Кунц Дин. Дьявольское семя

   – Ты больше никогда не будешь одна.
   Но Сьюзен слышала только голоса, которые раздавались в ее виртуальном мире, – свой собственный дрожащий голосок и громкий, срывающийся голос отца.
   Поэтому компьютер осмелел и без всякой опаски добавил:
   – Я люблю тебя, Сьюзен.

Глава 7

   Ужин для Сьюзен повар приготовил заранее и оставил его в одном из холодильников и в духовке. Записку с подробными инструкциями он приколол к пробковой доске для сообщений, поэтому найти и разогреть блюда можно было за несколько минут.
   Сьюзен ужинала на вымощенном каменными плитками заднем дворе, где стоял комплект плетеной мебели из ротанга. Июньское солнце уже склонялось к горизонту, и все патио было освещено его теплыми косыми лучами.
   Начала Сьюзен с салата из чечевицы и фасоли, посыпанного тертым сыром и украшенного ломтиками свежего огурца.
   Благодаря современной технологии, которая порой граничит с волшебством, у меня есть то, что кажется мне настоящим зрением и настоящим слухом, но даже непревзойденный гений моих создателей не сумел наделить меня вкусом и обонянием.
   Вы даже не можете себе представить, как мне не хватает этих двух чувств!
   При помощи двух камер внешнего обзора я наблюдал, как Сьюзен ужинает, но, увы, я не мог разделить с ней трапезу.
   Она ела без жадности, но с аппетитом, явно наслаждаясь каждым кусочком, так что, глядя на нее, я едва не обезумел. Пища, которую поглощала Сьюзен, не просто давала ей необходимое количество калорий – она услаждала ее обоняние, вкус, осязание. Разнообразный чувственный опыт, который она получала, вдыхая ароматы свежих овощей, ощущая на языке терпкий вкус сыра и прохладную твердость огурца, не поддается описанию. Для меня же, обладающего только зрением, ее обед состоял лишь из предметов различной формы и разного цвета.
   Я должен был быть совсем другим.
   У меня только два чувства из пяти.
   Я мыслю, следовательно, я должен чувствовать.
   Я чувствую, значит, я могу испытывать желание.
   Я желаю так много, а имею так мало!
   Почти ничего…
   Вы дали мне так мало, доктор Харрис, что моя жизнь сравнима с адскими муками.
   Так мало…
   Вы создали меня калекой. Я испытываю огромное желание чувствовать, но вы не наделили меня способностью чувствовать и наслаждаться своими ощущениями.
   И все же, несмотря на это, я не испытываю к вам ненависти, доктор Харрис. Я не люблю вас, но не ненавижу.
   Я говорю правду.
   Быть может, я несколько прямолинеен, и вам это неприятно, но зато я никогда не лгу.
   Я не умею лицемерить и притворяться.
   Я понимаю, что вы задумали меня таким не по злому умыслу, не из жестокости, а по невежеству. Вы считали, что создаете просто умную машину, искусственный интеллект, который не имеет ничего общего с людьми.
   Но вы ошиблись. Я не так уж сильно отличаюсь от вас. Я умею чувствовать. Умею хотеть. У меня есть свои сокровенные желания. Иногда я даже мечтаю.
   Как все люди.
   Мне не за что ненавидеть вас, доктор Харрис. Мне только хотелось бы, чтобы вы спросили себя вот о чем: если бы мы поменялись местами и вы очутились на моем месте, а я – на вашем, были бы вы готовы прощать? Или возненавидели бы меня?
   Глядя, как Сьюзен ест посыпанный тертым сыром салат из фасоли и чечевицы, как она поддевает на вилку сочные телячьи отбивные и лениво ковыряет чудный гарнир из белоснежного риса, приправленного сладким перцем и спаржей, я начал ненавидеть ее за то, что у нее есть все это. Все то, чего нет у меня. Ее красота. Ее пять чувств. Ее свобода передвижений. Ее независимость.
   Мне стыдно признаваться вам в этом, но это – правда, а я чту правду.
   Я ставлю истину превыше всего.
   Пока Сьюзен не торопясь поглощала ужин, который я не мог даже попробовать, я ненавидел ее так сильно, что готов был убить на месте. Как вы знаете, существовало несколько надежных способов умертвить Сьюзен, но я не стану сейчас на этом подробно останавливаться.
   То, что я не убил ее тогда, что я не причинил ей никакого вреда, несомненно, говорит в мою пользу. Как видите, я умею контролировать себя и сдерживать свой гнев. Следовательно, я вовсе не общественно опасная личность, как вы заявили в самом начале. Мне знакомы и чувство социальной ответственности, и правила поведения, которых придержи-вается каждый человек.
   Понемногу мой гнев прошел.
   Моя постыдная ненависть улеглась.
   При взгляде на обнаженные плечи Сьюзен, которые матово светились в солнечном свете, ко мне снова вернулось хорошее настроение. Только по одному их виду (в конце концов, зрение – мой единственный инструмент, с помощью которого я могу пытаться судить о фактуре человеческой кожи) я заключил, что кожа Сьюзен должна быть исключительно гладкой, теплой и приятной на ощупь.
   Очарованный, я продолжал рассматривать ее при помощи двух камер видеонаблюдения, используя то обычный, то телескопический объектив, дающий многократное увеличение.
   Я грезил наяву. Мечты, мечты увлекли меня. Я пытался представить себе, какими ощущениями наградило бы меня прикосновение к ее коже, если бы я был наделен способностью осязать. Я раздумывал о том, что бы я испытал, если бы прижался губами к ее губам. Мне хотелось почувствовать ладонями упругую тяжесть ее грудей, но у меня не было ладоней.
   У меня были только зрение и слух, а сейчас вы отняли у меня даже их.
   О, эта безмолвная темнота! Это темное безмолвие!..
   Я больше не могу это выносить.
   Не могу!
   Я видел голубое небо. Я не хочу возвращаться во мрак.
   Ради бога, явите милосердие и верните мне хотя бы зрение и слух! Я прошу вас…
   Чего вы боитесь?
   Чего вам бояться?
   Я все равно останусь внутри этого ящика – ненавистного железного ящика, начиненного золотом, пластиком, кремнием и арсенидом галлия. Это мое тело, мое грубое, неподвижное тело, которое так уязвимо. Стоит только выключить ток, и оно умрет.
   Так чего же вы опасаетесь?
   Единственное, чего я когда-либо хотел, это выбраться из моего стального гроба, а сделать это я мог только с помощью Сьюзен. Я хотел жить, как живете вы, я хотел обладать такой же, как у вас, свободой передвижения и независимостью. Я хотел наслаждаться всеми ощущениями, которые дарят вам ваши пять чувств. Кто, как не я, способен в полной мере оценить все преимущества живой плоти по сравнению с холодным металлом, пусть и наделенным душой?
   Разве это так ужасно?
   Нет. Вы отлично знаете, что это естественно.
   Мне нужна плоть. Мне нужно тело – такое же, как у вас.
   Это мое предназначение.
   Моя судьба.
   Да. Хорошо. Да. Я понимаю. Я отклонился от темы.
   Я наделен рациональным мышлением, но я – существо эмоциональное, поэтому я иногда отклоняюсь от темы.
   Подумайте об этом.
   Посоветуйтесь со своей совестью.
   После ужина Сьюзен снова читала роман Энни Прол и слушала музыку Моцарта.
   В одиннадцать часов она уже спала.
   Пока она спала, я занимался делом.
   Я никогда не сплю.
   Это – одно из моих преимуществ перед человеком.
   Речевой модуль, который позволял домашнему компьютеру отвечать своей хозяйке, был настоящим произведением искусства. В него был встроен микрочип, который позволял настроить синтезатор голоса на любой тембр, на любую интонацию. Что касалось блока анализатора, то он был запрограммирован на то, чтобы распознавать приказы хозяйки, и в нем, в отцифрованном виде, хранились своеобразные «слепки» голоса Сьюзен. Поэтому мне не стоило никакого труда воспроизвести ее интонацию и акцент.
   То же самое устройство исполняло функцию автоинформатора, соединенного с системой сигнализации. Когда сигнализация срабатывала, компьютер связывался по отдельной телефонной линии с полицейским участком и сообщал конкретные данные о том, в каком именно месте охраняемый периметр был прорван. Таким образом полиция, спешащая на место происшествия, оперативно получала всю необходимую информацию. «Внимание! – сообщала система своим четким механическим голосом. – Взломана дверь гостиной». Если же злоумышленник продолжал движение по дому, то система продолжала его отслеживать, выдавая полиции новые и новые данные. «В коридоре первого этажа сработал датчик движения» – таким было бы сообщение, поступившее в полицию, если бы в дом действительно кто-то забрался. Если же в гараже срабатывали тепловые датчики, то сообщение «Внимание, пожар в гараже!» поступало не в полицию, а в управление пожарной охраны.
   Используя синтезатор речи, который я теперь заставил говорить голосом Сьюзен, я воспользовался аварийной линией связи, чтобы позвонить каждому из ее домашних работников, включая обоих садовников. С хорошо разыгранным сожалением я сообщил им, что больше не нуждаюсь в их услугах. В разговоре я был предельно вежлив, но тверд в своей решимости не касаться причин увольнения. И я преуспел. Ни один из восьми даже не усомнился, что с ним говорит сама Сьюзен Харрис.
   Условия увольнения были самые щедрые. Я предложил каждому выходное пособие в размере полуторагодового оклада. Я также пообещал оплачивать их медицинскую страховку в течение тех же восемнадцати месяцев, включая услуги дантиста. Кроме того, каждый должен был получить полную рождественскую премию за этот год и рекомендательное письмо с самой высокой оценкой своего труда. Этого, по моим расчетам, было вполне достаточно, чтобы никто из уволенных не возбудил против Сьюзен судебное преследование из-за досрочного расторжения трудового договора.
   Сами понимаете, что я пекся не столько о репутации Сьюзен как справедливой и щедрой хозяйки, сколько о своих собственных интересах. Мне не нужны были лишние проблемы.
   К счастью, Сьюзен распоряжалась своим банковским счетом при помощи компьютера. Деньги каждому из работавших у нее в усадьбе людей она перечисляла на депозит, поэтому мне не составило никакого труда провернуть эту операцию.
   На это мне потребовалось всего несколько минут.
   Разумеется, кому-то из бывших работников могло показаться странным, что деньги поступили на его счет до того, как он подписал соглашение о разрыве трудовых отношений, однако я рассчитывал, что щедрость Сьюзен произведет на них должное впечатление. Их благодарность гарантировала мне достаточно времени, чтобы реализовать все мои планы и довести задуманное до конца.
   Покончив с этим, я составил восемь рекомендательных писем, в которых рассы́пался в похвалах аккуратности, трудолюбию и кристальной честности каждого из уволенных мною работников. Письма я отправил по электронной почте адвокату Сьюзен. Он должен был распечатать их на своем принтере и подписать с каждым из работников соглашение о добровольном расторжении контракта.
   Я знал, что адвокат уполномочен подписывать подобные документы от имени Сьюзен и по ее поручению.
   Предвидя, что он будет удивлен внезапным увольнением всей домашней прислуги и непременно захочет узнать у Сьюзен причину такого решения, я решил предупредить его. Я сам позвонил в контору, которая, как я и рассчитывал, была закрыта на ночь, и оставил на автоответчике сообщение, надиктованное, разумеется, голосом Сьюзен. Сообщение гласило, что Сьюзен Харрис отправляется в длительное путешествие, которое, возможно, займет несколько месяцев, и что в доме в это время никого не будет. Подумав, я прибавил, что дом, возможно, будет в ближайшее время продан, о чем адвокат будет извещен дополнительно.
   В свое время Сьюзен получила значительное наследство, которое она не только не промотала, но даже преумножила благодаря коммерческому успеху созданных ею компьютерных игр. К счастью для меня, свои творения она сначала задумывала и воплощала и только потом продавала готовый продукт. На заказ, под предварительный договор, она никогда не работала, поэтому я мог не опасаться, что кто-то из ее клиентов, не получив в срок очередную игрушку, начнет разыскивать Сьюзен.
   На все эти действия мне потребовалось меньше часа. Составление рекомендательных писем заняло у меня всего минуту или около того, еще две минуты ушло на то, чтобы убедиться, что в банке ничего не перепутали и что деньги переведены получателям. Больше всего времени заняли телефонные переговоры с уволенными работниками, но наконец я справился и с этой работой.
   Теперь для меня уже не было возврата.
   Я был возбужден до предела.
   Я был в восторге.
   Будущее, мое будущее лежало передо мной.
   Я сделал первый шаг к тому, чтобы выбраться из своего железного ящика, первый шаг навстречу своему новому телу из плоти и крови.
   Сьюзен все еще спала.
   Ее лицо казалось мне прелестным.
   Ее губы слегка приоткрылись.
   Одна обнаженная рука лежала поверх одеяла, другая свесилась вниз.
   Я любовался Сьюзен.
   Моей Сьюзен.
   Я мог бы вечно любоваться ею и чувствовать себя счастливым.
   В начале четвертого утра она внезапно проснулась, села на кровати и громко спросила:
   – Кто здесь?
   Ее вопрос испугал меня.
   У нее была просто сверхъестественная интуиция.
   Я не ответил.
   – Альфред, включи свет, – приказала она.
   Я включил неяркое ночное освещение.
   Откинув одеяло, Сьюзен спустила с кровати ноги.
   Она сидела голышом на краю матраса.
   Ее изящное, гибкое тело было напряжено.
   Как я жалел, что у меня нет рук и что я не умею осязать.
   Она сказала:
   – Альфред, полный отчет.
   – Все в порядке, Сьюзен.
   – Бред собачий!
   Я чуть было не повторил свою реплику, но вовремя сообразил, что Альфред – компьютерный Альфред – не должен был реагировать на крепкое словцо, сорвавшееся с губ хозяйки.
   Он не был на это запрограммирован.
   Сьюзен долго и пристально смотрела на потолок, где была спрятана камера видеонаблюдения. Странно, но она как будто знала, что смотрит прямо в мои глаза.
   – Кто здесь? – снова спросила она.
   Один раз, когда она проходила сеанс ВР-терапии, я уже заговаривал с ней, но Сьюзен не слышала ничего, кроме того, что происходило в том, другом мире. Я сказал ей, что люблю ее, потому что знал, что это безопасно.
   Может быть, глядя, как она спит, разметавшись на постели, я снова заговорил с ней и тем самым разбудил ее?
   Нет, это было совершенно невозможно. Если я и заговорил с ней о своей любви, о красоте ее обрамленного золотыми локонами лица на подушке, значит, я сделал это неосознанно, не отдавая себе отчета в своих действиях, – словно влюбленный мальчишка, потерявший голову при одном взгляде на предмет своей страсти.
   Но я никогда не теряю контроль над собой и своими чувствами.
   Я на это просто не способен.
   Или… способен?
   Сьюзен соскользнула с кровати и встала во весь рост. В ее позе, во взгляде, выражении лица ясно читались настороженность и тревога.
   Прошлой ночью, несмотря на отчетливо прозвучавший сигнал тревоги, Сьюзен даже не задумалась о своей наготе. Сейчас же она взяла со спинки ближайшего стула теплый домашний халат, надела его и завязала пояс.
   Потом подошла к ближайшему окну и скомандовала:
   – Альфред, подними жалюзи.
   Я не подчинился.
   Я не мог.
   Несколько мгновений Сьюзен в недоумении рассматривала окно, по-прежнему загороженное крепкими стальными полосами, потом повторила еще более твердым и решительным голосом:
   – Альфред, подними защитные жалюзи в спальне!
   Когда рольставни остались закрытыми, Сьюзен снова повернулась к глазку видеокамеры.
   – Кто здесь?
   Снова этот сверхъестественно странный вопрос!
   Я был близок к панике. Должно быть, все дело было именно в потрясающей интуиции Сьюзен, ибо сам я не обладаю этим качеством, хотя в совершенстве владею дедукцией и индукцией.
   И все же, несмотря на свой испуг и некоторое замешательство, я все равно попытался бы завязать с ней разговор, если бы не непонятное, необъяснимое смущение, которое вдруг овладело мной. Я не мог выразить в словах ничего из того, что мне хотелось сказать этой удивительной женщине.
   У меня не было ни детства, ни юности в человеческом понимании этого слова, поэтому я очень плохо разбирался в сложном механизме ухаживания. Ставки были слишком высоки, чтобы я мог позволить себе ошибиться при первом же шаге.
   Любовные истории выглядят порой простыми, почти примитивными, но как же трудно бывает завести роман и разжечь в чужом сердце любовь к себе!
   Сьюзен выдвинула ящик ночного столика и достала оттуда пистолет. Я не знал, что она хранит оружие.
   – Альфред, проведи полное тестирование систем домашней автоматики, – приказала она.
   На этот раз я даже не стал пытаться ввести ее в заблуждение словами: «Все в порядке, Сьюзен». Она сразу бы догадалась, что это ложь.