Кукаркин Евгений. Беженцы

   - Не крутите, лейтенант. Охрану не зря дают. Что вы везете?
   - Музейные ценности, принадлежавшие России. Здесь картины русских художников и утварь.
   - Так, так, так. А что именно, вы не помните?
   Я достаю декларацию, он ее берет и тщательно изучает. Мы молчим.
   - Я многих здесь не знаю авторов, не видел ни полотен. Хотя вот несколько имен слышал, например, академика Никольского и Левченко, где-то мелькали они не раз. А здесь есть даже эскизы Айвазовского. Неплохо. Давайте совершим сделку. Я честно говоря, не хочу обижать русских, покушаться на их национальную гордость, но вы мне подарите два полотна Никольского и все эскизы Айвазовского, а я вам гарантию, что на территории Узбекистана ни один шаромыжник, ни одна блоха к вам не притронется.
   - Какие гарантии?
   - Анна.
   Появилась черноволосая девица с русским лицом и узбекском национальном платье.
   - Принеси чистый лист бумаги и ручку.
   Девица исчезает за занавеской и вскоре приносит то и другое. Узбек пишет записку и подает мне.
   - С этой бумагой, можете ехать через весь Узбекистан.
   - Хорошо, - я беру записку и не вижу на ней ни слова по русски, все закидано арабской вязью,
   - Кто поедет за картинами?
   - Кто привез, тот и отвезет.
   Узбек похлопал в ладошки и тут же появились два лба, что меня привезли.
   - Сейчас вы поедете с лейтенантом и он отдаст вам две картины и несколько листочков акварели. Все привезете сюда и упаси аллах, если хоть один листочек будет испачкан или помят. Понятно?
   - Понятно.
   - Передайте Чурбану, что все в порядке. Пусть отправляет эшелон.
   Они кивают головами.
   Ольга ругает меня во всю.
   - Ну что ты наделал? Как мы теперь отчитаемся за картины?
   - Доехать бы до России, а ты о каких-то картинах
   - Это ни какие-то, это Никольский. Романтик Юга, поэт. А Айвазовский, ты хоть понимаешь кто такой Айвазовский?
   - Оленька, мы сейчас отделались двумя картинками и несколькими листочками акварели, а могли потерять все, даже жизнь.
   Она пристроилась на корточки рядом и прижавшись щекой к плечу, говорит.
   - Я все понимаю, но... жалко.
   Мимо проносятся пески. Состав мотало на давно не ухоженной колее.
   - Скоро граница, опять в Туркмению, - говорю я.
   Ольга прижалась ко мне и молчит.
   На границе опять шмон. Узбеки рьяно проверяют, не провозим ли мы оружие и другие запрещенные вещи. Целый наряд, четыре человека с офицером копаются в вещах несчастных беженцев. Слышны вопли моих боевиков, у них отнимают охотничьи ружья.
   - Но нам даже в Туркмении разрешали их везти, - вопит один из них.
   - Не положено, - сухо отвечает офицер.
   - Коля, сейчас с нами что-то будет, - с ужасом говорит Ольга, - Они сейчас все найдут.
   Наряд подходит к нашему вагону и уже готов залезть внутрь.
   - Капитан, - прошу я, - можно вас на секунду.
   Все недоуменно уставились на меня.
   - Чего надо?
   Я протягиваю ему записку мафиози.
   - Что это?
   Капитан читает шевеля губами. Потом задумчиво смотрит на меня.
   - Декларация в порядке?
   - Да. Везде подписана.
   - На, возьми, - он протягивает мне записку обратно. - Пошли дальше, командует он своей группе.
   Наряд идет к следующему вагону.
   - Неужели пронесло, - слышу шепот Ольги. - Я молилась про себя, бог помог.
   Если бы бог. Помог мафиози.
   Кунград забит эшелонами. Здесь не только беженцы, здесь товарные и пассажирские составы. Кунград последний узбекский город, после которого необходимо сделать колоссальный прыжок через пустыню, топи и степи до казахского города Бейнеу. Здесь нет пограничных нарядов, зато шатается масса мелких банд и группировок. Милиции почти не видно и эти парни шастают от эшелона к эшелону в поисках добычи.
   Максимов пришел ко мне совсем расстроенный.
   - Коля, нам надо уехать от сюда быстрее.
   - Это я слышу в каждом городе, где мы задерживаемся. Так что теперь нас держит?
   - Диспетчер.
   - Чего?
   - Диспетчер. Тот, который распределяет отправление составов в путь.
   - Пойдем туда. Поговорим с ним.
   - Я уже был. Там вооруженная охрана, меня и близко не подпустили.
   - Пошли. Ольга, - обращаюсь в вагон, - оружие у тебя, поняла.
   - Поняла.
   - Подай, пожалуйста, чемодан.
   Она протянула чемодан. Я вытаскиваю на всякий случай пачку денег и пропихиваю в карман.
   - Возьми обратно. - Бросаю ей чемодан.
   - Поосторожней там, - слышу ее голос уже на земле.
   Узбеки в неряшливой одежде, но зато все вооруженные до зубов сидели у двери в кирпичное здание.
   - Сюда нельзя, - встал поперек толстомордый тип.
   - У меня пропуск, - отвечаю я.
   Все охранники смеются.
   - Какой пропуск? Шайтан может быть пропуском, а ты нет.
   - Вот, - протягиваю записку мафиози.
   Лицо толстомордого меняется. Записка проходит по кругу. Все молчат и молчание затягивается.
   - Чего надо? Мы можем помочь, - вдруг говорит один из них.
   - Нужно протолкнуть наш эшелон в Россию.
   - Всего-то. Это мы сейчас сделаем. На, - он протягивает записку, большой человек писал, береги ее. Эй, парни проводите этих... до эшелона и скажите машинисту их поезда, что бы сейчас же отправлялся.
   Сопровождающие- это железнодорожник, которого выпихнули из здания, другой охранник с автоматом за спиной.
   Мы подходим к своему эшелону и вдруг выстрел прогремел, где-то в его в средине. Потом опять. Я бросился на звук. Около моего вагона пусто, народа нет. Зато на земле валяется тип с раскинутыми руками. Несколько парней прячутся за вагонами, злобно глядя на вагон. Я подскакиваю к двери.
   - Ольга, все в порядке?
   В вагоне плачь.
   - Коля, они полезли... я стреляла.
   За моей спиной охранник и железнодорожник.
   - Что здесь происходит?
   Подскакивают несколько прятавшихся парней.
   - Эта... стерва... везет добра, во... Маиса продырявила, когда полез.
   - Твой вагон? - спрашивает меня охранник.
   - Да.
   - Так вот, - обращается он к окружающей шпане, - в вагоне добро нашего уважаемого Раиса. Документ мы проверяли. Если хоть пылинка вывалиться от туда, вам всем конец. Сейчас утащите это дерьмо, - он пихнул ногой в раскинувшуюся личность, - этот поезд я отправляю.
   Лежащего схватили за руки и поволокли. Все разошлись, а охранник с железнодорожником пошли в голову состава. Я заскочил в вагон. Ольгу била истерика.
   - Понимаешь, он лез... я и нажала... он опять... я...
   Она билась лицом в мою грудь. Я прижал ее к себе и девушка понемногу стала затихать. На полу валялся пистолет, он дернулся вместе с составом. Мы тронулись в пробег до Казахстана.
   В Бейнеу дождь. На вокзале пусто, только мокрый красный плакат с белыми буквами бросается в глаза. "Русские- свиньи убирайтесь в свой свинарник". Нас не пытаются задержать и, быстро заменив тепловоз, отправляют в путь. Так мы доехали до Маката, а там, выделив угля, воды и даже кое-что из хлеба и пищи, эшелон погнали в Актюбинск.
   Только в Актюбинске, мы вздохнули свободней. К русским относились доброжелательно Два дня мы отдыхали. Нас кормили из общего котла, мы отмылись в русских банях и вскоре эшелон отправили в Мартук последний казахский город перед русской границей. И тут опять началось.
   Казахская таможенная служба трясла весь эшелон. Они появились и у нашего вагона.
   - Ваши паспорта, - вежливо попросил таможенник.
   - Сейчас.
   Я вываливаю из чемоданчика часть денег на нары, оставшиеся прикрываю документами.
   - Пожалуйста, - протягиваю ему чемоданчик, - здесь декларации, все.
   Таможенник сначала недоуменно смотрит на чемоданчик, потом пристроив его на нашем полу, рассматривает содержимое чемодана, вытаскивает документы и протягивает мне.
   - Это мы все проверили, а остальные документы возьмем с собой для досмотра. Пошли, ребята, дальше.
   Остальные документы были деньгами.
   В нашем вагоне никто не спит. Мы едем по русской земле. Ольга, ее мать, закутанная в платок, и я сидим возле печурки и чокаемся кружками с чаем.
   - За возвращение, - говорит Ольга.
   Горячий чай чуть пахнет мятой.
   - Мы-то проехали, а какого-то им...?
   Женщины понимают про кого я говорю.
   - Как же так, почему все народы сошли с ума? - спрашивает мама Ольги.
   - Не знаю. Мы вместе прошли тяжелую войну, испытали трудности, лишения, нужду, сообща строили каналы, заводы, больницы и здания, влюблялись и ссорились и одним росчерком пера вдруг разделились. Стали чужими и ненужными, оставив тысячами на этих землях, могил с предками. Эта бацилла национализма одним махом вошла в сознание людей. Конечно, виноваты руководители и местные, и Союза, виновата партия, которая разбилась по национальным кустам, виновата система, которая допустила до этого, да бог его знает, кто еще виноват.
   - Ты прав, - вступила в беседу Ольга, - и из-за этого страдают тысячи русских. Мы доехали благодаря сплоченности, благодаря деньгам, умению бороться и постоять за себя, а те... Приедут ободранные, голодные, злые, испоганенные бандитами и хулиганами. Еще неизвестно, как нас примут на родине. Неужели родина не поможет нам?
   - Должна помочь, мы же свои. Русским можно назвать всякого, кто ненавидит национализм. Вся Россия набита разными национальностями и умение жить друг с другом без вражды, это и есть Россия. Вот только здесь, в вагоне, я понял это.
   Мы молчим и смотрим на огонек, пробивающийся из дверцы буржуйки.
   - Коля, мне кажется, я тебя люблю.
   - А мне не кажется... Я очень тебя люблю.
   - Слава богу, - вздыхает мать, - хоть в этой ... непроглядной тьме, двое нашли друг друга. Да чего же вы так сухо, ну поцелуйтесь, что ли?
   В Соль-Илецке русские соскакивали с вагонов и целовали землю. Мы в России. Нас никто не встречал, но мы из маленького листочка, приклеенного к двери, узнали, что комитет по делам беженцев находится в городе и это немного взбодрило нас. Я, Максимов и часть беженцев отправились туда.
   В крохотной комнатке за канцелярским столом сидел старичок.
   - Здесь комитет по делам беженцев? - спросил Максимов.
   - Да. Закройте двери, товарищи, и если можно, по одному.
   - Разбирайтесь в очередь, - просит Максимов, подталкивая толпу к дверям.
   Мы выходим и становимся в очередь по лестнице. Только через пол часа вышел Максимов, весь взмокший с дрожащими руками.
   - Ну что? - бросились все к нему.
   - Эта, сволочь, только собирала данные. Мы в основном заполняли бесчисленные анкеты.
   - А деньги? Помогут разъехаться по России?
   - Денег не дает, говорит их нет и ни кто не дает. Разъехаться помогут, выделив, самым обездоленным только хлеб. Больше ни чего сделать не может.
   - Следующий, - раздался за дверью противный голос старика.
   Очередной беженец пропал за дверью.
   В этом городе мы начали делиться, часть беженцев решила махнуть за Урал. Пока тепловозик расталкивал вагоны, я решил позвонить в Москву. На переговорном пункте мне долго не могли поймать нужный телефон и наконец, я в кабинке.
   - Мне товарища Басманова? - прошу я.
   - Кто говорит? - спрашивает женский голос.
   - Один знакомый. Скажите ему, что это Коля, он давно ждет моего звонка
   На том конце замешательство, шепот, наконец женщина сказала.
   - К сожалению, Басманов Виктор Григорьевич умер... погиб.
   - Как погиб, но у меня же...
   - Ну так погиб... Может вам позвать Самсонова Илью Константиновича?
   - А это кто?
   - Новый начальник.
   - Нет, спасибо.
   Я вешаю трубку. Ох, как это все мне не нравиться.
   - Оля, едем в Москву, - предлагаю ей.
   Она кивает головой.
   - Поехали. Мне все равно куда, лишь бы где-нибудь был свой угол.
   В вагон непрерывно стучат какие-то личности, прося подвезти их до ближайших городов. Я их всех посылаю по дальше. Пришел прощаться Максимов.
   - Коля, прощай. Довези груз до Москвы и сдай его.
   - Хорошо. А вам благополучно доехать до Орловщины.
   - Ты прав, благополучие, ох как сейчас нужно. Слышал, семью беженцев вырезали здесь?
   - Нет. За что их и кто?
   - А вот эти, которые здесь шляются. Попросилась в вагон женщина с ребенком. Ее пустили, а ночью толи она, толи ее друзья, но всех...
   - Какой ужас, - вскрикивает Ольга.
   - Прощайте, ребята. Счастливого вам пути.
   Максимов жмет нам руки и спрыгивает на землю.
   - Если вам негде жить, приезжайте к нам...,- слышим его голос вдали.
   - А, правда, где мы будем жить потом? - спрашивает Ольга.
   - Наверно нам дадут площадь в Москве, - предполагаю я. - Ведь мы столько привезли денег и золота, что в благодарность за это можно даже дать квартиру.
   Мы мечтательно молчим.
   В Москве, как только нас поставили под разгрузку на сортировочной, сразу срываюсь и мчусь в центр столицы в Центробанк.
   Мне долго не могли выдать пропуск, так как я не хотел в бюро пропусков признаваться зачем я здесь. Наконец первый зам, милостиво разрешил поговорить со мной. Худощавый мужчина сидел за громадным столом и горел нетерпением, что бы меня вытурить.
   - Я уже многим говорю, что денег нет. Даже для беженцев из Туркменистана нет денег. Лучше не просите.
   - А я и не прошу.
   - Тогда зачем вы здесь?
   - Я наоборот привез туркменское золото, полторы тонны и несколько миллиардов рублей.
   - Тсс... Молчите. Так это значит сделали вы?
   - Ничего не понимаю. Я привез золото, миллиарды денег наличкой...
   Теперь худощавый мужчина окончательно похудел, лицо его изменилось.
   - Тише, прошу. К сожалению ни центробанк, ни какой другой банк его принять не может.
   - ???
   - Я вам все сейчас объясню. Мы попали в очень сложную международную обстановку. Туркмения объявила, что ее ограбили и требует возврата золота и денег, но так как все страны отказали в наличии на своей земле туркменского золота, то в СНГ уверены, что местная мафия в Туркмении ограбила свою страну.
   - Ну так тихонечко возьмите от меня золото и никто ни о чем не узнает.
   - Вы, с ума сошли, молодой человек. В подвалах центробанка ничего спрятать нельзя. В сейфах частного лица, пожалуйста, но и туда полторы тонны золота впихнуть, невозможно. Везде есть приход, есть расход. Если мы только попробуем нелегально все же положить ваши ценности, то завтра об этом будет известно везде и тогда на нашу страну посыплется столько грязи, что лет через сто не расхлебаться. Это уже политика и здесь пойдет в ход все: и воры, и грабители, и поработители...
   - А как же скрытность вкладов и...
   - Скрытность для вкладчиков. Вы как наивный ребенок, привезли украденное у другого государства золото и теперь предлагаете ворованное нам. Знаете, что сейчас везде твориться? Десятки мафиозных и бандитских группировок, после сообщения правительства Туркмении о пропаже золота и денег, бросились его разыскивать. Вас ищут. Понимаете.
   - Так вы возьмете от меня все-таки золото и деньги?
   - Нет.
   - Так что же мне тогда делать?
   - Как можно быстрей удирать от сюда и подальше. Если наша мафия узнает, что за груз у вас, вас в порошок сотрут. Кстати, вы никому здесь не говорили, что привезли?
   - Нет.
   - Тогда уматывайтесь из Москвы и ни слова, и ни чего не предлагайте ни кому.
   - У меня же музейные ценности их тоже надо сдать...
   - Молодой человек, вы жить хотите? Если хотите, то убирайтесь куда-нибудь в глушь со своим золотом, музейными ценностями и закапайте все это. Молчите обо всем до конца своих дней. А сейчас до свидания.
   Он навязывает мне свою ладонь.
   Я вышел из банка как оплеванный. Столько мук, столько страданий и все напрасно. Примчался на сортировочную.
   - Где машины? - нетерпеливо спрашивает Ольга.
   - Их не будет.
   Я рассказываю все. Ольга в ужасе.
   - Что же нам делать? Меня так там уверяли, что России нужны деньги и золото и вот пожалуйста.
   - Сейчас я переоформлю документы и мы поедем в Ленинградскую область, там Агарлыков дал адрес друга и гарантию, что многие деревни пустуют, так что поселиться можно. Не век же мотаться по железным дорогам. Согласна?
   Ей уже все равно. Ольга и мать так измучились в этой поездке, что им все безразлично.
   Прямо в Москве мне удалось по телефону связаться с другом Агарлыкова и тот согласился помочь.
   С помощью денег и ругани наш многострадальный вагон прикатил к самому красивому месту в области к западному побережью Ладоги, где действительно были деревни с пустовавшими домами. Три грузовые машины вывозили барахло, музейные ценности и ящики с золотом. Тридцать ящиков по пятьдесят килограмм и железный ящик с деньгами переехали в гигантскую избу. Я заплатил в сельсовете ящиком водки за право обладания этим домом и землей к нему. Долго не знал куда деть золото, но потом поставив ящики торцом по пятнадцать штук и получил две переборки-стенки, разделив в избе две больших комнаты. Купил машину вагонки и все стенки внутри избы и снаружи обшил деревом. Теперь внутри красиво и тепло. До самой зимы, мы приводили дом и участок в порядок. Покрыли железом крышу, купили машину-козла, подновили заборы, благо денег много. Получилась не изба, а музей. Зато живем в России, да еще со стенами из золота. Ольга планирует на следующий год построить кирпичный коттедж с маленькой котельной для обогрева дома и хозяйственные пристройки с гаражом и хлевом для скота и птицы.
   Ольга довольна. Все-таки мы на родине и имеем свой дом. А какого тем, русским, которые остались в этих националистических странах СНГ.