Страница:
Он продолжил чтение сказки в стихах о злом двойнике Санта-Клауса, и девочек моментально захватил ее сюжет.
В панике мчатся олени сквозь ночь
И убежать порываются прочь.
Сбросить они норовят седока,
Только задача у них нелегка:
Близнец Санта-Клауса, дети, не глуп-
Носит с собой он огромнейший кнут,
Нож и дубинку, гарпун и кастет,
Связку гранат, пулемет, пистолет,
Чтоб не тащить с собой лишнего груза -
Легкий, простой в обращении "Узи",
И, в довершение наших несчастий -
Черный, зловеще сверкающий бластер.
- Бластер? - спросила Шарлотта. - Выходит, он инопланетянин?
- Не будь такой глупой, - поучительно произнесла Эмили. - Ведь он же двойник Санта-Клауса, и если он инопланетянин, то, значит, и Санта-Клаус тоже инопланетянин. А это не так.
С чопорной снисходительностью взрослой, давно понявшей, что Санта-Клаус не всамделишный, Шарлотта сказала:
- Эм, тебе еще многому нужно поучиться. Пап, а что это ружье делает? Превращает людей в кашу?
- В камень, - ответила Эмили. Вытащив руку из-под одеяла, она показала отполированный до блеска камешек с нарисованными ею глазами. - Как раз это и случилось с Пиперсом.
Робко прижались друг к другу олени,
Слушают в страхе они и волненье
То, что им шепчет уродливый гном:
"Я попытаюсь пролезть в этот дом.
Если вы только решите удрать,
Ни вам, ни друзьям вашим несдобровать.
На полюсе есть у вас братья и сестры,
Я обязательно съезжу к ним в гости.
Там приготовлю себе я на льдине.
Много вкуснятины из оленины:
Суп из оленей, олений хот-дог,
Олений салат и олений пирог".
- Терпеть не могу этого парня, - патетически произнесла Шарлотта. Она натянула одеяло по самый нос, как прошлой ночью, но не потому, что была действительно напугана, а потому что просто хотела побаловаться.
- Этот парень родился таким плохим, - решила Эмили. - Не мог же он стать таким оттого, что его мама с папой относились к нему не так хорошо, как им следовало бы.
Пейдж восхищало умение Марти добиться полной заинтересованности и участия девочек.
Посоветуйся он с ней, прежде чем выносить свои стихи на суд девочек, она бы сказала ему, что стихи слишком заумны и мрачноваты для маленьких детей.
Интуиция психолога в данном случае вступала в противоречие с инстинктом рассказчика.
Санта не хочет лезть в дымоход -
Каждый дурак там нашел бы проход.
Он же привык поступать, как злодей,
Лучше он вышибет окна и дверь.
С крыши слезает он через двор
К черному ходу крадется, как вор.
Тащит с собою, мерзко смеясь,
То, что для спящих хозяев припас.
Вот он заходит... Что у нас тут? -
Дом, где Стиллуотеры мирно живут.
- Да ведь это же наш дом! - завизжала от восторга Шарлотта.
- Я так и знала! - сказала Эмили.
- Ты не могла знать, - возразила Шарлотта.
- Нет, я знала.
- Нет, не знала.
- Знала. Вот почему я сплю со своим Пиперсом, он сумеет защитить меня.,
Они настояли на том, чтобы отец прочел им всю сказку с самого начала. Желая угодить им, Марти подчинился. Пейдж растаяла в дверях, спустившись вниз, чтобы убрать со стола остатки ужина и прибраться на кухне.
День был удачным. Дети вели себя хорошо. У нее тоже все было в порядке. У Марти не повторился приступ, и это укрепило ее уверенность в том, что это был единичный случай. Правда, пугающий и необъяснимый, но не являющийся свидетельством какого-то тяжелого расстройства или болезни.
Только очень здоровый мужчина мог справиться с двумя столь энергичными созданиями, как их девочки. Развлекать и ублажать их целыми днями так, чтобы они не дали воли своим капризам. Что касается Пейдж, то она в роли второй половины Легендарного Воспитательного Механизма Стиллуотеров свои силы исчерпала.
Странно, но убрав со стола хлопья, она поймала себя на том, что проверяет, закрыты ли окна и двери.
Прошлой ночью Марти не смог объяснить свое обостренное чувство тревоги за их безопасность. Оно, несомненно, шло изнутри и не было вызвано какими-то внешними факторами.
Пейдж считала, что это просто психологическая замена. Он не хотел думать о том, что это может быть опухоль или инсульт. Не желая думать об этом, он перенес свое внимание на внешние факторы, стал искать врагов, против которых он мог бы предпринять конкретные действия.
С другой стороны, это могло быть инстинктивной реакцией на какую-то реально существующую угрозу, лежащую вне его восприятия и не поддающуюся восприятию его сознанием. Пейдж, увлекающаяся теориями Юнга, допускала существование таких понятий, как коллективное подсознание, согласованность и интуиция.
Стоя в гостиной и глядя через летний сад во мрак двора, она пытается разгадать, какую угрозу Марти почувствовал там, в этом внешнем мире, который с годами стал полон опасностей.
В машине есть радио, но киллер его не включает. Он не хочет, чтобы что-нибудь отвлекало его от той мистической силы, которая толкает его на запад и с которой он жаждет пообщаться. Это магическое притяжение растет по мере продвижения вперед, миля за милей. Это единственное, о чем он сейчас думает. Он уже не может повернуть вспять. Скорее земля начнет вращаться в другую сторону и солнце будет всходить на западе.
Дождь остается позади. Рваные облака уступают место чистому ночному небу, на котором можно сосчитать все звезды. За горизонтом в дымке видны блестящие вершины и хребты гор. Они находятся так далеко, что кажется, будто это край света. Они как игрушечные алебастровые валы вокруг сказочного королевства. Как стены Шангри-Ла, райского уголка, где до сих пор мерцает свет старой луны.
Он едет по необозримым просторам Юго-Запада, проезжает города Тукумкери, Монтойя, Куэрво, все в ожерельях огней, пересекает мост через реку Пекос.
Между Амарилло и Альбукерке он останавливается на бензозаправочной станции. В комнате отдыха пахнет инсектицидным средством, а в углу валяются два дохлых таракана. Его отражение в грязном зеркале при тусклом желтом свете хотя и узнаваемо, но отличается от прежнего. Его голубые глаза кажутся темнее, а взгляд - пристальнее.
Выражение лица, обычно открытое и дружелюбное, сделалось застывшим.
- Я собираюсь стать кем-то, - произносит он, глядя в зеркало, и мужчина в зеркале произносит те же слова в унисон с ним.
В воскресенье в половине двенадцатого ночи он приезжает в Альбукерке. Он заправляет машину и заказывает два чизбургера. Затем едет дальше. До Флаг-стаффа штата Аризона триста двадцать пять миль. Он ест сэндвичи из белого бумажного пакета. Туда же стекает жир, горчица, падают кусочки лука.
Вот уже вторую ночь он не спит и не хочет спать. Он обладает неистощимой выносливостью. Бывали случаи, когда он не отдыхал в течение семидесяти двух часов и при этом сохранял свежую голову.
Из фильмов, которые он смотрел ночами, в одиночестве, в незнакомых городах, он знает, что сон - это единственный непобедимый враг солдат, пытающихся выиграть жестокую битву, полисменов на службе. Тех, кто храбро стоит на страже и караулит вампиров, пока заря не приносит спасения.
Его способность отдыхать только по своему желанию так необычна, что он не хочет об этом думать. Он чувствует, что есть вещи, касающиеся его самого, которые ему лучше не знать. И это как раз такой случай.
Еще один урок, который он извлек из фильмов, это то, что у каждого мужчины есть свои секреты. Даже такие, в которых он не признается самому себе. И у него они есть, и это его радует, так как это делает его похожим на других. А это как раз то, чего он страстно желает. Быть похожим на людей.
Неизмеримая масса, первозданная сила, сотворившая мир, она так же разрушительна, как та сила, что когда-нибудь разрушит его. А Эмили и Шарлотта все кричат и кричат...
Выехав из Флагстаффа, он опять на Сороковом шоссе, по направлению в Барстоу, что в трехстах пятидесяти милях отсюда.
Потребность двигаться на запад так же сильна, как и раньше. Он бессилен перед ее железными тисками, как астероид, притянутый гравитацией огромной планеты и неумолимо стремящийся, навстречу катастрофе.
Постепенно сердце перестает колотиться так бешено. В комнате гораздо светлее, чем на равнине в его страшном сне: на световом табло часов мерцают зеленые цифры, горит предохранительная лампа телевизора, из окон струится свет.
Но он не может снова лечь. Ночной кошмар все еще не дает ему покоя, и сон как рукой сняло.
Он вылез из-под одеяла и босиком подошел к ближайшему окну. Он внимательно рассматривает небо над крышами домов, стоящих на противоположной стороне улицы, как будто что-то на этом темном своде принесет ему успокоение.
Скорее наоборот. Когда на востоке забрезжил рассвет и темное небо стало серо-голубым, его охватило знакомое чувство необъяснимого страха, впервые охватившее его в кабинете в субботу днем. С наступлением рассвета его. начала колотить дрожь. Он попытался унять ее, но напрасно. Дрожь становилась сильнее. Он страшился не дневного света, а того, что принесет ему этот день. Наступающий день таил для него непонятную, не имеющую названия угрозу. Он чувствовал, как она приближается к нему, ищет его. Это было безумством, черт побери, и тем не менее дрожь становилась такой сильной, что он вынужден был облокотиться о подоконник, чтобы унять ее.
- Что со мной? - в тревоге шепчет он. - Что случилось, что происходит?
Мотор, сопротивляясь такой скорости, издает тонкий пронзительный звук.
В твердыне и бесплодии Мойавской пустыни есть что-то величественное: рыже-красные, слоновой кости, желто-зеленые тона, пурпур обезвоженных жил, белый песок, щербатые скалы, похожие на хребты рептилий, кое-где покрытые высохшими мескитовыми деревьями.
Мысли киллера постоянно возвращаются к старым фильмам о поселенцах, держащих путь на запад. Впервые он задумывается над тем, сколько мужества требовалось этим людям, двигающимся в столь шатких экипажах и целиком зависящим от жизненных сил и выносливости ломовых лошадей.
Кино. Калифорния. Он в Калифорнии, на родине кино.
Вперед, вперед, вперед.
Время от времени он непроизвольно издает какой-то жалобный звук. Этот звук похож на звук, издаваемый умирающим от жажды животным перед артезианской скважиной. Киллер изо всех сил тянется к воде, обещающей спасение, но боится, что это мираж и она исчезнет, прежде чем он сможет утолить мучающую его жажду.
- Эмили, поторопись!
Поднявшись из-за стола, за которым она завтракала, Эмили уже направляется к двери кухни, ведущей в гараж, как ее ловит за плечо Марти, поворачивает лицом к себе и говорит:
- Подожди, подожди, подожди.
- О, я забыла, - произносит она и подставляет щеку для поцелуя.
- Это не самое важное, - говорит он.
- А что же тогда?
- Вот что. - Он опускается на одно колено, чтобы быть вровень с ней, и бумажной салфеткой вытирает с ее губ следы молока в виде усов.
- Тьфу, дрянь, - говорит она.
- Было очень мило.
- Это больше подходит Шарлотте.
- Почему? - удивился Марти.
- Потому что она грязнуля.
- Не будь такой злюкой.
- Она об этом знает, папа.
- Все равно.
Пейдж снова зовет ее из гаража.
Эмили целует его, а он говорит:
- Не доставляй хлопот учительнице.
- Она доставляет мне не меньше хлопот, - отвечает Эмили.
В порыве нежности он прижимает ее к себе, крепко обнимает и не хочет отпускать. От нее исходит благоухающий аромат мыла "Айвори" и детского шампуня, вкусно пахнет молоком и овсяными хлопьями. Он никогда не нюхал ничего слаще и лучше этого. Она была такой тоненькой и хрупкой, что он отчетливо слышал, как в грудной клетке бьется ее маленькое сердечко. Его не оставляло ощущение того, что произойдет что-то ужасное, и он никогда не увидит ее, если она сейчас уйдет.
Но он вынужден ее отпустить. Либо он должен объяснить свое нежелание отпускать ее. Но он не может этого сделать.
"Милая, понимаешь, дело в том, что у папы что-то с головой, и я не могу избавиться от мысли, что потеряю тебя, Шарлотту и маму. Но я знаю, что этого не случится, потому что вся проблема в моей голове, наверное, - у меня большая опухоль или что-то вроде "этого. Ты можешь написать слово "опухоль"? Ты знаешь, что это такое? Я собираюсь лечь в больницу и удалить ее. Удалить эту отвратительную старую опухоль, и тогда я больше не буду бояться без причины..."
Но он не осмелился сказать ей это. Этим бы он только напугал ее.
Он поцеловал Эмили в мягкую теплую щеку и отпустил.
У двери, ведущей в гараж, она остановилась и посмотрела на него.
- Ты сегодня будешь читать?
- Конечно.
- Салат из оленины...
- ...суп из оленины... - поправил он.
- ...всякая вкуснятина...
- ...ерундятина, - закончил Марти.
- Знаешь что, папа?
- Что?
- Ты та-а-а-кой глупый.
Хихикая, Эмили прошла в гараж. Дверь скрипнула, и Марти показалось, что с этим звуком от него уходит жизнь.
Он посмотрел на дверь, изо всех сил стараясь не броситься вслед за Эмили и криком заставить их вернуться в дом.
Он услышал, как поднимается дверь гаража.
Пейдж включает двигатель. Он пыхтит, замолкает, потом снова заводится. Машина делает задний ход и выезжает из гаража.
Марти поспешил выйти из кухни. Он торопится в гостиную. Подходит к окну, откуда хорошо видна дорога. Ставни открыты, поэтому он стоит чуть поодаль, в нескольких шагах от окна.
Белый БМВ выехал на дорогу.
Чтобы подольше видеть машину, удаляющуюся по улице, Марти подошел к окну так близко, что прикоснулся лбом к прохладному стеклу. Он пытался оставить свою семью в поле зрения как можно дольше, будто таким образом он сможет застраховать их от всего, даже от падения самолетов и ядерных взрывов. Только бы не выпустить их из вида.
Сквозь внезапно нахлынувшие горячие слезы, которые ему с трудом удалось сдержать, Марти бросил последний взгляд на БМВ.
Обеспокоенный такой реакцией на отъезд семьи, он отошел от окна и в ярости спросил себя: "Что это, черт возьми, со мной?"
В конце концов, девочки просто поехали в школу, а Пейдж - в свой офис. Так было почти каждый день. Это была обычная рутина, которая никогда до сих пор не была опасна. По логике, у него не было причины думать, что сегодня или еще когда-либо их может поджидать опасность.
Он посмотрел на часы. Семь часов сорок восемь минут.
Его встреча с доктором Гутриджем состоится только через пять часов. Это кажется ему вечностью. Все может произойти за эти пять часов.
Вперед, вперед, вперед.
Девять часов четыре минуты местного времени.
Барстоу. Неприметный городок в пустыне. Много лет тому назад здесь останавливались дилижансы. Железнодорожные тупики. Высохшие реки. Потрескавшаяся штукатурка. Обсыпавшаяся краска. Линялая зелень деревьев и толстый слой пыли на листьях. Мотели, рестораны фаст-фуд, опять мотели.
Заправочная станция. Бензин. Мужской туалет. Плитки шоколада. Две банки холодной колы.
Диспетчер слишком любезен. Слишком разговорчив. Не спешит отсчитать сдачу. Маленькие поросячьи глаза. Толстые щеки. Он ненавидит его. Заткнись, заткнись, заткнись.
Убить бы его. Снести бы ему башку. Было бы хорошо. Но не стоит рисковать. Кругом слишком много народа.
Опять в дороге; Вновь на запад. Восемьдесят миль в час. Шоколад и кока-кола. Пустынные равнины. Горы песка, сланец. Вулканическая порода. Многорукие деревья Джошуа стоят на страже.
Как пилигрим спешит к святым местам, лемминг - к морю, комета - к своей извечной траектории, так он - стремится на запад, пытаясь опередить ищущее океан солнце.
Он покупал оружие для исследовательских целей. Как автор детективных романов, пишущий о полицейских и убийцах, он веровал в то, что должен знать, о чем пишет. И так как оружие не было его хобби, и время на исследовательские цели тоже было ограничено, небольшие погрешности были иногда неизбежны, но ему было комфортнее писать об оружии, из которого он стрелял.
На столике рядом со своей кроватью он держал незаряженный револьвер и коробку с патронами. "Корт" тридцать восьмого калибра был револьвером ручной работы высочайшего качества, произведенным в Германии. Он научился пользоваться им, когда писал свой роман "Сумерки", и оставил для защиты дома.
Несколько раз они с Пейдж возили девочек на закрытое стрельбище понаблюдать за стрельбой по мишеням, исподволь прививая им глубокое уважение к револьверу. Когда Шарлотта и Эмили вырастут, он научит их пользоваться оружием, правда не таким мощным, как "корт". Несчастные случаи, связанные с использованием огнестрельного оружия, происходят, по сути дела, из-за неумения им пользоваться. В Швейцарии, например, где каждый мужчина обязан иметь оружие для защиты страны в случае грозящей ей опасности, инструктаж проводится повсеместно, и поэтому несчастные случаи там крайне редки.
Он вытащил револьвер из ящика прикроватной тумбы, зарядил его и отнес в гараж, где положил, на всякий случай, в перчаточное отделение своей второй машины, зеленого "форда-тауруса". В углу гаража стоял металлический ящик, в котором в специальных футлярах лежали винтовка "моссберг", дробовик "кольт М16" и два пистолета - "беретта" девяносто второй модели и "смит-уэссон 5904". Там же лежали коробки с патронами всех нужных калибров. Он распаковал все оружие, которое было предварительно вычищено и смазано, и зарядил его.
"Беретту" он отнес на кухню и положил в верхний ящик кухонного стола рядом с плитой. Девочки не должны успеть наткнуться на него, прежде чем он созовет семейную конференцию для того, чтобы объяснить причину принятых им чрезвычайных мер предосторожности. Если он сумеет объяснить.
Дробовик Марти положил на верхнюю полку стенного шкафа в прихожей, "смит-уэссон" - в ящик письменного стола в своем кабинете, а "моссберг" - под кровать в своей спальне. Его не покидало чувство тревоги за свое душевное состояние: ведь не исключено, что он вооружался против несуществующей угрозы.
Учитывая его семиминутную отключку в субботу, эта его возня с оружием была смешным и ненужным делом.
У него нет доказательств надвигающейся опасности. Он действовал чисто интуитивно, как солдатик-муравей бездумно строит свои укрепления. С ним никогда раньше этого не случалось. Он по своей природе был мыслителем, теоретиком, но никак не практиком, не человеком действия. Но сейчас его захлестнул поток инстинктивного ответного действия.
Когда он прятал ружье под кровать, другое событие отвлекло его мысли о душевном здоровье. К нему вернулась гнетущая атмосфера кошмарного сна, чувство надвигающегося на него с огромной скоростью чего-то тяжелого. Воздух давил на него своей тяжестью. Было почти так же жутко, как в ночном кошмарном сне. И становилось еще хуже.
"Господи, помоги мне", думал он. И не был уверен, от чего он просит защиты: от некоего неизвестного врага или от темных импульсов, таящихся в нем самом.
Пыльная круговерть в пустыне. Он мчится по шоссе быстрее других. Мимо легковых машин и грузовиков. Пейзаж в дымке. Разбросанные то тут, то там города.
Быстрее. Быстрее. Будто его засасывает в черную дыру.
Мимо Викторвилля.
Мимо Яблочной долины.
Через Кайонский перевал на высоте четырех тысяч двухсот футов над уровнем моря.
Потом он спускается. Мимо Сан-Бернардино.
Риверсайд. Карона.
Через горы Санта-Ана.
Южнее. Магистраль Коста-Меса.
Город Орандж. Мастин. Лабиринты предместий Южной Калифорнии.
Невероятной силы магнетизм все гонит и гонит его на запад.
Это даже больше, чем магнетизм. Это гравитация. Притяжение. Вниз, в водоворот черной дыры.
Поворот на магистраль Санта-Ана.
Сухость во рту. Горький металлический привкус. Бешено колотится сердце и пульсирует кровь в висках.
"Мне необходимо быть кем-то".
Скорее.
Позади Ирвин, Лагуна-Хиллз, Эль-Торо.
В самое сердце тайны.
"...необходимо... необходимо... необходимо... необходимо... необходимо...".Мишн-Виэйо. Вот оно. Здесь.
Он съезжает с магистрали.
Ищет магнит. Загадочную притягательную силу.
Весь этот путь из Канзас-Сити он проделывает в поисках неизвестного. С целью узнать свое непостижимое, удивительное будущее. Дом. Признание. Смысл жизни.
Здесь поворот налево, еще два квартала, поворот направо. Незнакомые улицы. Однако для того, чтобы сориентироваться, ему достаточно лишь отдаться силе, которая движет и управляет им.
Дома в средиземноморском стиле. Аккуратно подстриженные лужайки. Тени от пальм на бледно-желтой штукатурке стен. Здесь. Вот тот дом. В глубине.
На обочину. Остановка.
Дом как дом. Как все остальные. Но кто внутри? Здесь что-то такое, что он впервые почувствовал в далеком теперь Канзасе. То, что притягивает его. Нечто.
- Приманка.
Внутри, в доме. Ждет его.
Из его груди вырывается победный клич. Только звук. Без слов. Чувство облегчения. Не нужно больше искать судьбу. И хотя он пока не знает, какая она, он уверен, что нашел ее. Киллер расслабляется, потные руки соскальзывают с руля. Он доволен, что долгому путешествию пришел конец.
Он, обуреваемый любопытством, взволнован сильнее обычного. Но стальная хватка принуждения ослаблена, и он не торопится. Биение сердца становится нормальным. Прекращается звон в ушах, дыхание становится глубоким и ровным. За рекордно короткий отрезок времени он становится, во всяком случае внешне, таким же спокойным и собранным, как в особняке в Канзас-Сити, где он благоговейно и с радостью наблюдал за милыми подробностями смерти мужчины и женщины в их огромной георгианской кровати.
В панике мчатся олени сквозь ночь
И убежать порываются прочь.
Сбросить они норовят седока,
Только задача у них нелегка:
Близнец Санта-Клауса, дети, не глуп-
Носит с собой он огромнейший кнут,
Нож и дубинку, гарпун и кастет,
Связку гранат, пулемет, пистолет,
Чтоб не тащить с собой лишнего груза -
Легкий, простой в обращении "Узи",
И, в довершение наших несчастий -
Черный, зловеще сверкающий бластер.
- Бластер? - спросила Шарлотта. - Выходит, он инопланетянин?
- Не будь такой глупой, - поучительно произнесла Эмили. - Ведь он же двойник Санта-Клауса, и если он инопланетянин, то, значит, и Санта-Клаус тоже инопланетянин. А это не так.
С чопорной снисходительностью взрослой, давно понявшей, что Санта-Клаус не всамделишный, Шарлотта сказала:
- Эм, тебе еще многому нужно поучиться. Пап, а что это ружье делает? Превращает людей в кашу?
- В камень, - ответила Эмили. Вытащив руку из-под одеяла, она показала отполированный до блеска камешек с нарисованными ею глазами. - Как раз это и случилось с Пиперсом.
Робко прижались друг к другу олени,
Слушают в страхе они и волненье
То, что им шепчет уродливый гном:
"Я попытаюсь пролезть в этот дом.
Если вы только решите удрать,
Ни вам, ни друзьям вашим несдобровать.
На полюсе есть у вас братья и сестры,
Я обязательно съезжу к ним в гости.
Там приготовлю себе я на льдине.
Много вкуснятины из оленины:
Суп из оленей, олений хот-дог,
Олений салат и олений пирог".
- Терпеть не могу этого парня, - патетически произнесла Шарлотта. Она натянула одеяло по самый нос, как прошлой ночью, но не потому, что была действительно напугана, а потому что просто хотела побаловаться.
- Этот парень родился таким плохим, - решила Эмили. - Не мог же он стать таким оттого, что его мама с папой относились к нему не так хорошо, как им следовало бы.
Пейдж восхищало умение Марти добиться полной заинтересованности и участия девочек.
Посоветуйся он с ней, прежде чем выносить свои стихи на суд девочек, она бы сказала ему, что стихи слишком заумны и мрачноваты для маленьких детей.
Интуиция психолога в данном случае вступала в противоречие с инстинктом рассказчика.
Санта не хочет лезть в дымоход -
Каждый дурак там нашел бы проход.
Он же привык поступать, как злодей,
Лучше он вышибет окна и дверь.
С крыши слезает он через двор
К черному ходу крадется, как вор.
Тащит с собою, мерзко смеясь,
То, что для спящих хозяев припас.
Вот он заходит... Что у нас тут? -
Дом, где Стиллуотеры мирно живут.
- Да ведь это же наш дом! - завизжала от восторга Шарлотта.
- Я так и знала! - сказала Эмили.
- Ты не могла знать, - возразила Шарлотта.
- Нет, я знала.
- Нет, не знала.
- Знала. Вот почему я сплю со своим Пиперсом, он сумеет защитить меня.,
Они настояли на том, чтобы отец прочел им всю сказку с самого начала. Желая угодить им, Марти подчинился. Пейдж растаяла в дверях, спустившись вниз, чтобы убрать со стола остатки ужина и прибраться на кухне.
День был удачным. Дети вели себя хорошо. У нее тоже все было в порядке. У Марти не повторился приступ, и это укрепило ее уверенность в том, что это был единичный случай. Правда, пугающий и необъяснимый, но не являющийся свидетельством какого-то тяжелого расстройства или болезни.
Только очень здоровый мужчина мог справиться с двумя столь энергичными созданиями, как их девочки. Развлекать и ублажать их целыми днями так, чтобы они не дали воли своим капризам. Что касается Пейдж, то она в роли второй половины Легендарного Воспитательного Механизма Стиллуотеров свои силы исчерпала.
Странно, но убрав со стола хлопья, она поймала себя на том, что проверяет, закрыты ли окна и двери.
Прошлой ночью Марти не смог объяснить свое обостренное чувство тревоги за их безопасность. Оно, несомненно, шло изнутри и не было вызвано какими-то внешними факторами.
Пейдж считала, что это просто психологическая замена. Он не хотел думать о том, что это может быть опухоль или инсульт. Не желая думать об этом, он перенес свое внимание на внешние факторы, стал искать врагов, против которых он мог бы предпринять конкретные действия.
С другой стороны, это могло быть инстинктивной реакцией на какую-то реально существующую угрозу, лежащую вне его восприятия и не поддающуюся восприятию его сознанием. Пейдж, увлекающаяся теориями Юнга, допускала существование таких понятий, как коллективное подсознание, согласованность и интуиция.
Стоя в гостиной и глядя через летний сад во мрак двора, она пытается разгадать, какую угрозу Марти почувствовал там, в этом внешнем мире, который с годами стал полон опасностей.
* * *
Он отвлекается от дороги только для того, чтобы бросить быстрый взгляд на странные очертания, которые неясно вырисовываются из темноты, и на дождь по обеим сторонам шоссе. Скала с обломанной вершиной стоит, как открывший свою огромную зубастую пасть бегемот, готовый проглотить оказавшихся рядом несчастных животных. По каменистой сухой земле разбросаны группы низкорослых чахлых деревьев, пытающихся выжить в условиях, где осадки выпадают редко, а ливневые дожди большая редкость; они стоят, ощетинившись искривленными ветвями, похожие на зазубренные роговые конечности насекомых.В машине есть радио, но киллер его не включает. Он не хочет, чтобы что-нибудь отвлекало его от той мистической силы, которая толкает его на запад и с которой он жаждет пообщаться. Это магическое притяжение растет по мере продвижения вперед, миля за милей. Это единственное, о чем он сейчас думает. Он уже не может повернуть вспять. Скорее земля начнет вращаться в другую сторону и солнце будет всходить на западе.
Дождь остается позади. Рваные облака уступают место чистому ночному небу, на котором можно сосчитать все звезды. За горизонтом в дымке видны блестящие вершины и хребты гор. Они находятся так далеко, что кажется, будто это край света. Они как игрушечные алебастровые валы вокруг сказочного королевства. Как стены Шангри-Ла, райского уголка, где до сих пор мерцает свет старой луны.
Он едет по необозримым просторам Юго-Запада, проезжает города Тукумкери, Монтойя, Куэрво, все в ожерельях огней, пересекает мост через реку Пекос.
Между Амарилло и Альбукерке он останавливается на бензозаправочной станции. В комнате отдыха пахнет инсектицидным средством, а в углу валяются два дохлых таракана. Его отражение в грязном зеркале при тусклом желтом свете хотя и узнаваемо, но отличается от прежнего. Его голубые глаза кажутся темнее, а взгляд - пристальнее.
Выражение лица, обычно открытое и дружелюбное, сделалось застывшим.
- Я собираюсь стать кем-то, - произносит он, глядя в зеркало, и мужчина в зеркале произносит те же слова в унисон с ним.
В воскресенье в половине двенадцатого ночи он приезжает в Альбукерке. Он заправляет машину и заказывает два чизбургера. Затем едет дальше. До Флаг-стаффа штата Аризона триста двадцать пять миль. Он ест сэндвичи из белого бумажного пакета. Туда же стекает жир, горчица, падают кусочки лука.
Вот уже вторую ночь он не спит и не хочет спать. Он обладает неистощимой выносливостью. Бывали случаи, когда он не отдыхал в течение семидесяти двух часов и при этом сохранял свежую голову.
Из фильмов, которые он смотрел ночами, в одиночестве, в незнакомых городах, он знает, что сон - это единственный непобедимый враг солдат, пытающихся выиграть жестокую битву, полисменов на службе. Тех, кто храбро стоит на страже и караулит вампиров, пока заря не приносит спасения.
Его способность отдыхать только по своему желанию так необычна, что он не хочет об этом думать. Он чувствует, что есть вещи, касающиеся его самого, которые ему лучше не знать. И это как раз такой случай.
Еще один урок, который он извлек из фильмов, это то, что у каждого мужчины есть свои секреты. Даже такие, в которых он не признается самому себе. И у него они есть, и это его радует, так как это делает его похожим на других. А это как раз то, чего он страстно желает. Быть похожим на людей.
* * *
Марти видит сон, в котором он стоит на холодном, продуваемом ветрами месте, охваченный ужасом. Он сознает, что стоит на абсолютно непримечательном равнинном плато, похожем на обширные долины в Мойавской пустыне, раскинувшиеся по пути в Лас-Вегас, но пейзаж вокруг вне поля его зрения, так как вокруг очень темно. Марти знает, что в этом мраке на него надвигается что-то невероятно странное и враждебное, огромное и беспокойное. Но абсолютно молчаливое. Он нутром чувствует, что оно приближается, но понятия не имеет откуда оно движется. Слева, справа, спереди, сзади, снизу или сверху? Марти не знает. Он чувствует его, этот предмет. Он таких колоссальных размеров и такой тяжелый, что по мере его приближения воздух сжимается и тяжелеет. Его движение все ускоряется, а спрятаться от него некуда. Вдруг он слышит голос Эмили, умоляющий о помощи, зовущий папу. Затем голос Шарлотты. До он не может сосредоточиться на них. Он бросается сначала в одну сторону, потом - в другую, но их безумные крики всюду преследуют его. Неизвестный предмет приближается все быстрее и быстрее, вот он, уже совсем близко. Девочки напуганы. Они плачут. Пейдж зовет его таким страшным голосом, что Марти начинает плакать от бессилия помочь им. И вот, о Боже, он уже над ним, этот предмет, неумолимый, как падающая луна, как столкновение планет.Неизмеримая масса, первозданная сила, сотворившая мир, она так же разрушительна, как та сила, что когда-нибудь разрушит его. А Эмили и Шарлотта все кричат и кричат...
* * *
Понедельник. Пять часов утра. Круговерть снежинок и ледяной утренний воздух, пробирающий до костей. Коричневая кожаная куртка, взятая у убитого им в вагончике мужчины менее шестнадцати часов тому назад в Оклахоме, не греет. Заправляя "хонду" у бензоколонки самообслуживания, киллер дрожит от холода.Выехав из Флагстаффа, он опять на Сороковом шоссе, по направлению в Барстоу, что в трехстах пятидесяти милях отсюда.
Потребность двигаться на запад так же сильна, как и раньше. Он бессилен перед ее железными тисками, как астероид, притянутый гравитацией огромной планеты и неумолимо стремящийся, навстречу катастрофе.
* * *
Марти Стиллуотер просыпается в холодном поту и садится на постели; Он охвачен ужасом и чувством непонятно откуда исходящей угрозы. Его пробуждение было таким шумным, что он уверен, что разбудил Пейдж, но ошибся: не потревоженная, она продолжает спать.Постепенно сердце перестает колотиться так бешено. В комнате гораздо светлее, чем на равнине в его страшном сне: на световом табло часов мерцают зеленые цифры, горит предохранительная лампа телевизора, из окон струится свет.
Но он не может снова лечь. Ночной кошмар все еще не дает ему покоя, и сон как рукой сняло.
Он вылез из-под одеяла и босиком подошел к ближайшему окну. Он внимательно рассматривает небо над крышами домов, стоящих на противоположной стороне улицы, как будто что-то на этом темном своде принесет ему успокоение.
Скорее наоборот. Когда на востоке забрезжил рассвет и темное небо стало серо-голубым, его охватило знакомое чувство необъяснимого страха, впервые охватившее его в кабинете в субботу днем. С наступлением рассвета его. начала колотить дрожь. Он попытался унять ее, но напрасно. Дрожь становилась сильнее. Он страшился не дневного света, а того, что принесет ему этот день. Наступающий день таил для него непонятную, не имеющую названия угрозу. Он чувствовал, как она приближается к нему, ищет его. Это было безумством, черт побери, и тем не менее дрожь становилась такой сильной, что он вынужден был облокотиться о подоконник, чтобы унять ее.
- Что со мной? - в тревоге шепчет он. - Что случилось, что происходит?
* * *
Стрелка спидометра колеблется между - цифрами девяносто и сто. Руль вибрирует под его ладонями, пока им не становится больно. "Хонду" трясет. Она грохочет и дребезжит.Мотор, сопротивляясь такой скорости, издает тонкий пронзительный звук.
В твердыне и бесплодии Мойавской пустыни есть что-то величественное: рыже-красные, слоновой кости, желто-зеленые тона, пурпур обезвоженных жил, белый песок, щербатые скалы, похожие на хребты рептилий, кое-где покрытые высохшими мескитовыми деревьями.
Мысли киллера постоянно возвращаются к старым фильмам о поселенцах, держащих путь на запад. Впервые он задумывается над тем, сколько мужества требовалось этим людям, двигающимся в столь шатких экипажах и целиком зависящим от жизненных сил и выносливости ломовых лошадей.
Кино. Калифорния. Он в Калифорнии, на родине кино.
Вперед, вперед, вперед.
Время от времени он непроизвольно издает какой-то жалобный звук. Этот звук похож на звук, издаваемый умирающим от жажды животным перед артезианской скважиной. Киллер изо всех сил тянется к воде, обещающей спасение, но боится, что это мираж и она исчезнет, прежде чем он сможет утолить мучающую его жажду.
* * *
Пейдж и Шарлотта уже в гараже. Садясь в машину, они зовут Эмили:- Эмили, поторопись!
Поднявшись из-за стола, за которым она завтракала, Эмили уже направляется к двери кухни, ведущей в гараж, как ее ловит за плечо Марти, поворачивает лицом к себе и говорит:
- Подожди, подожди, подожди.
- О, я забыла, - произносит она и подставляет щеку для поцелуя.
- Это не самое важное, - говорит он.
- А что же тогда?
- Вот что. - Он опускается на одно колено, чтобы быть вровень с ней, и бумажной салфеткой вытирает с ее губ следы молока в виде усов.
- Тьфу, дрянь, - говорит она.
- Было очень мило.
- Это больше подходит Шарлотте.
- Почему? - удивился Марти.
- Потому что она грязнуля.
- Не будь такой злюкой.
- Она об этом знает, папа.
- Все равно.
Пейдж снова зовет ее из гаража.
Эмили целует его, а он говорит:
- Не доставляй хлопот учительнице.
- Она доставляет мне не меньше хлопот, - отвечает Эмили.
В порыве нежности он прижимает ее к себе, крепко обнимает и не хочет отпускать. От нее исходит благоухающий аромат мыла "Айвори" и детского шампуня, вкусно пахнет молоком и овсяными хлопьями. Он никогда не нюхал ничего слаще и лучше этого. Она была такой тоненькой и хрупкой, что он отчетливо слышал, как в грудной клетке бьется ее маленькое сердечко. Его не оставляло ощущение того, что произойдет что-то ужасное, и он никогда не увидит ее, если она сейчас уйдет.
Но он вынужден ее отпустить. Либо он должен объяснить свое нежелание отпускать ее. Но он не может этого сделать.
"Милая, понимаешь, дело в том, что у папы что-то с головой, и я не могу избавиться от мысли, что потеряю тебя, Шарлотту и маму. Но я знаю, что этого не случится, потому что вся проблема в моей голове, наверное, - у меня большая опухоль или что-то вроде "этого. Ты можешь написать слово "опухоль"? Ты знаешь, что это такое? Я собираюсь лечь в больницу и удалить ее. Удалить эту отвратительную старую опухоль, и тогда я больше не буду бояться без причины..."
Но он не осмелился сказать ей это. Этим бы он только напугал ее.
Он поцеловал Эмили в мягкую теплую щеку и отпустил.
У двери, ведущей в гараж, она остановилась и посмотрела на него.
- Ты сегодня будешь читать?
- Конечно.
- Салат из оленины...
- ...суп из оленины... - поправил он.
- ...всякая вкуснятина...
- ...ерундятина, - закончил Марти.
- Знаешь что, папа?
- Что?
- Ты та-а-а-кой глупый.
Хихикая, Эмили прошла в гараж. Дверь скрипнула, и Марти показалось, что с этим звуком от него уходит жизнь.
Он посмотрел на дверь, изо всех сил стараясь не броситься вслед за Эмили и криком заставить их вернуться в дом.
Он услышал, как поднимается дверь гаража.
Пейдж включает двигатель. Он пыхтит, замолкает, потом снова заводится. Машина делает задний ход и выезжает из гаража.
Марти поспешил выйти из кухни. Он торопится в гостиную. Подходит к окну, откуда хорошо видна дорога. Ставни открыты, поэтому он стоит чуть поодаль, в нескольких шагах от окна.
Белый БМВ выехал на дорогу.
Чтобы подольше видеть машину, удаляющуюся по улице, Марти подошел к окну так близко, что прикоснулся лбом к прохладному стеклу. Он пытался оставить свою семью в поле зрения как можно дольше, будто таким образом он сможет застраховать их от всего, даже от падения самолетов и ядерных взрывов. Только бы не выпустить их из вида.
Сквозь внезапно нахлынувшие горячие слезы, которые ему с трудом удалось сдержать, Марти бросил последний взгляд на БМВ.
Обеспокоенный такой реакцией на отъезд семьи, он отошел от окна и в ярости спросил себя: "Что это, черт возьми, со мной?"
В конце концов, девочки просто поехали в школу, а Пейдж - в свой офис. Так было почти каждый день. Это была обычная рутина, которая никогда до сих пор не была опасна. По логике, у него не было причины думать, что сегодня или еще когда-либо их может поджидать опасность.
Он посмотрел на часы. Семь часов сорок восемь минут.
Его встреча с доктором Гутриджем состоится только через пять часов. Это кажется ему вечностью. Все может произойти за эти пять часов.
* * *
Ладлоу. Даггетт.Вперед, вперед, вперед.
Девять часов четыре минуты местного времени.
Барстоу. Неприметный городок в пустыне. Много лет тому назад здесь останавливались дилижансы. Железнодорожные тупики. Высохшие реки. Потрескавшаяся штукатурка. Обсыпавшаяся краска. Линялая зелень деревьев и толстый слой пыли на листьях. Мотели, рестораны фаст-фуд, опять мотели.
Заправочная станция. Бензин. Мужской туалет. Плитки шоколада. Две банки холодной колы.
Диспетчер слишком любезен. Слишком разговорчив. Не спешит отсчитать сдачу. Маленькие поросячьи глаза. Толстые щеки. Он ненавидит его. Заткнись, заткнись, заткнись.
Убить бы его. Снести бы ему башку. Было бы хорошо. Но не стоит рисковать. Кругом слишком много народа.
Опять в дороге; Вновь на запад. Восемьдесят миль в час. Шоколад и кока-кола. Пустынные равнины. Горы песка, сланец. Вулканическая порода. Многорукие деревья Джошуа стоят на страже.
Как пилигрим спешит к святым местам, лемминг - к морю, комета - к своей извечной траектории, так он - стремится на запад, пытаясь опередить ищущее океан солнце.
* * *
У Марти пять пистолетов. Он не был ни охотником, ни коллекционером. Он не стрелял ни по тарелкам, ни по мишени ради своего удовольствия. Не в пример некоторым, он вооружился не из страха или боязни какого-либо социального катаклизма, хотя иногда он повсюду замечал его признаки. Он даже не мог сказать, что любит оружие, но он признавал его необходимость в этом тревожном мире.Он покупал оружие для исследовательских целей. Как автор детективных романов, пишущий о полицейских и убийцах, он веровал в то, что должен знать, о чем пишет. И так как оружие не было его хобби, и время на исследовательские цели тоже было ограничено, небольшие погрешности были иногда неизбежны, но ему было комфортнее писать об оружии, из которого он стрелял.
На столике рядом со своей кроватью он держал незаряженный револьвер и коробку с патронами. "Корт" тридцать восьмого калибра был револьвером ручной работы высочайшего качества, произведенным в Германии. Он научился пользоваться им, когда писал свой роман "Сумерки", и оставил для защиты дома.
Несколько раз они с Пейдж возили девочек на закрытое стрельбище понаблюдать за стрельбой по мишеням, исподволь прививая им глубокое уважение к револьверу. Когда Шарлотта и Эмили вырастут, он научит их пользоваться оружием, правда не таким мощным, как "корт". Несчастные случаи, связанные с использованием огнестрельного оружия, происходят, по сути дела, из-за неумения им пользоваться. В Швейцарии, например, где каждый мужчина обязан иметь оружие для защиты страны в случае грозящей ей опасности, инструктаж проводится повсеместно, и поэтому несчастные случаи там крайне редки.
Он вытащил револьвер из ящика прикроватной тумбы, зарядил его и отнес в гараж, где положил, на всякий случай, в перчаточное отделение своей второй машины, зеленого "форда-тауруса". В углу гаража стоял металлический ящик, в котором в специальных футлярах лежали винтовка "моссберг", дробовик "кольт М16" и два пистолета - "беретта" девяносто второй модели и "смит-уэссон 5904". Там же лежали коробки с патронами всех нужных калибров. Он распаковал все оружие, которое было предварительно вычищено и смазано, и зарядил его.
"Беретту" он отнес на кухню и положил в верхний ящик кухонного стола рядом с плитой. Девочки не должны успеть наткнуться на него, прежде чем он созовет семейную конференцию для того, чтобы объяснить причину принятых им чрезвычайных мер предосторожности. Если он сумеет объяснить.
Дробовик Марти положил на верхнюю полку стенного шкафа в прихожей, "смит-уэссон" - в ящик письменного стола в своем кабинете, а "моссберг" - под кровать в своей спальне. Его не покидало чувство тревоги за свое душевное состояние: ведь не исключено, что он вооружался против несуществующей угрозы.
Учитывая его семиминутную отключку в субботу, эта его возня с оружием была смешным и ненужным делом.
У него нет доказательств надвигающейся опасности. Он действовал чисто интуитивно, как солдатик-муравей бездумно строит свои укрепления. С ним никогда раньше этого не случалось. Он по своей природе был мыслителем, теоретиком, но никак не практиком, не человеком действия. Но сейчас его захлестнул поток инстинктивного ответного действия.
Когда он прятал ружье под кровать, другое событие отвлекло его мысли о душевном здоровье. К нему вернулась гнетущая атмосфера кошмарного сна, чувство надвигающегося на него с огромной скоростью чего-то тяжелого. Воздух давил на него своей тяжестью. Было почти так же жутко, как в ночном кошмарном сне. И становилось еще хуже.
"Господи, помоги мне", думал он. И не был уверен, от чего он просит защиты: от некоего неизвестного врага или от темных импульсов, таящихся в нем самом.
* * *
"Мне необходимо..."Пыльная круговерть в пустыне. Он мчится по шоссе быстрее других. Мимо легковых машин и грузовиков. Пейзаж в дымке. Разбросанные то тут, то там города.
Быстрее. Быстрее. Будто его засасывает в черную дыру.
Мимо Викторвилля.
Мимо Яблочной долины.
Через Кайонский перевал на высоте четырех тысяч двухсот футов над уровнем моря.
Потом он спускается. Мимо Сан-Бернардино.
Риверсайд. Карона.
Через горы Санта-Ана.
Южнее. Магистраль Коста-Меса.
Город Орандж. Мастин. Лабиринты предместий Южной Калифорнии.
Невероятной силы магнетизм все гонит и гонит его на запад.
Это даже больше, чем магнетизм. Это гравитация. Притяжение. Вниз, в водоворот черной дыры.
Поворот на магистраль Санта-Ана.
Сухость во рту. Горький металлический привкус. Бешено колотится сердце и пульсирует кровь в висках.
"Мне необходимо быть кем-то".
Скорее.
Позади Ирвин, Лагуна-Хиллз, Эль-Торо.
В самое сердце тайны.
"...необходимо... необходимо... необходимо... необходимо... необходимо...".Мишн-Виэйо. Вот оно. Здесь.
Он съезжает с магистрали.
Ищет магнит. Загадочную притягательную силу.
Весь этот путь из Канзас-Сити он проделывает в поисках неизвестного. С целью узнать свое непостижимое, удивительное будущее. Дом. Признание. Смысл жизни.
Здесь поворот налево, еще два квартала, поворот направо. Незнакомые улицы. Однако для того, чтобы сориентироваться, ему достаточно лишь отдаться силе, которая движет и управляет им.
Дома в средиземноморском стиле. Аккуратно подстриженные лужайки. Тени от пальм на бледно-желтой штукатурке стен. Здесь. Вот тот дом. В глубине.
На обочину. Остановка.
Дом как дом. Как все остальные. Но кто внутри? Здесь что-то такое, что он впервые почувствовал в далеком теперь Канзасе. То, что притягивает его. Нечто.
- Приманка.
Внутри, в доме. Ждет его.
Из его груди вырывается победный клич. Только звук. Без слов. Чувство облегчения. Не нужно больше искать судьбу. И хотя он пока не знает, какая она, он уверен, что нашел ее. Киллер расслабляется, потные руки соскальзывают с руля. Он доволен, что долгому путешествию пришел конец.
Он, обуреваемый любопытством, взволнован сильнее обычного. Но стальная хватка принуждения ослаблена, и он не торопится. Биение сердца становится нормальным. Прекращается звон в ушах, дыхание становится глубоким и ровным. За рекордно короткий отрезок времени он становится, во всяком случае внешне, таким же спокойным и собранным, как в особняке в Канзас-Сити, где он благоговейно и с радостью наблюдал за милыми подробностями смерти мужчины и женщины в их огромной георгианской кровати.