников Генерал-инспектора. Собирал налоги в Чессе и на побережье, в восточных областях. Его смерть создаст нам проблемы на месяцы. Подведомственные ему области приносили существенную часть годового дохода.
– Может быть, кто-то из должников…
– Его юная приятельница осталась жива. Именно она позвала на помощь. Явились те, кто в таких местах призван улаживать неприятности. Это – работа Душил. Убийство, совершенное в качестве вступительного взноса. Правда, кандидат в Душилы оказался не на высоте. Тем не менее, с помощью своего румеля он сумел-таки сломать Кноджи шею.
– Так их захватили.
– Нет. Там была та, кого они называют Дщерью Ночи. Наблюдала за удушением.
Итак, парни с крепкими мускулами испугались до умопомрачения, как только узнали ее. Ни гунни, ни шадар не хотели верить, что Дщерь Ночи была просто отвратительной молодой женщиной, а не мистической фигурой. Среди таглиосцев, какой бы религии они ни придерживались, мало у кого хватило бы мужества попытаться в чем-то помешать ей.
– Хорошо, – уступил Лебедь. – Похоже, это и в самом деле были Душилы. Но откуда известно, что там присутствовала Дщерь Ночи?
Душелов рявкнула, не сдержав раздражения:
– Оттуда, что она сама сказала им, кто она такая, кретин! «Я – Дщерь Ночи. Я – Дщерь Тьмы, Которая Грядет. Отправляйся к моей матери или молись зверям опустошения в Год Черепов». Типичный для нее зловещий набор. – Теперь голос Душелова звучал монотонно, больше всего напоминая голос образованного скептика среднего уровня. – Не забывай, что она настоящий вампир, а в детстве была точной копией моей сестры.
Дщерь Ночи не боялась никого и ничего. Она знала, что ее духовная мать – Кина-Разрушитель, Темная Мать – обеспечит ее защиту. Даже несмотря на то, что эта богиня просыпалась не чаще, чем раз в десять лет. Слухи о Дщери Ночи никогда не утихали среди городских низов. Очень многие люди верили, что она действительно та, кем себя провозглашает. И это лишь добавляло ей власти над человеческим воображением.
Другой слух, со временем угасший, связывал Черный Отряд с предсказанной Киной Годом Черепов, который наступит тогда, когда таглиосское государство встанет на путь предательства своих наемных защитников.
Обманники и Отряд оказывали на людей в чем-то схожее психологическое воздействие, в результате чего молва значительно преувеличивала их численность. Превращение в призраков сделало и тех, и других более пугающими.
Важнее всего, однако, было то, что Дщерь Ночи появилась в самом Таглиосе. И проявила себя публично. А там, где проходила Дщерь Ночи, за ней по пятам, точно верный шакал, следовал вождь всех Обманников, живая легенда, живой святой Душил Нарайян Сингх – и тоже делал свое злое дело.
Мурген подумал, что, может быть, ему стоит прервать свою миссию, чтобы предостеречь Сари, посоветовать ей отозвать всех, кто уже начал действовать, и оценить ситуацию с учетом этих новостей. Хотя, скорее всего, остановить раскручивающийся маховик событий сейчас уже не удастся. Что бы ни происходило.
Нарайян Сингх был самый заклятым врагом Черного Отряда. Ни Могабу, ни даже Душелова, старого, очень старого противника Отряда, не ненавидели так страстно, как Нарайяна Сингха. Сингх и сам, мягко говоря, не питал любви к Отряду. Когда-то он позволил себя захватить. И потом потратил немало времени, досаждая Отряду с помощью самых разных приверженцев зла. Многих он считал своими должниками, и ему нравилось собирать долги, а его богине, должно быть, нравилось попустительствовать ему в этом.
Тайный Совет, как обычно, очень скоро выродился в нытье и тыканье друг в друга пальцем. При этом Пурохита и Генерал-инспектор маневрировали, пытаясь сваливать вину друг на друга и, если удастся, на Лебедя. Пурохита мог рассчитывать на поддержку трех «ручных» жрецов – если только это не противоречило планам Душелова. Генерал-инспектор обычно имел счастье опираться на поддержку Радиши.
Эти перебранки были, как правило, продолжительными, но мелочными, скорее символическими, чем затрагивающими существо дела. Протектор не позволяла им разрастаться в то, чего не одобряла.
Мурген уже собрался удалиться – его присутствие так и не было замечено, – но тут в зал ворвались два княжеских стражника и направились к Лозану Лебедю, хотя он не был их капитаном.
Возможно, они просто не сочли нужным беспокоить непредсказуемого Протектора, свою официальную начальницу.
Лебедь выслушал их, а потом ударил кулаком по крышке стола.
– Проклятие! Я так и знал, что это больше, чем «мелкая неприятность».
Он протопал мимо Пурохиты, одарив его презрительным взглядом. Эти двое терпеть не могли друг друга.
Началось, подумал Мурген. Тогда – срочно обратно на склад До Трана. То, что пришло в движение, уже не остановить. Однако нужно немедленно рассказать находящимся в штабе о Нарайяне и Дщери Ночи, чтобы они как можно быстрее занялись ими.
7
Сари бывала разной, очень разной – точно актер, который снимает с лица одну маску и надевает другую. То – некромантка, заговорщица, безжалостная, коварная, холодно расчетливая. То – «соломенная» вдова Знаменосца и официальный летописец Отряда. Иногда же просто нежно любящая мать Тобо. А всякий раз, отправляясь в город, она превращалась вообще в совершенно другое существо, которое звали Минх Сабредил.
Минх Сабредил принадлежала к отбросам общества. Метиска, внебрачный ребенок жреца Кхусы и шлюхи нюень бао. Минх Сабредил знала о своем прошлом больше, чем половина людей на улицах Таглиоса о своем, и постоянно сама с собой разговаривала на эту тему. И готова была рассказывать о себе всякому, кто хотел слушать.
Эта жалкая, обделенная судьбой женщина очень рано превратилась в согбенную старуху. Даже люди, которые никогда не сталкивались с ней, узнавали Минх Сабредил по маленькой статуэтке Чангеша, которую она везде таскала с собой. Того самого бога Чангеша, которому, согласно верованиям гунни и некоторых нюень бао, подчинялась удача. Минх Сабредил разговаривала с Чангешем, когда больше слушать ее было некому.
Овдовев, Минх Сабредил вынуждена была содержать свою единственную дочь, выполняя самую грязную работу во Дворце. Каждое утро перед рассветом она оказывалась среди других бедолаг, которые собирались у северной задней двери для слуг в надежде получить работу. Иногда она брала с собой Саву, полоумную сестру покойного мужа. Иногда приводила дочь, хотя довольно редко. Девочка уже была достаточно большой и могла привлечь нежелательное внимание.
Младший помощник домоправителя Джауль Барунданди выходил и сообщал количество рабочих мест, имеющихся в распоряжении на сегодняшний день, а потом отбирал людей, которые займут их. Барунданди всегда указывал на Минх Сабредил, потому что, хотя в сексуальном отношении она его не интересовала, он мог рассчитывать на щедрую часть ее заработка. Минх Сабредил была в отчаянном положении.
Барунданди забавляла статуэтка Сабредил, с которой та никогда не расставалась. Как гуннит и приверженец Кхусы, он часто включал в свои молитвы просьбу о том, чтобы его обошла стороной «удача», выпавшая на долю Сабредил. Никогда не признаваясь в этом своим товарищам по вере, он испытывал к Сабредил некоторое расположение из-за того, что ей достался такой жалкий отец. Подобно большинству других негодяев, он был злым не всегда, а лишь большую часть времени и главным образом мелочными способами.
Сабредил, она же Кы Сари, никогда не молилась. Кы Сари не привыкла полагаться на помощь богов. Не подозревая о том, что в душе Барунданди существовал крошечный уголок, где жили добрые чувства, она уже спланировала его судьбу. Когда придет время, у этого хищника будет время и возможность пожалеть о своих грязных делишках.
И не только у него – на всех необъятных просторах Таглиосской империи. Когда придет время.
Мы прошли сквозь лабиринт заклинаний, которыми Гоблин и Одноглазый в течение долгих лет опутывали наш штаб с целью сбить с толку любого, приближающегося к нему.
Тысяча искусно переплетенных слоев тонкой ткани обмана, такой неуловимой, что только сама Протектор могла бы обнаружить ее.
Но Душелов не бродила по улицам, выискивая убежища врагов. На то у нее имелись Серые, и Тени, и летучие мыши, и вороны. А эти ее соглядатаи были слишком тупы, чтобы заметить, как их уводили прочь или искусно препровождали через эти области таким образом, что они полагали, будто находятся совсем в другом месте. Два маленьких колдуна неустанно поддерживали и расширяли свой запутанный лабиринт. В результате в пределах двух сотен ярдов от нашей штаб-квартиры ни один человек теперь не оказывался просто так, по своей охоте. Только если его туда приводили специально.
Мы пересекли лабиринт безо всякого труда – с веревочными браслетиками на запястьях. Они разгоняли мираж, который видели другие люди, позволяя воспринимать веши такими, какими они были на самом деле.
Вот каким образом мы зачастую узнавали о планах Дворца еще до того, как они начинали осуществляться. Минх Сабредил, а иногда и Сава во время «работы» прежде всего занимались подслушиванием.
– С какой стати мы тащимся в такую рань? – пробормотала я.
– С такой, что как бы рано мы ни встали, будут те, кто опередит нас.
В Таглиосе множество отчаявшихся людей. Некоторые даже раскидывали лагерь неподалеку от Дворца, но не ближе, чем позволяли Серые.
Мы оказались в районе Дворца на несколько часов раньше, чем обычно. Было еще темно, и это позволило нам посетить некоторых братьев из Отряда, которые жили, а иногда и работали в городе под видом простых людей. Разговаривала с ними Минх Сабредил, а Сава следовала за ней по пятам, пуская слюну уголком изогнутого рта.
Большинство братьев не узнавали нас. Они и не ожидали, что это произойдет. Они думали, что услышат кодовое слово – этого было достаточно, чтобы выполнить все указания, переданные через посланцев. Наши люди и сами часто меняли облик. Предполагалось, что каждый брат Отряда должен разработать для себя несколько разных образов, которые мог бы принимать на людях. У некоторых это получалось лучше, у других хуже. Последним давали менее рискованные задания.
Сабредил посмотрела на осколок луны, на мгновение выглянувший сквозь прореху в облаках.
– Пора идти.
Я что-то проворчала, нервничая. Прошло много времени с тех пор, как я принимала участие в предприятии, более опасном, чем слоняться вокруг Дворца или ходить в библиотеку. Но сегодня события могли начать развиваться самым непредсказуемым образом, и требовалось, чтобы я лично приняла в них участие.
– Такие облака бывают перед сезоном дождей, – заметила я.
Обычно сезон дождей начинается позже, принося с собой бесконечные ливни, весь день напролет. Погода словно срывается с цепи, с безумными температурными перепадами и градом, а гром гремит так, точно все боги пантеона гунни упились в доску и скандалят. Но все же жару я не люблю гораздо больше.
Таглиосцы делят год на шесть сезонов. Только во время одного, который они называют зимой, наступает хоть какое-то облегчение от жары.
– Стала бы Сава обращать внимание на облака? – спросила Сари.
Она была сторонницей того, чтобы ни при каких обстоятельствах не выходить из образа. В городе, где правит тьма, никогда не знаешь, чьи глаза наблюдают из темноты, чьи невидимые уши насторожились, подслушивая.
– М-м-м… – Это была, наверно, самая умная вещь, которую Сава когда-либо произносила.
– Пошли.
Сабредил взяла меня за руку и повела, как всегда, когда мы отправлялись на работу во Дворец. Когда мы добрались до главного северного входа, который находился всего в сорока ярдах от задней двери для слуг, там горел единственный факел – как предполагалось, для того, чтобы стражники могли следить за тем, что происходит снаружи. Но он был установлен так неудачно, что помогал им видеть лишь честных людей. Когда мы были уже совсем рядом, кто-то прокрался вдоль стены, подпрыгнул и накинул на факел мешок из влажной сыромятной кожи.
Минх Сабредил принадлежала к отбросам общества. Метиска, внебрачный ребенок жреца Кхусы и шлюхи нюень бао. Минх Сабредил знала о своем прошлом больше, чем половина людей на улицах Таглиоса о своем, и постоянно сама с собой разговаривала на эту тему. И готова была рассказывать о себе всякому, кто хотел слушать.
Эта жалкая, обделенная судьбой женщина очень рано превратилась в согбенную старуху. Даже люди, которые никогда не сталкивались с ней, узнавали Минх Сабредил по маленькой статуэтке Чангеша, которую она везде таскала с собой. Того самого бога Чангеша, которому, согласно верованиям гунни и некоторых нюень бао, подчинялась удача. Минх Сабредил разговаривала с Чангешем, когда больше слушать ее было некому.
Овдовев, Минх Сабредил вынуждена была содержать свою единственную дочь, выполняя самую грязную работу во Дворце. Каждое утро перед рассветом она оказывалась среди других бедолаг, которые собирались у северной задней двери для слуг в надежде получить работу. Иногда она брала с собой Саву, полоумную сестру покойного мужа. Иногда приводила дочь, хотя довольно редко. Девочка уже была достаточно большой и могла привлечь нежелательное внимание.
Младший помощник домоправителя Джауль Барунданди выходил и сообщал количество рабочих мест, имеющихся в распоряжении на сегодняшний день, а потом отбирал людей, которые займут их. Барунданди всегда указывал на Минх Сабредил, потому что, хотя в сексуальном отношении она его не интересовала, он мог рассчитывать на щедрую часть ее заработка. Минх Сабредил была в отчаянном положении.
Барунданди забавляла статуэтка Сабредил, с которой та никогда не расставалась. Как гуннит и приверженец Кхусы, он часто включал в свои молитвы просьбу о том, чтобы его обошла стороной «удача», выпавшая на долю Сабредил. Никогда не признаваясь в этом своим товарищам по вере, он испытывал к Сабредил некоторое расположение из-за того, что ей достался такой жалкий отец. Подобно большинству других негодяев, он был злым не всегда, а лишь большую часть времени и главным образом мелочными способами.
Сабредил, она же Кы Сари, никогда не молилась. Кы Сари не привыкла полагаться на помощь богов. Не подозревая о том, что в душе Барунданди существовал крошечный уголок, где жили добрые чувства, она уже спланировала его судьбу. Когда придет время, у этого хищника будет время и возможность пожалеть о своих грязных делишках.
И не только у него – на всех необъятных просторах Таглиосской империи. Когда придет время.
Мы прошли сквозь лабиринт заклинаний, которыми Гоблин и Одноглазый в течение долгих лет опутывали наш штаб с целью сбить с толку любого, приближающегося к нему.
Тысяча искусно переплетенных слоев тонкой ткани обмана, такой неуловимой, что только сама Протектор могла бы обнаружить ее.
Но Душелов не бродила по улицам, выискивая убежища врагов. На то у нее имелись Серые, и Тени, и летучие мыши, и вороны. А эти ее соглядатаи были слишком тупы, чтобы заметить, как их уводили прочь или искусно препровождали через эти области таким образом, что они полагали, будто находятся совсем в другом месте. Два маленьких колдуна неустанно поддерживали и расширяли свой запутанный лабиринт. В результате в пределах двух сотен ярдов от нашей штаб-квартиры ни один человек теперь не оказывался просто так, по своей охоте. Только если его туда приводили специально.
Мы пересекли лабиринт безо всякого труда – с веревочными браслетиками на запястьях. Они разгоняли мираж, который видели другие люди, позволяя воспринимать веши такими, какими они были на самом деле.
Вот каким образом мы зачастую узнавали о планах Дворца еще до того, как они начинали осуществляться. Минх Сабредил, а иногда и Сава во время «работы» прежде всего занимались подслушиванием.
– С какой стати мы тащимся в такую рань? – пробормотала я.
– С такой, что как бы рано мы ни встали, будут те, кто опередит нас.
В Таглиосе множество отчаявшихся людей. Некоторые даже раскидывали лагерь неподалеку от Дворца, но не ближе, чем позволяли Серые.
Мы оказались в районе Дворца на несколько часов раньше, чем обычно. Было еще темно, и это позволило нам посетить некоторых братьев из Отряда, которые жили, а иногда и работали в городе под видом простых людей. Разговаривала с ними Минх Сабредил, а Сава следовала за ней по пятам, пуская слюну уголком изогнутого рта.
Большинство братьев не узнавали нас. Они и не ожидали, что это произойдет. Они думали, что услышат кодовое слово – этого было достаточно, чтобы выполнить все указания, переданные через посланцев. Наши люди и сами часто меняли облик. Предполагалось, что каждый брат Отряда должен разработать для себя несколько разных образов, которые мог бы принимать на людях. У некоторых это получалось лучше, у других хуже. Последним давали менее рискованные задания.
Сабредил посмотрела на осколок луны, на мгновение выглянувший сквозь прореху в облаках.
– Пора идти.
Я что-то проворчала, нервничая. Прошло много времени с тех пор, как я принимала участие в предприятии, более опасном, чем слоняться вокруг Дворца или ходить в библиотеку. Но сегодня события могли начать развиваться самым непредсказуемым образом, и требовалось, чтобы я лично приняла в них участие.
– Такие облака бывают перед сезоном дождей, – заметила я.
Обычно сезон дождей начинается позже, принося с собой бесконечные ливни, весь день напролет. Погода словно срывается с цепи, с безумными температурными перепадами и градом, а гром гремит так, точно все боги пантеона гунни упились в доску и скандалят. Но все же жару я не люблю гораздо больше.
Таглиосцы делят год на шесть сезонов. Только во время одного, который они называют зимой, наступает хоть какое-то облегчение от жары.
– Стала бы Сава обращать внимание на облака? – спросила Сари.
Она была сторонницей того, чтобы ни при каких обстоятельствах не выходить из образа. В городе, где правит тьма, никогда не знаешь, чьи глаза наблюдают из темноты, чьи невидимые уши насторожились, подслушивая.
– М-м-м… – Это была, наверно, самая умная вещь, которую Сава когда-либо произносила.
– Пошли.
Сабредил взяла меня за руку и повела, как всегда, когда мы отправлялись на работу во Дворец. Когда мы добрались до главного северного входа, который находился всего в сорока ярдах от задней двери для слуг, там горел единственный факел – как предполагалось, для того, чтобы стражники могли следить за тем, что происходит снаружи. Но он был установлен так неудачно, что помогал им видеть лишь честных людей. Когда мы были уже совсем рядом, кто-то прокрался вдоль стены, подпрыгнул и накинул на факел мешок из влажной сыромятной кожи.