Кулаков Сергей. Не смотри в глаза пророку

   – Да, – уронила Жанна.
   Она вышла из машины, оставив ключ в замке зажигания, сунула руки в карманы белого тренча и снизу вверх осмотрела дом, как если бы хотела вскарабкаться на него и мысленно примерялась к выступам окон и балконов.
   Егор достал ключи, пожал плечами и выбрался наружу.
   – Мой этаж – последний, – сообщил он.
   – Хорошо, – откликнулась Жанна.
   Это прозвучало так, как будто она сказала «я знаю». У Егора впервые забрезжила догадка, что их встреча не была случайностью. Но тут Жанна так ясно и, как ему показалось, призывно глянула ему в глаза, что он тут же отмахнулся от своих лишенных всяческого основания подозрений и твердо направился к дому.
   – Пойдем.
   Каблуки Жанны застучали следом.
   В лифте они ехали молча, стоя на расстоянии шага друг от друга. Егор крепился, помня, что она едет к нему под видом осмотра картин. Чего доброго, начни он ее сейчас обнимать, она, не выходя из лифта, нажмет кнопку нижнего этажа, когда до его квартиры останется пройти несколько шагов, и больше не вернется. Она странная. Молчаливая, непреклонная, ни на кого не похожая – и желанная. Егор не понимал, что с ним происходит и почему его с такой силой влечет к этой девушке. Хороша? Бесспорно. Но были у него и получше кадры. И ничего, обходилось без особых волнений. Откуда же это нетерпение? Похоже, иначе чем колдовством его не объяснишь. Опоила она его, что ли? Вряд ли. Скорее всего, тут сыграл свою роль этот ее странный, ускользающий и одновременно пристальный взгляд. Даже представляя себе его, Егор начинал ощущать любовное томление. А стоило Жанне посмотреть на него и улыбнуться, как все его здравые размышления будто ветром выдувались и он думал только о том, как бы поскорее довезти ее до дома. Он дал себе слово, что не сделает ни одной ошибки. Иначе потом, Егор знал, он изгложет себя упреками, а это будет пострашнее, чем неодобрение всего мира.
   Кабина чуть заметно просела. Створки бесшумно раздвинулись, и Егор увидел двери своей квартиры.
   – Прошу, – посторонился он.
   Девушка вышла из лифта, и он, внезапно вспомнив о своих подозрениях, на секунду замер. Вдруг она сейчас, без его указания, повернет к нужной двери?
   Нет, она вышла и сейчас же оглянулась на него.
   Егор улыбнулся и вышел следом.
   – Сюда.
   Он открыл дверь, вошел первым и зажег свет.
   – Проходи. Чувствуй себя, как дома.
   Жанна переступила порог и закрыла за собой дверь.
   Обнадеживающее начало.
   Егор помог девушке снять тренч.
   – Что будешь пить? – вступил он в роль хозяина.
   – А что есть?
   – Все, что требуется.
   – Тогда немного красного.
   Егор отметил ее последовательность и направился к барной стойке в глубине холла.
   – Проходи, – крикнул он. – Устраивайся, где тебе удобно. Я сейчас.
   – Хорошо, – откликнулась девушка, медленно поворачиваясь и осматриваясь.
   Жилище, надо сказать, было оклеено, обито и обставлено не скупясь. Во всяком случае, Егор точно знал, что ни в чем не отступил от современных канонов, и если на сегодняшний день он и был в чем-то уверен, так это в безукоризненности дизайна своей «берлоги».
   – Французское, испанское? – спросил он, подглядывая за Жанной из-за стойки.
   – Все равно, – отозвалась она.
   Егор отметил, что девушка, кажется, не в восторге от его хай-тека. Она подхватила на руки кошку Асю и тут же уселась с ней в первое попавшееся кресло.
   «Во всяком случае, она не требует, чтобы я показывал ей картины, – подумал Егор. – И то хорошо».
   Картины у него имелись – купленные по случаю, тенденциозные и крикливые творения современных живописцев из плеяды «подающих надежды». Егор, купивший эти картины по совету своих великосветских друзей, не очень-то их любил и, недолго думая, украсил ими коридор между холлом и спальней, где был полумрак и где при желании можно было попросту не обращать на них внимания. Пожелай гостья увидеть их, он с готовностью предоставил бы ей эту возможность. Но она не пожелала, а он дал себе слово не торопиться.
   – Вот и вино, – сказал Егор, вручая девушке бокал.
   Она поблагодарила хозяина квартиры, едва пригубила бокал и поставила его на столик, не переставая гладить кошку.
   Егор глазам своим не верил: Ася, белоснежная, злющая ангорка, которая терпеть не могла гостей, особенно тех, от которых пахло духами и пудрой, лежала у нее на коленях, мурлыча и жмуря глаза, как котенок.
   Егор сел напротив них.
   – Ты ее совершенно покорила, – сказал он. – Первый раз вижу, чтобы она так долго не сходила с чужих рук.
   – Я люблю кошек, – отозвалась Жанна.
   Она всей ладонью, до кончиков пальцев, проводила по голове и спине кошки, и та в ответ издавала долгий нутряной звук: «Ррр… ррр…»
   – А кошки, похоже, любят тебя, – засмеялся Егор.
   – Да, – согласилась Жанна. – Любят.
   Она сидела очень грациозно, сведя колени скрещенных ног в одну сторону и отклонившись в другую, и было видно, что эта поза вполне для нее естественна, что она не рисуется, как многие, а просто ей так удобно. Кошку она взяла не для того, чтобы заслужить симпатию хозяина, а потому что и в самом деле любила кошек и знала, как с ними обращаться.
   – У вас одинаковые глаза, – сказал Егор.
   – Да, – равнодушно отозвалась Жанна.
   Горин почувствовал, что надо что-то делать. Иначе она так и просидит с кошкой в руках.
   – Ты хотела видеть картины, – напомнил он.
   – Да, – она огляделась. – Только я их не вижу.
   – Они вон там, – указал Егор в сторону спальни. – Если ты сможешь на несколько минут разлучиться с Асей, я тебе их покажу.
   – Это будет непросто, – улыбнулась Жанна.
   Она осторожно сняла кошку с колен, поднялась и посадила ее на свое место. Разомлевшая Ася потянулась и выгнула спину, показывая когти.
   – Не знаю, правда, понравятся ли они тебе, – проговорил Егор, оборачиваясь к Жанне.
   Он включил свет в коридоре. Из стен выступили полотна, жеманно-яркие и уродливые, как трупы.
   – Это полотно известного московского художника, – указал Егор на одну картину. – Рябинкин, слыхала?
   Жанна помотала головой. Егор видел, что она в ужасе. Он растерялся, но, не зная, что предпринять, продолжил экскурсию.
   – А это Сокольский, – беспомощно ткнул он пальцем в следующий холст. – Не знаешь такого?
   Она указала на дверь спальни.
   – А там что?
   «Спокойно, – сказал себе Егор. – Только не суетись».
   – Там я сплю, – скромно отозвался он о предмете своей самой большой гордости.
   – Можно посмотреть?
   – Конечно. – Он открыл дверь. – Прошу.
   В глубине спальни горел ночник, в окна вливался свет луны, и этого освещения было достаточно, чтобы разглядеть огромную кровать, зеркальный потолок над нею и пару статуэток в половину человеческого роста. Этими статуэтками, метафорически изображающими плотскую любовь, Егор особенно гордился. Но сейчас он был рад, что темно и их почти не видно.
   Жанна, не обратив внимания на статуэтки, направилась к окну. Оно здесь занимало весь угол и, переделанное по заказу Егора, тянулось от потолка до пола, имея внизу только бордюр в десять сантиметров высотой. Когда кто-нибудь подходил к нему вплотную, он невольно вскрикивал и отшатывался. Сорок пятый этаж давал ощущение бездонной пропасти, ничем, кроме невидимой преграды стекла, не огороженной. Барышни, придя в себя, были в восхищении и тут же спешили перенести свои восторги на стоящее рядом ложе.
   «Все идет по плану, – сказал себе Егор. – Еще немного терпения…»
   Он сделал вслед за Жанной несколько шагов и остановился, глядя на ее чеканно очерченный силуэт.
   Ничего не подозревая, она подходила к окну. Егор знал, что ничего не будет, пока она не посмотрит вниз. И как только ей в лицо бросится головокружительный провал с крошечными точками огней внизу, она потеряет все свое самообладание и захочет найти надежную опору. А какая опора может быть надежней его плеча?
   Вот Жанна сделала последний шаг и встала у самого окна. Егор напрягся, готовясь прийти к ней на помощь. Ночью этот эффект края пропасти еще сильнее.
   – Ты где? – услышал он спокойный призыв.
   Горин едва не застонал от разочарования. Это просто непостижимо. Хоть бы голос изменился.
   – Здесь, – сказал он, быстро подошел к девушке и замер за ее спиной.
   – Стань рядом, – попросила она.
   Он повиновался.
   – Красиво, – сказала Жанна. – Как на облаке.
   – Да, – согласился Егор.
   Вдаль и вширь расходились бесчисленные огни, красные и желтые, белые и голубые. Вверху лежало темное небо с яркой полной луной. В комнату, обитую толстыми звукоизолирующими панелями, не проникало ни единого звука. Казалось, они действительно парят на облаке, став частью этого неба и этого света. Они молчали и смотрели на спящий город – такой огромный и такой уязвимый – с какой-то ласковой снисходительностью, как смотрят, должно быть, боги из своей недосягаемой вышины. И впервые с пронзительной ясностью Егор подумал о том, что все это когда-нибудь кончится.
   Жанна не двигалась. Казалось, она чего-то ждет.
   «Пора», – подбодрил себя Егор.
   Он протянул руку и обвил талию девушки.
   Ничего не говоря, она сняла с себя его руку, но не отпустила ее, а сжала в ладонях.
   – И что дальше? – спросил Егор.
   Она подняла к нему молочно-белое лицо.
   – Скажи, Егор, а ты вправду меня разыграл?
   Он удивился.
   – Ты о чем?
   – Там, на выставке, – шепнула она.
   Глаза девушки неотрывно смотрели ему в лицо, точно она хотела загипнотизировать Егора.
   Ему сделалось не по себе. Охотнее всего Горин сейчас вернулся бы в гостиную, но Жанна ждала ответа.
   – Да… – сказал он. – Наверное. Не помню.
   – А ты вспомни.
   Почему это было для нее так важно, Егор не успел спросить. Перед ним внезапно возник длинный серый коридор. Он уже был не рисованный, а настоящий, с большими длинными окнами, поднятыми высоко над полом, с решетками на них и рыжим линолеумом под ногами. Егор неслышно ступал по этому линолеуму, и внутри у него подымалось знакомое тошнотворное чувство. Он знал, что вот та дверь сейчас откроется и он окажется в маленьком пустом предбаннике. А затем его втолкнут в комнату, где будет сидеть страшный дядя с желтыми глазами и протягивать к нему серебристый ободок с витой блестящей проволокой.
   – Не-ет, – замычал, мотая головой, Егор. – Не-ет! Я не хочу!
   Перед его глазами вдруг завертелись калейдоскопом разноцветные огни. Они обещали спасение, но из них властно выплыло сердитое лицо с желтыми глазами и надвинулось на него, молчаливо, но гневно чего-то требуя. Голову словно пронзило электрическим током, и Егор застонал, испытывая боль и наслаждение одновременно. Ему показалось, что он летит в пропасть, огни становятся все дальше и дальше, а раскрытая немая пасть догоняет его и тянется к нему оскаленными зубами. Он страшно вскрикнул, дернулся – и спасительная губчатая чернота поглотила его и избавила от дальнейших мучений.

Любопытные подробности

   Зазвонил телефон. Рита посмотрела на дисплей: Вировойша.
   Она поморщилась, подождала еще немного и взяла трубку.
   – Старший лейтенант Чернова.
   – Зайдите, – сказал Вировойша вместо приветствия.
   – Есть, товарищ майор, – приглушенным голосом, точно опасаясь кого-то, сказала она.
   Толик Голованов, сосед по кабинету, покачал головой.
   – Нарвешься, Ритка. Он мстительный.
   – Я знаю, – беспечно сказала она. – Я сама такая.
   Вировойша сидел за столом, он был хмур, и Рита с первого взгляда поняла, что дела плохи.
   – Был у Цилиндра? – спросила она, без приглашения садясь за стол.
   Вировойша поджал губы.
   – Извольте обращаться по форме, товарищ старший лейтенант.
   – Есть, товарищ майор.
   Рита и не подумала обижаться. Этим она уже переболела и теперь испытывала только любопытство, глядя на красивое изможденное лицо начальника. Еще бы не быть ему изможденным! Дело, в котором Вировойша хотел блестяще отличиться, с первых же дней встало намертво, и, как ни билась вся группа, не было никаких сколько-нибудь значимых результатов. Прошло больше месяца; Цилиндр, тыча пальцем вверх, требовал предъявить ему хоть кого-то, похожего на преступника, или труп сторожа, но все его требования пока только требованиями и оставались.
   Вировойша, как ни крепок был, поник, потемнел и похудел и всерьез опасался за свою карьеру. Рита и та порой испытывала к нему чисто материнскую жалость. Это было новое и не неприятное чувство, и она с интересом к нему прислушивалась, понимая, что перешла на какой-то новый уровень, дотоле ей неизвестный.
   Однако же гроза нависала и над ней, и надо было срочно ее отводить.
   – Что у вас? – спросил Вировойша, глядя куда-то вбок, как будто у него болела шея. – Только прошу коротко и по существу.
   – Есть коротко и по существу, – снова не обиделась Рита. – Товарищ майор, я нашла человека, который работал у Никитина.
   – Что? – воскликнул Вировойша. – И ты только сейчас мне об этом говоришь?
   Забывшись, он перешел на «ты», чему Рита тут же улыбнулась в душе.
   – Но я только вчера все выяснила, – невинно глядя измученному майору в глаза, сказала Рита. – Вот хотела все подготовить и доложить.
   – Докладывайте, – потребовал Вировойша.
   – Человек, которого мне удалось разыскать, был помощником профессора Никитина, – неторопливо начала Рита. – Его зовут Меньшов Леонид Николаевич. В начале восьмидесятых он входил в группу Никитина. Кандидат наук. Многообещающий молодой ученый, он должен был сделать громкую научную карьеру. Но потом что-то случилось с психикой, он долго лечился, одно время числился среди умерших, в девяностые годы обнаружился среди московских бомжей, снова пропал, лежал в психушке… Словом, жалкая история.
   – Дальше, дальше – поторопил Вировойша.
   – Сейчас он проживает в деревне Озерки, недалеко от Москвы. Я едва сумела выйти на его след. Ведь кроме него, никто из участников эксперимента не выжил. Сам Никитин, как вы знаете, уехал за границу, и там его след потерялся; одна из его ассистенток умерла, медсестры тоже, хотя вряд ли медсестры могли бы рассказать что-то стоящее.
   – Это все мне уже известно. Давайте про Меньшова.
   – Есть про Меньшова, – подчинилась Рита. – Сейчас он живет в деревне, в домике, похожем на сарай, один, даже собаки нет. Что-то сажает на грядках, с соседями почти не знается. Они считают его немного тронутым, но, как мне показалось, относятся хорошо. Одна женщина, такая симпатичная, нестарая еще, даже намекнула, что взяла бы его к себе, какой-никакой, а мужик. Но только он намеков не понимает, и ей страшновато: вдруг подожжет чего…
   – Ты это нарочно? – из последних сил сдерживаясь, спросил Вировойша.
   – Но вы же сказали – про Меньшова, – удивилась Рита.
   У Вировойши заходили желваки.
   – Чернова, не валяй ваньку! Я сказал: по существу. Вот и давай по существу.
   – Есть, – сдалась Рита. – Кстати, Меньшов сейчас не Меньшов, а Лазарев.
   – То есть?
   – В девяностых, когда он бомжевал после того, как бандиты отобрали у него квартиру, он потерял все свои документы. Возможно, их использовали те же бандиты. Но это неважно, – глядя на темнеющее лицо Вировойши, мигнула Рита. – Дело в том, что у него одно время была потеря памяти, и кто-то выдал ему новые документы на фамилию Лазарев. В общем, темная история, в ней надо еще разобраться.
   – Разберемся, – буркнул Вировойша, взглядом поторапливая подчиненную. – В другой раз.
   Рита кивнула.
   – Ну да. Так вот, я думала, что мне никогда не удастся отыскать Меньшова. Но я на всякий случай закинула его биометрические данные в компьютер, и он позавчера выдал мне Лазарева. Я сначала не поверила, думала, ошибка. Внешне фото Меньшова и Лазарева совершенно не похожи. Там – молодой приятный мужчина, тут какой-то страшный дядька, обрюзгший, лысый…
   В этот момент Рита невольно глянула на лоб Вировойши, где две глубокие залысины предвещали скорую катастрофу.
   Тот перехватил ее взгляд и покраснел. Намечавшаяся плешь доставляла ему массу огорчений. Как все писаные красавцы, он трепетно относился к своей внешности, и всякий ущерб, наносимый ей природой, оставлял глубокую зарубку на его сердце – сердце сухого и в общем-то заурядного служаки.
   Рите снова стало его жалко.
   – Я поехала в Озерки, чтобы на месте провести идентификацию, – деловито продолжила она, преданно глядя в глаза Вировойши. – Да, Лазарев оказался Меньшовым. Более того, он сам подтвердил это. Правда, не сразу. Он вообще не хотел разговаривать, даже в дом не пускал. Но я сказала, что я журналистка, пишу статью о профессоре Никитине и его экспериментах, и он оттаял. Даже рассказал кой-какие подробности, которых нет в досье.
   – Любопытно, – пробормотал Вировойша.
   – Да, товарищ майор, любопытно, – кивнула Рита. – Оказывается, наш профессор действительно гений. Он разработал особую методу стимуляции головного мозга, при которой человек, обладающий определенными способностями, начинает угадывать будущее.
   – Вопрос: где таких людей взять? – усмехнулся Вировойша.
   – Вот! – торжествующе сказала Рита. – Никитин разработал специальный тест, который позволял выявить у детей паранормальные способности. В частности, его интересовали дети, имеющие склонности к ясновидению. Он объездил массу интернатов.
   – Почему именно интернатов?
   – Ну, – замялась Рита, – эксперимент был довольно опасным. Не исключалась вероятность летального исхода. Поэтому специально отбирались сироты или те, от кого отказались родители.
   – Понятно, – кивнул Вировойша. – Продолжай.
   – Никитин собрал группу из восьми детей шести-семи лет. Ему был выделен специальный корпус на базе зоны отдыха КГБ, придан штат медсестер и воспитателей. Девочки, которых было три, жили отдельно от мальчиков. По словам Меньшова, дети содержались очень строго. Это и понятно: эксперимент был очень важный, поэтому детям необходим был особый уход.
   – Это мы уже знаем, – снова не сдержал нетерпения Вировойша. – Ближе к сути.
   Рита почувствовала досаду. На себя. Кого она вздумала жалеть? Этого себялюбца? Да ему никакие чувства, кроме желания отличиться по службе, неведомы. С какой же стати она должна награждать его своим сочувствием – тем, что он все равно никогда не оценит?
   – Эксперименты шли успешно, – сухо продолжила она. – По словам Меньшова, методика Никитина приносила удивительные результаты. Дети начинали буквально видеть то, что должно было произойти в ближайшем будущем, то есть через несколько секунд. Но учитывая, что они были малы, годам к пятнадцати-двадцати они должны были предвидеть события на дни, а может быть, месяцы и годы вперед.
   – Наивные мечтания, – криво улыбнулся Вировойша.
   – Так думали многие, – кивнула Рита. – Эксперимент Никитина все время подвергался нападкам. А когда из-за приступа менингита умер один ребенок, эксперимент в спешном порядке свернули. Никитин пытался оправдаться, но уже начались новые времена, всем стало не до того, и о нем и его эксперименте скоро забыли.
   Вировойша помолчал.
   – Это все, что вы узнали от Меньшова? – спросил он.
   Его вспыхнувший было интерес угасал, что и означило возврат к уставному обращению.
   – Нет, – ответила Рита. – Не все.
   – Чего же вы тянете? – рассердился Вировойша. – Не на свидании.
   Рита вспыхнула.
   – Кажется, свидания больше по вашей части, товарищ майор, – выпалила она.
   Она ожидала чего угодно, но только не самодовольной улыбки, которая расплылась по лицу Вировойши. Рита запоздало поняла, что, желая уязвить, польстила ему самым лучшим образом, и от этого разозлилась еще больше.
   «Павлин, – подумала она. – Павлин и пошляк. Глядеть противно. А на людях строит из себя святошу».
   – Рита, давай без истерик, – по-товарищески сказал Вировойша. – Ты же понимаешь, как Цилиндр дерет с меня шкуру. Второй месяц пошел, а мы по нулям.
   Товарищеский тон подействовал. Рита как-то сразу успокоилась, позволив себе в него поверить, и поняла, что конфликтовать ей вовсе не хотелось. Все-таки делали они одно дело, а Вировойша, как ни пытался сохранить лицо, выглядел неважно. Тут ее женский взгляд обмануть было трудно.
   – У тебя тоже? – спросила она.
   Вировойша махнул рукой.
   – Полный завал.
   – А ребята?
   – Сторож пропал, как сквозь землю провалился. И никаких следов или свидетелей, Ивакин уже не знает, куда кинуться. Сергеев тоже ничего путного не раскопал. Похоже, и его обезьяны, и мой индуктор – ложный след. Я думал, может, ты чего нароешь по своим деткам? Будет хоть какая зацепка. Но, похоже, и тут глухо.
   – Меньшов видел Никитина, – сообщила Рита нарочито равнодушно.
   Вировойша непонимающе уставился на нее.
   – Год назад, – уточнила Рита, наблюдая, как у него снова загораются глаза.
   – Где? – осторожно спросил Вировойша.
   – В Москве.
   – То есть… Никитин никуда не пропадал? Он здесь?
   Рита пожала плечами.
   – Точно сказать нельзя, где он сейчас. Да и показания Меньшова не слишком убедительны.
   – Да, – спохватился Вировойша. – Если он лечился в психушке, то это не самый надежный свидетель. При каких обстоятельствах, кстати, он видел Никитина?
   – Говорит, на улице.
   – Ах, на улице, – кивнул Вировойша. – Понятно. Может, видел, может, нет.
   Он надул щеки и разочарованно выдохнул.
   – Знаешь, Юра, Меньшов хоть и несчастный человек, – задумчиво сказала Рита, – но он мыслит логично и четко. Его жизнь в деревне – это просто бегство от мира. Но рассудок он не потерял, это точно.
   – Ты это к чему?
   – Он видел Никитина, товарищ майор, – сказала Рита. – Он не ошибся.
   – Допустим, – согласился Вировойша. – Что это нам дает?
   – Зацепку.
   – Какую зацепку?
   – Ту, о которой ты говорил.
   – Поясни подробнее.
   Рита придвинулась ближе, сложив перед собой руки и устроив на них груди. То, что туда тут же устремился взгляд Вировойши, она постаралась не заметить.
   – Допустим, Никитин действительно находится в России, или даже в Москве. В таком случае правомерен будет вопрос: а чем он здесь занимается?
   – И чем же? – спросил Вировойша.
   – Зная Никитина, – не замечая насмешки, продолжила Рита, – можно предположить, что он решил возобновить свой старый эксперимент. Нашел спонсора среди богатых заинтересованных людей и приступил к делу…
   – Почему у нас? – перебил Вировойша. – Что он, за рубежом не мог найти спонсора?
   – Кто знает, – пожала плечами Рита. – Возможно, там ему было сложнее адаптироваться. Ученые – люди со странностями. А возможно, сюда его пригласили.
   – Да, – кивнул Вировойша. – Пока складывается. И детишек у нас безнадзорных пруд пруди…
   – Я думаю, ему не нужны детишки, – заметила Рита.
   – Тогда в чем смысл эксперимента? – спросил Вировойша. – Разве он не с детьми работал?
   – Вот именно, – сказала Рита. – С детьми он уже работал. И теперь, возможно, хочет поработать со взрослыми.
   – С какими взрослыми? – разозлился Вировойша. – Ты меня совсем запутала.
   – С теми, – спокойно ответила Рита, – с кем он уже работал.
   – А! – дошло до Вировойши. – То есть с теми своими…
   – Ну да. А зачем ему начинать все сначала, когда есть готовые кандидаты?
   – Верно! – воскликнул Вировойша. – И досье на них из архива для этого похитили. Вот черт!
   Он откинулся на спинку кресла и некоторое время смотрел мимо Риты, что-то усиленно соображая.
   – Подожди, – сказал он. – Но ты же говорила, что почти все участники эксперимента умерли.
   – Почти все, – уточнила Рита. – Но кое-кто остался.
   – Кто же?
   Рита выдвинула из-под рук папку.
   – До недавнего времени в живых оставались только трое из восьми детей. Остальные умерли в основном от проблем с головным мозгом или психикой.
   – Кто остался-то? – поторопил Чернову Вировойша.
   – Так, – раскрыла папку Рита, хотя прекрасно помнила все наизусть. Но вид отпечатанных листов, она знала по себе, действует убедительнее любых слов. – Стасов Леонид Иванович. Художник. Погиб две недели назад.
   – То есть как погиб? – опешил Вировойша. – Убили?
   – Нет, – покачала головой Рита. – Выбросился из окна своей мастерской.
   – Точно?
   – Точно. Да и какой смысл был бы его убивать, если он нужен Никитину живым?
   – Логично, – согласился Вировойша. – Но все-таки странно. Только пропали досье, и вдруг погибает один из тех, чьи данные в этих досье содержатся. Разве это не странно?
   – Странно, – кивнула Рита. – Но это еще далеко не все странности.
   – Давай дальше, – распорядился Вировойша.
   Он порозовел и даже как будто помолодел.
   Рита склонилась над бумагами.
   – Вторая – Софья Майская, профессиональная гадалка.
   – Майская – это псевдоним?
   – Нет, так назвали в детдоме. В мае подкинули, отсюда и фамилия. Ты же знаешь эту систему.
   – Ну да, ну да. Продолжай.
   – Так вот, Софья Майская пропала пять дней назад.
   – Что значит – пропала? – выпучил глаза майор.
   – Пока не установлено. Но есть свидетели, которые видели, что ее якобы насильно усадили в машину и увезли в неизвестном направлении.
   – Час от часу не легче, – простонал Вировойша. – Но ее хоть пытались найти?
   – Пытались. Но не очень усердно. Она была одинока, сирота ведь. Мужа, детей не имела. Ее подруга заявила в милицию, но известно, как к таким заявлениям относятся в милиции. Сказали, что уехала отдыхать с любовником, а показания свидетелей – сказки. То, что ее мобильный молчит и сама она не выходит на связь, во внимание не принимается.
   – Нам надо взять это дело к себе, – решительно сказал Вировойша. – Переключу на него Ивакина. Пусть занимается. Хотя надо сначала доложить шефу. Так, что дальше?
   Он только что не потирал руки. От серых щек и тусклых глаз не осталось и следа.
   – Таким образом, в наличии остался только один из чудо-детей, – сказала Рита. – Горин Егор Егорович, писатель.
   – Подожди, – остановил ее Вировойша. – Горин… Я о нем слышал. Это не тот, которого назвали надеждой нашей литературы? Светский лев и все такое?
   – Тот самый, – кивнула Рита.
   – А почему Горин? От слова «гора»?
   – Я думаю, от слова «горе». Имя, кстати, тоже…
   Вировойша пошевелил губами, переставляя буквы в словах.
   – Получается, горе в кубе. Забавно, учитывая его гонорары. Ну, что с этим? Он-то хоть на месте?
   – Он на месте. Сейчас в Москве, хотя предпочитает жить за границей.
   – Ну слава богу. Хоть с ним все в порядке.
   Майор снова задумался.
   – А может, все это – совпадения? – спросил он.
   – Что? – отозвалась Рита.
   – Ну, гибель художника, пропажа гадалки… Может, он сам по себе, а она сама по себе? Махнула с любовником на Канары, это и вправду часто бывает. Горина ведь никто не трогает.
   – Может, и совпадения, – не стала спорить Рита. – Я просто развивала одну из версий.
   – На основании показаний не совсем нормального свидетеля, – прибавил Вировойша.
   – Именно так.
   – Гм. И что с этим делать?
   – Доложить Цилиндру. Пусть он решает.
   Вировойша искоса взглянул на Риту. Издевается? Непохоже.
   – Факты, конечно, интересные, – изрек он, с минуту подумав. – Все эти инциденты не кажутся мне случайными. Жили-жили до этого времени, а тут вдруг начали погибать и пропадать. И как раз после того, как обчистили архив. В такие совпадения я, честно говоря, не очень верю.
   Рита скромно молчала, предоставляя начальнику самому решать, как быть дальше.