Кунц Дин Рэй. Видение

   «Она была права, — подумал Голдмэн. — О Боже!»
   В поднятой правой руке убийца держал нож мясника с толстой деревянной рукояткой.
   Время в его истинном значении перестало существовать для Голдмэна. Каждая секунда растягивалась во сто крат, а моменты таяли, как мыльные пузыри, лишая его способности действовать, отрезая от всего остального мира, в котором часы по-прежнему продолжали отсчитывать точное время.
   Совсем рядом Гендерсон и Оберландер опять заспорили. Казалось невероятным, что они были всего лишь в соседней комнате. Они создавали так много шума, а голоса их казались такими визгливыми, будто они были записаны на пластинку в семьдесят восемь оборотов, а проигрывались со скоростью в сорок пять.
   Незнакомец сделал шаг вперед. Свет блеснул по всей ширине лезвия его ножа.
   Как бы преодолевая чудовищное сопротивление, Голдмэн потянулся к револьверу у пояса.
   Нож скользнул по его груди. Вверх и налево.
   К своему удивлению, он не почувствовал боли — только рубашка на груди обагрилась кровью.
   «Мэри Берген, — успел подумать он. — Откуда вы могли знать? Кто вы такая?»
   Он расстегнул кобуру.
   Слишком медленно. Проклятье, слишком уже медленно.
   Хотя он и не осознал, что из него выдернули лезвие, он с ужасом наблюдал, как нож снова пошел вниз. Незнакомец с силой опустил нож и Голдмэн отшатнулся к стене, залитый собственной кровью.
   Он все еще не чувствовал боли, но силы уходили из него, будто у него из груди вытащили затычку.
   «Ты не должен упасть, — говорил он себе. — Только попробуй упасть! У тебя не будет ни одного шанса».
   Но убийца уже закончил. Повернувшись, он выбежал в гостиную.
   Держась за раны ослабевшей левой рукой, Голдмэн попытался догнать его. Когда он добрался до проема двери, убийца добрался до другого конца гостиной. Голдмэн достал револьвер из кобуры, но почувствовал, что не сможет поднять его. Чтобы привлечь внимание Барнса, он выстрелил в пол. С этим выстрелом время вернулось к своему нормальному отсчету, и острая боль разлилась по его груди. Внезапно он почувствовал, что ему нечем дышать. Он упал на колени и потерял сознание.

* * *

   Алан прервал себя на середине фразы:
   — Что это?
   — Выстрел, — ответил Макс.
   — Что-то случилось с Голдмэном, — вставила Мэри. — Я знаю это так же точно, как то, что я сижу здесь.
   Кто-то выскочил из дома. Дождевик развевался и пузырился, как парус.
   — Это он,— сказала Мэри.
   Увидев полицейские машины, мужчина остановился. В смятении, он рванул сначала налево, потом направо, потом повернул назад к дому.
   В дверях появился Харли Барнс. Даже со своего места, даже сквозь грязное окно, сквозь тени и пелену дождя Макс мог разглядеть огромный пистолет в руках полицейского. Тут же прозвучал выстрел.
   Маньяк взвился, затем упал и покатился по дорожке. Внезапно он снова вскочил на ноги и побежал в сторону улицы. В него не попали. Если бы в него попала пуля из «магнума-357», он не встал бы на ноги.
   Макс был в этом уверен. Он хорошо разбирался в оружии. У него самого была большая коллекция.
   Барнс снова выстрелил.
   — Черт его возьми! — в ярости заорал Макс. — Эти полицейские в маленьком городке! Они слишком хорошо вооружены и слишком мало тренируются! Если этот сукин сын промахнется еще раз, маньяк прикончит одного из нас.
   Третий выстрел догнал убийцу, когда он достиг аллеи, выходящей на улицу.
   Макс мог сказать две вещи о пуле. Поскольку она не вышла из груди убийцы и не разбила стекло машины, значит, в ней было недостаточно пороха. Подобные пули могли предназначаться для использования на людных улицах. В них заложен заряд, которого хватит как раз на то, чтобы не дать преступнику уйти и, оставаясь в нем, не причинить вреда окружающим. И второе. Учитывая то, как она сбила этого маньяка с ног, пуля была, безусловно, направленного действия.
   После короткой неловкой борьбы убийца повалился на полицейскую машину. На какой-то миг он прижался к дверце, где сидела Мэри.
   Скользя вниз по стеклу, он пристально смотрел на нее.
   — Мэри Берген... — Его голос был хриплым и клокочущим.
   Он поскреб по стеклу.
   — Мэри Берген...
   У него изо рта потекла кровь, окрасившая стекло.
   Мэри закричала.
   Труп свалился на тротуар.

Глава 3

   Неотложка, забравшая Дэна Голдмэна, скрылась за углом дома, развивая скорость.
   Макс очень надеялся, что ее сирена затихнет быстрее, чем жизнь молодого полицейского.
   На аллее на спине лежал мертвый маньяк. Он уставился в небо, терпеливо ожидая специального следователя, производящего дознание в случаях насильственной или скоропостижной смерти.
   — Она расстроилась из-за того, что убийца знал ее имя, — сказал Алан.
   — Он мог видеть ее фотографию в газете, — ответил Макс. — Он каким-то образом мог узнать, что она приезжает в город, чтобы помочь выследить его.
   — Это знал только мэр и члены городского совета. А также полицейские.
   — Как-то узнал и этот подонок. Он знал, что она в городе, и узнал ее. В этом нет ничего сверхъестественного. Она этого боится?
   — Я знаю, это самое простое объяснение, — и ты знаешь это. И она знает это. Но, учитывая то, что ей пришлось пережить в ее жизни, она не может не тревожиться. Я уже поговорил с Барнсом. Он обещал выделить машину и людей. Надо срочно отвезти Мэри в гостиницу, чтобы она могла хотя бы прилечь.
   — Отвезем, — ответил Макс, — когда закончим все с мэром.
   — Это может растянуться на несколько часов.
   — Не более, чем на полчаса, — отозвался Макс, — и если это все, что ты хотел мне сказать...
   — Она смертельно устала.
   — А мы что, нет? С ней будет все в порядке.
   — Ну, ну, любящий муж.
   — Пошел к черту.
   Они стояли перед первой патрульной машиной. Мэри сидела внутри с закрытыми глазами, прижав к вискам кончики пальцев.
   Дождь прекратился. Воздух был чистый и прозрачный.
   Нервно поглядывая на зевак, покинувших свои уютные домики, чтобы поприсутствовать при столь драматическом событии, Алан сказал:
   — Репортеры появятся здесь через минуту. Не думаю, что общение с ними пойдет сегодня ей на пользу.
   Макс знал, чего хочет Алан. Завтра тот должен был уехать на две недели на рождественские каникулы, и до отъезда он страстно желал поговорить со своей сестрой — с глазу на глаз, всего один час беседы, которую бы никто не прерывал и во время которой он смог бы убедить ее, что она вышла замуж за неподходящего человека, что ее замужество было ужасной ошибкой.
   Кулаки Макса были единственным средством, способным предотвратить этот семейный бунт. Он был на шесть дюймов выше и на сорок фунтов тяжелее Алана.
   Его плечи и бицепсы годились для работы в порту, а огромным рукам позавидовали бы и звезды баскетбола. Однако он знал, что разбитые губы, выбитые зубы и сломанные челюсти заставят Алана замолчать лишь на время. Положить конец его подстрекательствам можно было, только прикончив его окончательно.
   Так или иначе, Макс не собирался давать волю кулакам. Он пообещал Мэри, да и самому себе тоже, что времена, когда он решал проблемы таким путем, остались далеко в прошлом.
   Все же остальные средства, годившиеся в этой непрекращавшейся войне двух мужчин, кроме силы и желания воспользоваться ею, были у Алана на вооружении. Не последним из них была его внешность. У него, как и у Мэри, были черные волосы и голубые глаза. Алан обладал приятной наружностью, тогда как Макс был так грубо вылеплен, что это граничило с уродством. Чувственные черты Алана и его светящийся мальчишеский взгляд могли убедить кого угодно, в том числе и его сестру.
   Сестру в первую очередь.
   Его голос был мягким и настойчивым, как у актера. Алан умел модулировать им, придавая, в случае необходимости, драматический оттенок. Используя свое влияние на сестру, он старался внушить ей мысль, что муж вызывает у нее нарастающее раздражение.
   Макс знал, что его уровень интеллекта выше среднего, но он знал также, что Алан намного превосходит его. Не только голос Алана умел убеждать и подчинять себе. Было что-то еще, стоявшее за этими вкрадчивыми интонациями.
   Обаяние?
   Когда Алану было нужно, он просто излучал обаяние.
   «Я бы с удовольствием сжал его, как пустой тюбик от зубной пасты, — думал Макс, — выдавил бы все его обаяние и посмотрел, есть ли за этим что-нибудь стоящее».
   Но самым главным было то, что Алан и Мэри прожили вместе тридцать лет. Ему было тридцать три, и как старший брат он был связан с ней узами крови и совместной жизнью в течение трех десятилетий.
   Толпа разрасталась все больше и больше. Тут Макс заметил, что подъехала еще одна патрульная машина.
   — Ты прав, — отозвался он, — ей не следует здесь больше находиться.
   — Конечно, не следует.
   — Я сейчас же отвезу ее в гостиницу.
   — Ты? — удивленно спросил Алан. — Тебе надо находиться здесь.
   — Зачем?
   — Ты знаешь, зачем.
   — Нет, объясни мне.
   — Ты это делаешь лучше, чем я, — сквозь зубы процедил Алан.
   — Лучше? Что?
   — Хочешь, скажу, почему тебе надо услышать это? Потому что это единственное, чем ты можешь ее удержать.
   — Что я делаю лучше? — переспросил Макс.
   — Ты этого не знаешь?
   — Что???
   — Ты лучше вытягиваешь деньги за ее работу. Доволен?
   Мэри жила достаточно зажиточно, будучи автором раздела о психических феноменах в крупной газете. Неплохие деньги она заработала также, опубликовав три книги о себе, и если бы она захотела, то могла безбедно существовать, просто читая лекции о своей деятельности.
   Хотя она много путешествовала, помогая властям, когда бы ее ни попросили, с расследованием убийств, на этом она много не зарабатывала. Однажды она помогла одной известной актрисе найти утерянное ею бриллиантовое колье стоимостью около сотни тысяч долларов — и не взяла за это денег. Она никогда не просила больше, чем было необходимо на расходы — билеты на самолет, аренда машины, питание и гостиница, — от тех, кому она помогала, и отказывалась даже от этого, если ей казалось, что она мало чем смогла помочь или не смогла совсем.
   Когда в ее жизни появился Макс, ее финансовыми делами занимался брат. Но у Алана не было ни таланта, ни вкуса к общению с мэрами, советниками и чиновниками. Частенько случалось, что после того, как преступник был обнаружен и обезврежен с ее помощью, местные власти, обратившиеся к ней, старались избавиться от нее, не заплатив ни гроша. Алан никогда не давил на них. В результате они ежегодно теряли десятки тысяч долларов, и, хотя Мэри успела скопить приличную сумму, рано или поздно она могла растаять.
   Через два месяца после свадьбы за ведение финансовых дел Мэри взялся Макс. Он заключил новый контракт с лекционным агентством, вдвое увеличив ее гонорар. А когда надо было возобновлять контракт с газетой, он добился таких условий, о которых Мэри не могла и мечтать. Он никогда не забывал получать причитавшиеся ей деньги.
   — Ну? — нетерпеливо проговорил Алан.
   — Ладно. Ты отвезешь ее в гостиницу. Но запомни, что ты сейчас сказал: я лучше вытягиваю деньги за ее работу — и я всегда буду это делать лучше.
   — Конечно. У тебя на это нюх, — парировал Алан.
   В его улыбке не было ни капли тепла.
   — И ты чертовски умело тратишь деньги Мэри.
   — Пошел ты.
   — Что, правда глаза колет?
   — Пошел отсюда, пока я не сделал тебя калекой на всю оставшуюся жизнь.
   Алан заморгал.
   Макс молча стоял перед ним.
   Алан повернулся и пошел в сторону Харли Барнса.
   Тут Макс заметил, что многие люди из толпы уставились на него. Он бросил им ответный взгляд, и они отвернулись. Но, как только он опустил глаза, они снова принялись разглядывать его.
   Ни один из них не стоял так близко, чтобы услышать его последний аргумент. Он понял, что они уставились на него только потому, что его лицо исказилось в ярости, его плечи расправились, как у крадущейся пантеры, а огромные руки сжались в кулаки. Он попытался заставить себя расслабиться и опустить плечи. Он засунул руки в карманы плаща, чтобы зеваки не заметили, что он был слишком рассержен, чтобы разжать кулаки.

Глава 4

   В комнате гостиницы было четыре уродливых лампы, но работала всего лишь одна, бросая длинные серые тени.
   Сидя в большом черном кожаном кресле, Алан держал в руках бокал виски, к которому он, однако, даже не прикоснулся. Свет падал на него слева, разрезая его лицо острой тенью.
   Мэри сидела в полутьме на кровати, поверх покрывала. Она надеялась, что Макс скоро вернется, и они пойдут куда-нибудь поужинать и чего-нибудь выпить. Она была голодна, измучена и эмоционально опустошена.
   — Все еще болит голова? — участливо спросил Алан.
   — Аспирин немного помог.
   — Ты выглядишь... немного бледной.
   — Ничего. Восемь часов сна исправят это.
   — Я беспокоюсь за тебя.
   Она широко улыбнулась.
   — Ты всю жизнь беспокоился обо мне, дорогой. Даже тогда, когда мы были детьми.
   — Я очень люблю тебя.
   — Знаю.
   — Ты моя сестра.
   — Знаю, но...
   — Он слишком давит на тебя.
   — Не надо опять об этом, Алан.
   — Но это так.
   — Я бы хотела, чтобы вы с Максом оставили друг друга в покое.
   — Я так и сделал, но он — нет. И никогда не сделает этого.
   — Никогда? Почему?
   — Потому что я вижу, что он за человек.
   — А что он за человек?
   — Во-первых, он абсолютно не похож на тебя, — сказал Алан. — Он не такой чувствительный, как ты. Он не такой добрый. Ты очень мягкий по характеру человек, а он...
   — Он тоже бывает мягким.
   — Он?
   — Со мной — да. Он ласковый.
   — Ты ошибаешься в своих суждениях.
   — Ну, спасибо, — саркастически бросила она.
   Вспышка гнева всколыхнула ее, но она подавила ее. Мэри не могла сердиться на Алана больше минуты. И даже минута была слишком долгой.
   — Мэри, я не хочу с тобой спорить.
   — Тогда не спорь.
   — У нас никогда не было разногласий, за все тридцать лет... пока не появился он.
   — Я не хочу говорить об этом сегодня вечером.
   — Ты не хочешь говорить об этом никогда, потому что он давит на тебя слишком сильно и слишком быстро, когда ведет тебя через твои видения.
   — Но получается у него это хорошо.
   — Ну, не так хорошо, как это делал я.
   — Да, сначала он был очень настойчив, — признала она, — очень возбужден. Но потом это прошло.
   Алан залпом опустошил бокал, вскочил и повернулся к ней спиной. Молча он подошел к окну. Его как бы окутала завеса молчания.
   Она закрыла глаза, подумав, как было бы хорошо, если бы сейчас пришел Макс.
   Минуту спустя Алан отошел от окна и подошел к изголовью кровати.
   — Я боюсь уезжать.
   Не открывая глаз, она промолвила в ответ:
   — Боишься? Чего?
   — Боюсь оставлять тебя одну.
   — Но я не остаюсь одна. Я остаюсь с Максом.
   — Вот это я и имею в виду — ты остаешься одна с Максом.
   — Алан, ради Бога.
   — Да, именно это я и имею в виду.
   Она открыла глаза и выпрямилась.
   — Ты ведешь себя смешно. Глупо. Я больше не хочу говорить об этом.
   — Если тебя не заботит, что с тобой может произойти, я могу уехать сию же секунду. И, независимо от того, хочешь ты услышать это или нет, я скажу тебе, что я думаю о нем.
   Она вздохнула.
   — Он оппортунист, — начал Алан.
   — Ну и что?
   — Он любит деньги.
   — И я люблю. И ты любишь.
   — Он их любит слишком сильно.
   Она снисходительно улыбнулась.
   — Не уверена, что ты когда-нибудь сможешь любить их слишком сильно.
   — Ты не понимаешь меня.
   — Хорошо. Объясни.
   Алан заколебался. В его красивых глазах появилась печаль.
   — Макс любит слишком сильно чужие деньги.
   Она в удивлении уставилась на него.
   — Слушай... если ты хочешь сказать, что он женился на мне из-за денег...
   — Именно это я и хочу сказать.
   — Тогда это ты — тот, кто давит на меня слишком сильно. — В ее голосе прозвучали стальные нотки.
   Он сменил тон, его голос стал мягким и ласковым:
   — Все, чего я хочу, чтобы ты посмотрела фактам в лицо. Я не...
   Она резко встала с кровати.
   — Я что, настолько уродлива, что никто не пожелал бы меня, будь я бедна?
   — Ты — красива. И ты знаешь это.
   Но ей было мало.
   — Может, я маленькая болтливая зануда, способная замучить мужчину до смерти?
   — Не кричи, — мягко проговорил Алан. — Успокойся. Пожалуйста.
   Казалось, что он искренне сожалеет, что расстроил ее. Однако тему он не сменил.
   — Многие мужчины отдали бы все, что у них есть, чтобы жениться на тебе. И ты заслуживаешь этого. Почему ты выбрала именно Макса?
   — Потому что он был первым серьезным претендентом, настоящим мужчиной, который попросил меня об этом.
   — Это не так. Я мог бы назвать по меньшей мере еще четверых.
   — Первые два были бесхребетные почитатели, — парировала она. — Третий был так нежен и внимателен в постели, как бык на ринге. А четвертый был просто импотент. Макс не относился ни к одной из этих групп. Он был другим, интересным, возбуждающим.
   — Но ты вышла за него замуж не потому что он был возбуждающим, или таинственным, или романтичным. Ты вышла за него, потому что он был большим, сильным и уверенным. Идеальный образ отца.
   — С каких это пор ты стал практиковать психиатрию?
   Она знала, Алан совсем не хотел уколоть ее. Он продолжал этот разговор только потому, что знал: ей нужно услышать это. Он был старшим братом с огромным чувством ответственности. Даже несмотря на то, что он ошибался, его намерения были достойны восхищения. Если бы она не была уверена в этом, она бы заставила его убраться.
   — Мне не надо быть психиатром, чтобы понять, что тебе надо на кого-то опереться. И всегда было надо. С того самого дня, как ты осознала, что ты ясновидящая, ты испугалась этого, ты сама не могла справиться с этим. Какое-то время ты опиралась на меня. Но я не был достаточно высок или широкоплеч, чтобы выполнять эту миссию достаточно долго.
   — Алан, впервые в жизни мне хочется дать тебе по физиономии.
   Он обошел кровать и, присев на нее с другой стороны, взял обеими руками ее левую руку.
   — Мэри, он был обычным заштатным журналистом, который за десять лет не сочинил ни одного толкового репортажа. Ты была знакома с ним всего шесть недель до того, как вы поженились.
   — Это ровно столько, сколько мне понадобилось, чтобы узнать его. — Она, расслабившись, вытащила свою руку из рук Алана. — Все в порядке, дорогой. Можешь быть за меня спокоен.
   — Ты замужем всего четыре месяца.
   — Достаточно для того, чтобы влюбиться в него еще больше, чем тогда, когда он сделал мне предложение.
   — Он опасный человек. Тебе известно его прошлое.
   — Несколько драк в барах... Теперь он не ходит в бары совсем.
   — Это не так невинно, как кажется. Он чуть не убил несколько человек в одной из таких потасовок.
   — Ты ведь знаешь, они выпили слишком много и, как бывает в подобных ситуациях, почувствовали себя слишком сильными и решили проверить свою силу на ком-нибудь из присутствующих. Макс и стал такой целью. Он не начинал драки.
   — Это он так говорит.
   — Он изменился. Ему надо было, чтобы кто-то полюбил его, чтобы он мог почувствовать за кого-то ответственность. Он нуждался во мне.
   Алан неохотно кивнул.
   — Хочешь выпить?
   — Спасибо, Алан. Я подожду Макса.
   Тремя глотками он допил виски.
   — Ты абсолютно в нем уверена?
   — В Максе? Абсолютно.
   Он вновь подошел к окну, внимательно разглядывая звездное небо.
   — Вряд ли я вернусь к работе с тобой после моего возвращения.
   Подойдя к нему, она схватила его за плечо и резко повернула к себе.
   — Повтори еще раз!
   — Я чувствую себя, как пятое колесо в телеге.
   — Ерунда. Ты столько времени занимался моими делами...
   — С твоими делами сейчас может справиться обычный секретарь, — отозвался Алан. — Пока не было Макса, я был жизненно необходим тебе: я был проводником по твоим видениям. Теперь же для меня не осталось ничего важного. И мне надоели эти постоянные препирательства с Максом.
   — Но что ты будешь делать?
   — Не знаю. Для начала растяну свои рождественские каникулы на два месяца вместо двух недель. Я осилю это. Ты всегда была очень щедра ко мне...
   — Щедра? Нет. Ты зарабатывал свою долю.
   Алан...
   — Я отложил некоторую сумму, которая позволит мне безбедно существовать несколько лет. Может, я вернусь в университет... закончу свое образование по политическим наукам.
   — И ты съедешь из дома в Бел-Эйр?
   — Так будет лучше. Я найду себе квартиру.
   — Ты будешь жить с Дженнифер?
   — Нет. Она бросила меня, — тихо сказал Алан.
   — Что?
   — Из-за другого.
   — Я этого не знала.
   — Я не хотел рассказывать тебе об этом.
   — Мне очень жаль.
   — Ничего. Она была совершенно не в моем вкусе.
   — Мне казалось, что вы были счастливы друг с другом.
   — Были... какое-то время.
   — А что стало не так?
   — Все.
   — Но ты не уедешь далеко?
   — Нет. Скорее всего, в Уэствуд.
   — О, тогда мы будем жить рядом.
   — Вот именно.
   — И раз в неделю сможем обедать вместе.
   — Договорились, — сказал он.
   — А иногда и ужинать.
   — Без Макса?
   — Только ты и я.
   — Звучит обнадеживающе.
   Детская слеза скатилась у нее по щеке.
   — Не надо, — сказал он, вытирая ее.
   — Я теряю тебя.
   — Брат с сестрой не могут жить в одном доме вечно. Это противоестественно.
   Звук ключа в замке заставил обоих повернуться к двери.
   Вошел Макс и сбросил плащ.
   Подойдя к нему, Мэри чмокнула его в щеку.
   Макс обнял ее и, игнорируя присутствие Алана, спросил:
   — Как ты себя чувствуешь?
   — Немного устала.
   — Все было отлично, несмотря на возражения Оберландера, — сказал Макс. — Я получил чек.
   — У тебя всегда это выходит, — с гордостью заметила она.
   Во время их разговора Алан подошел к двери и открыл ее.
   — Я ухожу.
   Еще минуту назад она мечтала о том, чтобы он ушел до того, как вернется Макс, чтобы избежать утомительных для нее перепалок. Теперь же у нее возникло чувство, что Алан исчезает из ее жизни, и что она не в силах будет вернуть его.
   — Не останешься чего-нибудь выпить? — спросила она.
   Он посмотрел на Макса и сказал:
   — Не думаю, что это будет разумно.
   Макс ничего не ответил. Он не двинулся с места, не улыбнулся, даже не моргнул. Его рука вокруг ее талии была, как каменная балюстрада, на которую она опиралась.
   — Мы не поговорили о том, что произошло сегодня вечером, — продолжила Мэри. — Тут есть много спорных вопросов.
   — В другой раз, — отозвался Алан.
   Ты все еще собираешься в путешествие по побережью во время каникул?
   — Да. Какое-то время я хочу побыть в Сан-Франциско. Там у меня есть одна знакомая, которая пригласила меня на Рождество. А потом, может, поеду в Сиэтл.
   — Ты позвонишь мне?
   — Конечно.
   — Когда?
   — Через неделю или около того.
   — В Рождество.
   — Хорошо.
   — Я теряю тебя, Алан.
   — Береги себя.
   — Я буду беречь ее, — вступил в разговор Макс.
   Алан проигнорировал его слова.
   — Будь осторожна, хорошо? И помни, что я тебе говорил, — сказал он Мэри.
   Он вышел, закрыв за собой дверь и оставив ее наедине с Максом.

* * *

   Небольшая таверна в нижней части города была слабо освещена. В эти вечерние часы там было много народа. Макс с Мэри заняли угловую скамейку и заказали по водке с мартини. Позже им принесли сэндвичи с ростбифом и небольшую бутылочку красного вина.
   Съев примерно половину своего огромного сэндвича, она отложила вторую в сторону и налила себе третий бокал вина.
   — Не знаю, сможет ли Дэн Голдмэн оплатить свое пребывание в больнице?
   — Город берет на себя полное страхование полицейских, — сказал Макс. — Голдмэн был ранен при исполнении служебных обязанностей, так что он не заплатит ни пенни.
   — Как ты можешь быть в этом так уверен?
   — Я знаю, что ты хочешь видеть меня именно таким.
   — Не понимаю.
   — Я знал, что ты будешь беспокоиться об этом, и потому спросил мэра.
   — Даже если счета будут оплачены, он, наверное, потеряет часть зарплаты, пока будет в больнице.
   — Нет, — резко ответил Макс. — И об этом я тоже спросил.
   Она удивилась:
   — Ты что, читаешь мысли?
   — Просто я очень хорошо тебя знаю. Ты самый мягкий и добрый человек, которого я когда-либо встречал.
   — Нет, я не такая. Просто, мне кажется, мы должны сделать ему что-нибудь приятное.
   Макс положил на тарелку свой сэндвич.
   — Мы можем купить ему новую электроплиту или микроволновую печь.
   Она моргнула.
   — Что?
   — Я спросил одного из ребят Голдмэна, что бы ему доставило удовольствие. Похоже, он классный полицейский, но обстановка его кухни оставляет желать лучшего.
   Она улыбнулась.
   — Мы подарим ему и электроплиту, и печь, и лучший набор посуды и кастрюль.
   — Постой, постой, — прервал ее Макс. — У него обычная стандартная кухня, а не ресторан. А, кроме того, ты считаешь, ты ему что-то должна?
   Мэри опустила взгляд в бокал с вином.
   — Если бы я не приехала в город, с ним бы ничего не случилось.
   — Мэри Берген. Атлант в женском облике, которая держит весь мир на своих плечах. — Он обошел вокруг стола и взял ее за руку. — Ты помнишь наш первый разговор на эту тему?
   — Конечно. Разве я могу забыть? Я подумала, что ты — трус.
   В тот вечер, когда они познакомились, он был непривычно скромен. Они были приглашены на одну вечеринку. Он вел себя достаточно непринужденно и уверенно со всеми, кроме нее. Его поведение показалось ей таким неловким, что ей стало жаль его. Они играли в игру, являющуюся тестом для раскрытия характеров. Она вспоминая, улыбнулась.