Страница:
Вдруг нога уперлась в что-то мягкое и Турусов, едва удержавшись от падения, нагнулся, присел на корточки и осторожно опустил руки на плохо различимую преграду.
Раздался стон. Турусов наклонил лицо и увидел перед собой Радецкого, правым виском прильнувшего к холодному булыжнику.
– Что с тобой? – Турусов оцепенело уставился на напарника.
– Идиот… – прохрипел Радецкий. – Ему уже лет десять прогулы на кладбище ставят, а он на меня с ножом…
Турусов попробовал приподнять или посадить Радецкого, но тот грузно валился на бок. Когда он в очередной раз прильнул к булыжной мостовой, что-то звякнуло и Турусов увидел лежавший рядом кухонный нож для разделки мяса, с толстой деревянной ручкой и массивным лезвием.
Поднатужившись, Турусов все-таки оторвал тело Радецкого от мостовой. Радецкий задышал чаще, всей грудью, словно пытался удержать вырывающийся стон. Наконец, он кое-как встал на ноги. Турусов обнял его, просунув руку под мышку, и почувствовал на ладони теплую кровь.
Теперь надо было идти. Но куда идти? Нужен врач. А где его искать? Вокруг лишь сплошной туман и только под ногами конкретная мостовая из лысых мокрых булыжников.
– Сволочь… – с натугой выдохнул Радецкий.
– Куда идти? – спросил Турусов.
Радецкий с кривой болезненной ухмылкой оглянулся по сторонам и неожиданно ткнул указательным пальцем в туман.
– Туда! – он попытался резко развернуться, но тут же присел на корточки и, сжимая зубы, завыл.
Несколько минут спустя, в обнимку, Турусов и Радецкий продолжили свой путь. Шли они недолго. Из тумана вынырнула деревянная стенка товарного вагона.
– Не наш, – прошептал Турусов.
– Без разницы, – Радецкий скривил губы. – Поезд наш.
Турусов прислонил напарника к вагону, а сам откатил дверь. Сначала затолкал в проем Радецкого, потом забрался сам и двери с визгом закрылись. Турусов отдышался, приложил ухо к груди замолкшего Радецкого: сердце работало не спеша. Он то ли спал, то ли впал в забытье. Турусов пошарил рукой вокруг и, ничего не найдя, успокоился. В вагоне было сухо. Обессиленный Турусов растянулся рядом с раненным напарником и задремал.
Проснулись они одновременно в своем вагоне под мерный стук колес. Радецкий пошевелился и снова застонал. Турусов осмотрел рану и, не найдя в ней ничего опасного, обработал перекисью водорода и какой-то противоинфекционной мазью, найденной в аптечке.
– Кто это тебя? – Турусов разогнул спину, глядя на разлегшегося на нижней полке Радецкого.
– Долгожитель один… – нехотя буркнул тот. – Из персональных пенсионеров.
Радецкий замолчал, а Турусов не хотел задавать вопросы. Ждал, когда напарник сам все объяснит.
Радецкий не спешил. Он задумчиво покусывал губы, шевеля пальцами правой руки, то и дело сползавшей вниз с полки.
– Так Карелии и не увидели! – нарушил молчание Турусов.
– Не велика беда. Зато чуть один ты не остался! – ответил Радецкий и снова замолчал.
Турусов умел властвовать над своими чувствами. За минуту он потерял всякий интерес к происшедшему и направился в другой угол вагона проверить целостность и сохранность надежно упакованного груза.
Все ящики были на месте, только один – «ТПСБ-1748» почему-то стоял отдельно и на верхней его части виднелись свежие царапины.
Сомнений не было – кто-то пытался вскрыть ящик; царапины начинались в одной точке и оттуда веером разбрызгивались по всей поверхности. Видимо, подставляли отвертку или узкую стамеску и лупили по ней молотком.
Радецкий снова застонал и заворочался на полке, пытаясь найти наименее болезненную позу. Турусов отвлекся, вернулся к купе для сопровождающих, хотел помочь напарнику, но не знал чем.
– Воды выпьешь? – спросил он.
Радецкий отрицательно замотал головой, переместился подальше от края и успокоился.
А Турусов вернулся к ящику и задвинул его в угол, к остальным деревянным кубам и паралеллепипедам.
Время шло. Состав рывками продолжал путь. Радецкий спал, постанывая во сне, а Турусов сидел у окна и мысль его металась между царапинами на ящике и заоконными пейзажами.
В его воображении выстраивались в одну прямую цепь события, происшедшие в его присутствии или отсутствии, но так или иначе касавшиеся его. Начиналось все с появления нового ящика, сразу же изъятого людьми в темных плащах, и заканчивалось свежими царапинами на ящике «ТПСБ-1748». Ах да, еще было покушение на Радецкого. Его пытался убить какой-то долгожитель из персональных пенсионеров. Интересно, откуда Радецкий знает о его персональной пенсии? Или старичок сам ему рассказывал о себе, потихоньку вытаскивая из авоськи с овощами добротный нож для разделки мяса?
Состав резко затормозил. Даже вагон заскрипел и ящики сдвинулись с места. Турусов подскочил и прильнул к стеклу. Радецкий приподнял голову и попытался сесть, но тут же застонал и снова лег.
– Что там? – хрипло спросил он.
– Остановка… – Турусов отошел от окна и откатил дверь вагона.
– Закрой! Дует! – заерзал на полке раненный напарник.
– Сейчас, только посмотрю в чем дело.
Турусов выглянул из вагона и увидел каких-то людей, копошащихся у паровоза. Их вагон оказался в самом хвосте, а впереди стояли несколько десятков других вагонов, пара цистерн, открытые груженные платформы. Состав остановился на правом повороте и Турусов мог видеть каждый вагон.
– Закрой! – снова застонал Радецкий.
Турусов задвинул дверь.
– Что-нибудь увидел? – поинтересовался напарник.
– Да, – ответил Турусов.
– Что?
– Какие-то люди у паровоза. А наш вагон самый последний в составе.
– Это что-то новенькое, – Радецкий повернулся на бок и посмотрел на напарника. – Мы же всегда в начале ехали… А что за вагоны впереди?
– Такие же, плюс несколько открытых платформ и цистерн.
– Вот те на! – Радецкий задумался, глядя на Турусова.
Состав дернулся, прополз несколько метров и снова остановился.
– Посмотри-ка еще раз! – попросил Радецкий, приподнявшись на локте.
Турусов откатил дверь и в вагон, словно далекое эхо ворвался чей-то крик.
Турусов, прищурившись, заглядывал вперед. Увидел лишь, как несколько раз открылась и закрылась дверца кабины машиниста, потом снова открылась и из проймы что-то вывалилось, грузное и бесформенное. Состав опять дернулся и поехал. Дверь накатилась на Турусова, но он подставил колено и продолжал смотреть вперед.
Вагон неспеша проехал мимо лежащего на насыпи человека в синем комбинезоне, который, казалось, пытался подгрести под себя всю землю. Если бы не струйка крови на виске и не косивший на небо глаз, его можно было бы принять за живого.
Как только вагон проехал мимо лежащего на земле, Турусов сглотнул слюну и с силой задвинул дверь.
– Они кого-то убили. – Турусов обернулся к напарнику, кривя губы, словно сам ощущал физическую боль.
Радецкий побледнел. Может, он уже до этого был бледным, но Турусов именно сейчас заметил неестественный оттенок его лица.
– Неужели выследили? – прошептал Радецкий.
– Кто? – спросил Турусов.
– Геранты. Искатели минувших приключений…
– Это те, которые хотели убить тебя? – Турусов заглянул в глаза напарника.
– Да-а, они.
– А что им надо?
– О! – Радецкий горько усмехнулся. – Им надо то, чего никто им дать не может. Покой!
– Вечный покой? – Турусов вопросительно глянул на Радецкого.
Тот кивнул и отвернулся к стене.
Приближался вечер. За окном стемнело. Радецкий все так же лежал, уткнувшись в угол.
Турусов забрался на свою полку и хотел заснуть, но неосмысленное беспокойство не покидало его. Он чувствовал, как кто-то вырвал его судьбу из рук провидения и теперь все уже зависит не от случая, а от чьей-то воли. Эта воля выбирает путь для состава, она же влечет их куда-то, может быть, для развязки, может, для испытаний.
Смежил веки и настроился на убаюкивающую музыку колес.
Он уже спал, когда состав медленно остановился и музыка колес влилась в тишину. Во сне он куда-то спешил, и вдруг замедлил шаг и огляделся по сторонам, явно услышав чей-то зов.
Прошло полчаса после остановки поезда.
– Может, здесь? – прозвучал голос по ту сторону вагона и дверь открылась.
В вагон вскарабкался крепкий старик невысокого роста в бушлате и танкистском шлеме.
– Ну вот мы и прибыли! – негромко сказал он себе. – А почему же нас не встречают?
Старик прошелся к ящикам, потер руки, улыбнулся и направился бодрой походкой к служебному купе.
– Эй, товарищ! – зашептал он.
Сон Турусова опять сбился с ритма. Он зашел в датсан и тут какой-то нищий цепкими пальцами схватил его за рукав, и как он не пытался вырваться, ничего не получалось.
– Товарищ! – снова зашептал старик, дергая за одеяло.
– Что такое! – раздраженно буркнул Турусов и открыл глаза.
– Прошу прощения, – зашептал гость. – Разрешите вас на минутку.
Пришлось отпустить сон.
Турусов слез с полки и, напряженно раглядывая старика, пытался прочитать его лицо.
– Какой вы однако молодой! – укоризненно покачал головой старик. – Стало быть, вы теперь один-одинешенек остались?
– Почему один? – со сна удивился Турусов.
В возникшей минутной тишине было слышно посапывание Радецкого. Старик сделал шаг вперед и замер.
– Вот так да! – наконец прошептал он и огорченно развел руками. – Прям, Гришка Распутин: и в огне не горит, и в воде не тонет…
– Так это вы его! – Турусов, стараясь не шуметь, приблизился к ночному гостю.
– Спокойнее, молодой человек! Я имею право на все, что делаю! А вы еще слишком молоды. И его – он показал рукой на Радецкого – я знаю достаточно давно, чтобы решать его судьбу…
Четко произнеся эти фразы, старик деловитой походкой подошел к ящикам, чиркнул спичкой, довольно крякнул и задул мелкий огонек.
Состав тронулся и пятно дорожного фонаря поползло по деревянному полу вагона в сторону ящиков. Снова стало темно, только возле окна было как-то серо, четче видны были силуэты, столик, полки.
Ночной гость вновь подошел к Турусову, самодовольно улыбаясь, отчего на дряблых щеках морщины складывались гармошкой.
– Вы еще очень молоды, – повторил он. – У вас еще совершенно нет прошлого. В отличие от меня. И даже когда вы постареете, ваше прошлое будет всего лишь вашим личным опытом. Вот ведь и работа у вас довольно гнусная: сопровождать чье-то прошлое и делать вид, будто вы его охраняете. Я бы вам посоветовал заняться чем-нибудь другим, более благодарным.
– Мне нравится моя работа, – монотонно процедил сквозь зубы Турусов.
Радецкий пошевелился и застонал. Старик враз обмяк, съежился. Занервничал.
– Жаль, нет у меня времени наставить вас, молодой человек, на путь истинный. Ну, да ладно. Во встречи!
Старичок отодвинул дверь и спрыгнул в темноту.
Турусов подскочил к дверному проему, испуганно выглянул и оцепенел: состав стоял, вокруг было тихо и только издалека едва доносился шум уходящего поезда. Стук колес, других, далеких колес.
…И погружалось время в туман тишины, все глубже и глубже уходило и, не в силах будучи передвигать часовую стрелку или шевелить секундною, останавливалось оно. И не было ни видно, ни слышно его присутствия. А только тишина и туман. Туман и тишина.
Когда Турусов проснулся, состав только-только сдвинул тишину с места и покатился, набирая скорость.
Радецкий спал, как убитый. Ни стона, ни храпа.
Турусов почувствовал, что озяб. Холодный ветер сочился сквозь проем незадвинутой двери. Надо было встать и задвинуть.
Радецкий спал.
В окне была видна скупая природа незнакомого края. Степь и одинокие кустарники.
Турусов ощутил беспокойство. Что-то было не так, что-то предвещало недоброе.
Радецкий спал как убитый. Турусов склонился, приложил ухо к его груди и услышал стук колес. Этим стуком было пропитано все вокруг. А Радецкий спал.
– Нет, будить его не надо, – решил Турусов. – Сон ему полезен.
А время не шло, продолжалось утро, утро какого-то далекого будущего дня.
– Мы и вчера не поели… – думал Турусов. – Все-таки надо его разбудить. Спать на пустой желудок плохо…
А время не шло.
До вечера того далекого будущего дня дожить будет трудно. Надо обладать удивительным здоровьем, чтобы дожить. Только какой смысл растягивать жизнь до самого вечера. Лучше уйти днем, при свете…
Турусов дотронулся до плеча спящего напарника, но тот не отреагировал. Тогда Турусов потряс его посильнее. Тот же результат. Потрогал лоб, пощупал пульс. Вроде живой.
…Но до ночи все равно никто из ныне здравствующих не протянет. Вечер тоже будет чертовски долгим. Может, даже длиннее этого дня, полного надежды на свою вечность…
– Все-таки он спит, – вздохнул Турусов. – Слабый еще. Много крови потерял, наверно.
Состав делал резкий поворот на хорошей скорости. Шум колес усилился, заскрипели ящики, подползая к стенке вагона, а один небольшой не удержался на массивном кубе с трафаретами и грохнулся с треском на пол.
Турусов подскочил к нему, готовый оказать срочную помощь, подхватил его и вставил между двумя большими. Обратил внимание на номер: «ТПСБ-1748». Что там говорил этот старичок-убийца, хотевший убрать Радецкого? Что он, Турусов, занимается неблагодарным делом, охраняет и сопровождает чье-то прошлое. Занятно. Ящики с прошлым. Не слишком ли дорого оно обходится стране, если только для сопровождения нескольких таких ящиков требуются два молодца, каждому из которых выпадает за «тяжкий» труд по тысяче в месяц?
Поворот кончился. Состав притих и ехал ровно и монотонно.
Турусов подумал о том, что все его самообладание уже исчезло. В существование истории он по-прежнему не верил, но верил в эти ящики, верил во все происходящее.
Ненадолго вздремнул.
Проснувшись, заметил знакомого старика. Тот сидел на маленьком ящике, вставленном между двух больших. Смотрел на острые носки своих лакированных туфель и беззвучно шевелил губами.
Турусов слез со своей полки и остановился, уставившись на гостя.
– Утро доброе! – покачал головой старик. – А я все ж таки был прав. Вы один остались!
Турусов испуганно обернулся, приник к лежащему Радецкому.
– И нервы у вас, в таком-то возрасте… – вздохнул старичок, сочувственно глянув на сопровождающего. – Живой ваш напарник, только в долгосрочном сне…
– В летаргическом? – переспросил Турусов.
– Можно и так. Но мне больше нравится все называть по-военному. Четко и понятно.
– А вы что, военный? – спросил Турусов.
– Какая разница, молодой человек. Сейчас я – персональный пенсионер огромного значения. И интересует меня ящичек, на котором я сижу.
– И чем же он вас интересует?
– Чем? Что ж, молодой человек, я могу сказать, чем он меня интересует. Если этот ящик станет моим, то и я стану сразу пенсионером еще более огромного значения, а может, даже и не пенсионером уже… А вот если он попадет в чужие руки, то мое значение испарится. Беда будет.
– Можете не волноваться, – Турусов снова стал спокойным и хладнокровным. – Этот ящик ни в ваши, ни в чужие руки не попадет.
– Раньше меня именно это и устраивало, но сейчас, увы, ситуация изменилась.
Старичок встал, проворно поднял ящик и поставил его посередине вагона.
– Вы поймите, – сказал он. – Избавившись от него, вы одновременно избавитесь от многих неприятностей и неожиданностей. Кроме того, вы будете обеспечены до своего конца.
– Я с самого начала был обеспечен до своего конца, – улыбнулся Турусов.
– Вы что, не материалист? – разочарованно хмыкнул старичок.
– Трудно сказать.
– Тогда зачем вы сюда попали? Здесь незаинтересованных не бывает. Может, у вас другие интересы, более извращенные? Хотите наркотики?
– Нет.
– А если такой вариант, – оживился взгрустнувший было старичок. – Я знаю одну шахту под Донецком. Туда никогда никто не полезет. Там метан и все прочее. В эту шахту уже многое сбросили. Давайте сбросим туда этот ящик, даже не раскрывая. Вы же понимаете, что пока он на маршруте – его вскрывать никто не станет, а маршрут вечный. Вас отправили пожизненно. Вы же раб вот этих ящиков. И как вам только не интересно узнать, что в них?
– А что в них? – холодно поинтересовался Турусов.
– А! – старичок обрадовался и поднял вверх указательный палец. – В них то, чего мы и боимся, и стесняемся! В них наше прошлое.
– Ваше? – переспросил Турусов.
– И мое. Но моего больше всего в этом ящике. Я вообще не любитель громких фраз, но из этих ящиков слагается вся наша история, история самой богатой на историю страны. Вы просто слишком молоды. Вас еще не было на свете, когда я помогал составлять политическую декорацию нашей возрождавшейся послевоенной экономике. Я по духу художник, фантазер. Мне бы детские сказки иллюстрировать. Но было другое время. И в иллюстрациях нуждалось совсем другое. Последняя моя декорация была создана в сорок восьмом. Я вам, молодой человек, слишком много говорю, а вы совершенно невнимательны. Вам ничего не говорит число «48»?
Турусов понял, что имел в виду гость. Речь, конечно, шла о второй паре цифр на шифре ящика. Забавно.
– Так вот, молодой человек, – продолжил старик, не дождавшись ответа. – В сорок восьмом я перестал быть исторической личностью и был наполовину заслуженно забыт. Однако давняя добрая традиция позволяла мне неплохо жить. Все-таки персональный пенсионер! Хоть в пятьдесят лет выходить на пенсию как-то рановато, но чего не сделаешь ради общего блага. Правда, я стал только сейчас задумываться о том, каким образом человек, живущий на вершине горы, может представлять себе что такое общее благо.
– Вы бы представились! – попросил Турусов, уже с интересом слушавший старика.
– Это не важно, – отмахнулся гость. – Скажу вам одно: в сорок восьмом я не был противником ни маршала Рыбалко, ни генерал-полковника Куркина.
– А они при чем? – искренне удивился Турусов, тщетно пытаясь нащупать логическую связь в словах гостя.
– Ну вот! – огорчился старик. – Вот вам последствия системы вечного маршрута истории. Я говорю, что ничего не имел против командования бронетанковых войск.
Турусов тупо уставился на старика, который в свою очередь по-детски надул бескровные губы и, казалось, сильно переживал по поводу отсутствия якобы элементарных знаний у своего собеседника.
– Когда-то давно у меня был знакомый, очень интересовавшийся литературой. Для того, чтобы узнать как можно больше, он специально пошел служить в спецколлегию. Он читал вещи в оригиналах, был последним читателем многих произведений. Служил консультантом на обысках у писателей-врагов. Позже он мне пересказывал многое из прочитанного. Удивительная память! Звали его Петр Николаевич Смуров. Вот у кого надо бы вам поучиться находить пути к познанию запретного.
– Смуров? – напряг свою память Турусов.
– Вы его знали? – взгляд старичка стал елейно добрым.
– Боюсь, что нет. А Александр Петрович Смуров не его родственник?
– Сашка? – обрадовался старик. – Конечно! Это его сын. У него еще один был, младший, но тот оболтус ему всю карьеру попортил в году этак шестьдесят восьмом. А Сашка, помню, был головастый…
– Вот те на, – подумал Турусов. – Значит, не зря сын Смурова пустился на поиски ящиков.
– А прошлое Смурова здесь тоже есть? – спросил сопровождающий.
– А как же! Это же фигура: с тридцать седьмого был председателем спецколлегии Верховного Суда. Удивительной справедливости человек. Меня раза три спасал. Все дела сам проверял, никому не доверял ставить точку на приговоре. Ну, так я вас убедил?
– В чем?
– Вы, молодой человек, должно быть, уже забыли с чего я начинал и что я вообще здесь делаю. Меня интересует конкретно вот этот ящик.
Турусов задумался.
– И что вы станете с ним делать? – наконец спросил он.
– А это как мы с вами договоримся. Можно просто вскрыть. Я заберу оттуда кое-что, остальное заберете вы. Вы можете сразу стать богатым или известным. Вам могут заплатить и в валюте, и в рублях. Это зависит от выбранного вами покупателя. Можем, как я уже говорил, сбросить ящик в шахту, не вскрывая.
– А за что мне могут заплатить «в валюте или рублями»? – Турусов пристально посмотрел в глаза старику.
– За что? За историю.
Турусов пожал плечами.
– Все несколько проще, чем вы думаете, молодой человек. Попробую объяснить вам еще раз. Если вы продаете историю здесь, то, соответственно, покупатель ее уничтожает. Потому, что покупатель должен быть максимально заинтересованным. Если же вы продаете историю за валюту – это значит, что она идет не на уничтожение, но на сенсацию – то есть, на формальное уничтожение первого покупателя. И тех, и других покупателей легко можно найти в Выборге. Если же вы извращенный имматериалист, то вы можете безвозмездно отдать груз той или другой стороне, в зависимости от вашего отношения к истории и ее последствиям.
– Нет истории, – негромко проговорил Турусов, вспоминая свои споры с Радецким.
– Науки пока действительно нет, – кивнул старичок. – А вот описание событий, факты, фамилии личностей – все это есть. И не всех это устраивает.
Позже Турусов никак не мог заснуть. Он ворочался на своей верхней полке, заглядывал вниз на давно уже спящего Радецкого, у которого за время сна выросла густая рыжая щетина. Смотрел в противоположный угол вагона, где между двух больших ящиков на одном маленьком, подстелив свой бушлат, сидя спал персональный пенсионер огромного значения. Старичок напоследок разговора, глянув на Радецкого, сказал, что «летаргическое состояние крайне полезно для обреченных организмов». Произносил он эти слова, так разукрасив их вещей интонацией, словно бы и в самом деле пророчествовал. А потом, буквально через пару минут, снял старенький бушлат, постелил его на «ТПСБ-1748», уселся и захрапел.
Сначала Турусов думал, что не может заснуть из-за этого храпа, но вскоре храп перешел в редкое пофыркивание и Турусов перестал обращать внимание на посторонние звуки.
Он снова заворочался и неожиданно услышал скрип: дверь их вагона медленно откатилась и в проеме возникли три фигуры в плащах и шляпах. Они прошли вглубь. Один зажег фонарик и нащупал лучом Радецкого.
– Поднимайтесь! – властно сказал один из трех, наклонившись над сопровождающим.
– Он в летаргии, – ответил выглянувший сверху Турусов.
– В летаргии? – недоуменно переспросил мужчина.
– Это болезнь психики, при которой человек может не просыпаться несколько лет.
– И кто же это его так? – мужчина выпрямился и смотрел в глаза Турусову.
– Старик один… – автоматически ответил Турусов и тут же понял, что сказал что-то не то. – Точнее, это же болезнь… не инфекционная…
– Ладно заикаться. Слезайте вы! – строго взглянул на него мужчина.
Турусов спустился, поправляя очки.
– А! Мы уже у вас были как-то. Помню. Тут все в порядке? Все в сохранности?
– В общем, да…
Мужчина осветил грузовую часть вагона и присвистнул от удивления, увидев спящего персонального пенсионера.
– А это что за гость? – он перевел взгляд и луч фонарика на лицо Турусова.
– Сам залез… – начал испуганно оправдываться тот, не соображая, почему он так боится этих трех пришельцев. В прошлый раз они унесли ящик, вели себя как-то странновато, но тогда они не вызывали у него чувства страха.
– Проверьте! – негромко приказал двоим собеседник Турусова, махнув рукой в сторону старичка.
Двое подошли к ящикам. Был слышен их шепот между собой, потом донеслось невнятное бормотание уже проснувшегося, но ничего не понимающего старика.
– Кто вы такой? – громко и недовольно спросил у него мужчина.
– Я персональный пенсионер огромного значения… – затараторил вставший на ноги старик.
– С какого года на пенсии?
– С сорок восьмого.
– Иван Петрович, – главный повернулся к одному из своих помощников. – Как там у нас с пенсионерами сорок восьмого?
Иван Петрович, внешне ничем не отличавшийся от других пришельцев, достал записную книжку, полистал, подсвечивая себе фонариком, потом поднес ее к глазам – видно, имел близорукость.
– Пенсионеры сорок восьмого, пятьдесят пятого, шестьдесят первого досрочные.
– Вот видите, товарищ пенсионер! – нехорошо улыбнулся главный. – Вы не доработали. А что же вы делаете здесь?
– Подвезти попросил… – залепетал не на шутку перепуганный старичок.
– Хо-хо-хо! – расхохотался главный. – Вам известен маршрут этого поезда? Так, куда же вы собрались на нем подъехать?
Старик глубоко вздохнул, нахмурился и уставился в пол.
– Иван Петрович! – снова обратился главный к своему помощнику. – Проверьте как там с ящиками обстоит. Все ли на месте?
Иван Петрович снова направился в угол. Луч его фонарика пробежал по стенке вагона, опустился на груз.
– Если бы я вам поверил, мне было бы очень горько разочаровываться! – сказал главный пенсионеру. – Но, слава богу, я давно уже никому не верю, поэтому и разочарований никаких. Вы здесь хотели что-то выкрасть. Я в этом больше, чем уверен. Вы, я попрошу, не спешите рассказывать мне правду. Мне легкая правда не нужна. Вы должны будете выстрадать право рассказать ее мне, вот тогда и у вас, и у меня возникнет огромное чувство облегчения. А теперь вы пойдете с нами.
– Леонид Михайлович! – послышался радостный голос Ивана Петровича. – Наш пенсионер спал на ящике «ТПСБ-1748»!
Раздался стон. Турусов наклонил лицо и увидел перед собой Радецкого, правым виском прильнувшего к холодному булыжнику.
– Что с тобой? – Турусов оцепенело уставился на напарника.
– Идиот… – прохрипел Радецкий. – Ему уже лет десять прогулы на кладбище ставят, а он на меня с ножом…
Турусов попробовал приподнять или посадить Радецкого, но тот грузно валился на бок. Когда он в очередной раз прильнул к булыжной мостовой, что-то звякнуло и Турусов увидел лежавший рядом кухонный нож для разделки мяса, с толстой деревянной ручкой и массивным лезвием.
Поднатужившись, Турусов все-таки оторвал тело Радецкого от мостовой. Радецкий задышал чаще, всей грудью, словно пытался удержать вырывающийся стон. Наконец, он кое-как встал на ноги. Турусов обнял его, просунув руку под мышку, и почувствовал на ладони теплую кровь.
Теперь надо было идти. Но куда идти? Нужен врач. А где его искать? Вокруг лишь сплошной туман и только под ногами конкретная мостовая из лысых мокрых булыжников.
– Сволочь… – с натугой выдохнул Радецкий.
– Куда идти? – спросил Турусов.
Радецкий с кривой болезненной ухмылкой оглянулся по сторонам и неожиданно ткнул указательным пальцем в туман.
– Туда! – он попытался резко развернуться, но тут же присел на корточки и, сжимая зубы, завыл.
Несколько минут спустя, в обнимку, Турусов и Радецкий продолжили свой путь. Шли они недолго. Из тумана вынырнула деревянная стенка товарного вагона.
– Не наш, – прошептал Турусов.
– Без разницы, – Радецкий скривил губы. – Поезд наш.
Турусов прислонил напарника к вагону, а сам откатил дверь. Сначала затолкал в проем Радецкого, потом забрался сам и двери с визгом закрылись. Турусов отдышался, приложил ухо к груди замолкшего Радецкого: сердце работало не спеша. Он то ли спал, то ли впал в забытье. Турусов пошарил рукой вокруг и, ничего не найдя, успокоился. В вагоне было сухо. Обессиленный Турусов растянулся рядом с раненным напарником и задремал.
Проснулись они одновременно в своем вагоне под мерный стук колес. Радецкий пошевелился и снова застонал. Турусов осмотрел рану и, не найдя в ней ничего опасного, обработал перекисью водорода и какой-то противоинфекционной мазью, найденной в аптечке.
– Кто это тебя? – Турусов разогнул спину, глядя на разлегшегося на нижней полке Радецкого.
– Долгожитель один… – нехотя буркнул тот. – Из персональных пенсионеров.
Радецкий замолчал, а Турусов не хотел задавать вопросы. Ждал, когда напарник сам все объяснит.
Радецкий не спешил. Он задумчиво покусывал губы, шевеля пальцами правой руки, то и дело сползавшей вниз с полки.
– Так Карелии и не увидели! – нарушил молчание Турусов.
– Не велика беда. Зато чуть один ты не остался! – ответил Радецкий и снова замолчал.
Турусов умел властвовать над своими чувствами. За минуту он потерял всякий интерес к происшедшему и направился в другой угол вагона проверить целостность и сохранность надежно упакованного груза.
Все ящики были на месте, только один – «ТПСБ-1748» почему-то стоял отдельно и на верхней его части виднелись свежие царапины.
Сомнений не было – кто-то пытался вскрыть ящик; царапины начинались в одной точке и оттуда веером разбрызгивались по всей поверхности. Видимо, подставляли отвертку или узкую стамеску и лупили по ней молотком.
Радецкий снова застонал и заворочался на полке, пытаясь найти наименее болезненную позу. Турусов отвлекся, вернулся к купе для сопровождающих, хотел помочь напарнику, но не знал чем.
– Воды выпьешь? – спросил он.
Радецкий отрицательно замотал головой, переместился подальше от края и успокоился.
А Турусов вернулся к ящику и задвинул его в угол, к остальным деревянным кубам и паралеллепипедам.
Время шло. Состав рывками продолжал путь. Радецкий спал, постанывая во сне, а Турусов сидел у окна и мысль его металась между царапинами на ящике и заоконными пейзажами.
В его воображении выстраивались в одну прямую цепь события, происшедшие в его присутствии или отсутствии, но так или иначе касавшиеся его. Начиналось все с появления нового ящика, сразу же изъятого людьми в темных плащах, и заканчивалось свежими царапинами на ящике «ТПСБ-1748». Ах да, еще было покушение на Радецкого. Его пытался убить какой-то долгожитель из персональных пенсионеров. Интересно, откуда Радецкий знает о его персональной пенсии? Или старичок сам ему рассказывал о себе, потихоньку вытаскивая из авоськи с овощами добротный нож для разделки мяса?
Состав резко затормозил. Даже вагон заскрипел и ящики сдвинулись с места. Турусов подскочил и прильнул к стеклу. Радецкий приподнял голову и попытался сесть, но тут же застонал и снова лег.
– Что там? – хрипло спросил он.
– Остановка… – Турусов отошел от окна и откатил дверь вагона.
– Закрой! Дует! – заерзал на полке раненный напарник.
– Сейчас, только посмотрю в чем дело.
Турусов выглянул из вагона и увидел каких-то людей, копошащихся у паровоза. Их вагон оказался в самом хвосте, а впереди стояли несколько десятков других вагонов, пара цистерн, открытые груженные платформы. Состав остановился на правом повороте и Турусов мог видеть каждый вагон.
– Закрой! – снова застонал Радецкий.
Турусов задвинул дверь.
– Что-нибудь увидел? – поинтересовался напарник.
– Да, – ответил Турусов.
– Что?
– Какие-то люди у паровоза. А наш вагон самый последний в составе.
– Это что-то новенькое, – Радецкий повернулся на бок и посмотрел на напарника. – Мы же всегда в начале ехали… А что за вагоны впереди?
– Такие же, плюс несколько открытых платформ и цистерн.
– Вот те на! – Радецкий задумался, глядя на Турусова.
Состав дернулся, прополз несколько метров и снова остановился.
– Посмотри-ка еще раз! – попросил Радецкий, приподнявшись на локте.
Турусов откатил дверь и в вагон, словно далекое эхо ворвался чей-то крик.
Турусов, прищурившись, заглядывал вперед. Увидел лишь, как несколько раз открылась и закрылась дверца кабины машиниста, потом снова открылась и из проймы что-то вывалилось, грузное и бесформенное. Состав опять дернулся и поехал. Дверь накатилась на Турусова, но он подставил колено и продолжал смотреть вперед.
Вагон неспеша проехал мимо лежащего на насыпи человека в синем комбинезоне, который, казалось, пытался подгрести под себя всю землю. Если бы не струйка крови на виске и не косивший на небо глаз, его можно было бы принять за живого.
Как только вагон проехал мимо лежащего на земле, Турусов сглотнул слюну и с силой задвинул дверь.
– Они кого-то убили. – Турусов обернулся к напарнику, кривя губы, словно сам ощущал физическую боль.
Радецкий побледнел. Может, он уже до этого был бледным, но Турусов именно сейчас заметил неестественный оттенок его лица.
– Неужели выследили? – прошептал Радецкий.
– Кто? – спросил Турусов.
– Геранты. Искатели минувших приключений…
– Это те, которые хотели убить тебя? – Турусов заглянул в глаза напарника.
– Да-а, они.
– А что им надо?
– О! – Радецкий горько усмехнулся. – Им надо то, чего никто им дать не может. Покой!
– Вечный покой? – Турусов вопросительно глянул на Радецкого.
Тот кивнул и отвернулся к стене.
Приближался вечер. За окном стемнело. Радецкий все так же лежал, уткнувшись в угол.
Турусов забрался на свою полку и хотел заснуть, но неосмысленное беспокойство не покидало его. Он чувствовал, как кто-то вырвал его судьбу из рук провидения и теперь все уже зависит не от случая, а от чьей-то воли. Эта воля выбирает путь для состава, она же влечет их куда-то, может быть, для развязки, может, для испытаний.
Смежил веки и настроился на убаюкивающую музыку колес.
Он уже спал, когда состав медленно остановился и музыка колес влилась в тишину. Во сне он куда-то спешил, и вдруг замедлил шаг и огляделся по сторонам, явно услышав чей-то зов.
Прошло полчаса после остановки поезда.
– Может, здесь? – прозвучал голос по ту сторону вагона и дверь открылась.
В вагон вскарабкался крепкий старик невысокого роста в бушлате и танкистском шлеме.
– Ну вот мы и прибыли! – негромко сказал он себе. – А почему же нас не встречают?
Старик прошелся к ящикам, потер руки, улыбнулся и направился бодрой походкой к служебному купе.
– Эй, товарищ! – зашептал он.
Сон Турусова опять сбился с ритма. Он зашел в датсан и тут какой-то нищий цепкими пальцами схватил его за рукав, и как он не пытался вырваться, ничего не получалось.
– Товарищ! – снова зашептал старик, дергая за одеяло.
– Что такое! – раздраженно буркнул Турусов и открыл глаза.
– Прошу прощения, – зашептал гость. – Разрешите вас на минутку.
Пришлось отпустить сон.
Турусов слез с полки и, напряженно раглядывая старика, пытался прочитать его лицо.
– Какой вы однако молодой! – укоризненно покачал головой старик. – Стало быть, вы теперь один-одинешенек остались?
– Почему один? – со сна удивился Турусов.
В возникшей минутной тишине было слышно посапывание Радецкого. Старик сделал шаг вперед и замер.
– Вот так да! – наконец прошептал он и огорченно развел руками. – Прям, Гришка Распутин: и в огне не горит, и в воде не тонет…
– Так это вы его! – Турусов, стараясь не шуметь, приблизился к ночному гостю.
– Спокойнее, молодой человек! Я имею право на все, что делаю! А вы еще слишком молоды. И его – он показал рукой на Радецкого – я знаю достаточно давно, чтобы решать его судьбу…
Четко произнеся эти фразы, старик деловитой походкой подошел к ящикам, чиркнул спичкой, довольно крякнул и задул мелкий огонек.
Состав тронулся и пятно дорожного фонаря поползло по деревянному полу вагона в сторону ящиков. Снова стало темно, только возле окна было как-то серо, четче видны были силуэты, столик, полки.
Ночной гость вновь подошел к Турусову, самодовольно улыбаясь, отчего на дряблых щеках морщины складывались гармошкой.
– Вы еще очень молоды, – повторил он. – У вас еще совершенно нет прошлого. В отличие от меня. И даже когда вы постареете, ваше прошлое будет всего лишь вашим личным опытом. Вот ведь и работа у вас довольно гнусная: сопровождать чье-то прошлое и делать вид, будто вы его охраняете. Я бы вам посоветовал заняться чем-нибудь другим, более благодарным.
– Мне нравится моя работа, – монотонно процедил сквозь зубы Турусов.
Радецкий пошевелился и застонал. Старик враз обмяк, съежился. Занервничал.
– Жаль, нет у меня времени наставить вас, молодой человек, на путь истинный. Ну, да ладно. Во встречи!
Старичок отодвинул дверь и спрыгнул в темноту.
Турусов подскочил к дверному проему, испуганно выглянул и оцепенел: состав стоял, вокруг было тихо и только издалека едва доносился шум уходящего поезда. Стук колес, других, далеких колес.
…И погружалось время в туман тишины, все глубже и глубже уходило и, не в силах будучи передвигать часовую стрелку или шевелить секундною, останавливалось оно. И не было ни видно, ни слышно его присутствия. А только тишина и туман. Туман и тишина.
Когда Турусов проснулся, состав только-только сдвинул тишину с места и покатился, набирая скорость.
Радецкий спал, как убитый. Ни стона, ни храпа.
Турусов почувствовал, что озяб. Холодный ветер сочился сквозь проем незадвинутой двери. Надо было встать и задвинуть.
Радецкий спал.
В окне была видна скупая природа незнакомого края. Степь и одинокие кустарники.
Турусов ощутил беспокойство. Что-то было не так, что-то предвещало недоброе.
Радецкий спал как убитый. Турусов склонился, приложил ухо к его груди и услышал стук колес. Этим стуком было пропитано все вокруг. А Радецкий спал.
– Нет, будить его не надо, – решил Турусов. – Сон ему полезен.
А время не шло, продолжалось утро, утро какого-то далекого будущего дня.
– Мы и вчера не поели… – думал Турусов. – Все-таки надо его разбудить. Спать на пустой желудок плохо…
А время не шло.
До вечера того далекого будущего дня дожить будет трудно. Надо обладать удивительным здоровьем, чтобы дожить. Только какой смысл растягивать жизнь до самого вечера. Лучше уйти днем, при свете…
Турусов дотронулся до плеча спящего напарника, но тот не отреагировал. Тогда Турусов потряс его посильнее. Тот же результат. Потрогал лоб, пощупал пульс. Вроде живой.
…Но до ночи все равно никто из ныне здравствующих не протянет. Вечер тоже будет чертовски долгим. Может, даже длиннее этого дня, полного надежды на свою вечность…
– Все-таки он спит, – вздохнул Турусов. – Слабый еще. Много крови потерял, наверно.
Состав делал резкий поворот на хорошей скорости. Шум колес усилился, заскрипели ящики, подползая к стенке вагона, а один небольшой не удержался на массивном кубе с трафаретами и грохнулся с треском на пол.
Турусов подскочил к нему, готовый оказать срочную помощь, подхватил его и вставил между двумя большими. Обратил внимание на номер: «ТПСБ-1748». Что там говорил этот старичок-убийца, хотевший убрать Радецкого? Что он, Турусов, занимается неблагодарным делом, охраняет и сопровождает чье-то прошлое. Занятно. Ящики с прошлым. Не слишком ли дорого оно обходится стране, если только для сопровождения нескольких таких ящиков требуются два молодца, каждому из которых выпадает за «тяжкий» труд по тысяче в месяц?
Поворот кончился. Состав притих и ехал ровно и монотонно.
Турусов подумал о том, что все его самообладание уже исчезло. В существование истории он по-прежнему не верил, но верил в эти ящики, верил во все происходящее.
Ненадолго вздремнул.
Проснувшись, заметил знакомого старика. Тот сидел на маленьком ящике, вставленном между двух больших. Смотрел на острые носки своих лакированных туфель и беззвучно шевелил губами.
Турусов слез со своей полки и остановился, уставившись на гостя.
– Утро доброе! – покачал головой старик. – А я все ж таки был прав. Вы один остались!
Турусов испуганно обернулся, приник к лежащему Радецкому.
– И нервы у вас, в таком-то возрасте… – вздохнул старичок, сочувственно глянув на сопровождающего. – Живой ваш напарник, только в долгосрочном сне…
– В летаргическом? – переспросил Турусов.
– Можно и так. Но мне больше нравится все называть по-военному. Четко и понятно.
– А вы что, военный? – спросил Турусов.
– Какая разница, молодой человек. Сейчас я – персональный пенсионер огромного значения. И интересует меня ящичек, на котором я сижу.
– И чем же он вас интересует?
– Чем? Что ж, молодой человек, я могу сказать, чем он меня интересует. Если этот ящик станет моим, то и я стану сразу пенсионером еще более огромного значения, а может, даже и не пенсионером уже… А вот если он попадет в чужие руки, то мое значение испарится. Беда будет.
– Можете не волноваться, – Турусов снова стал спокойным и хладнокровным. – Этот ящик ни в ваши, ни в чужие руки не попадет.
– Раньше меня именно это и устраивало, но сейчас, увы, ситуация изменилась.
Старичок встал, проворно поднял ящик и поставил его посередине вагона.
– Вы поймите, – сказал он. – Избавившись от него, вы одновременно избавитесь от многих неприятностей и неожиданностей. Кроме того, вы будете обеспечены до своего конца.
– Я с самого начала был обеспечен до своего конца, – улыбнулся Турусов.
– Вы что, не материалист? – разочарованно хмыкнул старичок.
– Трудно сказать.
– Тогда зачем вы сюда попали? Здесь незаинтересованных не бывает. Может, у вас другие интересы, более извращенные? Хотите наркотики?
– Нет.
– А если такой вариант, – оживился взгрустнувший было старичок. – Я знаю одну шахту под Донецком. Туда никогда никто не полезет. Там метан и все прочее. В эту шахту уже многое сбросили. Давайте сбросим туда этот ящик, даже не раскрывая. Вы же понимаете, что пока он на маршруте – его вскрывать никто не станет, а маршрут вечный. Вас отправили пожизненно. Вы же раб вот этих ящиков. И как вам только не интересно узнать, что в них?
– А что в них? – холодно поинтересовался Турусов.
– А! – старичок обрадовался и поднял вверх указательный палец. – В них то, чего мы и боимся, и стесняемся! В них наше прошлое.
– Ваше? – переспросил Турусов.
– И мое. Но моего больше всего в этом ящике. Я вообще не любитель громких фраз, но из этих ящиков слагается вся наша история, история самой богатой на историю страны. Вы просто слишком молоды. Вас еще не было на свете, когда я помогал составлять политическую декорацию нашей возрождавшейся послевоенной экономике. Я по духу художник, фантазер. Мне бы детские сказки иллюстрировать. Но было другое время. И в иллюстрациях нуждалось совсем другое. Последняя моя декорация была создана в сорок восьмом. Я вам, молодой человек, слишком много говорю, а вы совершенно невнимательны. Вам ничего не говорит число «48»?
Турусов понял, что имел в виду гость. Речь, конечно, шла о второй паре цифр на шифре ящика. Забавно.
– Так вот, молодой человек, – продолжил старик, не дождавшись ответа. – В сорок восьмом я перестал быть исторической личностью и был наполовину заслуженно забыт. Однако давняя добрая традиция позволяла мне неплохо жить. Все-таки персональный пенсионер! Хоть в пятьдесят лет выходить на пенсию как-то рановато, но чего не сделаешь ради общего блага. Правда, я стал только сейчас задумываться о том, каким образом человек, живущий на вершине горы, может представлять себе что такое общее благо.
– Вы бы представились! – попросил Турусов, уже с интересом слушавший старика.
– Это не важно, – отмахнулся гость. – Скажу вам одно: в сорок восьмом я не был противником ни маршала Рыбалко, ни генерал-полковника Куркина.
– А они при чем? – искренне удивился Турусов, тщетно пытаясь нащупать логическую связь в словах гостя.
– Ну вот! – огорчился старик. – Вот вам последствия системы вечного маршрута истории. Я говорю, что ничего не имел против командования бронетанковых войск.
Турусов тупо уставился на старика, который в свою очередь по-детски надул бескровные губы и, казалось, сильно переживал по поводу отсутствия якобы элементарных знаний у своего собеседника.
– Когда-то давно у меня был знакомый, очень интересовавшийся литературой. Для того, чтобы узнать как можно больше, он специально пошел служить в спецколлегию. Он читал вещи в оригиналах, был последним читателем многих произведений. Служил консультантом на обысках у писателей-врагов. Позже он мне пересказывал многое из прочитанного. Удивительная память! Звали его Петр Николаевич Смуров. Вот у кого надо бы вам поучиться находить пути к познанию запретного.
– Смуров? – напряг свою память Турусов.
– Вы его знали? – взгляд старичка стал елейно добрым.
– Боюсь, что нет. А Александр Петрович Смуров не его родственник?
– Сашка? – обрадовался старик. – Конечно! Это его сын. У него еще один был, младший, но тот оболтус ему всю карьеру попортил в году этак шестьдесят восьмом. А Сашка, помню, был головастый…
– Вот те на, – подумал Турусов. – Значит, не зря сын Смурова пустился на поиски ящиков.
– А прошлое Смурова здесь тоже есть? – спросил сопровождающий.
– А как же! Это же фигура: с тридцать седьмого был председателем спецколлегии Верховного Суда. Удивительной справедливости человек. Меня раза три спасал. Все дела сам проверял, никому не доверял ставить точку на приговоре. Ну, так я вас убедил?
– В чем?
– Вы, молодой человек, должно быть, уже забыли с чего я начинал и что я вообще здесь делаю. Меня интересует конкретно вот этот ящик.
Турусов задумался.
– И что вы станете с ним делать? – наконец спросил он.
– А это как мы с вами договоримся. Можно просто вскрыть. Я заберу оттуда кое-что, остальное заберете вы. Вы можете сразу стать богатым или известным. Вам могут заплатить и в валюте, и в рублях. Это зависит от выбранного вами покупателя. Можем, как я уже говорил, сбросить ящик в шахту, не вскрывая.
– А за что мне могут заплатить «в валюте или рублями»? – Турусов пристально посмотрел в глаза старику.
– За что? За историю.
Турусов пожал плечами.
– Все несколько проще, чем вы думаете, молодой человек. Попробую объяснить вам еще раз. Если вы продаете историю здесь, то, соответственно, покупатель ее уничтожает. Потому, что покупатель должен быть максимально заинтересованным. Если же вы продаете историю за валюту – это значит, что она идет не на уничтожение, но на сенсацию – то есть, на формальное уничтожение первого покупателя. И тех, и других покупателей легко можно найти в Выборге. Если же вы извращенный имматериалист, то вы можете безвозмездно отдать груз той или другой стороне, в зависимости от вашего отношения к истории и ее последствиям.
– Нет истории, – негромко проговорил Турусов, вспоминая свои споры с Радецким.
– Науки пока действительно нет, – кивнул старичок. – А вот описание событий, факты, фамилии личностей – все это есть. И не всех это устраивает.
Позже Турусов никак не мог заснуть. Он ворочался на своей верхней полке, заглядывал вниз на давно уже спящего Радецкого, у которого за время сна выросла густая рыжая щетина. Смотрел в противоположный угол вагона, где между двух больших ящиков на одном маленьком, подстелив свой бушлат, сидя спал персональный пенсионер огромного значения. Старичок напоследок разговора, глянув на Радецкого, сказал, что «летаргическое состояние крайне полезно для обреченных организмов». Произносил он эти слова, так разукрасив их вещей интонацией, словно бы и в самом деле пророчествовал. А потом, буквально через пару минут, снял старенький бушлат, постелил его на «ТПСБ-1748», уселся и захрапел.
Сначала Турусов думал, что не может заснуть из-за этого храпа, но вскоре храп перешел в редкое пофыркивание и Турусов перестал обращать внимание на посторонние звуки.
Он снова заворочался и неожиданно услышал скрип: дверь их вагона медленно откатилась и в проеме возникли три фигуры в плащах и шляпах. Они прошли вглубь. Один зажег фонарик и нащупал лучом Радецкого.
– Поднимайтесь! – властно сказал один из трех, наклонившись над сопровождающим.
– Он в летаргии, – ответил выглянувший сверху Турусов.
– В летаргии? – недоуменно переспросил мужчина.
– Это болезнь психики, при которой человек может не просыпаться несколько лет.
– И кто же это его так? – мужчина выпрямился и смотрел в глаза Турусову.
– Старик один… – автоматически ответил Турусов и тут же понял, что сказал что-то не то. – Точнее, это же болезнь… не инфекционная…
– Ладно заикаться. Слезайте вы! – строго взглянул на него мужчина.
Турусов спустился, поправляя очки.
– А! Мы уже у вас были как-то. Помню. Тут все в порядке? Все в сохранности?
– В общем, да…
Мужчина осветил грузовую часть вагона и присвистнул от удивления, увидев спящего персонального пенсионера.
– А это что за гость? – он перевел взгляд и луч фонарика на лицо Турусова.
– Сам залез… – начал испуганно оправдываться тот, не соображая, почему он так боится этих трех пришельцев. В прошлый раз они унесли ящик, вели себя как-то странновато, но тогда они не вызывали у него чувства страха.
– Проверьте! – негромко приказал двоим собеседник Турусова, махнув рукой в сторону старичка.
Двое подошли к ящикам. Был слышен их шепот между собой, потом донеслось невнятное бормотание уже проснувшегося, но ничего не понимающего старика.
– Кто вы такой? – громко и недовольно спросил у него мужчина.
– Я персональный пенсионер огромного значения… – затараторил вставший на ноги старик.
– С какого года на пенсии?
– С сорок восьмого.
– Иван Петрович, – главный повернулся к одному из своих помощников. – Как там у нас с пенсионерами сорок восьмого?
Иван Петрович, внешне ничем не отличавшийся от других пришельцев, достал записную книжку, полистал, подсвечивая себе фонариком, потом поднес ее к глазам – видно, имел близорукость.
– Пенсионеры сорок восьмого, пятьдесят пятого, шестьдесят первого досрочные.
– Вот видите, товарищ пенсионер! – нехорошо улыбнулся главный. – Вы не доработали. А что же вы делаете здесь?
– Подвезти попросил… – залепетал не на шутку перепуганный старичок.
– Хо-хо-хо! – расхохотался главный. – Вам известен маршрут этого поезда? Так, куда же вы собрались на нем подъехать?
Старик глубоко вздохнул, нахмурился и уставился в пол.
– Иван Петрович! – снова обратился главный к своему помощнику. – Проверьте как там с ящиками обстоит. Все ли на месте?
Иван Петрович снова направился в угол. Луч его фонарика пробежал по стенке вагона, опустился на груз.
– Если бы я вам поверил, мне было бы очень горько разочаровываться! – сказал главный пенсионеру. – Но, слава богу, я давно уже никому не верю, поэтому и разочарований никаких. Вы здесь хотели что-то выкрасть. Я в этом больше, чем уверен. Вы, я попрошу, не спешите рассказывать мне правду. Мне легкая правда не нужна. Вы должны будете выстрадать право рассказать ее мне, вот тогда и у вас, и у меня возникнет огромное чувство облегчения. А теперь вы пойдете с нами.
– Леонид Михайлович! – послышался радостный голос Ивана Петровича. – Наш пенсионер спал на ящике «ТПСБ-1748»!