Земные императоры поступали так же. Сюда, на остров Хайнань некогда ссылали преступников. Как когда-то у нас в холодную Сибирь. Здесь, в царстве тайфунов, в глубине малярийных болот, среди аборигенов опальные чиновники-вольнодумцы должны были усмирять свою гордыню, дабы не вносили они смуту в привычное течение жизни Поднебесной империи.
Так в начале прошлого тысячелетия на острове оказались пять пленников, сосланных сюда за вольнодумство. «Декабристы» древнего Китая… Сегодня в скромных хижинах, где они когда-то обитали, расположен музей, посвященный их памяти. Уходя в глубину веков, история Китая знала и жестоких тиранов, и благородных героев. Тираны уходили в небытие, герои оставались. Как эти пятеро, имена которых помнят до сих пор.
Имя еще одного узника Хайнаня навсегда осталось в памяти народа. Хай Жуй – так звали чиновника, жившего на острове четыре сотни лет назад. Честный и неподкупный чиновник не побоялся сказать горькую правду императору, за что был разжалован, сослан сюда, где и умер. Его могилу, над которой сегодня высится мраморный памятник, чтут жители страны.
Уже в наши дни китайский писатель У Хань написал пьесу-аллегорию «Хай Жуй уходит в отставку». Было это накануне «культурной революции». Современники без труда узнали в главных персонажах пьесы Мао Цзэдуна и маршала Пэн Дэхуая, который не побоялся сказать в лицо руководителю страны горькую правду и о «большом скачке», и о «народных коммунах», о голоде, о разрухе в стране и о том опасном пути, на который толкали Китай.
Как и Хай Жуй, Пэн Дэхуай подвергся опале. Досталось и автору пьесы.
Я помню, как во время «культурной революции» стены пекинских заборов были оклеены плакатами и карикатурами, где изображался маленький злобный карлик, замахивающийся картонным мечом на солнце. Так изображали хунвейбины у Ханя.
Позже в уютном кафе на окраине Пекина, где собирались старые китайские интеллигенты, меня познакомили с высоким седым стариком с доброй улыбкой и острым взглядом из-под седых бровей. Старика звали… У Хань. Он пережил и «культурную революцию» и многих своих хулителей.
Но, наверное, самым знаменитым узником Хайнаня был великий китайский поэт Су Дунпо, творивший в начале прошлого тысячелетия.
По сложившейся в Китае традиции интеллигенты всегда имели должность при дворе императора. Имел такую должность и Су Дунпо – он был губернатором одного из округов империи. Однако, столкнувшись с тяготами жизни народа, с продажностью чиновников, с которыми ему ежедневно приходилось иметь дело, Су Дунпо поднял бунт. Совсем как Хай Жуй. Но он не стал писать жалобу императору, может быть, зная заранее, что никакого толку от этого не будет. Он бросил в лицо своре продажных чиновников гневные поэтические слова, которые услышал весь Китай:
Сила таланта поэта настолько велика, что до сих пор в языке местного населения ощущается влияние поэзии Су Дунпо. Только в этих краях существует ритуал, согласно которому молодожены во время свадьбы обмениваются поэтическими приветствиями собственного сочинения. Утверждают, что начало этой традиции положил поэт.
Считается, что самые красивые девушки в Китае живут на острове Хайнань. И богат этот край поэтическими сказаниями и легендами.
Как утверждает одна из них, когда-то очень давно охотился в этих местах юноша из горного племени. Преследуя оленя, он подогнал его к морской лагуне и уже натянул лук, чтобы поразить добычу. Но вдруг раздался гром – олень повернул голову и обернулся девушкой поразительной красоты.
Охотник и красавица влюбились друг в друга с первого взгляда и скоро сыграли свадьбу. От них и пошло население острова: смелые и красивые люди – охотники, рыболовы, садоводы, земледельцы.
А как память об этой романтической истории высится на горном перевале у города Санья огромная скульптура оленя и охотника. Она так и называется «Олень повернул голову». А женщина, давшая жизнь народу острова, стала символом Хайнаня. Потомки девушки-оленя – коренное население острова, представители народности Ли.
Кстати, недавние археологические раскопки установили, что еще 10 тысяч лет тому назад на Хайнане обитал человек… Здесь найдены окаменелые останки и орудия производства…
Существуют и другие легенды о происхождении народности Ли. Одно из преданий гласит, что Ли – это потомки юноши, приплывшего на остров с юга, и девушки, вылупившейся из яйца, которое юноша нашел в горах. Главный горный хребет острова так и называется Лишаньму (горная мать Ли).
Женщины этой народности носят одежду из черной самотканной материи с лиловым орнаментом, у некоторых можно увидеть на лице татуировку. Этот обычай пришел из глубины веков и связан с легендой о том, как вождь племени надругался над красивой девушкой, покрыв позором ее семью. С тех пор все девушки Ли стали намеренно уродовать свое лицо, чтобы избежать подобной участи.
Сейчас такие украшения на лицах можно увидеть только у старшего поколения женщин племени. Обычай стал историей. Но вот некоторые обычаи продолжают жить.
Когда мы подъезжали к одной отдаленной горной деревушке, где живут представители племени Ли, то ли в шутку, то ли всерьез сопровождающие нас китайские журналисты предупредили, чтобы мы ни в коем случае не пили чай из чашки, которую нам может предложить одна из девушек этой деревни.
По местным представлениям эта, процедура – прелюдия к брачной церемонии… И тут же рассказали об американском этнографе, который таким образом навсегда обязан был связать свою жизнь с этой деревней. Было это давно. Американца уже нет в живых, но говорят, кровь незадачливого этнографа течет в жилых современных жителей деревни.
История не показалась нам неправдоподобной, особенно после того, как нас познакомили с еще одним обычаем, точнее праздником, который до сих отмечают Ли в третий день третьего месяца по лунному календарю.
Праздник этот называется «День любви». После танцев и песен, когда стемнеет, девушки и юноши уходят в горы и не возвращаются до утра. Девушек, родивших детей после этого романтического праздника, чествуют всей деревней, и такую невесту с ребенком с удовольствием возьмет замуж любой воин и охотник, не обязательно отец ребенка. Способность к деторождению здесь – высший показатель добродетели. И не удивительно, что в поездке по Хайнаню мы часто встречали кумирни и небольшие храмы, где установлена богиня Гуаньинь – к которой местные женщины обращаются с молитвами о рождении ребенка.
Есть на острове памятник еще одной женщине – нашей современнице. В 1939 году, когда японские войска оккупировали Хайнань, возник в этих местах женский партизанский отряд, героически боровшийся за свободу. Многие партизанки так и не увидели рассвета. «Хайнаньские зори» были отнюдь не тихими. Отряд оставил свой след не только в революционной истории острова, но и в искусстве. Долгое время шел в Китае балет «Красный женский батальон», воспевающий отчаянную смелость юных хайнанек. Во время «культурной революции» это был единственный балет, который можно было увидеть на китайской сцене.
Дело в том, что режиссером спектакля была Цзян Цин – супруга председателя Мао Цзэдуна. Потом, когда Цзян Цин ушла в политическое небытие, незаслуженно забыли и про балет. Но сегодня он вновь возобновлен на китайской сцене. И он стоит того. Причина популярности – замечательная национальная музыка, яркие костюмы, интересно поставленные танцы.
Но Хайнань и после победы китайской революции в 1949 году продолжал оставаться захолустьем. Он считался неперспективным. Оккупированный «американским империализмом» остров Тайвань маячил на горизонте.
А что если завтра война? Поэтому строились здесь, в основном, стратегические дороги, ародромы, с которых могли легко взмыть в воздух военные самолеты, да укрепрайоны в горах.
Но когда в Китае начались реформы, власти по-новому взглянули и на Хайнань.
В апреле 1988 года решением китайского правительства остров получил статус «особой провинции Китая». Это была первая в Китае особая экономическая зона в масштабах целой провинции. От неё ожидали экономического чуда. За два десятилетия остров планировали превратить не только в самую богатую провинцию Китая, но и в район, где уровень жизни населения встанет вровень с Тайванем, Сингапуром и другими «маленькими драконами», которые считаются витринами процветания в Юго-Восточной Азии.
Я впервые приехал на Хайнань, когда делались первые шаги по этому пути. Тогдашний губернатор острова, точнее уже провинции Хайнань Лю Цзаньфэн сказал мне в интервью, что считает, что в этих планах нет ничего фантастического.
Инженер, в свое время учившийся в Киеве, начальник исследовательского института в Пекине, заместитель министра электронной промышленности Китая, первый губернатор самой южной китайской провинции – Лю привык оперировать точными цифрами и фактами.
Этот политик, который мыслит математическими категориями, считал, что чудо должны были совершить «три свободы», которые были предоставлены Хайнаню Центральным правительством: свобода ввоза и вывоза капитала, въезда и выезда людей, экспорта и импорта товаров и оборудования.
Среда, в которой будут осуществляться эти свободы – рынок: капитала и техники, производственных материалов и научных открытий, недвижимости и рабочей силы. На этом свободном рынке будут конкурировать между собой государственные и частные предприятия, китайский и иностранный капитал, который на первом этапе займет ведущую роль. Ему на Хайнане дано право обладать контрольным пакетом акций и на смешанных предприятиях, а также приобретать предприятия частного и государственного сектора.
«Любой предприниматель, – подчеркивал в беседе со мной губернатор Лю, – ввозящий капитал на остров, имеет право арендовать или покупать землю по цене самой низкой в Китае. Он может ввозить рабочих или нанимать их на месте. В первые три года хозяйствования он освобождается от налогов и не будет в дальнейшем платить их, пока предприятие не начнет приносить прибыль».
«Но это еще не все», – говорил Лю. – Освобождаются от налогов и смешанные предприятия, где иностранный капитал составляет не менее 25%».
И была еще одна особенность, отличавшая Хайнань от других свободных экономических зон Китая. Здесь планировалось создавать не просто иностранные предприятия, но целые инфраструктуры, принадлежащие иностранному капиталу. Один из таких районов, который мне посоветовал посетить губернатор – порт Янпу, который начали строить на севере острова.
Директор будущего порта, в отличие от губернатора Лю – человек явно романтического склада. Об этом свидетельствует вся его биография. Чем только не пришлось заниматься этому человеку с такой распространенной в Китае фамилией – Ван. Ван Ли-гуан – студент авиационного института, инженер, потом безработный, полицейский, политический деятель уездного масштаба, директор небольшого аэропорта в северном Китае.
Кстати, авиационный институт он закончил в Москве, и с особой нежностью произносит милую его сердцу аббревиатуру МАИ.
Так же как и губернатор острова, многие другие здешние руководители, с которыми мне довелось встречаться, в разное время окончили высшие учебные заведения в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске.
Случайно ли то, что именно их судьба забросила на Хайнань? Думается, что нет!
Это поколение людей прошло суровую школу. Ведь острие «культурной революции» – самого трагического периода в новейшей истории Китая, было направлено против этих «шпионов советского ревизионизма». Они выстояли. На учебу за границу, а тогда это был, главным образом, Советский Союз, Китай посылал лучших из лучших. Самых талантливых, самых трудолюбивых. И здесь, на Хайнане им предоставили шанс еще раз подтвердить это.
Ван затащил меня в кабину башенного крана, чтобы, как он выразился, я «сверху мог лучше разглядеть горизонты прекрасного будущего порта».
Волнуясь, путая китайские и русские слова, он рисовал картину этого прекрасного будущего… Многокилометровые причалы, десятки кораблей под флагами разных стран мира, контейнерные зоны, краны, самая современная техника, Международный Клуб моряков…
Честно говоря, пока это трудно было себе представить даже с высоты башенного крана. Перед нами были лишь пустынные воды небольшой рыбачьей гавани да несколько рыбачьих лодок на горизонте.
Забегая вперед, могу сказать, что сегодня порт выглядит именно так, как мечтал об этом романтик Ван.
Несколько больший оптимизм внушали построенные тогда недалеко от будущего порта уютные коттеджи для японских специалистов. С садиками, бассейнами, гаражами, они свидетельствовали о том, что японцы приехали сюда всерьез и надолго. Японские фирмы приобрели участок земли в 30 квадратных километров сроком на 70 лет, и вместе с портом будут строить здесь комплекс предприятий: химических, электронных, перерабатывающих заводов. Крыши строящихся цехов маячили поодаль.
Среди тех, кто активно поддержал хайнаньский эксперимент, был тогдашний Генеральный секретарь ЦК КПК, президент страны Цзян Цзэмин. Особые зоны в Китае и Хайнань, в частности, – его детище. Он как бы принял эстафету из рук патриарха китайских реформ Дэн Сяопина, который завещал Китаю активно создавать такого рода экспериментальные зоны, «кошек, которые ловили бы и социалистических, и капиталистических мышей».
Нельзя сказать, что идея «хайнаньского эксперимента» была всеми встречена «на ура». Сомневающихся было более чем достаточно на всех уровнях. Многие считали, что отдавать богатства острова на откуп «капитализму» – дело рискованное и неблагодарное. Раздавались такие голоса и на сессии Всекитайского Собрания Народных представителей – китайского парламента – Высшего законодательного органа КНР.
Звучали и сомнения такого рода. «Да, – говорили скептики, – Хайнань – это окно в мир. Но стоит его слишком широко распахнуть, вместе со свежим воздухом в дом попадут комары и мухи». Опасались, что непосредственное соприкосновение с буржуазной моралью и нравами капиталистического образа жизни, вместе с массовой культурой, фильмами, проповедующими продажный секс и насилие, местное население впитает худшие стороны «западной» жизни.
У этих опасений были основания. Уже в самом начале эксперимента здесь начались всевозможные финансовые и экономические аферы. Пожалуй, самой грандиозной оказалась идея закупки за рубежом крупной партии легковых автомобилей с целью их дальнейшей перепродажи. Афера, получившая в китайской прессе наименование «Хайнаньское дело».
Под покровом ночи на военных кораблях, минуя таможни, беспошлинно ввозились на остров легковые автомобили, главным образом, из Японии. А затем потихоньку втридорога продавались в континентальный Китай, особенно в те провинции и города, которые не имели таможенных льгот. Правда, вырученные деньги оседали, как потом подтвердило следствие, не в карманах организаторов этой махинации, а шли на благоустройство острова. Но закон-то нарушался!
В конце 80-х побывал я на китайско-американском совместном предприятии по изготовлению телевизоров. Здание сборочного цеха было еще в лесах, а предприятие уже выпускало готовые телевизоры – по тысяче штук в день. Японская техника, американский капитал, китайский инженерно-технический персонал, приехавший из соседней особой экономической зоны Сямэнь, дешевый труд наскоро обученных местных работниц, выгодные условия сбыта готовой продукции – вот основные слагаемые успешной работы предприятия.
Директор завода Сюй Юймэй, кстати, тоже бывший выпускник российского ВУЗа, учившийся в Свердловске, рассказал, что предприятие дает и валютную выручку, причем 90% валюты завод оставляет на свои нужды.
Рядом с заводом, тоже еще в лесах, высилось здание банка, который организовали китайские эмигранты. Тридцать миллионов этнических китайцев – «хуацяо» разбросаны по всему миру, но связей с Китаем они никогда не прерывали. Это в прямом и переносном смысле золотой запас страны. Их доля вложений в хайнаньскую экономику весьма велика.
Я еще не встречал такого китайского эмигранта, который не желал бы вернуться на Родину, к могилам предков, кто не хотел бы покоится в этой древней земле. Здесь на Хайнане возникли целые поселения, где вернувшимся в Китай «хуацяо» создают условия для привычной жизни и труда. Например, любой может приобрести двухэтажный коттедж со всеми удобствами вместе с участком земли. Коттеджи не дешевы: от 50 до 250 тысяч долларов. Но люди с готовностью селятся здесь. Эмигранты из Сингапура, Малайзии, США…
Через десять лет Хайнаньского эксперимента достижения в экономической области доказали, что путь был выбран правильный. Валовая продукция здешнего сельского хозяйства, в основе которого тропическое растениеводство, ежегодно возрастала в среднем на 9%. Опорными отраслями местной экономики стала «новая промышленность». Это, в первую очередь, более 100 проектов сотрудничества с внешним миром в области высоких технологий: электроника, информатика, биология, фармацевтика, оптика, машиностроение.
Вслед за Хайнанем особые экономические права, в том числе и законодательные в области размещения и использования иностранных капиталов, получили еще четыре экономические зоны Китая: Шенчжэнь, Чжухай, Шаньтоу (провинция Гуандун) и Ся-мынь (провинция Фуцзянь).
Эти пять зон давно уже стали полигоном экономической реформы в Китае. Здесь стремительно растет сумма иностранных капиталовложений в местную экономику. Ежегодно она превышает 26 миллиардов американских долларов. А общий объем внешнеторгового оборота этих специальных зон, включая Хай-нань, достиг уже 59 миллиардов долларов, что составляет одну пятую общенационального показателя.
Являясь, как говорят в Китае, «окнами открытости» во внешний мир, Хайнань и его ближайшие соседи – особые экономические зоны китайского юга – полностью используют свою близость к рынкам Азиатско-Тихоокеанского региона.
После присоединения Гонконга к Китаю 1 июля 1997 года перспективы развития Хайнаня расширились. Ряд решений Центрального Правительства Китая предусматривает слияние Гонконга с Хайнанем. У двух территорий, составляющих единую экономическую зону, будет общее законодательство, предусматривающее самостоятельное принятие местных законодательных актов.
А если учесть, что сюда примкнула и еще одна вскоре возвращенная Китаю бывшая португальская колония Макао, расположенная рядом, то легко представить, какие возможности откроются для специальной экономической зоны «Хайнань-Гонконг-Макао». На карте Юго-Восточной Азии вырастает еще один «Дракон Азии», на этот раз чисто китайского происхождения.
Но тут, наверное, пришло время еще раз вспомнить о некоторых негативных моментах развития экономики острова.
Побывавший в конце 1998 года в южных экономических зонах Премьер Госсовета Чжу Жунцзи вынужден был говорить о процветающей здесь «разнузданной деятельности контрабандистов и валютных мошенников» и призвал создать целую систему для борьбы с этими явлениями.
Позднее на острове прошел целый ряд судебных процессов, в частности, за взятки и растрату государственных денег был расстрелян некий Чэнь Ложун – Начальник Управления Табачной компании, суровое наказание понесли и другие преступники – чиновники.
Был закрыт целый ряд коммерческих предприятий, принадлежавших китайской армии, милиции, правоохранительным органам. Отныне все политико-правовые органы на острове устранялись от участия в деятельности созданных ими хозяйственных предприятий. Что же, у борцов с коррупцией должны быть чистые руки.
Появились на Хайнане и другие проблемы.
Остров, особенно его города и курортные поселки захлестнула «желтая волна». Легальные и полулегальные видеосалоны, где крутились фильмы весьма рискованного содержания, небольшие отели «с интимными услугами», а то и откровенная проституция, наркомания, азартные игры – все это появилось на острове.
Об этом с тревогой пишут китайские газеты, как местные, так и центральные. Например, агентство «Синьхуа» обнародовало в начале 2001 года информацию о том, что из 2780 увеселительных заведений Хайнаня было закрыто 42% для того, чтобы «можно было успешнее вести борьбу с проституцией, распутством, азартными играми, наркоманией». Как сообщили местные газеты, в ходе этой операции было заведено более тысячи уголовных дел.
Ну, а в путеводителях по странам Юго-Восточной Азии, издаваемых на Западе, по-прежнему мелькают рекламные объявления такого содержания: «Марксистская идеология и красные лозунги на заборах не мешают эмансипации хайнаньских девушек, ничуть не более робких с туристами мужского пола, чем их сверстницы в соседнем Таиланде. В городе Санья есть уже целая улица так называемых «парикмахерских», подобных тайским массажным кабинетам…»
Несмотря на все издержки и трудности нового дела, при поддержке партийных и государственных органов Центра, хайнаньс-кий эксперимент продолжается. Кстати, партийные и административные функции управления на острове, как, впрочем и в остальном Китае, строго разделены. Партийные организации ведут воспитательную работу среди двухсот тысяч коммунистов Хайнаня. Коррупция, бюрократия, идеологические неурядицы, работа по патриотическому воспитанию молодежи – вот точки приложения сил компартии.
Китайские реформы продолжаются. Вносятся изменения не только в тактику, но и в стратегию реформ. Как любил повторять отец реформ Дэн Сяопин – «истину нужно искать в фактах». Порой приходится отказываться от высоких темпов развития экономики, бороться с ее «перегревом». Осторожнее стали относиться и к экспериментам с акциями и биржами, финансовые бури в мире раскачивают и китайский корабль. Осуществляются шаги по укреплению общенародной собственности, увеличению субсидии государственным предприятиям. На этом фоне хайнаньский эксперимент выглядит особенно дерзким. От результатов, полученных здесь, во многом зависит будущее.
«КЛОП» МАЯКОВСКОГО ПОСТАВЛЕН В КИТАЕ
Так в начале прошлого тысячелетия на острове оказались пять пленников, сосланных сюда за вольнодумство. «Декабристы» древнего Китая… Сегодня в скромных хижинах, где они когда-то обитали, расположен музей, посвященный их памяти. Уходя в глубину веков, история Китая знала и жестоких тиранов, и благородных героев. Тираны уходили в небытие, герои оставались. Как эти пятеро, имена которых помнят до сих пор.
Имя еще одного узника Хайнаня навсегда осталось в памяти народа. Хай Жуй – так звали чиновника, жившего на острове четыре сотни лет назад. Честный и неподкупный чиновник не побоялся сказать горькую правду императору, за что был разжалован, сослан сюда, где и умер. Его могилу, над которой сегодня высится мраморный памятник, чтут жители страны.
Уже в наши дни китайский писатель У Хань написал пьесу-аллегорию «Хай Жуй уходит в отставку». Было это накануне «культурной революции». Современники без труда узнали в главных персонажах пьесы Мао Цзэдуна и маршала Пэн Дэхуая, который не побоялся сказать в лицо руководителю страны горькую правду и о «большом скачке», и о «народных коммунах», о голоде, о разрухе в стране и о том опасном пути, на который толкали Китай.
Как и Хай Жуй, Пэн Дэхуай подвергся опале. Досталось и автору пьесы.
Я помню, как во время «культурной революции» стены пекинских заборов были оклеены плакатами и карикатурами, где изображался маленький злобный карлик, замахивающийся картонным мечом на солнце. Так изображали хунвейбины у Ханя.
Позже в уютном кафе на окраине Пекина, где собирались старые китайские интеллигенты, меня познакомили с высоким седым стариком с доброй улыбкой и острым взглядом из-под седых бровей. Старика звали… У Хань. Он пережил и «культурную революцию» и многих своих хулителей.
Но, наверное, самым знаменитым узником Хайнаня был великий китайский поэт Су Дунпо, творивший в начале прошлого тысячелетия.
По сложившейся в Китае традиции интеллигенты всегда имели должность при дворе императора. Имел такую должность и Су Дунпо – он был губернатором одного из округов империи. Однако, столкнувшись с тяготами жизни народа, с продажностью чиновников, с которыми ему ежедневно приходилось иметь дело, Су Дунпо поднял бунт. Совсем как Хай Жуй. Но он не стал писать жалобу императору, может быть, зная заранее, что никакого толку от этого не будет. Он бросил в лицо своре продажных чиновников гневные поэтические слова, которые услышал весь Китай:
Дворцовая знать, действительно, подняла крик. Ведь стихи Су Дунпо расходились по всей стране, будоражили общество. Поэт оказался в далекой ссылке на Хайнане. Он писал оттуда:
«Пусть воронье кричит над дохлой крысой
В том крике алчность и тупая спесь.
Я буду весел, так, пожалуй, лучше,
Чем видеть мир, таким, какой он есть».
Но время распорядилось иначе. Сегодня, спустя тысячу лет после смерти, Су Дунпо – один из самых любимых поэтов Китая. Его стихи знают наизусть. И в далекой деревушке, где встретил поэт последние дни своей жизни, воздвигнут Храм в его честь. Ежегодно в день рождения поэта устраивают здесь торжества, звучат его стихи. Сюда приезжают ценители поэзии Су Дунпо из многих провинций Китая, из зарубежных стран. С волнением я обнаружил в книге почетных посетителей и автографы на русском языке.
«Пусть на тёмной горе,
В месте самом глухом
Погребенье мое без почета свершат.
Пусть годами по длинным, дождливым ночам
Одинокая стонет и плачет душа…»
Сила таланта поэта настолько велика, что до сих пор в языке местного населения ощущается влияние поэзии Су Дунпо. Только в этих краях существует ритуал, согласно которому молодожены во время свадьбы обмениваются поэтическими приветствиями собственного сочинения. Утверждают, что начало этой традиции положил поэт.
Считается, что самые красивые девушки в Китае живут на острове Хайнань. И богат этот край поэтическими сказаниями и легендами.
Как утверждает одна из них, когда-то очень давно охотился в этих местах юноша из горного племени. Преследуя оленя, он подогнал его к морской лагуне и уже натянул лук, чтобы поразить добычу. Но вдруг раздался гром – олень повернул голову и обернулся девушкой поразительной красоты.
Охотник и красавица влюбились друг в друга с первого взгляда и скоро сыграли свадьбу. От них и пошло население острова: смелые и красивые люди – охотники, рыболовы, садоводы, земледельцы.
А как память об этой романтической истории высится на горном перевале у города Санья огромная скульптура оленя и охотника. Она так и называется «Олень повернул голову». А женщина, давшая жизнь народу острова, стала символом Хайнаня. Потомки девушки-оленя – коренное население острова, представители народности Ли.
Кстати, недавние археологические раскопки установили, что еще 10 тысяч лет тому назад на Хайнане обитал человек… Здесь найдены окаменелые останки и орудия производства…
Существуют и другие легенды о происхождении народности Ли. Одно из преданий гласит, что Ли – это потомки юноши, приплывшего на остров с юга, и девушки, вылупившейся из яйца, которое юноша нашел в горах. Главный горный хребет острова так и называется Лишаньму (горная мать Ли).
Женщины этой народности носят одежду из черной самотканной материи с лиловым орнаментом, у некоторых можно увидеть на лице татуировку. Этот обычай пришел из глубины веков и связан с легендой о том, как вождь племени надругался над красивой девушкой, покрыв позором ее семью. С тех пор все девушки Ли стали намеренно уродовать свое лицо, чтобы избежать подобной участи.
Сейчас такие украшения на лицах можно увидеть только у старшего поколения женщин племени. Обычай стал историей. Но вот некоторые обычаи продолжают жить.
Когда мы подъезжали к одной отдаленной горной деревушке, где живут представители племени Ли, то ли в шутку, то ли всерьез сопровождающие нас китайские журналисты предупредили, чтобы мы ни в коем случае не пили чай из чашки, которую нам может предложить одна из девушек этой деревни.
По местным представлениям эта, процедура – прелюдия к брачной церемонии… И тут же рассказали об американском этнографе, который таким образом навсегда обязан был связать свою жизнь с этой деревней. Было это давно. Американца уже нет в живых, но говорят, кровь незадачливого этнографа течет в жилых современных жителей деревни.
История не показалась нам неправдоподобной, особенно после того, как нас познакомили с еще одним обычаем, точнее праздником, который до сих отмечают Ли в третий день третьего месяца по лунному календарю.
Праздник этот называется «День любви». После танцев и песен, когда стемнеет, девушки и юноши уходят в горы и не возвращаются до утра. Девушек, родивших детей после этого романтического праздника, чествуют всей деревней, и такую невесту с ребенком с удовольствием возьмет замуж любой воин и охотник, не обязательно отец ребенка. Способность к деторождению здесь – высший показатель добродетели. И не удивительно, что в поездке по Хайнаню мы часто встречали кумирни и небольшие храмы, где установлена богиня Гуаньинь – к которой местные женщины обращаются с молитвами о рождении ребенка.
Есть на острове памятник еще одной женщине – нашей современнице. В 1939 году, когда японские войска оккупировали Хайнань, возник в этих местах женский партизанский отряд, героически боровшийся за свободу. Многие партизанки так и не увидели рассвета. «Хайнаньские зори» были отнюдь не тихими. Отряд оставил свой след не только в революционной истории острова, но и в искусстве. Долгое время шел в Китае балет «Красный женский батальон», воспевающий отчаянную смелость юных хайнанек. Во время «культурной революции» это был единственный балет, который можно было увидеть на китайской сцене.
Дело в том, что режиссером спектакля была Цзян Цин – супруга председателя Мао Цзэдуна. Потом, когда Цзян Цин ушла в политическое небытие, незаслуженно забыли и про балет. Но сегодня он вновь возобновлен на китайской сцене. И он стоит того. Причина популярности – замечательная национальная музыка, яркие костюмы, интересно поставленные танцы.
Но Хайнань и после победы китайской революции в 1949 году продолжал оставаться захолустьем. Он считался неперспективным. Оккупированный «американским империализмом» остров Тайвань маячил на горизонте.
А что если завтра война? Поэтому строились здесь, в основном, стратегические дороги, ародромы, с которых могли легко взмыть в воздух военные самолеты, да укрепрайоны в горах.
Но когда в Китае начались реформы, власти по-новому взглянули и на Хайнань.
В апреле 1988 года решением китайского правительства остров получил статус «особой провинции Китая». Это была первая в Китае особая экономическая зона в масштабах целой провинции. От неё ожидали экономического чуда. За два десятилетия остров планировали превратить не только в самую богатую провинцию Китая, но и в район, где уровень жизни населения встанет вровень с Тайванем, Сингапуром и другими «маленькими драконами», которые считаются витринами процветания в Юго-Восточной Азии.
Я впервые приехал на Хайнань, когда делались первые шаги по этому пути. Тогдашний губернатор острова, точнее уже провинции Хайнань Лю Цзаньфэн сказал мне в интервью, что считает, что в этих планах нет ничего фантастического.
Инженер, в свое время учившийся в Киеве, начальник исследовательского института в Пекине, заместитель министра электронной промышленности Китая, первый губернатор самой южной китайской провинции – Лю привык оперировать точными цифрами и фактами.
Этот политик, который мыслит математическими категориями, считал, что чудо должны были совершить «три свободы», которые были предоставлены Хайнаню Центральным правительством: свобода ввоза и вывоза капитала, въезда и выезда людей, экспорта и импорта товаров и оборудования.
Среда, в которой будут осуществляться эти свободы – рынок: капитала и техники, производственных материалов и научных открытий, недвижимости и рабочей силы. На этом свободном рынке будут конкурировать между собой государственные и частные предприятия, китайский и иностранный капитал, который на первом этапе займет ведущую роль. Ему на Хайнане дано право обладать контрольным пакетом акций и на смешанных предприятиях, а также приобретать предприятия частного и государственного сектора.
«Любой предприниматель, – подчеркивал в беседе со мной губернатор Лю, – ввозящий капитал на остров, имеет право арендовать или покупать землю по цене самой низкой в Китае. Он может ввозить рабочих или нанимать их на месте. В первые три года хозяйствования он освобождается от налогов и не будет в дальнейшем платить их, пока предприятие не начнет приносить прибыль».
«Но это еще не все», – говорил Лю. – Освобождаются от налогов и смешанные предприятия, где иностранный капитал составляет не менее 25%».
И была еще одна особенность, отличавшая Хайнань от других свободных экономических зон Китая. Здесь планировалось создавать не просто иностранные предприятия, но целые инфраструктуры, принадлежащие иностранному капиталу. Один из таких районов, который мне посоветовал посетить губернатор – порт Янпу, который начали строить на севере острова.
Директор будущего порта, в отличие от губернатора Лю – человек явно романтического склада. Об этом свидетельствует вся его биография. Чем только не пришлось заниматься этому человеку с такой распространенной в Китае фамилией – Ван. Ван Ли-гуан – студент авиационного института, инженер, потом безработный, полицейский, политический деятель уездного масштаба, директор небольшого аэропорта в северном Китае.
Кстати, авиационный институт он закончил в Москве, и с особой нежностью произносит милую его сердцу аббревиатуру МАИ.
Так же как и губернатор острова, многие другие здешние руководители, с которыми мне довелось встречаться, в разное время окончили высшие учебные заведения в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске.
Случайно ли то, что именно их судьба забросила на Хайнань? Думается, что нет!
Это поколение людей прошло суровую школу. Ведь острие «культурной революции» – самого трагического периода в новейшей истории Китая, было направлено против этих «шпионов советского ревизионизма». Они выстояли. На учебу за границу, а тогда это был, главным образом, Советский Союз, Китай посылал лучших из лучших. Самых талантливых, самых трудолюбивых. И здесь, на Хайнане им предоставили шанс еще раз подтвердить это.
Ван затащил меня в кабину башенного крана, чтобы, как он выразился, я «сверху мог лучше разглядеть горизонты прекрасного будущего порта».
Волнуясь, путая китайские и русские слова, он рисовал картину этого прекрасного будущего… Многокилометровые причалы, десятки кораблей под флагами разных стран мира, контейнерные зоны, краны, самая современная техника, Международный Клуб моряков…
Честно говоря, пока это трудно было себе представить даже с высоты башенного крана. Перед нами были лишь пустынные воды небольшой рыбачьей гавани да несколько рыбачьих лодок на горизонте.
Забегая вперед, могу сказать, что сегодня порт выглядит именно так, как мечтал об этом романтик Ван.
Несколько больший оптимизм внушали построенные тогда недалеко от будущего порта уютные коттеджи для японских специалистов. С садиками, бассейнами, гаражами, они свидетельствовали о том, что японцы приехали сюда всерьез и надолго. Японские фирмы приобрели участок земли в 30 квадратных километров сроком на 70 лет, и вместе с портом будут строить здесь комплекс предприятий: химических, электронных, перерабатывающих заводов. Крыши строящихся цехов маячили поодаль.
Среди тех, кто активно поддержал хайнаньский эксперимент, был тогдашний Генеральный секретарь ЦК КПК, президент страны Цзян Цзэмин. Особые зоны в Китае и Хайнань, в частности, – его детище. Он как бы принял эстафету из рук патриарха китайских реформ Дэн Сяопина, который завещал Китаю активно создавать такого рода экспериментальные зоны, «кошек, которые ловили бы и социалистических, и капиталистических мышей».
Нельзя сказать, что идея «хайнаньского эксперимента» была всеми встречена «на ура». Сомневающихся было более чем достаточно на всех уровнях. Многие считали, что отдавать богатства острова на откуп «капитализму» – дело рискованное и неблагодарное. Раздавались такие голоса и на сессии Всекитайского Собрания Народных представителей – китайского парламента – Высшего законодательного органа КНР.
Звучали и сомнения такого рода. «Да, – говорили скептики, – Хайнань – это окно в мир. Но стоит его слишком широко распахнуть, вместе со свежим воздухом в дом попадут комары и мухи». Опасались, что непосредственное соприкосновение с буржуазной моралью и нравами капиталистического образа жизни, вместе с массовой культурой, фильмами, проповедующими продажный секс и насилие, местное население впитает худшие стороны «западной» жизни.
У этих опасений были основания. Уже в самом начале эксперимента здесь начались всевозможные финансовые и экономические аферы. Пожалуй, самой грандиозной оказалась идея закупки за рубежом крупной партии легковых автомобилей с целью их дальнейшей перепродажи. Афера, получившая в китайской прессе наименование «Хайнаньское дело».
Под покровом ночи на военных кораблях, минуя таможни, беспошлинно ввозились на остров легковые автомобили, главным образом, из Японии. А затем потихоньку втридорога продавались в континентальный Китай, особенно в те провинции и города, которые не имели таможенных льгот. Правда, вырученные деньги оседали, как потом подтвердило следствие, не в карманах организаторов этой махинации, а шли на благоустройство острова. Но закон-то нарушался!
В конце 80-х побывал я на китайско-американском совместном предприятии по изготовлению телевизоров. Здание сборочного цеха было еще в лесах, а предприятие уже выпускало готовые телевизоры – по тысяче штук в день. Японская техника, американский капитал, китайский инженерно-технический персонал, приехавший из соседней особой экономической зоны Сямэнь, дешевый труд наскоро обученных местных работниц, выгодные условия сбыта готовой продукции – вот основные слагаемые успешной работы предприятия.
Директор завода Сюй Юймэй, кстати, тоже бывший выпускник российского ВУЗа, учившийся в Свердловске, рассказал, что предприятие дает и валютную выручку, причем 90% валюты завод оставляет на свои нужды.
Рядом с заводом, тоже еще в лесах, высилось здание банка, который организовали китайские эмигранты. Тридцать миллионов этнических китайцев – «хуацяо» разбросаны по всему миру, но связей с Китаем они никогда не прерывали. Это в прямом и переносном смысле золотой запас страны. Их доля вложений в хайнаньскую экономику весьма велика.
Я еще не встречал такого китайского эмигранта, который не желал бы вернуться на Родину, к могилам предков, кто не хотел бы покоится в этой древней земле. Здесь на Хайнане возникли целые поселения, где вернувшимся в Китай «хуацяо» создают условия для привычной жизни и труда. Например, любой может приобрести двухэтажный коттедж со всеми удобствами вместе с участком земли. Коттеджи не дешевы: от 50 до 250 тысяч долларов. Но люди с готовностью селятся здесь. Эмигранты из Сингапура, Малайзии, США…
Через десять лет Хайнаньского эксперимента достижения в экономической области доказали, что путь был выбран правильный. Валовая продукция здешнего сельского хозяйства, в основе которого тропическое растениеводство, ежегодно возрастала в среднем на 9%. Опорными отраслями местной экономики стала «новая промышленность». Это, в первую очередь, более 100 проектов сотрудничества с внешним миром в области высоких технологий: электроника, информатика, биология, фармацевтика, оптика, машиностроение.
Вслед за Хайнанем особые экономические права, в том числе и законодательные в области размещения и использования иностранных капиталов, получили еще четыре экономические зоны Китая: Шенчжэнь, Чжухай, Шаньтоу (провинция Гуандун) и Ся-мынь (провинция Фуцзянь).
Эти пять зон давно уже стали полигоном экономической реформы в Китае. Здесь стремительно растет сумма иностранных капиталовложений в местную экономику. Ежегодно она превышает 26 миллиардов американских долларов. А общий объем внешнеторгового оборота этих специальных зон, включая Хай-нань, достиг уже 59 миллиардов долларов, что составляет одну пятую общенационального показателя.
Являясь, как говорят в Китае, «окнами открытости» во внешний мир, Хайнань и его ближайшие соседи – особые экономические зоны китайского юга – полностью используют свою близость к рынкам Азиатско-Тихоокеанского региона.
После присоединения Гонконга к Китаю 1 июля 1997 года перспективы развития Хайнаня расширились. Ряд решений Центрального Правительства Китая предусматривает слияние Гонконга с Хайнанем. У двух территорий, составляющих единую экономическую зону, будет общее законодательство, предусматривающее самостоятельное принятие местных законодательных актов.
А если учесть, что сюда примкнула и еще одна вскоре возвращенная Китаю бывшая португальская колония Макао, расположенная рядом, то легко представить, какие возможности откроются для специальной экономической зоны «Хайнань-Гонконг-Макао». На карте Юго-Восточной Азии вырастает еще один «Дракон Азии», на этот раз чисто китайского происхождения.
Но тут, наверное, пришло время еще раз вспомнить о некоторых негативных моментах развития экономики острова.
Побывавший в конце 1998 года в южных экономических зонах Премьер Госсовета Чжу Жунцзи вынужден был говорить о процветающей здесь «разнузданной деятельности контрабандистов и валютных мошенников» и призвал создать целую систему для борьбы с этими явлениями.
Позднее на острове прошел целый ряд судебных процессов, в частности, за взятки и растрату государственных денег был расстрелян некий Чэнь Ложун – Начальник Управления Табачной компании, суровое наказание понесли и другие преступники – чиновники.
Был закрыт целый ряд коммерческих предприятий, принадлежавших китайской армии, милиции, правоохранительным органам. Отныне все политико-правовые органы на острове устранялись от участия в деятельности созданных ими хозяйственных предприятий. Что же, у борцов с коррупцией должны быть чистые руки.
Появились на Хайнане и другие проблемы.
Остров, особенно его города и курортные поселки захлестнула «желтая волна». Легальные и полулегальные видеосалоны, где крутились фильмы весьма рискованного содержания, небольшие отели «с интимными услугами», а то и откровенная проституция, наркомания, азартные игры – все это появилось на острове.
Об этом с тревогой пишут китайские газеты, как местные, так и центральные. Например, агентство «Синьхуа» обнародовало в начале 2001 года информацию о том, что из 2780 увеселительных заведений Хайнаня было закрыто 42% для того, чтобы «можно было успешнее вести борьбу с проституцией, распутством, азартными играми, наркоманией». Как сообщили местные газеты, в ходе этой операции было заведено более тысячи уголовных дел.
Ну, а в путеводителях по странам Юго-Восточной Азии, издаваемых на Западе, по-прежнему мелькают рекламные объявления такого содержания: «Марксистская идеология и красные лозунги на заборах не мешают эмансипации хайнаньских девушек, ничуть не более робких с туристами мужского пола, чем их сверстницы в соседнем Таиланде. В городе Санья есть уже целая улица так называемых «парикмахерских», подобных тайским массажным кабинетам…»
Несмотря на все издержки и трудности нового дела, при поддержке партийных и государственных органов Центра, хайнаньс-кий эксперимент продолжается. Кстати, партийные и административные функции управления на острове, как, впрочем и в остальном Китае, строго разделены. Партийные организации ведут воспитательную работу среди двухсот тысяч коммунистов Хайнаня. Коррупция, бюрократия, идеологические неурядицы, работа по патриотическому воспитанию молодежи – вот точки приложения сил компартии.
Китайские реформы продолжаются. Вносятся изменения не только в тактику, но и в стратегию реформ. Как любил повторять отец реформ Дэн Сяопин – «истину нужно искать в фактах». Порой приходится отказываться от высоких темпов развития экономики, бороться с ее «перегревом». Осторожнее стали относиться и к экспериментам с акциями и биржами, финансовые бури в мире раскачивают и китайский корабль. Осуществляются шаги по укреплению общенародной собственности, увеличению субсидии государственным предприятиям. На этом фоне хайнаньский эксперимент выглядит особенно дерзким. От результатов, полученных здесь, во многом зависит будущее.
«КЛОП» МАЯКОВСКОГО ПОСТАВЛЕН В КИТАЕ
С Мэн Динхуэем – молодым талантливым китайским режиссером, авангардистом нового поколения меня познакомила моя старая приятельница Чжан Цихун.
Она училась в 50-е годы в Москве, прекрасно владеет русским языком, через всю свою жизнь пронесла любовь к русской литературе и искусству. Многие пьесы русских авторов зрители увидели в Китае именно в ее постановке. Она помогает и другим китайским режиссерам осваивать русскую драматургию. – Довольна тем, что даже такой сложный спектакль, как «Синие кони на красной траве», поставленный приезжавшим в Китай режиссером Ленкома Марком Захаровым, имел шумный успех. Между прочим, Чжан вместе с 3ахаровым училась в Москве, в ГИТИСе. Я помню репетиции этого спектакля в Пекине, когда китайские актеры, затаив дыхание, внимали указания маститого режиссера. А для «разогрева» в начале каждой репетиции актеры по просьбе Захарова пели русские песни.
В момент нашего знакомства Мэн Динхуэю исполнилось 32 года. Он выпускник режиссерского факультета Пекинского Института драматического искусства. Несмотря на молодость, он уже успел поставить несколько пьес, которые пользуются успехом особенно у молодежи.
С 1992 года – Мэн режиссер Пекинского экспериментального драматического театра. Со своими постановками театр побывал и за рубежом. Театр не имеет своего постоянного помещения, что типично для китайских театральных трупп. Его спектакли чаще всего идут на сцене Пекинского Детского театра, расположенного в центре столицы. Этот Театр разместился в особняке конца XVIII века, построенном в стиле модерн. Со всех сторон он окружен классическими китайскими постройками того времени. После образования Китайской Народной Республики в 1949 году особняк отдали детям, поместив в нем детский театр.
Первая пьеса, которая была здесь поставлена все той же неутомимой Чжан Цихун – «Двенадцать месяцев «по Маршаку.
Мы долго говорили с Мэном и Чжан в пока еще пустом зрительном зале, где через час должен был начаться спектакль по пьесе Маяковского «Клоп», уже наделавший много шума в Пекине.
Мэн выглядит моложе своих лет. Непослушная челка, спустившаяся на лоб, живой, как бы оценивающий собеседника взгляд, улыбка, не сходящая с лица, джинсы и старенький свитер. Наша беседа то и дело прерывалась. То он стремительно выпрыгивал на сцену, давая какие-то указания осветителям, то сам принимался двигать декорации.
Она училась в 50-е годы в Москве, прекрасно владеет русским языком, через всю свою жизнь пронесла любовь к русской литературе и искусству. Многие пьесы русских авторов зрители увидели в Китае именно в ее постановке. Она помогает и другим китайским режиссерам осваивать русскую драматургию. – Довольна тем, что даже такой сложный спектакль, как «Синие кони на красной траве», поставленный приезжавшим в Китай режиссером Ленкома Марком Захаровым, имел шумный успех. Между прочим, Чжан вместе с 3ахаровым училась в Москве, в ГИТИСе. Я помню репетиции этого спектакля в Пекине, когда китайские актеры, затаив дыхание, внимали указания маститого режиссера. А для «разогрева» в начале каждой репетиции актеры по просьбе Захарова пели русские песни.
В момент нашего знакомства Мэн Динхуэю исполнилось 32 года. Он выпускник режиссерского факультета Пекинского Института драматического искусства. Несмотря на молодость, он уже успел поставить несколько пьес, которые пользуются успехом особенно у молодежи.
С 1992 года – Мэн режиссер Пекинского экспериментального драматического театра. Со своими постановками театр побывал и за рубежом. Театр не имеет своего постоянного помещения, что типично для китайских театральных трупп. Его спектакли чаще всего идут на сцене Пекинского Детского театра, расположенного в центре столицы. Этот Театр разместился в особняке конца XVIII века, построенном в стиле модерн. Со всех сторон он окружен классическими китайскими постройками того времени. После образования Китайской Народной Республики в 1949 году особняк отдали детям, поместив в нем детский театр.
Первая пьеса, которая была здесь поставлена все той же неутомимой Чжан Цихун – «Двенадцать месяцев «по Маршаку.
Мы долго говорили с Мэном и Чжан в пока еще пустом зрительном зале, где через час должен был начаться спектакль по пьесе Маяковского «Клоп», уже наделавший много шума в Пекине.
Мэн выглядит моложе своих лет. Непослушная челка, спустившаяся на лоб, живой, как бы оценивающий собеседника взгляд, улыбка, не сходящая с лица, джинсы и старенький свитер. Наша беседа то и дело прерывалась. То он стремительно выпрыгивал на сцену, давая какие-то указания осветителям, то сам принимался двигать декорации.