Кунц Дин Рэй. Человек страха

   Я почувствовал что-то мокрое и взглянул вниз. Моя нога застряла у нее в кишках. Во время падения она упала на спину, и я оказался верхом на ее брюхе. Челюсти ее подрагивали. Я выдернул ногу и обнаружил, что все еще сжимаю в руке нож. У меня выступила испарина, сердце бешено билось, я думал только о том, чтобы мне не выронить свое единственное оружие.
   Паучиха дернула головой, пытаясь сбросить меня. Я ударил ее ножом в глаз, как это раньше сделала Лотос, вытащил лезвие, и из раны хлынул поток слизи. Она завопила, заглушая крики своих сородичей, уже переполнявшие пещеру, и в ярости покатилась по земле. Меня отбросило к стене, где я нашел валун и спрятался за него.
   Паучиха продолжала танец смерти, неуклюже дрыгая лапами в разные стороны.
   Притаившись за камнем, я плотно сжимал поврежденную руку, как будто давление могло облегчить боль, и боялся взглянуть на рану до тех пор, пока не увидел собственными глазами, что паучиха мертва и больше не бросится на меня. Умерла она не сразу — долго билась в агонии. Когда я наконец посмотрел на свою руку, то заметил, в чем причина боли: из мяса торчал маленький кусочек кости. Голова у меня кружилась, я чувствовал себя тысячелетним стариком; мне казалось, что я старше самой Вселенной.
   Сверху, из туннеля, в который упали мы с паучихой, послышалось громкое шуршание. Голова у меня закружилась еще сильнее, рука горела нестерпимо, в мозгу пронеслись нарисованные страхом многочисленные образы паука-самца, один другого омерзительнее. Я не без труда поднялся на ноги, словно у меня под ногами была тонкая прослойка воздуха, а не дно каменистой пещеры. Мои глаза казались мне раскаленными углями, вставленными в больные глазницы, а голова — куском льда, она таяла. Пошатываясь, я выбрался из пещеры и двинулся к туннелю, в конце которого мерцал свет, надеясь, что он выведет меня из смрадного подземелья. Означает ли этот свет свободу или же это сияние конца моей жизни?
   В конце туннеля я обнаружил разветвление. Стены там становились стеклянными, и туннели извивались лабиринтом под поверхностью Харрисбургского кратера. Меня встретили вспышки бирюзово-малиновых потолков, отражавших мое искаженное болью и страхом лицо словно цветные зеркала. Тысячи моих лиц разных цветов, размеров, форм и структур. Как будто зеркальная комната на карнавале. Реальность отодвинулась от меня еще дальше, головокружение и лихорадка усилились. Я повернул вправо, а вместе со мной — тысяча моих изображений, искалеченная армия в коридорах вечности.
   Моя рука превратилась в пылающее дерево, корни которого уходили мне глубоко в грудь и оплетали легкие. Задыхаясь, я побрел дальше по извивающимся стеклянным коридорам, зная, что мне нужно как-то выбраться отсюда, но в лихорадке не сообразив, что мне нужно повернуться и направиться назад по собственным следам. И тогда я наткнулся на логово зверя.
   Того самого зверя.
   Туннель заканчивался углублением, заваленным гниющими объедками обильных трапез. В одной из стен открылся пролом, от которого вверх, к спасительному полукруглому отверстию в дне кратера, вела лестница — неровная, с острыми краями, но которую вполне можно было использовать. Я почувствовал себя человеком, попавшим под лед замерзшей реки и увидевшим наконец у себя над головой полоску проруби. Но путь к спасению мне преграждал зверь. Умирающий, он все же еще не умер.
   Я остановился, раскачиваясь из стороны в сторону. На мгновение я подумал, что сейчас вот упаду на мутанта и буду лежать неподвижно, пока он меня не сожрет. С огромным усилием я слегка разогнал окружавший меня туман — ровно настолько, чтобы быть в состоянии с горем пополам владеть своим телом. Зверь следил за мной, оторвав от земли тяжелую голову, его единственный красный глаз как отвратительный фонарь ярко выделялся даже на фоне причудливо раскрашенных светящихся стен. Он заворчал, попытался подняться и взвыл. Нога у него была раздроблена. Моя работа. Он поджал под себя другую ногу и принял сидячее положение, переместив тяжесть тела на здоровую руку и здоровую ногу. Он зарычал. Я увидел, что, даже будучи тяжело раненным и слабым, зверь собирается совершить прыжок.
   Я огляделся в поисках обломка стекла и нашел кусок размером с мой кулак. Я наклонился, чувствуя при этом, как стремительно усиливается головокружение, подобрал его и взвесил на ладони. Отведя назад здоровую руку, я с размаху швырнул им зверю в голову. Вместо этого попал ему в грудь. Я огляделся в поисках другого обломка, а зверь тем временем попытался подняться: бой инвалидов — нелепый, почти смешной, но настоящий бой не на жизнь, а на смерть.
   Стены переливались всеми цветами радуги и, когда я делал резкие движения, казалось, приближались и отступали...
   Я нашел кусок стекла с острыми краями и размахнулся, чтобы бросить его.
   И тут зверь заговорил.
   — Пусть Цезарь замолчит! — крикнул он. — Пусть он замолчит!
   Я чуть было не выронил осколок. Краски на стенах задергались в сумасшедшем танце. Зверь снова и снова повторял слова как заклинание. А потом бросился на меня.
   Если бы зверь оттолкнулся обеими лапами, сила удара была бы гораздо больше. И все же он сбил меня с ног и, когда мы катались по земле, провел по щеке когтями. Освободившись, я откатился к дальней стене. Надо мной был выход.
   — Энди! — В отверстии появились головы Лотос и Дикого. Значит, это они шуршали у входа в отвесный туннель, а не самец-паук!
   — Пусть Цезарь замолчит! — нараспев повторял зверь. — Пусть он замолчит!
   Они застыли, как громом пораженные. Дикий уже вскинул ружье и приготовился выстрелить. Теперь он разжал пальцы, не в состоянии выстрелить в существо, столь похожее на человека.
   — Убейте его! — крикнул я.
   — Он разумный, — возразила Лотос, в замешательстве теребя себя за пальцы.
   — Он зверь!
   — Он не просто животное, — сказал Дикий, держа в руках бесполезное оружие.
   — Это мои слова! — крикнул я хриплым и, вероятно, безумным голосом. — Я говорил это в тот раз, когда стрелял в него в джунглях. Наверное, он и тогда говорил слова, услышанные от других охотников, а я подумал, что он разумен. Вот поэтому я и не смог снова в него выстрелить. Человеку не позволено убивать человека. Но он тут ни при чем! Это не человек, это — скворец-пересмешник.
   — Это мои слова! — кричал зверь, подбираясь ко мне по дну пещеры и время от времени осторожно оглядываясь на Дикого и Лотос. Но его уловка действовала. Она связывала им руки. Дикий и Лотос не могли в один миг забыть веками внушавшуюся им заповедь. Он разговаривал, это делало его человеком. И они не могли в него выстрелить.
   — Это мои слова! — повторил он.
   — Вот видите!
   — Вот видите! — раздалось эхо его голоса. Лотос выхватила у Дикого ружье, прицелилась. Но выстрелить не смогла.
   — Держи, Энди! — Она перекинула оружие через зверя. Звякнув, оно ударилось о стену в пяти футах от меня. Я из последних сил потянулся за ним, каждый дюйм казался мне милей.
   И тут зверь оказался на мне.
   Я из последних сил лягнул его ногой и, угодив по нижней челюсти, оглушил его. Но он, быстро оправившись, снова бросился вперед и глубоко запустил когти мне в бедро. Я взвыл от боли и снова собрал остатки сил, хотя мое тело говорило мне, что это — конец. Снова лягнув его ногой, я продвинулся еще на несколько дюймов вперед. Мои пальцы нащупали ружье. Странное чувство — казалось, холодный металл накачал меня силой. Я приставил ствол к злобной физиономии и, задыхаясь, обхватил пальцами курок.
   — Вот видите! — взвизгнул он, протягивая ко мне длинную волосатую руку.
   Азиатский скворец? Мог ли я быть в этом уверен?
   Когти прошлись по моей груди.
   Через мое сознание пронеслись вспышками странные сцены: дом, охваченный огнем, горящая женщина, люди, превращавшиеся в животных. Куда бы я ни посмотрел, лица становились мордами... Я спустил курок, увидел его лицо, потонувшее в красном фонтане, и погрузился во тьму.

* * *

   Когда я пришел в себя, у меня над головой было синее небо, на обоих берегах мелькали деревья, а подо мной была водная гладь. Дикий, отломив кусок стеклянного пузырька, превратил его в лодку и спустил ее в небольшую речушку, протекавшую через ранчо конгрессмена Хорнера. Такой маршрут был гораздо короче, чем тот, которым мы прибыли.
   — Что ты чувствуешь? — спросила Лотос, потерев мне лоб.
   — Облегчение, — прохрипел я.
   — Я знаю, — сказала она, проводя крошечной ладонью по моим щекам.
   — Нет. Нет, ты не знаешь, — сказал я, поворачивая лицо к стеклянному дну и глядя в глубокую воду.

Часть третья

Лестница в иное измерение

   И увидишь — по новым волнам поплывет

   Старина головой дракона...

Глава 1

   — Мы прибываем через одиннадцать минут, мистер Пенуэль, — сказала стюардесса, открывая в улыбке белые-пребелые зубы и сияя синими-пресиними глазами. — Через три минуты выходим из гиперпространства.
   — Спасибо, — удалось выговорить Сэму в промежутке между зевками.
   Она еще раз улыбнулась и пошла по проходу прочь: в тусклом свете пассажирского салона ее гладкие ноги сверкали загаром.
   Пенуэль... Пенуэль... Прошло уже десять месяцев с тех пор, как Хуркос разрушил розовый кокон в кабинете Бредлоуфа. Десять месяцев, как из пустого резервуара за стеной полился холодный воздух, подобный дыханию замороженного чудовища. Но Сэм все еще не привык к своему имени. Частенько он не откликался на обращение “мистер Пенуэль”. Такую фамилию предложил Бредлоуф. “Пенуэль” на древнееврейском означало “лицо Бога”, и Алексу очень понравилась такая шутка.
   Пенуэль... Без Алекса он бы до сих пор оставался просто Сэмом, почти никем. Он и сейчас чувствовал себя неуверенно, но все же не так, как в ту ночь десять месяцев назад. В самый трудный момент ему помогла дружеская поддержка Алекса Бредлоуфа. Личная забота Бредлоуфа и его влияние в официальных кругах помогли Сэму занять должность помощника конгрессмена Хорнера, где вал срочной и ответственной работы заставил на время позабыть обо всех мучивших его проблемах. Теперь он знал ответы. Пусть они были верны только сегодня, но ответы эти были настолько хороши, чтобы позволить ему жить спокойно; по крайней мере до тех пор, пока он, впадая в меланхолию, не начинал вспоминать свои прежние страхи.
   Раздался тихий свист и тяжелый, долгий, приглушенный грохот — корабль выходил из гиперпространства в обычный космос.
   Сэм сдвинул переключатель обзорного экрана и посмотрел на картинку, появившуюся на вмонтированном в спинку переднего сиденья мониторе. Сначала была видна только чернота бесконечного космоса, а затем камеры корабля медленно повернулись вниз и влево, захватывая в поле обзора покрытый дымкой зеленый шар — Чаплин-1, планету земного типа, на которой существовала весьма многочисленная и развитая колония. С такой высоты казалось, что все у них там нормально, но ни из одного города Чаплин-1 не поступало радиосигналов. Три с четвертью миллиона человек не то впали в летаргию, покинув свои радиостанции, не то были мертвы. Правительство Надежды хотело исключить вторую вероятность, но здравый смысл советовал исключить первую. Необходимо было выяснить, что же произошло на самом деле, и этот корабль был отправлен на помощь.
   Какого рода должна быть эта помощь, никто не знал.
   Существовало широко распространенное мнение, что на Чаплин-1 появились какие-то необычные существа, потому что в последней войне, которая велась более тысячи лет тому назад, Чаплин-1 стал мишенью для ядерного удара. Но несмотря на возможные опасности, на правительственном корабле летела группа искателей сокровищ, правда на всякий случай прихватив с собой огромный бронированный летун, оснащенного различными видами оружия. Сэм не видел охотников за сокровищами — все путешествие они занимались проверкой своего оборудования и тестированием приборов летуна. Остальные пассажиры были представлены двумя репортерами, которые, узнав, что Сэм всего-навсего представитель Хорнера, то есть выполняет очередную политическую миссию, быстро потеряли к нему всякий интерес. Ну и, конечно, на корабле были тысячи тонн продуктов, воды, медикаментов, пятьдесят пять роботов-хирургов с гиподермическими руками и две огромные стационарные системы для медицинских исследований.
   Планета, укрытая за облаками, затаила угрозу.
   — Нет связи с наземными службами, — сказал пилот. Его голос гулко звучал в проходе.
   Сэм уже был готов выключить экран, когда из-за туч вынырнула тонкая серебряная игла и, лениво вращаясь, устремилась прямо на них. Для космического корабля она была слишком тонкой. — Понаблюдав за иглой еще немного, Сэм понял, что это была старая добрая баллистическая ракета...

Глава 2

   "Раса” — массивный, грузный корабль полного жизнеобеспечения, целый корабль-мир — сотрясался от бурной деятельности населявших его существ. Коридоры были его венами; они лихорадочно пульсировали, а кровью служили члены экипажа, его сырье, его рабы. Слаги — существа, похожие на виноградных улиток, стремительно передвигались по извивающимся коридорам. Их бело-желтые тела энергично растягивались и сокращались, словно внутренности стремились двигаться быстрее, чем могли позволить наружные покровы. И все это происходило под Песню Расы. Слаги толпились во входах и выходах у металлических ульев — их призывали в разные места корабля, чтобы срочно выполнить то или иное задание. Повсюду раздавалась Песня Расы. Команды уборщиков мусора, проталкиваясь по змеящимся коридорам, регулярно очищали палубы от тел тех слагов, которые, будучи загнанными до предела, сворачивались в колечко, когда их двойные сердца разрывались от непосильной нагрузки. Тела, изуродованные теми слагами, которые, не заметив павших, не останавливались и не огибали их, и складывались мусорщиками в большие кучи на тележки с магнитным приводом, тихо плывшие по воздуху вслед за ними, а потом опорожняли эти тележки в мусороприемники, сбрасывая трупы в ухмыляющуюся пасть огнедышащего дракона — огромной печи, которая быстро распоряжалась ими. Улиткообразные торопились, бежали, падали и умирали. Даже работники мусоросборочной команды, чтобы справиться со своей работой, трудились из последних сил и сами, в свою очередь, становились пищей для печи-дракона. И эта сумасшедшая гонка была тем бременем, которое все с радостью несли, продираясь сквозь космический хаос.

* * *

   Странное утешение слаги находили в том, что, несмотря на короткую и многотрудную жизнь, поколения лежали в гнездах, зрея, чтобы прийти им на смену. Зрея быстрее, чем могла истребить весь их род такая невыносимая жизнь. А когда наступит перенаселение, “Раса” выпустит рядом еще один корабль, корабль-почку, и Империя будет расти и становиться все более великой. Знание того, что каждая смерть приближала заветную цель, дарило им радость. Они были бесконечно счастливы — у них была общая цель, за которую стоило жить и умереть.
   И эта безумная преданность лелеялась и направлялась Существом в Сердце корабля.

Глава 3

   Боевая ракета не разрушила корабль, но все же пробила дыру в нижней части, а значит, все, кто находился в том отсеке, погибли. Будь это метеор, корабль легко мог уклониться или разрушить его; но современные суда не оборудованы защитой от самонаводящихся ракет, как вообще не были оснащены оружием: с кем воевать в мирном космосе? Сейчас корабль падал, по спирали приближаясь к поверхности планеты, и должен был разбиться. Если...
   "Если, — подумал Сэм, — они доберутся до летательного аппарата в грузовом трюме, где находились искатели сокровищ. Если они сумеют забраться внутрь и вылететь из корабля раньше, чем он будет разрушен, они спасут хотя бы самих себя”.
   Из динамика раздался непонятный скрип — пилот пытался сказать нечто, не основанное на показаниях приборов.
   Корабль вращался все быстрее и быстрее, устремляясь вниз.
   Сэм отстегнул ремень безопасности, схватился за спинку переднего сиденья и с большим трудом поднялся на ноги. Он успел повернуть в проход, когда корабль наклонился еще сильнее. Корпус выл, как тысяча баньши <Баньши — персонаж кельтского фольклора, дух женщины, завывания которой слышны в той семье, где кто-нибудь скоро умрет.>. От страшных перегрузок скоро начнут отлетать заклепки.
   Ему предстояла битва на вершине холма — в прямом и переносном смысле. Он должен был подняться по накренившемуся полу и добраться до двери в грузовой трюм. Но даже если это ему удастся, он не был уверен, что сможет открыть ее при таком ускорении, работавшем сейчас против него. Но он не мог сдаться и приготовиться умереть, как, похоже, сдались безмозглые репортеры, визжащие за его спиной. Сэм пробивался вперед, борясь со все увеличивающейся силой тяжести, преодолевая склон, который становился все отвесней. Он тяжело дышал, лицо его стало багровым от натуги, пот струился по лицу, обжигая глаза.
   За спиной что-то загромыхало. Это оторвался и съехал вниз по проходу радарный модуль.
   Сэм упрямо двигался вперед.
   У двери трюма он прислонился к сиденью справа от прохода и попытался повернуть колесо запорного механизма. Оно не поддавалось. Ему приходилось противостоять силе тяжести, увеличивающейся с каждой секундой при ускорении их падения, и бороться с тугим механизмом. То и дело включались двигатели, пытаясь предотвратить быстро приближающийся конец, но их дерганье мало помогало Сэму. Он чувствовал себя как мотылек, который хочет поднять свечу и унести ее с собой. Его сердце гулко стучало, глаза наполнились слезами. Когда Сэм решил, что его грудная клетка сейчас треснет, как ореховая скорлупа, и сердце выскочит наружу, он почувствовал, что колесо повернулось, и дернул дверь. Он вовремя догадался убрать руки прочь — огромная круглая дверь резко распахнулась, увлекаемая силой тяжести, и с размаху врезалась в стену. За ней был грузовой трюм, а в нем — летательный аппарат. Вход в шарообразный летун был еще открыт. Там его заметили, поняли его намерения и ради него задерживали старт. Позади двое репортеров боролись друг с другом; каждый из них пытался первым последовать за Сэмом. В результате не успели оба.
   Сэм преодолел уже половину пути, когда палуба качнулась ему навстречу и словно кулаком ударила в лицо, порезав подбородок. Он ощутил во рту привкус крови, почувствовал, что скользит обратно к двери, теряя опору под ногами. Он ухватился за вделанное в пол кольцо для закрепления груза и подтянулся. С трудом сосредоточившись, он увидел, что пандус летуна находится в десяти ярдах от него. Оглядев палубу, он понял, что может преодолеть оставшиеся тридцать футов, если будет по очереди хвататься за крепежные кольца, подтягиваясь к ним. Но он не был уверен, хватит ли ему сил и времени.
   В передней части корабля раздался удар и герметичная дверь между пилотской и пассажирской кабинами захлопнулась; громко завыла сирена. Лобовое стекло вылетело или, скорее, влетело в рубку управления, вероятно пришпилив, словно сотней булавок, осколками пластстекла всех, кто там находился, включая синеглазую стюардессу с красивыми загорелыми ногами. Вскоре то же самое произойдет и с корпусом корабля. Если они не разобьются раньше, что было весьма вероятно. Дотянувшись до следующего кольца, он пополз по палубе. На удивление быстро, подгоняемый смертью, Сэм добрался до опущенного пандуса. Чьи-то руки, подхватив его, втянули внутрь аппарата. Он поднял взгляд, чтобы поблагодарить, увидел, что его спаситель оказался человеком с лошадиными ногами, и охотно провалился в небытие.

Глава 4

   Распускались сети.
   Они расцветали как розы в фильме при замедленной съемке.
   Появлялось новое поколение — никто не считал, которое в бесконечном круге рождений. Вновь народившиеся слаги быстро двигали челюстями, выискивая хоть какую-нибудь пищу. Вокруг них развевались сети, не давая им вгрызаться в палубу и портить обшивку — кожу корабля. Словно по единому приказу, тысячи розовых молодых улиткообразных поднимали тела, опираясь только на задние сегменты, и жалобно мяукали — они требовали еды. Вокруг них опускались клубы качающихся защитных сетей. Затем сети разошлись в сторону, и жертвенные слаги выступили со своих мест, ликуя, что их время наконец-то настало, что вот сейчас и они послужат общему делу. Качнувшись назад, они в едином порыве бросились вперед, к молодым улиткообразным, открывая поры на передних сегментах, чтобы вытекли соки, возбуждающие аппетит, наполняя воздух пахучей тяжестью. И молодые улитки, дико визжа в ответ, вонзали недавно ороговевшие десны в мягкие тела жертвенных улиток, отрывая и глотая большие куски плоти, пьянея от запаха крови. А жертвенные слаги с радостью шли им навстречу, готовые выполнить свой долг.
   Главное Существо в Сердце корабля обратилось к другим делам, беспокоящим Его.
   Улиткообразные, ведающие движением корабля и наблюдением за пространством, обнаружили еще один корабль, который быстро двигался прочь от судна, недавно ими подбитого. Если этот кораблик ускользнет, для “Расы” появится опасность — человечество, кишащее в галактике над ними, узнает о его существовании. Среди штурманов и радистов поднялась паника — они поспешно переключали рычаги управления своими ложноножками; кораблик, как выяснил старший радист, был шаром, полым внутри. Да, определенно полым. Сначала они боялись, что это может быть бомба. Но кораблик летел прочь от “Расы”, а не к нему. Все же надо с ним расправиться. На той высоте, где они сейчас находились, скорость кораблика была больше, чем скорость “летуна”, но экипаж улиткообразных поднял в воздух огромный, как гора, корабль и отправился в погоню, плавно скользя над поверхностью Чаплин-1, чтобы найти и разрушить маленький кораблик...

Глава 5

   — Вам хорошо? — спросил его тоненький голос с мелодичными китайскими интонациями, когда он выплыл из чернильной темноты, которая казалась бесконечно густой и вязкой. Но вот наконец забрезжил свет, и Сэм потянулся к словам, словно они были маленьким маячком, способным вывести его из обморока в реальность, — милый, нежный маячок.
   — Да с ним все в порядке, — сказал другой голос, более грубый.
   — У тебя нет сострадания, — ответил ему китайский голосок.
   Сэм открыл глаза и обнаружил, что глядит в маленькое личико эльфа. Эльф! Девушка-эльф! Заостренные уши... Тонкие мелкие черты лица... Миниатюрное, но хорошо сложенное тело... Крылья! Пара голубых бархатистых крыльев, мгновение назад развевавшихся за ее спиной, мягко сложились в виде плаща. Тога, которая кончалась у ее круглых милых коленок, была такого же цвета. Он вспомнил Хуркоса и успокоился. Это был мутант, появившийся, быть может, под влиянием среды, а быть может, выращенный в искусственной утробе. Эта конкретная мутация дала прекрасный результат. Сэм никогда не видел таких красивых девушек.
   — Вы хорошо себя чувствуете? — спросила она; маленькие губки раздвигались, выпуская милые слова. Сэм застонал и попытался сесть.
   — Не перенапрягайтесь, — сказала она, дотронувшись до его плеч тонкими прозрачными руками цвета перламутра и пытаясь своими изящно вылепленными пальчиками удержать его, заставить лечь обратно.
   — Я.., ничего... — произнес Сэм, превозмогая головную боль, от которой, как он уже знал, будет нелегко избавиться.
   — Я же тебе говорил, — сказал грубый голос. Сэм повернулся вправо, посмотрел в красивое широкое лицо человека, которому принадлежал грубый голос. Его голову обрамляла непокорная грива волос, наполовину закрывая большие уши. Сэм вспомнил, как внутрь летуна его втаскивал человек с лошадиными ногами.
   — Наверное, мне следует поблагодарить вас за спасение...
   — Не берите в голову, — ответил человек-лошадь, немного краснея и смущенно усмехаясь.
   — Все же вы спасли мне жизнь...
   — Не благодарите Дикого особенно сильно, — сказал третий голос. Это был Эндрю Коро — с ним Сэм уже как-то встречался несколько месяцев назад на ранчо Хорнера на Земле, когда идея экспедиции только начала обсуждаться. Коро, сделав шаг вперед, оказался между девушкой-эльфом и человеком-лошадью. — А не то он разволнуется, и с ним потом сладу не будет.
   — Пф! — фыркнул Дикий.
   — Я, кажется, не знаком с вашими.., коллегами, мистер Коро.
   — Конечно нет, — кивнул Коро. — Извините меня. Это Лотос, наша нянька, утешительница и милый дружок. Еще она довольно известный ботаник, но если вы заговорите с ней о цветах, они вам потом будут сниться по ночам. Я вас предупредил. А это Дикий Конь, — продолжал он, указывая на второго мутанта; девушка-эльф хотела что-то сказать, но не успела. — Дикий — наши мускулы, как вы уже могли догадаться, но некоторым образом он еще и наши мозги. А меня вы знаете, мистер Пенуэль.
   — Сэм. Рад познакомиться с вами. Вы сделали неплохую работу для конгрессмена Хорнера. Есть у вас что-нибудь от головной боли?

* * *

   — Это приспособление не хуже любого другого, — сказал Энди.
   — Сойдет, — проворчал Дикий, скрестив руки на массивной груди и постукивая копытами по металлической палубе.
   — Сэм? Нравится? Тебе ведь здесь сидеть. Дикий снял подвесную кровать и без труда согнул ее в грубое подобие кресла. Вдвоем с Коро они прикрепили его к полу, а Лотос пришила к нему запасной ремень. Сэм вспомнил о флексопластовом кресле в корабле желеобразного существа. На мгновение ему показалось, что все произошедшее с ним, словно укрепленное на огромном колесе, вращается вокруг, и идет все та же пьеса, в которой только появилось несколько новых лиц.