Кукаркин Евгений. Беженцы

Кукаркин Евгений

Беженцы

   Евгений Кукаркин
   Беженцы
   Если бы не это сраное слово "перестройка", может быть Союз и не развалился и было бы в стране больше порядка. Когда в нашей чайхане, вдруг Ибрагим, отъявленный бездельник, плут и мошенник заявляет, что его родину закабалили русские, а бедные туркмены стали их прислужниками, то я не стерпел и врезал ему по роже. И что же... Окружающие туркмены стали возмущаться и пообещали мне отомстить, а русские пьянчуги ругали за "национализм". Наши-то хороши, как будто не видят, что вокруг происходит. Русских везде стали задирать, травить, грабить и даже убивать, а они как овечки. А эти... даже защищают их.
   Мой начальник, старый друг семьи, Агарлыков, вызвал к себе.
   - Коля, хочу поговорить с тобой серьезно. Тобой не довольны наверху, начальство при твоем упоминании прямо взрывается. Утихомирился бы ты, что ли?
   - Что я такое совершил?
   - Ты слишком много говоришь, распускаешь руки. Что ты там натворил в чайхане?
   - Уже известно? Ну, дал Ибрагиму по роже за то, что он ругал русских.
   - Промолчать не смог? На тебе же форма. Тебя не избили, потому что ты власть. Был бы ты каким-нибудь задрипанным Колькой, давно бы валялся в больнице с переломанными костями.
   - Так что, если нас ругают, так и заступиться нельзя?
   - Можно, только не рукоприкладством.
   Я покачал головой.
   - Слушай, Шарафыч, ты мне можешь сказать, что происходит? Неужели ты не видишь, что национал патриоты баламутят народ и натравливают их на русских. Неделю назад убили зампреда Ковригина, капитана Козырева и его семью вырезали позавчера в их доме, а бесконечные избиения русских парней, изнасилование девчат, битье окон и грабежи в русских домах и квартирах, это тебе ничего не говорит.
   Агарлыков нервно теребит ручку.
   - Вижу, Коля, все вижу и хочу вам помочь. Тебе тоже хочу помочь, как-никак мы с твоим отцом 20 лет росли и служили вместе и только его смерть прервала нашу дружбу. Прошу тебя, Коля, пока ты со мной, я тебя прикрою, но если ты будешь все больше и больше попадать вот в такие переделки, тебя вытурят из отряда. А там..., я тебе помочь ни чем не могу.
   - Спасибо тебе, Шарафыч, но мой отец всегда ненавидел национализм, а я его сын.
   Днем объявили всему отряду тревогу. Мы заскочили в машины и помчались в западный район города, где в основном жили русские и украинцы. Толпа туркмен, человек 700-800, вооруженная камнями и палками, шла громить инородцев. Это было первое открытое выступление националистов в городе. Прикрывшись щитами, первую линию задержки составила местная милиция, мы же, вооруженные автоматами, прикрываем их сзади.
   Застучали о щиты камни и бутылки, первые палки и прутья замелькали над редкой цепочкой в мундирах людей. Милиция откатывалась к нам.
   - Внимание, - командую я, - приготовить оружие. Всем, по моей команде, стрелять в воздух. У кого есть газовые ружья, обстрелять толпу.
   Оставляя дымные хвосты, газовые пули врезаются в орущую массу людей. Там вой и шум, люди шарахаются и толпа отходит, но злости судя по всему в ней прибавилось. Заметно увеличилось количество нападавших. За нашей спиной тоже скапливаются группы хулиганов. Я заметил во главе нападавших Ибрагима, который орал парням призывы, подбадривая их к наступлению. Начался новый штурм и тут редкая цепочка милиционеров растворилась в бурлящей массе и перед нами оказались разъяренные люди.
   - Внимание. Огонь, пли!
   Хрустнул неровный грохот выстрелов. Все от нас отпрянули, часть людей побежала назад.
   - Куда? - вопит Ибрагим.- Они в нас стрелять не будут. Это свои, там наши ребята, они не будут стрелять в своих. Только русские офицеры-свиньи хотят их столкнуть с нами лбами, но ничего из этого не выйдет. Вперед.
   Ибрагим идет впереди и ведет за собой наиболее отчаянных. Не доходя метров десять он останавливается.
   - Солдаты, - орет он. - Я туркмен и вы туркмены, неужели вы решитесь стрелять в нас, своих кровных братьев.
   - Ибрагим,- подаю голос я, - зачем пачкаешь гордое имя туркмена, ты же бандит и идешь грабить и убивать безвинных людей. Хочешь сделать всех такими? Ни я, ни мои товарищи, туркмены, русские, украинцы, казахи, не позволят тебе этого сделать. Лучше уходи.
   - Вы слышите русский голос. Смотрите, это офицер. Везде засилье этими лицемерными личностями и все на командных постах. Кто нами руководит? Вот эта банда инородцев. Выгоним их с нашей земли. Вперед ребята.
   Они пошли, но не очень резво и когда прошли первые пять шагов, я опять приказал.
   - Внимание, огонь..., пли!
   Веер смерти прошелся над головами отчаянных. Все бросились бежать, а Ибрагим подломился в коленях и рухнул на асфальт, среди разбросанных камней и палок. На его лбу красовалась рваная темно-красная дырка.
   - Кто стрелял в него?
   Но мои молчали. Сейчас некогда было проводить расследование.
   - Всем вперед. Гнать этих сволочей, не дать им опомниться, бить прикладами и стрелять над головами.
   Мы шли цепочкой рассеивая, обезумевших от страха людей.
   Агарлыков не смотрел мне в лицо. Он молча протянул бумагу.
   - Тебя приказано уволить.
   - Но я приказал стрелять над головами. Мы не хотели никого убивать.
   - Коля, нужен был повод, что бы тебя убрать. Убирают всех русских начальников. Не ты первый, не ты последний.
   - Куда же мне теперь?
   - Коля, поезжай в Россию. Судя по всему, здесь будет разгул. На наш народ наступает безумие. Я не знаю как вам помочь, когда даже на верху идет вакханалия. Поезжай, прошу.
   - Прощай, Шарафыч. Я подумаю над твоим советом.
   В моей уютной квартирке запустение. Я только проснулся, когда раздался звонок в дверь. Перепуганный сосед стоял на пороге.
   - Коля, беда. Сегодня туркмены хоронят своего убитого бандита, а после обещают пойти на наши кварталы и устроить погром.
   - От куда узнали?
   - К нам молоко каждое утро приносит туркменка. Говорит там даже оружие имеется.
   - Вот черт. Ладно, я сейчас позвоню кой-куда.
   Я набираю номер телефона Агарлыкова. На мое счастье он в кабинете.
   - Шарафыч, это я Коля. Здравствуй. По моим сведеньям, туркмены намечают сегодня погром наших кварталов. Ты в курсе дела?
   Трубка дышит горлом Шарафыча и молчит.
   - Ты меня слышишь?
   - Слышу. Не глухой. Я все знаю, но я получил приказ сверху, не вмешиваться.
   - Да ты...
   - Не шуми. Одно тебе могу сказать. Пойди на Первомайскую улицу, дом 10, там живет Максимов Игорь Андреевич. Скажи, что ты от меня и посоветуйтесь, что можно сделать.
   - Сделать нужно одно, дать отпор хулиганам.
   - Вот и дайте отпор. Я тоже здесь организую порядочных туркмен вам в помощь. Ты меня извини, но мне некогда, так что иди пока к Максимову.
   Максимов оказался крепким стариком. Он открыл мне дверь и застыл на пороге не пропуская в дом.
   - Что надо.
   - Я от Агарлыкова. Он прислал меня к вам.
   - Зачем?
   - Что бы предупредить о погромах со стороны хулиганов.
   - А вы кто?
   Я был командиром взвода ОМОНА. Позавчера, мы разогнали мерзавцев и при этом кто-то убил их главаря. Меня за это выгнали.
   - Так, так. Значит сам виновник происшествия. Ну что же заходи.
   Мы входим в квартиру и тут я вижу, что порядка десяти мужиков сидят в комнате и настороженно глядят на меня.
   - Это от Агарлыкова,- представляет меня Максимов. - Бывший командир взвода ОМОНА, который разогнал хулиганов вчера.
   Мужики сразу отошли и дружно закивали головами.
   - Так что нам предлагает Агарлыков?- задает мне вопрос один из гостей.
   - От говорит, что получил приказ не вмешиваться в действия бандитов и предлагает организоваться самим и дать отпор. Обещал прислать в поддержку кое-кого из туркмен.
   Все сразу заговорили. А один дотошный сразу атаковал меня.
   - Хорошо вам говорить, дать отпор. Вы с оружием в руках с трудом могли разогнать эту сволочь, а нам безоружным, что делать? К тому же они милицию разоружили, наверняка стрелять будут.
   - Вооружаться. Надо тоже вооружаться.
   Сразу наступила тишина. Потом Максимов спросил.
   - Как?
   - Походить по квартирам, собрать охотничьи ружья. Кроме этого, считаю нам надо действовать быстрей чем туркмены. Сейчас подобрать парней, несколько человек, и захватить тир, за городом. Там мелкокалиберных винтовок штук двадцать, а патронов- горы. Из этого создать вооруженный отряд.
   - Возьмешься за это? Я ребят дам, - говорит Максимов.
   - Возьмусь.
   - Тогда вот что. Я обращаюсь ко всем. Главные улицы мы перегородим. Мобилизуем всех мужчин и женщин. Создадим отряды самообороны и организуем посты наблюдения на всех боковых улицах. Ты, Парамоша, собери мальчишек и пусть они предупредят всех русских, украинцев и других, что живут не в нашем района, что бы те с семьями шли к нам и как можно быстрее.
   - Хорошо.
   - Тогда все по местам. А ты, - он ткнул пальцем на меня, - погоди. Тебя как звать?
   - Николай.
   - Вот что, Коля. Хоть мы и вооружаемся, но с оружием баловаться нельзя. Мы здесь друг другу сегодня кровь пустим, а завтра, воспользовавшись этим на нас напустят всю вооруженную срань, от ОМОНА до охранных отрядов.
   - Так что же, только прикладами биться?
   - Нет. Первым не лезть и как можно меньше убитых.
   - Коля, никак ты? - спросил меня милиционер охранявший тир.
   Он увидел меня в глазок двери.
   - Я, пропусти, пожалуйста.
   Стучат запоры и дверь приоткрылась.
   - Чего тебе?
   Я рванул его за ремни и выбросил в коридор.
   - Ты меня прости, но нам надо оружие.
   Парни уже вбегали в помещения. Я выдернул из кобуры милиционера пистолет с обоймой и сунул к себе в карман.
   - Тебе попадет, Коля. Лучше верни.
   - Там твои соплеменники собираются резать наших женщин и детей, я не могу этого допустить. Ты прости, что это сделал, но другого выхода не вижу.
   Он молчит. Меня позвали внутрь. Большая, обитая железом дверь, за которой находилось оружие не поддавалась взлому, пудовый замок с печатями преграждал путь.
   - А ну-ка все в сторону.
   Я вытащил пистолет милиционера и выстрелил два раза в дырку замка. Дужка выскочила и замок упал. Ребята раскрыли двери и ахнули. Помимо мелкокалиберных винтовок на стеллажах лежали пистолеты и пять автоматов АК.
   - Все в машину и быстрее.
   Сорок молодых парней составляли мой отряд. По мимо этого вокруг нас вертелось десятка два пожилых мужчин с охотничьими ружьями и до десятка мальчишек, всегда готовых услужить.
   К 14 часам, разнесся вопль дозорных: "Идут".
   - Ну, Коля, - Максимов хлопнул меня по плечу, - давай. На твоих ребят только надежда.
   - Игорь Андреевич, возьмите у меня стариков с ружьями. Если они попытаются прорваться в тыл, то этот резерв пригодиться.
   - Хорошо, - Максимов кивает головой.
   Я вывожу своих вперед, метров сто от баррикады и вытянув в цепь, занимаю улицу. И вот показались они... Бесконечное море голов, шум и вой. Впереди заводилы, главари и даже мулла, а за ними озверевшие лица с палками, прутьями, факелами и камнями.
   - Первый залп выше голов, - командую я, - если не отреагируют, следующий прицельно. Если они будут стрелять, цепочку разорвать и прижаться к зданию. Автоматчикам стрелять по моей отдельной команде.
   Я выхожу на два шага из цепочки бойцов и поднимаю руку. Толпа неуверенно останавливается.
   - Слушайте меня, - надрываю глотку, - раньше мы были с вами братьями. Какие-то подонки, попытались вбить между нами клин...
   - Бейте его. Не слушайте, правоверные...,- первым перебил меня мулла.
   - Мы будем стрелять...
   - Мы сами будем стрелять. Дайте ему, - завопил другой голос.
   В меня градом посыпались камни. Я пытаюсь увернуться, но несколько все же врезались в тело. Отбегаю к своей цепи.
   - Внимание. Огонь, пли!
   Залп прогремел не очень шумно. Мелкашки издают мало шума при выстреле. В ответ прогремели разрозненные выстрелы из толпы и очереди нескольких автоматов.. Кто-то из нашей цепочки упал. Пуля сбила с меня берет.
   - Всем к зданию. Огонь!
   Цепь разрывается на две части, мы подхватываем раненых и, по всей видимости, убитых, лежащих неподвижно ребят и прижимаемся к зданиям. Начинает беспорядочную стрельбу. Несколько наступавших упало. Остальные с ревом понеслись на нас.
   - Автоматчики, огонь!
   Пять автоматов затрещали, выбрасывая смерть. Я прицелился из пистолета в чалму муллы и нажал курок. Чалма провалилась среди людей. Теперь нападавшие понеслись обратно, оставляя тела на асфальте. Вскоре улица опустела.
   - Всем назад. Подобрать раненых и убитых.
   Мы перебежками уходим к баррикаде, где нас встречает встревоженный Максимов.
   - Что ты наделал?
   - Все что мог. Если бы они нас смяли, вас бы не было тоже. Сейчас надо усилить посты, они теперь будут подло нападать из всех подворотен.
   - Боже, что мы наделали?
   - Не нойте. Посмотрите у нас тоже есть раненые и убитые. Все уважают силу. Зато мы спасли, посмотрите сколько народа.
   За баррикадами среди мужчин мелькали женщины и дети.
   Весь день мы лупили мелкие отчаянные группы смельчаков, пытавшиеся пробиться к нам в тыл, а утром к баррикаде подошел мой бывший ОМОН. Впереди стоял уже незнакомый мне офицер.
   - Ей, кто старший, выйдите.
   - Иди, - сказал мне Максимов.
   Я вышел к офицеру.
   - Правительство и общественность страны обеспокоено событиями в нашем городе, поэтому нам приказано остановить кровопролитие, разместится между вами и остальной частью города. Сегодня прибывает правительственная комиссия и какая-то военная часть. Мы вам предлагаем не совершать до их прибытия вылазки и больше не создавать конфликтных ситуаций.
   - Вы предупредили тех...
   - Да, с ними говорили тоже. Завтра похороны погибших в этой бессмысленной драке.. Погиб мулла и много безвинных людей. Больницы переполнены ранеными. Но они обещали больше не выступать.
   - Хорошо. Я принял к сведению ваше сообщение. У нас тоже есть погибшие и раненые, нам бы их тоже надо похоронить, но к сожалению кладбище одно. Как нам поступить?
   - После решения комиссии.
   - Не могли бы вы прислать нам несколько врачей и медикаменты?
   - Постараюсь. Сейчас свяжусь с командованием.
   В комиссии одни туркмены. Меня допрашивают с пристрастием, пытаясь доказать, что во всем виноват я.
   - Во время первого выступления народных масс, вы дали приказ стрелять в людей?
   - Нет, вам каждый солдат моего отряда может подтвердить, что я приказал стрелять в воздух.
   - Так кто же стрелял в Ибрагима?
   - Сами туркмены из толпы. Я военный и знаю, что у Ибрагима ровное входное отверстие пули на затылке и рваная выходная рана на лбу. Можете проверить это или спросить у экспертов. Кто-то из заводил хотел уж слишком обострить обстановку в городе.
   - Но это только ваше предположение. Однако во второй раз, вы все же приказали стрелять в людей?
   - Да. Когда, как вы говорите, народные массы стали стрелять в нас и среди наших парней появились первые убитые и раненые, я приказал стрелять.
   - По нашим данным, вы совершили разбойное нападение на тир. Избили милиционера и разграбили оружие.
   - У вас не точные данные. Мы изъяли оружие, что бы оборонять мирное население. Если бы этого не сделали, то крови здесь было бы столько, что не дай бог, возникли международные осложнения.
   Они смотрели на меня постными, ничего не выражавшими лицами. Задав еще десяток никчемных вопросов, меня отпустили.
   Решение комиссии, после переговоров с Максимовым и другими лидерами русской диаспоры было весьма мягким. Нам предложили сдать стащенное в тире оружие, гарантировать судебное не преследование тем, кто участвовал в беспорядках, ввести на первое время в город воинские подразделения, что бы утихомирить стороны и... помочь уехать желающим на родину.
   Ко мне домой пришел Максимов и какой-то хорошо одетый русский.
   - Коля, мы к тебе пришли с одним серьезным делом, - начал Максимов. Как ты смотришь, если мы отправим тебя на родину.
   - Никак. Мои корни здесь, здесь похоронен отец, мать, а там ехать не к кому.
   - И все же надо, что бы ты поехал на родину. Отъезжают почти все семьи, здесь оставшимся жить будет невозможно. Уже сейчас, несмотря на кажущийся мир, началась дискриминация, русским не продают хлеб, прячут от них продовольственные товары , поджигают дачи, пакостят во всю.
   - Скажите точно. Вы что-то хотите от меня?
   - Хотим. Хотим, что бы ты поехал на родину и повез с собой груз, весьма важный груз. Среди эшелона беженцев должен быть неприметный вагон, с твоим барахлом.
   - Но у меня его нет.
   - Будет. Вот этот товарищ тебе обеспечит груз.
   Максимов кивает на незнакомца.
   - Это ваши вещи? - спрашиваю я.
   - Нет, это вещи России. Вагон тебе представим, декларацию тоже. Дадим одного помощника, что бы все было в натуре, беженец и все тут. Как приедешь в Москву, свяжешься по телефону, который тебе дам, с нужными товарищами и передашь груз.
   - Веселенькая работа.
   - Надо сделать, Коля. Надо. Это требует родина, - уже просит Максимов.
   - Хорошо, я еду.
   Теперь незнакомец обращается к Максимову.
   - Все о чем мы здесь говорили должно быть нашей тайной. Чтобы у вас было меньше неприятностей в пути, мы вам подкинем деньги. Сейчас вам что-нибудь нужно?
   - Нам как раз денег и не хватает. Десятка три семей не могут выехать из-за того что не могут купить вагоны.
   - А сколько просят?
   - Два миллиона за скотский товарняг.
   - Мда... Неплохо наживаются. Я вам дам эти недостающие деньги и еще дополнительно на непредвидимые расходы. Если спросят свои же, откуда взяли, отвечайте, что выделил профсоюз местного завода.
   - Я понял.
   Незнакомец долго трясет на прощание мою руку.
   - Приложите максимум усилия, но довезите до Москвы груз. Счастливого пути.
   Меня вызвал к себе по телефону Агарлыков. Я одел свою старую форму ОМОНовца и смело пошел в город.
   - Коля, слышал уезжаешь на родину?
   - Да, Шарафыч.
   - Все у нас получилось нехорошо. Я чувствую себя виноватым перед твоим народом и мне очень стыдно за своих. Бацилла национализма пролезла в головы молодежи и потом мы еще будем пожинать горькие плоды.
   - Не переживай, Шарафыч. Все встанет на свои места. Правда, пока мы вернемся к нормальным отношениям, за это время глупо будут гибнуть безвинные люди, выльются на наши головы потоки грязи и недоверия, но Россия останется могучей и мы по прежнему останемся интернационалистами и вашими друзьями.
   - Это будет потом, а пока в знак памяти твоего отца прими от меня подарок.
   Агарлыков вытаскивает из стола сверток и достает из него пистолет ТТ с двумя обоймами.
   - Это оружие твоего отца. Я взял его из архива. Вот тебе документы на право ношения пистолета.
   - Но здесь печать старого СССР? Этот документ действителен?
   - Бланков других нет, Коля. Это даже к лучшему. Ты должен пройти четыре границы и в случае чего заявишь, что получил его в старое время.
   - Думаешь поможет? Не отберут?
   - Черт его знает. Еще вот что. Под Ленинградом у меня есть хорошие знакомые. Возьми их телефон и адрес. Они не раз мне говорили, что в их районе есть пустые деревни и они рады буду помочь тем беженцам, которые не имеют корней в России. Если не устроишься в городе, что бы не маяться, поезжай туда. Они уже дали добро.
   - Спасибо, Шарафыч.
   - Не за что.
   Он поднимается из-за стола и прижимает меня к своей груди.
   - Прощай, сынок. Может мы увидимся еще перед отъездом.
   На аппарели суета. К телячьим вагонам подъезжают телеги и грузовые машины с вещами. Кругом снует народ, кудахчут куры, визжат свиньи, сплошной гул от криков и шума машин. Почти сто семей пытаются затолкнуть пожитки в эти вонючие вагоны для скота. Через толпу проталкивается светлая "Волга". Она подползает к концу аппарели и из нее выходит тот самый мужик, что навязывал мне вагон с Максимовым, у него в руках чемоданчик.
   - Здравствуйте, - обращается он ко мне. - Приехал вас проводить.
   - Здравствуйте. Так где вагон?
   - Вот он.
   Действительно из-за большого пакгауза выползает такой же как и все вагон для скота, толкаемый допотопным паровозиком "овечкой". В раскрытых дверях высокая девица и женщина.
   - Вот вам и напарник, Оля со своей матерью.
   - Но ведь это...
   - Женщина, хотите сказать. Да, так надо. Лучше пусть будут женщины, что бы к вам меньше всего придирались. Двое мужчин вызовут подозрения. Возьмите чемоданчик, в нем проездные документы и русские деньги... Что бы вас меньше проверяли, не скупитесь, платите.
   Вагон лязгнул, прицепившись к составу. Девушка соскакивает на землю и идет к нам.
   - Товарищ полк...
   - Тише ты. Вот тебе напарник. Звать Николай, лейтенант, холостой, будет тебя охранять. Не вздумай ершиться, если все сорвешь, я тебе сам голову оторву.
   - Да я ничего...
   - Я тебе уже говорил, ее звать Оля, - уже обращается ко мне мужик. построже с ней. Все друзья, ни пуха вам, ни пера.
   - К черту, - дружно послали мы его.
   Мужик уехал.
   - Где ваши вещи? - спросила Ольга.
   - Вот, два чемодана и чемоданчик.
   - Это всего-то?
   - Больше не нажил.
   - Давайте я вам помогу.
   - Не надо, сам.
   На ветку прибыли ОМОН овцы и солдаты. Прикатил в газике Агарлыков. Я попросил Ольгу не выскакивать из вагона, а сам пошел к газику.
   - Что происходит, Шарафыч?
   - Вам хотят закатить веселые проводы. Там вдоль ветки собираются националисты. Мы прикроем вас со стороны города и чуть оттесним их от дороги. Тебе надо обойти все вагоны и предупредить людей о том, что как только состав тронется, все должны задвинуть двери и захлопнуть форточки. Мало ли какую пакость подбросить могут.
   - Хорошо, Шарафыч.
   - И еще. Не будьте раззявами в пути. Сколотите комитет, организуйте круглосуточную охрану. Вам еще достанется в пути. Где Максимов?
   - Вон там.
   - Я к нему.
   Я обхожу вагоны, переписываю хозяев и предупреждаю каждого, о возможной провокации. Некоторые нервные сограждане тут же начинают принимать меры, замуровывая себя в глухие клетки на колесах. Наши вагоны все время распихивают, подталкивая к аппарели новые пустые, а из заполненных, формируют состав. Мой вагон затесался где-то по средине. Часа через четыре состав готов. Меня находит Максимов.
   - Коля, списки у тебя?
   Я протягиваю ему бумагу. Он изучает ее.
   - Сто семь семей. 351 человек. Себя-то внес?
   - Нет, но я сейчас. Я еще не узнал фамилию моей попутчицы.
   - Давай быстро. Я тебя жду.
   Я помчался к своему вагону. Рядом с нашими дверями стояло несколько парней и болтало с Ольгой, которая опершись на доску, перекинутую поперек двери, мило улыбалась.
   - А ну все по местам, - рявкнул я.
   - Ну вот, допрыгались, мой охранник пришел, - весело ухмыльнулась Ольга.
   Парни неохотно расходятся.
   - Ты что здесь митинг устраиваешь?
   - Они сами собрались вокруг меня. Я их не приглашала.
   - Не хватало только, чтобы ты их пригласила. Мне нужна твоя фамилия.
   Игнатьева Ольга Арсентьевна. Маму тоже давать?
   - Давай.
   Она диктует фамилию мамы.
   - Что делать-то сейчас?
   - Карауль шмотки. Из вагона не на шаг.
   - Слушаюсь, товарищ начальник.
   Я пришел к Максимову и передал последние три фамилии.
   - Сейчас привезут питьевые бачки, нужно всем раздать, заполнить здесь водой и предупредить людей, что бы набрали воду во все емкости, через пустыню едем. В Мары нам выдадут уголь, а пока буржуйки пусть топят деревом. Я уже послал парней, разломать вон те два туалета и развалившийся сарай.
   - Не рано?
   - Нет. Агарлыков просил быстрей уезжать, там в городе, хулиганы уже подожгли несколько домов беженцев и теперь он боится, как бы они не прорвались сюда. Вон уже и тепловоз подходит.
   Вместе с тепловозом к аппарели подъехал допотопный грузовик с питьевыми бачками. Все бегут к нему, бачки разбирают и потом несутся к водяному рукаву, который хлещет во все стороны воду, разливая ручейки на путях.
   - Иди возьми бачок, - говорит Максимов.
   Я подхожу к машине, забираю бачок и набрав воды, подхожу к своему вагону. Ольга по прежнему стоит, облокотившись на доску, и ехидно улыбается.
   - Пока, ты ходил где-то, мне уже притащили питьевой бачок с водой.
   - Хорошо, будет два.
   Я бросаю к ее ногам бачок и вода расплескавшись, заливает ей ноги.
   - Поосторожней.
   - Стараюсь.
   - По вагонам, - стали кричать люди.
   Все заметались. С путей стал быстро исчезать народ, только рукав гнал воду на рельсы. На аппарели стоял Агарлыков и махал рукой. Вагон дернулся. Я залез в него и стал задвигать двери.
   - Что ты делаешь? Маме будет плохо, ей и так не хватает воздуха.
   - Молчи, так надо.
   Я захлопываю двери. По вещам, накрытым чехлами, пробираюсь к форточкам и закрываю лючки.
   - Иди сюда, - командую Ольге.
   Она пробирается к щели форточки, которую я придерживаю на проволоке.
   - Теперь смотри.
   Состав медленно выползает на центральную ветку железной дороги. Как только мы проехали в пригород, то вдоль полотна увидели бесящуюся толпу народа. Первые глухие удары донеслись до нас. В вагоны летели камни, бутылки, тухлые яйца и помидоры. От куда-то раздалось несколько выстрелов. Забарабанило и по нашим стенкам. Ольга прижалась ко мне и спрятала голову под мышку. Шабаш длился долго. Один камень угодил в форточку и чуть не вырвал ее у меня из рук. Вой и улюлюканье стояли вокруг. Под этот дикий аккомпанемент, мы проехали пригород и я увидел несколько туркменских всадников, которые грозили нам нагайками. Потом пропали и они. Со всех сторон однообразно глядели пески. Теперь все стихло, можно открывать двери.
   - Ольга, посмотри маму. Как там она?
   Ольга отползла от меня и пошла к маме. Они заговорили. Я протиснулся к двери и отодвинул ее. Состав ожил, кто-то из соседей помахал мне рукой. Мы начали поход на родину.