Кук Глен
Возвращение 'Дракона-мстителя'

   ГЛЕН КУК
   ВОЗВРАЩЕНИЕ "ДРАКОНА-МСТИТЕЛЯ"
   1.
   Фигура облачена в алое.
   У существа маленький лысый череп. Лицо с тонкими женскими чертами. Губы подкрашены светлой помадой. Брови оттенены сурьмой. Мочки ушей оттягивают подвески, отдаленно напоминающие какие-то знаки зодиака.
   Никто из посторонних не сможет сказать, какого пола это существо. Впрочем, здесь не бывает посторонних.
   Глаза фигуры в алом одеянии закрыты веками. Рот полуоткрыт. Оно поет.
   Этой песнью был ужас. Зло. И голос поющего наполнен страхом.
   Он пел, но губы его не шевелились.
   Существо восседает на троне из черного камня. Трон находится в самом центре начертанной на полу пентаграммы. Ее прямые линии переливаются оттенками красного, синего, желтого и еще одного цвета, названия которому нет в человеческих языках. Цвета мерцают, изменяются, подчиняясь ритму и мелодии песни, порой на мгновение вспыхивая чистым серебром, раскаленным золотом и ядовитым пурпуром.
   По атласно-гладкому женоподобному лицу скатываются капельки пота. На висках темными жгутами взбухают вены. Мускулы шеи и плеч превратились в узлы и веревки. Маленькие пальцы, тонкие и хрупкие, заканчиваются длинными, острыми и изогнутыми когтями, окрашенными в цвет свежепролитой крови. Когти вцепились в подлокотники трона.
   Факелы над высокой спинкой трона затрещали, пламя закоптило, свет померк.
   Голос существа дрогнул...
   Но вот тело его напряглось, словно черпая силы из какого-то внутреннего источника. Из глотки вырвался вопль.
   Мрак медленно отступил.
   Фигура медленно встала, воздев руки. Песня-вопль превратилась в крик торжества. Распахнулись глаза - поразительно синие, почти сияющие. И беспредельно злобные.
   И тут мрак нанес удар. Из-за спинки трона ночным питоном метнулось черное длинное тело и обвило жертву. Извивающиеся щупальца впились в ноздри колдуна и его искаженный криком рот...
   2.
   Каравелла медленно движется по невидимому кругу, словно ее гонит течение, не имеющее начала и конца. Прохладное и спокойное море похоже на бескрайнюю плиту из отполированного желтовато-зеленого жадеита. Ни плавник, ни ветерок не нарушают его безжизненную поверхность.
   Мой взгляд устремлен на море. Я смотрю на него вечность или чуть больше. Оно всегда неизменно, и я давно уже не обращаю на него внимания.
   Купол тумана накрывает место успокоения "Дракона-мстителя". Там, где туман соприкасается с морем, он похож на гранитную стену, но наверху становится тоньше, сквозь него просачивается дневной свет.
   Сколько уже раз поднималось и закатывалось солнце с тех пор, как боги покинули нас, отдав во власть смертной воли итаскийского колдуна? Я не считал.
   Иногда, крайне редко, ценой неимоверного напряжения мне удается покинуть свое тело. Ненадолго и недалеко. Чары, удерживающие нас здесь, могущественны и необоримы.
   Меня согревает мысль, что я смог убить чародея. Если мне когда-нибудь удастся вырваться из этого плавучего ада и встретиться с ним на том свете, я нападу на него снова.
   Освобождаясь от оков плоти, я получаю ровно столько свободы, чтобы обозреть жалкие останки своего дрейфующего гроба.
   За его борта цепляется изумрудный мох, он вползает почти на фут выше ватерлинии. Мелкие зубастые твари гложут, проедая насквозь, гниющую древесину. Снасти свисают обрывками паутины. Паруса превратились в лохмотья. Древняя парусина стала хрупкой, малейший ветерок унесет ее серой пылью.
   Но здесь не бывает ветров.
   Палубы завалены мертвецами. Они утыканы стрелами, как еж иголками. Вывернутые, неестественно изломанные конечности торчат во все стороны. Внутренности лежат на склизких досках. На всех телах, и на моем тоже, зияют раны. Но посторонний не увидит следов крови или разложения. Впрочем, здесь не бывает посторонних.
   Шестьдесят семь пар глаз смотрят на серые стены нашей крошечной и неизменной вселенной.
   На верхушках покосившихся мачт сидят двенадцать черных птиц. Они темны, как дно свежевыкопанной могилы. Перья их тусклы. Лишь едва заметные движения маленьких голов говорят о том, что они живы.
   Им неведомо нетерпение, голод или скука. Они вечные стражи, охраняющие место, где затаилось древнее зло.
   Их тяжелая служба - следить за кораблем мертвецов. Они будут делать это вечно.
   Птицы возникли над нами в тот злосчастный миг, когда мы одолели колдуна. Но судьба одолела нас...
   Внезапно все двенадцать голов одновременно дергаются. Желтые глаза впиваются в призрачное марево тумана, купол которого нависает над нами. Резкий вскрик пронзает густой воздух. Темные крылья в страхе трепещут, выбивая барабанную дробь тревоги. Птицы неуклюже взлетают и погружаются в туманную бездну.
   Я никогда не видел, как они летают. Никогда.
   Невесть откуда появляется огромная тень, словно гигантские крылья на миг заслоняют то, что я полагаю небом. Впервые за бесчисленные годы чувства возвращаются ко мне, и я ощущаю ужас, чистейший первозданный ужас.
   3.
   Каравелла больше не идет по кругу. Ее нос смотрит на северо-восток. Судно рассекает гладкую поверхность жадеита, поднимая два пенных буруна. За кормой возникает завихрение.
   "Дракон-мститель" плывет.
   Черные стервятники немного покружили над его расщепленными мачтами и в ужасе улетели прочь.
   Наш капитан лежит на высоком полуюте каравеллы неподалеку от штурвала. На нем лохмотья. Когда-то они были роскошным одеянием, которому позавидовали бы знатнейшие дворянские фамилии. Капитан все еще сжимает в судорожно сведенных пальцах обломок меча. В былые времена его звали Колгрейвом, безумным пиратом.
   Не все свои раны Колгрейв получил во время нашей последней битвы. Одна его нога была изувечена много лет назад. Левая половина лица сожжена колдовским огнем, да так, что на месте щеки торчит лишь кость.
   Команда "Дракона-мстителя" состоит из первостатейных мерзавцев. Но Колгрейв самый мерзкий среди нас. Самый жестокий, самый злобный.
   Теперь наш мертвый капитан валяется рядом с такими же мертвецами, как он сам и я...
   Его глаза все еще смотрят с яростной ненавистью, пылая адским огнем. Для Колгрейва смерть была продажной девкой на одну ночь, и он собирался ее выставить пинком под зад, если она запросит с него лишку. Мне кажется, у него и в мыслях не было платить по счету.
   Колгрейв был убежден в своем бессмертии. И вот сейчас он распластался на палубе высокой носовой надстройки, словно дохлая камбала, в лохмотьях столь же черных, как утраченная надежда. Рядом лежит матрос. Из его груди торчит бело-синяя стрела, голова и плечи опираются о борт, а источающие ненависть глаза уставились сквозь пробоину в противоположном борту. Лицо его омрачено тенью безумия.
   Это я.
   Себя узнаю с трудом. Тело мертвеца кажется мне более чужим, чем любой из тех, с кем я плавал на "Драконе-мстителе". Я помню его улыбчивым, молодым, жизнерадостным парнем, героем эль-мурид-ских войн. С таким можно было разрешить единственной дочери пойти на свидание. А человек на палубе кроме телесных ран имел и раны, проникающие до глубины души. Шрамы от них никому не дано увидеть. И выглядел он так, точно претерпел века страданий.
   Он пережил больше, чем получил за свои тридцать четыре года. Он был тверд, ожесточен, мелочен, злобен. Я мог это видеть, знать и признавать, поскольку рассматривал его сверху, каким-то образом наблюдая за ним со стороны разлохмаченных снастей.
   Он был таким, как все - некогда живые, а ныне страшным грузом плывущие на корабле мертвецов. Когда-то все его товарищи тоже были полны ненависти, люди с искалеченными душами. И друг друга они ненавидели больше, чем кого-либо. Впрочем, себя они ненавидели еще сильнее...
   Многоногий паук скользнул по моему правому плечу, затем пополз по горлу и спустился по левой руке. Он последнее живое существо на борту "Дракона-мстителя". У каравеллы не хватило сил заполучить еще одну жертву.
   Наконец паук добрался до пальцев, все еще цепко державших мощный лук. Тетива давно лопнула и сгнила, съеденная плесенью.
   Что это?! Я чувствую, как паук шастает по моему телу! Его лапки вызвали щекотку на моей коже. Паук забрался в трещину между досками и уставился оттуда холодными и голодными глазами.
   А мои глаза заслезились. Я сморгнул.
   Колгрейв вздрогнул. Худая рука поднялась. Бледные пальцы скользнули по шлему. Затем рука упала, слабо царапая ногтями по слизи, покрывающей палубу.
   Я попытался шевельнуться, но тело не подчинялось мне. Какая же мощь духа у Колгрейва! Он вел нас годами, подчиняя тех, которые не подчинялись никому, он командовал нами даже тогда, когда бессильной оказывалась воля Небес или Ада.
   Над нами закружила тень с шафрановыми глазами. Птица снова испуганно вскрикнула.
   Щупальца невидимого мрака оплетали паутиной нового зла наш проклятый корабль. И пернатые стражи не могли вмешаться. Призвавший их колдун, который велел им наблюдать за нами и повсюду сопровождать, уже не существовал в нашем мире.
   Последней стрелой, которую направляло отчаяние, я пронзил черную плоть, оборвал навсегда его магическую песнь. И сейчас не было того, кому могли бы унести страшную весть крылатые наблюдатели. Но и некому было освободить летающих соглядатаев от вечного тяжкого бремени.
   Один за другим мои товарищи стали шевелиться, но их слабые движения были недолгими; вскоре они снова замирали в тягостном вечном покое.
   Свет и тьма сменяли друг друга, а в это время неведомая сила влекла каравеллу на север. Но тот, кто оплетал тенями наше судно, продолжал кропотливую работу. Непогода не могла нанести ущерб кораблю, не в ее силах было развалить наш рассыпающийся плавучий ад. Туман, окутывающий нас со всех сторон, не отступал и не приближался, не менялась и вода, по которой мы плыли. Она все время напоминала бескрайнюю площадь из отполированного миллионами ног жадеита.
   Никто из моих товарищей больше не подавал признаков жизни, если эти слова, конечно, уместны по отношению к мертвецам.
   А потом на меня спустился мрак, подарив забвение, которого я страстно желал с того дня, когда понял, что "Дракон-мститель" - это не просто заурядный пиратский корабль, а плавучее чистилище, населенное самыми черными душами западного мира...
   И пока я спал в объятиях Черной Дамы, тот, кто сплетал темную паутину, делал свое дело.
   Облик корабля менялся. И его экипаж тоже претерпевал странные изменения. Лишь перепуганные птицы неизменными стражами летели следом за нами.
   4.
   Плотный туман обволакивал южное побережье Итаскии, обрываясь колеблющейся стеной вдоль береговой линии. Свет ущербной на три четверти луны мутным пятном размывался над нами. Туман нависал над морем, но не касался воды, словно от такого прикосновения могут рассыпаться чары. Верхняя часть большой мачты корабля не была видна в клубах тумана.
   Луна растаяла, закатилась. Поднялось огненное пятно дневного светила. Туман медленно растаял, изошел слоистой дымкой, и птицы, парящие над нами, теперь могли разглядеть красавицу-каравеллу. Судно выглядело новым, словно недавно покинуло верфи и впервые пробует свои силы на морском просторе.
   От тумана осталось маленькое облачко, но оно не исчезало в солнечных лучах и плыло за судном. Может, и оно создано волей колдуна для птиц, которые сейчас влетали в него и вылетали, как будто прячась ненадолго от пугающего их зрелища.
   Сознание медленно возвращалось. Сначала все тело испытало страшный зуд, словно подверглось атаке миллионов вшей; кожа судорожно дергалась. Потом я понял, что смогу открыть глаза. Это стоило больших усилий, а когда веки поднялись, солнце чуть не ослепило меня.
   Надо было перекатиться на другой бок. Но это оказалось делом весьма нелегким. Пока я дергался, пытаясь расшевелить непослушное тело, израненный старый капитан вдруг встал, ухватился, пошатываясь, за штурвал и обвел взглядом морскую гладь. А потом нахмурился.
   Шорох и шелест пошли по кораблю; краем глаза я заметил, как зашевелились остальные. Интересно, все ли окажутся в числе воскрешенных? И что скажет отчаянный трус Ячмень? Несносный религиозный лицемер Святоша? Или Росток, чья юная душа почернела от трупов, которых он оставил за собой, а числом их было поболе, чем у любого из нас, взрослых мужчин? Какими будут первые слова малыша Мики, с которым мы почти сдружились и о чьих грехах я так ничего и не узнал?
   Худой Тор? Ток? Толстяк Поппо? Троллединжан? Не так уж и много тех, кого мне будет не хватать, если я не увижу их вновь.
   Наконец мне удалось подняться, опираясь на лук, как на посох. Единственным чувством, которое полностью овладело мною, было удивление.
   Я подозрительно обвел взглядом горизонт, осмотрел главную палубу и встретился глазами с капитаном. Между нами не было особой приязни, скорее наоборот, но мы уважали друг друга. Было за что: каждый из нас оказался лучшим в своем деле.
   Капитан пожал плечами. Во взгляде его не было растерянности, лишь сердитое недоумение. Он тоже понятия не имел, что произошло. Я задумался, а что если именно его неукротимая воля привела к воскрешению мертвого экипажа "Дракона-мстителя"?
   Я наклонился и поднял свой колчан, сшитый из хорошо выделанной кожи. В нем обнаружилось двенадцать стрел, помеченных цветными полосками. Упругость моего лука, столь долго пролежавшего без работы, была отменной, словно еще вчера он верно служил мне в бою. И стрелы, растраченные в последней смертельной схватке, странным образом вернулись в колчан, а это были те самые стрелы...
   Я приладил тетиву, пару раз натянул ее - лук не потерял свою былую мощь, и у меня еле хватило сил согнуть его полностью.
   Человек десять уже стояли, пытаясь разглядеть на своих телах раны, бесследно исчезнувшие в тот миг, когда нас окутал мрак, насланный неведомой силой, которая вела корабль на север.
   Хотел бы я знать, многие ли из членов команды выдержали вместе со мной эту бесконечную вахту и пытку мертвенным неподвижным бессилием, когда мы были лишены даже возможности укрыться в безумии?..
   Я отыскал взглядом Парусинщика Мику. Коротышка разглядывал себя в медном зеркальце и с радостным испугом ощупывал свое лицо, которое, помнится, в последней битве было наполовину снесено ударом палаша.
   Все медленно приходили в себя.
   Я спустился на главную палубу и прошел к корме. Никогда еще не был "Дракон-мститель" в таком прекрасном состоянии, а ведь я помню его лучшие дни. Даже корабль обновили...
   Переставлять ноги приходилось с трудом, они еще плохо слушались меня. Да и не только меня, люди из воскресшей команды двигались рывками, точно марионетки, ведомые неопытным кукловодом.
   Когда я наконец доковылял до трапа, ведущего на полуют, то заметил, что за мной тащатся первый помощник и боцман, Ток и Худой Тор. А следом за нами увязался Ячмень. В глазах его светилась надежда на то, что капитан в честь воскрешения распорядится выдать порцию рома.
   Ячмень со Святошей - наши корабельные пьянчуги. Святоша внимательно следит за Ячменем, потому что выклянчивает выпивку всегда он.
   Ром! Мой рот наполняется слюной. Лишь Святоша способен меня перепить.
   Колгрейв взмахом руки прогоняет палубную команду, и те спускаются по трапу возле правого борта.
   Почему наш таинственный благодетель не исцелил капитана полностью? Я озираюсь по сторонам. У некоторых из нас тоже остались старые шрамы. Теперь все более или менее понятно: мы стали такими, какими были в тот день, когда угодили в ловушку итаскийского колдуна.
   Наконец Колгрейв раскрывает рот:
   - Что-то случилось.
   Он попал в самую точку. Впрочем, мой ответ тоже не блещет оригинальностью:
   - Нас призвали обратно.
   Голос Колгрейва словно доносится издалека, будто слова его достигают моих ушей после долгого путешествия по длинному, холодному и забитому мебелью коридору. В нем нет мощи и присущей старому капитану выразительности. Но постепенно голос обретает силу.
   - Скажи мне что-нибудь такое, чего я не знаю. Лучник, - рычит Колгрейв.
   Наша взаимная неприязнь понятна. Всех нас сослали сюда - держать вахту и сражаться вместе - по приговору богов. И терпели друг друга мы лишь потому, что иначе не выжили бы. В конце концов...
   - Кто это сделал? Почему? - спрашиваю я и снова осматриваю горизонт.
   Многие из команды тоже с опаской смотрят в море. На этом побережье у нас были могущественные враги. Заклятые враги. Они владели кораблями, у них было большое воинство, они даже могли воспользоваться помощью чародеев... Один из колдунов, чьи услуги они купили, и отправил нас в заколдованное море, похожее на зеленую каменную плиту.
   - Нечего тратить время на досужие вымыслы! - Колгрейв указывает рукой в сторону берега. - Это Итаския. Мы всего в восьми лигах от устья Силвербайнда.
   Если кто забыл, что проклятого колдуна наслал на нас итаскийский флот, так нам быстро напомнят это на виселицах и кострах.
   Итаскийцы ненавидели нас и были правы. Особенно итаскийские купцы. Мы грабили их так часто, что использовали серебро и золото вместо балласта.
   Мы нападали на них множество лет, убивая моряков и сжигая корабли, счет нашим злодеяниям был потерян, а именем капитана Колгрейва и "Дракона-мстителя" пугали детей на всем побережье.
   Недалеко отсюда в устье реки, на которой стоит Портсмут, под прикрытием форта располагалась крупная гавань военного флота итаскийцев.
   - Глазастые береговые наблюдатели наверняка заметили нас, - прохрипел Колгрейв. - Уже мчит гонец в Портсмут. И скоро флот выйдет в море на большую охоту.
   Никто даже на миг не усомнился, что о нашем существовании могли забыть. Но, поразмыслив, я решил, что нас могут не узнать. Кто может сказать, сколько времени прошло после той битвы? Может, и "Дракон-мститель" изменил свои очертания?
   - Тогда нам лучше держать на юг, в море, - сказал Тор. - Доберемся до ближних островов Фрейланда, а там много потайных бухт. Пересидим, пока будем разбираться, что с нами произошло.
   В голосе боцмана слышался страх. Но он говорил дело. В островных королевствах мы не успели сильно наследить: грабили там редко, а набегов на поселения вообще не устраивали.
   - Так и сделаем, - рявкнул капитан. - Осмотреть все корыто от носа до кормы. Проверить команду. Тор, давай на мачту. Может, к нам уже подбираются охотничьи псы.
   Если в смотровой бочке сидит Тор, значит, от нас не уйдет и маленькая шлюпка. У него самые зоркие глаза из всей команды.
   Внизу на палубе собрались остальные. Они трогали друг друга и негромко переговаривались. Их голоса поначалу тоже доносились издалека. Но, как и у капитана, с каждым новым словом их голоса крепли, становились обычными.
   - Первая вахта! - крикнул Тор. - Готовиться к подъему паруса для разворота в море!
   Команда двигалась медленно и неуверенно, но вскоре все разошлись по местам. Некоторые взобрались на мачты.
   - К смене курса готовы, капитан, - доложил Худой Тор.
   Колгрейв повернул штурвал. Тор выкрикнул команду топовым.
   И ничего не произошло.
   Колгрейв попробовал снова. И снова. Но "Дракон-мститель" ему не подчинился.
   А мы так и стояли, тараща друг на друга глаза, пока Росток не крикнул сверху:
   - Парус!
   5.
   - Боцман, оружие к бою! - скомандовал Колгрейв.
   Я пригляделся к капитану. В глазах его полыхало адское пламя - это был прежний Колгрейв, готовый действовать стремительно и беспощадно. Мне казалось, что все мы изменились, но воля капитана могла преодолеть чары.
   - Высыпать песок на палубы! Ячмень! Всем по чарке рома. Лучник, выпей свою первым и иди на нос.
   Наши взгляды скрестились. Убийствами я был сыт по горло, и тем более не хотелось убивать по приказу этого безумца. Странное чувство, словно и не мое...
   Но взгляд капитана мог плавить металл и поджигать города. Я опустил глаза, словно нашкодивший мальчишка, только что получивший нагоняй. И спустился на главную палубу.
   Ко мне подошел Мика.
   - Лучник, что происходит? Что с нами случилось?
   Он называл меня Лучником, потому что не знал моего имени. Никто из них не знал, и даже Колгрейв не мог проникнуть в мою тайну. По крайней мере, я надеялся на это.
   У "Дракона-мстителя" обнаружилось новое свойство - он принялся красть воспоминания, но, увы, не все. Я уже не помню, как оказался на борту. Зато помню, как перед этим убил свою жену и ее любовников. Но вот как ее звали? И почему я смеялся, расправляясь с ними?..
   Проклятие богов - тяжкое бремя. Помнить о своем преступлении, помнить о великой любви, которая обратилась в великую ненависть, и позабыть даже имя убитой мною женщины... И что еще хуже: из памяти стерто даже мое собственное имя. Боги жестоки и весьма изобретательны в этом.
   Были среди нас и такие, кто помнил свои имена, но забыл о содеянных преступлениях.
   Это тоже было пыткой.
   Кто-то вспоминал одно, другие - иное, но никто из нас не мог рассказать обо всем, даже хотя бы о том, как мы жили на "Драконе-мстителе" до роковой встречи с колдуном.
   Впрочем, я знаю, что меня роднит с Колгрейвом. Мы оба повинны в убийстве. У нас были семьи, а потом не осталось никого.
   Мика тоскливо смотрел на меня, дожидаясь ответа на свой вопрос.
   - Не знаю, Мика. Я сам ничего не понимаю.
   - Слушай, может, это Старик?.. - он опасливо скосил глаза на капитана. Мне не по себе, Лучник. Кто призвал нас обратно?
   - Если бы я знал! Подумать страшно, какая для этого потребовалась Сила и Власть. И какое зло теперь выпущено на свободу...
   Мы подошли к борту, глядя поверх зеленой воды на верхушки двух треугольных парусов. Мика ничем не был занят: он ведает парусами, а они теперь как новенькие. Мой лук тоже пока ждал своего часа.
   - Это не итаскийский галеон, - заметил Мика.
   - Нет. - Я колебался несколько секунд, но все же поделился своими подозрениями. - Быть может, боги забавляются с нашим кораблем, Мика.
   Над носом корабля скользнула чайка, и я залюбовался ее изящным полетом. За ней угловатой тенью метнулась одна из черных птиц.
   - Что если они дают нам еще одну попытку? - тихо добавил я. Несколько секунд он смотрел, как черная птица кружит над чайкой, прижимая ее к воде, а потом возвращается обратно, к темному облаку над кораблем.
   - Ты думаешь, они так великодушны, Лучник? - хмыкнул Мика. - Мы уже растратили попусту все шансы, отпущенные судьбой. А был случай, когда мы не воспользовались таким шансом. Помнишь ту девушку, мы тогда разоряли побережье...
   Он видит удивление в моих глазах и качает головой.
   - Не помню, - говорю я. - Может, мы и не могли этим воспользоваться. Наш корабль... Здесь не только многое забывается. Мы ко всему еще перестали думать, уподобляясь Худому Тору, которому лень пошевелить извилинами. Но с другой стороны, куда исчезли Дуэлянт и Китобой? Ты помнишь, они ведь были нашими друзьями. Сгинули, наверное, во время шторма за день до того, как нас застал врасплох колдун.
   - Угу.
   Мика задумчиво потер лоб, а я пытался сообразить, что означало их загадочное исчезновение. Они были последними, кто непонятным образом покинул корабль, но и до них команда несла непонятные потери... Кто знает, может они удостоились прощения? Все-таки существовала связь между определенного рода поступками и исчезновениями с "Дракона-мстителя".
   Мои воспоминания более или менее надежны лишь до того дня, когда на борту появился Росток. С тех пор исчезло несколько человек, и это не было, не должно быть простым совпадением. Каждый из них был замечен в том, что незадолго до исчезновения совершил нечто воистину хорошее.
   А как Колгрейв топал ногами и орал, брызгая слюной, на Дуэлянта и Китобоя за то, что они не подожгли корабль с женщинами...
   - Дуэлянт говорил, что отсюда должен быть выход. И Толстяк Поппо тоже намекал на это в разговоре с Тором. Думаю, они отыскали выход. И теперь, кажется, я тоже знаю, как убраться отсюда. Мика молча смотрел на меня, а потом спросил:
   - Ты тоже умер в том месте. Лучник?
   - Что? - я досадливо поморщился, он прервал нить моих размышлений. - О чем ты, о каком месте?
   - О туманном море, болван. Там мы встретили самих себя и проиграли битву. Неужели ты и это забыл? Он посмотрел мне в глаза и вздрогнул.
   - Нет, ты не забыл, - протянул Мика.
   По приказу Колгрейва мы нападали на все встречные корабли и, перебив команду, топили суда. В тот день, когда мы выплыли из вязкого тумана на спокойное место, в наших ушах прозвенела мрачная песнь колдуна. Черные птицы уже расселись на мачтах, а прямо по курсу навстречу шел другой корабль.
   Колгрейв, безумный Колгрейв, приказал атаковать. А когда абордажные крючья впились в борта неведомого судна и мы хлынули на его палубы, то обнаружили, что сражаемся со своими двойниками...
   - После того, как мы... ну, сам понимаешь, ты все это время сохранял сознание?
   - Да, - с трудом выдавил я, - сохранял. Каждое проклятое мгновение. Я не мог спать. Не мог пошевелиться или хотя бы сойти с ума. Мика ухмыльнулся:
   - Я иногда гадаю, Лучник, а может, мы не такие уж злобные, какими себя считаем? Или, может, все это притворство? Мы ведь великие притворщики, вся команда "Дракона-мстителя" без изъятий.
   - Не думал, что ты философ.
   - А откуда ты знаешь, кто я такой? Я сам этого не знаю. Не помню. Но я вроде бы стал другим, не тем, кем был до битвы с самим собой... Мне кажется, тогда все догадывались, что к чему. Даже Старик знал, как уйти с корабля.
   - Ты это понял только сейчас?
   - Солнце много раз вставало и садилось, Лучник. Я тоже не спал. И у меня была куча времени, чтобы поразмышлять. А может, и измениться.
   Я повернулся спиной к борту. Команда занималась обычными корабельными делами. Но все выглядели спокойнее, чем мне помнилось. Задумчивее. И двигались они теперь уже не так судорожно.