Страница:
Слабо загорается пламя свечи. Еще одно, еще. Теплый свет разливается все шире, вот он коснулся лиц людей, ласкает стены. Кто жил здесь? О чем думал? Почему ушел? Когда в последний раз собирались здесь за столом люди, ели, смеялись? Что помнят эти стены?
В печи все сильней трещит и пылает. Тепло заполняет избу, сливается со светом свечей. Стол застилаем бумагой, уставляем нехитрой снедью. Голоса все громче. Суета, топот, гомон. Гремит посуда. Дымящиеся котлы с пищей и душистым чаем водружаются на стол. Придвинуты скамьи - приглашать никого не надо, каждый садится на свое место. Шутки, смех, сигаретный дым. Под обильные комментарии черпак, как маятник, раскачивается от котла к мискам, до краев наполняя их грубым мужским варевом - все будет съедено. Простота и безыскусность обстановки расковывают: тепло, возня, шутки, смех и дружелюбие заполняют домик до последнего закутка, как теплая, освещенная и насыщенная жизнью вода - аквариум. Какое нам дело до того, что снаружи!
Древний благодатный напиток из заветной фляжки с бульканьем выплескивается в подставленные железные и алюминиевые кружки - сегодня можно. Оживление возрастает.
- Дав-нень-ко я не брал в руки шашек, - с расстановкой произносит кто-то из остряков, ставя жестяной сосуд на стол.
- Знаем мы вас, как вы плохо играете, - с расстановкой же добавляет другой, придвигая к себе лук, хлеб и сало.
- Давненько я...
- Знаем мы вас.
Жесть с грохотом сдвигается. Тост за удачу, за дружбу. Аппетит отличный, слова "дай" и "добавь" звучат чаще других. Ложки снуют как челноки. Наконец, насыщаемся.
Веселье, вино и пища сделали свое дело: мышцы еще ноют от работы м ходьбы, но мы вновь сильны, напряжение спало. Смакуем чай, и постепенно гомон утихает. Мы припоминаем дневные события, вновь переживаем их, оцениваем. Мысль, как фонарик, как гонец, то и дело засылается нами во внешний мир, который сейчас, в наших воспоминаниях, все еще дневной: он солоноватый от пота, мозолистый, врезающийся лямками в плечи и усталостью - в ноги, он такой болотистый, туманный, травянистый и пахучий...
В молчащей ночи по огромному радиусу циркуль мысли чертит размашистую кривую вокруг центра - домика, поочередно касаясь озер, болот и тропинок, где мы сегодня были. Но вот мысль уже обособилась, она живет сама по себе. Вот она замедляет ход и, все еще мчась по кругу, начинает приближаться, приближаться... И радиус превращается в спираль. Светлячок мысли еще несется, но мрак и холод все тесней обступают его, поглощают, и он постепенно меркнет. В молчании спираль сжимается, скручивается все плотней. Что стягивает ее? Что? И сидящие у свечей, отгородившиеся от ночи, звезд, тишины и холода вновь начинают догадываться - что.
Шнур. Да, да, шнур, протянувшийся от этих самых звезд сто лет назад сюда, к сердцу России Шнур, разметавший деревню и ее огоньки. Но собравший здесь нас Зажегший три свечи.
Светляк мысли уже на излете, уже близко, и мы знаем, где он сейчас упадет. Одинокий домик на темной земле под звездами. В ста метрах от кратера. Свет свечей из окон. Овладевшая всеми мысль. Искра ползет в ноющей, звенящей, замершей от ожидания тишине Кратер. Искорка падает, падает . Она погружается и тает в бездонной, вязкой, темной, глухой тишине. Тишине Тайны.
И бормочущее молчание ночи проникает сквозь стены, заполняет дом, нас, растворяет в себе все, и его черное покрывало простирается властно и мощно вширь и вглубь, усыпляя людей в несуществующих для нас городах и селениях, гася их огни.
Горят лишь звезды и свечи.
9
Попробуйте в ученом обществе заикнуться о том, что знаете расположение еще одной магнитной аномалии типа Курской, и после первой волны недоверия вы найдете кучу помощников: одни будут движимы стремлением помочь Отечеству, другие - защитить диссертацию, третьи - получить Государственную премию. Но скажите, что имеете данные о предполагаемой аномальной зоне с неизвестным характером аномалий, и от избытка помощников страдать не будете.
После первых страшных атак на аномальщиков это научное движение в СССР было почти задавлено. Но политика не могла задавить Природу. И постепенно проводилось полулегально-полуподвально все большее количество разного рода симпозиумов и конференций по проблеме АЯ. В сентябре 1987 года мне впервые удалось побывать на одном из таких совещаний в Петрозаводске. Непосредственное общение с учеными, ознакомление с результатами их работ поддало жару и нашей деятельности в Ярославле. Созданная в 1984 году Группа по изучению АЯ постепенно набирала силу. Не имея практически никакой поддержки со стороны, мы могли работать лишь наращивая количество членов Группы: чем больше нас было, тем большее число людей подключалось к работе. Начав с восьми человек, через 7 лет мы имели 600. Учиться было негде, и научные симпозиумы стали нашей школой: после каждого симпозиума, на котором нам доводилось побывать, проводились занятия в Группе. По мере того, как рос уровень наших знаний, увеличивалась и ширина пропасти между нами и теми, кто мыслил "как положено". Ученые-аномальщики нарабатывали ценнейшие догадки, гипотезы, теории, обрабатывали наблюдения, классифицировали, но для всех это оставалось тайной за семью печатями.
Думаю, именно по этой причине в течение нескольких лет накалялась обстановка и по месту регистрации нашей Группы. Началось с малого: нас не стеснялись в глаза поучать тому, что "научно", а что - "антинаучно". Наш такт оказывался бессильным по отношению к бестактным. По мере того как в государстве происходили положительные сдвиги по части гласности и проблеме АЯ в средствах массовой и научной информации уделялось все больше внимания, а сама проблема проходила стадию становления как научная, наша позиция становилась все более прочной, а наши противники неизбежно катились к каким-то крайним формам отношений с нами. Каждый стоял на своей дороге - и каждый должен был пройти ее до конца.
Работать становилось тяжело. Менторство перерастало в травлю, принимавшую формы утонченного издевательства. Бывало, на собрание 30-40-летних аномальщиков заявлялся без приглашения и разрешения какой-нибудь юнец, который с места в карьер, не зная, о чем идет речь, начинал "решать" наши проблемы словами "Вам надо". При подготовке одной из экспедиций, когда время нас поджимало окончательно и нужно было срочно решить последние вопросы, кто что берет, как в случае необходимости друг с другом связаться, где встречаться и т.д. - наше собрание было почти сорвано нас перебивали, лезли с "советами", уводили разговор в сторону.
Было совершенно ясно, что все это кем-то направляется. Еще с 1988 года я ощущал чье-то давление. В мой почтовый ящик дважды подбрасывались письма странного содержания, изготовленные по всем правилам конспирации: на листочке был наклеен текст из газетных букв. Однажды зимой, когда я возвращался после работы, четверо здоровенных верзил, знавших мое имя, но которых я видел впервые, "беседовали" со мной на ту же тему. Наконец, зимой же двое напали на меня в лесу, "не заметив", что я гулял с шестилетним сыном. Не могу сказать, что все это связано в одну цепочку, но таких "совпадений" за последние три года было что-то уж очень много.
Вот в таких условиях мы и готовились к прошедшему второму полевому сезону. Финансовая помощь тоже была мизерной: всего на 20-25% компенсировались наши затраты, да и то лишь на дорогу. Исчезли куда-то и полученные на нашу экспедицию продукты.
Наконец, 27 ноября дороги, по которым мы шли, пересеклись: под надуманным предлогом нам попытались сорвать собрание, на котором присутствовало около трехсот человек АЯ-Группы. Точки над "и" оказались расставленными. Вдохновители травли выдохлись и потерпели поражение.
Но все это, кончившись, уже не имело значения - остановить нас было невозможно. Группа работала. Подготовка к третьему сезону шла полным ходом. Для продолжения исследований решением собрания ЯроВАГО нам были выделены средства. Деньги были перечислены и Научно-техническим обществом "Стройиндустрии". Нам помогали археологи, краеведы, специалисты кафедр физики и химии Политехнического института, городской и областной штабы гражданской обороны, специалисты "Ярославльмелиорации", Верхне-Волжский трест инженерно-строительных изысканий, областная СЭС, метеорологи, ПГО "Недра". Выразили желание сотрудничать специалисты Ярославского мединститута, пединститут предоставлял результаты фольклорных экспедиций, устанавливалась связь с Институтом биологии внутренних вод АН СССР, геофизической обсерваторией Института физики Земли АН СССР. К поискам старинных церковных документов подключились представители Русской Православной Церкви.
Отвоеванное место под солнцем - это тоже была победа, без которой многого бы не состоялось, и именно поэтому я и считаю необходимым рассказать об этом здесь. Тем более что происходившее в Ярославле не было исключением: подобное вершилось и в других городах Союза. Стены запретов рушились. Старое вымирало. Оно уходило в Лету, тонуло, как балласт, скрывалось из виду. И когда скрылось совсем, люди, еще недавно не понимавшие друг друга, встретились. Было легко и радостно. И не имело ни малейшего значения, кто был тот. Ведь даже если бы он вновь захотел приняться за интриги, у него ничего бы не вышло мир изменился
СЕЗОН - 91
"Здесь погибли четверо..."
-... А Машина желаний, надо понимать, это пресловутый Золотой шар. Вы верите в Золотой шар, господин ученый? - Валентин пожал плечами. - Я допускаю, что где-то в Зоне есть нечто округлое и золотистое. Я допускаю, что оно улавливает наши биотоки и способно выполнять простейшие пожелания... А. и Б. Стругацкие. "Пикник на обочине".
1
- Не-ет, братцы, это следы рыси, уж я-то знаю. Вот здесь она поднялась, Турбин показал на следы когтей на осине, - а там - спустилась.
Только рысей нам здесь и не хватало!
Мы вновь стояли на осарках, у ямы с осиной. Шла седьмая экспедиция, задуманная "молниеносной": в субботу, 8 июня, в облСЭС должна была дежурить лаборатория для проведения экспресс-анализа атмосферного воздуха, пробы которого мы собирались доставить из зоны. Сегодня было 6-е; уже в 16.00 мы умудрились быть на месте. Работы было невпроворот, и я сразу же начал пробивать метровой глубины скважины для анализа воздуха на ртуть - у нас имелся и переносной газоанализатор АГП-01.
Приборов из СЭС было взято 43 килограмма, плюс два прибора от военных и Верхне-Волжского треста инженерно-строительных изысканий. Если сюда добавить пробойник скважин, насос, камеры для воздуха, щуп, фотоаппараты, треноги и т.д., то только лишь для работы было завезено добра килограммов 65. На сей раз смог принять участие в экспедиции Гусев. Кроме него и меня прибыли: Сергей Семенов - заведующий отделом коммунальной гигиены облСЭС, Владимир Афанасьев - врач-эпидемиолог, Андрей Комаров - инженер лаборатории электромагнитных измерений, Александр Турбин - зоолог отдела особо опасных инфекций.
Программа была задумана обширная - 13 видов работ, вплоть до отлова мышей и насекомых. Работать следовало молниеносно, доставить пробы в Ярославль молниеносно, всему этому предшествовала, естественно, молниеносная, до изнеможения, беготня. В экспедиции не смогли быть лишь химик из Штаба гражданской обороны да ребята с областного телевидения, которых я пытался соблазнить на съемки фильма. В остальном все обстояло замечательно. Да, милостивые государи, это совсем не тот колер, что год назад, са-а-всем не тот!
Главными тружениками сейчас были специалисты СЭС.
Сергей Семенов, первый, к кому я обратился в СЭС, заинтересовался услышанным от меня и как профессионал, и как человек, тут же пригласив на беседу и Комарова. В предэкспедиционной горячке было все то же: люди соглашались идти и отказывались, народу было вначале много, но потом стало недопустимо мало. СЭС и тут помогла: из отпуска для проведения работ были вызваны Афанасьев и Турбин.
Цель перед нами стояла четкая: определить, опасна или безопасна зона для здоровья человека, можно ли здесь начинать раскопки так же, как и в других местах, или требуется какая-то защита.
Дело несколько осложнилось в связи с появлением новой версии - кометной. Мой добрый старший товарищ Ростислав Сергеевич Фурдуй, с которым я советовался по части зоны как со специалистом-геологом, в письме от 7 января 1991 года писал: "Ученым достоверно известны падения метеоритов двух составов: каменного и железного, однако предполагается, что в принципе могут выпадать метеориты и близкого к кометному (т.е. каменно-ледяного) состава. В частности, бурение, проведенное в пределах австралийского кратера Госис Блаф, показало, что из подстилающих его раздробленных пород выделяются... азот, углекислый газ, вода, углеводороды, в частности метан и другие. На основании этого высказана гипотеза, что данный кратер образовался вследствие падения ядра небольшой кометы, остатки вещества которой и дают этот приток газов. Астрономам известно, что кометные ядра содержат целый "букет" замороженных веществ (их уже известно, кажется, больше пятидесяти: здесь и углеводороды, и формальдегид, и цианистые соединения, и др.).
Если в вашем районе выпали именно такие "ледяные" метеориты, то не с этим ли связаны случаи отравлений и заболеваний людей? Имея в виду такую возможность, следует предусмотреть и такие анализы, как отбор проб почвенных газов из скважин в кратере, прежде чем проходить шурфы, и их экспресс-анализ. Кроме того, следует предусмотреть и соответствующие меры по технике безопасности: противогазы, вентиляцию шурфов. Кстати, "шевеление стрел" в кратере могло быть как раз и связано с выходом струек газов, особенно активным в первое время после выпадения тела".
Так что теперь в числе версий "галлюциногенного" характера мы к уже имеющимся "ртутной" и "азотной" имели и "кометную". Сюда же следовало отнести и версию Сергея Семенова о возможности отравления в прошлом жителей этих мест окисью углерода. Действительно, если здесь велась активная выплавка железа, то для ее обеспечения должны были жечь в огромных количествах древесный уголь в ямах; сгорание, естественно, было при этом неполным, и столь же плотный, как и воздух, угарный газ СО расползался по равнинной местности, "затопляя" и селения.
2
Кровососов была прорва. Спасения от них мы не находили нигде. Под деревьями стоял сплошной ноющий звон - проклятые твари толклись в воздухе. Их ненависть к науке была столь же велика, как страсть к крови; здесь их алчность перерастала в тупость без предела: уже десятки трупов были рассеяны нами по земле, но это не устрашало сотни наблюдавших за бойней с воздуха все они не умели считать. Конечно же, можно было применить антикомариные зелья, обладавшие страшной силой: сначала вы намазываете этой гадостью руки и лицо (о рукавах можно не беспокоиться - они изляпаются сами и будут прилипать к рукам так, что комар носу не подточит), затем случайно хватаетесь за глаза и, чувствуя, что сделали не дело, пытаетесь протереть их рукавом, после чего зелье начинает работать: из глаз хлещут слезы, и комаров действительно не видно. Но, к сожалению, нам требовалось следить за приборами и часами, а также вести записи...
Было 20.40. За полчаса до этого с датчиком ТПК я излазил осарки вдоль и поперек, но безрезультатно: писк в наушниках был такой же ровный, как если бы я был без них. Сейчас на осарках находились Андрей Комаров, Сергей Семенов и я. Андрей нес небольшой приборчик НФМ - измеритель напряженности электромагнитного поля, к которому имелись два зонда. У избушки и на тропинке сюда все было "по нулям". Собственно, ничего иного мы и не ожидали. Мои спутники, нас.лушавшись о знаменитых осарках еще в Ярославле, с любопытством взирали на "кратер", ямы и буйную растительность. Если не считать проклятого комариного звона, стояла тишина. Как впоследствии они оба мне признались, входя на осарки, они все-таки испытывали чувство настороженности.
Андрей, щелкнув переключателем, тотчас же чертыхнулся. "Не дай Бог, что-нибудь с прибором случилось", - подумал я, зная, что в аномальных зонах такое бывает.
- Что у тебя? - спросил Семенов.
- Да... прибор зашкалило... - Андрей снова что-то включил.
- Но прибор-то исправен?
- Исправен... Просто я его сейчас переключил на интервал измерений от десяти до тридцати вольт на метр.
- Ну так что? - Мы стояли с часами и блокнотами.
- В этом интервале ничего. - Андрей снова что-то переключил. - Сейчас диапазон измерений от двух до десяти вольт на метр.
- А здесь что? - Я никак не мог понять причины первоначальной легкой паники.
- Два вольта, - сказал Андрей, - но это нижний предел измерения. - Он опустил зонд и слегка коснулся им травы. Стрелка шелохнулась и встала на место. - Не пойму, почему с самого начала... Даже если я коснулся травы... Андрей замолчал.
Мы ждали, мало что понимая. Комары атаковали. Не обращая на них внимания, инженер ориентировал в пространстве зонд - цилиндрик с блестящими конусами на длинной ручке, наблюдая за стрелкой. На лице его проступило выражение недоверия, а затем - изумления.
- Так, пишите: два и пять.
- Есть. - Мы принялись за работу.
- Три... Три и пять... Четыре!
- Есть.
- Три два.
Андрей перешел на другое место. Я отмечал номера ям, Семенов - время и показания прибора. Стало не до комаров.
Еще переход Андрей работал, войдя в азарт. Иногда он быстро перемещал датчик по вертикали. Мы добрались до конца шлаковой кучи затем медленно двинулись назад. В 21.50 мы сошли с осарков. В 2152 на тропинке инженер сделал последний замер - здесь напряженность поля была ниже чувствительности прибора - и отключил его, сберегая батареи. Мы двинулись к домику.
- Погоди, Андрей, - не выдержал Семенов - Ты нам по-человечески объясни, что мы там намерили.
Я присоединился к этому требованию.
- Честно говоря, я с таким еще не сталкивался - Андрей помолчал Напряженность поля колебалась. По ориентации зонда на максимум излучения можно понять, что источник радиоволн находится либо под землей, либо в пространстве над ней. Причем при быстром перемещении зонда по вертикали напряженность не меняется, а это говорит о том, что источник излучения находится далеко. Конечно это не радиопередача в известном смысле слова.
- Но это опасно?
- Предельно допустимые уровни напряженности поля - разные для разных частот и колеблются в зависимости от этого от 5 до 50 вольт на метр. Этот прибор реагировал на излучения в диапазоне от 10 килогерц до 350 мегагерц. На какой частоте шло излучение сейчас сказать невозможно.
- Как близко стоят эти частоты к диапазону видимого глазом излучения? Можно ли излучения с такой частотой наблюдать как свечения в воздухе?
- До обычного света - весьма далеко. Но, повторяю, прибор регистрирует излучение лишь в определенном диапазоне, что происходит в смежных областях излучений, мы от него не узнаем даже если эти излучения будут большой мощности.
Мне конечно же, были памятны события злополучной экспедиции № 3, когда мы наблюдали выходящие из поверхности осарков столбы свечений. Безусловно, имело место истечение какой-то энергии (или втекание ее в осарки). Зная, что существует метод провоцирования энерговыделений в аномальных зонах, мы неоднократно пытались их вызвать, чтобы зафиксировать на фотопленке.
Способ был прост: 10-30 световых разрядов фотовспышки как показывал опыт, могли запустить в действие довольно сложный механизм сброса энергии, которая в других зонах "материализовалась" обычно в виде светящихся лучей, клубов "дыма" или шаров. Но все наши попытки еще раз увидеть или сфотографировать таинственные "столбы" до сих пор оканчивались неудачей. Теперь, после уверенной регистрации выбросов электромагнитного поля (ЭМП), можно было допустить, что прибор все-таки ловил эти свечения. Не удастся ли сегодня ночью их сфотографировать? Если прибор покажет наличие ЭМП, а мы увидим и заснимем свечения, - это будет замечательный результат! Но чем можно спровоцировать появление ЭМП? Фотовспышек у нас не было. Я поделился мыслями с Комаровым и Семеновым.
- У нас есть несколько ракет, - сказал Андрей - Попробуем вызвать поле ими.
- Да этот эксперимент необходимо проделать, - поддержал его Сергей.
Мы подошли к избушке, промолчав о своем открытии, чтобы заранее не взбудоражить людей. Пока доваривался ужин, я, отойдя в сторонку проделал на листочке несложные вычисления: частоты средних волн от 16 до 40 метров, на которых после войны приемник "Родина" регулярно ловил здесь помехи, входили в диапазон чувствительности прибора НФМ-1 Стоявший рядом Гусев вновь оказался прав. Об этом я не сказал никому.
3
Странное дело! Несмотря на то, что ко вчерашним двум приборам сегодня, 7 июня, мы прибавили новый - ПЗ-19, который мог измерять плотность потока энергии ЭМП, причем ширина сети, расставленной нами для улавливания таинственных сигналов, возросла за счет этого в сто раз, осарки молчали! "Будить" их было нечем: ракеты кончились.
Была сделана и попытка обнаружить хотя бы электростатические заряды, но как сразу сказал Андрей, "здесь для этого слишком много воды"' - не было и их.
Прошедшей ночью осарки подкинули нам еще один сюрприз. Хотя с нами и не было фотографов-профессионалов, ночное фотографирование все-таки решили провести - чем черт не шутит! Андрей,
естественно, прихватил с собой и НФМ. И у домика, и на тропинке, и на самих осарках стрелка прибора была на нуле. После того как фотоаппараты установили, в "кратер" был сделан выстрел осветительной ракетой. И действительно, световая провокация возымела действие! В течение короткого времени "спавшее" до этого электромагнитное поле подняло свою напряженность до тех же самых четырех вольт на метр! Какое-то время показания прибора держались на этом уровне, но через пять минут стрелка почти вплотную подошла к нулю, а через семь - снова легла на ноль.
Что-то среагировало на наше присутствие, какой-то приемник сработал. Таинственное "что-то", разбуженное ото сна, семь минут, зевая, молча пялило на нас свои очи, а затем вновь завалилось спать. Это было невероятно!
Никаких столбов свечении мы при этом не заметили.
Остатки ночи - будь трижды прокляты комарики! - дались нам нелегко. Тем не менее сегодня утром работать мы начали рано и, успев потерпеть фиаско по части обнаружения полей, к семи сорока утра решили пустить в ход газортутный анализатор; за ночь в пробитых мною и прикрытых сверху скважинах наверняка установился "родной" для почвы состав воздуха.
Ртути в земле было что-то многовато, причем прямо возле избушки, в контрольной скважине. На осарках, как ни странно, этого добра было чуть поменьше. Причем ртуть здесь обнаруживалась и на открытом воздухе. Интересно было наблюдать за работой специалистов СЭС: они действовали точно, перепроверяя помногу раз результат, если возникало какое-то сомнение. Постепенно и на осарках стало определяться место наибольшей концентрации ртути. Чтобы уточнить это, прямо щупом мы увеличили количество скважин до девятнадцати, причем для выяснения картины спустились с осарков к болоту, переходившему в озеро. Больше всего ртути было как раз в наиболее интересном для нас районе кучи - на месте будущего раскопа: Гусев полагал, что именно здесь в 44-м нашли шар. Речь шла, впрочем, о концентрациях не более 0,000000039 мг/л.
Чуть позже я излазил осарки еще раз, пытаясь обнаружить соединения циана, но, к счастью, ничего не нашел.
Была пятница. Вечером к проведению программы по наблюдению за поведением компасов мы подготовились основательно. Афанасьев и Гусев остались у избушки; задачей Александра Петровича было следить за компасом, а Владимиру, как врачу, вменялось в обязанность быть наготове, наблюдая за Александром Турбиным, расположившимся тоже с компасом около старой липы, равноудаленной от избушки и осарков, и за нами троими, находившимися на самих осарках. Чем черт не шутит! После случая с Урявиным здесь можно было ожидать всего... Кроме названных выше приборов был пущен в ход и ВШВ - прибор, способный уловить таинственную "вибрацию"; его алюминиевый диск-приемник блестел на шлаке. Бдения в течение часа дали положительные результаты для комаров, но не для науки.
4
- Вот с этой липой связана очень интересная история, - начал свой рассказ Гусев. Мы стояли, выбирая между двумя реальными перспективами: задохнуться от недостатка кислорода в дыму костра или скончаться от потери крови на чистом воздухе - комары остервенели. - Ведь лип здесь было четыре, и стояли они в ряд. Сохранилась лишь вот эта, росла она в палисаднике. Дело-то ведь как было...
Стоял здесь дом - окнами на дорогу, ну а за домом, как всегда, огород - он, почитай, прямо к осаркам тянулся. Было это или в начале нэпа, или перед самым нэпом. Жил в этом доме мужичок. Жил как все, работал. Потом вдруг перестал на работы ходить. Ну, не ходит - и не ходит: его дело. Крестьяне идут на работу, а он сидит в избе, чай с баранками пьет... Ладно. Время идет, мужик и со всеми не работает, и у себя в огороде ничего не делает совсем от рук отбился, чем жить думает? Этого мало - посадил у себя в огороде в ряд три липы, а четвертую - в палисаднике. Люди, понимаешь, в поте лица трудятся, на зиму запас делают, а он как барин: в лавку придет - в центре деревни тут раньше лавка была, - баранок, сахару купит - и домой. Да еще, вишь, липы посадил! Стал время от времени и ведра жестяные покупать...
В печи все сильней трещит и пылает. Тепло заполняет избу, сливается со светом свечей. Стол застилаем бумагой, уставляем нехитрой снедью. Голоса все громче. Суета, топот, гомон. Гремит посуда. Дымящиеся котлы с пищей и душистым чаем водружаются на стол. Придвинуты скамьи - приглашать никого не надо, каждый садится на свое место. Шутки, смех, сигаретный дым. Под обильные комментарии черпак, как маятник, раскачивается от котла к мискам, до краев наполняя их грубым мужским варевом - все будет съедено. Простота и безыскусность обстановки расковывают: тепло, возня, шутки, смех и дружелюбие заполняют домик до последнего закутка, как теплая, освещенная и насыщенная жизнью вода - аквариум. Какое нам дело до того, что снаружи!
Древний благодатный напиток из заветной фляжки с бульканьем выплескивается в подставленные железные и алюминиевые кружки - сегодня можно. Оживление возрастает.
- Дав-нень-ко я не брал в руки шашек, - с расстановкой произносит кто-то из остряков, ставя жестяной сосуд на стол.
- Знаем мы вас, как вы плохо играете, - с расстановкой же добавляет другой, придвигая к себе лук, хлеб и сало.
- Давненько я...
- Знаем мы вас.
Жесть с грохотом сдвигается. Тост за удачу, за дружбу. Аппетит отличный, слова "дай" и "добавь" звучат чаще других. Ложки снуют как челноки. Наконец, насыщаемся.
Веселье, вино и пища сделали свое дело: мышцы еще ноют от работы м ходьбы, но мы вновь сильны, напряжение спало. Смакуем чай, и постепенно гомон утихает. Мы припоминаем дневные события, вновь переживаем их, оцениваем. Мысль, как фонарик, как гонец, то и дело засылается нами во внешний мир, который сейчас, в наших воспоминаниях, все еще дневной: он солоноватый от пота, мозолистый, врезающийся лямками в плечи и усталостью - в ноги, он такой болотистый, туманный, травянистый и пахучий...
В молчащей ночи по огромному радиусу циркуль мысли чертит размашистую кривую вокруг центра - домика, поочередно касаясь озер, болот и тропинок, где мы сегодня были. Но вот мысль уже обособилась, она живет сама по себе. Вот она замедляет ход и, все еще мчась по кругу, начинает приближаться, приближаться... И радиус превращается в спираль. Светлячок мысли еще несется, но мрак и холод все тесней обступают его, поглощают, и он постепенно меркнет. В молчании спираль сжимается, скручивается все плотней. Что стягивает ее? Что? И сидящие у свечей, отгородившиеся от ночи, звезд, тишины и холода вновь начинают догадываться - что.
Шнур. Да, да, шнур, протянувшийся от этих самых звезд сто лет назад сюда, к сердцу России Шнур, разметавший деревню и ее огоньки. Но собравший здесь нас Зажегший три свечи.
Светляк мысли уже на излете, уже близко, и мы знаем, где он сейчас упадет. Одинокий домик на темной земле под звездами. В ста метрах от кратера. Свет свечей из окон. Овладевшая всеми мысль. Искра ползет в ноющей, звенящей, замершей от ожидания тишине Кратер. Искорка падает, падает . Она погружается и тает в бездонной, вязкой, темной, глухой тишине. Тишине Тайны.
И бормочущее молчание ночи проникает сквозь стены, заполняет дом, нас, растворяет в себе все, и его черное покрывало простирается властно и мощно вширь и вглубь, усыпляя людей в несуществующих для нас городах и селениях, гася их огни.
Горят лишь звезды и свечи.
9
Попробуйте в ученом обществе заикнуться о том, что знаете расположение еще одной магнитной аномалии типа Курской, и после первой волны недоверия вы найдете кучу помощников: одни будут движимы стремлением помочь Отечеству, другие - защитить диссертацию, третьи - получить Государственную премию. Но скажите, что имеете данные о предполагаемой аномальной зоне с неизвестным характером аномалий, и от избытка помощников страдать не будете.
После первых страшных атак на аномальщиков это научное движение в СССР было почти задавлено. Но политика не могла задавить Природу. И постепенно проводилось полулегально-полуподвально все большее количество разного рода симпозиумов и конференций по проблеме АЯ. В сентябре 1987 года мне впервые удалось побывать на одном из таких совещаний в Петрозаводске. Непосредственное общение с учеными, ознакомление с результатами их работ поддало жару и нашей деятельности в Ярославле. Созданная в 1984 году Группа по изучению АЯ постепенно набирала силу. Не имея практически никакой поддержки со стороны, мы могли работать лишь наращивая количество членов Группы: чем больше нас было, тем большее число людей подключалось к работе. Начав с восьми человек, через 7 лет мы имели 600. Учиться было негде, и научные симпозиумы стали нашей школой: после каждого симпозиума, на котором нам доводилось побывать, проводились занятия в Группе. По мере того, как рос уровень наших знаний, увеличивалась и ширина пропасти между нами и теми, кто мыслил "как положено". Ученые-аномальщики нарабатывали ценнейшие догадки, гипотезы, теории, обрабатывали наблюдения, классифицировали, но для всех это оставалось тайной за семью печатями.
Думаю, именно по этой причине в течение нескольких лет накалялась обстановка и по месту регистрации нашей Группы. Началось с малого: нас не стеснялись в глаза поучать тому, что "научно", а что - "антинаучно". Наш такт оказывался бессильным по отношению к бестактным. По мере того как в государстве происходили положительные сдвиги по части гласности и проблеме АЯ в средствах массовой и научной информации уделялось все больше внимания, а сама проблема проходила стадию становления как научная, наша позиция становилась все более прочной, а наши противники неизбежно катились к каким-то крайним формам отношений с нами. Каждый стоял на своей дороге - и каждый должен был пройти ее до конца.
Работать становилось тяжело. Менторство перерастало в травлю, принимавшую формы утонченного издевательства. Бывало, на собрание 30-40-летних аномальщиков заявлялся без приглашения и разрешения какой-нибудь юнец, который с места в карьер, не зная, о чем идет речь, начинал "решать" наши проблемы словами "Вам надо". При подготовке одной из экспедиций, когда время нас поджимало окончательно и нужно было срочно решить последние вопросы, кто что берет, как в случае необходимости друг с другом связаться, где встречаться и т.д. - наше собрание было почти сорвано нас перебивали, лезли с "советами", уводили разговор в сторону.
Было совершенно ясно, что все это кем-то направляется. Еще с 1988 года я ощущал чье-то давление. В мой почтовый ящик дважды подбрасывались письма странного содержания, изготовленные по всем правилам конспирации: на листочке был наклеен текст из газетных букв. Однажды зимой, когда я возвращался после работы, четверо здоровенных верзил, знавших мое имя, но которых я видел впервые, "беседовали" со мной на ту же тему. Наконец, зимой же двое напали на меня в лесу, "не заметив", что я гулял с шестилетним сыном. Не могу сказать, что все это связано в одну цепочку, но таких "совпадений" за последние три года было что-то уж очень много.
Вот в таких условиях мы и готовились к прошедшему второму полевому сезону. Финансовая помощь тоже была мизерной: всего на 20-25% компенсировались наши затраты, да и то лишь на дорогу. Исчезли куда-то и полученные на нашу экспедицию продукты.
Наконец, 27 ноября дороги, по которым мы шли, пересеклись: под надуманным предлогом нам попытались сорвать собрание, на котором присутствовало около трехсот человек АЯ-Группы. Точки над "и" оказались расставленными. Вдохновители травли выдохлись и потерпели поражение.
Но все это, кончившись, уже не имело значения - остановить нас было невозможно. Группа работала. Подготовка к третьему сезону шла полным ходом. Для продолжения исследований решением собрания ЯроВАГО нам были выделены средства. Деньги были перечислены и Научно-техническим обществом "Стройиндустрии". Нам помогали археологи, краеведы, специалисты кафедр физики и химии Политехнического института, городской и областной штабы гражданской обороны, специалисты "Ярославльмелиорации", Верхне-Волжский трест инженерно-строительных изысканий, областная СЭС, метеорологи, ПГО "Недра". Выразили желание сотрудничать специалисты Ярославского мединститута, пединститут предоставлял результаты фольклорных экспедиций, устанавливалась связь с Институтом биологии внутренних вод АН СССР, геофизической обсерваторией Института физики Земли АН СССР. К поискам старинных церковных документов подключились представители Русской Православной Церкви.
Отвоеванное место под солнцем - это тоже была победа, без которой многого бы не состоялось, и именно поэтому я и считаю необходимым рассказать об этом здесь. Тем более что происходившее в Ярославле не было исключением: подобное вершилось и в других городах Союза. Стены запретов рушились. Старое вымирало. Оно уходило в Лету, тонуло, как балласт, скрывалось из виду. И когда скрылось совсем, люди, еще недавно не понимавшие друг друга, встретились. Было легко и радостно. И не имело ни малейшего значения, кто был тот. Ведь даже если бы он вновь захотел приняться за интриги, у него ничего бы не вышло мир изменился
СЕЗОН - 91
"Здесь погибли четверо..."
-... А Машина желаний, надо понимать, это пресловутый Золотой шар. Вы верите в Золотой шар, господин ученый? - Валентин пожал плечами. - Я допускаю, что где-то в Зоне есть нечто округлое и золотистое. Я допускаю, что оно улавливает наши биотоки и способно выполнять простейшие пожелания... А. и Б. Стругацкие. "Пикник на обочине".
1
- Не-ет, братцы, это следы рыси, уж я-то знаю. Вот здесь она поднялась, Турбин показал на следы когтей на осине, - а там - спустилась.
Только рысей нам здесь и не хватало!
Мы вновь стояли на осарках, у ямы с осиной. Шла седьмая экспедиция, задуманная "молниеносной": в субботу, 8 июня, в облСЭС должна была дежурить лаборатория для проведения экспресс-анализа атмосферного воздуха, пробы которого мы собирались доставить из зоны. Сегодня было 6-е; уже в 16.00 мы умудрились быть на месте. Работы было невпроворот, и я сразу же начал пробивать метровой глубины скважины для анализа воздуха на ртуть - у нас имелся и переносной газоанализатор АГП-01.
Приборов из СЭС было взято 43 килограмма, плюс два прибора от военных и Верхне-Волжского треста инженерно-строительных изысканий. Если сюда добавить пробойник скважин, насос, камеры для воздуха, щуп, фотоаппараты, треноги и т.д., то только лишь для работы было завезено добра килограммов 65. На сей раз смог принять участие в экспедиции Гусев. Кроме него и меня прибыли: Сергей Семенов - заведующий отделом коммунальной гигиены облСЭС, Владимир Афанасьев - врач-эпидемиолог, Андрей Комаров - инженер лаборатории электромагнитных измерений, Александр Турбин - зоолог отдела особо опасных инфекций.
Программа была задумана обширная - 13 видов работ, вплоть до отлова мышей и насекомых. Работать следовало молниеносно, доставить пробы в Ярославль молниеносно, всему этому предшествовала, естественно, молниеносная, до изнеможения, беготня. В экспедиции не смогли быть лишь химик из Штаба гражданской обороны да ребята с областного телевидения, которых я пытался соблазнить на съемки фильма. В остальном все обстояло замечательно. Да, милостивые государи, это совсем не тот колер, что год назад, са-а-всем не тот!
Главными тружениками сейчас были специалисты СЭС.
Сергей Семенов, первый, к кому я обратился в СЭС, заинтересовался услышанным от меня и как профессионал, и как человек, тут же пригласив на беседу и Комарова. В предэкспедиционной горячке было все то же: люди соглашались идти и отказывались, народу было вначале много, но потом стало недопустимо мало. СЭС и тут помогла: из отпуска для проведения работ были вызваны Афанасьев и Турбин.
Цель перед нами стояла четкая: определить, опасна или безопасна зона для здоровья человека, можно ли здесь начинать раскопки так же, как и в других местах, или требуется какая-то защита.
Дело несколько осложнилось в связи с появлением новой версии - кометной. Мой добрый старший товарищ Ростислав Сергеевич Фурдуй, с которым я советовался по части зоны как со специалистом-геологом, в письме от 7 января 1991 года писал: "Ученым достоверно известны падения метеоритов двух составов: каменного и железного, однако предполагается, что в принципе могут выпадать метеориты и близкого к кометному (т.е. каменно-ледяного) состава. В частности, бурение, проведенное в пределах австралийского кратера Госис Блаф, показало, что из подстилающих его раздробленных пород выделяются... азот, углекислый газ, вода, углеводороды, в частности метан и другие. На основании этого высказана гипотеза, что данный кратер образовался вследствие падения ядра небольшой кометы, остатки вещества которой и дают этот приток газов. Астрономам известно, что кометные ядра содержат целый "букет" замороженных веществ (их уже известно, кажется, больше пятидесяти: здесь и углеводороды, и формальдегид, и цианистые соединения, и др.).
Если в вашем районе выпали именно такие "ледяные" метеориты, то не с этим ли связаны случаи отравлений и заболеваний людей? Имея в виду такую возможность, следует предусмотреть и такие анализы, как отбор проб почвенных газов из скважин в кратере, прежде чем проходить шурфы, и их экспресс-анализ. Кроме того, следует предусмотреть и соответствующие меры по технике безопасности: противогазы, вентиляцию шурфов. Кстати, "шевеление стрел" в кратере могло быть как раз и связано с выходом струек газов, особенно активным в первое время после выпадения тела".
Так что теперь в числе версий "галлюциногенного" характера мы к уже имеющимся "ртутной" и "азотной" имели и "кометную". Сюда же следовало отнести и версию Сергея Семенова о возможности отравления в прошлом жителей этих мест окисью углерода. Действительно, если здесь велась активная выплавка железа, то для ее обеспечения должны были жечь в огромных количествах древесный уголь в ямах; сгорание, естественно, было при этом неполным, и столь же плотный, как и воздух, угарный газ СО расползался по равнинной местности, "затопляя" и селения.
2
Кровососов была прорва. Спасения от них мы не находили нигде. Под деревьями стоял сплошной ноющий звон - проклятые твари толклись в воздухе. Их ненависть к науке была столь же велика, как страсть к крови; здесь их алчность перерастала в тупость без предела: уже десятки трупов были рассеяны нами по земле, но это не устрашало сотни наблюдавших за бойней с воздуха все они не умели считать. Конечно же, можно было применить антикомариные зелья, обладавшие страшной силой: сначала вы намазываете этой гадостью руки и лицо (о рукавах можно не беспокоиться - они изляпаются сами и будут прилипать к рукам так, что комар носу не подточит), затем случайно хватаетесь за глаза и, чувствуя, что сделали не дело, пытаетесь протереть их рукавом, после чего зелье начинает работать: из глаз хлещут слезы, и комаров действительно не видно. Но, к сожалению, нам требовалось следить за приборами и часами, а также вести записи...
Было 20.40. За полчаса до этого с датчиком ТПК я излазил осарки вдоль и поперек, но безрезультатно: писк в наушниках был такой же ровный, как если бы я был без них. Сейчас на осарках находились Андрей Комаров, Сергей Семенов и я. Андрей нес небольшой приборчик НФМ - измеритель напряженности электромагнитного поля, к которому имелись два зонда. У избушки и на тропинке сюда все было "по нулям". Собственно, ничего иного мы и не ожидали. Мои спутники, нас.лушавшись о знаменитых осарках еще в Ярославле, с любопытством взирали на "кратер", ямы и буйную растительность. Если не считать проклятого комариного звона, стояла тишина. Как впоследствии они оба мне признались, входя на осарки, они все-таки испытывали чувство настороженности.
Андрей, щелкнув переключателем, тотчас же чертыхнулся. "Не дай Бог, что-нибудь с прибором случилось", - подумал я, зная, что в аномальных зонах такое бывает.
- Что у тебя? - спросил Семенов.
- Да... прибор зашкалило... - Андрей снова что-то включил.
- Но прибор-то исправен?
- Исправен... Просто я его сейчас переключил на интервал измерений от десяти до тридцати вольт на метр.
- Ну так что? - Мы стояли с часами и блокнотами.
- В этом интервале ничего. - Андрей снова что-то переключил. - Сейчас диапазон измерений от двух до десяти вольт на метр.
- А здесь что? - Я никак не мог понять причины первоначальной легкой паники.
- Два вольта, - сказал Андрей, - но это нижний предел измерения. - Он опустил зонд и слегка коснулся им травы. Стрелка шелохнулась и встала на место. - Не пойму, почему с самого начала... Даже если я коснулся травы... Андрей замолчал.
Мы ждали, мало что понимая. Комары атаковали. Не обращая на них внимания, инженер ориентировал в пространстве зонд - цилиндрик с блестящими конусами на длинной ручке, наблюдая за стрелкой. На лице его проступило выражение недоверия, а затем - изумления.
- Так, пишите: два и пять.
- Есть. - Мы принялись за работу.
- Три... Три и пять... Четыре!
- Есть.
- Три два.
Андрей перешел на другое место. Я отмечал номера ям, Семенов - время и показания прибора. Стало не до комаров.
Еще переход Андрей работал, войдя в азарт. Иногда он быстро перемещал датчик по вертикали. Мы добрались до конца шлаковой кучи затем медленно двинулись назад. В 21.50 мы сошли с осарков. В 2152 на тропинке инженер сделал последний замер - здесь напряженность поля была ниже чувствительности прибора - и отключил его, сберегая батареи. Мы двинулись к домику.
- Погоди, Андрей, - не выдержал Семенов - Ты нам по-человечески объясни, что мы там намерили.
Я присоединился к этому требованию.
- Честно говоря, я с таким еще не сталкивался - Андрей помолчал Напряженность поля колебалась. По ориентации зонда на максимум излучения можно понять, что источник радиоволн находится либо под землей, либо в пространстве над ней. Причем при быстром перемещении зонда по вертикали напряженность не меняется, а это говорит о том, что источник излучения находится далеко. Конечно это не радиопередача в известном смысле слова.
- Но это опасно?
- Предельно допустимые уровни напряженности поля - разные для разных частот и колеблются в зависимости от этого от 5 до 50 вольт на метр. Этот прибор реагировал на излучения в диапазоне от 10 килогерц до 350 мегагерц. На какой частоте шло излучение сейчас сказать невозможно.
- Как близко стоят эти частоты к диапазону видимого глазом излучения? Можно ли излучения с такой частотой наблюдать как свечения в воздухе?
- До обычного света - весьма далеко. Но, повторяю, прибор регистрирует излучение лишь в определенном диапазоне, что происходит в смежных областях излучений, мы от него не узнаем даже если эти излучения будут большой мощности.
Мне конечно же, были памятны события злополучной экспедиции № 3, когда мы наблюдали выходящие из поверхности осарков столбы свечений. Безусловно, имело место истечение какой-то энергии (или втекание ее в осарки). Зная, что существует метод провоцирования энерговыделений в аномальных зонах, мы неоднократно пытались их вызвать, чтобы зафиксировать на фотопленке.
Способ был прост: 10-30 световых разрядов фотовспышки как показывал опыт, могли запустить в действие довольно сложный механизм сброса энергии, которая в других зонах "материализовалась" обычно в виде светящихся лучей, клубов "дыма" или шаров. Но все наши попытки еще раз увидеть или сфотографировать таинственные "столбы" до сих пор оканчивались неудачей. Теперь, после уверенной регистрации выбросов электромагнитного поля (ЭМП), можно было допустить, что прибор все-таки ловил эти свечения. Не удастся ли сегодня ночью их сфотографировать? Если прибор покажет наличие ЭМП, а мы увидим и заснимем свечения, - это будет замечательный результат! Но чем можно спровоцировать появление ЭМП? Фотовспышек у нас не было. Я поделился мыслями с Комаровым и Семеновым.
- У нас есть несколько ракет, - сказал Андрей - Попробуем вызвать поле ими.
- Да этот эксперимент необходимо проделать, - поддержал его Сергей.
Мы подошли к избушке, промолчав о своем открытии, чтобы заранее не взбудоражить людей. Пока доваривался ужин, я, отойдя в сторонку проделал на листочке несложные вычисления: частоты средних волн от 16 до 40 метров, на которых после войны приемник "Родина" регулярно ловил здесь помехи, входили в диапазон чувствительности прибора НФМ-1 Стоявший рядом Гусев вновь оказался прав. Об этом я не сказал никому.
3
Странное дело! Несмотря на то, что ко вчерашним двум приборам сегодня, 7 июня, мы прибавили новый - ПЗ-19, который мог измерять плотность потока энергии ЭМП, причем ширина сети, расставленной нами для улавливания таинственных сигналов, возросла за счет этого в сто раз, осарки молчали! "Будить" их было нечем: ракеты кончились.
Была сделана и попытка обнаружить хотя бы электростатические заряды, но как сразу сказал Андрей, "здесь для этого слишком много воды"' - не было и их.
Прошедшей ночью осарки подкинули нам еще один сюрприз. Хотя с нами и не было фотографов-профессионалов, ночное фотографирование все-таки решили провести - чем черт не шутит! Андрей,
естественно, прихватил с собой и НФМ. И у домика, и на тропинке, и на самих осарках стрелка прибора была на нуле. После того как фотоаппараты установили, в "кратер" был сделан выстрел осветительной ракетой. И действительно, световая провокация возымела действие! В течение короткого времени "спавшее" до этого электромагнитное поле подняло свою напряженность до тех же самых четырех вольт на метр! Какое-то время показания прибора держались на этом уровне, но через пять минут стрелка почти вплотную подошла к нулю, а через семь - снова легла на ноль.
Что-то среагировало на наше присутствие, какой-то приемник сработал. Таинственное "что-то", разбуженное ото сна, семь минут, зевая, молча пялило на нас свои очи, а затем вновь завалилось спать. Это было невероятно!
Никаких столбов свечении мы при этом не заметили.
Остатки ночи - будь трижды прокляты комарики! - дались нам нелегко. Тем не менее сегодня утром работать мы начали рано и, успев потерпеть фиаско по части обнаружения полей, к семи сорока утра решили пустить в ход газортутный анализатор; за ночь в пробитых мною и прикрытых сверху скважинах наверняка установился "родной" для почвы состав воздуха.
Ртути в земле было что-то многовато, причем прямо возле избушки, в контрольной скважине. На осарках, как ни странно, этого добра было чуть поменьше. Причем ртуть здесь обнаруживалась и на открытом воздухе. Интересно было наблюдать за работой специалистов СЭС: они действовали точно, перепроверяя помногу раз результат, если возникало какое-то сомнение. Постепенно и на осарках стало определяться место наибольшей концентрации ртути. Чтобы уточнить это, прямо щупом мы увеличили количество скважин до девятнадцати, причем для выяснения картины спустились с осарков к болоту, переходившему в озеро. Больше всего ртути было как раз в наиболее интересном для нас районе кучи - на месте будущего раскопа: Гусев полагал, что именно здесь в 44-м нашли шар. Речь шла, впрочем, о концентрациях не более 0,000000039 мг/л.
Чуть позже я излазил осарки еще раз, пытаясь обнаружить соединения циана, но, к счастью, ничего не нашел.
Была пятница. Вечером к проведению программы по наблюдению за поведением компасов мы подготовились основательно. Афанасьев и Гусев остались у избушки; задачей Александра Петровича было следить за компасом, а Владимиру, как врачу, вменялось в обязанность быть наготове, наблюдая за Александром Турбиным, расположившимся тоже с компасом около старой липы, равноудаленной от избушки и осарков, и за нами троими, находившимися на самих осарках. Чем черт не шутит! После случая с Урявиным здесь можно было ожидать всего... Кроме названных выше приборов был пущен в ход и ВШВ - прибор, способный уловить таинственную "вибрацию"; его алюминиевый диск-приемник блестел на шлаке. Бдения в течение часа дали положительные результаты для комаров, но не для науки.
4
- Вот с этой липой связана очень интересная история, - начал свой рассказ Гусев. Мы стояли, выбирая между двумя реальными перспективами: задохнуться от недостатка кислорода в дыму костра или скончаться от потери крови на чистом воздухе - комары остервенели. - Ведь лип здесь было четыре, и стояли они в ряд. Сохранилась лишь вот эта, росла она в палисаднике. Дело-то ведь как было...
Стоял здесь дом - окнами на дорогу, ну а за домом, как всегда, огород - он, почитай, прямо к осаркам тянулся. Было это или в начале нэпа, или перед самым нэпом. Жил в этом доме мужичок. Жил как все, работал. Потом вдруг перестал на работы ходить. Ну, не ходит - и не ходит: его дело. Крестьяне идут на работу, а он сидит в избе, чай с баранками пьет... Ладно. Время идет, мужик и со всеми не работает, и у себя в огороде ничего не делает совсем от рук отбился, чем жить думает? Этого мало - посадил у себя в огороде в ряд три липы, а четвертую - в палисаднике. Люди, понимаешь, в поте лица трудятся, на зиму запас делают, а он как барин: в лавку придет - в центре деревни тут раньше лавка была, - баранок, сахару купит - и домой. Да еще, вишь, липы посадил! Стал время от времени и ведра жестяные покупать...