Хотя вездеход лежал на боку, ремни прочно удерживали их в сиденьях и Хьюланн не упал на Лео. Иначе он просто раздавил бы мальчишку. Наоли крепко держался, хотя все его тело пронизывали нервные судороги, когда это чудовище за стеклом искало способ проникнуть внутрь.
   — Как ты? — позвал мальчика Хьюланн. В салоне царил полумрак, так как Изолятор заслонял своей массой солнечный свет. Только слабое оранжевое свечение проникало сквозь его плоть в кабину.
   — Я здесь, — откликнулся Лео. — Что нам делать, Хьюланн? Наоли молчал.
   — Нам будет больно?
   — Нет.
   Лео внимательно наблюдал, как желеобразная субстанция скользит по стеклу, пузырясь и довольно бормоча что-то, на расстоянии всего лишь вытянутой руки от них.
   — Что будем делать? — спросил он Хьюланна.
   — Я ничего не знаю.
   — Но можем же мы хоть что-то сделать. Хьюланн с трудом поборол искушение ускользнуть в заманчивый уголок мертвого сна. Его тело изнемогало под огромным грузом пережитых событий, которые сильно подточили его силы, и жаждало освободиться от накопившегося непосильного груза. Как хорошо было бы заснуть... И умереть...
   Если бы не мальчик. Он зашел слишком далеко, прошел через многое и лишился всего, чего достиг в своей жизни. Может, он просто недоработка своих же инженеров? Может, он совершал что-то недостойное, ввязавшись во все это?
   — Смотри, — спокойно проговорил Лео. Его голос снизился до едва уловимого шепота. И Хьюланн не мог не заметить, что мальчику было страшно.
   На стыке двери с корпусом машины со стороны Хьюланна было слышно, как Изолятор настойчиво пытается проникнуть внутрь, пропихивая тонкую струйку липкой массы в их убежище. В янтарном полусвете это было даже красиво...
   "Голубая стрела" мчалась по рельсам, которые Находились не в лучшем состоянии, так как их почти насквозь проела ржавчина. Приближалась гроза. Но Дэвид не слышал раскатов грома из-за грохота колес.
   Он с интересом наблюдал за дорогой, которая вызывала у него легкое чувство страха. Возможно, он сейчас умрет, но с этим ему легко было смириться, так как он давно уже жил на время, которое получил взаймы.
   В небе сверкнула молния и коснулась земли в нескольких милях от Дэвида. Игра теней над пустыней и рельсами была восхитительна. Дэвид улыбнулся и откинулся еще глубже в кресле.
   Двери "Альпийского приюта" были распахнуты, и только снег находил себе дорогу в гостиницу. Он проникал в огромный вестибюль, сыпался на кресла, которые стояли друг напротив друга, переглядываясь через журнальный столик. Длинные белые пальцы пороши вцепились в ковер и запустили свои когти в плюшевые диваны. Котельная, которая находилась в задней части заведения, за кухней, была седая как Мафусаил. Огромные сосульки свисали с водопроводных кранов, а весь пол устилало белое покрывало.
   Все было спокойно.
   Где-то в глубине подвала уютно устроилась пара котов, тщательно вылизывавших друг друга. Казалось, они в тысячный раз задумывались над тем, почему здесь больше нет гостей...
   Охотник Доканил стоял у скоростной трассы, ведущей за пределы пустыни. Он уже переоделся в более подходящую для местной погоды одежду — шинель никуда не годилась. На нем был легкий пористый костюм из материи, которая по виду напоминала кожу, а на ощупь — шерсть. На плечах красовались те же эмблемы когтистой лапы в окружении орнамента из острых когтей. И на нем по-прежнему были перчатки и ботинки, так как конечности его были очень чувствительными.
   — Что-нибудь видно? — спросил Баналог из-за спины.
   Охотник не ответил.
   — Может, они уже погибли, — предположил Баналог.
   — Сейчас слетаем и поглядим, — отозвался Охотник.
   Баналог покосился на бескрайнюю пустыню, которая виднелась сквозь горный проем. Надеяться на то, что они погибли, было бы слишком эгоистично. Но если бы они были живы, то наверняка попытались бы вступить с ним в контакт. После чего за ними последовал бы Охотник Доканил или кто-нибудь другой.
   Небо разверзлось и выпустило из своих недр сплошное полотно дождя на измученную жаждой землю. Доканил развернулся и поспешил к вертолету, в теплую сухую кабину. Дождь был слишком холодным для чувствительного Охотника.
   Высоко над Землей в стратосфере носились облака пыли и обломков, взметнувшихся на такую высоту в результате ядерных взрывов, которые произвели люди в последние дни войны. Обломки летали каждый по отдельности или собирались в небольшие группы. Длинные потоки пыли, бумаги, деревянных обломков и прочего мусора — все это вращалось на орбите в течение нескольких недель или даже месяцев, пока вновь не оседало на обожженную планету.
   Обломки костей.
   Вращающиеся вокруг Земли.
   По орбите.
   Медленно падающие на Землю.

Глава 16

   В пульсирующей массе янтарной плоти, прижатой к стеклопластиковому ветровому стеклу вездехода, Изолятор сформировал глаз, один из тех бело-голубых шаров, которые совсем недавно украшали его летучую мышь. Он пристально рассматривал Хьюланна и мальчика, пристегнутых ремнями, и наблюдал, как его собственная плоть медленно просачивается внутрь машины, чтобы уже оттуда легко добраться до пассажиров. Все это было похоже на то, как если бы они на какое-то мгновение зависли на нити времени в ожидании Приговора в день Страшного Суда, прекрасно понимая, что окончательное решение их участи будет незавидным.
   — Ты можешь завести машину? — спросил Лео, в страхе отпрянув от двери со стороны наоли, по мере того как желтоватое желе медленно, но настойчиво нажимало на дверь кабины.
   — Это мало чем поможет. Мы не сдвинемся с места. Оно зажало нас как в тисках. Во-первых, мы на боку и прижаты к скале. Во-вторых, даже если бы мы стояли прямо, масса Изолятора достаточно большая, чтобы без труда лишить нас возможности двигаться.
   А глаз Изолятора уже проник в кабину. Он вытянулся и стал величиной с руку Хьюланна. Он колебался в воздухе перед самым носом наоли, словно змея, выглядывающая из корзины факира. Тем не менее Изолятор не нападал на Хьюланна. Казалось, вместо этого он пробирается к Лео.
   — Ну конечно! — воскликнул Хьюланн совершенно несчастным тоном.
   — Что?
   — Мы не могли понять, почему он не разрушил вездеход, используя свою летучую мышь. Он и не мог. В его программу встроен очень важный пункт — никогда не убивать наоли. И если бы он уничтожил машину, я бы погиб точно так же, как и ты. Единственный способ добраться до нас — это проникнуть внутрь кабины. Он убьет тебя и оставит меня одного.
   Внезапно Изолятор устремился сквозь металл и стекло, проталкивая свою массу сквозь молекулы, составляющие машину, и закапал сразу из сотни разных мест. Через пару-другую секунд его уже будет достаточно, чтобы убить мальчика.
   Не помня себя, Хьюланн решил завести мотор, в надежде что заставит Изолятор отпрянуть настолько, чтобы можно было раскачать машину вправо и вверх и вырваться из его плена. Но он знал, что такая стратегия просто бессмысленна, так как Изолятор ничем нельзя удивить. Он был слишком умным для этого. Единственный способ победить это страшное существо — разделить его на множество частей, и чтобы ни одна из них не сохранила в себе понятие целенаправленного движения...
   Вот и ответ. В дикой суматохе мыслей, перескакивая от одного к другому, сверхразум наоли обнаружил только один способ, который мог сработать. Хьюланн изогнулся, подкачал топлива и потянулся к ключу зажигания.
   — Ты же сказал, что это бесполезно, — обронил Лео.
   — Может быть. Но мне только что пришло в голову, что если мы на боку, то Изолятор прочно прилип к пропеллерам и, возможно, даже протек между ними.
   Лео усмехнулся. Хьюланна восхитила способность землянина не терять чувства юмора даже при таких ужасных обстоятельствах.
   Он повернулся к замку, повернул ключ и услышал, как мотор закашлялся. Но не завелся.
   Амебообразная масса внутри машины выросла уже размером в половину Лео и продолжала разрастаться с каждой секундой. Она тянулась к мальчику, расплескиваясь по сиденью, янтарные щупальца ощущали его близость.
   Хьюланн снова включил зажигание.
   Вездеход застонал и затрясся. Но затем лопасти винтов, как бы запинаясь, все-таки начали вращаться и вдруг ожили, вгрызаясь в огромную массу Изолятора, разрывая ее в тысячную долю секунды на мельчайшие лоскутки и расшвыривая их во всех направлениях.
   Масса внутри вздрогнула и забилась в конвульсиях, словно эпилептик. Волна псевдоплоти устремилась к металлу и стеклу, через которые она проникла внутрь машины. Изолятор был в недоумении, возможно, испытывал что-то вроде паники. Он пытался оторваться от стекла и освободиться от машины. И ему почти удалось спасти большую свою часть, зажатую роторами, где ее разрезало на бесполезные сегменты и разбрасывало в горячем воздухе.
   — Качай машину! — Хьюланн пытался перекричать вой винтов. — Одновременно со мной.
   Он начал раскачивать вездеход взад-вперед, делая больший упор на левую часть.
   Лео присоединился к нему, явно воспрянув духом. В конце концов машина отклонилась достаточно далеко и плашмя упала на брюхо, затем подпрыгнула на резиновом кольце, опоясывающем дно машины, и пролетела пару футов над песком на воздушной подушке. Хьюланн намертво вцепился в руль, нажал слегка поврежденной ногой на широкую педаль акселератора, и машина заскользила по направлению к дороге, от которой совсем недавно их увело летучее существо.
   — Что теперь? — осведомился Лео.
   — Набираем ход, — прохрипел Хьюланн. — Если повезет, сможем убежать от Изолятора до того, как он изобретет новое оружие.
   — А как же это? — спросил Лео, указывая на холмик подрагивающей липкой плоти на полу между ними.
   — Он слишком маленький, Изолятор не сможет управлять им, — ответил Хьюланн. — Эта часть теперь принадлежит сама себе, но не обладает разумом. Мы потерпим ее присутствие, пока не выедем за пределы опасной территории. Мы не можем тратить время на то, чтобы останавливаться и выкидывать это из машины.
   Лео прислонился к двери, пристально следя за шаром псевдоплоти, хотя сейчас тот действительно казался совсем безобидным, как и сказал Хьюланн.
   Спустя полчаса Хьюланн наконец почувствовал облегчение. Он был уверен, что Изолятор не собирается преследовать их, так как испытал что-то вроде физического шока, когда всю его огромную массу разорвало винтами вездехода на отдельные неуправляемые составные. Даже если Изолятор и оправился от всего этого к настоящему моменту, ему уже слишком поздно создавать новое оружие. Хьюланн очень надеялся на это. Впереди, в миле или двух Хьюланн заметил проем в горах, ведущий за пределы пустыни, что, по-видимому, означало конец владений Изолятора. За горами — свобода...
   Поднимавшийся над вершинами гор вертолет Доканила напоминал стрекозу, слабо выделяясь серой точкой на более светлом фоне неба.
   Нога Хьюланна потянулась было к тормозам, но затем изо всех сил нажала на педаль акселератора. Если они остановятся, то не много выиграют. Правда, если попадутся Охотнику, получат не больше. Но Хьюланн считал, что принял единственно правильное решение.
   Он посмотрел на мальчика. Лео, съежившись, глядел назад.
   Хьюланн снова переключил внимание на дорогу, направляя машину к возвышавшимся впереди горам. И то, что совсем недавно казалось свободой, теперь было наполнено каким-то страхом, неуверенностью и мукой.
   Вертолет изменил курс и начал спускаться прямо на них. Казалось, по мере приближения он увеличивал скорость, хотя это было только иллюзией их взаимного сближения. За пузырчатым стеклом можно было различить очертания двух наоли. Один из них — Доканил, другой — травматолог Баналог. Даже издали Хьюланна поразило то, что он увидел, — усмешка, расколовшая тяжелые черты лица Охотника, который явно предвкушал торжество предстоящей победы.
   Все ближе...
   Хьюланн ждал выстрела реактивной ракетой, которая рассеет вездеход и их обоих среди песков.
   Однако вертолет без видимой причины резко взмыл вверх, отклонился вправо и пролетел мимо них. Даже Хьюланна озадачил такой маневр. Но в этот момент совсем низко над ними пролетела огромная летучая мышь, подняв целый вихрь песка своим стремительным движением; она прошла всего в нескольких дюймах от вертолета. Если бы Доканил не поднялся и не заложил крутой вираж, второе оружие Изолятора врезалось бы в него лоб в лоб. А так лопасти пропеллера пронзили выпуклую плоть протеинового существа и, запнувшись, остановились. Вертолет накренился, застонал при попытке Охотника снова завести его и упал с высоты тридцати футов на песок пустыни.
   Стремясь убить мальчика до того, как вездеход вылетит за пределы досягаемости, Изолятор на рушил планы Охотника, хотя тот имел все шансы уничтожить машину Хьюланна. А теперь беглецы ускользнули за пределы владений Изолятора и мчались по пустыне, оставив последний мониторный пункт наблюдения далеко позади. За их спинами гигантское мышеподобное существо пересекало небо взад-вперед, скорбно вглядываясь за пределы своего диапазона видения.
   Лео скорчился от смеха. Его личико покраснело, а по щекам катились слезы.
   — Он был совсем рядом, — прошептал Хьюланн.
   Лео заливался смехом, и очень скоро его веселье передалось и наоли, на лице которого тоже появилась улыбка. Они плавно скользили над землей. Шелест работающих винтов прерывался взрывами их смеха.
   Шесть часов спустя Доканил вылез из своего помятого вертолета возле брошенного вездехода Хьюланна. Ярость в его сознании не знала границ. Пальцы Охотника подрагивали, ему до боли хотелось увидеть, как вырвавшееся из них пламя пожирает беглецов, как они корчатся, извиваются и обугливаются в агонии смерти. Он просто жаждал всего этого. Ему так хотелось насладиться этим зрелищем. Хьюланн и Лео, наверное, думают, что вертолет преследователей полностью вышел из строя и Охотнику придется ждать другого. Они явно не ожидают, что он так скоро снова вышел на след.
   — Их нет здесь? — спросил Баналог, выходя из вертолета.
   Доканил не ответил. Он осматривал две стальные параллельные ленты железной дороги. И размышлял. Он осмотрел рельсы своим сверхчувствительным зрением и попытался предположить по отметкам, оставленным тормозами, откуда ехал поезд и куда он направился после того, как подхватил двух новых пассажиров. Он не мог даже представить, кто бы это мог вести поезд. Но скоро он узнает.
   Он посмотрел на запад и напряженно улыбнулся. Ему приказали по возможности вернуть Хьюланна и человека живыми для того, чтобы травматолог мог обследовать их. Но Доканил — Охотник знал точно, что поведет их к смерти. Только это могло облегчить его ярость. Смерть... и ничего кроме смерти...
   Внутри стеклянного шара, зависнув в темноте и жаре над пульсирующей материнской массой, наоли и человеческий детеныш, каждый не больше ладони, танцевали в мерцающих оранжевых огнях. Они испытывали страшную боль по мере того, как Изолятор увеличивал давление в шаре до такой степени, что их барабанные перепонки лопались, а из носа шла кровь. Находясь далеко от момента своей смерти, они долго-долго жили и страдали.
   Изолятор смотрел на это.
   Мальчик упал на колени и согнулся, как зародыш в утробе матери, пытаясь убаюкать боль и облегчить свои страдания.
   Изолятор резко выпрямил его.
   И еще повысил давление.
   Из глаз наоли хлынула кровь.
   Оба существа в стеклянном шаре пронзительно кричали.
   Изолятор изменил огонь внутри. Из оранжево-красного он превратился в едко-изумрудный. Плоть обоих миниатюрных существ охватило зеленое мерцание. И подобно гномику, которого Изолятор делал до них, беглецы начали таять.
   Они царапали стекло в безнадежной попытке выбраться.
   Изолятор наделил их разумом и эмоциями, чтобы сделать их страдания более приятными для себя.
   Они начали растворяться.
   Вот от них остались только куски подрагивающей плоти.
   Изолятор сохранял им сознание до последнего момента, пронизывая волна за волной мучительными страхом и болью.
   Затем Изолятор уронил шар в свою массу и переварил его. Мало забавного в этих играх. Не по-настоящему. Он не мог вырвать из своего сознания мысль о том, что провалил настоящее дело. Но кто же ожидал, что наоли выступит против своего же оружия? Изолятор думал, что ящерообразный, наоборот, поможет ему. А он заодно с человеком! Наоли только помешал!
   И полужидкое существо что-то бормотало, оставаясь при этом совершенно неподвижным.
   На поверхности живого пудинга снова появился стеклянный шар и завис в темноте. Внутри на этот раз был танцующий гномик, пронизанный белыми нитями. Он весело смеялся сам над собой.

Глава 17

   Когда Хьюланн наклонился над плечом Дэвида, чтобы посмотреть, как молодой человек задает программу целому комплексу компьютеров на простой панели управления поездом, парень чуть не подпрыгнул с водительского сиденья, как будто его пронзила пуля. Он затрясся всем телом, как от боли. Его лицо мертвенно побледнело, подобно выбеленному распаленным солнцем сухому песку, а глаза, вращаясь, едва не вылезли из орбит. Хьюланн, шаркая огромными ногами, по дошел к окну, чтобы посмотреть на проносящиеся мимо места.
   — Я же говорил тебе, что он не сделает нам ничего плохого. Он нам друг, — раздраженно бросил Лео.
   Дэвид с опаской посмотрел на спину Хьюланна, тяжело вздохнул и выдохнул:
   — Извини.
   Хьюланн беззаботно махнул рукой, чтобы показать, что инцидент исчерпан. Он и не ожидал, что этот почти взрослый человек, воспитанный в течение двадцати лет антинаольской пропаганды, откликнется на призыв к сотрудничеству так же легко и просто, как одиннадцатилетний мальчик, чей разум все еще был чистым и открытым для любых перемен. Он помнил, как ему самому не хотелось прикасаться к мальчику, когда он помогал обрабатывать рану. Насколько же труднее в таком случае побежденному привыкнуть к близости того, кто несет ответственность за уничтожение всей человеческой расы.
   — Почему ты не садишься? — спросил Дэвид. — Я немного нервничаю. По правде говоря, когда вы вот так разгуливаете позади меня...
   — Я не могу удобно сесть, — объяснил Хьюланн.
   — Что? — не понял Дэвид.
   — Его хвост, — вставил Лео. — В твоих сиденьях нет отверстия для того, чтобы хвост мог свободно свисать на пол. А хвост у наоли очень чувствительный. Им больно, когда они сидят на нем.
   — Я не знал.
   — Вот поэтому ему и приходится стоять.
   Сконфуженный Дэвид вернулся к пульту управления и закончил набирать на дисплее инструкции для компьютера. Еще вчера, совсем недавно, он, такой спокойный и довольный, летел в своем волшебном вагоне на мягких и бесшумных колесах; а сегодня он везет наоли через всю страну и не в состоянии больше отличить врага от друга. Это началось вчера, когда он боковым зрением заметил, как что-то похожее на вездеход движется вместе с поездом, стараясь быть незамеченным.
   Но еще до наступления сумерек он оказался в месте, где какие-то обломки преграждали путь, и Дэвид был вынужден остановить "Голубую стрелу" и разузнать, в чем дело, прежде чем двигаться дальше.
   Преграда представляла собой три столкнувшихся между собой изуродованных вездехода. По обе стороны пути вся обочина была завалена ветхими и прогнившими машинами. Когда-то здесь жило много людей. Такие "дикие" области были разбросаны по всему миру. Люди стекались в глушь в поисках убежища от горящих, взрывающихся, разрушающихся, наводненных врагами городов, где громыхали основные бои. Но наоли пришли и сюда. И в попытке убежать любой ценой люди сталкивались друг с другом в суматохе охватившего их отчаяния. Дэвид не стал слишком внимательно осматривать останки, опасаясь, что увидит лишь скелеты их водителей, костлявые пальцы, сжимавшие руль, и пустые глазницы, все еще пристально рассматривающие ветровое стекло.
   Но когда Дэвид в конце концов решил устранить обломки крушения, сдвинув их бампером локомотива, и таким образом расчистить себе дорогу, вернувшись на борт "Голубой стрелы", он лицом к лицу столкнулся с наоли.
   Первым порывом было схватиться за оружие, хотя ничего смертоносного у него с собой не имелось, да Дэвид и не относился к тому типу людей, которые охотно прибегают к оружию, даже если оно у них есть. Вторая мысль подсказала ему бежать. Но вдруг он увидел рядом маленького мальчика, который не проявлял никакого страха, а рассудок его не казался притупленным каким-либо наркотиком. Поколебавшись какое-то время, Дэвид понял, что бежать уже поздно. Хьюланн и Лео тем временем взволнованно выкладывали свою историю, перебивая при этом друг друга в суматохе рассказа. Он слушал их, онемевший, сначала не в состоянии поверить, но вскоре теория о взаимосвязи Охотников и астронавтов просто покорила его. Наоли воспринимали в лице астронавтов всю человеческую расу. Это было так глупо, просто до ужаса комично. Поэтому могло оказаться правдой.
   Запасы энергии вездехода беглецов подошли к концу, а пополнить их было негде. Они предложили отправиться втроем на "Голубой стреле", так как поезд в любом случае двигается быстрее, чем машина. Они предполагали, что Дэвид едет в Убежище, — хотя ему трудно было поверить, что Хьюланн тоже хочет направиться туда.
   Сейчас они пересекали Калифорнию, после того как всю ночь мчались на полном ходу. Вскоре можно будет начинать поиски Убежища, для того чтобы оказаться в безопасности и начать новую жизнь — если Хьюланн не подведет их.
   Однако пока на дисплее компьютера алыми буквами появлялись ответы на программу Дэвида, Хьюланн прижал ладонь к оконному стеклу, как будто хотел его выдавить, чтобы лучше рассмотреть что-то. Его четыре широкие ноздри были открыты, а дыхание немного затруднено. Внезапно его хвост щелкнул и обвился, подобно змее, вокруг массивного бедра.
   — Что такое? — спросил Лео, покидая место водителя рядом с Дэвидом.
   — Доканил, — ответил Хьюланн. И указал в небо. Высоко над ними летело маленькое бронзовое пятнышко на фоне высоких облаков. Оно следовало за ними, сохраняя постоянную скорость. Это не могло быть простой случайностью.
   — Может, он не видит нас? — предположил Лео.
   — Видит.
   — Да, наверное, ты прав.
   Хьюланн и Лео наблюдали за ним, пока по толстому стеклу не забарабанили огромные грязные капли дождя. В темной пелене они потеряли вертолет из виду.
   "Голубая стрела" с грохотом продолжала свой путь, хотя само небо, казалось, опустилось, а облака тащились рядом на расстоянии вытянутой руки. Четыре больших резиновых стеклоочистителя с трудом двигались туда-сюда, отстукивая гипнотический и меланхолический ритм: тук-тук, тук-тук, тук-тук, и тщательно сметали воду с ветрового стекла в водосборные выемки, издавая при этом громкое хлюпанье.
   Доканил нанес удар так стремительно, что они не успели даже удивиться. Он вынырнул из гонимых ветром облаков в каких-то нескольких сотнях ярдов впереди и понесся к ним чуть ли не в паре дюймов над рельсами. По бокам вертолета торчали дула оружейных установок вертолета, и из одного с треском вылетел реактивный снаряд размером с ладонь.
   Беглецы непроизвольно попытались как-то укрыться от близкого взрыва и попадали на пол, обхватив голову руками. Однако их почти подняло на ноги, когда поезд потряс взрыв снаряда, разорвавшегося в сотне футов по ходу впереди, окрасив все вокруг малиновым заревом. Доканил не собирался убивать сразу — отмщение на таком расстоянии не освободило бы его от унижения, которое он испытал всего раз в жизни. Охотник хотел только, чтобы поезд сошел с рельсов и он легко мог добраться до его пассажиров, чтобы лично свести с ними счеты...
   Передние колеса поезда соскочили с искореженных стальных полос и завязли в предательском песке. Локомотив поезда накренился и медленно упал на бок. Он безжалостно тянул за собой и остальные вагоны, срывая их с рельсов и с шумом бросая на влажный песок. Резкий, визжащий металлический скрежет усиливался, пока не превратился в злобный невообразимый натиск на уши. Но стих так же быстро, как впадает в сон измученный человек.
   Дэвид почувствовал, как у него струится кровь из многочисленных легких ссадин на черепе и из глубокой раны на виске. Первый раз в жизни он полностью осознал смысл этой войны. Удар пришелся ниже пояса. До этого момента он был оторван от войны. Дэвид всегда говорил себе, что долг писателя — оставаться в стороне от остального поколения. Позже он сможет дать свою оценку происходящему. Но сейчас кровь была настоящей.
   Их раны кровоточили и нестерпимо болели, когда они поднялись на ноги внутри разбитой, перекошенной кабины и начали пробиваться наверх, где их уже ждал Охотник Доканил. Его фигура отчетливо вырисовывалась на фоне светло-серого уныния дождливого неба.
   Упало несколько капель дождя.
   Где-то прогремел гром.
   Снаружи перевернутого корпуса "Голубой стрелы" три беглеца наблюдали, как Доканил гордо вышагивает перед ними, вспоминая мельчайшие подробности своих тщательных поисков, начиная с момента тревоги по Фазисной системе. Если бы так себя повел обычный человек или наоли, такое поведение можно было назвать просто хвастовством. Но перед ними был Охотник. Он не просто возвеличивал самого себя. Во всем этом чувствовалось что-то зловещее, переходящее в неприкрытый садизм.