Курехин Сергей. Немой свидетель (сборник)

   Картина девятнадцатая
   СУПРЕМАТИЧЕСКАЯ
   1925 год. Москва. Выставка футуристов.
   Большой зал, увешанный картинами. (Изображение черно-белое, сделано под хронику, по экрану бегут царапины. Прерывистый монтаж.)
   Камера отъезжает от картины Казимира Малевича "Черный квадрат".
   Мы видим Марию с шестилетним Ильей, рассматривающими супрематические опусы.
   Выставку посещает министр культуры Луначарский. Он окружен художниками и искусствоведами, которые раболепно убеждают его в том, что будущее за простыми формами.
   Луначарский не слушает, он, не отрываясь, смотрит на Марию.
   Мария увлеченно беседует с Малевичем, одетым в разноцветный балахон, как на своем знаменитом автопортрете. К ним подходит Маяковский. Видно, что он изрядно пьян.
   Маяковский: - Будьте осторожны, Машенька, на вас смотрит сам министр культуры.
   Мария: - Осторожность - это удел слабых.
   - Да, вы правы, дитя мое,- отвечает он и, вдруг повысив голос, чтобы слышали все: - Только Октябрь дал новые огромные идеи! Товарищи формовщики жизни, у нас есть право на эксперимент. Создадим язык для безъязыкой улицы. Она, бедная, корчится безъязыкая - ей нечем кричать, разговаривать. Мария: Поясничаете, Володя.
   - Все, друзья, я отталкиваюсь от вас как лодка от берега, - говорит Маяковский, выпуская папиросный дым. Повернувшись, он удаляется неровной походкой, цепляя по пути первую попавшуюся даму.
   Мария: - Иногда он несносен.
   Малевич: - Однако, он прав. Этот сиятельный старец не просто сердцеед средней руки. Я не удивлюсь, если он сегодня же предложит вам руку и сердце.
   - И я, пожалуй, приму их, - спокойно говорит Мария.
   Она переводит отрешенный взгляд на картину "Крестьяне". Изображение становится цветным, диагонально раскрашенные персонажи оживают и начинают механически двигаться в супрематическом угаре. Мультипликация постепенно переходит в кинокадры из фильма Эйзенштейна "Броненосец "Потемкин"".
   Мы видим Марию с Ильей, Луначарского и Горького в кинотеатре. Под стрекот проектора Горький предлагает Марии съездить с ним на Капри.
   На экране проходят кадры обнаружения червей в мясе.
   Картина двадцатая
   ПОЛНАЯ ПОДВИГОВ
   Весна 1930 года. Италия. Остров Капри. Утопающая в зелени вилла Горького. Солнечным днем Алексей Максимович, Мария и одиннадцатилетний Илья возвращаются с автомобильной прогулки. За рулем сам писатель, поэтому машина виляет и перед самым домом врезается в садовый инвентарь. Ползающий тут же одноногий садовник получает граблями по лбу. Все смеются, включая потирающего лоб садовника. Илья щелкает фотоаппаратом из машины.
   Горький активен, широко жестикулируя, он говорит без остановки. Шумной компанией они вываливают из авто вместе с огромным черным ньюфаундлендом, который пугает гуляющих тут же белых козочек.
   Горький: - Ну, друзья мои, теперь - обедать! Рыбы! Первым делом, и ни какой-нибудь этакой, а такой, чтобы не рыба была, а лошадь!
   В ответ хлопочущая рядом толстая итальянка-домработница с акцентом сообщает, что рыбаки еще не вернулись. Горький игриво сердится. Все его поведение говорит о том, что он влюблен и его отношения с Марией далеки от простой дружбы.
   Ванная комната. Крупным планом возбужденное лицо Марии, кусающей губы до крови. Обеими руками она опирается о край ванны. Горький пристроился сзади. В руке у него опасная бритва, лицо покрыто мыльной пеной.
   Оправившись после оргазма, он продолжает бриться, цитируя фразы из своих произведений. Обнаженная Мария моется в ванной. Выжимая лимон, она обтирает себя соком. Горький обращает на это внимание.
   Мария: - От мужиков только так можно отмыться... Да, давно я не видела звездного неба.
   За вечерним чаем Алексей Максимович, сильно окая, рассказывает Марии о Ленине и о своей статье "Несвоевременные мысли".
   Горький: - Да, Машенька, да, надули нас, голубушка.
   - Как шарики, - смеется Илья, стоя с биноклем у окна и глядя в ночь.
   - И разлетелись мы по всему свету, - грустно добавляет Мария.
   Горький мрачнеет: - Господи, душно-то как... Говорил я им, говорил: "Кто посеет ветер - пожнет бурю".
   Словно в ответ на эти слова вдалеке гремит гром. Небо рассекают молнии. Надвигается ураган.
   Внезапно порыв ветра распахивает окно, занавеска, лизнув подоконник, вылетает наружу. Алексей Максимович бросается к окну и, освещенный вспышками молний, под аккомпанемент громовых раскатов начинает читать "Буревестника".
   "Над седой равниной моря..."
   Берег. На утесе мы видим обдуваемого ветром Плеханова. Стоя в позе Мефистофеля, он смотрит на айвазовские волны. Начинается ливень.
   "...ждите, скоро грянет буря..." Нет, нет, пусть сильнее грянет буря. Илья смотрит на писателя в бинокль, переворачивая его то так, то этак.
   Последние слова "буревестника" смешиваются с какими-то криками на улице. Горький видит бегущего по дорожке к дому человека. Это промокший до нитки садовник. С трудом переводя дух, он умоляет помочь тонущим рыбакам, среди которых его сын Антонио. На лбу садовника посверкивает шишка результат дневного происшествия.
   Горький, как был в домашних тапках, бросается на помощь.
   В свете молний мы видим, как утлую лодчонку захлестывают огромные волны. В небе реет альбатрос.
   Горький спасает всех рыбаков, а также вытаскивает из пучины огромного тунца. Мария прижимает к себе взирающего на эту сцену Илью, которого она догнала только у воды.
   Вместе с обессилевшим писателем, прижимающим к себе тунца, они возвращаются к дому. Поравнявшись с машиной, Алексей Максимович накалывает босую ногу. Застонав от боли, он передает тунца Илье и, сев на бампер, начинает вынимать занозу.
   Его огромная фигура в этой позе выглядит довольно нелепо.
   Мария смотрит на писателя со смешанными чувствами.
   Дождь хлещет с прежней силой. Молнии освещают сад.
   Неожиданно Горький вскакивает и начинает сетовать, что не закрыл верх у машины и теперь придется менять кожаные сидения, а он их недавно менял... В общем, речь его становится похожей на бред. Понимая это, Мария с домработницей уводят Горького в дом,
   В дверях он бьется мизинцем ноги о косяк. Ньюфаундленд облизывает кровь, потом отряхивается, забрызгав все вокруг.
   Горького усаживают у горящего камина. Илья протягивает ему полотенце.
   - Пламя - очень важная штука, - мягко говорит Горький Илье. - Помнишь, мы смотрели на отражение солнца в куске кварца? (Илья кивает.) Чаще смотри на пламя. Пламя способно нести тебя в глубины неизвестного.
   Мария ведет Илью в ванную, а Жизель с тунцом отправляется на кухню.
   Неугомонный Алексей Максимович по инерции берет в руки второй том "Войны и мира", но усталость дает себя знать. Горький засыпает, книга соскальзывает с его колен прямо в камин. Огонь, перебросившись на занавески, начинает охватывать комнату. В подвале искрит проводка. В окно влетает шаровая молния.
   Разбуженный лаем собаки, Горький спасает Марию, Илью и домработницу Жизель.
   Из огня Мария вынесла самое дорогое - шкатулку и горловой механизм Добролюбова. Илья близок к истерике, он сжимает в руках перепуганного котенка, посматривающего на тунца, которого держит Жизель. Горький, поглаживая собаку, смотрит на пылающий дом.
   На берегу мы видим Плеханова. Его лицо отражает целую гамму чувств. Поставив руки по швам, он бросается в пучину. В полете он превращается в огромного переливающегося тунца.
   Крупным планом проходят лица погорельцев. Все плачут, кроме Марии.
   По экрану идут трещины - изображение осыпается, за ним пугающая чернота, в которой проносится огромный самолет "Максим Горький". Из облаков выходит молодой месяц.
   Картина двадцать первая
   НЕНАСТНАЯ
   Ночь. Сильный дождь. Самолет садится на правительственной полосе в Москве. Мария с Ильей спускаются по трапу. Их встречает т. Калинин. Он стоит у блестящего черного "Мерседеса". Водитель держит над патроном зонт. Вокруг вооруженная охрана с фонариками и собаками.
   По дороге в город, пользуясь тем, что Илья спит, Калинин сообщает о смерти Луначарского и снова заводит разговор о женитьбе. Он обещает Марии комфорт и спокойствие. Та молча кивает. Поперхнувшийся во сне Илья натужно кашляет.
   Автомобиль уносится в ночь.
   Из темноты со скоростью авто проезжают цифры "1938".
   Картина двадцать вторая
   СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ
   Камера отъезжает от мемориальной доски с надписью "Максим Горький", вмонтированной в Кремлевскую стену.
   Мы видим Марию с Ильей на Красной площади.
   Илья уже молодой человек, он в форме курсанта Суворовского училища. Мария целует его в лоб и говорит напутственные слова. Илья торопится. У него сегодня вступительные экзамены в Высшей школе НКВД.
   За массивным, покрытым бархатом столом сидят члены Приемной комиссии. Голый Илья стоит посреди зала с невероятно низким потолком. Его босые ноги в центре специально нарисованной на полу звезды.
   Комиссия настолько далеко, что ему приходится всматриваться.
   - Вы готовы отдать жизнь за товарища Калинина? - эхом доносится до Ильи.
   Этот вопрос задает каверзная бабушка в чеховском пенсне и кожаной куртке. К ней наклоняется суровый председатель.
   - Товарищ Калинин - отчим этого юноши, товарищ Лившиц.
   Старушка, съежившись, нервно пьет воду. Илья прислушивается, пытаясь сквозь эхо понять, о чем идет речь. Старушка громко чихает.
   Председатель, наклонившись через стол, спрашивает, готов ли Илья до последней капли своей пролетарской крови защитить свою социалистическую Родину от внешних и внутренних врагов. Илья отвечает, что всегда готов!
   Товарищ Лившиц снова чихает - слезы брызжут у нее из глаз. Старческие пальцы начинают скрючиваться, на губах выступает пена. Беспорядочно хватая предметы на столе, она привстает со стула и падает замертво, стаскивая за собой скатерть.
   Наплывом проходят годы учебы в школе НКВД. Илья преодолевает полосу препятствий. Перед ним последний рубеж. Высокая, объятая пламенем стена. На крупном плане Илья задирает голову и видит...
   Картина двадцать третья
   ВЕРОЛОМНАЯ
   Высотный дом. Илья входит в подъезд. Просторная квартира т. Калинина. Вернувшись домой, Илья видит, как мать рассматривает какие-то фотографии. Мария в замешательстве. Сильно волнуясь, она рассказывает Илье про его настоящего отца. Показывает горловой механизм Добролюбова, драгоценную шкатулку с ключом и фотографии, на которых снят его отец в обществе императора Николая II (император сидит у кровати Добролюбова).
   Трогательный рассказ матери вызывает в душе сына целую бурю противоречивых чувств. Голубая кровь дворянина вступает в схватку с моральным кодексом комсомольца.
   Илья обнимает рыдающую мать, а из репродуктора, на который наезжает камера, раздаются слова товарища Молотова о том, что Германия вероломно, нарушив мирный договор, напала на Советский Союз.
   Из глубины экрана под стук паровозных колес приближается титр 1942 года.
   Картина двадцать четвертая
   ВЕРОЛОМНАЯ
   Албания. Вокзал в Тиране.
   Илья в кожаной шинели офицера СС (под именем Пауля Рихтера) выходит из поезда.
   ТИТР: Тирана. 12 ноября 1942 года.
   На соседнем перроне мы видим Клару, которая тут же исчезает в железнодорожных парах.
   Такси подвозит Пауля к богатому особняку. К нему навстречу с распростертыми объятиями бросается экстравагантная женщина в летах.
   - Пауль, наконец-то ты навестил меня, - говорит она, обнимая Илью. - Ты узнаешь свою тетю Гертруду? И ее объятия весьма неоднозначны. Илья слегка шокирован.
   - Вы прекрасно выглядите,- говорит он, отстраняя "тетю" (резидента советской разведки в Албании).
   Спальня "тети".
   Конспиративно закрыв дверь и усадив Пауля рядом с собой на кровать, Гертруда скороговоркой вводит его в курс дела. Среди прочего она сообщает о вечернем приеме, на котором будет немецкий посланник фон Штюбе - племянник Кальтенбрунера.
   Пауль должен во что бы то ни стало войти к нему в доверие. Говоря это, Гертруда поглаживает Пауля по ноге. Пауль, в свою очередь, передает ей письмо от мужа из Москвы.
   Гертруда плачет над письмом.
   Пауль со словами: "Не забудьте уничтожить", выходит.
   - Фрак найдете в своей комнате, - вдогонку кричит "тетя", переходя на "Вы".
   Вечерний прием в доме "тети" подходит к концу. Пауль выходит в оранжерею, где застает фон Штюбе, нюхающего кокаин. "Лицо фон Штюбе выглядит необычно. Правая сторона полностью изуродована, видимо, последствия ожога. На глазу черная повязка и, если смотреть в профиль, - Штюбе имеет два различных облика." Посланник в замешательстве. Пауль, выдержав паузу, протягивает ему изящную коробочку и предлагает попробовать свой.
   Оба смеются, понюхивая порошок. Между ними происходит психоделическая беседа.
   Фон Штюбе: - Религия бедуинов учит среди всего прочего и тому, что душа павшего за своего владыку вселяется в новую телесную оболочку - более удобную, более красивую, более прочную, чем предыдущая. Из-за этого представления они с большей готовностью подвергают свою жизнь опасности.
   Пауль (как бы продолжая): - И стремится воин навстречу мечу и с готовностью приемлет смерть, не щадя возвращаемой жизни.
   Фон Штюбе (по латыни): - Ad nos vix tenuis famae perlabitur aura. Слабый отзвук их славы едва донесся до нашего слуха. Вергилий.
   Пауль: - Наградой за доброе дело служит совершение его. Сенека.
   Фон Штюбе: - Созерцание следует весьма отличать от смотрения. Гете. - И далее, уводя Пауля в гостиную: - Интересно, как же все-таки люди научились записывать музыку знаками?
   Пауль: - Рано или поздно неизвестное станет известным. А вот непознаваемое никогда не перейдет в разряд известного, но тем не менее оно всегда где-то рядом, оно захватывает и восхищает своим великолепием и в то же время грандиозность и безграничность его приводят нас в смертельный ужас.
   Фон Штюбе: - Но согласитесь, Пауль, оно обладает свойством давать нам надежду и ощущение счастья.
   В гостиной фон Штюбе садится за рояль и затягивает старинную немецкую песню. Пауль подпевает, оставшиеся гости аплодируют. Все навеселе.
   Облокотившись на рояль, "тетя" гладит пальцем край бокала - бокал медитавно звучит. "Тетя" предается воспоминаниям о своей молодости и об отношениях с Кальтенбрунером.
   Камера наезжает на стоящую тут же на рояле фотографию.
   На фотографии она сама, молодой фон Штюбе, Кальтенбрунер, Геринг в охотничьем костюме и пара мраморных догов.
   Фото становится цветным, оживает и мы видим, как по лужайке идет Кальтенбрунер в компании двух догов. Он приветствует фон Штюбе и Пауля. Все в офицерской форме. Мы понимаем, что они уже в Германии.
   Фон Штюбе представляет Пауля дяде.
   В саду слышится женский смех - это Гитлер гоняется за Евой Браун.
   Ева в национальном костюме, Гитлер - в форме. Молодые люди, стукнув каблуками, приветствуют фюрера. В этот момент подкатывает роскошный открытый лимузин, из которого, пыхтя и отдуваясь, выходит Геринг со сворой гончих. Сразу же после приветствий он заводит речь о ночной охоте на кабанов.
   Картина двадцать пятая
   ИЗВРАЩЕННО-ФИЛОСОФСКАЯ
   Горячий грог перед охотой. Стены гостиной в охотничьих трофеях. Присутствуют: Гитлер, Ева Браун, Кальтенбрунер с дочерью Бригиттой, Пауль.
   Геринг играет в шахматы с фон Штюбе. За ними на стене большая старинная гравюра, изображающая панораму Нюрнберга XVII века. Перед ней покачивается на цепях обнаженный меч.
   - Вчера я беседовал с Геббельсом о глубоком влиянии Ницше на немецкий дух, - медленно говорит Геринг. - Ведь поколения различаются теперь в зависимости от того, напичкали их Ницше или нет.
   Гитлер: - Да, он как крысиный яд в кишках наших врагов.
   Далее все начинают говорить цитатами:
   - Ампутация личности способствует ее саморазгибанию.
   - Без кровопролитий любая нация дряхлеет.
   - Нет способа говорить о неизвестном, можно быть только свидетелем его.
   - Сумасшедшие всегда говорят о самом главном.
   - Нужно делать все до конца или вообще ничего не делать.
   - Осуществление желаемого порядка отождествляется с восхвалением порядка существующего.
   - Формула нашего счастья: Да, Нет, Прямая линия, Цель,- говорит фон Штюбе, передвигая ферзя через все поле.
   - А это откуда? - спрашивает Геринг.
   - Из Ницше - опыты критики христианства,- отвечает фон Штюбе.
   - Я про ферзя, молодой человек. Все смеются.
   - Пусть гибнут слабые и уродливые - первая заповедь нашего человеколюбия...- Пытается вступить в разговор Пауль, до этого занятый ухаживанием за дочерью Кальтенбрунера Бригиттой (девушкой "слегка не в себе").
   Его перебивает Кальтенбрунер: - Вчера в лабораторном питомнике я видел ритуал выбора крысиного короля. Вспомните Гофмана. Это новое оружие. Зараженные холерой крысы будут использованы в Северном Китае. Кстати, в этом проекте принимают участие японцы.
   Картина двадцать шестая
   ОХОТНИЧЬЯ
   Вспышки выстрелов в ночи. В свете прожекторов мечутся ослепленные кабаны (специально доставленные в деревянных клетках).
   Гитлер помогает Еве Браун прицелиться. Та стреляет, слегка задев кабана. Огромный разъяренный вепрь несется на них во весь дух. Ружье дает осечку.
   Столкновение кажется неизбежным, однако Пауль в последний момент метким выстрелом сбивает вепря с ног.
   Гитлер уводит плачущую Еву в дом. Охота расстроилась. Все удручены.
   Бригитта со словами: - Вы спасли нашего фюрера, - бросается Паулю на шею. Ее глаза сияют преданностью.
   Картина двадцать седьмая
   МЕНДЕЛЬСОНОВСКАЯ
   Бригитта в свадебном платье обнимает счастливого Пауля.
   Пауль, с железным крестом над галстуком и изящной шпагой на поясе, выглядит неотразимо.
   Гости аплодируют, переговариваясь между собой.
   - Говорят, сам фюрер будет шурином на свадьбе.
   Гаснет свет. Из соседней комнаты появляется огромный трехъярусный торт, освещенный множеством свечей.
   Первый ярус представляет из себя трех слонов, держащих плоский блин земли с картой Европы.
   Второй ярус выполнен в виде лежащей объемной свастики.
   И наконец, венчает это полутораметровое сооружение выполненный из крема макет Красной площади с крестами на башнях.
   Надо всем этим мы видим зловещее улыбающееся лицо Гитлера.
   Картина двадцать восьмая
   ХРОНИКАЛЬНО-АНИМАЦИОННАЯ
   Пауль с фон Штюбе слушают выступление Гитлера на собрании высших офицеров Рейха.
   Гитлер: - Некоторые ученые, в основном евреи, выдвигают гипотезу, что мутанты несут запас измененных генов, которые, якобы, позволят выжить в условиях планетарной катастрофы. (Черно-белое изображение переходит в анимацию и дальнейший текст иллюстрируется мультипликационными образами.)
   ...Мы же стремимся получить сверхчеловека, способного выделить для борьбы с врагами колоссальную энергию.
   Германия - это женщина с единой душой - вот основа будущего мифологического сознания. Очистить германскую кровь. Отстоять германскую почву - вот наше заклинание! Мы имеем проект Лебезборна "Семена жизни", который позволит улучшить породу при помощи передачи элитной крови и спермы! Улучшив внешние характеристики арийца, мы возродим дух и энергию нации.
   С тех пор, как Шлиман открыл Трою, уже никто не сомневается в правдивости древних сказаний.
   Возродим культуру арийских предков - древнюю религию, способную поднять бюргера, рабочего, крестьянина и интеллигента на невиданную борьбу.
   Картина двадцать девятая
   КЛИНИЧЕСКАЯ
   Бригитту, терзаемую предродовыми схватками, везут на носилках в операционную.
   Пауль в форме офицера СС бежит рядом, держа ее за руку.
   Бригитта: - Девочка, это должна быть девочка. Сейчас Германии нужны девочки.
   Бригитта бледна, глаза слезятся, на лице гримаса. Ноги, торчащие из-под белого покрывала, сводит судорогой.
   Пауль (пытаясь овладеть собой): - Да, Германии нужны девочки. Нужны девочки Германии. Девочки нужны Германии. Нужны Германии девочки. Германии девочки нужны.
   Перед его носом закрывается дверь операционной. Пауль смотрит на часы (он опаздывает на секретное заседание).
   Пауль в машине нюхает кокаин.
   Картина тридцатая
   НАРКОТИЧЕСКАЯ
   Далее глазами Пауля.
   Изображение ярко-синее, слегка искаженное. Бункер.
   Пауль бежит по коридору мимо застывших часовых. Его внимание привлекает висящая на стене картина - "Жертвоприношение агнца" работы Ван Эйка. Следуют цветные крупные фрагменты полотна. Изображение разворачивается и мы видим Пауля как бы изнутри картины. С трудом оторвавшись от видения, Пауль следует дальше по коридору.
   Изображение продолжает трансформироваться. Серией наплывов проходят кадры искаженной кинохроники Второй Мировой войны.
   Преодолев наконец коридор, Пауль попадает на тайное совещание лидеров Рейха.
   Присутствуют: Гитлер, Геринг, Кальтенбрунер, Гиммлер, фон Штюбе. Кроме того несколько человек в белых халатах и двое неизвестных господ профессорского вида. Обстановка насыщена элементами сюрреализма. В помещении работает кинопроектор. Перед экраном стоит человек, по виду напоминающий Чарльза Дарвина. Его объяснения сопровождаются кинокадрами.
   На экране быстро меняющиеся фрагменты гравюр Густава Доре, загадочные ландшафты с пирамидами
   Майя, древние наскальные росписи, тибетские ритуальные священнодействия и пр.
   Дарвин: - Воспринимаемый нами мир - неразрешимая загадка. Мы не являемся тем, чем заставляет нас считать себя наш здравый смысл. Одного взгляда на вечность достаточно для разрушения того чувства внутренней благоустроенности, которое дает нам мораль. Ничем не занимаясь, мы просто переходим из одного дня в другой. Мы ждем. Мы знаем, что мы ждем, и мы знаем, чего мы ждем. Свобода - вот то, чего мы ждем! Эта область настолько ошеломляюще обширна, что описать ее вряд ли смог бы даже самый великий из прозревших.
   Иногда мы переходим некий критический порог и мир исчезает, перестает быть тем, чем он является на человеческом уровне.
   Силы человека безграничны. Смерть существует лишь потому, что мы намерены умереть с момента нашего рождения, но намерение смерти можно остановить, изменив восприятие жизни.
   Целью является достижение полного "осознания" для того, чтобы овладеть всеми возможностями, доступными человеку. Именно это состояние предполагает совершенно иной способ ухода из жизни. Это не смерть в ее обычном понимании, это переход в другое качество. Здесь я имею в виду дальнейшее продвижение по лестнице эволюции.
   Геринг: - Так поделитесь же с нами вашим знанием.
   Дарвин: - К сожалению, это знание не может быть выражено в словах, но одновременно оно доступно для всех. Его можно ощутить, использовать, но не выразить. В него можно войти путем изменения уровня сознания, - поэтому повышенное "осознание" является входом. Но даже вход невозможно объяснить. Его можно только использовать.
   Смерть является единственным стоящим противником, который у нас есть. Смерть - это вызов. Мы все рождены, чтобы принять этот вызов. Просто одни знают об этом, другие - нет.
   Гиммлер: - Лично я считаю, что жизнь, а не смерть является вызовом.
   Дарвин: - Жизнь - это процесс, посредством которого смерть бросает нам вызов...
   Смерть является действующей силой. Жизнь - это арена действия. И всякий раз на этой арене только двое противников - сам человек и его смерть.
   Пауль: - Я считал, что это мы являемся теми, кто бросает вызов.
   Дарвин: - Вовсе нет. Смерть задает темп для наших поступков и чувств и неумолимо подталкивает нас до тех пор, пока не выиграет смерть. Если это происходит, смерть признает поражение, позволяя человеку стать свободным и навсегда избежать нового вызова.
   Геринг: - Как достичь этого практически? Где лежит ответ? В области науки или магии?
   Дарвин: - Все, что вы должны сделать - это изгнать из вашего ума сомнения. Как только сомнения изгнаны, - все, что угодно, становится возможным.
   (Один офицер другому): - По-моему, это бред какой-то.
   - Помните, мой друг, вы видите человека, которому более ста лет, а выглядит он вполне прилично. Не говоря уже о силе убеждения.
   - Вы уверены, что это тот самый Дарвин, который классифицировал виды?
   - Ведомство Гиммлера вело это дело. Они отследили каждый год его жизни. Непрерывность его жизни доказана неопровержимо. Кстати, недавно он женился.
   - На немке?
   - Фолькс дойч, к сожалению.
   Дарвин: - Чувство времени - это способность точно вычислить момент, в который все, что до этого сдерживалось, должно быть отпущено.
   Контроль, дисциплина и выдержка подобны плотине, за которой все накапливается. Чувство времени - шлюз в этой плотине.
   (Один ученый другому с восторгом): - Он непревзойденный мыслитель, отправившийся в путь к неизвестному. Я работаю в его лаборатории уже 2 месяца. Он может "увидеть" устрашающие миры и в следующее мгновение - как ни в чем не бывало шутить и смеяться с друзьями и незнакомыми людьми.
   Дарвин: - К сожалению, мы воспринимаем тот мир, который нам известен.
   Первая из истин заключается в том, что в мире нет отдельных объектов, которые существуют сами по себе, хотя мы, сообразно своему опыту, воспринимаем его как мир предметов и явлений. На самом же деле ничего отдельного не существует, есть лишь отдельная вселенная, образованная эманациями Бога.
   Все это сопровождается комментариями, изобилующими научными терминами. Далее речь идет о каком-то препарате, позволяющем свободно перемещаться
   по лестнице эволюции и по некоторым зонам Африки и Центральной Америки, обладающими таинственной энергией. Текст сопровождается множеством схем, географических карт и хроникальных кадров.